Научи меня летать

(Йнаи смиренно опустил голову.) А теперь моё предсказание. Я бы поверил тебе, если бы не заглядывал дальше. Нелегко узурпировать власть - я знаю это прекрасно. Последний захват я вспоминаю до сих пор, обозначая на карте поля, которые так и не дают урожая, получая от верных людей письма - в похожих футлярах, - он вновь покрутил в руках тонкую лакированную трубочку. - Ты прекрасно знаешь, что в них, Йнаи. Другие карты, но мой глаз отмечает на них перемены в давно знакомых очертаниях. Где-то исчезают точки, обозначающие поселения, где-то появляются области, которые мои потомки ещё долго будут объезжать стороной. Моё войско сильно, ты прав, если сравнивать его с войском уана Марбе или даже уванга Онни. Но сравни его с тем, каким оно было семь лет назад, и ты увидишь, что наши потери слишком велики. И нам пока некем их восполнить. Мы вынуждены ждать.
      Ты говоришь, за Одезри нет силы. Тогда скажи мне, Йнаи, где то войско, что добыло женщине и ребёнку землю, лишь на треть меньше моей? Пришлось ли им вести завоевания? Пришлось ли отстаивать своё право? Долгие годы никто не смел возмутиться, я в том числе. Выходит, есть за именем простолюдинов сила не меньше моей.
      - Гильдия, - вспомнил Йнаи.
      - Гильдия, - с едва заметным раздражением согласился Каогре. - Видно не застать мне те времена, когда небеса отучат их от спеси. И вот что я думаю: Весна поддержит свою ставленницу - так легко мне не добыть ту землю. Снова нужно ждать.
      Уан сломал печать и отвинтил крышку. Развернул пергаментный лист и пробежал взглядом по строкам, после чего протянул письмо советнику.
      Уан Марбе был занят. Как подчеркнул слуга, очень занят, и Голос совета старейшин прекрасно знал, что это значит: правитель развлекался с фавориткой. Некоторое время летень нерешительно топтался перед закрытой дверью личных покоев уана, всё никак не мог собраться с духом и постучать. "Просто сделай это", - велел он себе и, взявшись за металлическую ручку, сильно стукнул по камню. Глухой звук быстро растаял в узком тёмном коридоре. Ничего ужасного не произошло, и Голос, ободрённый, ударил ещё дважды, а потом и в последний, четвёртый раз.
      Стало тихо, летень лишь слышал, как колотится его сердце от сознания собственной дерзости. Дверь с гулким вздохом ушла в стену; вспыхнул, ослепляя, яркий свет. Голос зажмурился и потянулся к оружию, едва живой от страха.
      - Почему бы совету не проводить заседания прямо в моей постели? - раздался насмешливый голос уана.
      Марбе сидел на покрытом шкурами возвышении. Он даже не потрудился одеться как подобает - лишь небрежно накинул пурпурный, шитый бронзовыми нитями халат из Осени. Кудри отливали золотом в свете стенных пиал, яркие зелёные глаза правителя были подведены чёрной краской. Широко открытые, они напоминали Голосу взор Лаа Старшей: та же жестокость за маской снисхождения, то же весёлое безумие. Летень однажды задумался: где же эльфы-скульпторы увидели этот взгляд? Неужто кто-то из них смотрел как уан Марбе, неужто и долгожителей мог поразить тот же страшный недуг?
      Божество на возвышении рассмеялось.
      - Совет выжил из ума, - сказало оно. - Они прислали Голос молчать. Кого же они пришлют говорить? Я боюсь и задуматься.
      Летень, опомнившись, поклонился. Уан продолжил, будто обращаясь к кому-то третьему:
      - Править должен один, я всегда говорю это моим сыновьям. Ибо вот во что превращается правление многих.
      Марбе снова засмеялся. Голос выпрямился и, вжав голову в плечи, перешагнул порог. Дверь дрогнула было, но правитель остановил её взмахом руки.
      - Вы скоро уходите, - сказал он Голосу.
