Королева в придачу

– Чарльз Брэндон? – оживилась Мэри.

– О! – засмеялась Джейн. – Я вижу, вы по-прежнему неравнодушны к прекрасному шталмейстеру двора!

– Глупости! – вспыхнула принцесса. – Просто я долго не имела вестей о нем. А Мег Гилфорд начинает всякий раз нервничать и пыхтеть, едва при мне кто-либо произносит его имя.

– И немудрено, – расчесывая Мэри волосы, произнесла Джейн. – Он слывет самым красивым английским мужчиной. После его величества, разумеется. Но король всячески покровительствует ему, при его одобрении сэр Брэндон сделал блестящую карьеру. Его так и называют – второй человек в Англии после его величества. К тому же его репутация самого опасного соблазнителя...

– Постой, – перебила принцесса. – А как же его брак по любви?

– О, вы не знаете? Несчастная леди Анна Браун умерла два года назад. Брэндон какое-то время был безутешен, но он так красив, и есть столько леди, которые были не прочь развеять его печаль... Короче, когда он прибыл с королем в Брюссель, среди местных красоток начался настоящий переполох. Подумать только, участник морских сражений у Бретани, победитель в битве у Теруана, герой штурма Турне, благодаря маневрам которого и пала эта цитадель, да ещё и фаворит Генриха VIII!.. Одним словом, все дамы Брюсселя были влюблены в него. Потом он одержал победу на турнире, какой организовала леди Маргарита, и когда он положил к её ногам венец победителя...

О, стоило тогда поглядеть на лицо этой надменной женщины! И вскоре ни для кого уже не было тайной, что она влюбилась в него как кошка. Мэри вдруг встала и нервно заходила по комнате. Потом резко повернулась.

– А что Чарльз?

– О, он во всем послушен воле короля. А Генриху Тюдору было бы весьма выгодно, чтобы мужем правительницы Нидерландов стал его подданный.

У Мэри округлились глаза, потом она сухо рассмеялась.

– Какой вздор! Чарльз Брэндон, будь у него хоть семь пядей во лбу, но все же простой дворянин. А Маргарита Австрийская – владелица целого государства, в ней течет августейшая кровь, она дочь императора. Нет, это невозможно!

– Вы думаете? А вот ваш брат – да хранит Господь священную особу его величества – так не считает. Он всячески содействовал сближению своего друга Брэндона и её светлости леди Маргариты. Она ведь дважды была замужем – за испанским инфантом Хуаном и за герцогом Савойским Филибером Красивым. Овдовев второй раз, она поклялась больше не выходить замуж. Она стала полноправной правительницей в Нидерландах, сама себе госпожой, а, согласитесь, это немало.

– Сколько же ей лет? – спросила Мэри.

– Тридцать три. Мэри рассмеялась.

– Совсем старуха!

– О, не скажите, миледи. Маргарита Австрийская очень следит за собой, она весьма элегантна, образована, и если не слышать, как она ругается, как паромщик, едва речь заходит о французах, – её можно найти весьма привлекательной.

– Она так не любит французов?

– А кто их любит? – пожала плечами Джейн. Мэри думала о своем. Нервно кусала губы.

– И с этой женщиной Брэндон собирается связать свою судьбу?

Джейн молча принесла коробочку со своей косметикой и стала предлагать ей новомодные тона помады и румян. Мэри резко прервала её:

– Ты не ответила мне! Джейн вздохнула.

– Когда я покидала Брюссель, сэр Чарльз все ещё был при её дворе.

– И? – требовала ответа принцесса. Джейн не поднимала глаз.

– Брэндон уделил внимание одной особе. Маргарите стало это известно... Не знаю, простит ли она его.

– Вот бы было славно, если бы не простила! – развеселилась Мэри. И вдруг в упор поглядела на фрейлину. – А к кому проявил внимание Брэндон?

Джейн по-прежнему передвигала флакончики. Достала один из них.

– Миледи, запах этих духов...

Но Мэри не слушала. Заметив румянец, заливший щеки Джейн она догадалась.

