Тюдоровская роза (№1) - Круги на воде

Стивен ничего не ответил, воспоминания о Мэг наполнили его. Как робко она смотрела на него из-под вуали в день их свадьбы. Как плакала от боли и страха. У нее были свои тайны от мужа, который обожал ее. Мэг умерла, истекая кровью и горько проклиная свою жизнь.

– Маргарет была, – Стивен прочистил горло, – ребенком. Очень доверчивым, легко ранимым. – Он испытывал ужасное чувство вины, понимая, что вынудил эту девочку стать женщиной, а затем матерью. И что самое непростительное – привел ее к смерти.

– Я очень хорошо знаю, что значит тосковать по умершей жене, – неожиданное сочувствие прозвучало в голосе короля. Стивен понимал, что Генрих вспомнил о тихой и покорной Джейн Сеймур, которая умерла, подарив ему самое дорогое – наследника трона.

– Однако, – продолжил Генрих властно, – у мужчины должна быть женщина. Не годится, чтобы старые воспоминания отвлекали тебя от исполнения долга. А теперь поговорим еще об этой леди из Уэльса...

– Сир, смиренно прошу вашего прощения, – Стивен понизил голос так, что король едва мог его слышать, – я никогда не соглашусь подбирать чьи бы то ни было остатки, даже если это король Англии. Я не хочу служить целебной мазью для вашей совести.

– Моей совести? – Губы Генриха скривились в усмешке. Он перешел на шепот, предназначая свои слова только для Стивена. – Мой дорогой. Уимберлей, откуда ты взял, что она у меня есть?

Стивен напрягся. Слова короля напомнили ему, что король Генрих VIII развелся с первой женой и казнил вторую. Он провозгласил себя главой англиканской церкви, разорвав, отношения с Римом, отобрал собственность у монастырей, лишил бедняков земли. А опозорить девственницу не составляло труда для Генриха Тюдора.

– Значит, я ошибся, – тихо ответил Стивен, – но я знаю, что леди Гвинит не захочет выйти за меня замуж.

– Это все из-за твоей запятнанной репутации, – Генрих махнул пустым бокалом. – Дикие попойки, игра в карты, похищения женщин. Сплетни доходят до дворца. О господи, да все девушки в королевстве дрожат при упоминании о твоем имени.

Стивена устраивали такие слухи. Он изо всех сил старался скрыть все, что было в нем положительного, создавая себе плохую репутацию.

– Я человек низких моральных принципов. Таков уж мой характер, и ничего с этим не могу поделать. А сейчас, если вы не против, Ваше Величество, я должен покинуть двор.

С быстротой, удивительной для его возраста и грузной фигуры, король вскочил с кресла. Его толстые пальцы схватили Стивена за ворот камзола.

– Нет, я против, – Генрих приблизил свое лицо вплотную к Стивену, который почувствовал даже запах только что выпитого сухого вина. – Найди себе жену, Уимберлей, и пусть она родит тебе здорового наследника, иначе все в Англии узнают, что ты прячешь в своем Уилтширском поместье.

У Стивена готов был вырваться из горла дикий рев, ему хотелось яростно все отрицать. Но за долгие годы он приобрел железную выдержку. Барон заставил себя промолчать. Как удалось Генриху узнать о его ужасной тайне, и как теперь король использует это?

Усилием воли Стивен совладал с собой и отступил назад. Король разжал пальцы, продолжая на него смотреть. Взгляд короля был полон негодования.

– На колени, Уимберлей.

Ярость кипела внутри, щеки пылали, но Стивен немедленно повиновался.

– А теперь поклянись. Клянись, что будешь во всем повиноваться мне. – Голос короля возвысился. – Поклянись, что ты женишься, если не на леди Гвинит, то на другой.

Приказ прозвучал, и в зале установилась напряженная тишина. Стоя на коленях, Стивен совершенно ясно оценивал ситуацию. Грудь короля тяжело вздымалась в припадке еле сдерживаемого гнева. Вдали замерли последние звуки лютни.

