Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Воин тумана (№2) - Воин Арете

ModernLib.Net / Фэнтези / Вулф Джин / Воин Арете - Чтение (стр. 20)
Автор: Вулф Джин
Жанр: Фэнтези
Серия: Воин тумана

 

 


Я кивнул в знак согласия: у меня не было ни малейшего желания делить сейчас ложе с какой бы то ни было женщиной.

Вскоре вернулся Аглаус, и вместе с ним пришли Полос и его дядя, старый Амикл с несколько унылым длинным лицом. Они явно пили из родника: губы их были влажны и на щеках сверкали капли воды. Я отчетливо сознавал, что тоже хочу пить, и в то же время жажду испытывал как бы не я, а кто-то другой – мне казалось бессмысленным даже пытаться ее удовлетворить обычным способом. Женщина приветствовала гостей, и мы все вместе устроились под сенью храма.

– Надеюсь, ты не возражаешь, что мы привели тебя сюда, – сказал Полос.

– Мы всего лишь пытаемся тебе помочь.

Я сказал, что когда он предложил мне встать ему на спину, чтобы легче было садиться в седло, то несколько перегнул палку: я ведь пока что не старик.

– А прокатиться на мне верхом тебе бы не хотелось? – спросил он.

Я сказал, что мне бы такое и в голову не пришло.

– А ведь ты уже делал это – когда крал тех коней или убивал кабана, помнишь?

Я сердито посмотрел на него, и он примирительно сказал:

– Я знаю, ты не помнишь. Но это правда! Скажи ему, Элата, – ты же все видела!

Жрица кивнула головой и сказала:

– Если хочешь, я могу тебе это даже показать, Латро. Ты действительно украл коней Гелиоса с помощью Полоса, льва и некой женщины по имени Фаретра.

От досады у меня даже слезы выступили на глазах. Полос, смутившись, отвернулся, но его престарелый дядя положил руку ему на плечо:

– Ты считаешь, что великие воины не плачут? Неужели ты не знаешь, что как раз великие и должны уметь плакать?

Поскольку его племянник ничего не ответил, он продолжал:

– Ты слишком большое значение придаешь физической силе, Полос. Пока в этом нет ничего дурного – ведь сам ты еще не слишком силен. А вот Латро уже не ставит физическую мощь так высоко; он и сам очень силен и хорошо знает, как мало можно сделать с помощью одной лишь силы. Видишь ли, мальчику позволительно смотреть на героя снизу вверх – в конце концов, это даже естественно. Но если сам герой смотрит на себя с таким же обожанием, то он вовсе не герой, а просто чудовище.

Когда я вытер глаза, Полос сказал мне:

– Я вовсе не стыжусь за тебя, Латро. Правда! Ты просто вспомнил Фаретру, потому что Аглаус здесь.

Эти слова настолько удивили меня, что я на мгновение даже забыл о своем горе. По-моему, у меня просто челюсть отвисла от изумления, да и сам Аглаус выглядел не менее ошарашенным.

Полос обратился к дяде:

– Можно я скажу ему?

– Нет, я сам ему скажу. Ты действительно все забываешь, Латро, и, насколько я знаю, понимаешь это. Дело в том, что твоя забывчивость – дело рук Геи, это знает даже Ио, а Аглаус посвящен Великой богине.

Мой беззубый слуга стал оправдываться:

– Я ничего не хотел скрывать от тебя, господин мой, но мне и самому никто прежде не говорил об этом.

– Видимо, в ранней юности ты был ее любовником, Аглаус. Она, возможно, и любит тебя именно потому, что ты об этом даже не подозреваешь.

Воспоминание вдруг пробудилось в голове моей, точно певчая птичка.

– Ты же видел бога Пана! – сказал я Аглаусу. – Ты сам мне как-то говорил.

– Я много чего видел, – согласился Аглаус, не сводя глаз с Полоса и Амикла. – Обычно у меня хватает ума не говорить об этом с теми, кто может мне не поверить. Тебе я сказал только потому, что ты и сам его тогда видел.

