Высокое напряжение (Инкассатор)

      После этого только и оставалось, что пригласить Леночку на ужин. Бекешин отнесся к этому вполне снисходительно и без лишних слов отпустил Юрия до утра. Они отправились в ресторан, но вместо ресторана оказались почему-то у Леночки на квартире. Было темно, тепло и уютно, горели свечи, отражаясь, как водится, в хрустале, музыкальный центр в углу мурлыкал что-то хриплое и страстное, подмигивая сам себе цветными огоньками, ледяное шампанское пенилось, как положено, а Леночкины духи пахли чем-то сладким и одновременно горьковатым. Все было как у людей, не лучше и не хуже, только, на вкус Юрия, события развивались немного чересчур быстро. С некоторым удивлением он обнаружил, что ничего не имеет против этой быстроты: в последний раз он встречался с женщиной Бог знает когда. "Безобразие, - подумал он, когда Леночка, отставив бокал, придвинулась вплотную и положила голову к нему на плечо. - Черт знает что такое! Жизнь-то проходит, потом ведь и вспомнить будет нечего, одни рыла разбитые да пальба во все, что движется..."
      Он махнул рукой на правила игры, которых все равно не знал, и пошел в атаку. Крепость, как и следовало ожидать, сдалась без боя, а когда атакующая сторона торжественным маршем вошла в распахнутые ворота, внутри крепости вдруг взорвались пороховые склады. "Ого, - подумал Юрий. Ого-го..."
      Потом они нагишом сидели на постели и опять пили шампанское. В этой квартире была чертова прорва шампанского - так, во всяком случае, показалось Юрию. При свечах и без одежды Леночка была особенно красива, и он понял, что шампанское - это пустая трата времени. "Погодите, Юрий Алексеевич, - смеясь и задыхаясь, сказала Леночка, когда он опрокинул ее навзничь. - Разве вам не нужно отдохнуть?" "Сумасшедшая, - ответил он, - какой я тебе теперь Юрий Алексеевич?" И она молча признала его правоту, и была мягкой и податливой, а потом горячей, твердой и упругой, и восхитительно стонала, закрыв красивые глаза, а когда пришла пора, коротко, хрипло закричала и даже укусила Юрия за плечо - чуть-чуть, совсем небольно. Потом свечи догорели, захлебнувшись в растопленном стеарине, и секретарша Бекешина продолжала стонать и вскрикивать в полной темноте.
      Был момент, когда Юрий подумал, что этого, пожалуй, хватит, что пора бы остановиться и поспать хоть немного до наступления утра, но организм с ним не согласился, и Юрий уступил: в конце концов, это было такое дело, где организму виднее, хватит или не хватит. Потом из-за соседней крыши выглянула луна, в комнате посветлело, поголубело, и он снова увидел, как красива лежащая рядом с ним женщина, и, когда он в конце концов обессиленно упал на спину, не чувствуя собственного тела и содрогаясь с головы до ног от бешеных ударов пульса, Леночка невнятно и жалобно пробормотала сквозь спутанную завесу упавших на лицо волос: "Ой, мамочка... Только не надо трогать меня руками, а то я взорвусь..." Юрий не стал трогать ее руками, поскольку ни рук, ни ног у него сейчас не было, и через какое-то время она прижалась к нему горячим шелковистым телом, и они все-таки успели поспать часа три или три с половиной.
