Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тайны любви

ModernLib.Net / Эротика / Вильфранш Анн-Мари / Тайны любви - Чтение (стр. 10)
Автор: Вильфранш Анн-Мари
Жанр: Эротика

 

 


Арман объявил о своем намерении заняться любовью с ее ногами, — каким бы странным не казалось это намерение. И в самом Деле, прикосновения к скользкому шелку чулок неимоверно возбуждали его. Повернув голову, он жадно припал губами к тонкому черному шелку, и Ивонна сквозь ткань ощутила на икре его влажный язык.

— Вы с ума сошли! Пустите меня, извращенец!

Тихо застонав от наслаждения, Арман усилил свои ритмические толчки, наращивая темп и заставляя ноги Ивонны вздрагивать отзываясь на его порывы. Сняв с нее остроносую черную туфельку, он поднес к лицу ступню Ивонны и осыпал ее поцелуями сквозь легкий шелк. Возбуждение Армана грозило перейти в безумие, пылающий живот еще сильней прижался к упругим ягодицам Ивонны, движения стали неистовыми.

— О Ивонна, любовь моя! — выдохнул он в последнем усилии.

— Нет! — взвизгнула она, видя, что Арман на грани экстаза. — Не смей! Я так не хочу!

Но протест ее опоздал, даже если бы Арман пожелал внять ему. Содрогаясь и пылая, он вонзался в нежную плоть с широко раскрытыми невидящими глазами. Он уже не понимал, в чьем теле находится — Ивонны ли, Мадлен или какой-то другой женщины…

— Боже мой! — с отвращением простонала Ивонна, но не успели замереть ее слова, как глаза Армана закатились, тело забилось в конвульсиях, а горячий рот впился в ее правую ступню. — Боже!.. — повторила она, на этот раз совсем по-другому, потому что оргазм Армана немедленно поверг все ее существо в экстаз, заставив извиваться на постели.

Отдышавшись, Арман снова сжал ее щиколотки, разводя ноги на всю ширину, чтобы полюбоваться своим длинным мокрым орудием, все еще наполовину погруженным в розовое отверстие. Ивонна подняла голову, тоже разглядывая то место, где сливались их тела, но на ее хорошеньком личике читалось одно лишь неудовольствие.

— Все было, по-моему, очень мило, — небрежно бросил Арман, повторяя ее слова, сказанные утром.

— Грязное животное! — Голос Ивонны мог бы сковать льдом целую реку. Она попробовала высвободиться, но Арман не отпустил ее, и она оставила попытки.

— Я любил вашу правую ножку, и это было восхитительно. Прежде чем вас отпустить, я доставлю себе удовольствие и займусь любовью с ее сестричкой — поступить иначе было бы просто невежливо. Но до этого сделаю с вами кое-что еще.

Он выпрямился, извлекая из Ивонны свое обмякшее орудие, зажал ее колени под мышками и запустил в нее пальцы, лаская секретный бутончик.

— Нет! — вырвалось у нее. — Сегодня утром вы уже проделали это со мной…

— И это было восхитительно, — ответил он, погружая пальцы во влажную чашечку цветка. Ивонна задрожала всем телом. — И я намерен несколько раз получить ваш маленький ответ на мою заботу, прежде чем займусь левой ногой. Лежите смирно и наслаждайтесь, Ивонна. Все равно вы не в состоянии меня отвергнуть.

Прихоти рассудка

Около десяти часов утра, когда бледное осеннее солнце едва заглядывало в окно спальни, Арман проснулся с чудесным ощущением радости бытия. Предмет его гордости проснулся еще раньше и теперь выпирал из-под розовато-лиловой шелковой пижамы, но не одно это рождало в нем упоение. Повернувшись на спину, подложив руки под голову, Арман погрузился в размышления, в памяти всплыли планы на сегодняшний вечер, сулившие блаженство. В половине восьмого он будет обедать со своей новой подругой — белокурой Сюзеттой Шене. Восемнадцати лет от роду, она вся состояла из нежных округлостей.