– А как ты попал сюда, Аглаус? – спросил я. – Разве тебе дома делать нечего?

– Это она привела меня, – указал он на жрицу. – Она пришла, когда я помогал поварам, и позвала с собой. Ио ее хорошо знает и приказала мне идти с нею и делать то, что она мне велит.

– Это святилище моей госпожи, – сказала Элата. – Ты называешь ее богиней. Я ее служанка – но я куда ближе ей, чем Ио или Аглаус – тебе. Я здесь представляю ее интересы. А Полос, Амикл и Аглаус представляют интересы ее соперницы Геи, которая и отняла у тебя память.

– Регент Павсаний задал вопрос оракулу, – сказал Полос, – и Светлый бог сказал, чтобы он велел мне привести моего дядю тебе на помощь. Он знаменитый целитель.

Старый Амикл прибавил:

– Боюсь, мне немногого пока удалось добиться. Именно поэтому мы здесь.

– Ну а я здесь, – раздался вдруг чей-то голос, – просто потому, что Латро – мой друг.

Сказавший это вынырнул из сосняка, росшего чуть ниже по склону. Он был мускулист, среднего роста, с лисьими глазами.

– Сомневаюсь, что ты меня помнишь, Латро, но имя мое Сизиф. Тот возничий, которого ты победил в гонках на колесницах, все рассказал мне, и я подумал, что мне стоит вмешаться. – Он поколебался, но ничего объяснять не стал, а весело рассмеялся. – Ты пока не понимаешь, в чем тут дело, но может и вправду получиться здорово!

– Что ж, теперь мы можем начать, – прошептала пифия…

Узнав от Полоса, что моя длительная прогулка верхом несколько подняла мне настроение, Кихезипп прошелся со мной до города и обратно. Теперь он настаивает, чтобы я об этом написал. Воздух был чудесный, солнце ярко светило. Какой-то раб на рыночной площади назвал меня братом. Мне было стыдно, и я притворился, что не слышу его. Позже я спросил Кихезиппа, почему он так назвал меня, и Кихезипп объяснил, что я вместе с другими рабами был освобожден регентом Павсанием. А этот человек – один из финикийцев, чей корабль стоит в гавани Кипариссы[79]. Их продадут вместе с привезенными товарами, которых, по слухам, очень много. Кихезипп сам – тоже раб принца и, по его словам, никакой свободы не желает. А та пифия из храма – рабыня божества, что, по сути дела, примерно то же самое.

Глава 39

ДИОКЛ

Меня начали тренировать гимнасты. Регент Павсаний хочет, чтобы я научился драться на кулаках и участвовал в панкратионе, помимо состязаний на колесницах. Диокл имел сегодня утром беседу на мой счет с Павсанием, Киклосом, Тизаменом и Амиклом. Этот Диокл на целую голову ниже меня.

Борода у него с сильной проседью и вечно всклокоченная. А еще он все время сплевывает. Он тренирует также Пасикрата, который будет участвовать в соревнованиях по бегу.

– Я вижу, что он силен, – сказал Диокл. – Но что у него с головой?

Принц посмотрел на Тизамена, но тот только пожал плечами. Диоклу ответил старый Амикл:

– Он лишен памяти, вот и все. Однако физические упражнения ему только на пользу.

Диокл важно кивнул:

– Они всем на пользу. А о чем это он так тоскует?

– Это нам неведомо, господин мой, – вздохнул Тизамен. – Как тебе уже сказали, Латро ничего не помнит.

Киклос откашлялся с явным намерением вступить в беседу.

– Тизамен, прорицатель великого регента, и досточтимый Амикл, всеми признанный лекарь, как раз и пытаются устранить эти его душевные неполадки, – сказал он. – А твоя задача, Диокл, – подготовить лишь его тело.

Диокл понимающе кивнул, хотя ему явно хотелось поспорить с Киклосом, по глазам было видно.

