Ночной дозор (боевик) (№1) - Ночной дозор

— Мне очень жаль, — проговорил Мухамедов, — что Малютин погиб.

— В самом деле?

— Я говорю это абсолютно серьезно, потому что он был честным человеком, — Мухамедов сделал ударение на слове «честным» и тут же приложился к стакану с пивом.

Затем запустил пальцы в вазочку с солеными орехами и бросил один себе в рот. Он пил и ел умело — так, что это не бросалось в глаза.

«Вышколен, — подумал Барышев, — и умеет себя вести за столом».

— Ваши люди, полковник, потревожили сегодня многих моих знакомых.

— Они жаловались вам?

— Нет, что вы! Я понимаю ваше положение, все в городе только и говорят, что азербайджанцы расправились с представителем президента. Но вы-то, полковник, умный человек и понимаете, что к чему. — Мухамедов замолчал, пытливо глядя на Барышева.

— Да, сейчас мы проверяем связи подозреваемых.

— Конечно же, я понимаю, — Мухамедов вновь приложился к стакану с пивом, — в белом «Опеле» нашли трех азербайджанцев, при них оружие, из которого убили Малютина.

— Вы достаточно осведомлены.

— Сам я ничем не интересуюсь, кроме искусства, — усмехнулся Мухамедов. Но, знаете ли, азербайджанцы — несколько другой народ, чем русские. Мы стараемся держаться вместе, и если друзья и родственники просят меня помочь, я с удовольствием помогаю.

— Вас просили что-нибудь передать?

— Сперва на словах, — улыбка не сходила с губ Мухамедова. — Я могу вам сказать абсолютно точно: наши люди Малютина не убивали. Моих земляков подставили.

— Я еще не принял окончательного решения, — напомнил Барышев.

— Окончательного? Официального… — Мухамедов покачал головой, и его улыбка сделалась еще шире. — Я понимаю, вы человек не совсем свободный в своих решениях, вам приходится иногда говорить не совсем то, что вы думаете.

«Черт, — подумал Барышев, — наверняка имеет в виду пресс-конференцию, когда мне приходилось, как попугаю, повторять слова заместителя генерального прокурора».

— Я представляю, кто мог заказать Малютина, — сказал Мухамедов, и тотчас же улыбку словно стерло с его лица.

— Я тоже.

— Петров и Короедов. — Когда хозяин дома произносил эти фамилии, голос впервые изменил ему, стал хриплым и надтреснутым, глаза вспыхнули ненавистью.

— Это только слова, — ответил Барышев.

— Что ж, иногда и слива убивают. — Мухамедов одним глотком допил пиво и тут же отставил стакан, словно тот жег ему руки. — Мои друзья, — проговорил он, — тоже заинтересованы в том, чтобы найти настоящих убийц, они тоже ищут.

— Мне помощники не нужны, — покачал головой Барышев. — — Погодите отказываться. — Мухамедов поднялся и, знаком показав Барышеву, чтобы тот продолжал сидеть. вышел в боковую дверь. Вскоре он вернулся, неся в руках журнал с яркой обложкой. — Мне сказали, что вы сегодня интересовались журналисткой, оказавшейся на месте преступления, но так и не узнали, кто она такая?

Барышев с досады поморщился. Было похоже на то, что все этапы следствия известны бандитам.

— Мои друзья тоже пытались найти ее, и поскольку они могут позволить себе немного больше, чем вы, им кое-что удалось раскопать. — Мухамедов, чувствуя свое превосходство над Барышевым, полистал журнал, раскрыв его на развороте с фотографией Кати Ершовой. Подвинул полковнику — Вот, полюбуйтесь. Подходит эта женщина под описание?

— Может быть, — ответил Барышев, разглядывал фотографию. Он сразу же отметил для себя, что Катя Ершова русская и живет в Москве, и хотел уже было возразить Мухамедову, но промолчал, понимая, что тот припрятал для него еще какой-то сюрприз.

— Ваши люди, полковник, допрашивали бармена, но тот то ли забыл, то ли не захотел сказать вашим людям об этом журнале.

