Научи меня летать

      Правитель поджал губы, вздохнул и сказал:
      - Забудь. Попробую объяснить на словах. Однажды, было это очень давно, дети Океана и Лун задумались о том, как и для чего мы были созданы, каким образом устроен мир вокруг, насколько мы способны его изменить. С тех пор нам досталось в наследство множество догадок, оформленных в виде гипотез, теорий или даже доктрин. С некоторыми из этих ответов на древние вопросы принято соглашаться - это не значит, что они верны, даже не значит, что они больше всего похожи на правду. Очень часто они остаются в ходу потому, что к ним привыкли, и на них опираются сонмы применяемых на практике следствий. Все новые идеи в любом случае обречены на недоверие или забвение.
      Кроме догадок предков есть ещё одно великое наследство: наблюдения за жизнью мира, ничего не знающего о наших теориях. Если бы между тем, что мы способны предсказать и объяснить, и тем, что происходит на самом деле, не было никаких противоречий, это означало бы, что мы постигли суть. Но противоречия есть, и в каждой новой теории, приходящей на смену прежней - потопленной их грузом -, они тоже будут найдены.
      Мальчишка слушал как заворожённый.
      - Вернёмся к моим словам о развитии жизни, - продолжил уан. - Принято считать, что движение по пути усложнения продолжается. Но, к примеру, те же люди производят потомство, не заботясь о его качестве - они не стремятся отыскать партнёра, который укрепил бы сильные линии и предоставил хороший материал там, где линии повреждены, вырождены или ослаблены. Более того, молодняку не создают подходящую среду для развития.
      Исконные животные Йёлькхора и те, что выведены Богами для человека, ведут себя так же. Странно при этом то, что их развитие подтверждает существующую теорию: формы усложняются и становятся всё более изощрёнными.
      Мы увидели скалы на второй день пути по земле Каогре-уана. Ты заметил, что те из них, которые встречались нам в следующие два дня, сильно отличались от этих? - он взмахнул рукой, точно крылом. - Похоже, нет. Они тоже были красными, но застывшей в камне музыкой их не назвал бы никто - они сложены из песчаника, который легко выветривается, и громада тает, не образуя затейливых форм.
      Если же скалы сложены из гранита, - лёгкое движение кисти, - сам видишь, какие возникают чудеса. Но ведь и они тоже обратятся в песок однажды.
      До сих пор я пересказывал чужие мысли и сомнения. Мы считаем, что постоянное усложнение и развитие - свойство живого, ищем закономерности, чтобы объяснить столь удивительное движение против естественного для неживой материи порядка.
      Я подумал, глядя на эти скалы, что, может быть, мы ошибаемся. Что если, как и в случае с гранитом, усложнение - лишь промежуточная стадия? Начальная точка нашего развития - бесчисленное множество линий, но уже сейчас многие из них потеряны невозвратно с гибелью последних носителей; многие мы называем редкими, и однажды их тоже не станет. Пока возникает больше нового, чем теряется старого, однако вновь появившиеся комбинации становятся всё слабее и, зачастую, отличаются друг от друга одним элементом. Всё это напоминает бурный рост побегов, которому не устаёт радоваться садовник, в то время как корень гниёт.
      Келеф вдруг тихо рассмеялся:
      - Сложные рассуждения. Быть может, они даже нелепы там, где - опять же, возможно, - стоит видеть лишь красоту, - он сделал паузу и весёлым тоном предложил. - Давай наперегонки - вон до той скалы?
      - Я проиграю, - вздохнул Хин.
      - Ты проиграешь, - чарующим голосом заверило изящное существо. - На счёт четыре!
      К вечеру трава стала гуще, красные скалы пропали, зато вдалеке показались горные хребты. Холмы, подражавшие им, удивляли чёткими треугольными формами.
      - Может, это какие-нибудь постройки? - вполголоса спросил Хин.
      Келеф посмотрел туда, куда указывал мальчишка.
      - Сохраним загадку, - предложил он.
