Комбат (№6) - Добро пожаловать в Ад

Просто выставят из Москвы и ничего больше. Я сам понимаю — здесь нам делать нечего. Спасибо. Мы еще обязательно встретимся."

— В чем дело? — спросил Виктор, когда ему вручили бережно укутанный саксофон.

— Возвращаемся на кладбище, — ответил Рублев.

* * *

К середине дня Вельяминов уже знал все подробности событий на борту «Грибоедова». Новое дело поручили Паше Рязанцеву — единственному в управлении человеку, с которым он всегда мог говорить начистоту, не взвешивая каждое слово, не опасаясь, что оно будет при случае пересказано в искаженном виде.

Вельяминов напросился вместе со следственной группой на корабль, обещая ни во что не вмешиваться. Оказалось, что треть пассажиров уже исчезла на первой стоянке. Люди не то чтобы испугались допросов — они знали, что их фамилии зафиксированы в турагентстве.

Просто самые впечатлительные из пассажиров были не в силах оставаться на борту. Не говоря уже о пострадавших: пятерых любителей отдыха на воде пришлось госпитализировать с черепно-мозговыми травмами.

Вельяминов опознал выловленный из воды труп Меченого. После этого его интерес сосредоточился на тех, кто высадился на борт. Неужели рядовые левашовцы все-таки решили не оставаться в долгу после разгрома?

Обычно группировка разваливается даже после меньших потерь. Ведь рядовым бойцам, в сущности, все равно, на кого работать. Им чужда верность мертвым, у них нет знамени, которому они присягали.

Показания туристов удивительно походили друг на друга. Подробные во всем, что касалось начала событий, они резко иссякали, как только дело доходило до стрельбы на борту. Все в один голос утверждали, что выстрелов как таковых почти не было слышно. Запершись в каютах, люди слышали кто короткую пробежку, кто хлопок, кто всплеск воды.

Осторожность пассажиров и команды легко было предугадать. Никому не хотелось выступать свидетелем на суде. Не дай Бог твои показания окажутся решающими…

Информация пришла к Вельяминову оттуда, откуда он меньше всего ее ожидал. Он курил сигарету за сигаретой в номере люкс, где Меченый провел свои последние часы. Посматривал в иллюминатор на спокойную, стального оттенка воду — судно стояло пришвартованное к небольшой пристани. Как вдруг ворвался Рязанцев, молча включил телевизор и упал в кресло.

— Смотри. Только что звонили из управления. Семнадцатый канал с десяти утра анонсирует что-то сенсационное по «Грибоедову».

Он выбрал пультом нужный канал — там заканчивалась викторина, счастливо и ошарашенно улыбался мужичок, только что отхвативший в суперигре автомобиль.

— Сейчас начнется криминальное обозрение.

— Кто-нибудь видел здесь телевизионщиков?

— Черт его знает. Они скоро снимут из раковины как я чищу зубы.

"Сегодня наша передача целиком посвящена событиям прошедшей ночи. Пока еще мало кто из телезрителей знает о трагедии, разыгравшейся на борту теплохода «Александр Грибоедов». Ровно сутки назад он отправился в обычный рейс по маршруту «Москва — Нижний — Москва». Но программа отдыха оказалась совсем не такой, какую ждали пассажиры. Борт корабля стал ареной кровавой разборки.

Человек, предоставивший нам кассету, по понятным причинам решил остаться анонимным. По его словам, на пленке запечатлено не обычное сведение счетов между двумя группировками. Это акция возмездия мафии.

Ее исполнители — рядовые граждане России, не уполномоченные ни силовыми ведомствами, ни частными организациями…

Вельяминов смотрел не отрываясь. Изображение дергалось, дрожало, теряло резкость. Звук почти полностью отсутствовал. Но все равно впечатление было сильным. Те, кого комментатор назвал «рядовыми гражданами», попали в кадр только несколько раз. Боком, спиной, затылком. Бегущие ноги, ствол с глушителем…

Старший следователь отметил две фигуры. Одну массивную, с четкой координацией движений. Вторую — слишком осторожную, передвигающуюся как будто на ощупь.