— Откуда он появился у вас?

— Журналистка забыла его на барной стойке.

Барышев пожал плечами:

— Это еще ни о чем не говорит. Женщина на фотографии, возможно, только похожа на нее.

— Нет, — рассмеялся Мухамедов, — бармен признал в ней журналистку.

— А почему же она тогда говорила по-английски, если русская?

На этот раз уже Мухамедов развел руками:

— Ее нужно найти и спросить.

— Почему вы хотите, чтобы я ее отыскал?

— Не я, — Мухамедов положил ладонь на стекло столика, — мои друзья просили. Я же человек посторонний, ни политикой, ни бизнесом не интересуюсь. Мой удел — искусство, картины. Но один друг очень просил ее найти. Если она сделала хорошие фотографии, то вы поймете, азербайджанцы здесь ни при чем.

— Я это уже понял, — глухо ответил Барышев.

— Вы мне начинаете нравиться, — искренне признался Мухамедов.

— Если бы ваши друзья имели отношение к убийству Малютина, они бы не передали мне этот журнал.

— Его должны были найти ваши люди, а случилось так, что он попал в чужие руки, я всего лишь исправляю ошибку. Берите, берите с собой, — предложил Мухамедов, подвигая журнал к Барышеву еще ближе.

Полковник нехотя взял журнал, запомнил номер страницы нужного разворота и свернул в трубку.

— Очень рад был видеть вас в своем доме и очень рад, что вы правильно понимаете ситуацию, но, как человек подневольный, иногда вынуждены говорить не то, что думаете.

— Не судите о том, чего не знаете, — буркнул Барышев.

Находясь в этом доме, он чувствовал, что здесь чуть ли не каждый день творятся темные дела, здесь идут переговоры о разделе сфер влияния, здесь делятся грязные деньги, а интеллигентный с виду хозяин — на самом деле обыкновенный бандит, с которым он, полковник милиции, вынужден разговаривать, как с равным.

— Я вам не нравлюсь? — усмехнулся Мухамедов. — Вы зря держите на меня зло. Мы все рождены одной системой.

Барышев вздрогнул, услышав от хозяина дома почти слово в слово собственную мысль.

— Во всем виновата система, — глядя в глаза полковнику, проговорил Мухамедов, — она породила и вас, и нас.

И невозможно разобраться, кто ей нужнее. Вот и случаются такие казусы, когда мы действуем заодно, и я искренне желаю вам удачи.

Мухамедов почувствовал неприязнь во взгляде полковника и поэтому даже не предложил пожать руку на прощание, лишь взмахнул ею.

— Еще раз извините, что побеспокоил.

Барышев вновь оказался в холле и даже растерялся, не сразу поняв, где дверь, ведущая на улицу. Заливисто хохотали попугаи, журчала вода.

Охранник жестом указал нужную дверь. И вновь шофер не позволил самому Барышеву открыть дверцу, вновь за окном «Кадиллака» проносились сосны, неподвижный залив. Барышев сидел, разглядывая маленькую фотографию в журнале, с которой на него смотрела женщина — ее-то ему и предстояло найти. Что-то не понравилось полковнику милиции в ее взгляде: то ли слишком независимая она, то ли слишком надменная.

— И ее мне предстоит найти, — проговорил полковник Барышев, продолжая разглядывать фотографию Кати Ершовой.

Что-то подсказывало ему, что сделать это будет нелегко, хотя на свою интуицию в последние дни он не мог положиться.

«Искать, искать… — подумал Барышев. — Кому нужны эти поиски? Ну, найду я женщину-фотографа, добуду фотографии, докажу, что убийцы не были азербайджанцами, и что из этого? Лишняя головная боль. Еще врагов себе наживу среди сослуживцев».

И полковнику сделалось тоскливо.

Глава 14

Убедившись за пару дней, что никто ее так и не нашел и тем более не собирается убивать. Катя Ершова немного осмелела. Дикторы не призывали в телевизионных программах отыскать женщину с фотоаппаратом, а из комментариев официальных лиц следовало, что убийство совершили три азербайджанца. То, что это не так, твердо знала лишь Катя, потому как располагала доказательствами — фотографиями.

