Твой 'демон зла'

      Худой размахнулся, яркая красно-белая банка "коки" сорвалась с его руки устремляясь к "упаковке", на ходу разбрызгивая свое содержимое.
      "Все, завалились!", - молнией пронеслось в мозгу Сергея. На раздумья времени не было, он просто вскинул пистолет, молниеносно поймал кувыркающуюся в воздухе банку на мушку и нажал на спуск!
      Бах! Тоненько тренькнуло разбитое окно позади, банка, отброшенная пулей, улетела далеко влево, и ударившись о стену, упала, откатилась, оставляя за собой мокрый след.
      Худой, замер там, где стоял, медленно повернулся к Воронцову, покрутил пальцем у виска:
      - Ты что, дурак? А если бы в меня попал?!
      На выстрел из коридора выбежали "дозорные":
      - Что тут у вас? Что случилось?
      - Да слезте вы с меня! - послышался недовольный голос клиента из-под "упаковки". Телохранители поднялись, освободив главу экзаменационной комиссии. Он поднялся, улыбясь, нашел глазами Воронцова, подмигнул, мол, молоток! В холл заходили новый люди, появились "щитовцы" из экзаменационной комиссии, потом быстрым шагом вошел сам Вершанский, огляделся, быстро спросил:
      - Все живы?
      - Все, Сигизмунд Янович! - поддтвердил Маленьких.
      - Кто стрелял?
      - Я! - громко сказал Сергей, с трудом стягивая с ног тугую петлю провода, и со злостью добавил: - Отражал нападение!
      Про себя Воронцов уже решил, что этот выстрел закончил его карьеру телохранителя - ведь он действительно мог застрелить кого-нибудь!
      Вершанскому как раз принесли пробитую пулей банку. Он повертел её в руках, потом негромко спросил у худого "террориста", стоявшего рядом:
      - Что, Костя, трудно стало работать?
      Тот вздохнул:
      - Кто ж знал, Яныч, что у тебя такой ворошиловский стрелок есть! Без него все, проиграли бы твои ребята! Залил бы "упаковку" "колой", были бы все, как после душа!
      Вершанский покивал, кинул изуродованную банку в урну, хлопнул в ладоши:
      - Все, экзамен окончен! Всем отдыхать!
      Вечером, позвонив Кате, Сергей с восторгом рассказывал ей подробности экзамена и своего геройского поведения. Катя только вздыхала, переживая за "крутого" мужа, а в конце разговора сказала:
      - Сереж, тут Борька твой звонил! Он теперь водителем работает, где-то на Вешняках, машина у него, джип. Так он спрашивал - когда ты приезжаешь? Я, говорит, могу теперь Серегу встретить, на "тачке"! Обещал в среду звонить. Что ему передать?
      Воронцов при упоминании о Борисе оживился ещё больше:
      - Передавай ему большуший привет, а насчет встречи... Я приеду в пятницу утром, а на каком поезде, ещё не знаю. Скажи Борьке так: "Воронцов позвонит в четверг вечером, скажет поезд и вагон!". Если он сможет тебе перезвонить - хорошо, если нет, то ладно, не велика птица, сам доберусь! Да, слушай. Катюха! Мне же после учебы трехдневный отпуск положен! Правда, по закону подлости он как раз на выходные падает, что обидно, но с другой стороны, мы его проведем вместе, что хорошо! Так я предлагаю съездить к Борису! Ты как? Отдохнем на природе, на лыжах походим...
      - Ага! - рассмеялась Катя: - Знаю я ваши лыжные походы! Надеретесь опять с Борисом под вечер Ленкиной "непьянки", и будете трепаться про свои дурацкие мужицкие подвиги!
      - Да нет, ну что ты! - смутился Сергей: - Мы так не будем, мы чисто символически!
      - Ладно-ладно... - Кате помолчала: - А вообще неплохо было бы съездить, на счет природы ты прав, да и Ленка мне обещала корельскую вышивку показать... Да что сейчас загадывать! Приедешь, и решим! Договорились, Сережа?
      - Договорились! Ну, пока!
      - Пока!