      Утром она показалась Юрию сильно постаревшей, но он списал это на счет усталости - в конце концов, сам он выглядел немногим лучше. А днем Бекешин, слегка понизив голос, доверительно предупредил его:
      "Ты смотри, Юрка. Бабе двадцать восемь лет, а мужа нет и не предвидится. Держи ухо востро, десантник, а то в такую засаду угодишь, что никакими вертолетами тебя оттуда не вытащат". Юрий послал его подальше, но Бекешин не обиделся, а просто вынул из кармана и подарил Юрию упаковку презервативов точнее, просто затолкал ее в нагрудный кармашек пиджака и для верности похлопал по кармашку ладонью. Немного позже он заставил Юрия остановить машину у ювелирного магазина, практически силой затащил его вовнутрь и помог выбрать подарок для Леночки - неземной красоты браслет со сложным неуловимым рисунком и хитроумной застежкой. Хозяин магазинчика, он же продавец и он же, насколько понял Юрий, мастер-ювелир, похвалил их выбор и назвал сумму, от которой у Юрия глаза полезли на лоб. "Конечно, - ехидно сказал ему Бекешин, - шампанское при свечах лакать приятнее. Не имей привычки делать долги. Фил. Это прямая дорога к долговой яме. Ты меня понимаешь?" Юрий сказал, что понимает, расплатился с ювелиром, забрал покупку и вышел, но в машине все-таки спросил у Бекешина: что же он, Бекешин, всерьез полагает, что все женщины спят с мужчинами исключительно из соображений личной материальной выгоды? "А ты проверь, ответил на это умудренный жизнью Бекешин. - Преподнеси браслетик и проверь. Если она оскорбится - что, мол, я тебе, проститутка? - клянусь, я прямо при всех съем собственный галстук".
      И конечно же, есть галстук ему не пришлось. Леночка была в восторге просто в восторге, без тени смущения или колебания. "Это нормально, старик, сказал Юрию Бекешин по этому поводу. - Неужели ты этого не знал? Вот чудак... Да чем ты недоволен-то? Браслет ты купил? Купил! Не для себя же ты его покупал, в самом-то деле! Подарок у тебя взяли? Спасибо сказали? Ну, вот видишь! Живи и радуйся! У тебя впереди множество дивных ночей, только избегай разговоров о любви и не забывай про мой подарок". Он сделал ударение на слове "мой" и снова похлопал Юрия по нагрудному карману пиджака.
      Для разнообразия Юрий попробовал последовать его совету и обнаружил, что Бекешин был прав. Он окончательно убедился в этом уже к концу своей третьей встречи с Леночкой. Одновременно он вынужден был признать, что, если бы не предупреждение Бекешина, сам он наверняка не заметил бы хитроумно расставленных ловушек, которые, как выяснилось, поджидали его на каждом шагу. Юрий не имел никаких принципиальных возражений против законного брака, но ему почему-то казалось, что это делается не так. Оставалось лишь согласиться с Бекешиным, который как-то сказал, что они с Юрием составляют идеальную пару; Юрий спас Бекешину жизнь, а Бекешин помог своему телохранителю сохранить свободу. Правда, свобода эта была довольно относительной, поскольку расстаться с Леночкой оказалось трудно.
      - Чудак, - сказал Юрию Бекешин, с силой откидываясь на спинку сиденья и закуривая очередную сигарету. Они ехали на одну из бекешинских стройплощадок, где возникли какие-то проблемы с возводимым жилым домом. Бекешин считал, что проблема там только одна - вороватый прораб, и ехал на объект, чтобы, по его собственному выражению, "(выбить из стервеца все дерьмо". - Чудак, - повторил он, с самым благодушным видом выпуская густую струю дыма в потолок, - чего ты дергаешься? Откуда эта склонность превращать собственную жизнь в какую-то мелодраму? Ты что, смотришь все эти сериалы, которые пачками продают нам латиносы? Что за детский сад? Кто тебе сказал, что ты должен что-то менять? Все или ничего... Да чепуха это! Мало ли, что ей замуж хочется... Мне вот, например, хочется не работать и деньги иметь, так я же не пристаю с этим ко всем подряд! Да и она, насколько я понимаю, тоже не полная дура и держит свои желания при себе. Разве она тебе сказала, чтобы ты либо женился, либо убирался ко всем чертям?
      - По-моему, это и так ясно, - сказал Юрий.
      - А по-моему, ты идиот. Чего тебе еще надо? Ты очень неплохо устроился. Баба в самом соку, неглупая, красивая, горячая, с фигуркой и без материальных проблем. Скандалов она тебе не устраивает, надоесть еще не успела... А надоест - поцелуешь ей ручку, красиво простишься и найдешь себе другую. Проще надо быть, старик, естественнее. Ближе к природе, я бы сказал.
      - Угу, - глядя на полыхавший тревожным красным огнем светофор, сказал Юрий. - Хорошо быть кисою, хорошо собакою: где хочу, полисам, где хочу, покакаю... Так, что ли?
      - Приблизительно, - ответил Бекешин.