      Облака, воздушные, огромные - в половину небосвода - медленно плыли навстречу обоим всадникам. Ближние красовались белизной. Через жёлтый и серый она переходила в тёмную синеву у нижнего края, прятавшегося за горами. Вдали, обгоняя белое облако, тянулись по небу рваные серо-филетовые края мохнатой тучи.
      Темнота будто сгущалась вокруг горы, светло-бежевой, а кое-где белёсой, похожей по цвету на человеческую кожу. Тёмная сухая зелень трав поднималась по склонам, но не достигала вершины - кто-то словно нарисовал летящую, почти ровную линию, разделившую гору на две половины. Верхняя напоминала профиль огромной женщины, прилегшей отдохнуть: был виден один глаз, закрытый, широкий нос во всё лицо, но дальше сходство терялось.
      - Пока тебя не было, к нам снова приезжали близнецы, - заговорил Хин. - Лодак фехтует - придворные Онни сейчас покупают дорогое иноземное оружие, так что владеть им считается хорошим тоном. Мать сказала, что я тоже должен что-нибудь показать, и я спел несложное ариозо. Тогда мой голос звучал чисто, я мог исполнять альтовые партии. Ларан всегда стремится высмеять меня, и он ответил мне незатейливой быстрой песенкой из тех, которые воины порою с умыслом поют женщинам. Его похвалили, а мне сказали, утешая, что я тоже был неплох, только бы чуть живее, легче, выразительней.
      - Неудивительно, - улыбчиво прищурился Келеф. - Люди хвалят то, что понимают, когда им не велит иного мода.
      Мальчишка улыбнулся в ответ:
      - Хахманух сказал почти то же. Я был огорчён, а он ещё и обругал меня. Накинулся, кричит: и не пытайся кого-то впечатлить! Ты для того ли часами отсиживаешь то место, что пониже спины? Потом, когда разобрался в чём дело, успокоился и сказал сурово: "Твою игру и пение оценит только тот, кто разбирается в искусстве. Для остальных же что "мурка" , что симфония, последняя, пожалуй, и скучнее".
      На закате Солнце растеклось золотом у земли, окрасило облака в фиолетовый, алый, чёрный, словно неведомый художник сотнями густых мазков гуаши нарисовал над пустой саванной тревожное небо.
      Хин опустил спинку седла, закрепил ремнями шкуру и лёг, устроив голову на шее динозавра. Он долго смотрел в холодное небо, не думая ни о чём, и не заметил, как уснул.
      Его разбудила неожиданная остановка. Светало, пар вырывался изо рта, веяло лёгкой свежестью воды. Ёжась, мальчишка выбрался из под тёплой шкуры, спрыгнул на землю и осмотрелся.
      - Кольцо рек? - изумлённо спросил он.
      Над неподвижной серой водой поднимался слабый туман. Синие горы на дальнем берегу отражались в речной глади, словно в зеркале.
      - Я хочу подняться туда, - Келеф выглянул из-за динозавра. Волосы правителя, заплетённые в тугую косу, скрывались под одеждой. - Побродить по краю мира. В Весне мне никогда не позволят этого сделать.
      - Опасно? - задумчиво поинтересовался Хин, глядя на холодную воду.
      - Суеверие, - отозвался Сил'ан, проверяя последнее из креплений седла.
      - Но как мы перейдём реку? - удивился мальчишка.
      Уан погладил динозавра по шее:
      - Ящеры пойдут по дну. Я поеду на своём, а ты - вплавь.
      - Переплыву реку? - юный Одезри округлил глаза. - Она же ледяная!
      - Упрячь шкуру в плотный мешок. На том берегу она тебе пригодится, сухая, - невозмутимо продолжил Сил'ан. - И не пугайся: какое-то время я буду спать, но Солнце и тепло ящера скоро меня отогреют.
      - Может быть, подождём дня? - предложил Хин.
      Келеф сел в седло, закрепил ремень вокруг талии.
      - Можешь ждать, - разрешил он. - Я не стану торопиться, так что ты скоро меня догонишь.