      - Мой повелитель, - тот поклонился вновь, на этот раз гораздо ниже, - простите старого дурака. Я пришёл не молчать, но говорить. Я не должен был тревожить…
      - Нет! - капризно оборвал его Марбе и повторил размеренно, на манер мудреца: - Нет. Я знаю, что совет велел идти сейчас. (Он поднялся.) Первый раз страшно нарушать прежние порядки в свою пользу, второй - уже не столь. А сколько раз нужно их нарушить, чтобы вы осмелились меня заколоть?
      Сердце старейшины пропустило удар, а потом лихорадочно забилось. Не помня себя от страха, он простёрся ниц и забормотал:
      - Повелитель… верьте, сердцем и духом… преданы… мы преданы вам всецело…сердцем и духом… сердцем…
      Марбе тихо вздохнул, спустился вниз, остановился рядом со стариком, медленно наклонился, снял с его головы шапку и положил её на ковёр, а потом коснулся кончиками пальцев тусклых жёлтых волос, заплетённых в косу.
      - Легко ли убить в себе священный трепет? - спросил он. - Так же как сбросить статую Бога с пьедестала, верно?
      Старик не отвечал и едва ли слышал что-либо, лишь дрожал всем телом. Правитель медленно выпрямился, склонил голову набок.
      - Сколько раз я смотрел на них, - сказал он. - И каждый раз думал: что нам мешает? И почему вслед нам обязательно придут те, кто будут уверены: у них есть право крушить всё, перед чем благоговели мы. Взамен старого у них будет новый Бог, даже если он человек, и он скажет: то, что прежде было нельзя, теперь можно. То, что прежде внушало ужас, ничего не сделает вам. Потому, что оно умрёт - вы убьёте его.
      Марбе вернулся на возвышение и довершил весело.
      - Всё позволено новым Богам, потому что однажды они станут старыми, - правитель сел. - Сердцем и духом, - широко улыбнулся он. - Так зачем же совет прислал ко мне свой Голос?
      Старик кое-как поднялся с пола, о шапке он и не вспомнил. Несколько раз летень сглотнул, а потом забормотал жалким, срывающимся голосом:
      - Вести… из Онни…
      - Важные, должно быть, - всё улыбаясь, снисходительно протянул уан.
      - К ю… южным со… седям… уан…
      - Наконец, у юга появится лицо, - Марбе демонстративно зевнул. - Ещё что-нибудь?
      - Нет, нет, - с облегчением выдохнул Голос.
      - Чудесно, - похвалил его правитель. - Так вот: передай совету, что я отнёсся к столь поразительному известию со всем возможным вниманием. Я тщательно его обдумаю, потому что это очень, очень серьёзно. Воистину, настолько серьёзно, что совет должен был разыскать меня, где бы я ни был, и сообщить эту новость немедленно. Если бы я не услышал её сейчас, наверняка произошла бы катастрофа. Само собой, совет должен понимать, что с решением нельзя спешить - одна моя неверная мысль, и я боюсь представить, что может со всеми нами приключиться. Поэтому вплоть до дня, когда приедет гонец с известием о том, что уан прибыл, беспокоить меня не следует. Хорошо ли вы запомнили всё, что я вам сказал?
      - Да, мой повелитель, - летень согнулся в низком поклоне.
      - Теперь вы уйдёте, - распорядился Марбе.
      Старейшина удалился так быстро, что это походило на бегство. По знаку уана дверь встала на место, а на пиалы скользнули покровы. Комната погрузилась во мрак. Правитель медленно выдохнул, некоторое время сидел неподвижно, потом провёл рукой по лицу и пробормотал:
      - Это их напугает. Но не остановит. Время нельзя остановить.
      Стукнула дверь во внутренние покои, по шкурам заплясали тени от огонька единственной свечи. Уан с улыбкой посмотрел на вошедшую. Красные волосы сбегали на плечи женщины, будто раскалённая лава, тёмные глаза таинственно блестели, губы неуверенно подрагивали. Марбе мысленно стёр их с её лица, цвет волос не мешал ему, но привлекал только взгляд - он напоминал ему о другой.
      - Вы звали меня, повелитель? - робко спросила женщина.
      - Нет, - ответил Марбе и подумал, что та, другая, не задала бы такой вопрос.