После изысканного обеда они поедут в клуб потанцевать часок-другой, а потом… ах, потом, потом! — думал Арман, а предмет мужской гордости меж тем стремился превратить его простыню в тент — он привезет ее сюда, к себе на квартиру, а потом… Что говорить, близость с Сюзеттои была непохожа на близость с любой другой женщиной. Девическая пухлость ее тела пробуждала в Армане страсть такой силы, какую ему редко приходилось испытывать, а его пылкость порождала в Сюзетте столь же пламенный отклик, так что они прекрасно подходили друг другу. Их любовный акт напоминал брачные игры пары бенгальских тигров.

Необычным было и то, что Армана редко привлекали такие молоденькие девушки. Он предпочитал связи с женщинами своего возраста — а ему исполнилось тридцать — или даже несколько старше. Зеленые девчонки были не в» его вкусе; другое дело вполне зрелые дамы — ухоженные, цветущие, опытные и, желательно… замужние. Такие женщины обогащали близость своим любовным мастерством, приобретенным за десять-пятнадцать лет общения с разными мужчинами. Они знали, чего хотят от любовника, не были — и не стремились казаться — целомудренными, их не удивляли пикантные новшества в постели.

Но у каждого правила есть свои исключения. Таким исключением была Сюзетта для Армана, он не в силах был сопротивляться исходившему от нее обаянию юной чувственности. Те вечерние и ночные часы, которые они проведут вместе, в его постели, они будут любить друг друга до полного изнеможения — в этом у Армана не было ни малейших сомнений. А когда в полдень они проснутся все в той же постели, то, возможно, будут еще слишком изнурены, чтобы заняться любовью еще раз до ухода Сюзетты…

С такими мыслями Арман поднялся, отмалчиваясь от нетерпеливого дружка, и отправился завтракать. Мадам Котье хлопотала уже больше часа. Когда она внесла в гостиную кофе с ароматными свежевыпеченными булочками, Арман сообщил ей, что сегодня намерен провести ночь с дамой. Мадам Котье невозмутимо кивнула и сказала, что постелет в честь гостьи новые атласные простыни серебристого оттенка. Потом осведомилась, какие будут распоряжения насчет завтрака на следующий день.

— Я поведу даму в ночной клуб. Будем танцевать допоздна и вряд ли проснемся раньше полудня.

— Ах да! — Мадам Котье склонила голову набок, сложив руки на груди. — Я слыхала, эти ночные клубы очень утомительны. Надеюсь, мсье Арман, вы и мадам не слишком устанете. Я буду здесь и, как только вы распорядитесь, подам вам кофе в постель в полной сервировке для двоих, будь то даже в середине дня.

В предвкушении приятного вечера Арман пробездельничал все утро. Поболтав по телефону с приятелями, он вышел перекусить в излюбленном ресторанчике поблизости. После легкого, но сытного второго завтрака, запитого полбутылкой отличного красного бордо, в половине третьего вернулся домой, намереваясь соснуть часок-другой, чтобы набраться сил для свидания с Сюзеттой.

Каково же было его изумление: едва он собрался отпереть входную дверь, мадам Котье распахнула ее настежь и сообщила, что к нему пришли с визитом. У Армана неприятно засосало под ложечкой: если визит нанесла одна из трех красавиц, обожаемых им в настоящее время — страстная Мадлен, ее волнуюше-дерзкая сестра Ивонна или восхитительная в своей непосредственности Доминика, — едва ли возможно будет избежать любовных игр на весь остаток дня. Это подорвет его силы.

— Кто? — спросил Арман, не в силах понять, которая из трех внушает ему наибольшие опасения.

— Мадам Кибон. — Ответ ошеломил его. — Я пойду, раз уж вы вернулись, — продолжала мадам Котье. — На вечер все приготовлено.

Арман не был знаком с Фернандой Кибон, но знал, что так зовут старшую подругу Сюзетты, в чьей элегантной квартире живет его юная возлюбленная. Еще он знал, что Фернанда — любовница искусствоведа Марка Леблана. Он не мог понять, что привело ее к нему — разве что какое-то сообщение о Сюзетте, слишком важное, чтобы довериться телефону? Воображая всякие ужасы — аварию в метро или несчастный случай на улице, — Арман бросился в гостиную, не задержавшись даже для того, чтобы снять шляпу и перчатки.

