Фокус-покус

Теперь-то почти все врачи знают, как выглядит больной столбняком. Миссис Чанг не повезло — она оказалась первой ласточкой.

* * *

О ее смерти мне сообщили заложники. Первое, о чем я их спросил:

— А где мадам Чанг?

Я считал, что должен подбодрить заложников после казни Лайла Хупера. Им показали его мертвое тело, насколько я понимаю, для того, чтобы они выбросили из головы всякие отчаянные и геройские замыслы. Это зрелище было, так сказать, глазурью на пирожном из ужаса. В конце концов, там, на чердаке, висел на гвоздях сам Президент Колледжа.

Один из заложников после освобождения сказал в своем интервью для ТВ, что никогда не забудет, как голова Текса Джонсона билась о ступеньки, когда его волокли по лестнице на чердак ногами вперед. Он попытался изобразить этот звук. Он сказал: «шлеп, шлеп, шлеп,» — точь-в-точь, как шлепает спущенное колесо.

Ну и планета!

* * *

Заложники выразили сожаление по поводу смерти Текса, но ни словом не помянули ни Лайла Хупера, ни учителей или горожан, которые тоже погибли. Для таких важных персон, сливок общества, местные жители были слишком ничтожны, чтобы о них думать. Но я их за это не виню. Мне кажется, они вели себя, как свойственно людям.

Вьетнамская война не затянулась бы надолго, если бы людям от природы не было свойственно думать: все, кого я не знаю и не желаю знать, не стоят внимания, даже если они умирают в муках. Некоторые представители человечества боролись с этой совершенно естественной склонностью и проявляли жалость к несчастным чужакам. Но вот о чем свидетельствует История, о чем История кричит во весь голос: «Их всегда было так мало!»

* * *

Еще один недостаток человеческой природы — все рвутся строить, а вот содержать хозяйство в порядке желающих нет.

* * *

Но самый наш вопиющий недостаток — глупость, в чистом виде. Признайтесь!

Или вы считаете, что Освенцим и разум — совместимы?

* * *

Когда я попытался рассказать заложникам хоть немного про бывших заключенных, про их детство, про психические болезни, про то, что им безразлично, жить или умирать, и что такое тюрьма и так далее, Джейсон Уайлдер буквально закрыл глаза и замкнул себе слух. Впрочем, это было скорее представление, как в театре. Уши он заткнул не настолько плотно, чтобы не слышать, что я говорю.

Остальные качали головами и старались как можно более выразительно показать, что эта информация не просто утомляет их, а очень даже обижает. Можно было подумать, что над нами гремит гроза, а я им читаю лекцию о перераспределении электрических зарядов в тучах, о зарождении капель ливня, о траекториях молний, о природе грома и прочее. Они хотели знать только одно: когда же гроза кончится и они смогут заняться своими делами.

То, что сказал Начальник тюрьмы Мацумото о них и им подобных, было абсолютно верно. Они ухитрились превратить свое богатство, которое некогда существовало в форме заводов и запасов товаров или других трудоемких предприятий, в нечто столь неуловимое и абстрактное, как денежные спекуляции на бумаге, и им почти ничто уже не напоминало о том, что они несут ответственность за что бы то ни было, за пределами узкого круга друзей и знакомых.

* * *

На заключенных они не злились. Они были глубоко возмущены тем, что Правительство не сумело сделать побеги из тюрем практически невозможными. Но по мере того, как они все яростнее поносили Правительство, становилось все очевиднее, что Правительство — ихнее, а не мое, не заключенных, не горожан. Выходило, что первейший долг Правительства — защищать их от низших классов, и не только в нашей стране, но и повсеместно.

А разве хоть когда-нибудь «сливки общества» вели себя иначе?

Вспомните-ка еще раз про распятие Христа и 2 разбойников! А 6 000 рабов, взбунтовавшихся под предводительством гладиатора Спартака?

* * *

Кхе.

* * *

Насколько я понял, мое тело старается изолировать микробов ТБ, одевая их крохотными капсулами. Стенки этих капсул состоят из кальция, а это самый привычный компонент всех тюремных стен, в том числе и здесь, в Афинах. Наша тюрьма обнесена колючей проволокой. Точь-в-точь как Освенцим.

Если я помру от ТБ, то лишь потому, что мой организм не справился — не смог построить достаточное количество тюремных камер и не уложился в сроки.

