Броненосцы победы. Топи их всех!

Там произошел презабавнейший случай, когда после проведения испытаний невозможно было найти ни главного инженера, ни старших офицеров, чтобы подписать окончательные бумаги. Позже оказалось, что инженер, по благополучном окончании работ, решил отметить это событие, да так славно отметил, что был найден только на другой день в самом глубоком трюме «Забияки» сладко спящим в обнимку с пустой бутылкой. Офицеры же по разным причинам сослались на невозможность прибыть и поручили все на мое усмотрение. Тогда, поскольку дело было ясное и срочное, мы со вторым инженером сами все и подписали. А сегодня утром я сам наблюдал с берега, как взрывались, оседая в море, корабли, и со слезами на глазах провожал в последний путь перевернувшийся броненосец.

И надо же было случиться, что именно сегодня японцы вновь пошли на штурм – с запада целый день доносится жуткая канонада, а нам остается только молиться за тех, кто там сражается. Но я верю в лучшее! На этот раз не иначе как Господь уберег наши корабли, дав нужный прилив вовремя, – мне было прекрасно видно, как тяжелые снаряды все утро били по тому месту, где еще вчера стояли броненосцы, так что у японцев, как видишь, тоже случаются накладки.

Сейчас уже вечереет, на «Сердитом» разводят пары, и мне известно, что эскадра вот-вот перестанет прикидываться смертельно раненной и уйдет пытать счастья куда-то в океан. А нашей задачей будет сделать все, чтобы японцам не удалось им помешать, так что сегодня мы будем не уклоняться от боя, а сами навязывать его.

Оставляю это письмо на берегу, надеясь, что если судьба сложится так, что у меня не получится сегодня вернуться, друзья сумеют передать его тебе. Прости меня за все. Что бы ни случилось, навсегда только твой мичман Василий Соймонов.

19.09.1904. Между Порт-Артуром и Дальним

Кавторанг Елисеев прекрасно понимал, что он и его корабли являются практически смертниками. Вирен не ставил задачи – утонуть и умереть, но было очевидно, что большинство из миноносцев, порученных его командованию, в порт не вернутся. Ни в какой порт…

Ну вот – в хвосте уже загрохотало выстрелами, – концевые миноносцы вступили в бой с японцами. А развернуться и помочь нельзя. Основная цель – броненосцы Того, в крайнем случае – крейсеры.

В хвосте миноносного отряда действительно разгорался нешуточный бой. Японские миноносцы, будучи заведомо слабее русских эсминцев, или, как их тогда называли, «истребителей», насели на хвост русского отряда. И, как ни странно, имели огневое преимущество. Стреляя по курсу из своих пятидесятисемимиллиметровых орудий, они превосходили русских, отстреливающихся из еще более мелких пушек калибром в сорок семь миллиметров. Так можно было потерять боеспособность задолго до возможного контакта с большими кораблями Того. Концевые «Стройный» и «Сердитый» уже получили по нескольку попаданий, а японцам досталось явно меньше. Более слабые японские миноносцы уже стали наносить превосходящим, и значительно, русским серьезный ущерб. А скоро наверняка подойдут и японские эсминцы, которые уже сильнее русских. А может, и крейсера. Если так будет продолжаться, то добром это не кончится, причем и боевая задача выполнена не будет.

Давно уже среди русского офицерства культивировалась идея о том, что нет большей чести и мужества, как погибнуть в бою, выполняя приказ. Каким бы дурацким он ни был. Призрак Андрея Болконского прочно поселился в душах офицеров как пример для подражания. А между тем… Столь геройский князь, проявив мужество солдата, проявил и трусость командира. Угробив половину своего полка, стоявшего в резерве под обстрелом. Не сделав ни одного выстрела по врагу. А ведь в какой-то момент на Бородинском поле мог потребоваться каждый штык, который по малодушию князь Андрей не сберег. А ведь стоило только отдать приказ отойти из зоны обстрела…

Елисеев проявил больше мужества. К тому же он помнил слова Вирена: «Я не могу предвидеть все. Если обстановка сложится так, что нужно будет проявить собственную инициативу, даже в ущерб поставленной вам задаче – действуйте!»

Первым повернул с основного курса шедший третьим с конца «Сторожевой», его маневр повторил «Бойкий», а затем и шедшие впереди «Бдительный», и даже «Властный» под брейд-вымпелом Елисеева стали разворачиваться навстречу японским миноносцам. Достаточно кому-то одному было подать пример, чтобы командиры русских истребителей дружно прекратили, стиснув зубы, терпеть огонь более слабого противника и развернулись на него в атаку. Японским кораблям быстро стало «скучно», носовые семидесятипятимиллиметровые пушки руских стали вносить в ход боя свои весомые аргументы.