– Для Спарты чрезвычайно важно, чтобы он хорошо выступил во время игр, – продолжал Киклос. – Он должен выиграть по крайней мере в одном виде соревнований и достойно проявить себя во всех остальных – никаких извинений потом мы не примем. Когда ты внесешь его в списки?

– Завтра, когда начнется запись. Но нужно внести плату за обучение.

Павсаний улыбнулся:

– Деньги у Тизамена. Он пойдет с тобой – могут возникнуть еще какие-то трудности. Ты скажешь, что Тизамен представляет меня и наш город. А он сам объяснит судьям, что Латро пригоден во всех отношениях.

– Понятно, – кивнул Диокл.

Потом мы с Диоклом остались одни и стали смотреть, как тренируется Пасикрат. Диокл спросил, какой вид спорта мне совсем незнаком, и я сказал, что не знаю.

– Клянусь, знаешь! – заявил он. – Ладно, об этом можешь не беспокоиться, ясно? Я тобой займусь. Но все-таки мне хотелось бы знать, каковы твои слабые места. Ты ведь родом не с Пелопоннеса, верно? Непохоже.

– Наверное, ты прав, – сказал я.

– Ты что, и этого не знаешь? Хм! А бороться ты умеешь?

– Немного, наверное.

– Это хорошо. Множество борцов пытаются участвовать в панкратионе, но никогда не побеждают. Поговори с ними, они тебе расскажут, как однажды уже почти одолели противника, да только вмешались боги! – Он помолчал, словно ожидая, какова будет моя реакция. – Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Знаешь, что такое панкратион?

– Можно догадаться по названию, – сказал я.

– Но самих соревнований ты никогда не видел?

– Не знаю.

Диокл сплюнул.

– Трудное это дело. Ну, значит, так: можно бить кулаками, производить захваты и даже бить ногами. Ты на кулаках драться умеешь?

– По-моему, да.

– Это мы выясним. А ногой как следует ударить сможешь?

– По-моему, это каждый сможет, – сказал я.

Диокл снова сплюнул:

– А ну-ка сними сандалии. И до конца игр их не надевай. – Он вытянул руку на высоте плеча. – А ну-ка ударь меня ногой, да посильнее. Чем сильнее, тем лучше.

Я ударил со всей силы, однако едва сумел коснуться его ладони.

– Попробуй еще раз!

Результат был примерно тот же.

– А другой ногой?

На этот раз я даже до ладони его не достал.

– А теперь держи свою руку – я ударю.

Я сделал, как он сказал; кончики моих пальцев были на уровне его глаз.

Его нога мелькнула в воздухе, точно кулак бойца, взлетев выше головы. На третий раз я не выдержал и отдернул руку.

– Существует примерно полдюжины разных приемов удара ногой, и ты должен выучить их все. Причем научиться бить обеими ногами. Это во-первых. Теперь посмотрим, как ты дерешься на кулаках.

Совершенно неожиданно он ударил меня в лицо. Я успел закрыться и отскочить. Он нанес удар другой рукой, этот удар я сумел парировать. Тогда его правая рука моментально обвилась вокруг моей талии; я сбросил ее.

– Теперь попробуй обхватить меня, – крикнул он мне.

Когда я разбил ему нос и лицо, он с довольным видом сказал:

– Так, на кулаках ты драться действительно умеешь. Павсаний говорит, что сам видел, как ты правишь колесницей, и утверждает, что в этом искусстве ты кое-что понимаешь. Но это единственное, в чем я могу ему поверить – особы из царских семей обычно неплохо разбираются в лошадях, даже если больше не смыслят абсолютно ни в чем. Но панкратион – задача очень трудная!

Пасикрат как раз пробегал мимо нас. Диокл крикнул ему:

– Еще один круг – и в полную силу! А потом я тебя разотру.

Глядя, как Пасикрат припустил по дорожке, можно было подумать, что он только что на нее вышел. Он прямо-таки летел.

– Вполне может победить, клянусь Близнецами, – пробормотал, глядя на него, Диокл. – Мы запишем его на все виды соревнований по бегу. Он что, твой друг?