      - Мне уйти?
      И этот не задала бы также.
      - Отчего же, - он широко улыбнулся, пристально глядя ей в глаза. Женщина помнила приказ и не отводила взор.
      - Вы чем-то расстроены? - попыталась она в третий раз.
      - Тем, как много ты болтаешь, - лениво отозвался Марбе и спустился с возвышения. - Вернёмся в спальню.
      Женщина, наконец, осмелилась улыбнуться. Взгляд её стал лукавым, и сейчас он напоминал о другой столь сильно, что уан ощутил, как к нему возвращается верное настроение.
      Прошло три дня, а Хин не собирался признавать за собой вину. Меми обеспокоено рассказывала, что мальчишка всё время сидел неподвижно, глядя перед собой. Он оживал лишь, чтобы поесть, а потом застывал снова.
      Надани даже обратилась к Гебье - они поговорили на заднем дворе крепости. Ведун всегда приходил туда днём, как шутили стражники, чтобы поздороваться с огромной глыбой, лежавшей там с незапамятных времён. Надани как-то приказала убрать её, но десяток летней, охранявших крепость, с поручением не справился.
      Разговор не стоил потраченного времени. Весен, привычный к истерикам женщины, терпеливо слушал. Изредка вздыхал или печально произносил пару слов, а в ответ на вопрос о том, в чём причина странностей Хина, удивлённо заметил, что плохо знает мальчишку и потому не возьмётся судить.
      - Снимите наказание, - едва слышно посоветовал он, наконец.
      Надани лишь усмехнулась:
      - Пусть усвоит, - заявила она, - как я сказала, так и будет! Не иначе.
      Проснувшись, Хин услышал, что во дворе не так тихо как обычно: люди переговаривались чаще, хотя по-прежнему лениво, потом забормотали на своём наречии динозавры, и мальчишка понял - запрягали экипаж, других объяснений и быть не могло. А если запрягали экипаж, значит мать уезжала. Никогда до сих пор её поездки в деревню не длились меньше двух часов.
      В этот день Хин не фантазировал, и потому сохранять неподвижность ему было не столь легко, сколь прежде. Заглянула мать, наряженная глупо и похожая на шкаф, вздохнула и вышла, а мальчишка обратился в слух: вот заскрипели цепи моста, протопали лапы, и всё стихло. Он продолжал ждать, затаив дыхание, изнывая от радостного предвкушения. Дверь отворилась.
      - Госпожа уехала, господин Одезри, - прозвучал голос Меми.
      Рыжий упрямец тотчас соскочил с кровати. Няня вздохнула:
      - Как же вы можете так поступать со своей мамой?
      - А она со мной? - хмыкнул мальчишка. - Да и лучше здесь сидеть, чем слоняться по солнцепёку.
      - Она любит вас, - ласково сказала Меми.
      Хин нахмурился.
      - Я же её не просил. Она сама так решила, вот и любит. Это не значит, что я тоже должен её любить.
      - Почему не значит? - улыбнулась няня.
      - Потому что тогда с её стороны это не любовь, - мрачно ответил мальчишка, потягиваясь.
      - Как вы интересно рассуждаете, - засмеялась служанка. - Значит, если я вас люблю, то не могу рассчитывать на взаимность?
      - Рассчитывать? - поднял брови Хин. - Нет, не можешь.
      Няня широко улыбнулась.
      - Выходит, вы ко всем холодны, господин Одезри? - она вновь не удержала весёлый смешок.
      - Я думаю, Меми, - серьёзно выговорил мальчишка, повторяя взрослую манеру Лодака, - что любовь - дар, который не должен ни к чему обязывать. А если обязывает, то это другое чувство.
      Молодая девушка больше не смеялась, её улыбка сделалась неуверенной - но лишь на миг -, а потом проницательной.
      - Где вы это услышали, господин Одезри? - с напускной строгостью спросила она, уперев руки в бока.
      - От старика Бобонака, - спокойно ответил Хин. - Я спущусь к воротам.