Но мысли такого рода мгновенно улетучились, едва он увидел мадам Кибон, спокойно сидящую в кресле. Она лениво перелистывала журнал «Ля ви паризьен», найденный на книжной полке Армана. Когда она оторвалась от фривольного журнальчика и подняла классически прекрасное лицо с холодными темными глазами, казалось мгновенно оценившими и взвесившими Армана, тот поспешил извиниться и снять шляпу.

— Сожалею, что вам пришлось ждать. Если бы я знал, что вы придете… — он не закончил фразу.

Фернанда протянула руку для поцелуя, и Арману бросились в глаза ее короткие сильные пальцы. Указательный, средний и безымянный были украшены крупными дорогими кольцами: одно с бриллиантом-солитером, другое с квадратным изумрудом в обрамлении мелких алмазов, третье с парными рубинами.

Арман сбросил пальто и сел, глядя на гостью. Перед ним сидела стройная женщина лет тридцати пяти, в расцвете холодной, несколько пугающей красоты, с волосами цвета воронова крыла. Ее черные глаза сверкали, как драгоценные камни, и взгляд их был столь же тверд. Одета она была с большим вкусом: мужского покроя жакет и юбка из жоржета были, как прикинул Арман, от Шанели.

— Примерно час назад я узнала, что вы сегодня вечером собираетесь встретиться с Сюзеттой, — Фернанда сразу перешла к делу. — Я немедленно отправилась сюда, потому что не собираюсь обсуждать этот вопрос по телефону.

— Какое счастье, что я не задержался после завтрака, — иронически заметил Арман, поняв, что разговор не будет дружеским.

— Нетрудно было догадаться, что вы весь день просидите дома, собираясь с силами для вечерних забав, — в голосе Фернанды было Не меньше сарказма.

— Ну, раз уж мы с вами говорим в открытую, будьте любезны объяснить цель вашего визита.

— Охотно. Скажу откровенно, сударь: я хочу, чтобы вы вечером ушли из дому и оставили Сюзетту одну. Я не хочу, чтобы она спала с вами, понятно?

— Вы меня оскорбляете! — воскликнул Арман. — И мне довольно затруднительно ответить, не оскорбив в свою очередь вас. Кто дал вам право указывать мне, что делать?

— Сюзетта — моя подопечная! Я не позволю мужчинам вроде вас портить ей жизнь.

— Портить жизнь? Угощая ее ужином и покупая подарки? Это же смешно!

— Мы оба хорошо знаем, что требуется от нее за эти ваши ужины и подарки! Сюзетта принадлежит мне, и я настаиваю, чтобы вы оставили ее в покое.

— Не понимаю, о чем вы… — в голове Армана теснились самые ошеломляющие выводы.

— Не лгите. Вы меня прекрасно поняли.

— Полагаю… да. — Арман неожиданно улыбнулся. — Но Сюзетта наверняка не разделяет вашу страсть. До меня у нее был любовник, мой кузен Пьер-Луи Бове.

— Если это называть любовью, то до приезда в Париж у нее было больше любовников, чем вы можете себе представить, — холодно отозвалась Фернанда. — Как вы думаете, почему отец избивал ее до полусмерти? Она бесится с тринадцати лет, просто чудо, что все это время она не беременела каждый год.

— А сейчас вы обучаете ее искусству выживания — я прав?

Фернанда холодно взглянула на него и промолчала.

— Кузен ничего не говорил мне о вас. Он подозревал, что у Сюзетты есть другой мужчина.

— Глупец! — в голосе Фернанды было неподдельное презрение. — Она уверяла его, что у нее нет другого мужчины. А когда она обиделась, что он отказывается верить очевидным вещам, этот грубый самец тут же поколотил ее.

— Возможно, — Арман пожал плечами. — Но если вы пришли ко мне, чтобы предостеречь, почему вы не поступили так же с Пьером-Луи?