Я сказал, что наверное.

– Он говорит, что девчонка принадлежит тебе, а мальчишка у вас на двоих.

Мне показалось, что безопаснее просто кивнуть, что я и сделал.

– Так вот, оставьте-ка вы оба все эти штучки до конца игр, ясно? Ему я об этом уже сказал. И с женщинами не вздумайте развлекаться!

Ио сидит и наблюдает за мной, но больше я писать не буду.

* * *

Сегодня я очень устал, и, заметив это, Ио тайком отвела меня в рощу, к одной женщине. У нее было вино, и она уже расстелила покрывало, думая, что я лягу с ней. Я выпил вина и объяснил ей, что у меня нет ни денег, ни малейшего желания заниматься любовью. Женщина рассмеялась и стала меня ласкать, но я оставался холоден, и через некоторое время мы с Ио вернулись назад.

* * *

Диокл подсел ко мне после ужина и сказал:

– Что-то, парень, я никак тебя не пойму. – Я ответил, что в этом и нет необходимости. – Но мне же нужно отработать плату за тебя. – Он сплюнул. – Старый Киклос думает, что если ты не победишь, то мне и платить не за что.

– Я понимающе кивнул. – Ну вот! Только он ошибается. Все мы здесь связаны с оракулом, ясно? Тут от него никуда не деться. И каждый год мы совершаем жертвоприношения перед Играми, что, поверь мне, стоит немало. А если кто-то отказывается нам платить, за ним приходят жрецы. Так что деньги свои я все равно получу. Ты меня слушаешь?

Я сказал, что слушаю.

– Но что касается тебя… А что все-таки с тобой такое? Скажи мне.

Я сказал, что не знаю, да это и не имеет значения.

– Ха! Для тебя, может, и не имеет, а для меня имеет! Ты ведь хочешь победить, верно?

– Возможно.

– Хорошо, тогда позволь кое-что тебе сказать. Любой человек рождается со множеством прекрасных задатков. Это дар богов. Никто этого изменить не в силах. Конечно, условия тоже важны – даже очень! И еще очень важно, насколько человек тренирован. А во время Игр очень большое значение имеет, кому я – человек здесь бывалый – дам взятку. Я этим занимался в Олимпии, в Немее, в Истмии[80] – сто раз! Но самое важное – состояние человека: хочет ли он победить так сильно, что пойдет на все… Знаешь историю о Геракле и тележке?

Я не знал, и она меня совершенно не интересовала. Однако я приведу ее здесь – нужно же мне что-то писать. (Боюсь, что если я перестану писать, то могу запросто броситься на собственный меч. Меня так и тянет сделать это, рука сама тянется к рукояти меча, стоит мне отложить стиль.) – Один крестьянин, – сказал Диокл, – все пытался проехать на телеге по довольно узкой дорожке, и кончилось тем, что тележка перевернулась и упала в канаву. "Отец наш, всемогущий Зевс, – молил крестьянин, – пошли мне помощь, прошу тебя! Мне же никогда этой телеги одному не вытащить!"

И тут, разумеется, появился Геракл, самый сильный человек на свете.

"Хвала Зевсу, – сказал крестьянин. – Это он на мою мольбу откликнулся!

Благородный Геракл, не вытащишь ли ты эту старую развалину из канавы? И не поможешь ли выбраться оттуда моим быкам?"

Но Геракл только рассмеялся. "Папаша Зевс ни одного твоего слова не расслышал! – сказал он крестьянину. – А я оказался здесь чисто случайно.

Теперь вот что: бери-ка кнут в правую руку, а стрекало в левую да погоняй быков. Подставь-ка плечо вон под то колесо! Так, теперь кричи, проклинай своих быков что было силы – только так папаша Зевс и может порой кого-то из людей услышать".