Можно ли извлечь из этого урок? Не очень-то веселый.

* * *

Но если Попечители были плохие люди, то заключенные были много хуже, Я и не подумаю это отрицать. Они разрушали собственное общество — затевали разборки с огнестрельным оружием, грабили, насиловали, торговали убийственными для человека наркотиками и так далее, и гому подобное.

Но они-то по крайней мере видели, что творят, а люди вроде наших Попечителей напоминали скорее Б-52, бомбардировщики, летавшие на страшной высоте. Они почти никогда не видели, какие чудовищные разрушения производят, перемещая мощные пласты богатств нашей страны, которыми они распоряжались, то туда, то сюда.

* * *

Я, в отличие от моего дедушки-социалиста Бена Уиллса, который был никем, не собираюсь предлагать реформы или перестройки. Я считаю, что любая форма правления, а не только Капитализм, — это то, что сегодня решают делать люди, которым принадлежат все деньги, — в трезвом или в пьяном виде, в своем уме или вовсе без ума.

* * *

Начальник Мацумото, был, конечно, чудак. Многие его странности, разумеется, объясняются тем, что в раннем детстве на него сбросили атомную бомбу. Здания и деревья и мосты и все прочее, казавшееся таким незыблемым, исчезло, как мираж.

Как я уже говорил, Хиросима вдруг превратилась в неоглядный пустырь, по которому гуляли пыльные смерчи.

После вспышки маленький Мацумото остался единственной реальной фигурой на пустом месте. И он пошел в дальний, дальний путь — искать еще что-нибудь столь же реальное, как он сам. Добравшись до городских окраин, он очутился вдруг среди реальных, но совершенно фантастических структур и созданий: там были живые люди, у которы кожа свисала, как драпировка, с обнаженных мышц и костей, и прочее в этом роде.

К слову сказать, все эти образы, рожденные бомбежкой, принадлежат ему. Я услышу от него об этом только после того, как проработаю учителем в тюрьме и проживу с ним бок о бок у озера еще долгих 2 года.

* * *

Как бы ни повредила ему атомная бомбежка, на его совесть она не повлияла. Он мучился, когда приходилось отказывать в приеме беднякам, доставленным в коммерческую больницу, которой он заведовал в Луисвилле. Когда он принял на себя должность начальника коммерческой тюрьмы в Афинах, он решил, что нужно организовать в тюрьме какую-то систему образования, хотя по контракту его корпорации со Штатом Нью-Йорк ему предписывалось только охранять заключенных и препятствовать побегам.

* * *

— Штат Нью-Йорк, — сказал он, — не верит, что образование может исправить таких преступников, которые содержатся в Афинах, или в Аттике, или в Синг-Синге.

Аттика и Синг-Синг предназначались для лиц латиноамериканского происхождения и Белых, соответственно, которые, как и заключенные в Афинах, были осуждены по крайней мере за 1 убийство и 2 преступления насильственного характера. Чаще всего остальные 2 были тоже убийствами.

— Я и сам в это тоже не верю, — сказал он. — Но вот что я твердо знаю: 10 процентов людей в стенах этой тюрьмы еще сохранили разум и душу, а заняться им тут нечем. Так что для них наказание, которое они здесь от— бывают, вдвое тяжелее, чем для остальных. Хороший учитель мог бы дать их уму и сердцу новые игрушки — Математику, Астрономию или Историю, или что угодно еще, чтобы время для них тянулось здесь не так мучительно. Как вы считаете?

— Вы хозяин, вам решать, — сказал я.

* * *

А он и вправду был хозяином. Он вел финансовые дела Афинской тюрьмы так успешно, что начальство корпорации предоставило ему полную самостоятельность. Они обязались по контракту со Штатом содержать заключенных всего на 2 трети той суммы, в которую обходился каждый из них, пока тюрьма принадлежала Штату. А сумма была примерно такая же, как стоимость обучения студента на медицинском факультете или в Таркингтоне. А Хироси Мацумото, пользуясь трудом молодых, вывезенных из провинции и не охваченных профсоюзами рабочих по кратковременным контрактам и покупая припасы по самым низким ценам у обычных производителей, а не у Мафии, срезал расходы на каждого заключенного до минимума — больше, чем в половину.