      Он хотел добавить что-то еще, но тут красный сигнал на светофоре сменился желтым, и в то же мгновение откуда-то сзади вывернулся старый универсал неприятного грязно-серого цвета - кажется, это был "рено-невада", - вклинился в узкий промежуток между "мерседесом" и стоявшей справа "девяткой", чиркнув своим бампером по заднему крылу бекешинской машины, и Юрий увидел опущенное до самого низа стекло со стороны водителя и торчащий из оконного проема ствол пистолета.
      Юрий успел рвануть на себя Бекешина, без церемоний схватив его за воротник пиджака, и с места дал полный газ. В течение нескольких бесконечно долгих секунд "мерседес" и "рено" двигались бок о бок, и все это время водитель "невады" почти в упор расстреливал машину Бекешина из пистолета. Со звоном вылетело боковое стекло, что-то оцарапало Юрию лоб - то ли осколок стекла, то ли пуля, - и что-то раз за разом с тупым металлическим стуком ударяло в правую переднюю дверцу и крыло машины, а потом и окно со стороны Юрия, жалобно дзынькнув, веером осколков вылетело наружу. Бекешин лежал на боку, оскалив стиснутые зубы, вздрагивал от выстрелов и смотрел на Юрия безумно округлившимися глазами. Когда Юрий попытался столкнуть "рено" с дороги, протаранив его передним крылом, он зажмурился и издал сдавленное мычание.
      Наконец у водителя "невады" кончились патроны, но последним выстрелом он ухитрился пробить переднее колесо "мерседеса". Машину потащило в сторону, Юрий ударил по тормозам, изо всех сил борясь с боковым заносом, тяжелый "мерседес" развернуло поперек дороги, он замер, и быстро шедшая сзади машина с отвратительным хрустом и скрежетом вломилась ему в багажник.
      Юрий выскочил на дорогу, схватился за пистолет, во тут же бессильно уронил руку вдоль тела и всухую сплюнул под ноги: серая "невада" была уже далеко и с каждой секундой уходила все дальше. Когда запыленная серая крыша окончательно исчезла вдали, затерявшись в пестром потоке автомобилей, Юрий повернулся к "мерседесу", чтобы посмотреть, как там Бекешин.
      Бекешин был в полном порядке, если не считать синеватой бледности, оцарапанной щеки и блестевших в растрепанных волосах мелких осколков стекла. Когда Юрий повернулся к нему, он как раз выбирался из машины, с заметным трудом открыв смятую, исклеванную пулями дверцу. Вокруг быстро собиралась толпа.
      - Ну что, босс, - сказал ему Юрий, - шкурку тебе не попортили?
      - Твоими молитвами, - криво улыбнувшись, ответил Бекешин. Глаза у него были совершенно белые, как у вареного карпа, сиреневые губы на сером лице прыгали, голос срывался, а что касается рук, то их он предусмотрительно засунул в карманы пиджака. Крупный осколок стекла вдруг соскользнул с его плеча и со звоном упал на асфальт. Бекешин вздрогнул. - Вот сволочь, - сказал он с ненавистью. - Вот тварь... Он же нас обоих чуть не завалил!
      - "Чуть" не считается, - сказал ему Юрий, обходя машину кругом, чтобы взглянуть на правый борт. На багажник смотреть не стоило - с ним и так все было ясно. - Фуфлыжник какой-то, - сообщил он Бекешину, разглядывая пулевые отверстия в блестящем черном металле. Отверстий было пять - два в дверце и три в переднем крыле. - Ведь в упор стрелял. Мог бы, кажется, и попасть... Хотя ему ведь еще и машину надо было вести...
      - Ты что, недоволен точностью стрельбы? - буркнул Бекешин. - Всю машину изуродовал, сучий потрох. Да отстань ты!" - вызверился он на водителя протаранившего багажник его машины "Москвича", который топтался вокруг них, сердито бубня что-то о помятом бампере, треснувшей решетке радиатора и разбитой фаре. - Дистанцию надо было держать! На, - он ткнул прямо в грудь оторопевшему мужичонке горсть скомканных зеленых бумажек, - купи себе еще одну такую же телегу на запчасти, только исчезни, пока я тебя не придушил.