И действительно, – продолжал Диокл, – я сам не раз видел, как выигрывали такие мужчины и юноши, у которых не было ни малейшего шанса на успех! У них словно крылья за спиной вырастали, когда они, тащась позади всех, вдруг вырывались вперед и первыми приходили к финишу, чего от них никто не ожидал. Даже они сами от себя не ожидали. Это значит, кто-то из богов смотрел на них и думал: "А ведь этот человечек очень мужественно ведет себя. Дай-ка я ему чуточку помогу!" Ясно?

Поскольку я промолчал, Диокл сердито закончил:

– Вот только вряд ли кто из богов станет помогать тебе такому! Во всяком случае, такому, как сейчас.

И тогда я выложил ему все, что было у меня на душе. Я такого даже Ио никогда не говорил. Я не помню всего, что сказал, да и слова слишком затасканны, чтобы выразить обуревавшие меня чувства. Примерно я сказал следующее: на земле нет ничего, кроме предательства и ненависти; людьми овладела неуемная жажда крови. Человек человеку стал волком. Люди ведут себя хуже злобных хищников, которые никогда не охотятся на себе подобных.

Я знаю, что со мной это именно так, хоть и считаю это отвратительным. И, по-моему, точно так же обстоят дела со всеми остальными представителями рода человеческого. И большинству из них это, в отличие от меня, даже не кажется отвратительным.

* * *

Я перестал писать и, опасаясь собственного меча, убрал его с глаз долой в сундучок. Потом нашел уединенную дорогу и прошагал по ней немало стадий.

Вскоре мне показалось, что иду я по ней не один. Я не сразу разглядел своего спутника, но через некоторое время заметил его неясный силуэт, а потом я увидел, что это человек из плоти и крови, как и я сам. Я спросил, не призрак ли он, и он совершенно спокойно заявил, что так оно и есть.

– Но это не повод, чтобы меня бояться, – сказал он мне. – Большая часть людей мертвы – вы, живые, просто как бы находитесь на каникулах, которые скоро кончатся. Скажи, ты помнишь, как помогал мне тащить на гору ту каменную глыбу?

Я не помнил, но ничего не сказал.

– Мне позволили уйти оттуда, потому что ты это сделал. Наша царица разрешила мне – порой боги совершают такие вот неожиданные поступки. Я тебе когда-нибудь рассказывал, почему наша царица и ее муж так на меня рассердились? Это весьма занимательная история.

Призрак явно ждал моего ответа. Я молча покачал головой; увидев это при ярком свете луны, он рассмеялся.

– Ну так слушай. Задолго до своей смерти я решил, что не стоит особенно беспокоиться по поводу неизбежной отправки в Страну мертвых, и заставил свою жену Меропу пообещать, что она никого слушать не станет, а тело мое ни в землю не зароет, ни на костре не сожжет. Меропа – женщина хорошая, может, не слишком умная, правда, иначе никогда бы не вышла за меня замуж; но если уж она что пообещает, то обещание свое выполнит точно. Даже смерти не побоится.

– Понятно, – промолвил я.

– Ничего тебе не понятно! – Он указал на скопление звезд вдали[81]. – Она та самая звезда, которую увидеть невозможно – семья ведь так и не простила ее. Ну что ж, когда я умер – ведь я все-таки смертный, – Меропа вынесла мое тело в отдельное помещение и оставила там безо всякого погребения, как и обещала. Вскоре оно воняло на весь дворец, но Меропа никому не позволяла его трогать.

Вскоре люди стали пробегать мимо дворца бегом, и тогда я сам отправился к правителю своей новой страны[82]. «Позволь мне вернуться в мир живых, – попросил я, – и отомстить своей неверной жене, которая даже не похоронила меня как следует». Видишь ли, я знал, насколько серьезно он относится к подобным вещам.

В общем, меня оттуда выпустили. Мне удалось отлично спрятаться и неплохо провести время, пока меня снова не потребовали в Страну мертвых.

Теперь я, правда, поведу себя иначе – ведь они вполне могут подыскать мне и другую глыбу.

Голос его стал серьезнее.