Он ничего не упустил. Когда я нанялся к нему на работу, он как раз купил для тюремных нужд небольшой крематорий. Раньше монополия на сжигание тел, за которыми не явились родственники, принадлежала крематорию в пригороде Рочестсра, на задах Медоудейлского Кинокомплекса, через дорогу от Арсенала Национальной Гвардии. Крематорием заправляла Мафия.

Когда Японцы перекупили Афинскую тюрьму, банда удвоила цены, ссылаясь на эпидемию СПИДа. Мол, приходится принимать особые меры предосторожности. Они драли двойную цену даже тогда, когда тюрьма представляла свидетельство доктора, что тело не было инфицированно СПИДом, а причиной смерти, очевидной и несомненной, явился удар ножом или тупым орудием.

* * *

В Японии специалистов по производству крематориев не было, так что Начальнк Мацумото закупил оборудование у фирмы «А.И. Топф и Сын» в Эссене, в Германии. Это та самая компания, которая в пору своего расцвета строила печи в Освенциме.

Послевоенные модели крематориев Топфа были снабжены поглотителями дыма, так что жители Сципиона так и не догадывались о том, что рядом работает весьма продуктивная установка для превращения трупов в дым. О жителях окрестностей Освенцима этого не скажешь.

Мы вполне могли бы газировать и сжигать заключенных круглосуточно, и никто бы не догадался.

* * *

Никто бы и внимания не обратил.

* * *

Я недавно говорил, что мать Лоуэлла Чанга умерла от столбняка. Добавлю, пока не позабыл, что у возбудителей столбняка есть шансы стать заправскими космонавтами, потому что в несовместимых с жизнью условиях они образуют исключительно устойчивые споры.

Возбудителей СПИД'а я не назвал бы многообещающими покорителями Космоса, потому что они на данной стадии развития не могут выжить вне живого человеческого тела.

Однако при совместных усилиях истребить их все новыми и новыми ядами, в случае только частичного успеха, их шансы могут значительно повыситься.

* * *

Теперь вся работа на тюрьму в нашей долине опять перешла к мафиозному крематорию на задах Медоудейльского Кинокомплекса. Часть заключенных, оставшихся в Афинской тюрьме или поблизости после великого побега, вместо того чтобы идти в атаку на Сципион по льду озера, решили, что на их долю выпала честь хотя бы взорвать к чертям крематорий фирмы «А.И.Топф и Сын».

Мэдоудейлский Кинокомплекс тоже приказал долго жить, потому что почти никто не мог себе позволить ни владеть автомобилем, ни смотреть кино прямо из машины.

Та же судьба постигла и торговые ряды, расположенные вдоль шоссе.

* * *

Меня очень интересует один вопрос, хотя я так и не сумел разобраться, в чем тут дело: почему Мафия никогда ничего не продает иностранцам? Все остальные, едва получив в наследство или создав свой бизнес, торопятся как можно скорее сбыть его с рук и уйти на покой задолго до старости, Мафия же держится мертвой хваткой за все, чем владеет. Так, например, настил асфальта остался целиком в руках Американцев.

Как и оптовая продажа мяса, салфеток и скатертей для ресторанов.

* * *

Я сразу же сказал Начальнику, что меня вышибли из Таркингтона. Я объяснил, что обвинения в сексуальных излишествах — всего лишь предлог. На самом деле Попечители обозлились на меня за то, что я подорвал веру студентов в разум и порядочность властей, рассказав им правду о Вьетнамской войне.

— По эту сторону озера никто не верит, что в этой жалкой стране есть что-либо похожее, — сказал он.

— Похожее, сэр? На что? — спросил я.

— На власть, — ответил он. Что же касалось моих сексуальных подвигов, то они были исключительно гетеросексуальными, а на той стороне озера женщин не было.

Сам он холостяк, а персоналу запрещалось привозить с собой жен, если они у них и были.

— Так что здесь у нас, — сказал он, — вы окажетесь в положении Дон— Жуана в Аду. Как полагаете, сможете выдержать?

Я сказал, что смогу, и он предложил мне работу с испытательным сроком. Мне предстояло взяться за дело как можно скорее, заняться общеобразовательными предметами на уровне начальной школы, что я, собственно, делал и в Таркингтоне. Первоочередной проблемой была проблема жилья. Его подчиненные жили в казармах под тюремными стенами, а сам он поселился в отремонтированном доме на берегу и стал единственным обитателем вымершего городка, точнее, деревушки, которая дала тюрьме свое имя: Афины.