      Мужичонка исчез, и на его месте возник флегматичный инспектор ГИБДД - не один, а вместе со своим сине-белым "фордом" и двумя сердитыми сержантами. Юрий почесал переносицу, думая о том, что на сей раз вороватый прораб, похоже, ускользнул от возмездия, вздохнул и стал давать показания.
      Глава 15
      Юрий добрался домой на метро. Когда он поднялся на поверхность из-под земли, уже стемнело, и над крышей старой двенадцатиэтажной башни повис тонкий серпик новорожденного месяца. От нагревшегося за день асфальта волнами исходило расслабляющее тепло, но в вечернем воздухе уже отчетливо попахивало осенью. Уличные фонари и огни реклам сияли, как драгоценные камни, уютно светились разноцветные прямоугольники окон, и Юрий решил для разнообразия считать, что все на свете хорошо и просто. Просто хорошо. Великолепно.
      Чтобы стало еще лучше, он купил в киоске на углу бутылку водки, пошутил с симпатичной продавщицей - та лишь устало улыбнулась в ответ - и неторопливо зашагал домой, дыша полной грудью и стараясь выбросить из головы события этого сумасшедшего дня. Сделать это было непросто; он все время видел перед собой оскаленные зубы и зажмуренные глаза Бекешина, слышал тупой стук, с которым ударялись о металл пистолетные пули, и обонял тяжелую вонь тесного кабинета, в котором их допрашивали, - сложную и удушливую смесь лизола, застоявшегося табачного дыма, водочного перегара, пота и сапожного крема.
      Похоже было на то, что Бекешин говорил чистую правду, когда утверждал, что на него ведется охота. Все совпадало, все события четко укладывались в нарисованную им схему, и каждое плотно входило на свое место, как патрон в пистолетную обойму. "Видимо, - думал Юрий, - я действительно притащил за собой хвост из самой Сибири. Кому-то очень не терпится довести до конца то, что ему не удалось завершить в сгоревшей дотла заимке. Кому-то я очень мешаю, и недаром директор "Трансэнерго" и его менеджер были убиты - ментовская версия насчет ревности не выдерживает никакой критики, особенно если знать, что именно эти двое были первыми, с кем я говорил после того, как пригнал в Москву тот злополучный грузовик. Кто-то рубит концы, и он не остановится, пока не уберет всех, кому хоть что-нибудь известно об этой истории. Бекешин прав: за нами охотятся, и если мы хотим жить, настало время переходить от пассивной обороны к активным действиям. На ментов надежды мало, да и похоже на то, что наш Гога не очень торопится выкладывать им подробности этой истории. Ну и правильно, что не торопится, я бы на его месте тоже не торопился. Кому это надо - доказывать, что ты не верблюд, когда счет идет на секунды и в любой момент тебя могут шлепнуть? "
      "А Гога - молодец, - подумал он, сворачивая к своему дому. - Быстро очухался. Другой на его месте заставил бы меня всю ночь сидеть у своего изголовья с пистолетом в руке и рассказывать ему сказки с хорошим концом для успокоения нервов. А он - ничего, держит хвост пистолетом. А с другой стороны, он ведь хоть и комиссованный, но все-таки бывший десантник. С оружием обращаться умеет и в рыло дать при случае может не хуже иных-прочих. В окошко к нему не залезть, подъезд охраняется, револьвер под рукой, телефон тоже..."
      Он вошел в подъезд, держа в одной руке бутылку, а другой нашаривая в кармане ключ от квартиры.
      "Пошли вы все к черту, - решил он. - Хотя бы на один вечер можно оставить человека в покое?! Вот сейчас мы переоденемся в домашнее, пошарим в холодильнике, откроем водочку и включим телек... Сегодня как раз футбол, вот мы его и посмотрим. Без водки теперешний футбол смотреть нельзя, а с ней, родимой, будет в самый раз. И пропадите вы пропадом с вашим бизнесом, с вашими конкурентами, киллерами, деньгами и секретаршами!
      Да-да, и с секретаршами тоже, как бы они ни были стройны, привлекательны и хороши в постели. От этого дела тоже иногда нужно отдохнуть, дать организму тайм-аут. А то получаются какие-то крайности: то полгода вообще без бабы, то дорвался, как медведь до сладкого..."