      Динозавр побрёл по воде, постепенно погружаясь всё глубже. Наконец, безмолвие цвета утреннего неба с лёгким всплеском сомкнулось над его головой. Хин убрал шкуру, по примеру уана проверил седло, снял набедренную повязку и велел ящеру идти вперёд. Остановившись у кромки воды, мальчишка вдохнул грудью стылый воздух и шагнул вперёд. Дрожь пробежала по телу, Хин постарался забыть о ней. Сквозь чистую воду он видел, как ящеры один за другим ступают по дну, точно в диковинном сне: бесшумно, медленно и плавно.
      Далёкие горы окрасились розовым светом зари, их покрывали сотни чёрных точек. На берегу обнюхивали землю и жевали траву незнакомые мальчишке животные. Некоторые из них повернули к реке крупные головы с округлыми ушами, другие не стали прерывать трапезу ради случайных гостей. Солнечный свет медленно стекал по склонам в долину, к редким, дрожащим деревьям и упрямо торчащим из земли чёрным ветвям кустов. Хин выбрался на берег, подбежал к динозавру, с трудом развязал мешок закоченевшими пальцами, закутался в шкуру и опустился на землю, часто дрожа. Одно из животных - самое молодое и любопытное - осторожно подошло ближе, понюхало лицо мальчишки, обдавая его тёплым дыханием и тычась колючими усами, фыркнуло и пошло прочь.
      Почувствовав, что вновь начал засыпать, рыжий упрямец поднялся на ноги и побежал по траве, держась вровень с грузно ступавшими ящерами. Изредка он поглядывал на белое лицо уана - тот бессильно свесился на бок, от падения его удерживал лишь натянувшийся ремень. Велев динозавру остановиться, мальчишка опустил подножку, и попытался уложить Сил'ан удобнее, но не смог и на дайр сдвинуть тело, холодное, нечеловечески тяжёлое.
      Первыми пошевелились руки, потом дрогнули ресницы. Келеф сонно вздохнул. Мальчишка дёрнул его за рукав:
      - Смотри, а то пропустишь!
      - Вот ещё, - снова закрыв глаза, усмехнулся уан и прижался к шее ящера.
      - Я переплыл реку, - не удержавшись, похвастался Хин.
      - Я догадался, - лениво откликнулся Сил'ан и затих.
      Мальчишка снова посмотрел на жёлто-коричневые горы, припорошённые снегом, белым в лучах Солнца и синеватым в густой тени.
      - А почему ты решил больше не говорить на общем? - спросил он.
      Правитель вздохнул, на сей раз раздражённо.
      - Много воды утекло с тех пор, как одна из двух древнейших рас совершила ошибку, изменившую жизнь всех прочих народов. Вздрогнули даже Боги, и, не желая повторения, они запретили исполнение той музыки, последствия которой оказались столь разрушительны. И, чтобы другие народы следовали иным путём, они ввели новую гамму и науку песнопений, приветствующих ясный день и облачное небо, утреннюю и вечернюю зарю, движение звёзд и полуденный жар Солнца. Я верю в их мудрость, и вижу, как сильно изменился, пренебрегая ей только для того, чтобы легче преодолеть недоверие людей. Доволен?
      - Да.
      - А теперь молчи и не мешай удовольствию.
      Третий день застал всадников на высоте шести сотен айрер. Оба спешились и шли рядом между ящерами, спиной к восходящему Солнцу. Снежные вершины горели в сумерках зловещим алым огнём.
      - Народ столовой? - рассмеялся Сил'ан. - Уверен, такое название им польстит.
      - Им? - обрадованно переспросил Хин. - Ты тоже их замечал?
      - В столовую меня не приглашали, но у каждого дома есть память. Быть может, ты видел, как пробегают по стенам воспоминания, оживлённые огоньком свечи.
      - Или это потомки тех, кому когда-то поклонялись в храме, - предположил мальчишка.
      - Каком храме?
      - Я говорю о второй половине крепости. Летни считают её храмом древних Богов, а тебя - последним из них прежних или первым из вернувшихся.
      Келеф улыбчиво прищурился:
      - Летни нарекают Богом всякого правителя, которому благоволит Дэсмэр.
      - Да нет же, - упрямо повторил Хин. - Есть чёрные статуи!
      - Знаю, - согласился уан. - Я их видел.