      Блаженно растянувшись на кровати, Воронцов мечтал о встрече с женой, предвкушал поездку к Борису, бег на лыжах по ясному заснеженому лесу, вечерние посиделки при свечах. На душе стало хорошо и уютно, особых проблем в жизни не было - завтра последний, теоритический экзамен, в четверг вручение дипломов, и все - ту-ту домой!
      С мыслями о том, что жить хорошо, Воронцов и уснул...
      Экзамен по теории Сергей сдал без особых проблем, хотя кое-кому из группы пришлось здорового попотеть - все же вопросики были те еще!
      В четверг, явившись в школу при параде, Воронцов застал в сборе всех сотрудников "Щита". Преподаватели, инструкторы, начальство сменили неизменные камуфлированые комбинезоны на дорогие костюмы, две женщины психолог и инструктор по ориентированию, облачились в вечерние платья, в большом зале на третьем этаже накрыли стол для фуршета...
      Вершанский, как всегда, подтянутый, в смокинге и при бабочке, похожий на крестного отца "Коза ностры", первым взял слово:
      - Сегодня у всех вас, да и у нас тоже знаменательный день! Наша школа выпускает очередную группу телохранителей, внеся тем самым вклад в борьбу с разгулом криминала в России! Все вы, наши слушатели, с этого дня становитесь профессиональными защитниками жизни и здоровья людей, и я хочу, чтобы вы навсегда запомнили три заповеди телохранителя, свято чтимые в нашей школе!
      Первое! Клиент, тело которого вы будете хранить, всегда прав! Он должен стать для вас самым главным человеком, измена которому - несмываемый позор для вас!
      Второе! Ваша жизнь отныне в руках Божьих, а это значит, что только Он знает, как и когда она оборвется, а по сему - не грешите по напрасну!
      Воронцов оглянулся на сидящих вокруг одногруппников, ожидая увидеть улыбки на их лицах - сам он в Бога не верил... ну, почти не верил, и ожидал, что напыщенные слова Вершанского вызовут улыбки, но нет, все парни сидели, серьезно слушая начальника школы.
      Сигизмунд Янович между тем продолжал:
      - И, наконец, третье! С этого часа вы все зарегистрированы в органах госбезопаности, а это значит, что любое ваше противоправное действие будет раскрыто достаточно быстро, не смотря на ваш профессионализм! Поэтому помните - у вас нет права на убийство, вы не джеймсы бонды, и даже защищая жизнь клиента, вы можете только обороняться! Желаю вам удачи!
      Следующим слово взял заместитель Вершанского, Лев Яковлевич Цугель, возглавлявший экзаменационную комиссию, тот самый клиент, которого охранял эскорт в "Бизнес-Центре".
      - Уважаемые коллеги! Сейчас вы получите дипломы, подтверждающие вашу квалификацию, но это не все! Каждому из вас школа дарит в подарок нож телохранителя. Все вы знаете, что это такое... Мы надеемся, что этот нож в будущем не подведет вас так же, как вы не подведете нас, своих наставников и инструкторов!
      Цугель по очереди вызывал к себе выпускников щита, вручая каждому диплом, и узкий, изящный нож-универсал, обоюдоострый, пригодный и для рукопашной, и для метания. Все ножи были вложены в кожаные наручные ножны, пристегивающиеся к предплечью левой руки под одеждой.
      Всем вызванным Лев Яковлевич что-то говорил вполголоса, пожимая руку, и когда пришла очередь Воронцова, и он подошел к столу, на котором были разложены дипломы, то услышал:
      - Удачи вам, Сергей Степанович! У вас великолепные данные, а от себя я советую вам больше полагаться на интуицию, чем на логику, не лезть напролом там, где можно обойти! Все хорошего!
      Всю дорогу от Питера до Москвы Воронцов проспал без задних ног вчера, после вручения дипломов и легкого фуршета с шампанским они, всей группой, продолжили "отмечаловку" в уютном баре-подвальчике на Малом проспекте Васильевского острова, и "наотмечались" изрядно. Когда он в половине десятого вечера звонил Кате с вокзала, сообщая номер поезда и вагон, язык у Сергея еле ворочался.