* * *

Если я по какой-нибудь причине не подойду для этой работы, сказал он, ему все равно нужен будет учитель, который, конечно, не пожелает ютиться в казарме. Поэтому он начал ремонт в доме по соседству, в вымершем городке. Только жить там можно будет не раньше августа.

— Как вы думаете, сможет колледж оставить вас в старом доме до тех пор? А на работу сможете ездить — автомобиль у вас есть?

— «Мерседес», — сказал я.

— Вот и отлично! — сказал он. — Это поможет вам с первых дней найти общий язык с нашим контингентом.

— Как? — сказал я.

— Они практически все были владельцами «Мерседесов», — сказал он. Он вовсе не преувеличивал. Он сказал чистую правду:

— У нас тут есть человек, который купил свой первый «Мерседес», когда ему было 15 лет.

Это был Элтон Дарвин, который потом скажет на катке, после побега, свои последние перед смертью слова:

«Смотрите, как Черномазый летает на аэроплане».

* * *

Колледж разрешил нам остаться в старом доме в Сципионе на все лето. Летнего семестра в Таркингтоне не было. Все равно на занятия никто бы не явился. Так что я каждый день ездил в тюрьму.

В прежние времена, пока Японцы не купили Афинскую тюрьму, там все служащие были из Сципиона или из Рочестера, все ездили на работу. Все они были членами профсоюза и непрерывно выдвигали все новые и новые требования, требуя повышения заработной платы и разных льгот, в том числе и возмещения расходов на поездки из дома на работу и обратно. Из-за этого Штат и решил продать всю шарашку Японцам.

* * *

Жалованье у меня осталось то же, что и в Таркингтоне. Я мог позволить себе сохранить наш «Голубой Крест-Голубой Щит», тем более что корпорация, владеющая тюрьмой, владела и собственным «Голубым Крестом-Голубым Щитом». Нет проблем!

Кхе.

* * *

Среди вещей, которых я лишился из-за массового побега, был и наш «Голубой Крест-Голубой Щит».

33

* * *

Все складывалось как нельзя лучше. Когда я перевез Маргарет и Милдред в наш новый дом в пустом городке и задернул занавески, им показалось, что мы и не уезжали из Сципиона. На нашем только что политом газоне перед домом меня ждал сюрприз — лодка. Начальник нашел лодку в бурьяне за развалинами афинского почтового отделения, где она валялась надо полагать, уже задолго до моего рождения. Он приказал нескольким охранникам покрыть ее снаружи стеклопластиком, так что она опять стала водонепроницаемой, несмотря на то, что простояла долгие годы под открытым небом.

Лодка очень напоминала обтянутый кожами эскимосский умиак, который стоял обычно в беседке возле Офиса Декана Женщин, — каркас лодки был виден сквозь стеклопластик.

Я знаю, что случилось со многими принадлежавшими колледжу предметами, с ГРИО(тм) и прочим, а вот куда девался умиак, понятия не имею.

Если бы его не выставили для всеобщего обозрения в беседке, то и я, и сотни Таркингтонских студентов и их родителей так бы и прожили всю жизнь, никогда не увидев настоящего эскимосского умиака.

* * *

Мы с Мюриэль Пэк занимались любовью в этой лодке. Я улегся на дно, а она сидела с удочкой моей тещи в руках, как настоящая леди, в полном одиночестве и невинности.

Этот трюк придумал я. А уж она не подвела, молодчина!

* * *

Не знаю, как сложилась жизнь человека, который назвался Джоном Доннером и хотел учить столярному ремеслу в Афинской тюрьме, за 8 лет до побега. Насколько я помню, Начальник разобрался с ним очень быстро, потому что в тюрьме только и не хватало что стамесок, и дрелей, и ножовок, и двуручных пил, и молотков-гвоздодеров, и так далее.

Мне пришлось ждать Доннера в приемной, за дверью офиса. Он был для меня единственной ниточкой связи с цивилизацией, с моим домом и семьей, с журналом «Черный поясок». Я не смотрел «Здрасьте-здрасьте» на маленьком экране. Я заинтересовался еще одним лицом, дожидавшимся своей очереди к Начальнику. Чтобы догадаться, что он — заключенный, достаточно было бы его условно-опознавательной окраски, но на нем были еще и ножные кандалы и наручники. Он тихо сидел на скамье напротив, у противоположной стены коридора, с двумя стражниками по бокам, в масках и резиновых перчатках.