– Мисс Джейн Попинкорт! Отвечайте – это вы осмелились завлекать Чарльза Брэндона?

Та наконец подняла глаза. При свете огня они отливали золотистым блеском.

– Он так красив, миледи. Но поверьте, у нас с ним так ничего и не было.

Мэри вдруг склонилась к Джейн, схватила её руки в свои. Глядела на Джейн так, словно хотела заглянуть в душу.

– Не лги мне, Джейн!

– Ни единым словом, миледи.

Заметив, как Мэри перевела дыхание, Джейн чуть озадаченно приподняла бровь.

– Вас это так волнует?

– Что? – сухо отозвалась Мэри, так сухо, что Джейн не осмелилась больше спрашивать.

А сестра короля вдруг закружила по комнате, так беспечно и весело, и Джейн показалось, она догадывается о причине смены настроения миледи.

– Итак, тебя услали, – произнесла принцесса, успокаиваясь. – Почему же ты поехала ко мне, а не к своим покровителям?

– О, ваше высочество... После такого скандала лорд и леди Уингфольд не примут меня. Помилосердствуйте!

Мэри ничего не ответила. Она думала о чем-то своем. Потом повернулась:

– Ты видела моего жениха? Джейн, похоже, перевела дыхание.

– Конечно, миледи. Он ведь почти все время живет при дворе своей тетки герцогини.

– И как ты его находишь?

Мэри игриво тряхнула копной волнистых волос, глаза её горели любопытством. Джейн поглядела на неё и подавила вздох.

– Скажу, что он недостоин такой прекрасной невесты, как моя принцесса.

Мэри внимательно смотрела на неё.

– Я хочу за него замуж.

– Что ж, миледи. Эрцгерцог Карл, внук императора и наследник испанских владений, будет прекрасной партией для Марии Тюдор, принцессы Английской.

Мэри с достоинством кивнула, но любопытство так и разбирало ее.

– Какой он, Джейн? Ещё совсем ребенок, да?

– Нет, он вполне взрослый, даже высок для своего возраста. Держится весьма достойно, владеет несколькими языками, прекрасно образован.

– Так в чем дело?

Джейн какое-то время молчала и вдруг выпалила:

– Он похож на рыбу!

Мэри только заморгала.

– О нет! На рыбу – это ужасно. Ты пугаешь меня, Джейн.

– Он, конечно, не урод, – заметила фрейлина, и Мэри несколько расслабилась. – Но он всегда такой мрачный, вечно озабоченный, как старик. Никогда не веселится, не танцует, не пьет вина, рано ложится и рано встает. Он много учится и вникает в государственные дела, но никогда не улыбается. Рядом с ним стихает всякое веселье, и его, похоже, это радует. Карл Кастильский, конечно, все делает как должно, но почему-то ни у кого нет радости служить ему. Он собирает вокруг себя одних стариков и не любит хорошеньких женщин. Говорят, у него в жилах не кровь, а вода. Непонятный он, скользкий, как рыба. И, поглядев на Мэри, Джейн добавила:

– Это честно, миледи.

Но тут же, видя, как поникла принцесса, принялась её утешать.

– Но возможно, он исправится, когда повзрослеет. Ведь когда дон Фуэнсалида превозносил ваши достоинства, Карл выглядел заинтересованным.

Мэри чуть улыбнулась и попросила рассказать Джейн, что поведал о ней посол, Тут же Джейн заулыбалась: дон Фуэнсалида до небес превозносил красоту Марии Тюдор, её ум и прекрасные манеры. В Нидерландах уже давно говорят о практичности и деловой смекалки английской принцессы, которая ведет с государством леди Маргариты торговые дела и, когда Генрих Тюдор был при её дворе, правительница настойчиво убеждала его поддержать этот, заключенный ещё прежним королем, союз.

Джейн умолкла, увидев, что принцесса сидит мрачная и почти не слушает её. И тогда она решилась:

– Ваше высочество! Мне не стоило вас так огорчать. Но поговаривают, что этому браку может и не бывать.