Наконец, она созрела до того, чтобы посоветоваться с подругой, куда бы лучше продать фотографии, в какое издание. Снимки и негативы Катя держала в сумочке завернутыми в черную бумагу и перетянутыми прозрачным скотчем — так обычно запаковывают непроявленную фотографическую бумагу.

Прошло уже два часа с того момента, как Лиля позвонила с работы и сказала, что едет домой. Дорога обычно занимала, максимум, полчаса, минимум — десять минут, в зависимости от того, чем и в какое время едешь — на машине или на метро.

В последние дни Ершова, как выжившая из ума политизированная пенсионерка, смотрела по телевизору все выпуски новостей. Пока убийство Малютина оставалось в числе первых сообщений не только питерского, но и общероссийского телевидения.

В каждом выпуске непременно появлялся какой-нибудь депутат, который предлагал безотлагательно разобраться со всеми кавказцами. Журналисты словно издевались над зрителями. Тут же после выступления русофила-кавказцефоба пускали в эфир сюжет еще с одним депутатом, носящим мусульманскую фамилию, но пропагандирующим великорусские шовинистические взгляды.

«Где же Лилька? — подумала Катя, в очередной раз выключая телевизор. После просмотра выпуска новостей в голове, как и прежде, царила неразбериха. — Хоть бы позвонила, мерзавка, понимает же, что я сильно из-за нее волнуюсь!»

И тут Кате показалось, что она слышит звуки борьбы в подъезде. Крадучись, она подобралась к двери и припала к ней ухом. Никто не кричал, никто не дрался, но звуки были странными: сопение, кряхтение, словно кому-то уже скрутили руки, залепили пластырем рот и волокут по лестнице.

«Если бы волокли, — подумала Катя, — то давно бы уже пронесли мимо Лилькиных дверей».

Она напрягла слух, как могла, но ничего нового разобрать не сумела. И вдруг, когда уже она отчаялась что-либо понять, услышала довольно отчетливо прозвучавший Лилькин голос:

— Отцепись ты! Я же сказала, ко мне сегодня никак нельзя!

— Ну, Лиля, — отвечал ей пьяноватый мужской голос, — я же еще твоего дивана не видел.

— И не увидишь.

— Лиля, от сумы, от тюрьмы и от постели не зарекайся.

— Фу, черт! — с облегчением выдохнула Катя, — а я-то уж подумала, бандиты.

— Ты что, не одна? — допытывался мужчина. — У тебя кто-нибудь есть?

— Нет у меня никого, понял? Не надо.

— Это ты зря.

Послышался щелчок зажигалки, и под дверь потянуло дымом дорогой сигареты.

— Нельзя, — как маленькому, втолковывала Лилька.

Она твердо усвоила то, о чем ее просила Катька — никому не говорить, что Ершова в Питере. А поскольку Лилька сегодня порядочно выпила, то исполнение договоренности с лучшей подругой превратилось в навязчивую идею.

— Я одна, — твердила она своему спутнику, хотя тот уже ни о чем не спрашивал. — Одна, понял?

— Тогда пошли, — вяло предложил он, — Почему?

— Потому что я тоже один.

— Это еще не повод переспать.

Вновь послышалась возня, скорее всего, мужчина пытался облапить Лилю, а та так же вяло пыталась сопротивляться.

— Ты от меня ничего не получишь, потому что ты уже пьян. Иди отсюда!

«Пойдет или нет? — призадумалась Катя. — Я бы на его месте уже давно ушла. Ведь понятно, просто так Лилька артачиться не станет, это не в ее правилах. Она либо соглашается сразу, либо никогда».

Наконец Ершова услышала мерные шаги на лестнице.

Зазвенела связка ключей, и Лиля вошла в квартиру. И только теперь Ершова поняла, что основательно был пьян не только мужчина, но и ее подруга.

— Катя, — проговорила Лиля, уставившись на Ершову так, будто впервые ее видела.

— Ты что, забыла? — удивилась Катерина.