— В этом не было нужды. Сюзетта не питала к нему особых чувств. Он просто полезный дурак: хорошо содержал ее и покупал красивые платья. Она расплачивалась единственным известным ей способом. Но похоже, ему было мало наслаждаться великолепным молодым телом. Он решил, что влюблен в Сюзетту, и требовал ответной привязанности и преданности — короче говоря, любви. Она не ответила взаимностью, и тогда ваш Пьер-Луи превратился в грубое животное, набросился на Сюзетту с кулаками и тем самым навеки вычеркнул себя из ее жизни.

— Думаю, сударыня, вы немного преувеличиваете, — Арман усмехнулся этому списку прегрешений, — но кажется, я наконец вас понял. Вы учите Сюзетту, как пробиться в жизни, пользуясь тем изумительным даром, которым наградил ее Господь Бог, — точно так же, как поступали вы сами, если можно так выразиться, с искренним восхищением и без малейшего желания вас обидеть. Ей не повезло с Пьером-Луи, которого я знаю как человека излишне горячего и вспыльчивого. Теперь позвольте мне самому отрекомендоваться в двух словах. У меня спокойный, ровный характер, я не обременен женою и детьми, и состояние мое не меньше, чем у кузена. Что вы можете возразить против меня в роли любовника Сюзетты?

— Я очень рада, что мы можем обсудить этот вопрос разумным образом, — Фернанда откинулась в кресле, скрестив ноги под строгой черной юбкой. — Мужчины обычно проявляют идиотскую чувствительность в таких вещах. И причина этого, если хотите знать, — ревность ко мне.

— Но вы же ко мне не ревнуете?

— За то короткое время, что вы знакомы с Сюзеттой, вы слишком выросли в ее глазах, чтобы я могла оставаться равнодушной. У меня неприятное ощущение, что она, при своей молодости и впечатлительности, способна, чего доброго, влюбиться в вас. Этого я не допущу. Вы должны будете немедленно расстаться.

— Благодарю за откровенность, — сказал Арман, польщенный ее словами, — но не вижу причин, почему я должен отказывать себе в удовольствии быть другом Сюзетты. Только ради того, чтобы подчиниться вам?

Фернанда послала ему улыбку, уверенная что сможет подчинить Армана своей воле. Она еще немного откинулась в кресле, юбка при этом слегка сдвинулась, и вид ее ног в черных шелковых чулках заворожил взор Армана.

— Интуиция подсказывает мне, что вы были бы гораздо любезнее, если бы я подчинилась вам, — произнесла она мягко.

— А-а, так вам все же нравятся мужчины! — Арман широко улыбнулся.

— Какие же вы все чудаки! — в ответной улыбке Фернанды было не только согласие с его словами, но и обещание.

— Почему вы так думаете, сударыня?

— Да потому, что все мои знакомые мужчины воображают, что этот отросток длиною в двенадцать-пятнадцать сантиметров у них между ног делает их венцом творения. Мы, женщины, сами пробившие себе дорогу в жизни, совершенно иначе оцениваем мужские достоинства. Но, поскольку мужчины никогда не взрослеют по-настоящему, какого бы возраста ни достигли, а на всю жизнь остаются подростками, нам приходится ублажать их, делая вид, что они очень значительны.

Упоминание о мужских достоинствах приятно пощекотало самолюбие Армана. Он слегка расставил ноги, чтобы привлечь внимание Фернанды к увеличившейся выпуклости в его брюках.

— Издеваться над убеждениями мужчин — ваше право, но история, биология и прочие науки, не говоря уже о религиозных учениях, однозначно указывают на то, — что мужской пол главенствует у человеческого рода.

— Ах да, как же можно пересматривать догмы матери-церкви! — в голосе Фернанды снова послышался сарказм. — На вашей стороне священники и ученые, поэтому вы убеждены, что в нашей беседе вы тоже одержите верх. Тем не менее я сомневаюсь, стоит ли чего-нибудь то, что вы можете предъявить. Вот если вы дадите мне взглянуть на него…

— Взглянуть? — недоверчиво переспросил Арман, думая, что ослышался.