      Меми задержалась в комнате. Хотя мальчишка и признался, что не сам придумал слова, что-то по-прежнему тревожило молодую летни. Отчего Хин запомнил рассуждения старика столь подробно? Да и с чего выжившему из ума Бобонаку было заводить подобные речи? Наконец, зачем бы юный Одезри стал пересказывать их? Разве с целью пошутить, и поначалу девушке и вправду было смешно слушать, как серьёзно ребёнок вещает о том, в чём ничего ещё не смыслит. Но разве Хин не должен был расстроиться, когда она раскрыла его розыгрыш, или хотя бы растеряться?
      Няня озадаченно провела рукой по волосам.
      Хин как раз начал волноваться, когда две белокурые девочки показались на дороге. Он подпрыгнул, замахал рукой. Обе фигурки ответили ему тем же, тогда мальчишка побежал им навстречу.
      Сторожевой не стене как раз устраивался в тени поудобнее, чтобы вздремнуть. К нему подошёл другой стражник, посмотрел на небо, опустил взгляд на землю и усмехнулся:
      - Ты глянь, как припустил. В этом их чудном платье.
      Сторожевой лениво зевнул и даже не пошевелился в гамаке.
      - Насиделся, вот теперь и бегает, - ворчливо ответил он. - А платье… Какое ж это платье? Это… да…
      Стражник по-прежнему с улыбкой смотрел за стену.
      - А юный мастер-то не промах, - весело сказал он. - Сразу двух красавиц себе отхватил. И опять же в этом их платье. От меня бы в таком, - он помолчал, подбирая слова, - костюмчике жена б сбежала.
      Сторожевой пренебрежительно улыбнулся.
      - Это пока с ними на звёзды смотреть - хоть десятерых можно отхватить. Я бы отхватил в чём хочешь, была бы у меня такая крепость. А вот как дальше звёзд дело пойдёт, там видно будет.
      - И что же будет видно? - смеясь, уточнил стражник.
      - А, - сторожевой лениво махнул ладонью. - Всё.
      - К вам правда уан приедет? - первым делом спросила любопытная Вирра.
      - Ты мокрый весь, - засмеялась младшая девочка.
      Хин ничего не мог им ответить, он всё старался отдышаться. Тело чесалось, волосы слиплись и потемнели от пота, а к тому же постоянно лезли в глаза. Мальчишка пытался убрать их назад, а ветер снова бросал в лицо.
      - Вот вырасту и остригу их все! - разозлился Хин.
      - И будешь ты совсем страшный, - заключила малышка.
      - Нет, не стриги! - воскликнула старшая девочка, даже забыв про уана. - Ты что, дурачок. Они же у тебя такие красивые!
      - И ничего не красивые, - смущённо буркнул мальчишка.
      - Пообещай мне! - настаивала Вирра.
      - Обещаю, - сдался Хин и добавил мстительно: - Отпущу до пят, привяжу к ним камень и прыгну в реку с обрыва.
      - Как в страшных историях, - засмеялась Вельрика.
      - Утопленники жуткие, - поджала губы Вирра. - Если уж тебе так хочется, то… Придумай что-нибудь другое.
      Мальчишка только вздохнул. Некоторое время все трое молча шагали по дороге и рассматривали крепость, потом старшая девочка встряхнулась и спросила:
      - Так правда то, что госпожа говорила?
      - Конечно, правда, - усмехнулся Хин. - Зачем бы ей придумывать?
      - А некоторые у нас считают, что очень даже есть зачем, - возразила Вирра.
      Мальчишка сотворил недоумённый жест:
      - Это была бы очень глупая ложь, потому что её легко проверить.
      - Так уж легко? Приедет какой-нибудь самозванец, и пока разберёшься!
      - Кому нужен такой позор?
      - Орур говорит, что бывало такое, - авторитетно заметила Вирра. - А старейшина у нас умный.
      - Молодой старейшина, - захихикала малышка.
      - Спроси хоть того же Тадонга - он знает эту историю, - добавила старшая девочка.
      - Я с ним не разговариваю, - негромко напомнил Хин.
      - Ну и глупо. Зачем?
      - Я так хочу.
      Вирра наставительно подняла палец:
      - Всё равно однажды заговоришь.
      - Не заговорю!