      "И телефон отключу, - решил он, вынимая из кармана ключ и вставляя его в замочную скважину. - Первым делом отключу телефон, чтобы не достали. Как-нибудь до утра перебьются без меня".
      Тут позади него со знакомым скрипом открылась дверь тети-Машиной квартиры. Юрий обернулся, сдержав невольный вздох: при всем своем уважении к соседке общаться с нею ему сейчас абсолютно не хотелось.
      - А вот и ты, - пропела тетя Маша, как будто дожидалась его целый день. Долгонько же ты домой добираешься! А тебя тут ждут не дождутся...
      - Кто ждет, тетя Маша? - спросил Юрий. "Ну вот, - подумал он. - Провел тихий вечерок. Водочки выпил, телевизор посмотрел..."
      - Говорят, знакомые, - ответила соседка. - Я их к себе провела, чайком угостила... Знаю ведь, что ты задержаться можешь. Чего, думаю, людям под дверью топтаться? Тем более, издалека они, сразу видно...
      "Бред какой-то, - подумал Юрий. - Кого еще принесло на мою голову? Он выпустил ключ, оставив его торчать в замке, и на всякий случай запустил правую руку под пиджак, положив ее на рукоятку пистолета. - Вот смеху было бы, если бы меня в ментовке обыскали, - пронеслась по краю сознания шальная мысль. Ствол-то этот с убитого милиционера снят. Тут бы мне никакие бекешинские деньги не помогли..."
      Позади стоявшей в дверях своей квартиры тети Маши возникла еще одна фигура, на сей раз мужская. Свет падал на этого человека сзади, мешая разглядеть лицо, ни Юрию показался знакомым этот коренастый, почти квадратный силуэт с крупной лохматой головой.
      - Ну, чего уставился? Не признаешь? - знакомым прокуренным басом осведомился обладатель силуэта и привычным жестом полез в бороду - чесаться.
      - Мать честная! - сказал Юрий. - Ничего себе сюрприз!
      - Это, брат, еще не сюрприз, - очень довольный произведенным эффектом, сообщил Петрович. - Сюрприз - вот!
      Тетя Маша отошла в сторонку, чтобы не мешать встрече, и он выдвинул у себя из-за спины потупившуюся Татьянку, Это действительно был сюрприз, но в первую минуту Юрий растерялся, не зная, к какой категории этот сюрприз отнести приятных или не очень. Впрочем, он очень быстро опомнился, обругал себя скотиной и, широко улыбаясь, распахнул объятия - видеть этих двоих ему было по-настоящему приятно.
      Петрович облапил его, как медведь-шатун, но, вопреки ожиданиям Юрия, сдавливать и ломать ребра не стал. Юрий заметил, что он бережет живот, и сразу же вспомнил о полученном Петровичем ножевом ранении.
      - Слушай, - продолжая похлопывать Петровича по обтянутой смешным бордовым пиджаком с золотыми пуговицами каменной спине, спросил Юрий, - ты откуда взялся? Ты же в больнице должен лежать, симулянт!
      - Черта я там не видал, в этой твоей больнице, - проворчал Петрович. Скучища, каждый божий день уколы в задницу шпыняют, а вместо жратвы пустая перловка. Свалил я оттудова. Как только мало-мало ходить начал, так сразу же и свалил. Чего, думаю, дожидаться, пока меня прямо на больничной койке до конца дорежут?
      - М-да, - сказал Юрий и повернулся к Татьянке. Татьянка от объятий уклонилась. Голову она упорно держала опущенной, а в качестве приветствия протянула Юрию сложенную щепотью ладонь. Одета она была по-городскому - в джинсы, футболку и новенькие кроссовки, и от этого выглядела как-то непривычно. "Ну и ну, - подумал Юрий. - Вот уж действительно сюрприз".
      - Замучила она меня, - басил на заднем плане Петрович, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что его голос наверняка был отлично слышен на всех пяти этажах. - Дяденька Юрий Лексеич да дяденька Юрий Лексеич... Вынь и положь ей дяденьку Юрия Лексеича! Прямо с ножом к горлу пристала. Вдруг, говорит, с ним чего случилось... Ну, вот он, твой дяденька Юрий Лексеич, любуйся! Цел и невредим, и вдобавок расфуфырен, что твой павлин... И главное, с бутылкой! Как знал, что гости его дожидаются.