В глазах Мэри что-то блеснуло – светлое, легкое. А Джейн пояснила, что после предательства во время военных действий родней Карла короля Генриха, Тюдор почти прекратил с ними отношения, и Маргарита Австрийская крайне обеспокоена, что так лелеемой свадьбы её племянника и сестры английского короля может и не быть.

– Ага, теперь понятно, почему эти испанцы проявляют ко мне такой интерес, так увиваются вокруг меня, – засмеялась Мэри.

Она хотела ещё что-то сказать, но тут же отвлеклась, прислушиваясь. И на лице ее появилась улыбка.

– О Пресвятая Дева! Да это никак святочные гимны! Джейн тоже прислушалась. Откуда-то извне долетал стройный хор мужских голосов. Рождество! Сочельник! Они обе вдруг ощутили его атмосферу, и неожиданно, взявшись за руки, запрыгали, закружились по комнате. В дверь постучали, появилась Гилфорд, которая то смеялась и торопила Мэри, то ворчала, что, дескать, как это она еще не готова. Мег весьма недружелюбно покосилась на Джейн, тоже неубранную, в намокшем нарядном платье, с растрепавшимися на висках волосами, Чем, интересно, она так задержала Мэри? Хотя, ее девочка весела – и то хорошо. И почтенная матрона только опешила, когда принцесса повернулась не к ней, а к Джейн, велев подать новое платье из бледно-розовой парчи – подарок дона Фуэнсалиды, а потом едва не пританцовывала на месте, пока Джейн с ловкостью заправской фрейлины справлялась со всеми застежками и крючками. Даже ее Гилфорд так бы не управилась! И пока возмущенно сопевшая гувернантка приглаживала щеткой ее волосы, надевала шапочку, Мэри сказала Джейн:

– Я беру вас в свой штат, мисс Попинкорт. А теперь идите, переоденьтесь. Ваше нарядное платье совсем вымокло.

Сама же она поспешила в холл, где толпились ряженые, и долго смеялась, угадывая, кто есть кто под скрывавшими гостей масками. Ух и вырядились же они – на головах личины волков, рысей, оленей. Хитрый зеленоглазый Гэмфри Вингфильд спрятался под жуткой мордой кабана, Боб Пейкок, сорвав свой лохматый козий наряд, просто блистал в колете из лилового бархата, а прехорошенький Илайджа снял с головы капюшон, оканчивавшийся искусно выполненным чучелом белого гуся. Причем Мэри тут же переглянулась с Гэмфри и Бобом, и все трое так и прыснули от смеха.

Среди гостей были не только поклонники Мэри, но и иные окрестные дворяне, даже дети саффолкширских йоменов. И ее высочество смеялась, шутила с ними, подпевала святочные гимны, весело хлопала в ладоши, принимая рождественские подарки. Сейчас она словно забыла о своем королевском происхождении, ей хотелось просто быть молодой девушкой, которая веселиться в волшебную рождественскую ночь.

В какой-то момент вперед вышел худой зеленоглазый Гэмфри Вингфильд, и леди Мег сразу напряглась, не зная, какой очередной выходки можно ожидать от этого пройдохи. Но только ахнула, когда он, взяв принцессу за локоток, указал той на омелу, свисающую с потолочной балки как раз там, где стояла ее высочество. По традиции, почитаемой в Англии почти как закон, каждая девушка, оказавшаяся в Сочельник под омелой, должна подарить гостю поцелуй. Но гостей было много. Да и подвел Гэмфри Мэри под ветку омелы явно с умыслом.

И опять леди Гилфорд квохтала, как наседка, пытаясь удержать всех в рамках благопристойности. А потом, взглянув на принцессу, умолкла. Мэри хотелось целоваться. Она сама с готовностью стала под омелу, глаза её сияли, щеки вспыхнули. Гувернантка глядела на неё, словно не узнавая.