Их снаряды и предназначались для борьбы с миноносцами, только бронебойные, почти не содержащие взрывчатки стальные болванки должны были пробить борт, возможно, слой угля и добраться до котлов. Остановить. И одному удалось. Рвануло на «Кассаги», и он, окутавшись белым паром, потерял ход.

Командующий японским отрядом не стал, конечно, ввязываться в такую авантюру, как бой с русскими эсминцами, но поступил благоразумно – его корабли отвернули, не пытаясь защитить товарища, и взяли курс на русские главные силы, что вызвало прогнозируемый ответный ход русских – погоня.

Русским комендорам за всю войну не удалось потопить ни одного боевого корабля противника, и теперь офицерам матом и зуботычинами приходилось заставлять матросов стрелять по уходившим миноносцам противника, а не по поврежденному «Кассаги», в который артиллеристы, рыча от восторга, выпускали снаряд за снарядом. Но ситуация была достаточно быстро взята под контроль, и русские снаряды полетели в сторону тех, кто представлял сейчас наибольшую опасность. К тому же «Сердитый», несколько поврежденный и не имеющий возможности дать подходящий ход, остался добивать японца. Вскоре русскому миноносцу удалось «дотоптать» свою жертву, которая уже и не имела возможности сопротивляться.

Японцы были быстрее, но русские трехдюймовые снаряды делали свое дело – дистанция между миноносцами догоняющими и убегающими практически не увеличивалась. И несмотря на то что с севера показались дымы (а это явно были японские эсминцы), Елисеев мог считать свою главную задачу выполненной: миноносцы противника уже вряд ли найдут в темноте русскую эскадру. Во всяком случае, мы имеем такие же шансы найти японские главные силы. Посмотрим, кому повезет…

А вот у «Сердитого» появились серьезные проблемы. Японские истребители из Дальнего уже подходили к месту, где он добивал японский миноносец, нужно было отходить, но лейтенант Колчак, командир «Сердитого», хотел довести дело до конца. Все-таки добить японца. Но не повезло – к моменту, когда «Кассаги» стал наконец заваливаться на борт, получив явно смертельные повреждения, первые снаряды японцев уже начали падать у борта русского миноносца. С приказом отворачивать на соединение со своим отрядом Колчак запоздал. И не повезло…

Взрывом снаряда, попавшего в боевую рубку, и его, и лейтенанта Зотова, недавно назначенного с «Забияки», изрешетило осколками. Погибли также и пять матросов. Корабль повалило в циркуляции, и носовая пушка замолчала. Пара японских эскадренных миноносцев неумолимо придвигалась к, казалось, уже обречённому русскому кораблю…

– Ваше благородие! – подлетел к мичману Соймонову матрос Гуляев. – Там командира и лейтенанта убило! Идите миноносцем командовать, а то ведь утопят косорылые!

«Я? Я буду командовать кораблем? Я? – пронеслось в голове мичмана. – Мне не справиться! Я…»

Но ноги уже сами несли юношу в боевую рубку. Новый рулевой уже уверенно держал курс, у носовой пушки тоже имелся полный расчет, но по японцам она пока стрелять не могла из-за неудобного угла разворота.

– Машина! – кричал в переговорную трубу свежеиспеченный командир корабля. – Выжимай из механизмов все, что можешь, а если сможешь, то и то, что не можешь, два японца на хвосте, а может, и еще подтянутся. Я тут наверху один остался, Александра Васильевича и Зотова убило. Выручай!

– Передайте на минные аппараты, чтобы действовали сами, по обстановке. Но при первой же реальной возможности пусть стреляют. Не попадут, так хоть с курса собьют, может, тогда удастся до своих дотянуть.

Японцы неумолимо приближались с левой раковины[4], и вот уже носовая пушка включилась в артиллерийскую дуэль. Повреждения «Сердитого» были пока незначительны, но скоро просто закон больших чисел должен сыграть на стороне противника. Нужно было что-то предпринимать.

– Передайте на минные аппараты – пусть стреляют, взяв нужное упреждение, – приказал Соймонов. – И быть готовыми принять влево.

Мины вышли. Безумно было предполагать, что на скорости более двадцати узлов с десяти кабельтовых можно попасть в небольшой кораблик, идущий с еще большей скоростью, скорее можно рассчитывать попасть плевком в мимо пролетающую ласточку, но не в этом была задача, нужно было заставить японцев отвернуть с курса преследования и выиграть время. Только бы отвернули!