      - Да ну вас, дяденька Петрович, - едва слышно прошептала Татьянка, не поднимая головы. - Вечно вы все выдумываете, ни с каким ножом я к вам не приставала...
      - Ну не приставала так не приставала, - покладисто сказал Петрович. Значит, это я к тебе приставал.
      - Слушайте, славяне, - сказал Юрий. - Может быть, мы все-таки зайдем в квартиру?
      - Так кто же против?! - воскликнул Петрович. - Это ж Ты дверь не открываешь, держишь, понимаешь, народ на пороге...
      Юрий отпер дверь и впустил гостей в прихожую.
      - Только учтите, у меня там не хоромы, - предупредил он и повернулся к тете Маше.
      - Спасибо, тетя Маша, - сказал он. - Опять вы меня выручили.
      - Да какое там - выручила! - махнула на него рукой соседка. С ее губ все еще не сошла умильная улыбка, с которой она наблюдала за имевшей место на площадке сценой. - Мне самой веселее, а то одна целый день, как коряга... Девчонка хорошая такая, тихая, воды не замутит, сразу видно, что без дури этой теперешней в голове. Степан Петрович мне сказал, что одна она, сирота круглая...
      Юрий нетерпеливо переступил с ноги на ногу, почти уверенный, что тетя Маша сейчас по народному обычаю пустит слезу, но соседка его удивила. Она вдруг подошла поближе, поманила Юрия к себе и, когда тот пригнулся, понизив голос, спросила:
      - А Петрович твой - он как? Серьезный мужик-то?
      - Вполне, - сдерживая улыбку, ответил Юрий. - Хороший мужик, тетя Маша. На вашем месте я бы его...
      Он сделал быстрое движение ладонью, как будто ловил муху, и показал тете Маше сжатый кулак. Тетя Маша смущенно рассмеялась и замахала на него обеими руками.
      - Иди уж, баламут, - сказала она. - Без тебя разберусь. А девчонка пусть ко мне ночевать приходит, я ей постелю. Знаю я вас, мужиков, - теперь полночи будете вокруг бутылки шаманить, а дыму напускаете полную квартиру, хоть топор вешай...
      - Спасибо, - повторил Юрий и вошел в прихожую. Петрович уже был на кухне. Его туго обтянутый лоснящимися черными брюками зад торчал из распахнутого холодильника, а на столе росла гора продуктов, которые Петрович вынимал из холодильника, нюхал и, одобрительно ворча, передавал Татьянке. Услышав шаги Юрия, эти вандалы на время прервали свой грабительский набег на его продуктовые склады. Татьянка опять потупилась, рдея ушами, а Петрович выставил над верхним краем дверцы раскрасневшуюся физиономию в обрамлении черной разбойничьей бороды и высказался в том смысле, что жрать хочется до потери сознания, - трое суток в дороге да пока нашли Юрия через справочную, а чай он и есть чай, хотя бы и с вареньем. "Я, если хочешь знать, этого варенья видеть не могу, сроду его не жрал и начинать не собираюсь, а соседку твою объедать - последнее дело. Она баба ничего, с понятием и даже симпатичная, но сразу видать, что достатка небольшого. Совала она нам колбасу какую-то, вареную, что ли, да мы набрехали, что в ресторане пообедали - га-га-га! А ты ничего живешь, - продолжал он, снова ныряя в холодильник и принимаясь энергично шуршать там какими-то пакетами и свертками. - Квартирка, конечно, небогатая, зато насчет жратвы полный порядок, и одет как на картинке".
      - Насчет жратвы - это да, - согласился Юрий. - Это я вчера на месяц закупился. Терпеть не могу по магазинам шастать.
      - На месяц? - переспросил Петрович. - Придется, браток, тебе этот месяц голодом поститься.., га-гага! Да ты не бледней, это я шучу... Мы ведь не просто так к тебе, а вроде как по делу.
      - Догадываюсь, - сказал Юрий. - Вряд ли вы бы поехали через полстраны только затем, чтобы порыться у меня в холодильнике.