Это была словно не ее Мэри, – чувственная, зажигательная, манящая... И какая красавица! Сейчас, выпрямившись и вскинув изящную головку на точеной длинной шее, она, казалось, даже стала выше ростом. Давняя привычка складывать за спиной руки, сейчас словно таила в себе вызов, невольно привлекая взгляд к её высокой, девичьей груди. Леди Гилфорд даже смутилась. Грудь у принцессы, особенно на фоне её удивительно тонкой талии, казалась вызывающе полной и округлой. Выбивающиеся из-под завязанной под подбородком кружевной шапочки волосы яркого медово-золотистого цвета лишь частично прикрывали ее. И этот пухлый рот! «Губы надо бы поджать», – подумала гувернантка.

Но, Боже правый, как же смотрели на неё все эти молодые люди!

Гэмфри первый осмелился приблизиться к ставшей под омелой принцессе. Приник к её манящему, пухлому рту. Однако когда через миг Мэри отодвинулась и демонстративно вытерла губы, в зале раздался дружный хохот. С Бобом она поцеловалась дольше и даже как-то удивленно поглядела на него. Илайджа же решительно подошел к принцессе, но потом засмущался, покраснел ещё больше, когда Мэри под общий хохот схватила его за уши и звонко чмокнула в губы. А потом она смеялась и подставляла то щеки, то губы – по своему выбору – их спутникам. Леди Гилфорд кинулась, дабы пресечь это безобразие, но её удержали, а потом затащили под омелу, принялись целовать. За ней последовали и остальные обитательницы замка. Даже толстую кухарку Черри расцеловали под омелой.

В какой-то момент нарядный Боб Пейкок заметил скромно стоящую в сторонке черноволосую незнакомку.

– А это что за чудо?

Выяснять долго не стали. И Джейн тут же оказалась под омелой, смеялась, получая поцелуи.

Конец веселью положила сама Мэри.

– Довольно! Так мы и вовсе позабудем о рождественском полене.

Как и полагалось, в зал втащили украшенный остролистом и плющом ствол заранее приготовленного ясеня. И все, от принцессы до последнего привратника, подталкивали, пропихивали его в камин, пока оно не улеглось на предназначенное ему место, что было сочтено хорошим признаком. Мэри как хозяйка замка облила его элем и подожгла от горящей лучины из полена, сожженного в прошлом году, которую бережно хранили для этого случая весь год.

В полночь все отстояли мессу в замковой часовне, куда в этот раз набилось столько народа, сколько в старом замке давно не было. Все поздравляли друг друга с Рождеством, желали счастья. А потом гости уселись в большом зале за праздничные столы, пробовали рождественскую кашу Мег Гилфорд, которую все так расхвалили, что суровая дама даже раскраснелась от удовольствия; ели кровавые пудинги, румяные пирожки, нашпигованных гусей, пили вино и эль, смеялись и пели. Мэри развеселилась и, казалось, не вспоминала о причине, заставившей её весь день пробыть в печали. Джейн прислуживала принцессе, как заправская фрейлина. Лишь порой отвлекалась, когда ее затрагивал нарядный Боб Пейкок. Но все же, как бы не нравился Джейн этот парень, расположение ее высочества было для нее важнее всего. И в какой-то момент она, молвила, склоняясь перед ее высочеством в реверансе:

– Миледи, я прибыла к вам без приглашения, однако не с пустыми руками. На Рождество полагается дарить подарки, и я смею просить вас принять от меня в подарок аррасский гобелен.

Аррасский гобелен! Мэри обрадовалась. Конечно, на стенах у неё висели несколько местных шерстяных гобеленов. Но ковер из Аррасса! Она еле дождалась, когда члены свиты Джейн внесут его в зал, торопливо отогнула один край, Это было восхитительно. В Англии не делают гобелены из таких шелковистых ниток, нашиваемых пышными жгутиками, отчего рисунок кажется более выпуклым, почти объемным. А эта кайма из двойного речного жемчуга, а золотое шитье!.. Она улыбнулась.

– Мы принимаем твой подарок, мисс Попинкорт. И тут же стала расталкивать гостей, требуя развернуть гобелен. Она желала повесить его немедленно, ведь он так украсит зал старого Хогли.

