Ночной дозор (боевик) (№1) - Ночной дозор

— Ну и что из того, что видел? Откуда он узнал, что водка «левая»?

— До этого с грузчиками базарил.

— А грузчики что?

— Он их напоил, они ему и сказали о том, что на корабле партия водки, которая благополучно миновала и пограничников, и таможенников. А по бумагам там не водка, а минеральная вода.

— Ух, уроды! — выдохнул Петров. — Вас бы всех перестрелять! Проблемы, неприятности, причем на ровном месте. Что, по-человечески не могли обтяпать? Не могли?

Не могли? У, сволочи! — Петров подбежал к мужчине, который стоял к нему ближе, и замахнулся на него растопыренной пятерней.

Мужчина втянул голову в плечи и отскочил.

— Что ты шарахаешься от меня, стой на месте! Вы же так все дело завалите. Это не простой мент был, не участковый какой-то, он человек Малютина. Зачем Малютина злить, он итак на нас зубы точит! Ладно.., в общем, на этой неделе никакой водки, никакого «левого» товара в порту чтобы не было. Пусть смотрят, пусть все перещупают. Нашего там оставаться не должно. Все, что можно, необходимо вывезти.

— А товар Короедова? — переспросил мужчина с родинкой. Второй стоял молча, разглядывая носки грязных ботинок.

— Вывозите, но пусть сам разбирается, куда его складировать. Не найдет — в заливе контейнеры утопить. Но чтобы никто из наших в порту зря не крутился. Попадетесь ментам — вызволять не стану.

Наконец злость немного улеглась. Петров отдышался.

— Как мое поручение? — спросил он, глядя в лица то одному, то другому.

— Занимаемся, Федор Павлович.

— Откладывать это дело нельзя. Но все должно быть сделано аккуратно, чики-чики. С головы Малютина даже волос не должен упасть, ни одна пуговица на его одежде не должна поцарапаться. Только напугать. Но напугать так. чтобы он в штаны наложил.

— Постараемся. Специалисты у нас хорошие, свое дело знают.

— Не надо мне рассказывать про специалистов, не о цене договариваемся. Сделают, тогда и разберемся, хорошие они специалисты или не г. А ты. Боцман, потом Толику их поручи. Чтобы он твоих специалистов убрал, — вцепившись в воротник куртки бандита пробурчал Петров. — Ты меня понял?

— Чего ж не понять, дело яснее ясного.

— Ну, смотри у меня!

* * *

Еще три дня лил дождь, и потом, словно специально, окончился как раз в день похорон капитана Федосеева.

Хоронили его за городом, на небольшом сельском кладбище, рядом с дедом и отцом. Так захотела жена.

Малютин, хоть и был занят по горло, понял, что не поехать не сможет, совесть не позволит. Как-никак, человек действовал по его поручению, и он в какой-то мере ответственен за его гибель. Но на этот раз Малютин твердо решил, что выступать не станет, хотя все ждали, когда он подойдет к гробу и скажет прощальные слова.

Дольше всех говорил полковник Барышев, и Малютин слушал его речь так, словно бы говорил сам. «Да, чувствуется, что человек говорит на похоронах уже не в первый раз. Как лектор, который ездит с одной и той же лекцией по разным аудиториям и уже выучил ее наизусть».

Тем не менее, он был благодарен Барышеву, во-первых, за то, что тот избавил его от необходимости выступать, а во-вторых, за то, что сумел посмотреть на себя как бы со стороны. «Больше на похоронах выступать не стану, — решил Малютин, — лучше сделаю все, чтобы найти этих сволочей-убийц».

Он на пару секунд подошел к разверстой могиле и бросил туда горсть земли — сухого желтого песка, который почти беззвучно исчез в глубине ямы.

И вновь Малютин решил отложить разговор с женой на завтра. Так уже случалось не первый раз: он возвращался домой усталый, злой, понимая, что не сможет спокойно поговорить, сорвется и начнет кричать. А семья, в общем-то, ни в чем не виновата, он сам согласился занять эту должность, прекрасно представляя, что его ждет в будущем.

Заснуть он не мог очень долго, а проснулся с тяжелой головой, словно с похмелья. Сидел на кухне, рассеянно слушая радио. Новости казались ему пустыми, он лишь отметил, что никто не вспомнил о гибели капитана Федосеева. Значит, журналисты сдержали свое слово, значит, его еще уважают, значит, в слово, данное им самим, верят.