– Так вот, я хочу сказать тебе, друг мой, что мы подумываем, как нам лучше убить Пасикрата.

– Убейте, если хочется, – равнодушно сказал я.

Призрак положил руку мне на плечо, и хотя она выглядела точно живая, но была холодна как лед.

– Большинство из нас согласны с тем, что эта идея весьма привлекательна, но наши предсказатели полагают, что вряд ли тебе это поможет, пока ты сам не умер.

– Ничего, это скоро произойдет, – сказал я.

– Ты прав, но не стоит торопить события, друг мой! Все равно, раз убивать Пасикрата ни к чему, мы намерены попытаться заставить его отпустить нас. Эта Элата – хорошая девочка, между прочим. Она очень напоминает мне Меропу, и она на твоей стороне – исключительно по старой памяти. А также потому, что ты обещал Охотнице, что выиграешь эти состязания на колесницах. У Охотницы есть свой прорицатель, и он полностью согласен с Амиклом. Амикл тоже на твоей стороне – из-за племянника, конечно.

* * *

Когда я вернулся в дом, то обнаружил, что кто-то натянул старый плащ на две табуретки, чтобы отгородить то место, где я буду спать. Я не стал особо раздумывать над этим и лег. И тут же обнаружил, что рядом со мной лежит женщина.

– Ты был такой печальный, – пояснила она. – Я пришла, чтобы поцелуями осушить твои слезы.

Ах, каким гибким, цветущим и нежным было ее тело, умащенное благовониями! Возможно, призрак поселил в моей душе какую-то надежду, или же просто потому, что эта женщина чем-то отличалась от всех остальных, но с ней я снова стал настоящим мужчиной, хотя ни на что не был способен еще днем, когда та, другая женщина, в роще угощала меня вином.

Потом мы пошли прогуляться рука об руку в лунном свете.

– Я тебя знаю, – сказала она мне. – Ничего удивительного, что ты мне снился! Я, наверно, в тебя влюблена.

Звали ее Анисия.

– Меня прислал гимнаст Диокл, – сказала она и сунула мне в руку несколько монет. – Вот что он мне дал. Верни их ему – или оставь себе, если хочешь.

Когда она ушла, я заснул и спал хорошо и крепко, хотя, по-моему, недолго. Теперь я снова бодрствую; солнце еще даже не взошло над вершинами гор.

Глава 40

ПО СТАРОЙ ПАМЯТИ

Элата добра ко мне, отчасти потому, что я обещал Охотнице, что состязания закончатся так, как того хочет богиня, – так сказал призрак.

Перечитав последнюю запись, я спросил, кто такая Элата. Ио объяснила, что мы с ней встречались на севере, как и с Эгесистратом, ее мужем, прорицателем. Элата, похоже, была той самой женщиной, что угощала меня вином в роще.

– Они приходили к здешнему оракулу вместе с тем человеком – с Закинфа.

Закинф – не такой большой остров, чтобы иметь особого прорицателя для каждого отдельного события, как в Спарте.

Ио хотела знать, помню ли я встречу с Элатой в роще. Я признался, что не помню, но только что прочитал об этом в своем дневнике. Ио покраснела.

– Элата надеялась тебя развеселить, – сказала она. – Ну я и согласилась – раз так для тебя лучше. Но тебе действительно стало лучше! Впрочем, вряд ли из-за Элаты. Скорее, из-за той особой пищи, которой вас кормят.

Кихезипп по этому поводу ужасно спорил с Диоклом, а Амикл чуть не сцепился с ними обоими. Он считает, что вам нужно есть больше ячменя, но никакого мяса.

Я сказал ей, что буду есть все, что сочтут нужным мои врачи, пусть только помогут мне вернуть память.

– Не в этом дело, – сказала Ио. – Просто всем хотелось, чтобы ты хоть немного приободрился, и, по-моему, тебе уже чуточку лучше. Ты стал гораздо больше записывать в своей книге, а это добрый знак.