— А, — проговорила Лилька, звучно ударив себя ладонью по лбу. — Я так старательно убеждала этого идиота в том, что живу одна, что даже сама в это поверила.

Лилька глупо захихикала, прислонилась к стене в коридоре и начала медленно оседать. Сев на корточки, захихикала еще громче.

— Катька, чего ты боишься? Твои чеченцы сюда не доберутся, в Питере другие дела творятся.

Ершова закрыла дверь на все запоры и подхватила Лильку под локоть.

— Пойдем.

— Куда?

— В комнату.

— Зачем? Мне и здесь хорошо.

Лиля вытащила из кармана пачку сигарет, открыла ее и попыталась прочесть, что написано на донце. Сигареты, естественно, посыпались на пол.

— Да, Катя, ты права, мне лучше не курить, — сказала Лиля, хоть Ершова и не заикалась о курении.

— Ты, Катька, даже и представить себе не можешь. какие мне сегодня предложения делали.

Лиля зашла в комнату и с удивлением посмотрела на диван, вроде бы не признала обновку. Затем растерянная улыбка появилась на ее губах:

— Всякие интересные предложения.

— Замуж, что ли, выйти?

— Это неинтересно, надоели, — мотнула головой Лиля. — Мне предложили поехать.

— Куда?

— В хорошее место, — Лиля, приложив палец к губам, проговорила:

— Тес!

— Когда?

— Завтра.

— Ты уже дала согласие?

Лилька вновь глупо захихикала:

— Ты же видишь, я пьяна, а значит, никаких серьезных решений принять не могу. Все будет ясно завтра.

— Лиля, по-моему, я сейчас заставлю тебя немного протрезветь.

— Нашатырь дашь понюхать?

— Нет.

Катя принялась рассказывать о том, как очутилась в момент убийства Малютина в кафе на набережной. Лилька в разговор не встревала, лишь тщательно пережевывала жевательную резинку, давно потерявшую не только запах, но и вкус. Тем не менее, Лилька иногда вытаскивала резиновый шарик изо рта, задумчиво его разглядывала, а затем так же сосредоточенно продолжала жевать.

— Лилька, ты не догоняешь? У меня в руках фотографии.

— Да? И что?

— Неужели ты даже посмотреть их не хочешь?

— Врешь ты все, — Лиля потерла пальцами виски, и на какое-то время ее отпустила головная боль. — Покажи, если не врешь.

Катя разорвала скотч на свертке и рассыпала карточки по дивану.

— Вот же, вот, смотри!

Лилька пыталась сосредоточиться, ее взгляд скользил с одного снимка на другой.

— Очень хорошо снято, — проговорила она, — композиция отличная. Ты, Катя, молодец.

— Ты до сих пор не поняла, что у нас в руках?

Лилька пожала плечами:

— Думаю, это можно хорошо продать. Ты мне. Катя, пожалуйста, водички с аспиринчиком принеси, потому как если сейчас аспирина не выпью, то утром буду мертвая, как выключенный телевизор.

Пока Катя ходила на кухню, пока раздумывала, какой именно воды налить — кипяченой, отфильтрованной или минеральной, ее подруга заснула самым банальным образом, не раздеваясь, даже не попытавшись разостлать постель. Просто поджала ноги, подсунула под голову сжатый кулак и улеглась спать на фотографиях.

— Лилька, тебе без присмотра долго оставаться нельзя.

Сопьешься, скуришься, сгуляешься, — бормотала Катя, гладя на мирно спящую подругу.

И все-таки она разбудила ее, заставила выпить аспирин, заставила отправиться в ванную. Пока Лилька чертыхалась в ванной. Катя собрала фотографии, расстелила диван.

— Ты все-таки сделаешь из меня человека.

Лиля из ванной шагнула в комнату. Катя подхватила ее под руки и потащила в спальню. Уложила на антикварную кровать, поблескивающую надраенными шишечками, и Лилька тут же уснула.

— Ну, вот и поговорили, — криво усмехнулась Ершова, заворачивая фотографии в черную бумагу.

В душе она была немного суеверна, верила в то, что у каждого человека существует свой ангел-хранитель, но помогает он только тем, кто верит в его существование.