      Из восьми человек шестеро в их группе были не питерцами, поэтому вряд ли когда-нибудь им предстояло встретиться, и неприятность расстования новоиспеченные телохранители, если не сдружившиеся, то по крайней мере "сработавшиеся" за время учебы, залили от всей души. Хорошо, что все ещё прошло без эксцессов - публика в барчике была на редкость миролюбивой, и даже метродотель сидел молча, когда, напоследок, они спели всей группой "Черного ворона", мягко говоря, громче некуда...
      Воронцов спал на нижней полке "мягкого" купе, сквозь сон слышал грохот колес вагона по рельсам, и эти ритмичные звуки: "татах-та-та, татах-та-та!" напоминали ему какую-то диковенную музыку, бравурный марш, который играли множество барабанов, слитно гудящих в его честь...
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      "...А чей это голос во мраке?
      Это вой безголовой собаки..."
      Р. Бородуллин.
      Где-то в центре Москвы...
      ... - Это не просто факт вопиющего безобразия, Андрей Сергеевич! Это могло на корню загубить все наше дело! И когда? Сейчас, когда все практически готово, когда ветры перемен уже шевелят нам волосы! Неслыхано! Бардак! Не возражать!
      Вообщем так! Коновалов - ваш протеже, вам и отвечать! Сегодня же выезжаете в Ленин... А, черт! В Санкт-Питербург, будь он неладен, и решите все проблемы на месте! Коновалова - к едреней фене, в низовые звенья, пусть работает в народе! Это же надо додуматься - превратить наши добровольные первентарии в помесь коцлагеря и бериевской "шарашки"! Да и, к слову, если уж делать такое, то по крайней мере хорошо, а не так - сперва сбежал один, при этом унеся чип, над созданием которого группа работала с весны прошлого года, потом по его следам сбежало уже трое... Вы, Андрей Сергеевич, должны в ножки кланятся Дмитрию Дмитриевичу! Его люди, как всегда, оказались на высоте! Не надо мне ничего говорить! Все! Отправляйтесь туда немедленно, у меня нет желания вас видеть! До свидания!
      Теперь с вами, Дмитрий Дмитриевич! Почему увеличение количества низовых структур идет столь медленно? Отсутствие денег не оправдывает вас! В конце концов, у нас есть экономический отдел! Да, усильте! И поскорее! Кстати! По питерскому делу проходил какой-то посторонний... Э-э-э... Воронец, кажется! Да, верно, Воронцов! Просто случайный человек? Хорошо, забудем...
      И, наконец, генеральная акция! Я получил вашу докладную, из которой следует, что Пашутин вышел на, так сказать, финишную прямую. Информация проверена? Значит, начинаем действовать! Я сам проинструктирую агентов, подготовленных вами для работы с Пашутиным. Сегодня в восемнадцать ноль-ноль я жду их у себя! Да, и передайте мне личное дело Пашутина, развернутый вариант! Ну, как говориться, с Богом!
      Тот, кого называли Учителем, маленький лысый человек с узкой щеточкой усов над тонкой верхней губой, встал из-за треугольного стола, повернулся спиной к собеседнику, нажал клавишу на стене, сплошной черный занавес бесшумно отъехал, открыв громадное, от пола до потолка, окно. Взгляду открылась величественная панорама ночной Москвы - залитые огнями улицы, огни в окнах домов, розоватые в лучах подсветки ларцы сталинских "высоток", серебрянный слиток "Белого дома", медный "котел" главного купола храма Христа-Спасителя, маленький четкий силуэт церетелевского Петра, прозванный в народе Гулливером. Далеко на западе торчал штык-обелиск "Парка Победы", а на севере, еле видимая, угадывалась тоненькая удочка Останкинской телебашни.