Еще Ио сказала, что Эгесистрат очень хочет меня видеть, но в наш шатер ни за что не придет – боится спартанцев. Повсюду в Элладе перемирие в честь Игр, но он все равно спартанцам не доверяет.

Охотница – это богиня, так говорит Ио. Она ничего не знает о том обещании, которое я этой Охотнице дал, но считает, что это произошло в ее храме, в Спарте. А чернокожий ни за что не отпускает Ио и Полоса в этот храм даже со мной.

Чернокожий и его жена сегодня пойдут вместе с нами – то есть с Пасикратом, Тизаменом и со мной – в Дельфы, чтобы Диокл внес меня в список участников Игр. Сейчас мы как раз ждем Диокла.

Пока что я читал. Оказывается, "фаретра" значит "чехол для лука".

Обыкновенное слово. Но как она надо мной тогда смеялась… Когда я об этом читал эти строки, сердце мое болезненно билось. Что с нею стало? Неужели она умерла от ран?

* * *

Тизамен пришел поговорить с чернокожим и со мной. Я знаю, Ио его терпеть не может, но вел он себя вполне дружелюбно и вежливо. Все вокруг его уважают и считают великолепным предсказателем.

– Вчера вечером я беседовал о тебе с Триодитой, – сказал он мне. – Она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь тебе, но и ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь Спарте. Она сказала: "Царица должна победить и, таким образом, проиграть". Ты видишь в этих словах какой-то особый смысл?

Я покачал головой, чернокожий тоже.

– Я уверен, что царица – это Горго, ее жрица. И она должна победить, – сказал Тизамен. – Управляя колесницей регента, господин мой, ты будешь представлять и Горго. Остальное нам еще предстоит разгадать.

– Благодаря милости дивной Триодиты тебе стало лучше, – продолжал Тизамен. – Мысли твои, я надеюсь, более не обращаются к самоубийству?

Я не ответил, но чернокожий так и подскочил при его словах.

– Когда душа переполнена горем, – мягко продолжал Тизамен, – как твоя, например, господин мой, человек все делает машинально, точно во сне, ибо более не верит, что ему еще что-то может помочь. И тогда он совершенно не опасен ни для себя, ни для кого-то другого. Но когда стоит разжаться страшным когтям горя, возвращается надежда – самое последнее чудовище из той ужасной шкатулки[83], которую боги приготовили людям. Именно тогда семья человека и его друзья должны не спускать с него глаз, ибо он способен подумать, что, положив конец собственной жизни, положит конец и всем своим страданиям и печалям.

Я признался, что подобные мысли порой шевелились и в моей душе.

– Никогда не доверяйся им, господин мой. – Тизамен ласково положил руку мне на колено. – Лучше доверься мне. Мне доводилось беседовать со многими призраками – они куда менее счастливы, чем мы, и завидуют нам. Я слышал, что, путешествуя по странам варваров, ты был знаком с неким Эгесистратом Теллидом?

Я кивнул, припоминая, что Ио говорила мне о нем.

Тизамен покачал головой.

– Он великий прорицатель, господин мой, и теперь некоторые считают его главой нашего семейства, хотя он не осмеливается и носа показать в Элиде.

Но в нем слишком сильна злоба, господин мой. Я его родственник, и мне самому горько произносить такие слова. Однако это чистая правда.

Эгесистрат поклялся быть врагом Спарты и говорил, что уничтожит ее, если она не уничтожит его.

Тут чернокожий что-то быстро сказал мне с помощью жестов. Я почти ничего не понял, но один жест был достаточно красноречив: он как бы воткнул себе в грудь кинжал.

– Это правда, – сказал нам Тизамен. – Спартанцы держали его в темнице, и он спасся оттуда именно с помощью кинжала. – Он тяжко вздохнул. – С каким бесконечным терпением трудятся боги над нашим воспитанием! Ведь порой мы совершенно невозмутимо говорим о человеке, который не остановится ни перед чем! И нас совсем не удивляет, когда мы имеем дело с таким человеком – а ведь он действительно ни перед чем не остановится. – Тизамен пронзил меня взглядом.