      - А вот и заговоришь!
      Вельрика, обрадованная начавшимся спором, поддержала сестру:
      - Заговоришь! Заговоришь! - принялась повторять она.
      - Не шумите вы так! - одёрнул девочек Хин. - Если будете мешать стражникам спать, они вас больше не пустят.
      Мост и двор они пересекли в тишине, держа пальцы на губах, чтобы не забыть о необходимости молчать. Они опасливо озирались по сторонам, словно были лазутчиками в стане врага, переглядывались меж собой и широко улыбались. До ворот все трое добрались незамеченными и быстро шмыгнули в крепость.
      - Хин, - заговорила Вирра, когда они по винтовой лестнице поднялись на второй этаж, - а какой он из себя?
      - Опять уан? - вредно спросил мальчишка. - Я не знаю, я его не видел, а мать всегда выражается так, что даже если сама что-то понимает, никто другой этого всё равно не поймёт.
      - Он добрый?
      - Да не знаю я. Наверняка нет.
      - А почему он раньше не приехал?
      - Не знаю, - в третий раз повторил Хин. - И вообще мне плевать на этого уана!
      Вирра недоверчиво заглянула в лицо мальчишке, но больше ни о чём не спросила. По другой лестнице они поднялись на третий этаж, прошли его и вновь спустились на второй. Коридор, в котором они оказались, был тёмным и пыльным, но даже малышка не испугалась. Хин сняли перчатки с рук и нащупал стену, а потом двинулся вперёд - от отметины, к отметине. Он шёл первым, осторожно переступая через камни, лежавшие на полу. Правой рукой мальчишка водил перед собой и, когда нащупал невидимую стену, тихо велел девочкам остановиться.
      - Третий камень вниз и влево от последней отметины, - шёпотом напомнила Вирра.
      Хин сосредоточенно провёл пальцем по стыкам и тотчас тусклый серый свет обрисовал стены и фигуры. Мальчишка встал на четвереньки и полез в узкий проём. Старшая девочка пустила вперёд сестру, и только потом протиснулась сама. Длинный коридор поворачивал налево, покрытые пылью столбы поддерживали потолок, а свет пробивался сквозь узкие окошки, в которые едва можно было просунуть руку. Вдоль по стенам тянулись диковинные надписи, вырезанные в камне, в нишах на трёх цепях висели тяжёлые металлические чаши; все они были пусты.
      - Вот здесь он будет жить, твой уан, - проговорил Хин. - Так что сегодня мы последний раз тут играем.
      Йнаи с поклоном доложил:
      - Все собрались.
      Каогре сотворил жест позволения, и младший советник отступил в сторону. Один за другим в хижину вошли шестеро летней. Первые пять были немолоды - старше Йнаи, а двое из них превосходили годами самого уана. Они и в приграничную деревню привезли с собою богато расшитые мантии, а ступали чинно, словно во дворце, но шестой человек - высокий, беловолосый, загорелый, одетый лишь в набедренную повязку - разбивал торжественное впечатление.
      Опережая остальных, он уселся за стол и зевнул. Некоторые из советников взглянули на него неодобрительно, но никто не посмел его одёрнуть. Йнаи последним занял своё место - справа от беловолосого силача - и невольно сморщил нос. Пока старшие разворачивали карты, он осторожно коснулся плеча соседа и прошептал:
      - Ченьхе, я же предупредил, во сколько собрание.
      - Ага, - дружелюбно улыбнулся беловолосый. - Ну, так я здесь.
      - Вы могли отпустить новобранцев раньше и переодеться. Ваш отец любит, когда всё чинно.
      - Слушай, не начинай. Что важнее: прихоти отца или военная мощь? - самодовольно усмехнулся силач.
      - Не думаю, что десять лишних минут тренировки сделали наших воинов непобедимыми, - вежливо заметил Йнаи.
      Беловолосый озадаченно взглянул на него, задумался, но вскоре вновь уверенно улыбнулся и снисходительно бросил:
      - Меньше слов, больше дела!