      - Этой стране... - Учитель кивнул за окно, на город и громадные, темные пространства, лежащие за его пределами: - ...Приходит время наконец-то занять положенное ей законами мироздания место в мировой истории! Когда наш замысел будет реализован, когда мы явим человечеству всю мощь русского разума, вооруженного логикой и прагматизмом, вот тогда-то все измениться, Дмитрий Дмитриевич, и мы с вами сможем заслуженно почивать на лаврах! Ну, а пока нам всем предстоит много работы! Генеральная акция потребует от всех нас максимум, вы слышите, максимум сил! Все личное, все постороннее - в сторону! Отбросить, забыть! Цель слишком велика, чтобы путь к ней был оборван по какой-нибудь глупой, эмоциональной, так сказать, причине. Когда мы завершим процесс, именно процесс, я подчеркиваю, движения к ЦЕЛИ, вот тогда и можно будет вздохнуть свободно! А пока - жесткая дисциплина, и ещё раз дисциплина. Я не говорю - "как в армии", нам не надо - как, у нас должно быть лучше, строже, четче! Помните об этом!
      Учитель на секунду замолчал, потом повернулся к своему неподвижно замершему у стола помошнику, и от проницательных глаз Дмитрия Дмитриевича не укрылся лихорадочный блеск в глазах Учителя.
      Учитель помолчал, а потом добавил уже другим, спокойным, без визгливых ноток, голосом:
      - И вот что - от того, насколько уровень вашей работы будет соответствовать выполнению наших замыслов, настолько же ваша доля лавров будет превосходить долю Андрея Сергеевича! Подумайте над этим! Я вас больше не задерживаю!
      "Андрею Сергеевичу вы, господин Учитель, наверное сказали то же, что и мне? Помощниками удобнее руководить, если знаещь, что они являются соперниками!", - подумал Дмитрий Дмитриевич, но вслух, разумеется, ничего говорить не стал...
      * * *
      Руслан Кимович Хосы, президент охранной фирмы "Залп", сидел в позе "алмазный архат отдыхает после праведных трудов" на небольшом восмигранном татами в углу своего рабочего кабинета. Он предавался размышлениям и сомнениям. Дела фирмы уверенно шли в гору, в столице, среди крупнейших биснесменов уже начало становиться модным иметь "залповскую" охрану, надежную, прекрасно подготовленную и обученную.
      Что же касается Воронцова. Воронцов... Что-то подсказывало Хосы, что с этим парнем у него ещё будут немалые проблемы, и про себя он решил бороться за Воронцова до конца - "своих надо беречь"...
      Телефонный звонок оторвал Руслана Кимовича от размышлений. Он привычным жестом вытащил из нарукавного кармана камуфляжки плоский пенал "Эрикссона", нажал кнопку:
      - Слушаю!
      - Руслан Кимович! К вам представители Института Эксперементальной Автоматизации и Приборостроения. Вы им назначали.
      - Хорошо, через минуту пусть войдут!
      Хосы встал, словно вырос, скатал коврик, сунул его в бамбуковый футляр, убрал ароматические палочки, помогавшие расслаблению тела и духа во время медитаций, сел за стол, сосредоточился. Несколько секунд спустя открылась дверь и в кабинет вошли двое мужчин, оба в дорогих костюмах, грузные и озабоченные. После обмена рукопожатиями Хосы попросил секретаршу принести чай, и обратился к гостям:
      - Слушаю вас!
      Слово взял седой, но ещё моложавый, в дорогом английском шерстяном костюме, представившейся Шульгиным:
      - Я, уважаемый Руслан Кимович, являюсь замом по науке директора нашего НИИ, в настоящий момент - АОЗТ "НИИЭАП"! Год назад одна очень известная во всем мире фирма, можно назвать её немецкой или щвейцарской, хотя это скорее интернациональный концерн, предложила нам работу над очень интересной темой. Тема, в целях соблюдения и сохранения коммерческой тайны и ряда ноу-хау, закрытая, в чем её суть, я вам рассказать тоже не могу, хочу только отметить, что до этого мы подобными вещами не занимались, но финансовый кризис нашего института, а проще сказать, полное банкротство, вынудило нас взяться за предложенную работу, так как финансировалась она, что называется, по полной программе, вы меня понимаете...