Краски на гобелене были теплых тонов – цвета охры, беж, алые и золотистые цвета. А изображал он... Мэри как следует его рассмотрела, лишь когда тот был водружен на стену. На гобелене была вышита пикантная картина: обнаженная дама, принимающая ванну, причем в весьма многолюдном обществе. Вокруг лохани, а точнее на заднем фоне, изображались леди в нарядных одеждах, а также музыканты со свирелями и арфами. Все они были вышиты в жеманных, неестественных позах, по сути, являясь фоном для самой купальщицы, а также группы мужчин, занимающих весь левый угол картины гобелена. Купальщица же была изображена нагой, но до бедер скрытой в лохани. Фигура её была выполнена великолепно: в бежево-розоватых тонах, словно подчеркивающих округлость пышных бедер, плавно переходящих в тонкую талию. Руки её были молитвенно сложены, словно бы дама молилась, и этим жестом целомудренно прикрывала грудь, к разочарованию разглядывающих сейчас вышивку молодых людей.

– Этим-то, небось, все было видно! – даже позавидовал Гэмфри, указывая на группу мужчин в углу.

Мэри тоже взглянула на них и невольно ахнула.

– Да это же мой братец Хэл!

Ошибиться было невозможно. Этот высокий, изображенный вполоборота мужчина, из-под берета которого выбивались желто-оранжевые, с примесью золотых нитей волосы, был явно Генрихом Тюдором. Мэри узнала и знакомую осанку брата, и его манеру стоять, широко расставив ноги и уперев руку в бок.

– Стыд и срам! – вдруг выпалила леди Гилфорд.

– На что вы намекаете, леди? – сурово оглянулась на неё принцесса.

Гувернантка, почувствовав гнев в голосе воспитанницы, замялась.

– Я не имею в виду вашего августейшего брата, миледи. Но это – ткнула она в купальщицу – распутство. Клянусь верой, мне трудно поверить, чтобы наш возлюбленный король, который славится своей добродетелью и любовью к её величеству Катерине, мог вот так пялиться на голую девку.

Молодые люди при этом выпаде матроны захмыкали, кое-кто отвернулся, пряча улыбку. И тут вступилась Джейн.

– Леди Гилфорд! Двор Маргариты Австрийской – это центр куртуазной любви и галантности. И то, что в Англии считается неприличным, там выдается за легкий флирт.

– А кто сама купальщица? – полюбопытствовала Мэри.

Она разглядывала лицо дамы в лохани. У той был отрешенный вид, словно она вся ушла в молитву. Волосы её скрывала золотистая шапочка, лоб выпуклый, белый, на фоне которого особенно яркими кажутся темные брови. А в углу рта родинка, отчего кажется, что, несмотря на молитвенную позу и отрешенный взгляд, дама словно бы слегка усмехается.

– Ну... – замялась фрейлина. – Это одна дама из свиты её светлости. Король Генрих благоволил к ней и обещал ей щедрое вознаграждение, если она позволит поглядеть на себя купающейся.

– О, наш король Хэл малый не промах! – засмеялся Боб Пейкок. – Знал, на кого поглядеть.

И он игриво подмигнул Джейн.

Мэри вдруг почувствовала себя словно забытой. Все глядели лишь на купальщицу. А ведь эти молодые люди – её воздыхатели, их внимание должно принадлежать только ей. Поэтому, коротко поблагодарив Джейн за подарок, она тут же потребовала, чтобы играла музыка и велела начинать танцы. Окончательно же принцесса успокоилась, когда Илайджа, Боб и Гэмфри заспорили, кто поведет её высочество в первом круге.

Лишь под утро, когда все устали до предела, Мег Гилфорд отвела принцессу в ее опочивальню. Но и тут славную женщину ждало разочарование. Обычно она ночевала с Мэри в ее комнате, на небольшой, стоявшей в углу кровати, но на сей раз Мэри пожелала, чтобы при ней осталась Джейн Попинкорт.

– Ни за что! – выпалила леди Гилфорд. Мэри поглядела на неё высокомерно.