— Да, взглянуть на вашу фитюльку. Правда, вы так пристально изучали мои ноги, стремясь проникнуть взглядом под юбку, что этот предмет, как я подозреваю, уже утратил свою обычную вялость. Так или иначе — хотите вы, чтобы я увидела?

— Я бы хотел, чтобы его увидели все хорошенькие женщины мира, — ответил Арман совершенно искренне. — Но почему вы хотите видеть?

— Могу вас заверить, мне он в высшей степени безразличен. Но есть одно маленькое обстоятельство. Я чрезвычайно привязана к Сюзетте, и мне любопытно взглянуть на предмет, который проникал в ее нежное тело — я бы сказала, грубо вламывался туда, но из вежливости сдержу свои истинные чувства.

Как реагирует мужчина из плоти и крови, когда привлекательная женщина желает рассмотреть самую лелеемую часть его тела — какие бы у нее ни были на то причины? Стоит ли говорить, что во время их странной беседы Арман привычно развлекался тем, что мысленно раздевал Фернанду, воображая, как из-под черного облегающего костюма показывается ее стройное тело, маленькая грудь… В результате он пришел в состояние, когда его приятеля было бы весьма несправедливо назвать фитюлькой, — что, впрочем, и предвидела Фернанда. Тот бодро выпрямился, плотно прижимаясь к животу под бельем, и нервной дрожью требовал внимания к себе.

Идея продемонстрировать его в таком возбужденном состоянии была весьма увлекательной. Соблазн еще усилился — если это вообще было возможно, — когда Фернанда неторопливо расстегнула гагатовые пуговицы своего приталенного жакета и распахнула его. Под жакетом не оказалось блузки, а один лишь тончайший лифчик, поддерживающий продолговатые груди; кружево, из которого он был сшит, ничего не скрывало. Арман впился восторженным взглядом в просвечивающие розовые бутоны, представляя, как коснется их кончиком языка.

— Взгляните и вы на меня, чтобы убедиться в моей доброй воле, — сказала она. Арман, впрочем, был уверен, что благими намерениями здесь не пахнет — какого бы мнения ни была о нем Фернанда как о любовнике Сюзетты. Но момент для каламбуров по этому поводу был неподходящий: Фернанда высвободила из лифчика небольшие нежные груди и выгнула спину, приподнимая их кончики.

— Сударыня, ваша красота ошеломляет, — прошептал Арман с восхищенным вздохом, когда Фернанда приподняла груди пальцами; драгоценные перстни переливались красными, голубыми, зелеными огнями.

Он представил себе восхитительное зрелище: Фернанда обнажает свои грудки перед Сюзеттой, и та играет ими, а Фернанда в свою очередь расстегивает шелковую блузку Сюзетты, достает и целует ее пышные груди… Потом обе поглаживают друг дружку сквозь одежду, вызывая дрожь наслаждения легкими прикосновениями пальцев между теплых ляжек. Они раздеваются донага и ложатся в постель, переплетя ноги и прижимаясь животами…

Фернанда сняла с подлокотника кресла свою плоскую продолговатую сумочку из черной замши с золотой монограммой, порылась в ней и вынула батистовый платочек, окаймленный широким кружевом. Арман подумал, что она собирается промокнуть глаза, изображая сильное волнение, но ошибся: вместо этого она прижала платок к полуоткрытым губам и протянула ему на ладони квадратик ткани с округлым красным отпечатком.

Арман не мог оторвать глаз от кружевного лоскутка, а Фернанда грациозно встала с кресла и четырьмя шагами пересекла разделявшее их расстояние. Расправив платок у него на колене, она присела на подлокотник кресла и попросила — скорее, приказала — вытянуть ноги; у возбужденного Армана не было охоты разбираться в интонации. Широко расставив ноги, он предоставил Фернанде расстегивать пуговицы на брюках, а сам нетерпеливо заглядывал ей в лицо. Но она проявила лишь умеренный интерес, обнажив его достояние.