      Нами были привлечены ведущие специалисты, молодые кадры, даже народные таланты, самородки, так сказать, и дело, замечу, к полному моему удивлению, пошло! Естественно, уровень секретности нашей работы предполагает определенную деятельность охранных структур, в частности, охрану и опеку ведущих специалистов. Для этой цели нами был создан Отдел Охраны, сформирован штат отдела, приглашены специалисты... Я, а со мной и ряд работников института полагали, что это излишне, но жизнь нас, к сожалению, опровергла! Пару месяцев назад некоторые специалисты, занимающиеся ключевыми фазами разрабатываемой темы, ощутили на себе пристальное внимание, а затем и давление со стороны некой негосударственной и некоммерческой структуры, которая активно интересовалась не только информацией по теме, но и опытными образцами приборов, изготовленных в наших лабораториях...
      Руслан Кимович спокойно слушал говорившего, глядя ему прямо в глаза, и на его медном, непрницаемо-масочном лице не дрогнул ни одни мускул, хотя внутри Хосы уже был вне себя - во-первых, он терпеть не мог словоблудия, а во-вторых, от поситителей разило вчерашним "Абсолютом", тщательно зажеванныи какой-то мятной гадостью типа "тик-така"...
      Секретарша принесла чай, второй посититель немедленно чуть ли не залпом, шумно выпил свою кружку, тут же облился потом, довольно отдуваясь. Похмельный зам по науке между тем продолжал:
      - Конечно, после этих событий мы усилили охрану нашего НИИ и его сотрудников, используя связи и финансовые рычаги, пригласили даже отставных профессионалов из ФСБ, но тяжелые времена, переживаемые сегодня нашим несчастным Отечеством...
      - Короче! - бухнул вдруг ладонью по столу второй, которому крепкий чай, видимо, слегка "поправил" голову: - Он хочет вам сказать, что эти бывшие "гэбэшники" не могут обеспечить безопасность, особенно сотрудникам второго звена, занятым в работе над проектом, а у нас появилась необходимость срочно взять под охрану нескольких работников! Мы навели справки, и нам указали на вашу фирму, как на самую достойную и уважаемую! Вы можете нам помочь?
      Хосы улыбнулся, а про себя вздохнул с облегчением - давно бы так, коротко и ясно!
      - Сколько телохранителей вы хотите нанять?
      Зам по науке поправил очки на тонкой переносице:
      - Видите ли, тут вот какой момент - поскольку оказывающая на нас давление огранизация интересуется не просто информацией, но и напрямую изготавливаемыми опытными образцами приборов, а доступ к ним имеют, и непосредственно с ними работают порядка двух десятков человек, нам бы хотелось...
      Второй, обильно потеющий, вновь перебил своего товарища:
      - Человек пять-шесть было бы в самый раз! Ну, конечно, если цена нас устроит... И это... Нам нужны не столько телохранители, сколько опекуны. Дисциплина там, и все такое прочее!
      Хосу опять улыбнулся, покачал головой:
      - К сожалению, вынужден вас огорчить! В данный момент лишь двое телохранителей, так сказать, свободны, и могут быть вам полезны! Что же касается денег... Для более успешной работы наших сотрудников мы практикуем следующую форму оплаты: вы единовременно выплачиваете нам определенную сумму, скажем, порядка пятнадцати тясяч долларов за телохранителя, а в дальнейшем уже непосредственно ему платите заработную плату - две, две с половиной тысячи в месяц! Естественно, все это оформляется в установленном законом порядке, и хочу вас сразу предупредить - мы защищаем финансовые интересы наших сотрудников! Устраивают ли вас наши условия? Да, кстате, в понедельник прибывает с учебы в школе телохранителей ещё один наш сотрудник, так что я могу предложить вам троих...
      Представители НИИЭАП переглянулись, потом потеющий буркнул:
      - Нам надо посоветоваться! Мы вам перезвоним!
      Гости поднялись, сунули на прощание по очереди свои пухлые, потные ладони-подушки и вышли. Хосы усмехнулся, открыл окно, выдворяя из кабинета сивушный дух, взял с подноса тонкую, саксонского фарфора, чашку с чаем, сделал глоток, посмаковал во рту тонкий аромат жасмина, и подумал, глядя в матовую поверхность стола: "Интересно, что же за работу делают эти конспираторы, если в названии их института есть слова: Эксперементальное приборостроение?"