Широкая спина и по-военному подстриженный затылок снова на мгновение попали в кадр. Именно таким он представлял Рублева по описаниям свидетелей, по тем фотоснимкам, которые оказались в его распоряжении.

Уже после взрыва депутатского лимузина был проведен обыск в квартире Рублева. Вельяминова поразило почти полное отсутствие мебели и всего того, что стало непременным атрибутом современных квартир, даже телевизора. Идеальные чистота и порядок сразу бросались в глаза, каждая из немногих необходимых вещей знала свое место.

Опросив соседей, следователь выяснил, что Рублев не показывался дома с того самого дня как застрелили Риту Аристову. Он оставил телефон милиции и настоятельно посоветовал позвонить, как только в квартире кто-то появится.

Результаты экспертизы не позволяли однозначно установить смерть Рублева. Мощность взрыва и радиус разброса останков оказались слишком велики. Требовалось дорогостоящее генетическое исследование уцелевших клочьев человеческого мяса. С середины осени всегда начиналась напряженка со средствами, и обожженные почернелые куски спрятали на хранение в холодильную камеру.

Только в конце прошлой недели Вельяминов получил предварительный ответ: сохранившееся принадлежит двум разным людям. Это позволяло предположить, что третий мог инсценировать собственную смерть. Если так, то этим человеком мог быть только Рублев.

Увиденные на экране кадры попали на подготовленную почву — предварительные результаты экспертизы, личности погибших на теплоходе и контуры массивной фигуры четко укладывались рядом друг с другом.

* * *

Именно на Ваганьковском пристроил сутенера его старший брат Леха, на которого неисповедимыми путями снизошла благодать. Катя объяснила, что им с Валерой надо «прикинуться дохлятиной» и не шевелиться до поры до времени: Именно это образное выражение навело благочестивого Алексея на мысль о кладбище, где отпевал покойников знакомый священник.

Здесь имелась своя незаметная индустрия — незначительная по масштабам, зато не облагаемая налогами и хранимая от рэкета, поскольку даже самые отъявленные из бандитов уважительно относились к месту вечного успокоения. Женщины в халатах, ближе к закрытию прибирающие на кладбище, в дневное время занимались букетами — нарезали цветную бумагу, мастерили цветы по отработанной технологии. Потом цветы попадали к торговкам возле кладбищенских ворот, точнее к той части, которая торговала «бумагой».

Валеру с Катей разделили — ему отвели топчан в бараке сторожей, ее поселили с уборщицами. Встретились они только за работой: Алексей попросил, чтобы младшего брата посадили резать цветы — пусть девочка за ним присматривает. Первые несколько дней сутенер непрерывно матерился себе под нос:

— Сукин сын — блаженным заделался. Толково, ничего не скажешь… Ах, ты…

Женщины щелкали ножницами и спокойно воспринимали его бормотание. Кате было даже интересно поначалу: незнакомая обстановка, интересная работа — какие красивые цветы можно, оказывается, закрутить без единой капли клея. Она исподлобья разглядывала работниц. Совсем разные — молодые и постарше, молчаливые и разговорчивые. Только одеты все во что-то одинаково тусклое.

Только вот выметать мусор под дождем ей не нравилось. Мокрые пальцы начинали мерзнуть, краснеть. Она чувствовала себя униженной. На третий день ее начало раздражать то одно, то другое. Скорбные лица родственников. Любопытные глаза тех, кто явился сюда, как в музей — поглазеть на могилы именитых. Они шныряли от одной к другой с восторгом, щелкали «Кодаками» со вспышкой. Везде и повсюду ей чудился запах, запах мертвечины.