— Voila! — торжествующе воскликнул Арман, когда несгибаемый дружок, прорвав преграду белья и рубашки, выскочил на свет. Фернанда же задумчиво смотрела, не пытаясь притронуться к нему. Ее спокойствие было почти невыносимым, и короткое хмыканье могло означать все что угодно, от насмешливого «И только-то?» до одобрительного «Совсем недурно».

— Совсем недавно одна дама из высшего света заверила меня, что он выглядит потрясающе страстным… — в своей сентенции Арман слегка преувеличил отзыв Ивонны.

— Одних женщин легче провести, других сложнее, — возразила Фернанда. — То, что вы втискивали этот раздувшийся орган в тело Сюзетты, еще не повод для самодовольства. Вы могли ей повредить — у женщин там очень чувствительное место. Впрочем, я уверена, вы об этом даже не задумывались.

— Именно поэтому женщины так любят, когда мужчины входят в самое нежное место между их бедер. Вы были замужем, сударыня, — я вижу кольцо у вас на пальце — так что, полагаю, и вам не чуждо удовольствие от тяжести мужского тела на вашем животе.

— Ах, не напоминайте мне об этом! — вскричала Фернанда. — Мне было всего двадцать лет, когда родители выдали меня замуж за человека десятью годами старше, вдовца — он уже убил одну жену.

— Вы вышли замуж за убийцу? — недоверчиво спросил Арман.

— Он был убийцей, если не перед законом, то перед лицом Господа. Его первая жена умерла в родах. А меня, почти еще дитя, ничего не знавшее о мужчинах, он заставлял ложиться на спину — ночь за ночью, — раздвигал мне ноги и удовлетворял на мне свои скотские желания. Я умоляла его, но он был непреклонен.

Арман обнаружил, что грудь Фернанды сидящей на подлокотнике его кресла, находится как раз на подходящей высоте, чтобы приклонить к ней голову. Он прижался щекой к нежному телу и уже повернулся, пытаясь достать языком розовый сосок, но тут Фернанда оттолкнула его и поспешно застегнула жакет. Арман был вынужден довольствоваться ощущением ее тела сквозь тонкую ткань.

— Очевидно, вам не повезло: вашим мужем стал человек, не способный на нежность, — сказал он, слегка задыхаясь. — Но сейчас вы далеко не дитя и узнали мужчин. Вы дружны с моим знакомым Марком Лебланом. Как же это?

— Не ваше дело, с кем я дружу, — щеки Фернанды вспыхнули от гнева. — Вряд ли вы способны оценить то сильное и весьма необычное чувство, которое связывает мсье Леблана и меня. Но я попытаюсь вам объяснить.

— Буду весьма признателен, — отозвался Арман с нескрываемой иронией.

По счастью, Фернанда не обратила на это внимания. Молча, отрешенно она смотрела на длинный розовый фаллос и, казалось, собиралась с мыслями.

— Если вы знакомы с моим дорогим другом Лебланом, то должны знать, что через год-другой ему исполнится семьдесят, — заговорила она наконец. — Его влечение к женской красоте не ослабело, но способность удовлетворять его с помощью женского тела угасла. За те два или три года, что я являюсь его доверенным другом, он ни разу не пытался сделать это со мной. Но поскольку мы так близки, я делаю все, чтобы доставить ему удовольствие.

— Каким же образом?

— Я показываюсь ему обнаженной…

— Ах, как романтично! — воскликнул Арман, не веря ни единому ее слову. — Представляю себе сцену в салоне Леблана: вы сидите обнаженная в одном из его кресел в стиле Второй Империи, а он беседует с вами об искусстве и любуется издали вашей красотой. А может быть, просит вас сесть за пианино и сыграть «Ноктюрн» Шопена, а сам стоит рядом с рюмкой коньяка в руке и любуется, как плавно покачиваются ваши обнаженные груди? — Про себя он добавил, что, если тут есть хоть доля правды, старине Леблану достается совсем немного взамен тех ценных полотен, которые он дарит Фернанде.

— Вы — варвар, — задумчиво протянула Фернанда. — Я знала, вам меня не понять. Марк Леблан — человек необычайно тонкий.