Поэтому Катя верила в это истово.

Ангел ей представлялся в виде атлетически сложенного мужчины с белыми крыльями на спине, размахом этак метров около трех. Из всех ее знакомых ангел-хранитель напоминал Кате лишь Илью, и то, наверное, потому, что она мало его знала. «Наверное, это он меня уберег, — подумала Катя. — Нельзя было показывать Лильке фотографии, вот она пьяным глазом их и не увидела. Проспится, проснется, черта с два вспомнит».

Катя тоже устроилась спать. Снились ей всякие гадости, мерзости и ужасы, причем цветные, реальные, почти осязаемые. То она оказывалась в Чечне, то потом чеченцы незаметно для Кати превращались в азербайджанцев. Улицы Грозного плавно перетекали в питерские, и Ершова, в конце концов, теряла ориентацию — где она, что происходит, кто ее преследует. Причем разумом она понимала, что все происходящее с ней — сон. И для того, чтобы перевести дыхание, спастись от погони, надо лишь проснуться.

«Я-то это знаю, — думала Катя, — я знаю, что все происходящее — сон. Но те, кто останется во сне, они-то этого не знают, они-то не проснутся!»

Ей было жаль оставлять на растерзание вооруженным бандитам своих друзей — Лильку, Илью, того же Варлама.

И только поэтому Катя не делала попыток проснуться. Все смешалось у нее в голове.

Она уже готова была навсегда остаться в своем фантасмагорическом сне. Она бежала по набережной, расталкивая прохожих, а за ней гнались трое азербайджанцев.

Мелькнуло кафе с порванными зонтиками, безымянный переулок. Катя очутилась на разбомбленной улице в Грозном, ничуть не удивившись тому, что Питер в одно мгновение превратился в чеченскую столицу.

Она уже не понимала, где может чувствовать себя в большей безопасности. В переулке слышался топот ног, это приближались азербайджанцы. С другой стороны, на фоне руин, появились чеченцы, не совсем такие, каких ей приходилось видеть в жизни, а почти театральные, такие, какими их представляют обыватели. Все в камуфляже, с длинными черными бородами и пиратскими платками на головах, вооруженные до зубов.

«Сколько же сейчас времени?» — подумала Катя и вскинула руку, чтобы посмотреть на часы, чтобы понять, сколько же осталось до утра, до того момента, когда кончится кошмар.

Но он и не думал заканчиваться. Под стеклом своих миниатюрных часов Катя увидела голый циферблат, лишенный стрелок, цифр, белый диск с маленькой черной точкой посередине.

И тут прозвенел звонок. Катя открыла глаза и сразу села на диване, боясь снова провалиться в сон. Зеленая лампочка на телефонном аппарате горела ровно, показывая, что идет подзарядка трубки.

«Померещилось, что ли?» — Катя протерла глаза и отбросила одеяло.

Из соседней комнаты доносилось сонное бормотание Лильки. Подруга что-то говорила во сне.

Звонок в дверь повторился, длинный и настойчивый, словно звонивший был уверен, что ему обязательно откроют. Катя соскользнула на пол, ощутив босыми ногами прохладу паркета, надела джинсы, набросила рубашку и пробралась в спальню.

— Лиля, — она тронула подругу за плечо.

Та тут же открыла глаза и недоуменно посмотрела на Ершову.

— В дверь звонят.

— Ты что, с ума сошла? — Лиля села и бросила взгляд на будильник. — Семь утра. Померещилось тебе.

Но в подтверждение Катиных слов вновь раздался звонок, а вслед за ним голос:

— Лиля, ты что, умерла там?

— Да уж, умрешь с вами! — пробурчала хозяйка и подмигнула Кате. — Совсем забыла. Иди открой, я сейчас оденусь.

Ершова схватила ее за руку:

— Ты знаешь, кто это звонит?

— Лиля, так ты умерла или нет?

— Сейчас открою. Приятель мой. Я же вчера тебе говорила…

Ершовой пришлось идти открывать дверь самой. На пороге стоял с огромным букетом цветов не очень молодой мужчина.