      Воронцов проснулся от каркающего голоса проводницы:
      - Через сорок минут буду закрывать туалет - санитарная зона Москвы! Через сорок минут...
      Голос удалялся по коридору, Сергей мысленно пожелал себе: "С добрым утром!", и блаженно потянулся, весь в предвкушении от возвращения домой, встречи с женой, от предстоящей поездке к Борису...
      "Интересно, встретит меня Борька? Перезванивал он вчера вечером Катьке или нет? Вряд ли - я звонил ей уже совсем поздно, мало что не в половине одиннадцатого... Ну и ладно, завтра все равно увидимся! Что он там себе за работу нашел, хотел бы я знать?"
      Воронцов ещё минут десять повалялся в постели, потом встал, оделся, и пошел курить, еле протолкавшись в дымный тамбур через толпу стоящих с полотенцами на шеях в очереди в туалет пассажиров. За мутноватым окном тамбура уже плыли в багровом свете встающего зимнего солнца громады многоэтажек далних пригородов столицы. Подезжаем!
      Подхватив сумку, Воронцов шагнул на перрон Лениградского вокзала и нос к носу столкнулся с Борисом Епифановым, археологом, бывшим членом полуподпольной группы "Поиск", разогнанной ФСБ осенью прошлого года. Примерно тогда же Воронцов познакомился с Борисом, а спустя некоторое время и подружился. В Епифанове Сергею прежде всего нравилось одно, но очень важное качество - Борис был НАСТОЯЩИМ!
      - Здорово, супермен! - Борис подхватил из рук Сергея сумку: - Похудел, поздоровел, выглядишь молодцом!
      - Здорово! Ды и у тебя тоже, я слышал, дела пошли?
      Друзья двинулись по перрону, лавируя в толпе приехавших и встречающих. Сухой, морозный воздух - в Москве лютовала зима, мешал говорить, обжигая горло, но Борис все равно тарахтел без умолку, рассказывая о себе.
      С осени, после ликвидации "Поиска", он перебивался в основном случайными заработками, пока, недели три назад, случайно не встретился со своим институтским приятелем, и тот не предложил Борису место водителя в своей фирме, занимающейся страхованием недвижимости.
      - Зарплата приличная - семь сотен грин в месяц! Работы почти никакой утром развез агентов по Москве, и до шести свободен, вечером собрал, и все! Машину держу у дома, во дворе! Ух, Серега, а машина - зверь! Джип "Чероки", ты на таком и не ездил никогда!
      - Ездил, ездил! - засмеялся Воронцов, вспомнив полигон "Щита" под Капотней, где ему пришлось поводить и "девятку", и раскошный "Кадиллак", и многотонный "Краз", и джип "Чероки" в том числе...
      - Тебе сейчас куда? - спросил Борис, когда они сели в машину и закурили.
      - Домой, конечно! Катька сегодня специально отгул взяла, встречает мужа! Мне на работу только в понедельник!
      - И что, сразу пойдешь кого-нибудь охранять? - полюбопытствовал Борис, выруливая со стоянки у вокзала.
      - Ну почему - сразу! - Сергей с хрустом потянулся в удобном кресле джипа: - Хотя не знаю, может и сразу, если заказ будет... Слушай, Борька, мы тут с Катей решили завтра нагрянуть к вам в гости, ты как, не против?
      - Здорово! Я ж сам хотел вас пригласить! Сегодня Ленка должна приехать... У нас же новость! Я сделал ей предложение, она согласилась! В марте свадьба!
      - Ну, созрели наконец! - засмеялся Воронцов: - Поздравляю!
      - Спасибо! - Борис лихо вырулил в левый ряд, и погнал джип на полной скорости, уверенно обгоняя еле тащившиеся по причине гололеда машины: Слушай, а может, поедем прямо сегодня? Я заскочу за вами вечерком, Ленка приезжает в семь, полвосьмого мы будем у вас?
      - Нет, Борь, сегодня я отдыхаю, ты уж извини, я же Катьку не видел месяц! Мы сегодня вдвоем...пообщаемся!