Малютин оделся и посмотрел на часы. «Еще успею выпить кофе, может, голова перестанет болеть».

Поглядывая в окно, он выпил чашку кофе, за ней другую. Но машина в положенное время у подъезда так и не появилась. «Черт его знает. Что случилось? Может, из гаража не выехал?»

Опаздывать Малютину не хотелось. На самое начало дня он назначил две встречи, а к двум часам самому предстояло нанести визит к губернатору. Губернатор требовал отчета, почему люди Малютина почти парализовали работу порта. Жалобы на него поступали со всех сторон, Петров и Короедов постарались. Звонили и жаловались на него пограничники, таможенники, автомобилисты, железнодорожники, владельцы оптовых рынков. Выходило, что Малютин делом не занимается, а только мешает работе огромного предприятия и лишает казну поступлений. Предстояло сегодня убедить губернатора в том, что расследование продлится совсем недолго, может, недели две-три, и вскоре порт заработает на полную мощность.

Малютин позвонил в гараж и, к своему удивлению, узнал, что машина выехала, как всегда, вовремя и по всем расчетам должна уже стоять у подъезда.

— Я могу связаться с водителем, — предложил диспетчер.

— Я и сам могу ему позвонить, — рассеянно ответил Малютин.

«Подожду еще минут пять и позвоню Алексею», — так звали водителя.

* * *

Алексей приехал в гараж на своем стареньком «Рено».

Машину поставил на обычное место, и поскольку оставалось еще минут десять свободного времени, поболтал с другими водителями, обменялся новостями.

В бывшем обкомовском гараже за последние годы многое изменилось, на место «Волг» пришли «Вольво», «Мерседесы». Но Малютин, когда его назначили на должность, лишь один раз проехался в «Мерседесе», а потом настоял на том, что будет ездить на «Волге», чтобы не вызывать лишних кривотолков. Поэтому Алексей чувствовал себя немного ущемленным.

Это раньше «Волга» была престижной машиной, теперь же в потоке других автомобилей она выглядела, как раньше «Запорожцы» — ни тебе вида, ни важности. О том, что на машине ездит большой начальник, свидетельствовали лишь номера, начинавшиеся с двух нулей, и антенна радиотелефона, укрепленная на крыше.

Алексей выехал из государственного гаража в хорошем расположении духа. «Наконец-то кончился дождь», — думал он, глядя на просветлевшее небо.

Проехаться от гаража до дома Малютина он бы мог даже с закрытыми глазами: знал каждую выбоину в асфальте, каждый люк. Он проезжал здесь каждый день в одно и то же время. Малютин отличался пунктуальностью.

Гаишники все машины из бывшего обкомовского гаража знали, как говорится, в лицо и останавливали чрезвычайно редко, лишь за тем, чтобы предупредить о перекрытии улиц или ремонтных работах.

Миновав светофор, Алексей прибавил скорость. Дорога здесь была широкой и шла под уклон, спускаясь под путепровод. На этом участке все машины разгонялись, чтобы затем, не сбавляя скорость, выскочить на горку. Это место любили и гаишники, зная, что водители постоянно превышают здесь скорость и штрафовать в этом месте — милое и доходное дело. Однако устраивали засаду здесь лишь по вечерам.

Гаишник возник абсолютно неожиданно, рядом с красными «Жигулями», словно именно эту черную «Волгу» он поджидал. И если бы не реакция водителя «Волги», то она проскочила бы мимо машины гаишника.

Алексей нажал на педаль тормоза. Лицо лейтенанта было злым.

— Нарушаете! — воскликнул он.

Алексей хотел сказать, что он спешит, но тот вдруг улыбнулся:

— Это что, машина Малютина? — козырнув, спросил лейтенант.

— Его, а то чья же?

— Можно вас на минутку?

— Что такое, лейтенант?

— Простая формальность. Давайте пройдем в нашу машину.

Алексей выбрался из кабины, захлопнул дверцу и неторопливо, даже не захватив документы, направился к красным «Жигулям», в салоне которых сидел еще один лейтенант. На крыше красных «Жигулей» лежал радар.

— Я даже не сразу понял, что это за машина, замотался, — усмехнулся лейтенант, беря в руки радар и показывая экранчик дисплея Алексею. — Превысили все-таки!

— Бывает… Я, честно говоря, на спидометр не посмотрел.