Он читал дешевенькую брошюрку. Я подумал, что раз он грамотный, то, видимо, будет одним из тех, кого я обязался развлекать своими занятиями. Так и оказалось. Его звали Абдулла Акбар. Я даже воодушевил его настолько, что он написал несколько интересных рассказов. Один из них, помнится, был написан от лица говорящего оленя, обитателя Национального Лесного Заповедника, который зимой сбивался с ног в поисках пропитания, а летом то и дело запутывается в колючей проволоке, пытаясь добраться до разных вкусностей на фермерских полях. Его подстрелил охотник. Умирая, он думает, зачем он вообще появился на свет. Рассказ заканчивается словами, которые олень произнес перед самой смертью. Это были его последние слова на Земле. Охотник стоял довольно близко и потрясся, услышав, как олень говорит человеческим голосом:

— На кой хрен все это нужно, так-перетак?

* * *

3 преступления, связанных с насилием, за которые Абдулла угодил в Афины, были убийствами в сражениях за наркотики. Его самого впоследствии, после побега, подстрелят зарядом дроби и картечи, когда он пройдет с белым флагом в руках мимо засады, устроенной Уайти ван Эрсдсйлом, механиком, и Лайлом Хупером, брандмайором.

— Простите, — сказал я, — нельзя ли узнать, что вы читаете?

Он показал мне обложку брошюрки, чтобы я мог прочесть название. Она называлась «Протоколы Сионских Мудрецов».

Кхе.

Кстати, Абдуллу вызвали к Начальнику, так как он был 1 из тех, кто уверял, что видел, как над тюрьмой пролетел замок. Начальник хотел выяснить, не пронесли ли в тюрьму контрабандой какое-нибудь новое галлюциногенное средство, или все разом окончательно свихнулись, и вообще, что тут творится, в конце концов.

* * *

«Протоколы Сионских Мудрецов» — антисемитская книжонка, впервые напечатанная в России лет 100 назад. Ее выдавали за протоколы секретного съезда Евреев, которые съехались со всех концов света и задались целью создать интернациональную организацию, чтобы устраивать войны, революции, экономические кризисы и тому подобное и чтобы в конце концов весь мир оказался в руках у Евреев. Как название, так и параноидальный тон этого документа скопировал в своей пародии автор опуса в «Черном пояске».

Великий американский изобретатель и промышленный магнат Генри Форд считал эти протоколы подлинными. Он помог напечатать их у нас, когда мой отец был еще мальчишкой. И вот передо мной чернокожий заключенный в кандалах, грамотный, и он тоже считает, что это серьезная литература. Как оказалось, в тюрьме ходили по рукам не 1 сотня таких брошюрок, напечатанных в Ливии, а распространяла их самая влиятельная бандитская группировка в Афинах — Черные Братья Ислама.

* * *

В то лето я занялся ликвидацией неграмотности в тюрьме, а заключенные вроде Абдуллы Акбара служили моими вербовщиками: они ходили по камерам, агитируя всех учиться читать и писать и даже предлагая давать уроки. Благодаря моим стараниям ко времени массового побега больше 1000 бывших неграмотных смогли прочесть «Протоколы Сионских Мудрецов».

Я объявил книжку фальшивкой, но никак не мог изъять ее из обращения. Куда мне было тягаться с Черными Братьями — ведь они регулярно приводили в исполнение то, что Государство применить не решалось, — а именно смертную казнь.

* * *

Абдулла Акбар потряс своими цепями, так что они зазвенели, загремели.

— Можно так обращаться с ветераном, а? — сказал он.

Он служил во Вьетнаме, в рядах морской пехоты, поэтому ему ни разу не пришлось слушать мои зажигательные речи. Я работал исключительно для Армии. Я спросил, слышал ли он когда-нибудь про армейского офицера, которого прозвали «Проповедник» — это был, как вы знаете, я сам. Мне было любопытно узнать, насколько широко разнеслась слава обо мне.