Когда я стою перед ним обнаженная, он поклоняется мне, он становится на колени и лобызает мои ноги. А иногда — нечасто — просит позволения поцеловать мне грудь.

Арман пожал плечами: «О вкусах не спорят».

— О, мы-то знаем оба, что вы потребовали бы большего! — насмешливо бросила фернанда, показывая на напряженное орудие страсти. — У меня были в прошлом друзья-мужчины, подобные вам, и я знаю, как с ними обходиться.

— Не сомневаюсь, — понимающе кивнул Арман. — Я был у вас дома, вы выдерживаете стиль.

— Не заблуждайтесь, мой успех достигнут иным путем, нежели лежа на спине.

— Ну, раз уж мы беседуем с такой великолепной непринужденностью, дорогая мадам Кибон, — может быть, вы расскажете, как вы добились вашего успеха? — в словах Армана был неподдельный интерес.

— Мне помогло обаяние.

Не успел Арман подыскать достаточно остроумный ответ, как Фернанда, встав с подлокотника кресла, опустилась перед ним на колени и обернула свой кружевной платочек вокруг его раскачивающегося маятника. Арман широко раскрытыми глазами уставился на широкий красный отпечаток ее губ вокруг вздувшегося набалдашника. Фернанда, присев на пятки, оценивала произведенное ею впечатление, потом подняла глаза и улыбнулась.

— Полагаю, вам безумно нравится, когда эта неуклюжая штуковина находится у женщины во рту?

— О да, там почти так же приятно, как между ног.

— Мягкие, влажные губы, в ярко-красной помаде, раскрываются для вас, они ждут, что вы проскользнете в них — вот точно так же, как отпечаток, обнимающий вас сейчас.

Арман, как загипнотизированный, смотрел на коралловый отпечаток губ на носовом платке — тот двигался вверх-вниз в отрывистом ритме, заданном рукою Фернанды. Сознание завораживала мысль, что это настоящий рот всасывает и выталкивает его плоть… Он тихо, расслабленно вздохнул.

— Во рту у Сюзетты… — прошептал он. Арман не однажды побывал во рту у Сюзетты.

— Что ж, пользуйтесь воспоминаниями, ничего другого вам не остается.

Рука Фернанды поглаживала его короткими, проворными движениями, пока судорога в животе не возвестила приближение экстаза.

— Ну вот, теперь вы обойдетесь сами. — В ее тоне не было ни намека на явное превосходство, ни тени двусмысленности, он не допускал и возможности ослушаться. Арман понял — и ответил протяжным стоном наслаждения, когда брызнул его фонтан. Казалось, это вид намокшего кружевного платочка вызвал на бесстрастном лице Фернанды выражение злорадного торжества.

Когда Арман пришел в себя, она уже устроилась в кресле напротив, на безопасном расстоянии, скрестив обтянутые черным шелком ноги, словно оберегая сокровище между ними. Арман кое-как вытерся кружевным лоскутком, застегнул брюки и бросил платок под кресло, намереваясь избавиться от него позже. Несмотря на испытанное удовольствие, его обуревали противоречивые чувства, самым сильным среди которых была неприязнь к Фернанде.

Он молча, пристально смотрел на нее, с горечью думая о том, что она угадала в нем — и немедленно употребила в своих целях — слабость к красивым женщинам. Она манипулировала им — пожалуй, так же ловко, как Доминика, — но в отличие от Доминики, старавшейся очаровать своими играми, Фернанда вовсе не стремилась пробудить интерес к себе. Она хотела только отвлечь Армана от Сюзетты, чтобы та принадлежала ей одной. Он ничуть не сомневался, что в репертуаре милейшей Фернанды было еще множество возбуждающих трюков, чтобы развлекать его до полного изнеможения. Чтобы он хоть на время перестал интересоваться Сюзеттой.

Больше всего Армана задело то, что Фернанда, словно в знак подсознательного отвращения, избегала прикасаться к нему, кроме как через платок, принесенный ею в жертву его страсти. «Я слишком податлив на соблазны красивых женщин, — сказал он себе. — Это слабость характера, мучительная и чудесная, и чудесно мучительная, и мучительно чудесная — все одновременно».