— Если бы я видел номера, не стал бы скорость мерить. Присядьте, пожалуйста, — лейтенант стал вежливым и любезным, хоть прикладывай к ране. — Тут к нам сигнал поступил, что украли черную «Волгу», на которой один генерал из штаба округа ездит. Привык, чудак, к «Волге». Вышел недавно на пенсию и теперь на черной «Волге» сам за рулем ездит.

— Вот тут, — сказал второй лейтенант, сидевший в машине, — распишитесь и проставьте номер своей машины. Я понимаю, что если автомобиль два дня тому назад украли, то давно на запчасти разобрали, а не по городу на нем ездят. Но порядок есть порядок, для отчета нам нужно, чтобы видели — мы ни одной черной «Волги» мимо не пропустили.

Предложение лейтенанта выглядело абсолютно идиотским, с точки зрения профессионала. Но Алексей, во-первых, спешил, а во-вторых, прекрасно знал, что в ГАИ существует столько идиотизма, всяческих бумаг, что легче всего сделать то, что от него требуют, к тому же, он действительно превысил скорость. Значит, услуга за услугу: они забывают о превышении, а он подписывает ничего не значащую для него бумагу.

Ручки у него с собой не оказалось, лейтенант предложил свою. Та не писала.

— Василий, извини, дай твою ручку.

Лейтенант копался, хлопал себя по карманам. Наконец отыскал ручку, торчащую из прорези в приборной панели машины.

Наконец Алексей написал номер, расписался, проставил время. Занятый бумагами, он не заметил, как мужчина в спецовке с металлическим ящичком в руках, в каких обычно носят инструменты, присел на корточки позади его машины. Он действовал ловко и быстро. Прикрывая собой ящичек, он распахнул его, и сноровисто что-то прилепил к днищу «Волги». Уже въехав на горку, Алексей в зеркало заднего вида увидел, как двое гаишников садятся в красные «Жигули», а мужчина в спецовке и с ящичком в руках пересекает дорогу. Ему показалось, что мужчина направляется именно к «Жигулям», что именно его ждут гаишники.

Но «Волга» Малютина уже спускалась с горы, и конец этой сцены Алексей наблюдать не мог.

Но он не ошибся. Мужчина и впрямь подошел к красным «Жигулям», сел на заднее сиденье. Машина развернулась и исчезла в одном из дворов.

Алексея встреча с гаишниками задержала ровно на пять минут, тех самых, которые определил для ожидания Малютин. Он уже готов был набрать номер, когда увидел под окном только что подъехавшую черную «Волгу».

— Вот и порядок.

Из спальни появилась жена, подала мужу портфель.

Малютин вышел на площадку, сел в лифт, а жена, как было заведено, прильнула к окну, чтобы успеть помахать рукой мужу, когда тот будет садиться в машину. И тут произошел взрыв. Жена Малютина даже не услышала его, она лишь увидела все, как в немом кино, затем ощутила, как вздрогнул дом. И возможно, если бы не тройные стеклопакеты в окнах с противоударной пленкой, ей бы изрезало лицо осколкам и Во всяком случае, в подъезде все стекла вылетели напрочь.

Взрыв и остановка лифта совпали. Когда створки лифта разошлись, Малютин увидел сорванную с петель дверь и яркий огонь, в котором лишь угадывался искореженный силуэт машины. Охранник, дежуривший у подъезда, лежал лицом вниз на ступеньках. Малютин на мгновение замер от неожиданности.

— Назад! — закричал второй охранник, выбежавший из-под лестницы, и толкнул Малютина вверх. В руках он сжимал пистолет. — Туда, Лев Петрович, быстрее! Наверх!

Прижмитесь к стене!

Во дворе уже слышались крики. А через четверть часа двор был заполнен милицией, пожарниками, стояла машина «Скорой помощи». Жена трясущимися руками пыталась налить себе корвалол, с ней случилась истерика. Сам Малютин сидел на кухне мрачнее тучи.

Глава 2

День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога.

Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.

«Чертовщина какая-то!» — держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.

Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные.

Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.

Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. "Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку — и вперед.

Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое — за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи.

— Черт бы меня побрал! — бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.

Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень.

Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.

— Что, проблемы?

— Могу помочь.

— Вы сапожник? — нашлась Катя.

— Нет, я не сапожник, я компьютерщик.

— Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.

Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую кар гину, можно улучшать и улучшать.