— Нет, — сказал он. Но, как я уже говорил, нашлись и другие ветераны, которые обо мне слыхали, и, кроме всего прочего, знали, что я как-то раз, забросив гранату в подземный ход, убил женщину, ее мать и грудного младенца, прятавшихся там от вертолетов, которые расстреляли деревню с бреющего полета как раз перед тем, как мы туда вошли.

Такое не забудешь.

А знаете, кто в то время был Правящим Классом?

Правящим Классом был Юджин Дебс Хартке.

* * *

Долой Правящий Класс!

* * *

Джон Доннер сидел за рулем всю дорогу от тюрьмы до Сципиона насупясь. Я получил работу, а он — нет. И велосипед его сына стибрили на тюремной стоянке.

У Мексиканцев есть национальное блюдо под названием «дважды жаренные бобы». По моей милости, о чем Доннер так и не узнал, велосипед был теперь «дважды краденный велосипед». Через неделю Доннер вместе с сыном дематериализовался из нашей долины так же таинственно, как и материализовался, и нового адреса не оставил.

Должно быть, кто-то или что-то шло по его следам, наступало на пятки.

* * *

Мне стало жаль этого мальчугана. Но если он еще жив, то он стал взрослым мужчиной, как я.

* * *

И по моим следам кто-то шел, только не спеша. Я имею в виду своего незаконнорожденного сына в Дюбеке, штат Алова. Ему тогда было всего 15. Он еще не знал, как меня зовут. Чтобы узнать имя своего отца и место, где он живет, ему еще предстояло провести детективное расследование, не менее сложное, чем то, которое я предпринял, чтобы узнать, кто убил Летицию Смайли, Королеву Сирени в Таркингтоне, в 1922 году.

Я познакомился с его матерью, когда сидел в одиночестве возле стойки бара в Маниле, вскоре после того, как экскременты влетели в вентилятор во Вьетнаме. Мне не хотелось говорить ни с 1 человеком, независимо от пола и возраста. Мне все человечество стало поперек горла. Хотел я только одного — чтобы меня оставили в покое, наедине со своими мыслями.

Можете и это прибавить к моей коллекции Знаменитых Последних Слов.

* * *

На табурет рядом с моим взобралась довольно хорошенькая, но немного потерявшая свежесть женщина.

— Простите, что нарушаю ваше уединение, — сказала она, — но мне говорили, что вы — тот самый человек, которого прозвали «Проповедником».

И она показала на старшего сержанта, который сидел в отдельной кабинке с двумя проститутками, которым было никак не больше 15 лет.

— Я его не знаю, — сказал я.

— А он не говорил, что знаком с вами, — сказала она. — Он слыхал ваши речи. Тут многие солдаты слыхали ваши речи.

— Кому-то надо было произносить речи, — сказал я. — Без них и войны бы не было.

— Вас из-за этого прозвали «Проповедником»? — сказала она.

— Кто знает? — сказал я, — В мире невпроворот пустой болтовни.

Меня прозвали так еще в Уэст-Пойнте, за то, что я никогда не сквернословил. В первые 2 года, что я провел во Вьетнаме, мои зажигательные речи слушали только те солдаты, которые находились в моем непосредственном подчинении. Они называли меня «Проповедником», потому что в этом слове было что-то мрачное, словно я был пуританским Ангелом Смерти. А ведь так оно и было, так оно и было.

— Хотите, чтобы я ушла? — сказала она.

— Да нет, — сказал я, — наоборот, я думаю, что мы могли бы закончить этот вечер в постели. Сразу видно, что вы — человек интеллигентный, а значит, на вас нагнала такую же тоску, как и на меня, великая пиррова победа нашего народа. Я вам сочувствую. Я был бы рад вас немного подбодрить.

А что?

Удалось!

* * *

Не сломано — не починяй.

34

* * *

Мне нравилось учить заключенных. Я поднял уровень грамотности примерно на 20 процентов, причем каждый из моих учеников в свою очередь начинал учить еще кого-то. А то, что они читали, мне далеко не всегда нравилось.

Один парень заявил, что, только когда научился читать, стал ловить натуральный кайф от рукоблудия.

* * *

Я не отлынивал. Я люблю учить.