      - Они похожи на тебя.
      - Я не заметил сходства.
      - На взгляд человека - очень похожи, - настойчиво повторил мальчишка.
      Сил'ан озадаченно хмыкнул.
      Днём путь преградила неширокая горная река. Быстрое течение несло песок и гальку, перекатывало камни и осколки, размером с кулак, и разбивалось искрящимися брызгами о валуны. Динозавры, слегка качаясь и приседая на напряжённых лапах, перешли реку вброд. Келеф запрыгнул на скользкий камень и поманил мальчишку. Хин вздохнул, вручил Сил'ан шкуру и осторожно полез следом. Уан порхал по валунам без труда, а мальчишка, потеряв равновесие, упал в воду, больно ударился спиной, ободрал локти и едва не захлебнулся. Кое-как, он выбрался на берег. Келеф молча протянул ему шкуру.
      - Я думал, ты мне поможешь, - заметил Хин, отплёвываясь и проверяя, целы ли зубы.
      - Ты сам сказал, что уже взрослый, - парировал Сил'ан. - Я не рискну касаться твоей кожи - мои перчатки недостаточно плотные.
      - А в чём риск? - полюбопытствовал мальчишка, отжимая волосы.
      - Жителям Лета незачем это знать.
      - Значит, лучше бы я утонул?
      - Ты не утонул.
      На четвёртый день лента реки казалась не толще пальца, а саванна была видна как на ладони. Хин узнавал места, по которым они ехали, и то и дело окликал Келефа. Тот со снисходительной улыбкой выслушивал восторги человека, но потом и сам указал на скалистую гряду у горизонта.
      - Там я рассказывал о жизни три дня назад.
      Хин сощурился, пытаясь рассмотреть очертания каменных исполинов в тусклом сером свете.
      - Наверное, ты прав, - признал он. - Я так далеко не вижу, - он вытянул руку и добавил. - Мы столько ехали, шли, а путь, который казался необъятным, можно закрыть вот так.
      Деревья остались внизу, на такой высоте не росло уже ничего, кроме зелёного мха. Крупные глыбы гранита лежали на щебне. Хин поднял несколько камней и убрал в мешок, чтобы рассмотреть при свете дня.
      Небо казалось ровным и плоским, хмурый винный цвет в высоте разрывала сияющая белизна - там, где Солнце пыталось пробиться сквозь облака. Те наливались тускло-багровым, исчезали в синеватой дымке, окутывавшей горы, и настолько чётким был переход, словно каменные хребты тонули в воде океана.
      Келеф принюхался и сказал:
      - Будет гроза. Завтра повернём обратно.
      Он оказался прав. С самого утра по небу стремительно мчались недобрые огромные тучи, наливавшиеся чернотой. Они разбухали, сливались, застилали солнце надутыми боками, и день всё больше походил на ночь. Хин никогда не видел подобного и начал волноваться.
      - Что такое "гроза"? - спросил он.
      - Если говорить просто, - весело откликнулся уан, - с небес на землю низвергнутся вода и огонь.
      Мальчишка недоверчиво взглянул на изящное существо.
      - И чему тут радоваться? - осторожно уточнил он.
      - Тебе - ничему, - подумав, заметил Келеф. - Нужно найти укрытие.
      К полудню тревога, которую испытывал человек, обратилась в панический ужас. Хин жался к динозаврам, а те и сами дрожали, пытались забиться всё глубже в небольшую пещерку. Ветер, обезумев, набрасывался на ящеров, силился сорвать сёдла с их спин, выпотрошить мешки; сотней цепких рук хватал мальчишку и тянул наружу изо всех сил.
      Что-то вспыхнуло, раздался страшный грохот, небеса разверзлись. С шумом, заглушившим и биение сердца, и завывания ветра, отвесный ливень обрушился во мрак. Молнии били, не уставая, рокотали громовые раскаты, пахло влагой, мокрой пылью, сырой мешковиной, волосами и холодной свежестью. Уан подплыл ближе к кипящей водяной стене, завороженный, счастливый. Он распустил волосы и, к ужасу Хина, шагнул наружу - мальчишка только успел заметить, как Келеф коснулся пальцами шеи под воротником, и маска исчезла, но не различил, что было под ней: пустота, как полагали местные, или лицо, быть может, похожее на червя или чешуйчатых злодеев.