— Так чем вы мне, собственно, можете помочь? — улыбнулась Катерина — Могу на руках отнести к своей машине, — широко улыбнулся парень — У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…

— Что, туфли на каблуках надеть?

— Да. Не собиралась, но как-то так получилось.

— Наверное, на свидание спешили?

— Спешила, но уже опоздала, — Катя взглянула на часы, — и уже минут на пять.

— Может, вам помочь? Я на машине, — и парень провернул на указательном пальце ключ.

— Нет, спасибо, мне недалеко.

Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.

— Что вы предлагаете?

— Свежее решение, — засмеялась Катя.

— Решения пока не вижу.

— Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои у слуги.

— Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.

— Отломайте второй, что может быть проще?

Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы.

Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.

— Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.

— Конечно, не руку, но жалко.

Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.

— Вот, попробуйте.

— Что здесь пробовать? — Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.

— Что с ними делать? — спросил он.

— Выбросить.

— Можно, я оставлю их на память, как талисман?

— Вы что, фетишист?

— Нет, не фетишист, но такое со мной впервые — чтобы каблуки женщинам обламывать.

— Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?

— Обычно я на улице не знакомлюсь…

Катя рассмеялась:

— Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко… Я была бы вам благодарна… Если бы вы меня подбросили… Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках…

— Понимаю, — парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. — Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?

— Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.

— Вы фотограф?

— Как вы угадали?

— С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.

— А если я просто бутылки несу?

— Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, — он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.

— Нет-нет, давайте его сюда, на колени.

— Так он же тяжелый!

— Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда…

— Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?

— А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.

Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.

— Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.

— Хорошо, — парень спрятал каблуки в ящик.

— Найдет жена — проблем не оберетесь.

— У меня жены нет.

— К сожалению? — спросила Катя.

— Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?

— Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».

— Вы в журнале работаете?

— Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.

— Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.

— Вы где работаете, если не секрет?

— Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.

— Наверное, в банке?

— Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.

— Поехали, чего стоим?

— Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.

По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».

— Ездят, как понравится, — сказал парень, — будь они неладны!

— Не любите чиновников?

— А вы их любите?

— Обожаю Я на них деньги зарабатываю.

— «На них» — звучит двусмысленно, — парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. — Музыку? — спросил водитель.

— Да… нет..

— Что? Да или нет?

— Как хотите. У меня все равно голова другим занята.

— Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, — парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.

— Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.

— Красивое имя, — отвесил парень вполне дежурный комплимент. — очень редкое.

— Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.

— Здесь нет поворота.

— Для меня есть.

— Ну уж нет! — парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил:

— Вы так и пойдете?

— Что вы имеете в виду, Илья?

— Обувь?

— Разве есть какое-то альтернативное решение?

— Можно пойти босиком.

— Нет, — сказала Катерина, — пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека — вы и я.

— Вас подождать?

— Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.

— Вы надолго, Катя?

— Ну, не знаю… У меня две встречи.

— Час? Полтора? Два?

— Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.

— А что, в личных делах — проблемы?

— У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.

— По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.

— Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.

— Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.

— Не сильно я тороплюсь, — выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.

Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.

Катя постучала.

— Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!

— Можно подумать, ты волновался, будто я не приду.

Здравствуй, — Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.

Ей показалось то, что казалось всем: художественный редактор Дмитрий Меньшов днюет и ночует у себя в кабинете, заваленном и завешанном всевозможными фотографиями. Компьютер был включен, и на экране монитора клубилась заставка — что-то очень похожее на сигаретный дым, висевший над столом.

— Ты бы окно открыл.

— Нельзя открывать окно.

— Это почему еще?

— Все со стола сдует, потом три дня собирать придется, и наверняка что-нибудь не найдется.

Катя засмеялась.

— Принесла? Хорошие снимки?

— Как всегда, плохих не делаю.

— Ну-ну, давай посмотрим, полюбуемся.

— Я забыла напомнить, они не только хорошие…

— Но и дорогие, — сказал Меньшов.

— Верно, ты экстрасенс, Дима, мысли читаешь прямо сходу.

— Мне снимков-то надо всего два.

— Как это два!? — воскликнула Катя. — Ты же сказал серию! Я в лепешку, можно сказать, разбивалась, ползала на четвереньках, на спине валялась, делая снимки, а ты говоришь, только два? Кофе хоть угостишь?

— Вон стоит, я всего глоток из той чашки выпил.

— А чистой чашки, как всегда, нет?

— Как всегда, нет, ты угадала. Давай я возьму три, но снимки напечатают немного меньшими.