– И к тому же он клевещет на наш город, господин мой, – твой город и мой! Ты забыл, да? Я надеюсь, ты не забудешь впредь, что тебя провозгласили жителем самого славного города в Элладе?

По правде говоря, я совершенно этого не помнил, но из вежливости сказал:

– Конечно нет!

– Я тоже… – Тизамен коснулся своей груди. – Мне тоже была дарована эта привилегия. Мы здесь приемные дети, господин мой, мы оба! Ты, возможно, уже слышал, что благородный Пасикрат желает жениться, чтобы ему разрешили усыновить маленького варвара по имени Полос? Скажи, господин мой, кто должен быть более верен своему отцу? Родной сын, плоть от плоти его, или же приемный?

Я сказал, что, по-моему, приемный сын больше обязан отцу, ибо тот, помимо всего прочего, является также его спасителем.

– Прекрасно аргументировано, господин мой! В таком случае рассмотрим мою позицию. Я был в Элиде, где у меня есть дом, который я некогда делил со своей супругой, когда туда явился и мой родственник, позволявший себе грубейшие оскорбления и гнуснейшую клевету в адрес того самого города, который незадолго до этого оказал мне честь и сделал своим сыном. Неужели же я должен был сидеть молча и тем самым соглашаться с его словами? Нет, я выступил с ответом на эту клевету – но меня криками согнали с трибуны те, кого я знал с детства и считал своими друзьями! В отчаянии я написал своему повелителю и своему старому другу Киклосу; оба письма понесли самые быстрые из моих рабов. Я поведал в этих письмах о том, что видел и слышал, и потребовал, чтобы они со всей строгостью предупредили моего родственника о том, что многие из его прежних друзей теперь станут его врагами. А как бы ты поступил на моем месте?

Я согласился, что предупредить Спарту было необходимо, хотя, пожалуй, я бы отправился туда сам, чтобы поскорее со всем покончить, а писем посылать не стал бы.

– Возможно, господин мой. Тем более что случилось непредвиденное.

Регент еще не вернулся в Спарту, а Киклос отправил в Элиду несколько надежных воинов разобраться с моим родственничком. Они прибыли, разумеется, как делегация, а не как военный отряд. Их там и было-то всего человек пять-шесть. Элида должным образом приветствовала их, и они, обнаружив, что никакими увещеваниями не могут заставить моего родственника уняться, пригласили его в Спарту, чтобы он смог поговорить лично с Киклосом, поскольку он даже не потрудился повидать тот город, на который вылил столько грязи. Он колебался; они настаивали и наконец, получив разрешение от магистратов, посадили его под арест и доставили в Спарту силой. Знаете, какой приговор обычно выносят в Спарте преступникам?

Мы не знали.

– Бросают в колодец, а потом сверху швыряют им жалкую еду. Но ничего подобного, уверяю вас, с моим дурно воспитанным братцем не произошло. Сам Киклос, один из самых достойных и почитаемых граждан Спарты, приветствовал его в своем доме как гостя, хотя позднее ему все же пришлось передать Эгесистрата властям, поскольку тот стал грубо настаивать на немедленном отъезде.

Так вот, я, собственно, хотел сказать, что, по-моему, именно мой братец виновен в той печали, что гнетет тебя. Скорее всего, он опутал тебя какими-то чарами. Я решил безотлагательно поговорить с тобой, узнав, что он здесь и собирается присутствовать на Играх. Надеюсь, ты помнишь, как он выглядит? Если нет, твой друг сможет указать тебе на него.

* * *

Излагая все это в своем дневнике, я и понятия не имел, что мы действительно вскоре встретим этого человека, которого зовут Эгесистратом из Элиды. Едва я дописал последнее слово, как пришел Диокл и мы направились туда, где судейская комиссия заносила в списки будущих участников Игр – их было великое множество, и они, насколько я понял, прибыли не только из Эллады, но и отовсюду, где говорят на языке эллинов.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23