Она стала замечать за Валерой серьезные сдвиги в сторону тихого помешательства. Ни с того ни с сего он вдруг мельчил ножницами в лапшу цветную бумагу. Потом разговаривал сам с собой о каких-то баснословных суммах в долларах. Приставал к одному из бессловесных существ, утратившему всякие признаки пола, предлагал первоклассных клиентов.

Потом вдруг пугался стука в дверь, незнакомого лица, глянцевых бумажных листов ярко-красного цвета.

Катя надеялась, что Алексей появится со дня на день.

Неплохо бы поместить Валеру в больницу — не в дурдом, конечно, а на обследование.

Однажды Алексей появился. Посидел возле брата, с кроткой улыбкой вручил ему маленькую, размером с этикетку на спичечном коробке иконку.

— Окроплена святой водой.

Лучше бы он этого не делал. Брат взбеленился, выдрал гостю клок и без того жидковатых волос. Уже схватился за ножницы, намереваясь использовать их как холодное оружие. Но Катя вовремя повисла на руке.

Бывший сутенер неожиданно расслабился, обмяк и, отвернувшись к столу, стал перебирать уже перевязанные нитками букеты.

* * *

У ворот кладбища девчонка догнала Алексея.

— Дьявол еще играет, — заметил тот, не сбавляя шага.

— Его надо в больницу. Психоз полечить.

— Научи его простой молитве. Хотя ты сама не очень-то… Зайди в часовню, попроси у отца Михаила бумажку с «Отче наш».

Учить молитву Валера не пожелал, она не стала настаивать, чтобы припадок не повторился. В тот день, подметая аллею, она впервые увидела двух человек: слепого и его поводыря — крепкого, широкоплечего, со спокойным, внушающим доверие лицом.

Потом она встречала их по несколько раз на день.

Поинтересовалась у одного из сторожей. Тот толком ничего не знал.

— Попросились тут ненадолго, обещали в часовне кой-чего подремонтировать.

Вечером она постаралась побыстрей вымести свою территорию и постучала в окно недавно отстроенного одноэтажного домика с крестом над крошечным куполом. Внутри продолжались работы — в окно видно было как работают двое.

Ее впустили, не задавая вопросов. Она походила взад-вперед, не зная с чего начать разговор.

— Я тут случайно оказалась.

— Мы тоже, — спокойно ответил крепко сбитый человек с могучей шеей и пронзительно голубыми глазами.

— Боюсь нос высунуть. Есть причины.

— На все есть причины. Только не место тебе здесь торчать.

— Сама понимаю. Закурить не найдется?

Человек с молотком в руках взглянул на нее с прищуром:

— У меня только «Астра». Куришь такие?

Катя не сказала, что привыкла к дорогим, ментоловым. После первых двух затяжек закашлялась — дым как будто наждаком прошелся по горлу. Загасив сигарету, она — чтобы не обидеть угостившего — спрятала ее в карман.

— В такое дерьмо попала, что не рассказать.

Вот почему ее так тянуло в часовню. Выговориться до конца. Почему-то она была уверена, что эти люди поймут все правильно.

В окна мягко стучал дождь. Иногда ветер пригибал ветки и последними уцелевшими листьями пытался протереть мокрые стекла. Устроившись на подоконнике она поведала обо всем. О злосчастном клиенте, угрозах, побоях. Молоток продолжал аккуратно и точно забивать гвозди, ее никто не перебивал, не высказывал ни презрения, ни удивления, ни жалости.

— Самое удивительное, что ты попала по адресу, — заметил Рублев, когда она умолкла. — Я знал того типа, с которого все началось. Сейчас бояться нечего, вылезай спокойно из этой щели. Из тех, кто мог бы причинить тебе зло, в живых никого не осталось.

Катя даже не стала уточнять, заикаться о доказательствах. Она поверила безоговорочно и сразу.

«Неужели Бог действительно есть?» — подумала она утром, выходя вместе с сонным Валерой из кладбищенских ворот. — Не тот, который на ширпотребовских иконках, а настоящий, который посылает спасение."