      Гроза закончилась к вечеру. Тучи неторопливо расходились и таяли тёмно-зелёным дымом.
      Мальчишка и уан сидели на большом камне, расколотом посредине, кутаясь в одну шкуру, но не касаясь друг друга.
      - Значит, ты за этим сюда приехал, - заключил юный Одезри.
      - В Лете по ту сторону Кольца рек никогда не бывает дождей, - сказал Келеф. - Очень странно. В Йёлькхоре много странностей. В Маро - одной из зон Весны - почки на деревьях распускаются к концу дня, а поутру - это вновь томящиеся почки. В Гаэл - второй зоне - цветы облетают изо дня в день, опавшие лепестки пропадают с наступлением нового дня и даже, как будто, возвращаются на место. Кто-то знает, что происходит. Может быть, Основатель. Но таким как я не раскрывают эту тайну.
      - А какой ты?
      - Обычный, ничем не выдающийся. Только слишком упрямый.
      Хин несогласно поджал губы.
      - Я думал о том слове, которое ты назвал мне, - Сил'ан изменил тему разговора. - "Отец", - после звучания морита, таинственного, размеренного и зловещего, слово на общем показалось коротким и резким. - Я выяснил, что оно означает. Напоминает аадъё, хотя есть и различия: они посвящают всю жизнь управлению кёкьё и воспитанию молодняка, не занимаются внешней политикой, не встречаются с существами прочих рас. Разве что могут повлиять на кё-а-кьё - "главу дома" как мы представляем его другим народам. На самом деле это обладатель наиболее жизнеспособных лунных линий.
      Хин озадаченно нахмурился.
      - Я не всё понял, - признался он. - Глава дома - тоже аадъё?
      - Нет, - Келеф даже рассмеялся. - Он же-ё, как и я.
      - Но ты сказал, что "отец" - это аадъё, - медленно проговорил мальчишка.
      - Похож на аадъё, - поправил Сил'ан.
      - А мать? - настороженно поинтересовался Хин.
      - Кёкьё, - без раздумий отозвался Келеф.
      - "Семья"?
      - "Семья", "дом" - на общем нет подходящих слов. У всех же-ё одна кёкьё, аадъё могут приходить и из других, чтобы получить потомство, а потом они вольны вернуться или остаться.
      Мальчишка нахмурился и встряхнул головой.
      - Ну а кто тогда ты? - негромко спросил он.
      - Посредник между моим народом и другими, - улыбчиво прищурился уан. - Я думаю, можно сказать так.
      По дороге обратно они вновь вернулись к россыпям гранита. Занимался новый, но столь же терпкий винный рассвет. Хин вытащил камни из мешка и хотел вернуть на место.
      - Возьми их с собой, - предложил Келеф. - Одезри-мие собирает подобные безделушки.
      - Разве? - удивился рыжий упрямец.
      - Подари камни ей. Она будет рада.
      К зеркальной реке всадники добрались засветло - вода ещё не успела остыть, и динозаврам пришлось брести по дну в одиночестве. Сил'ан, забавляясь, с лёгкостью рыбы скользил вокруг человека, норовя оказаться у того за спиной.
      - Когда ты так делаешь, - пожаловался Хин, - мне кажется, что в следующий миг ты на меня кинешься и откусишь голову.
      - Всё может быть, - улыбчиво согласилось прекрасное создание. - Следовало бы - за то, что мне приходится плавать в одежде.
      - Разве я об этом просил?
      - Нет, и всё же ты тому причиной.
      Ночью мальчишка проснулся раньше обычного. Заиндевевшая трава под лапами ящеров ломалась с хрустом. Саванна, словно сказочная ледяная страна, блестела под колкими лучами звёзд.