«Около пятидесяти», — определила Катя.

Он явно не ожидал, что откроет ему не хозяйка.

— Извините, — гость бросил быстрый взгляд на номер квартиры, — но Лиля мне вчера сказала, что живет она одна.

— Правильно сказала. Проходите.

Гость шагнул в прихожую и замер, не зная, что делать с цветами.

— Раздевайтесь, проходите. И не бойтесь отдать цветы мне, я всего лишь их поставлю в вазу. А Лиля сейчас к вам выйдет.

Гость с облегчением вздохнул и, уже отдав цветы. запоздало представился:

— Меня зовут Сергей Петрович, мы работаем вместе с Лилей.

— Как хотите, — Катя решила, что лучше будет остаться инкогнито.

Она сунула цветы в вазу с позеленевшей водой и. торопясь, застелила диван, даже не успев его сложить.

Когда Сергей Петрович зашел в гостиную, Лилька выбралась из спальни и уставилась на мужчину. Вид у нее был такой, словно она ожидала увидеть кого-либо другого — помоложе.

— Привет, — Сергей Петрович покосился на Катю.

— Могу и выйти, — Ершова удалилась на кухню и принялась там готовить кофе.

— Так ты едешь или нет? — услышала она вопрос гостя.

— Это довольно неожиданно. Я думала, ты вчера пошутил.

— Ничего себе, шуточки! Если ты откажешься, я даже и не знаю, что делать тогда, сорвется выгодныичаказ.

— Сколько, ты говорил, нам заплатят?

— Она кто? — послышался сдавленный шепот.

— Моя подруга, ее можешь не опасаться.

— За весь заказ дадут штуку.

— Штука, распиленная пополам, это пятьсот.

Вновь мужчина что-то шептал, а Лилька сперва недовольно бурчала, а затем принялась смеяться.

— Кофе пить будете? — крикнула Катя.

Кофеварка уже вовсю шипела, бурлящий кофе низвергался в широкую стеклянную колбу.

— По-моему, мы еще успеем, — крикнула Лилька.

К счастью Ершовой, Сергей Петрович оказался сыт, а Лилька с утра могла только пить, так что бутерброды ей готовить не пришлось.

— Я сейчас ехать должна, — виновато говорила Лиля, пытаясь поскорее выпить горячий кофе.

— Куда? — наивно поинтересовалась Катя.

Туг же в разговор вмешался Сергей Петрович:

— Мы по делам едем.

— Надолго?

— Не знаю, как получится.

За спиной гостя Лилька делала отчаянные жесты, пытаясь показать Ершовой, чтобы не приставала с расспросами, мол, он, дорогая, все равно ничего тебе не расскажет.

— Но все-таки, — вздохнула Катя, — мне нужно знать, это будет день, два или месяц.

— Я думаю, дня за четыре мы управимся, — Сергей Петрович взял Лилю за руку.

— Катя, извини, но я должна ехать. Побудь тут без меня, тебе же все равно некуда спешить.

— Не знаю, застанешь ли ты меня, когда вернешься в Питер.

— Мне надо, работа. Ты, кажется. Катя, вчера что-то у меня спрашивала, хотела совета, показывала какие-то фотографии?

— Нет-нет, — тут же ответила Ершова, — никаких фотографий, ты что!

— А мне показалось…

На этот раз уже Катя, улучая момент, когда Сергей Петрович отворачивался, прикладывала пальцы к губам, моргала двумя глазами сразу и строила рожи.

— Ах, да, это я спутала. Не ты мне показывала фотографии… — Лиля с утра соображала туговато.

— Может, тебе пива стоит выпить? — предположил Сергей Петрович.

— Нет, я принципиально не похмеляюсь. Только кофе и аспирин.

— У тебя осталось пятнадцать минут на сборы, — напомнил Сергей Петрович.

Лилька отставила недопитую чашку с кофе и, ничуть не стесняясь гостя, принялась сбрасывать в дорожную сумку все, что могло ей понадобиться, начиная от косметики, кончая еще не вскрытым блоком дискет.