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

КОМБАТ ВОЗВРАЩАЕТ ДОЛГ

Погрузка благополучно завершилась, состав мог трогаться в путь. Все документы на оборудование и опытные образцы имел при себе человек из ФСБ. Он должен был сопровождать груз до момента окончательной передачи в руки новых хозяев, и вместе с пакистанцами проверить полное соответствие заказа поставке.

К этой сделке мафия подключила людей почти из всех ключевых структур: правительства, Думы, службы безопасности и президентской администрации. Кого-то мафия в свое время делегировала на ответственную должность, кого-то купила со всеми потрохами, на кого-то держала мощный компромат. «Подвязок» получилось больше, чем достаточно, но в подобных случаях всегда лучше перестраховаться.

А вот охрану груза доверили исключительно своим.

Разговаривая с Гуриным, Красильников прекрасно знал, кто скрывается за ширмой частной охранной фирмы, но предпочел умолчать о таких деталях. Зачем лишний раз говорить человеку в лицо, с кем ему приходится сотрудничать, ставить его в неудобное положение?

В рядах группы сопровождения находился и невзрачный человек с тускло-серыми словно пылью припорошенными волосами и глазами такого же цвета. Женьшень держался особняком. Бродил по степи возле железнодорожных путей, присматривался к чахлой от недостатка дождей поросли, рвал ему одному известные травы. Потом заливал их кипятком в небольшом китайском термосе. В общей трапезе он участия не принимал, обходился тремя глотками своего настоя — утром, в полдень и перед сном.

Еще один человек держался особняком от бойцов группы сопровождения — фээсбэшник в штатском. Он занимал отдельное купе в головном пассажирском вагоне. Здесь он питался — отдельно от остальных, здесь брился два раза в день, брезгуя общим туалетом. Здесь спал, переодеваясь в пижаму, на домашних простыне и наволочке. Здесь, не торопясь, со вкусом читал прихваченную в дорогу старинную книгу с «ятями» и золотым тиснением на переплете.

Оба — фээсбэшник и Женьшень — имели в общих чертах представление друг о друге. Сотрудник службы безопасности знал, что невзрачная личность, выделяющаяся среди остальных узкими плечами и нездоровым цветом лица — особо опасный преступник, которого даже свои боятся и ненавидят за садистские наклонности и гипнотическую силу воздействия на окружающих. Женьшень тоже понимал, что при обычных условиях этот чисто выбритый человек с офицерской выправкой и холодно-брезгливой линией рта упрятал бы его за решетку.

Несмотря на это, а может быть именно по этой причине, оба испытывали интерес друг к другу — каждый инстинктивно чувствовал равную по силе личность. Пока вагоны стояли под погрузкой, Валентин Федорович Кугель — а это был именно тот «сибарит», которого навещал Вельяминов, пытаясь копнуть прошлое Риты Аристовой — не имел свободной минуты.

Надо было сверить все до мельчайших деталей.

Не обнаружив хоть одного наименования из списка, пакистанцы могли придраться и снизить оговоренную сумму оплаты. А деньги уже давно были расписаны — кому, за что и сколько.

Никаких отклонений от перечня замечено не было, состав тронулся в путь, разгоняясь по ровной как стол безлюдной степи. Первая часть миссии Кугеля была окончена. Теперь до первой встречи с пограничниками или таможенниками он мог отдыхать.

— Я смотрю, ты на диете, — обратился он к Женьшеню, когда они столкнулись в коридоре.

— В здешних местах можно много чего найти.

— На вид не скажешь, — фээсбэшник поглядел в окно, где проплывали большие и малые пятна, похожие скорее на мох, покрытый бледным налетом плесени. — Заходи, угостишь меня своей настойкой.

— Пить желательно на пустой желудок, — Женьшень встряхнул термос, проверяя содержимое.

Он поднял на Кугеля свои бесцветные глаза, и тот подумал, что «пустота», пожалуй, самое подходящее слово. Этот человек казался пустым внутри, и вакуум затягивал через глаза, как через воронки.