      - Ну гляди сам! Я просто подумал, чего вам на электричке трястись! Ладно, завтра, так завтра! Только уж вы давайте пораньше, а то знаю я тебя, засоню!
      Воронцов расхохотался в голос - кто из них двоих действительно любил поспать, так это Борис...
      Высадив Сергея возле его дома, заходить Борис отказался:
      - Извини, старик, у меня ещё куча дел! Значит, до завтра?
      - До завтра! Спасибо, что встретил!
      - Да пошел ты! - весело крикнул в ответ Борис, хлопнул дверце, и его джип умчался, вскружив снежную пыль.
      Катя встретила Сергея в умопомрачительном платье, свежая, нарядная, с подозрительно поблескивающими глазами, повисла на шее:
      - Господи, наконец-то! Никогда не думала, что месяц - это так долго!
      Воронцов разделся, прошелся по родной квартире, хозяйски отмечая произошедшие за время его отсутствия перемены.
      - Да ладно тебе оглядываться! - рассмеялась Катя: - Небось, голодный? Пошли, я курицу на бутылке сделала, по рецепту твоей мамы, язык проглотишь!
      Завтракали, или, пожалуй, обедали долго. Катя, с любовь поглядывая на мужа, подкладывала ему на тарелку лучшие куски, невольно засматриваясь на крепкие мускулы, точные, твердые движения.
      Сергей действительно сильно изменился за прошедший месяц, и дело тут было даже не в физиологии - он словно по другому начал воспринимать окружающий мир, исчезло раздражение на себя и окружающих, противное, липкое чувство опасения, ожидание подвоха, появилась спокойная уверенность в себе, в своих силах и возможностях.
      Даже когда они с Борисом шли по перрону, пробираясь через людскую толчею, Воронцов поймал себя на том, что теперь он идет в толпе не так, как раньше. Прежде бывало, что злой и раздраженный после работы, Сергей "цеплял" плечом в метро или на улице не в меру ретивых граждан, летящих ему на встречу, получая мстительную радость от таких столкновений, или же ругался сквозь зубы, наткнувшись на застывших посредине людского потока провинциалов с баулами, разглядывающих рекламный щит. Ругался не громко, но унизительно - чтобы рот не раскрывали, лапти!
      Сейчас же все изменилось. Воронцов двигался через толпу мягко, уверенно, и при этом совершенно не думал об окружающих его людях. Натренированное тело словно бы само по себе, без вмешательства разума, уклонялось от столкновений, обходило, лавировало, причем совершенно естественно, не вызывая удивленных взглядов. Воронцов пронзал толпу, словно спица - клубок шерсти, и там, где раньше он бы весь извелся, психуя по поводу собственной и чужой неуклюжести, теперь его сознание оставалось совершенно спокойным...
      После обеда, за чаем, Сергей рассказывал жене о своей учебе. Катя только охала да ахала, чаще всего притворно, подначивая мужа, когда слышала о жестоких спаррингах, гонках на выживание, или контактных тренировках типа "один против всех".
      Слегка осоловев от еды и умиротворенного домашнего покоя, Воронцов начал было клевать носом - все же последствия вчерашней "отмечаловки" ещё сказывались, да и вообще, месяц, проведенный вне дома, в трудах и "битвах", требовал отдыха.
      - Кать, ты извини, я пойду прилягу! - еле ворочая языком, пробормотал расслабившийся телохранитель.
      - Конечно, конечно, Сережа! О чем разговор! Пойдем, я тебе уже постелила!
      Воронцов бухнулся в мягкое, хрустящее лоно кровати, блаженно развалился на свежих простынях, закрыл глаза, почувствовал рядом теплое, по девичьи гибкое тело жены, обнял мягкое, родное плечо, прижал Катю к груди... Какой уж тут сон, если любящие друг друга люди месяц не виделись!
      На следующее утро, трясясь в морозной, наполненной паром людского дыхания электричке Катя, из-за ста надетых для тепла одежек похожая на продавщицу-лотошницу, сказал Сергею, кутавшемуся в бушлат:
      - Ты знаешь, сейчас, когда я вспоминаю, как я ушла от тебя тогда, в августе, я иногда ловлю себя на мысли: "Господи, какой же я бываю дурой!". Ты меня любишь?