      Советник умолк: возражать тут было нечего. Наследник Каогре даже не оспаривал чужие слова - чаще всего он их просто не понимал. Обсуждения на совете казались ему скучными. Он чувствовал, что важно разряженные старики попусту тратят его и своё время. У всего, о чём они говорили, было простое решение, а они начинали изъясняться загадками, да ещё возражали друг другу. К тому же на советах часто обсуждали одно и то же - видно, стариков подводила память. Вот они заговорили об укреплении границы с зоной Олли, потом о засухе в наиболее северных деревнях владения и ещё о множестве скучных вещей. Наконец, стали думать, как подавить бунт в двух селениях, отказавшихся платить подати и перебивших сборщиков и их охрану. Ченьхе грыз ногти и нетерпеливо топал ногой. Раньше тема бунтов была ему интересна, но тот вопрос, который его отец старательно обходил стороной, обещал, как казалось молодому наследнику, куда более заманчивые перспективы.
      Наконец, Каогре положил на ворох карт лакированную трубочку.
      - До сих пор наш сосед на юго-западе не представлял опасности, - сказал он. - Это была ничья земля - даже её обитатели держатся такого мнения. В крайнем случае, можно сказать, земля Гильдии. Мы ждали, но Весна не вводила войска, напротив, год назад вывела последнюю кварту . Тогда мы обсуждали эти действия и заключили, что гильдар осознали как бессмысленно и дорого содержать войско в чужой стране - их доходы не покрывали убытки. Всё казалось логичным, но кто из вас объяснит мне, что творится теперь?
      Советники задумались и, пользуясь их молчанием, вмешался Ченьхе.
      - Что нам за дело разбираться? - воскликнул он. - Мы должны немедленно напасть!
      Все взоры обратились к нему. Йнаи негромко вздохнул, а отец поманил силача наклониться к нему ближе, после чего прошептал: "Немедленно сядь и уймись. Не вынуждай меня позорить тебя перед советом". Ченьхе молча подчинился.
      - Так какие мысли? - разбил тишину Каогре.
      Советники переглянулись. Заговорил третий из них:
      - Я думаю так, что нападать сейчас нельзя. Надлежит посмотреть.
      - Я думаю так же, - отрезал уан. - О нападении не может быть и речи. Но что смотреть? Я не так молод, чтобы наслаждаться головоломками. Зачем присылать уана, если войска у него нет?
      - Легко объяснить всё тем, что Весна не ведает, что творит, - подал голос четвёртый советник.
      - Шесть лет назад иные тоже так думали, - усмехнулся второй.
      - Не понимая замысла другого, легче всего объявить его дураком, а себя мудрым, - вмешался уан.
      Четвёртый советник жестом призвал к вниманию.
      - Выслушайте меня до конца, - попросил он. - Лето не едино. Лето - это люди. Весна - так же. Может ли быть, что все её люди проницательны?
      Первый советник медленно улыбнулся:
      - Гильдия устранилась. Наш сосед - весен, но он сам по себе.
      Ченьхе изо всех сил старался не показывать скуку. Каогре бросил взгляд в его сторону и проговорил:
      - Остановимся на таком объяснении. Нужно выяснить, кто этот уан, и какие у него связи в Весне. Иначе говоря: какими силами и как скоро поддержит его Гильдия в случае опасности.
      - И поддержит ли, - добавил четвёртый советник.
      - Не будем мечтать, - ответил ему Каогре. - Совет окончен.
      Все кроме наследника поднялись и чинно направились к выходу. Йнаи, шедший последним, плотно закрыл дверь, и тотчас беловолосый силач вскочил с места. Он разгневанно ударил кулаком по столу.
      - Вы стали трусом с годами, отец!
      - А ты так и не научился мыслить, - холодно ответил уан.
      - Мне тридцать четыре, а вы и не думаете передать мне власть!
      Каогре вздохнул.
      - У тебя недостаточно авторитета среди воинов. К тому же есть множество проблем, которые ты не сможешь решить.
      - Какие же? - силач скрестил руки на груди. - Думаете, я не смогу подавить бунты? Подумайте лучше, отчего они случились! Люди ещё повинуются вам, помня о прежних победах, но с годами вы будете дряхлеть всё больше. Однажды они перестанут бояться, и кто-нибудь с достаточным авторитетом проткнёт вас копьём. А земли можно упустить из рук того раньше.