Многих заключенных, из тех, кто поумнее, я вызывал на спор, заставлял их доказывать мне, что Земля — круглая, объяснять, в чем разница между шумом и музыкой, рассказывать, как передаются по наследству физические признаки, как измерить высоту сторожевой вышки, не влезая на нее, и какое несообразие они видят в греческой легенде про мальчишку, который каждый день таскал на плечах теленка и вырос мужчиной, которому ничего не стоило каждый день носить на плечах быка, и прочее.

Я им показал таблицу, составленную проповедником-фундаменталистом из центра Сципиона, которую он както дал Таркингтоновским студентам после занятий, в Павильоне. Я предложил им отыскать в этой таблице примеры фактов, подогнанных под определенную идею.

Наверху были написаны имена вождей воюющих наций в период Последней Петарды, т.е. во время 2 мировой войны. Под каждой фамилией шли столбиком дата рождения, сколько лет он прожил, и дата вступления в должность, и сколько лет он эту должность занимал, а в самом низу была помещена сумма всех цифр. Оказалось, что она каждый раз равнялась 3 888.

Вот как это выглядело:

Черчилль Гитлер Рузвельт Дуче Сталин Тойо

Родился 1874 1889 1882 1883 1879 1884

Прожил 70 55 62 61 65 60

Начали правления 1940 1933 1933 1922 1924 1941

Годы правления 4 11 11 22 20 3

Как я уже говорил, каждый столбик в сумме дает 3888. Тот, кто составил эту таблицу, отмечает, что половина этого числа равна 1944, это год окончания войны. А первые буквы имен вождей воюющих армий составляют анаграмму имени Всевышнего, Спасителя Вселенной.[18]

* * *

Самые неспособные, точно так же, как и дурачки в Таркингтоне, использовали меня как ходячую Книгу Рекордов Гиннеса, Они меня спрашивали, кто самый старый человек в мире, кто самый богатый, у какой женщины было больше всего детей, и так далее. Ко времени побега, я думаю, 98 процентов заключенных в Афинской тюрьме знали, что самый преклонный возраст, подтвержденный документами, составлял около 121 года и что этот непревзойденный долгожитель был Японец, как и наш Начальник и охранники. На самом деле до 121 года он не добрал 128 дней. Его рекорд служил в Афинах неистощимым источником самых разнообразных шуток — многие сидели пожизненно, а кое-кто отсиживал 2 или 3 пожизненных срока, отчасти поглощавших друг друга или следовавших впритык один за другим.

Они знали, что самым богатым человеком в мире был тоже Японец, а примерно за столетие до того, как на противоположных берегах озера были основаны колледж и тюрьма, в далекой России женщина родила младшенького из своих 69 детей.

Эта русская женщина, обставившая весь мир по количеству младенцев, родила 16 пар двойняшек, 7 раз разродилась тройней, 4 раза родила четверых близнецов. И все они остались в живых, чего не скажешь о членах Отряда Доннера.

* * *

Из всего тюремного персонала только Хироси Мацумото окончил колледж. С остальными он не общался, он и обедал один в свободные дни, и гулял один, и рыбачил один, и под парусом ходил в одиночку. Он не пользовался возможностью посещать японские клубы в Рочестере и Буффало, или роскошные санатории, которые устроили на Манхэттене для Японской Оккупационной Армии в Штатском. Он сделал громадные деньги для своей корпорации и в Луисвиле, и в Афинах, и так блестяще использовал понимание психологии американских дельцов, что я не сомневаюсь — если бы он выразил желание, то занял бы высокий пост в Министерстве внутренних дел. Благодаря работе в Афинах он узнал о чернокожих Американцах больше, чем любой другой Японец, а на тех предприятиях, которые все скупала и скупала его корпорация, успех зависел от труда чернокожих рабочих или по меньшей мере от хороших отношений с местными чернокожими. Благодаря той же Афинской тюрьме он знал больше любого другого Японца о самой развитой индустрии в нашей стране — поставках и распространении химических препаратов, которые, будучи так или иначе введены в кровь, позволяли тем, кому это было по карману, чувствовать себя стоящими людьми, которым улыбается удача.

Из этих химических препаратов только 1 был, как вы догадываетесь, разрешен законом, и благодаря ему было создано состояние, принадлежавшее 1 семейству, которое подарило Таркингтону и форму для оркестрантов джаз— банда, и водонапорную башню на Мушкет-горе, и хорошие должности в Деловом Мире, и уж не знаю что еще.

Этим элексиром жизни был алкоголь.