Когда рвануло у борта головного японского истребителя и он стал быстро переворачиваться, юный мичман, стоявший на мостике «Сердитого», просто не верил своим глазам: так не бывает!

Но все-таки это произошло, японец переворачивался, а его товарищ вынужденно отвернул в сторону от русских, чтобы не налететь своим форштевнем на гибнущего собрата. Теперь догнать «Сердитого» до темноты у него не было шансов. Да и смысла – нужно было найти и атаковать русские броненосцы. Поэтому второй японский миноносец стал заниматься спасательными работами, вылавливая из воды экипаж своего головного. (Только после войны русские узнали, что в этом боевом эпизоде был утоплен эскадренный миноносец «Касуми».)

…А ведь чудеса на войне бывают. И вот сейчас маленький кораблик смог оторваться от двух, превосходящих его по силам и скорости, кораблей противника, да еще и угробил один из них. И матросы уже охрипли от криков «Ура!» и даже перестали показывать неприличные жесты тем, кого совсем недавно считали своими будущими победителями. И с восхищением смотрели на молодого офицера, вышедшего из боевой рубки и тоже в полном обалдении смотревшего на удаляющихся японцев.

«Неужели я смог? Мы смогли. Мы выиграли бой! – проносились мысли в голове Соймонова. – Кто бы мог подумать!..»

– Ваше благородие! Куда прикажете взять курс? – К мичману подошел боцман.

«В самом деле, куда? В Артур в сумерках через минные банки? Самоубийство. Искать отряд Елисеева? Скорее найдешь японцев. Дожидаться рассвета в море неподалеку? И на японцев можно нарваться, и на мины налететь с утра, ведь карты заграждений уничтожил все тот же злополучный снаряд, который попал в боевую рубку. Что делать?»

– Доложить о повреждениях! – спохватился мичман, отдавая приказ, который был обязан отдать сразу же по окончании боя.

Доклад был обнадеживающим: никаких серьезных повреждений корабль не получил, было несколько пробоин выше ватерлинии, побиты надстройки и трубы получили немного осколками, разбит минный аппарат, пожары потушены. В общем мореходность и скорость миноносца серьезно не пострадали.

«Куда же идти дальше? – вернулся мичман к своим размышлениям. – Идти в Чифу на интернирование? – Но слишком хорошо он помнил историю, когда в этом порту китайские власти позволили японцам захватить уже разоружившийся «Решительный». – Вэйхавей? Англичане сдадут русский корабль своим союзникам-японцам еще скорее. Куда?»

– Идем в Циндао, – приказал мичман рулевому. – Пока держать зюйд-ост двадцать три градуса.

– Вашбродь! – подскочил к Соймонову фельдшер Воблый. – Вас командир к себе просют!

– Александр Васильевич жив? – не поверил своим ушам офицер.

– Живы-с! Но плохи очень. Крови много потеряли. И контузия. Несколько минут как очнулись.

Запыхавшийся мичман, подбежав к каюте командира, отдышался и осторожно приоткрыл дверь. Смотреть на Колчака было страшно: повязка на голове набухала кровавым пятном на месте левого глаза, окровавлены были и бинты на груди.

– Ну, рассказывай, Василий, что там было, – донесся слабый голос командира.

Примечания

1

Калибры пушек в то время показывали, как правило, в дюймах. В привычной метрической системе основные калибры: 75 мм – 3 дюйма, 152 мм – 6 дюймов, 203 мм – 8 дюймов, 254 мм – 10 дюймов, 280 мм – 11 дюймов, 305 мм – 12 дюймов. При этом разрушительная мощь снарядов росла куда быстрее калибра – скажем, двенадцатидюймовый снаряд был почти в сто раз мощнее трехдюймового и мог, например, в буквальном смысле разорвать на куски несколько современных танков одним попаданием. (Здесь и далее примечания автора.)

2

Узел – единица измерения скорости корабля. Один узел – одна морская миля в час. Значительно удобнее измерять скорость именно в «милях в час», а не в привычной метрической системе, так как одна морская миля – это длина минутной дуги меридиана, и по карте, при измерении расстояний, несравненно удобнее использовать именно мили, а не километры. Одна десятая часть мили (когда речь идёт об относительно небольших расстояниях) называется «кабельтов».

3

Кингстон – любой клапан ниже ватерлинии, открывающий доступ забортной воды внутрь корабля.

4

Для определения направления на флоте используют специфические термины. «По носу» и «по корме», я думаю, понятно даже самому неискушенному в морском деле человеку. «На правом (левом) траверзе» – значит перпендикулярно курсу судна. «Крамбол» – направление между «по носу» и «на траверзе», «раковина» – между «по корме» и «на траверзе».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.