      Уан хищно улыбнулся.
      - Ты рассчитывал поразить меня своею речью, Ченьхе? - спокойно спросил он. - Причина бунтов не в том, что я дряхл или теряю хватку. Если ты её усилишь - а ты усилишь её - вот тогда поднимутся уже далеко не две деревни. Начнётся междоусобица, ты вынужден будешь двинуть войска с границы против своих же людей в глубине владения. И тогда для любого из наших соседей твои земли станут лёгкой добычей. Более того, народ откроет перед ними ворота.
      - Вы не можете этого знать, - упрямо заявил силач.
      - Я не собираюсь это проверять, так вернее, - ответил Каогре. - Я хочу, чтобы ты запомнил: сейчас для нас нет большего блага, чем мир. Повести войска в бой - всё равно, что поджечь собственный дом. И хватит споров об этом, хватит глупых предложений! Мой ответ всегда будет: нет!
      С десяток секунд оба человека молча смотрели друг другу в глаза, потом беловолосый недобро улыбнулся:
      - Тогда скажите мне, отец, как я смогу завоевать авторитет? Как я смогу прославить своё имя, чтобы никто не спрашивал: почему именно он? Любой сможет бросить мне вызов, потому что не подвиги добыли мне титул. Вы заставили людей трепетать перед вами, но что сделал я? Они ведь спросят себя об этом. И каков же будет ответ? Что они назовут, когда будут искать причину, возвысившую меня над ними? Они не скажут: это Ченьхе, победивший разом трёх муроков . И не скажут: это Ченьхе, завоевавший владения бывшего уана Каяру. Нет, они скажут: ах, это сын Каогре.
      Уан спокойно выслушал пылкую речь.
      - О том, чему ты посвящаешь все свои раздумья, ты говоришь уже вполне разумно, - заметил он. - Однажды ты сможешь править.
      - Когда? - прямо спросил беловолосый. - Через двадцать или тридцать лет?
      - Не торопись.
      - Отец, вы должны меня понять!
      - И ты меня пойми, - сурово произнёс Каогре. - Я запрещаю не оттого, что не верю в тебя. Ты не мыслитель, но прекрасный воин. Мы говорили о бунтах. В войне шестилетней давности наши войска понесли большие потери, наши деревни были разрушены. Мне пришлось увеличить подати, потому что я не уверен, сколько ещё Дэсмэр будет баловать нас миром - своей благосклонностью. Но мы обираем и без того разорённую землю. Свою же землю. И я не могу жестоко карать взбунтовавшиеся селения - потеря даже одного из них будет для нас ощутима. Нельзя допустить голода, нельзя допустить смуты, и нужно увеличивать численность войск, нужно укреплять границу с зоной Олли - тамошние владения не пострадали, и только чудо удерживает их от нападения. Сейчас трудные времена, Ченьхе. Ты должен умерить амбиции.
      Первую половину недели все в крепости только и говорили что об уане. Немногочисленные сплетни были пересказаны десяток раз, как и все ужасы, а повода для новых всё не было. Наконец, даже Надани перестала с тревогой ожидать каждый новый рассвет, а Хин ощутил, как злость к неведомому уану сменилась равнодушием, а потом, неожиданно, интересом. На шестой день мать сказала, что время наказания истекло, и мальчишку заставили выйти из комнаты, но в деревню его не пускали, а вынуждали гулять по двору. Хин занимал себя фантазиями и прятался от Солнца. В полдень он неизменно представлял, как однажды уничтожит свой нарядный костюм: в один день он мысленно сжигал его на огромном костре, в другой - закапывал в песок, в третий - бросал на растерзание хищным динозаврам, в четвёртый - топил в реке, в пятый - оставлял выгорать на Солнце. Мальчишка искренне надеялся, что приезд уана хоть ненадолго развеет бесконечную скуку или возвратит фантазиям живость и разнообразие.
      К концу недели все, кроме Хина, перестали ожидать чужестранца. Мать говорила, что обязательно придёт письмо из Весны, которое всё объяснит. Что именно объяснит и кому - этого мальчишка не понимал, но и не спрашивал.