      - Вы различаете настоящее, будущее и прошлое, - напевно и тонко рассказывал Сил'ан. - А в нашей культуре есть только теперьи давно. Будущего нет, а все мысли о нём - не более чем фантазии или проекции теперь на сиюминутные потребности и желания. Основа наших представлений о мире и себе - фээру, то, что мы позволяем другим называть "сказками". Истории мириадов прожитых жизней - вот что они такое. Аадъё читают их, одну за другой. Прочесть все - не хватит жизни. Они не выбирают сами, но следуют указаниям взошедших Лун, стенаний ветра, безумной ярости волн. Теперьможно прочесть только одну историю, а порою бывает так, что и вовсе нет подходящей - она ещё не прожита. Первые десятки лет молодняк окружают песнопения и предания - давнеесвязывает его с родом. И однажды он начинает чувствовать, чт? должно прозвучать. Тогда он обретает тисайе- мелодию своей жизни, своё имя, потому что отныне способен услышать, как окликают и зовут его создатели: Луны и Океан.
      - И что же должно прозвучать теперь? - серьёзно спросил мальчишка.
      Край неба над тёмно-синими горами полнился мягким светом. Его укрывала сиреневая вуаль. Она тянулась, становясь всё плотнее и гуще к беззвёздной черноте высокого неба. Трава, седая от инея, отливала то призрачным голубым, то зеленью вечерней зари. Келеф посмотрел на горизонт - туда, где должно было из-за горных цепей взойти Солнце, и запел, опустив ресницы.
      Рассвет последнего дня пути оказался торжественным и скорбным. Облака промокли от крови и, отяжелевшие, клонились к земле; зловещие сизые тучи, похожие на крылья, настигали их, небрежно играя пурпуром на кончиках перьев.
      - Давным-давно, - таинственным голосом молвил Сил'ан, - первое Солнце растеклось водами Океана. В его глубине исчезли все цвета, кроме одного - самого прекрасного, - он провёл рукой по ткани платья. - Тогда среди безмолвия проснулись всебесцветные драконы. Вырвавшись из объятий вод, они устремились в небо, схватили день за край и увлекли в Океан. С тех пор и поныне их тела сплетаются в небесах, а мы называем этот танец "ночью" и наблюдаем с восхищением и трепетом, как сверкает на их чешуе бесчисленное множество брызг!
      В мире, где живут легенды - в Урварге -, огни изменчивы, непостоянны, они кружат, убегая от Лун, чтобы не потеряться в их тумане. И тогда знающие говорят: то играют всебесцветные драконы.
      Дети первого Солнца беседуют с ними, научившись языку капризных искр, уносятся ввысь на мерцающих звёздами спинах. Драконы не находят страха в глазах друзей: те помнят своё предназначение и знают верный путь, в их душах нет сора, им подвластны чудеса. А чудо не взимает платы; исступление, жертвы и страдания ему не нужны.
      "Я помогу тебе, - говорит дракон. - Я научу тебя летать! Только верь даже не мне, и не тому, что говорят другие, - поверь себе и улыбнись. Только улыбнись, и, обещаю…"
      Человек убегает в страхе, с ненавистью бросает камень в гибнущую тень. Или отвечает: "Тебя нет, есть только звёздное небо".
      "Ты веришь в небо?" - удивляется дракон.
      "В небо верят все, но лишь дурак поверит твоим обещаниям. Всем известно: люди не летают".
      Дракон опускает веки и возвращается к Лунам, хотя они очень холодные.
      - И это тоже история чьей-то жизни?
      - Хм… Нет. Это я прочёл в свитке старых преданий, который мне подарил знакомый зимень.

Глава XV

      Хин поставил на пюпитр скрижали с нотами. Дверь отворилась, в комнату вплыл Сил'ан, направился к контрабасу и свернулся кольцами у окна в горячих солнечных лучах. Мальчишка окинул взглядом давно привычную картину и отвернулся, но стоило ему поднять руки с колен, как голос уана распорядился:
      - Токката ми минор.
      Юный Одезри замер:
      - Тебе же нравится Моцарт.
      - Может у меня измениться настроение? - капризно осведомилось уже пригревшееся существо.
      - Да, но попробовал бы ты просить, а не требовать, - попытался втолковать ему мальчишка.
      - Если я не услышу токкату, то посплю в другом месте.