— Э, нет, так не пойдет! Я девкам на подиуме обещала, что их лица будут видны. Они специально два часа красились. А ты хочешь три на четыре напечатать и их этим удовлетворить. Они же нас с тобой разорвут и больше никогда у меня сниматься не станут.

— Ладно, не кипятись. Кстати, вот деньги, — конверт лег рядом с кофром. — Можешь не считать, плачу, как всегда, щедро.

— Сейчас узнаем границы твоей невиданной щедрости, Дмитрий.

Конверт оказался запечатанным. Разрывать его Катерине не хотелось, она помяла конверт пальцами и бросила в кофр.

— Катя, ты так деньгами швыряешься, словно тебе такие пухлые конверты в местах двадцати дают и все в долларах.

— Да у меня таких плательщиков, Дима.., смотри, — и Катерина вытащила несколько конвертов, правда, все они оказались разорваны и пусты. — Видишь, сколько?

— Вижу. Ты, наверное, уже два месяца бумаги из кофра недоставала.

— Доставала, — Катя села в кожаное кресло, ужасно неудобное, холодное и жесткое, закинула ногу за ногу. — Может, сигаретой угостишь? Только пепельницу с бычком ко мне не пододвигай и не говори, что сделал из него всего лишь одну затяжку.

— Сигарет у меня, между прочим, в изобилии, а вот кофе больше нет, потому я тебе свой и отдал, от сердца оторвал. Негативы, кстати, где?

— Возьми, — из сумки выпорхнул конверт и лег на стол. — Чем ты тут сегодня занимаешься?

— Ты же видишь, курю, кофе пью, с такими, как ты, разговариваю, торгуюсь.

— Таких, как я, положим, больше нет.

— Это точно, — хмыкнул Дмитрий, — тебя одной на всех хватит в смысле работы и в смысле достачи.

— Что тебе еще надо?

— Ничего не надо. Почему ты спросила, уезжаешь куда-нибудь?

— Можно сказать, улетаю к карабасам-барабасам в камуфляже.

— Ой-ля-ля, — не удержался Дмитрий и схватился руками за голову, — ты что, с ума сошла? Тебе что, здесь работы мало или тебя на солененькое потянуло? Кровушки решила испить?

— Да нет, Дима, на зелененькое. Просто очень выгодный заказ, англичане предложили подскочить в Чечню на недельку. Они все оплачивают — билеты, суточные, командировку. Сказали даже, что взятки шариатским чиновникам и те оплатят.

— Сумасшедшая! Я всегда всем говорил, что Ершова — баба ненормальная, но не до такой же степени! Они же нелюди, они звери.

— Брось ты! Нормальные люди, хорошие мужики. У меня, кстати, в Грозном знакомых куча.

— Живых? — саркастически усмехнувшись, спросил Дима.

— Живых, конечно.

— Я не спрашиваю, Катька, сколько тебе денег посулили, но, думаю, не очень много. И надо тебе свою молодую жизнь, свое красивое тело под пули подставлять! Что твой Варлам на это сказал?

— Он ничего не говорит, он не знает. И вообще, ему сейчас не до меня. Коллекцию клепает.

— Что-нибудь хорошее или опять космические мотивы его одолели?

— Нет, с пришельцами покончено. Свозил коллекцию во Францию и пролетел как фанера. Я ему говорила, что после фильма «Армагеддон» лучше с космической темой не высовываться. Какие бы у тебя девки раскрасавицы ни были, лысого Брюса Уиллиса им не переплюнуть. Хотя каталоги моделей одежды получились очень красивые.

— Но каталоги — это же не его заслуга. — Меньшов закурил очередную сигарету. — Если бы не ты, Катя, сидел бы твой Варлам в глубокой заднице, ему даже малиновые пиджаки шить никто не доверил бы. Кстати, поздравляю тебя с присуждением премии.

— Спасибо. Но это не премия, а приз.

— Какая разница?

— Премия подразумевает деньги, а приз — только признание.

— Я-то думал, ты возгордишься и от Варлама уйдешь.

— Ну ладно тебе, Дима, он свое дело знает, а я — свое.

Вот и получается у нас симбиоз: он мне — я ему. Так сказать, друг друга продвигаем.

— Взаимно обогащаетесь, — игриво расхохотался Меньшов.