      На второй день новой недели он увидел во сне карету: волшебную, вырезанную целиком из синего драгоценного камня. Она летела над дорогой, запряжённая сонмом звёзд, и они светили так ярко, что не нужно было никаких фонарей. Карета всё близилась, и Хин попытался рукой закрыть глаза - тогда он и проснулся. Перед ним стояла няня и держала яркую лампу у его лица, шарики света встревожено метались. Мальчишка ощутил, как сердце забилось у самого горла.
      - Одевайтесь, господин Одезри, - ласково попросила Меми.
      Хина не обманул её спокойный голос.

Глава III

      От холода дрожали пальцы, а в животе с каждым вдохом перекатывался комок. Двор крепости обратился в дно огромного каменного колодца, в него сотнями глаз заглядывала ночь. Хин ещё никогда не выходил наружу после заката, он не знал, что небо может быть таким недосягаемо-высоким. Да и небо ли это было? Бездна, пронзённая остриями огней.
      Призрак, похожий на карету без колёс и в то же время на лодку, бесшумно проплыл по мосту. Слуги и стражники тотчас принялись творить отвращающие зло жесты. Видение неторопливо втекло во двор и замерло неподвижно. Стало так тихо, что Хин услышал шорох песка во рву за стенами.
      Туманная белизна дрогнула, и рядом с призраком появилась фигура: чёрная, высокая, изящная, точно змея. Мальчишка не успел заметить, когда её окружила жуткая свита: черви на четырёх лапах; чудища, похожие на маленьких драконов; клубки меха, с крыльями и хвостами - и все ростом с Хина.
      Он услышал судорожные вздохи позади себя. Что-то упало с глухим звуком - мальчишка не обернулся: он не мог отвести глаз от ночных гостей и был уверен, что спит. "Всемогущие Боги", - пробормотал Тадонг, и вдруг раздался пронзительный визг. Люди вздрогнули и оглянулись, все как один. Вопила посудомойка, девочка тринадцати лет; один из стражников попытался её унять, но служанка бросилась прочь, не разбирая дороги и продолжая кричать.
      - Нарэньсама, - негромко произнёс чистый и сильный мужской голос.
      Хин тотчас обернулся к гостям. Один из червей переступил на месте, вытянулся в высоту, оторвав переднюю пару конечностей от земли, и обратил к людям крупную лысую голову.
      - Я приветствую вас, - зазвучал уже другой голос: флегматичный бас.
      Хину показалось, что это сказал червь. Люди ничего не ответили, вновь зазвучал первый голос, негромкий, выговаривающий странные слова: они текли, словно вода в реке. Мальчишка был уверен, что этот голос принадлежит высокой фигуре. Бас ответил ему на том же языке, с трудом, и Хин вгляделся внимательнее, пытаясь высмотреть того, кто говорил за червя, но так никого и не увидел. Тогда он запрокинул голову и посмотрел на мать, не понимая, отчего она молчит. Женщина не только молчала, но ещё и хмурилась, что было совсем невежливо. Тадонг выглядел так, точно вот-вот потеряет сознание, и по сравнению с ним даже растяпы-стражники казались храбрецами.
      Голова червя вновь обернулась к людям.
      - Вы получили письмо из Маро? - спросил бас.
      Надани только сглотнула. Хин неодобрительно глянул на мать и скрестил руки на груди. Высокая фигура сдержанным и гибким движением наклонилась к червю и совсем тихо что-то сказала. Червь тяжко вздохнул.
      - Среди вас есть госпожа Надани Одезри и её сын господин Хин Одезри? - с убедительной мягкостью поинтересовался он. Женщины в деревне разговаривали с выжившим из ума стариком Бобонаком похожим тоном.
      Хин снова посмотрел на мать и заметил, что у неё дрожат губы. Она по-прежнему молчала, тогда он решительно шагнул вперёд. Червь шарахнулся прочь, но высокая фигура, выставив вперёд ладони, удержала его на месте.
      - Я Хин, - виновато произнёс мальчишка.