В душе он чувствовал это лет с шестнадцати, но впервые признался сам себе в то утро, когда Ивонна заставила ублажать себя на белом атласном шезлонге. По одной простой причине: ей нужно было как-то скоротать время до позднего завтрака. Но о чем это я? — спросил Арман себя. Какая еще причина может быть весомей внезапного желания? И нужны ли вообще какие-либо причины для оправдания удовольствий, что дают друг другу мужчина и женщина?

Тем не менее одно дело — слабость, и совсем другое — превращение в постоянную жертву. В салоне Ивонны она была охотником, он — дичью. Без сомнения, это Ивонна имела его в то утро, хоть Арман и находился сверху. Но ему в тот же день удалось все переиначить, и он настиг Ивонну, как дичь, — при этом она снова была на спине, но ее ноги в шелковых чулках теперь торчали вертикально вверх, сокровище между ними было во власти Армана, и он мог забавляться с ним по своему усмотрению.

Именно скользкое прикосновение ее чулок так возбудило его тогда, ощущение тонкого черного шелка на губах и языке. И еще радостное сознание, что Ивонна, сама того не желая, оказалась всецело в его власти и он может удовлетворить любую свою прихоть, полностью игнорируя ее пожелания. Стоя меж высоко поднятых женских ног, он овладел ею дважды за полчаса; Ивонна громко возмущалась, что подвергается варварскому обращению — и поневоле разделила экстаз Армана.

В перерыве между двумя слияниями Арман зажал под мышками щиколотки Ивонны, и она была беспомощна, как морская черепаха, перевернутая на спину на песке. А он теребил пальцами спелую ягодку, пока та не брызнула соком — не один, а целых три раза. Арман полностью овладел ею с помощью пальцев, и теперь ему казалось, что какая-то частица естества Ивонны навеки принадлежит ему. Под конец Ивонна так устала, что ее красивое лицо осунулось, под слоем косметики проступила бледность. Она опиралась на руку Армана, когда спускалась по лестнице и все время, пока он ловил такси.

На следующий день Ивонна позвонила, чтобы сообщить о своем предстоящем визите, но Армана не оказалось дома. Потом, выслушав мадам Котье, он ничего не предпринял. А теперь Арман столкнулся с другой хищницей, Фернандои Кибон. Она подкрадывалась к мужчинам, выведывая их мелкие слабости, набрасывалась внезапно и пожирала их души. Одно нападение на него она уже совершила, вонзив коготки в его плоть — разумеется, выражаясь фигурально. Арман терялся в догадках: что предпримет Фернанда при следующем броске — быть может, будет иссушать его силу, надев тонкие черные перчатки?

Что бы ни было у Фернанды на уме, Арман твердо решил не допустить повторения, не дать ей цинично манипулировать его естеством. Настало время отстоять свои права так же, как он поступил с Ивонной, когда та пришла к нему домой, желая углубить свою маленькую победу.

— Вынужден сообщить вам, мадам, — сказал он тоном официальной вежливости, — что ваше одолжение не сделало меня сговорчивее. Сердечно благодарю вас за эту маленькую приятную интермедию, но я намерен остаться близким другом Сюзетты и видеться с ней так часто, как мне заблагорассудится. Что вам теперь подсказывает интуиция?

— Она шепчет мне, что вы — один из тех редких счастливчиков, кто обладает бесценным даром ненасытной чувственности, — Фернанда, казалось, нисколько не была обескуражена его тоном, или по крайней мере ничем себя не выдала.

— А вы свою чувственность контролируете разумом и пользуетесь ею, чтобы достичь поставленной цели, — сказал Арман. — Ну что ж, очень приятно было познакомиться с вами, мадам Кибон, но надеюсь, вы не сочтете меня невежливым, если я предложу на этом закончить ваш визит?

— Я сочту, что вы ошибаетесь, — спокойно ответила Фернанда. — Нам с вами еще многое надо обсудить.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14