— Вот насчет обогащения — этот номер с Варламом туго проходит. Обогащаться можно с тобой, с англичанами, с немцами, а из него деньги не вытянешь. Он как только заработает, так все за долги отдает или в новую коллекцию вбухивает.

— Так ты точно решила ехать? — сквозь пелену дыма как-то мягко, по-дружески спросил Меньшов.

— Точно, Дима, назад дороги нет. Я уже аванс у англичан взяла.

— Аванс можно вернуть.

— Нет, вернуть нельзя. Деньги — они как песок: сжал в кулаке — высыпался сквозь пальцы, и ничего тут не поделаешь. Работаю, работаю…

— Ты бы лучше Катя, отдохнуть куда-нибудь съездила на недельку.

— Вот и отдохну в Чечне. Там у них тепло, юг, как-никак, Кавказ, горы.

— К черту горы! Вообще, все это чушь. Прошлый раз ты какую-то дурь придумала, потом месяц лежала больная.

Тебе этот репортаж из хосписа нужен был?

— Мне — нет, но заплатили за него получше, чем за девок. И кроме того, я не знаю ни одного солидного журнала, который бы из той серии хоть один снимок не напечатал.

— Да, не знаешь, где себе славу найдешь, а где ее потеряешь.

— Ладно, я побежала, а то меня молодой человек в машине ждет.

— Серьезно, молодой?

— Молодой, молодой, моложе тебя. И, кстати, чисто выбритый.

— Офицер, наверное? — расхохотался Меньшов.

— Нет, не офицер, компьютерщик. Я с ним минут тридцать назад познакомилась, он мне каблук отломал.

— Как? За ноги хватал?

— Очень просто: взял вот так и отломал, — и Катя руками показала, как Илья отламывал каблук.

Только сейчас Меньшов обратил внимание на ее искалеченные туфли:

— Ты что, действительно без каблуков скачешь?

— Действительно.

— Ну, ты даешь! Возьми мои кроссовки.

— Сорок шестого? — расхохоталась Катя.

— Ну, все-таки…

— Нет, спасибо, Дима.

— Хоть позвони.

— Ага, позвони…у тебя всю жизнь занято. Повесишь компьютер на Интернет, и до тебя не дозвониться.

— Ты звони вечером, когда поспокойнее.

— Вечером ты пьяный.

— Зато добрый.

— Мне это до сиреневой звезды. К вечеру, Дима, у тебя всегда денег нет, так что звонить не интересно.

— Да, Катька, к вечеру моя щедрость иссякает. У меня правило: как выпью, ключи от сейфа и машины глотаю, чтобы не было соблазна воспользоваться.

— Пока.

Дима постучал указательным пальцем себя по щеке, предварительно ее надув. Катя подошла и чмокнула приятеля в щеку. Дмитрий обхватил ее за талию и на несколько секунд задержал.

— Когда приеду, чтобы был выбрит.

— Ага, — сказал Меньшов.

— И при деньгах. Я поскакала.

Катя спускалась по ступенькам высокого крыльца. Она была абсолютно уверена, хотя сама не понимала почему, что Илья будет стоять и ждать ее возвращения. Так оно и оказалось. Илья помахал рукой, боясь, что она его не заметит. Только теперь он смог рассмотреть эту женщину как следует, и она ему понравилась, чего с ним не случалось уже давно.

Катерина распоряжалась своим новым знакомым так, словно это был если ее не муж, то, во всяком случае, младший брат. Не сказав ни слова, она села в машину, открыла кофр и вытащила из него конверт. Острым ногтем попыталась подцепить клапан. Но если Меньшов что-то делал, то делал на совесть: шов оказался крепче самой бумаги. Чертыхаясь, она криво оборвала край конверта и тут же испугалась, что случайно прихватила край купюры. «Нет, целы».

Катя заглянула одним глазом вовнутрь конверта, сжав его с краев пальцами. Затем, совсем не стесняясь Ильи, быстро пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем она рассчитывала, но меньше, чем договаривались, и ровно за шесть фотографий, без премии за срочность.

— Молодец, Димка! — она сказала это так, будто Илья знал, кто такой этот Димка и почему он платит ей деньги. — Да, молодец, Димка, — повторила она, но уже немного с другой интонацией, словно Меньшов сидел у нее за спиной и мог видеть манипуляции с деньгами. — Живем!

— Куда теперь? — Илья тоже пытался интонацией подыграть ей. Это прозвучало так, будто он приглашал ее в ресторан или на чашечку кофе в небольшой уютный бар.