      - Если не перестанешь угрожать, токкату ты не услышишь, - улыбнувшись, ответил Хин.
      Уан задумался:
      - Тогда выйди вон, - наконец, распорядился он. - Мне здесь хорошо, и подниматься я не намерен.
      Мальчишка фыркнул, развернулся на подставке, соскочил с неё и остановился в шаге от нахальной змеи.
      - И что же тут хорошего? - поинтересовался он, укладываясь на пол рядом.
      Солнце сразу же ослепило его, и он повернулся на бок. Спину обжигал невидимый огонь, но жар можно было терпеть.
      - Уж не мстишь ли ты мне? - подозрительно осведомился Сил'ан.
      - За что бы? - с искренним удивлением отозвался Хин.
      - Я не люблю, когда ты так близко. И ты это знаешь.
      - А ты догадываешься, как заставить меня исчезнуть.
      - Есть несколько способов, - недовольно протянуло дитя Океана и Лун.
      - Но только один, при котором тебе не придётся двигаться, - подсказал мальчишка.
      - Как жестоко и хладнокровно ты используешь мои слабости, - пожаловался Келеф.
      - Неубедительно, - оценил рыжий упрямец.
      Сил'ан тяжело вздохнул, признавая поражение.
      - Сыграй, пожалуйста…
      Мальчишка неторопливо поднялся:
      - Право, это не составило труда, - заметил он.
      Чёрная змея ухмыльнулась и довершила:
      - … партию клавесина из первой части концерта , который ты сейчас разучиваешь.
      Хин застонал.
      - Каждый раз, как ошибёшься или сфальшивишь - начинай сначала, - бодро напутствовал его уан.
      Орур отворил дверь хижины. Увидев на пороге мальчишку, он медленно поднял брови и демонстративно посмотрел на широкое оранжевое Солнце, тонувшее в песках. Хин смущённо кашлянул.
      - Я знаю, что опоздал, - молвил он.
      - На два часа, - медленно и раздельно выговорил старейшина.
      - Простите, - мальчишка поклонился.
      Орур недовольно хмыкнул:
      - Сегодня заниматься с тобой я уже не буду. Не годится на закате.
      Хин вновь наклонил голову:
      - Я понимаю.
      Мужчина покачал головой, вышел наружу и притворил дверь.
      - Пойдём, - сказал он.
      Они отошли от деревни на десяток айрер, там летень остановился и строго посмотрел на мальчишку:
      - Ты постоянно опаздываешь, а твои мысли вечно бродят где-то далеко. Так никакого толку не выйдет.
      - Простите, - снова сказал Хин.
      - Да что ты как заведённый! - резко бросил старейшина. - В конце-концов, кто из нас и чему хочет научиться?
      Юный Одезри промолчал.
      - Я понимаю, уан Кереф имеет на тебя огромное влияние, - вздохнув, терпеливо выговорил мужчина, - но пора уже спуститься с небес на землю. Ты человек и жить тебе среди людей. Ясно? (Мальчишка не ответил.) Зачем стыдиться своего происхождения? Да, мы другие, чем он, но и мы отбрасываем тени. Повелитель не видел стыда в том, чтобы просить меня научить его сражаться копьём. Запомни, Хин Одезри, тот не вызывает уважения, у кого нет своего лица.
      Рыжий упрямец по-прежнему молчал. Орур провёл рукой по волосам и заключил:
      - Передай уану Керефу приглашение на загонную охоту. Тебе полезно будет посмотреть на действия воинов, а ему, насколько я знаю, нравится за Кольцом рек.
      - Скорее всего, он откажет, - серьёзно ответил мальчишка. - Ему и без того приходится уж очень часто ездить в Разьеру и какие-то деревни. Я не знаю, что там не ладится, только он раздражителен и зол.
      - Всё там ладится, - невольно улыбнулся старейшина. - Злость помогает ему собраться и реагировать быстро.
      - Значит, это нарочно? - удивился Хин.
      - Если он всё-таки откажет, - настойчиво добавил летень, - скажи ему, что я прошу о разговоре.
      - Орур, я всё понимаю, но у меня нет времени, - перевёл Хахманух в ответ на долгий рассказ.