— Хочу попробовать из любопытства. Честно говоря, мне рюмка коньяка с лимоном дороже всех заповедей йоги и прочих школ самосовершенствования.

Они зашли в купе и Кугель продолжил свою мысль:

— Что пользы от того, что кто-то сможет пролежать целый час, засыпанный землей, пробежит трусцой по горящим углям? Век спецназа и боевых искусств кончился. Сейчас время войны технологий.

Фээсбэшник хотел задеть собеседника за живое, спровоцировать на откровенность.

— Куда вам налить? — спросил тот.

— Сюда, в стакан.

Сделав осторожный глоток, Кугель поморщился — настой горчил. Он не боялся подвоха, потому что Женьшень просто не мог заранее знать о его желании. Валентин Федорович был из тех людей, которые при всей любви к комфорту хотят попробовать всего понемножку. Ему случалось заниматься подводной охотой, лазать по горам с альпинистским снаряжением, пить кофе с нефтяным шейхом Аравии, тонуть в таежном болоте.

За долгую карьеру в органах госбезопасности через его руки прошло множество совершенно секретных материалов: фотоснимков, документов, аудиокассет. Не раз и не два он отдавал приказы на уничтожение — врагов государства, неудобных для ответственных лиц людей, своих личных заклятых недругов. Но убивать самому ему не пришлось ни разу. Зачем? Для грязной работы всегда можно Найти исполнителей.

Кугель ни разу не подверг сомнению эту очевидную истину. Хотя в глубине души незаметно вырастало чувство неудовлетворенности, даже ущербности.

Он доводил до белого каления тех, кто своими руками выполнял задание. Требовал подробнейших описаний каждой детали и злился, потому что убийцы, как правило, не обладали даром слова. Словно сговорившись, они тупо повторяли: «зашел», «увидел», «достал», «замочил», «кровь», «дергался» и прочие ничего не выражающие слова.

Пользуясь своими знакомствами в МВД, он просил доступа в камеры приговоренных к смерти, но с теми выходило еще хуже. Они отказывались говорить, устраивали истерики. Все это убеждало в одном: убивать — важнейший опыт, который невозможно извлечь из другого человека. Он испытывал нечто вроде зависти к этим узколобым людям с мутными глазами.

Такую зависть мог бы испытывать всесильный диктатор, обделенный мужскими достоинствами к жалкому нищему, который трахает пьяную побирушку в придорожной пыли.

Закаты в степи были фантастически красивыми. Вот и сейчас бескрайнюю плоскость без единого ориентира Заливал багровый свет. Запахи оживали и просачивались в купе даже сквозь плотно задраенное окно. Приятное тепло разлилось по телу Кутеля.

— Ты ведь знаешь, откуда я?

Женьшень кивнул.

— Мы просто случайные попутчики в поезде, правда? А случайные попутчики могут себе позволить откровенность.

— Наверно, — пожал плечами человек с термосом.

— Я не спрашиваю, скольких ты отправил на тот свет. Мне не нужно ни фамилий, ни дат. Мне хватило бы одного случая. Чисто спортивное любопытство. Ты один из тех немногих, кто мог бы толково рассказать.

Женьшень странно улыбнулся — можно было подумать, что он заранее ожидал такой просьбы. Потер руками лоб, припоминая, выбирая.

— Не знаю, что вам больше понравится.

— — На твой вкус.

— Хорошо вы выразились, — Женьшень снова улыбнулся, так могла бы улыбнуться ящерица.

— Я почти не пользуюсь огнестрельным оружием, — начал он. — Работаю мелкими инструментами.

Показать?

— Не задавай больше вопросов. Начал — не останавливайся.

Женьшень достал из кармана небольшой складной нож, раскрыл его, показав наточенное как бритва лезвие.