      - Во-во! - подхватил Петрович. - Верно мыслишь. Не за этим, факт. Ну, я-то, между прочим, домой вернулся, домишко у меня в Монино, не домишко, а так - четыре стены... И Татьянку вот с собой сманил. Чего ей там одной пропадать? Хозяйства никакого, работы нету.., утки с дерьмом всю жизнь таскать - это, брат, не работа. Пускай, думаю, хоть на жизнь посмотрит. Работу какую-никакую мы ей подыщем...
      - Только не такую, как себе подыскали, - заметил Юрий.
      - Эт-точно, - сказал Петрович, лохматя бороду. - Эт-факт... Работу мы себе подыскали умеючи, тут ничего не скажешь. Эх, кабы заранее знать! Да задним-то умом мы все крепки.
      - Погодите, ребята, - сказал Юрий. - Есть идея.
      Вы тут хозяйничайте пока... Татьянка, посуда вон в том шкафчике, разберешься. А я пойду позвоню насчет работы, пока язык не заплетается.
      - А не поздновато насчет работы звонить? - спросил Петрович.
      - В самый раз. Он мне по гроб жизни должен, бродяга, так что работа будет. Татьянка, ты как, не против на стройке поработать? Для начала, пока что-нибудь поприличнее не подвернется. С учебой в этом году ты все равно опоздала.
      - Стройка будет в самый раз, - ответил за Татьянку Петрович. - Мы так и планировали. Хорошо, что у тебя такие знакомые имеются. Это кто ж такой, если не секрет?
      - Да какие тут секреты, - сказал Юрий. - Старый приятель. У него своя строительная фирма, а я при нем вроде телохранителя.
      - Во-о-он как, - с непонятной интонацией протянул Петрович. - Это не тот знакомый, который тебя в монтажники определил?
      - Он самый, - сказал Юрий. - Ты знаешь, Петрович, ведь ничего не кончилось. Эти сволочи теперь за ним охотятся. Сегодня нас обоих чуть не уделали, всю машину изрешетили.
      - Да? - с явным недоверием переспросил Петрович. - Сволочи, говоришь... Охотятся... Ну-ну. Да ты иди, иди, звони, а то как бы он спать не улегся.
      Юрий вышел, испытывая странное чувство. Ему казалось, что Петрович чего-то недоговаривает. То есть какое там - казалось! Бородач явно на что-то намекал своими недомолвками, имея в виду нечто вполне определенное. Знать бы только, что именно...
      "Узнаем, - сказал себе Юрий, снимая телефонную трубку. - Я его, варнака бородатого, расколю. Да он и сам расколется, неспроста же он заявился, в самом-то деле. За этим и заявился, не иначе. Что-то он такое узнал за это время, а может быть, вспомнил, что сбежал из больницы и Татьянку с собой притащил. Старый дурак! Нашел, называется, безопасное местечко..."
      Бекешин очень долго не брал трубку, но в конце концов все-таки ответил.
      - Это я, - сказал ему Юрий. - Слушай, мне тут надо пристроить одну девицу... У тебя на стройке не найдется местечка?
      - Что еще за девица? - недовольно спросил Бекешин. - С каких это пор ты своих б...дей на работу устраиваешь? Да еще и на стройку... Учти, в конторе свободных мест нет.
      - Не гони волну, - сказал ему Юрий. - Чего ты разорался? С бабы я тебя снял, что ли?
      - Ну натурально! - ответил Бекешин и вдруг фыркнул в трубку. - На самом интересном месте...
      - Ч-черт, - смутился Юрий. - Ну извини.
      - Да ладно, - переходя на обычный для него легкомысленный тон, сказал Бекешин. - Так что там у тебя за таинственная незнакомка? Образование у нее какое?
      - Какое, какое... Среднее.., наверное. Да ты не ломай голову, ей всего-то и нужно, что место подсобницы.
      - Ни хрена не понимаю, - признался Бекешин. - Бредятина какая-то.
      - Да никакой бредятины! Приехала родственница - издалека, из деревни... Хорошая девушка, работящая, умная, но в Москве не была ни разу. Приехала и растерялась. Не в ресторан же мне ее устраивать, не в коммерческий киоск! Разведут на пальцах, выставят счет и продадут в бордель за долги, как это у нас водится.