– Я зачислила Джейн Попинкорт свой штат. И я хочу, чтобы она сегодня осталась со мной.

Леди Гилфорд вздохнула.

– Ну, чисто малое дитя – подавай ему новую игрушку. Сама-то Джейн не больно рвалась к вам. И я не удивлюсь, если она предпочтет остаться с мистером Бобом Пейкоком.

Мэри растерянно заморгала.

– Не может быть. Джейн дама, а не шлюха, чтобы ложиться с каждым встречным.

– Дама? – хмыкнула Гилфорд. – Эта дама ещё тому вас научит. Да от неё за милю несет беспутством. Одно то, что не постыдилась купаться голой при стольких мужчинах...

Она осеклась.

– Деточка, да ты что не узнала ее?.. Ох, куда же ты? Мэри стремглав вбежала в зал, где сонные служанки убирали со стола, допивали вино. Они с изумлением взглянули на принцессу.

– Эй, добавьте огня в камин! Подайте свечи! Я хочу разглядеть гобелен получше.

Она и не заметила парочку, беседующую на деревянной галерее конце зала. Не видела, как Джейн, оттолкнув Боба Пейкока, сбежала к принцессе, подхватив со стола свечу.

– Вы все-таки заметили? – улыбаясь, спросила она, но имела в виду явно не изображение купальщицы, и свет от её свечи остановился на группе мужчин в углу.

Мэри невольно взглянула, что же осветила Джейн, и вопросы замерли у неё на губах. Она смотрела во все глаза, узнав за спиной брата фигуру того, чей образ столько лет хранила в сердце... Вспоминала эту манеру стоять, скрестив на груди руки и чуть вскинув подбородок. Эти каштановые жесткие волосы, красивой волной спадающие на широкие плечи, эти по-девичьи голубые глаза на сильном, смуглом лице воина.

– Чарльз, – шепнула, точно позвала она, словно ожидая, что, затененный блистательным обликом её брата, вышитый придворный вдруг ответит.

Свеча дрогнула в руке Джейн. Она растерянно взглянула на принцессу. Когда-то фрейлина была поверенной всех её тайн, и то, что Мэри скрывала от всех, Джейн было известно. Принцесс учат скрывать свои чувства, и даже если кто-то и заметил влюбленность маленькой девочки, то кому бы пришло в голову, что это столь серьезно?

Но сейчас Джейн даже испугалась. Она-то хорошо знала Чарльза Брэндона, бесспорно обаятельного придворного, но человека циничного, интригана и карьериста. И то, что Мэри, легкомысленная и тщеславная, несмотря на годы, таила в себе слепую преданность и любовь к нему... Хотя будь Брэндон даже рыцарем без страха и упрека, то и тогда для принцессы из рода Тюдор это чувство было бы губительно. Сейчас же, видя, какими глазами принцесса глядит на его тканое, несовершенное во многом изображение, Джейн Попинкорт не на шутку забеспокоилась. Она была лишь на три года старше семнадцатилетней принцессы, но сейчас почувствовала себя такой опытной, всезнающей, видевшей жизнь женщиной.

– Миледи, я не знала, что вы не заметили его с первого раза, – тихо сказала она.

Мэри, не сводя глаз с гобелена, покачала головой.

– Нет. Я смотрела на Генриха, на эти наряды... на тебя. Я ведь и тебя не узнала.

Она словно очнулась, почти сурово взглянув на Джейн. Оглянувшись, принцесса сделала знак отойти столпившимся сзади слугам.

– За что тебе дал десять тысяч мой брат? За то только, что поглядел, как ты купаешься?

«Как она наивна... и романтична», – подумала Джейн и ответила со вздохом:

– Я имела честь быть лишенной девственности его величеством Генрихом Тюдором. Таково было его желание. Я не смела отказать.

Мэри словно не поняла.

– Так он?.. Мой брат и ты? Господи, все говорят, что Генрих никогда не изменяет Катерине.