— Чего я не переношу, это суеты. Он терпеливо ждет, когда я к нему подойду. Я не затыкаю ему рот, но кричать он не может, даже когда начинается операция. Двигаются только глаза и пальцы — руки и ноги парализованы. Видели бы вы эти пальцы, как они завязываются узлом. Никогда не скажешь что там кости внутри…

Отстукивали беглый ритм колеса. Поезд летел по степи на максимальной скорости — ни полустанков, ни светофоров, ни стрелочников. Надо гнать, пока есть возможность. Разговор в купе продолжался в другом, неторопливом темпе…

* * *

В отличие от Вельяминова и Меченого Экзаменатор не сомневался в гибели Рублева. Он ведь сам придумал хитрый ход с программатором, который должен был дать сигнал на взрыв на десять минут раньше выставленного времени.

Тревожило другое — поведение Меченого перед атакой бани. Если только у шефа появились подозрения, он будет землю рыть, но доищется до врага в своем стане. Неизвестно, что он выведал у левашовцев — о чем только человек не расскажет если приставить дуло к виску.

И все равно Экзаменатор решил не дергаться. Выдержки ему было не занимать. Буквально через день стрелка барометра вроде бы вернулась в позицию «ясно». Отправляясь в скоротечный круиз, Меченый оставил его на хозяйстве. Но тут, как гром среди ясного неба, грянули известия с «Грибоедова».

Экзаменатор сразу же узнал бывшего «соратника».

По общему контуру, по манере двигаться. Сам факт существования этой пленки неприятно поразил мастера боевых единоборств. Рублев не мог не знать о съемке — похоже он сам с собой прихватил человека с камерой. Рублев не мог не понимать — уцелевшие «соратники» наверняка признают его. Почему он решил объявиться из небытия, которое давало ему достаточно преимуществ?

Впервые за много лет Экзаменатор занервничал.

Вдруг вспомнил схватку, закончившуюся вничью. Уговор об угощении. Он свой долг выполнил, когда явился ночью на малофеевскую дачу. А этот медведь — нет.

Хотя такие не забывают обещаний, порода не та. Значит уверен в скорой встрече.

Экзаменатор не стал заезжать за вещами. Забрал деньги из сейфа, ключи от которого доверил ему Меченый. Сел в свою «хонду» с обтекаемым, в гоночном стиле, силуэтом и погнал в аэропорт, имея при себе литовскую визу сроком на год.

Билет в Вильнюс взял без проблем. До вылета оставалось чуть больше часа, с минуты на минуту ожидалось начало регистрации. Двойное дно в кейсе было не слишком хитрым, но Экзаменатор прекрасно знал — в девяти случаях из десяти таможенники находят добро по наводке или ориентируясь по поведению пассажира.

Ни одна самая матерая ищейка ни о чем не заподозрит по его лицу.

Чтобы не маяться в ожидании досмотра, он взял себе чашку кофе и встал за круглый столик на одной ноге. Отсюда, со второго этажа, хорошо просматривалось летное поле, выруливающие один за другим самолеты с броскими эмблемами знаменитых авиакомпаний.

Экзаменатор уже продумывал свои дальнейшие действия по приезде в Вильнюс, как вдруг за столик встал человек в вязаной шапке надвинутой на самые брови.

Проклятье! Он все-таки выследил его!

Комбат достал из сумки какой-то предмет тщательно замотанный в шерстяной свитер. Азиат увидел небольшую кастрюлю, от которой еще исходило тепло.

— Поешь пока не остыло, картошка первый сорт.

Комбат приоткрыл крышку — над кастрюлей поднялся легкий парок. Внутри лежал десяток отварных картофелин среднего размера, политых подсолнечным маслом и щедро посыпанных укропом.

— Угощайся, не отравлено. Рублев никогда не остается в долгу.

Экзаменатор мог попробовать опрокинуть стол, в прыжке нанести врагу удар ногой, ломающий лицевые кости. Но эта нога сейчас ощущала кейс с круглой суммой. Атаковать Комбата означало мгновенно засветиться. Псы в камуфляже из дежурного спецподразделения слетятся как мухи на сладкое. Обученные всем премудростям, вооруженные до зубов, готовые в любую минуту противостоять вероятным террористам.