      Сил'ан взвесил в руке пухлый том и поставил его обратно на полку. Старейшина посмотрел на стеллаж с книгами, на множество исписанных пергаментных листов. Кроме них в маленькой комнате на второй половине крепости не было совсем ничего. Легчайшие, едва видимые пылинки реяли в солнечных лучах.
      - Владение на грани разорения, - спокойно объяснил уан. - А я не представляю, как налаживать торговлю, зато точно знаю, куда нужно вложить средства, которых нет.
      Человек сотворил жест незначения.
      - Да владение, сколько я себя помню, всегда было на этой грани, - сказал он. - И никто не волновался. Нам почти ничего не нужно, и у нас почти ничего нет. Так и живём.
      - Это прекрасно, - откликнулся Келеф. - Но половина моей земли укреплена и неприступна, другая же открыта всякому. Так и оставить?
      Летень озадаченно хмыкнул и сказал:
      - Как бы то ни было, одного господина Одезри я не возьму. Тут нужно учиться по-другому управлять динозавром, иначе получится не охота, а самоубийство. Но без вашего примера перед глазами, учиться он не станет.
      Сил'ан склонил голову к правому плечу:
      - Что значит: "по-другому управлять"?
      - Уходить от атак - это же не обычная пробежка, да и монстры не подставляют нам бока.
      Уан заинтересованно взглянул на старейшину:
      - А если по лапам ударят хвостом - скажешь, от такой подсечки динозавр тоже может уйти?
      Орур рассмеялся:
      - Наши - запросто, да ещё к выгоде для себя.
      - Вот как, - протянул Сил'ан и довольно прищурился. - Убедил. Еду.
      Хин видел монстров впервые; у него внутри всё зашлось и похолодело от страха. Руки вдруг стали тяжёлыми и неподвижными, тело покрылось холодным, липким потом. Динозавр не повиновался воле дрожащего всадника. Похожие на животных, покрытые шерстью серого, тускло-жёлтого, чёрного, бурого, а иные - даже зелёного цветов, чудовища бежали навстречу восьмерым загонщикам молча, сосредоточенные каждый на выбранной жертве, пожирающие её горящим взглядом. Мальчишке казалось, что он попал в чужой кошмар.
      Загонщики начали разворачиваться, все что-то кричали. Хин, широко раскрыв глаза, сидел неподвижно; завороженный, он смотрел, как надвигается смерть, совсем непохожая на ту, которая рисовалась в его фантазиях, чувствовал её сладкое дыхание на своей коже.
      - Шевелись! - рявкнул голос старейшины над самым ухом.
      Мальчишка вздрогнул. Передние монстры прыгнули, заметив нерасторопность жертвы. Кто-то хлестнул юного Одезри раскрытой ладонью по щеке, динозавр под ним завертелся, а потом резво помчался вперёд, направляемый твёрдой рукой. Голоса людей, досадливый и жадный рык монстров слились в бессмысленный гул. Ещё один удар по щеке выдернул мальчишку из мира грёз и едва не сбросил с ящера. Хин в панике зашарил руками, ища опору, и чудом ухватился за выступ седла.
      - Держи поводья, - зло сказал голос уана. - Десятый раз повторяю. Я сюда приехал не лоцманом тебе служить.
      - Что? - ошарашено переспросил мальчишка.
      Келеф молча сунул ему в руки перчатку, соединённую с десятком тонких нитей, протянувшихся к шее, голове и лапам динозавра. Хин зажмурился: голова звенела, мысли путались, щёку саднило и жгло. Когда он открыл глаза, уана больше не было рядом.
      - Вперёд! Не останавливаться, не сбавлять скорость! - прокричал Орур.
      Загонщики отсиживалась в реке, чтобы ящеры могли отдохнуть после часов быстрого бега.
      - Управляй своими эмоциями, - втолковывал один из летней мальчишке, немного усталым, но вполне доброжелательным тоном. - Когда мы сменяем вторую группу - злись. Злись сильно, припоминай тех, кто тебе досаждает, и представь, что во всём виноваты эти мохнатые страшилища.