— Лиля, ты мне нужна всего на минутку, — Катя потащила подругу в спальню.

— У нее этих минут осталось всего пять, — крикнул вдогонку женщинам Сергей Петрович.

— Ты можешь сказать, куда едешь и зачем?

— Если бы я сама толком помнила!

— Ты что, такая пьяная была вчера?

— Достаточно пьяная, чтобы забыть, куда надо ехать делать репортаж, но достаточно трезвая, чтобы помнить. сколько за это обещали заплатить. Ты побудь здесь. Катя, присмотри за квартирой. Тебе все равно, как я понимаю, в Москву соваться не стоит, у меня переждешь.

Кате хотелось крикнуть, мол, посылай к черту своего приятеля и давай вместе думать, что делать с фотографиями, но вместо этого она согласно кивнула:

— Хорошо, дождусь тебя.

— Отлично. Если будут с работы звонить, ври напропалую.

— Хоть в каком направлении врать?

— Скажи, будто кто-то из родственников позвонил, а кто, ты не знаешь, мол, я собралась и уехала, сказала, через пару дней буду.

— Девочки, — крикнул Сергей Петрович, — наговоритесь, когда Лиля вернется.

Кате ничего другого не оставалось, как распрощаться с подругой, которую уже тянул под руку к двери странный гость. Щелкнул замок, и Ершова осталась одна.

— Вот те на, — проговорила женщина, — никогда не знаешь, откуда ждать подвоха! Сядешь в кафе, а тут убийство, к подруге приедешь, а ее неизвестно куда и неизвестно насколько утащил какой-то загадочный Сергей Петрович.

Катя почувствовала, что панически боится оставаться одна. Она ни на секунду не забывала о том, что журнал с ее фотографией остался лежать на барной стойке, а значит, рано или поздно на нее выйдут.

«Лучше уж поздно, чем рано, — подумала она, подсаживаясь к зеркалу. Критически осмотрела себя. — Видок у меня не лучший, выгляжу так, будто это не Лилька пила полночи, а я, хотя даже капли в рот не брала. — Она придержала руками волосы, сдвинув их со лба. — Хорошо еще, хоть морщин не прибавилось. Одна, без документов, в чужом городе… Если что случится, даже обратиться не к кому, чтобы поручились за меня».

Катя выдвинула ящичек из тумбочки трюмо — тот, где лежала Лилькина косметика. Среди смазанных до основания тюбиков помады, флакончиков с засохшим лаком и коробочек с искрошившейся пудрой она обнаружила удостоверение члена Союза журналистов. Развернула его, поставила на трюмо. Фотография была сделана года четыре тому назад. Катя посмотрела на нее и вздохнула: «Да, Лилька, сдала ты за последние годы. Но, в общем-то, сама виновата. Меньше нужно пить и больше спать. Нам с тобой уже не по двадцать лет, и силы следует беречь. Погоди-ка…», — вдруг сообразила Катя, схватила в руки удостоверение и пристально всмотрелась в фотографию.

Несколько раз ей приходилось слышать, что они с Лилькой очень похожи, но Катя никогда этому не верила.

Теперь же она вдруг уловила это сходство: линия губ, нос.

Правда, разрез глаз был совсем другим, и волосы у Лильки были темные, а не светлые.

Ершова еще раздумывала, а в руках у нее уже появилась коробочка с тушью, тонкая кисть окрасилась черным, и Ершова, сев к зеркалу, принялась подрисовывать левый глаз. «Так, так.., у меня разрез глаз практически овальный, а у Лильки — миндалевидный, — кисточка коснулась уголка глаза, оставив ровный черный след. — Так, теперь сюда, здесь еще немножко… — Ершова сделала еще несколько движений и выпрямилась, схватила книгу, прикрыла ею половину лица. — Теперь немного подправить губы», — косметическим карандашом она подрисовала линию губ, причем тоже только с правой стороны.

— Полное уродство! — воскликнула Ершова, глядя на фантастически асимметричное лицо, свое и в то же время не свое.

Она чуть повернулась, и асимметрия тут же исчезла.