Отвертеться от них будет трудно. Аэропорт не самое подходящее место, чтобы раствориться без следа. А если не оказывать сопротивления — выпотрошат кейс, установят, что владелец работал в офисе Михаила Мороза, застреленного прошлой ночью…

Нет, надо сохранять спокойствие, выяснить намерения этого гостя с того света. Картошку можно смело есть — русские полные профаны в ядах, это не их стиль.

— Рис едят палочками, а картошку руками, " — сказал Комбат. — Далеко собрался?

«Нет, не станет он здесь выяснять отношения, — сказал себе Экзаменатор. — Ему это тоже не с руки.»

— Тут по соседству. На неделю, а может и меньше.

Человек с кейсом прожевал две картошки.

— А сам? Присоединяйся.

— Я был в Ритиной квартире, когда ты пришел ее убить.

«Вот что привело в офис этого товарища. Странно, я ведь подчистил у Риты все что можно. Где он торчал — задремал на кухне? Я обязан был открыть дверь, хотя бы кинуть взгляд.»

— Мы с тобой тогда не были знакомы. И тем более я не мог знать, что эта женщина для тебя важна. Так что у меня не было причин отказываться.

«Черт возьми, он ведь не даст мне улететь. Не для того шел по следу. И все-таки он ошибся, когда лишил себя преимуществ внезапного нападения. Выстрелом в спину он еще мог бы меня достать. Сейчас у него никаких шансов.»

— Выйдем на свежий воздух, — предложил Экзаменатор.

Спустились вниз на первый этаж. Со стороны их можно было принять за двух сослуживцев, отправляющихся в командировку. Экзаменатор решил не спешить и не ставить себе задачу непременно улететь этим рейсом. Если удастся «чисто» завалить Иваныча, можно потерпеть до следующего.

Главное отыскать хоть какое-то место подальше от посторонних глаз. Тем более, что этот медведь явно жаждет того же. На что он рассчитывает, на «ствол» в кармане? Не успеет достать. Боковым зрением Экзаменатор уже сейчас контролировал каждое движение своего спутника — мало ли что взбредет тому в голову.

Выйдя из зала ожидания с огромными витринными стеклами, оба остановились. Вокруг сплошь открытые места — стоянка машин, прозрачная стекляшка кафе, мокрая трасса, обсаженная двумя рядами голых деревьев. Куда ни сунься будешь как на ладони.

Обойдя главное здание аэропорта, Рублев с Экзаменатором пропустили тележку, доверху нагруженную чемоданами, и нырнули в темный проем багажного отделения. Оно оказалось достаточно просторным. Несколько человек в форменных куртках скупыми, точно рассчитанными движениями сдергивали вещи с бирками с ленточных транспортеров, другие закидывали багаж на электротележки.

Двое людей, на которых никто не обратил внимания, проследовали в дальний конец отделения, словно специально для них отгороженный бесформенной кучей одинаковых брезентовых тюков. Шедший впереди Экзаменатор вдруг, не оборачиваясь, выбросил назад по дуге руку. Ребро ладони проломило бы доску толщиной в три пальца, но Комбат успел отстраниться.

Сделав еще два шага, Экзаменатор положил на пол кейс — бережно прислонил к стояку отключенного транспортера. И увидел, что противник принял боевую стойку — выставил левую ногу вперед, согнул в локте правую руку, чуть отведя ее назад.

Для Экзаменатора это выглядело упражнениями способного ученика, не больше. Он знал, что разница в классе огромна. Между самым тренированным десантником и обладателем черного пояса пролегает огромная дистанция. Тем не менее мастер не позволил себе расслабиться.

Он закачался на цыпочках, начиная уже знакомый Комбату танец. Множество шумов висело в воздухе: беспрерывный рев садящихся и взлетающих самолетов, тарахтение транспортеров, объявления по аэропорту.