Джейн улыбнулась:

– Поверьте, леди Мэри, на войне редко у какого мужчины нет женщин. А я... Что ж, я была его первой дамой, известной в обществе. Говорят, это честь.

Ей показалось, что принцесса не слушает ее, вновь не сводит глаз с гобелена. И вдруг так и ожгла огнем темных, почти черных в сумраке зала глаз:

– А Брэндон? Ты не солгала мне?.. Фрейлина улыбнулась:

– Миледи, я уже все вам сказала сегодня. Мэри перевела дыхание.

– Это хорошо, Джейн. Иначе... И вдруг она рассмеялась:

– Что ж, выходит, благодаря тебе может расстроиться помолвка Брэндона и этой старухи Маргариты? О, Джейн, как я тебе признательна!

Фрейлина еле успевала подстраиваться под резкие перепады настроения принцессы. Но, воспользовавшись её благодушием, спросила:

– Вам ведь все равно, женится он на ней или нет? Мэри прелестно надула губки. «На континенте её рот нашли бы очаровательным», – подумала Джейн.

– Как ты считаешь, Джейн, если моя помолвка с герцогом будет расторгнута – кого мне просватают?

– О, у такой прекрасной принцессы не будет отбоя в женихах, – заверила фрейлина. – Принц Португальский или Неаполитанский, герцоги Баварский или Савойский... Конечно, лучше всех был бы Франциск Ангулемский. Он родственник короля Франции и, если у Людовика XII не будет сына, что очень похоже, он станет его наследником. К тому же Франциск слывет красивейшим и наиболее галантным из французских принцев. И...

– Пустое, – перебила её Мэри, – все они мне безразличны. Признаюсь тебе – я хочу и желаю стать женой Чарльза Брэндона.

Она лишь улыбнулась, заметив ироничный взгляд Джейн, и, по-своему его истолковав, сказала:

– Ведь если он чуть не женился на Маргарите Австрийской, что помешает ему взять в супруги Мэри Английскую?

Джейн справедливо решила, что только жизнь в изоляции от двора, а также та необычная для принцесс крови свобода и самостоятельность, к каким она привыкла в Саффолке, могли возродить в душе Мэри эту немыслимую по своей дерзости мечту. Но Джейн не стала указывать на это Мэри. Лишь молвила, улыбаясь:

– Что ж, говорят, Рождественская ночь – ночь пророчеств. И я буду молиться, чтобы произнесенное сегодня вами сбылось.

Глава 3

Конец марта 1514 г.

Дворец Гринвич

Лохань для купания была такой огромной, что двое весьма крупных молодых мужчин свободно разместились в ней. Более того, они боролись в ней, топили друг друга, брызгались, хохотали. В конце концов, утомленные и довольные, они улеглись у противоположных краев, устало дыша и улыбаясь друг другу.

– Эй, вода уже подостыла! – крикнул один из них суетившимся у больших разожженных каминов слугам. – Добавьте горячей.

– И подайте вина, – приказал другой. – А потом пошли все вон.

Над водой поднялись клубы пара. Слуги – кто в бархатных беретах, кто в войлочных колпаках, но все без камзолов с закатанными выше локтей рукавами – кланяясь, стали покидать помещения ванной комнаты.

Купальщики остались одни. Потрескивало пламя, освещая кирпичные веерные своды над головой. На лавках вдоль стен лежали стопки белья, нарядная чистая одежда. Большое, в человеческий рост, зеркало отражало кувшины и тазы у противоположной стены, флаконы с духами и ароматными добавками для ванной на столиках, а также двоих купающихся мужчин. У одного были рыжеватые, белокурые волосы, молочно-белое атлетическое тело, несколько крупное, но вполне соразмерное. Другой был смугл, худощав, но имел могучие плечи, сильные мускулы так и выпирали под блестящей мокрой кожей. Волосы, потемневшие от влаги, были длинными, жесткими, упрямо завивающимися на концах. Сейчас, не глядя на своего сотоварища, он любовался цветом вина, просвечивающего рубином на свет огня.

– Чарльз, ты знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой? – спросил первый. – Брэндон, не увиливай! Погляди мне в глаза.