Катя смотрела в зеркало и почти не узнавала себя. На настоящую Лильку она тоже мало походила, но зато стала похожей на ее фотографию четырехлетней давности. Всего лишь час потребовался Кате для того, чтобы отыскать в шкафчике ванной комнаты краску для волос, которой пользовалась Лиля, покрасить волосы и вновь наложить макияж.

— Лоб у меня другой, — вздохнула она, надевая темные очки. Немного подумала и подняла их на лоб. — Теперь полный порядок. Теперь меня мать родная не узнает. Все-таки женщинам в этом смысле легче, чем мужчинам. Попробовал бы мужик так раскрасить себе лицо, от него бы люди на улице шарахались.

* * *

Полковник Барышев получил из Москвы неутешительный ответ. Из него следовало, что Катерина Ершова заключила контракт с английским информационным агентством и отбыла в Чечню. Из Грозного же сообщили, что о местонахождении Ершовой им ничего не известно. По всему выходило, что она все еще находится в Чечне. Но тогда каким образом Ершова оказалась в Питере?

Этого Барышев понять не мог.

Он сам связался с представителем английского информационного агентства в Москве, и тот подтвердил, что точного срока на выполнение заказа у Ершовой нет. Ничем не помог Барышеву и Варлам Кириллов в агентстве, в котором работала Катя, лишь озадачил. Сперва на вопрос о том, не знает ли он, где сейчас находится Ершова, Варлам разразился руганью, а затем, узнав, кто с ним говорит, немного поостыл.

— С ней что-нибудь случилось?

— Нет-нет, просто мы ее ищем в связи с одним сторонним делом. Вы бы не могли подсказать, кто у нее есть из знакомых в Питере?

— У нее знакомых, — вздохнул Варлам, — хватает в каждом городе. — Попросив минуту на размышление, он, наконец, сообщил:

— Вроде, у Кати есть подруга Лиля, фамилии которой я не помню, но помню точно, что Лиля работает в журнале и название его состоит из одного слова.

Если найдете Ершову, попросите, чтобы перезвонила мне.

Да, еще вспомнил, ей из Питера Лев Малютин присылал приглашение поучаствовать в одном проекте, вы у него поинтересуйтесь, может, он знает, где ее отыскать. — На этом разговор с Варламом Кирилловым был закончен, модельер был занят настолько, что последних новостей не знал.

«Покойный Малютин знает, где ее отыскать, — после этой фразы полковник уже не мог понять, на каком свете находится, на этом или на том. Но вскоре вспомнил о разговоре со своим другом накануне его гибели, — значит, Ершова к нему приехала, сидела, ждала. Но что с ней стало потом? Куда она подевалась? Легче иголку в стогу сена отыскать. А возможно, это еще один ложный след. Журнал мне подсунули специально», — подумал Барышев.

Он недооценил журналистов. Этим людям в силу своей профессии становится известно буквально все: и официальная информация, и слухи, и сплетни. Журналист, даже если чего-нибудь не знает, обязательно додумает. Как выяснилось, в Питере многие знали о существовании Катерины Ершовой, правда, куда меньше людей были знакомы с ней лично. По всему выходило, что Ершову уже давно не видели в Питере.

Сперва люди Барышева обзванивали те журналы и издательства, с которыми сотрудничала Ершова. «В последний раз она была у нас два года тому назад… Три года», — звучали неутешительные ответы.

И Барышев уже готов был поверить в то, что Екатерина и в самом деле не была в Питере в день убийства Малютина, как ему сообщили, что именно в тот самый день Ершова заходила в редакцию журнала «Женщина и жизнь» для того, чтобы воспользоваться фотолабораторией. Какие именно снимки она печатала, фотограф не знал, он тот день помнил плохо. Он даже не был на сто процентов уверен, что видел именно Катю Ершову, но помогла его подружка, бывшая в тот вечер немного трезвее его. Она-то окончательно убедила фотохудожника, что Екатерина ему не померещилась, да и вырванный вместе с окантовкой оконный планшет и черные следы от подошв на недавно побеленной стене здания говорили о том же.