Но тот и другой могли бы расслышать только шаги, всего остального для них не существовало. Каждый понимал, пощады быть не может.

Протанцевав расстояние, отделяющее его от Комбата, Экзаменатор взвился в воздух и хлестко, с выдохом пропорол воздух ногой. Комбат не пробовал закрыться — даже его широкая кость треснула бы от такого удара. Он резко отпрянул, ткнувшись спиной в мягкую гору тюков.

Азиат не собирался делать паузу, давать врагу передышку. Мягко приземлившись, он нанес еще два молниеносных удара в корпус. На этот раз отступать Комбату было некуда. От первого удара он кое-как закрылся, но второй потряс до основания: каждое ребро, каждая косточка позвоночника скрипнули, сместились.

Он попытался достать Экзаменатора правой, но тот, словно по волшебству оказался сверху. Перепрыгнув через Комбата, мастер уцепился за тюки и пятками ударил его сверху вниз по ключицам. У девяти человек из десяти обе ключицы оказались бы сломанными. Только крепкий остов, унаследованный Рублевым от предков, выдержал удар.

Комбат сместился в сторону, чувствуя как тело тяжелеет, наливается свинцом. Нельзя больше пропускать ударов, каждый гирей виснет на ногах, сбивает дыхание.

В самом деле, через несколько секунд схватки он дышал так, как будто пробежал пару километров.

В другой ситуации Экзаменатор, пользуясь явным преимуществом, устроил бы долгий балет. Вволю поиздевался бы на противником, убивая его медленно.

Но сейчас каждая секунда была на вес золота. Их могли заметить, сообщить стражам порядка — можно потерять все: кейс с долларами, свободу. Да и товарищ Рублев ускользнет — от своих намерений он не откажется, только вряд ли решится второй раз на открытый бой.

Поэтому Экзаменатор выкладывался полностью. Обтягивающие джинсовые брюки немного сковывали его движения, но не настолько, чтобы ослабить эффективность ударов. Комбат пропустил один удар, второй, потом третий. Но все еще стоял на ногах, крепился.

«Когда же я завалю его, наконец?» — мелькнуло в голове азиата.

Он уже изготовился к следующему удару, когда Комбат вдруг выдернул тюк из общей кучи и швырнул его в грудь противнику. Прекрасно зная, что тюк набит чем-то мягким и никак не может причинить вреда, тот все-таки инстинктивно увернулся. «Поломал» стойку, на мгновение потерял точный баланс всего тела.

Как раз на это рассчитывал Комбат. Наплевав на все премудрости он нанес бесхитростный, но своевременный удар — правой в голову. Под чугунным кулаком хрустнули зубы, лопнула кожа на тонких губах.

Экзаменатор давно отвык от боли — целую вечность он не пропускал таких сокрушительных ударов. Теперь ему пришлось испытать нечто похожее на удар электрического тока. Он был не смертельным, он не причинил вреда ни одному из существенно важных органов, но он нарушил внутреннюю целостность духа. Дала трещину твердая уверенность в себе.

И как всегда случается в единоборстве: убывающее у одного передается другому. Рыком разъяренного медведя Комбат нанес свой коронный удар ногой в печень. Как раз в этот момент взлетал могучий «Боинг» и его полу-грохот полу-свист с лихвой перекрыл все остальные звуки.

Экзаменатор выплюнул отвратительно-горькую, полную желчи слюну и вспомнил о кейсе. Куда делись сосредоточенность, умение концентрироваться, которые он воспитывал в себе десятилетиями — его подмывало оглянуться и удостовериться: на месте ли деньги. Он ничего не мог поделать с этой губительной раздвоенностью сознания. Вдобавок острая боль в печени сгибала пополам, как он ни старался выпрямиться.

Отступить, попробовать выиграть время. Экзаменатор еще пытался танцевать, раскачиваясь на носках, но Комбат пер вперед, ни на что не обращая внимание.