      Воронцов посмотрел в теплые глаза жены, чмокнул их по очереди, погладил рукой Катину руку:
      - Больше жизни!
      Борис С Леной встречали гостей на платформе станции, оба укутанные в тулупы, краснощекие и веселые.
      - Ну вы, блин, даете! - словами генерала Михалыча из "Особенностей национальной охоты" поприветствовал Борис Воронцовых: - Мы уже пятую электричку встречаем, замерзли все! Пошли быстрее!
      Друзья, на ходу переговариваясь, поспешили через заснеженный лес к дому Бориса, где его сестра, Света, уже поджидала всю компанию с полным столом всяких разносолов.
      За обедом, подождав, пока все насытятся, Борис с Леной обьявили о своей будущей свадьбе. Под это дело Воронцов достал предусмотрительно захваченную с собой бутылку шампанского, бахнул в потолок пробкой. Выпили за счастье нарождающейся ячейки общества, посидели, поболтали...
      Часа в два решено было идти в лес, жечь костер и дышать свежим воздухом. Воронцов только там, на поляне, под заснеженными соснами, понял, насколько он отвык в мрачноватом далеком Питере от простых радостей жизни, от светлого, морозного леса, солнца на синим небе, жаркого костра, вокруг которого подтаивал снежок, от общения с друзьями.
      В дом вернулись уже под вечер, когда опустившееся светило проложило на снегу длинные сиреневые тени. Все с аппетитом, нагуляным на морозе, поужинали, и отправились на второй этаж, в просторную мансарду, где жил Борис, отдыхать.
      Когда Воронцов был здесь в последний раз, мансарда выглядела так, как всегда - полки с книгами, археологические находки, множества керамики, по которой Борис специализировался, боксерская груша, словом, типичное жилище одинокого, молодого, интеллигентного мужчины.
      Теперь все изменилось. Чувствовалось, что здесь поселилась женщина, и не просто женщина, а Лена, художница, дизайнер, рукодельница. Голые стены заполнили картины, Сергей увидел знакомые пейзажи Корьево, темные еловые леса, глинистые косогоры, низкие тучи, серые крестьянские домики... Было тут и множество натюрмортов, напротив, наполненных светом, радостью, написанных яркими, сочными цветами.
      Широкую кровать Бориса, отныне - супружеское ложе молодоженов, украшало огромное, расшитое Леной вручную покрывало такой красоты, что Катя только ахнула, всплеснув руками - ну надо же!
      Вышивки, макраме, какие-то коряжки, маски из коры и птичьих перьев, расшитые занавесочки - положительно, комната Бориса теперь больше напоминала зал художественного салона! Воронцов неожиданно заметил в углу старинную, темную от времени икону и зеленый огонек лампадки перед нею. Эту икону, Богородицу с Младенцем, он уже видел, дома у Лены, в Корьево. Раз переехала икона, логично было предположить, что назад художница уже не вернется. Сергей хотел спросить, но его опередила Катя:
      - Господи, Борька, Ленка, красота-то у вас какая! Не то что у нас все стандартно и утилитарно! А как же Ленин дом?
      - Да продали мы его! - улыбнувшись, махнула смуглой рукой художница: Вчера последний раз в нем была, в своей обители тоски и одиночества!
      - Много денег выручили? - поинтересовался Воронцов, прикидывая, что за Ленину развалюху в далеком Корьеве, куда она убежала пару лет назад после развода с мужем, горячо любимым, но променявшим её на богемную круговерть с иглой в вене и кокаином на усах, больше двух миллионов никто не даст.
      - Да, спасибо Борьке, аж целых полторы тысячи долларов выручили! опять улыбнулась Лена: - Он у меня, оказывается, записной коммерсант, расклеил кучу обьявлений, разослал во все газеты, мол, продается прекрасный деревенский дом конца прошлого века в экологически чистом уголке Смоленьщины, рядом лес, река, грибы-ягоды, и так далее!