Брэндон повиновался. Ресницы у него были поразительно длинными, что придавало этому по-мужски четкому и привлекательному лицу нечто девичье. А сами глаза – светло-голубые, чистые и прозрачные, казались исполненными почти детской открытости.

– Я слушаю вас, мой король.

Король Генрих VIII Тюдор, в упор глядел на друга, сотоварища по детским играм, а позже по рыцарским турнирам, походам и войнам. Глаза у короля были голубыми, как и у Брэндона, но открытыми они не казались. Их голубой, почти эмалевый блеск всегда словно что-то таил в себе. И сейчас взгляд Генриха казался почти жестким, маленький рот сурово поджался.

– Итак, – начал король, – ты выполнил мой приказ? Ты написал Маргарите Австрийской письмо? Нежнейшее письмо. С извинениями и полное излияний чувств.

– Она мне вновь не ответит, – сказал Брэндон. – Это была с самого начала неудачная затея, ваше величество. Герцогиня Маргарита поклялась, что после двух неудачных замужеств она не пойдет больше под венец. И боюсь – она сдержит слово.

– Но ты же спал с ней! – взревел король. – Она выглядела как мартовская кошка после вашей ночи! Я сам видел.

Он залпом опорожнил бокал и отшвырнул его в сторону, совсем не заботясь, что разбил дорогое стекло. Брэндон продолжал любоваться цветом вина.

– Это было один только раз. Леди Маргарита блюдет свою честь... и свою свободу.

– Но она ведь отдала тебе свое кольцо. Фамильное кольцо Габсбургов! Пол-Европы обсуждали этот факт. Ты должен был настаивать, что вы обручены.

– Милорд, вы несправедливы. Вспомните, какой поднялся скандал, едва я лишь осмелился заикнуться, что нас с герцогиней что-то связывает. К тому же она оскорбила меня, заявив, что кольцо у неё просто украдено. Согласитесь, после всего этого мудрено писать ей нежные письма.

Король расхохотался. Отодвинулся так резко, что вода в лохани выплеснулась через край.

– Ты просто не разбираешься в женщинах, Брэндон! Неужели ты не понял, что Маргарита просто зла на тебя за интрижку с малышкой Попинкорт. И скажи, за каким дьяволом тебе приспичило увиваться за фрейлиной, когда на тебя обратила внимание такая дама, как герцогиня?

– Мне просто хотелось попробовать тот лакомый кусочек, какой так привлек моего короля, – игриво улыбнулся Брэндон. И король тоже улыбнулся.

– Да, Джейн.....

Он хотел что-то добавить, но резко умолк. Лицо его помрачнело.

– Эта история с Джейн наделала слишком много шума. Бедная моя Катерина. Похоже, ей известно... как думаешь, Чарльз?

Брэндон допил вино и бережно поставил бокал на каменный пол.

– Эта история, милорд, получила бы куда меньшую огласку, если бы вы заплатили Джейн меньше денег.

– Но я король! – возмутился Генрих. – Все, что я делаю, должно быть сделано с истинно королевским размахом.

– Храни, о Боже, нашего короля Гарри! – в тон ему воскликнул Брэндон, вскинул, а затем уронил с плеском в воду руки.

Король расхохотался, потом стал задумчивым.

– Чарльз, иметь другую женщину, кроме Катерины, преступно... но так упоительно!

Брэндон предпочел смолчать. Он знал, что его величество спустя пять лет после женитьбы все ещё благоговел перед королевой. Катерина была женщиной нежной, стремившейся во всем угождать супругу. Она принадлежала к древнему царственному роду де Тостамара, и второго короля из рода Тюдоров восхищало, что такая женщина обожала его, была покорной, и к тому же, будучи совсем не глупой, так преклонялась перед ним. Ещё Катерина славилась своим благочестием, и это тоже нравилось королю, ибо её благочестие бросало отблеск и на него. Но в последнее время он словно бы стал уставать от неё. Королева старела, в то время как бывший на шесть лет моложе супруги король продолжал расцветать.