      - Тоже верно, - задумчиво согласился Бекешин. - Ну, если работы не боится... Баксов триста в месяц я ей для начала гарантирую, а там посмотрим. Курсы какие-нибудь кончит, подрастет... Это все несложно устроить. Только не пойму, откуда это вдруг у тебя родственница появилась. Ты же сказал, что один как перст.
      - Это дальняя родственница, - сказал Юрий. Ему почему-то не хотелось говорить Бекешину, кто такая Татьянка на самом деле. И потом, какая ему разница? Опять начнутся расспросы, недоумения... А так - родственница и родственница, и говорить не о чем. Родственники москвичей для того и существуют, чтобы москвичи им помогали. - Очень дальняя, - добавил он для убедительности. - Седьмая вода на киселе, мы сто лет не виделись, а тут - на тебе! - приехала...
      - Ладно, - сказал Бекешин. - Приводи ее завтра на седьмой объект. Прямо к прорабу. Скажешь, что от меня, объяснишь, в чем дело... Нет, не так. Лучше я ему сам позвоню - прямо сейчас, пока не забыл.
      - А как же твоя гостья?
      - А моя гостья... - Бекешин вдруг хихикнул и перешел на заговорщицкий шепот. - Она сейчас у меня по шкафам шарит, бабки ищет. Думает, что ее не видно, а я тут в зеркало смотрю, дверь у меня зеркальная... Пускай пороется, все равно я деньги в спальне не держу. Все-таки развлечется человек, да и в постели потом злее будет - от разочарования...
      - Весело живешь, - позавидовал Юрий. - Ты, главное, смотри, чтобы она тебя потом не замочила. - Проверенная, - успокоил его Бекешин. - Так ты запомнил? Седьмой объект! Юрий поблагодарил его и повесил трубку. Обернувшись, он обнаружил у себя за спиной Петровича, который стоял посреди комнаты с консервной банкой в одной руке и кухонным ножом в другой. Лезвие ножа было испачкано мясным паштетом, а Петрович задумчиво облизывался и причмокивал.
      - Не утерпел, - пояснил он слегка виноватым тоном. - Хорошо, что Татьянка тебя стесняется. Она бы мне давно все руки отбила. Боевая девка - жуть! Чего он тебе сказал-то, приятель твой?
      - Насчет работы все в порядке, - ответил Юрий. - Прямо завтра можно приступать.
      - А насчет чего не в порядке? - спросил Петрович, снова запуская в банку кончик ножа. Глаза его при этом не отрываясь следили за Юрием.
      - А он, видишь ли, сильно удивился: откуда, говорит, у тебя родственница? Ты же, говорит, один как перст... Далась ему эта родственница! Даже странно...
      - А чего тут странного, - сказал Петрович, облизывая с ножа паштет. - Я тебе все время про это толкую, с самого первого дня. Ты один как перст, и я такой же - ни родни, никого...
      - Ну и что?
      - А то, Юрик, что таких перстов у нас в бригаде было двадцать пять душ. Уж это ты мне поверь. Я как-то раз у Петлюры в вагончике исхитрился личные дела пролистать. Ни одного женатика, все без роду, без племени. Вот так-то, Юрик. А ты говоришь - странно.
      - То есть ты хочешь сказать...
      - Специально нас отбирали, вот что я хочу сказать. Таких, что никому дела нету, жив человек или помер. Чтоб не искал никто, пороги не обивал, ментов за штаны не теребил. Чтобы сгинули мы, и никто про нас не спрашивал - нету и нету, и хрен с ними со всеми, поважнее дела найдутся. И вообще, если хочешь знать, там, - он махнул рукой куда-то в сторону прихожей, - там, в тайге в этой, мать ее так и разэдак, уголовное дело уже закрыли. Халатность сторожа, понял? И - вася-кот. Вот так вот. Приходил ко мне в больницу один очкарик - из области, что ли, - показания снимал. Прямо-то он ничего не сказал, но я ведь тоже воробей стреляный, сразу понял, куда он клонит: пырнули, дескать, меня ножом в пьяной драке, вот и все дела... И как только до меня это дошло, так я оттуда и рванул - прямо на следующее утро.