Все придворные застыли, затаив дыхание. Король бросил ему «перчатку», вызывая одного из тех немногих, кто осмелился возражать ему.

Стивен де Лассе был не настолько глуп, ему слишком дорога была собственная жизнь. Годы, проведенные при дворе, научили его избегать открытой конфронтации, отвечать двусмысленно, увиливать от прямого ответа.

– Ваша воля будет выполнена, сир, – четко, чтобы всем было слышно, произнес Стивен, зная, что если пробормочет свое обещание, король обязательно заставит повторить.

Все члены Тайного Совета одновременно испустили вздох облегчения. Они обожали смотреть, как унижают им подобных.

Генрих тяжело опустил в кресло свое большое тело.

– Я верю, что на этот раз ты выполнишь мою волю.

Стивен поднялся с колен. Король коротким кивком позволил ему удалиться. Почти одновременно Генрих начал отдавать распоряжения своим слугам.

– Оседлайте мою лошадь. Я отправляюсь на прогулку.

Стивен покинул Приемный зал, прошел через вестибюль. Затхлый запах держался даже здесь. Сандаловое дерево, горящее в камине, издавало тяжелый запах, от тростниковых ковриков исходил запах гниения, поскольку их не меняли месяцами.

Еще до аудиенции у короля Стивен попросил приготовить ему лошадь, чтобы сразу же уехать. Грумы из королевских конюшен пообещали подготовить неаполитанскую кобылу и подвести ее к западным воротам.

Стивен быстро прошел через двор мимо восьмиугольных башен. Он чуть задержался под входной решеткой, пики которой были направлены прямо в голову.

Как ему и обещали, оседланная лошадь стояла наготове, под развесистым дубом, недалеко от ворот.

Барон нахмурился, не увидев рядом с лошадью грума. Разве можно оставлять без присмотра такую ценную лошадь? И где, черт возьми, эсквайр Ким, сопровождавший его?

Подняв голову, Стивен вдруг заметил какое-то движение около лошади. Быстрая тень метнулась к ней.

Какая-то грязная цыганка пыталась украсть его лошадь.

Юлиана[6] не могла поверить своему счастью. Ей крайне нужна была лошадь для продажи на ярмарке в Раннимеде. Для этого она перебралась через реку на территорию дворца. Когда девушка ползла под буковыми деревьями, поглядывая на поблескивающие стены и золоченые башенки Ричмондского Дворца, неожиданно появился грум. Он вел такую великолепную кобылу, какую ей вряд ли приходилось ранее видеть. На лошади была серебряная сбруя, марокканское кожаное седло. Если продать эту лошадь, то на вырученные деньги весь табор сможет прожить дней десять.

Павло, ее гончая, напугала грума, и тот моментально скрылся. Юлиана часто пользовалась этим приемом. Англичане никогда не видели борзых и часто принимали огромную белую собаку за мифического зверя.

Девушка оглянулась – нет ли кого поблизости. Двое стражников, одетых в кентские зелено-белые ливреи, стояли у ворот в двухстах шагах от нее. Их взгляды были бессмысленно устремлены вдаль на холмы за Темзой, и они совершенно не обращали внимания на лошадь, спокойно стоящую в тени деревьев.

Юлиана дотронулась до своего амулета – брошь с кинжалом, которую она приколола к внутренней стороне пояса юбки, и осторожно вышла из-за буковых деревьев. Ее босые ноги ступали по влажной упругой траве, дешевые металлические браслеты тихо позванивали на ногах при каждом шаге, длинные юбки, сшитые из разноцветных кусков ткани, скользили по земле.

После пяти лет жизни среди цыган она стала походить на настоящую нищенку и вела себя соответственно, когда это было нужно. Юлиана внешне смирилась с судьбой, но тайная цель продолжала гореть в ее сердце.

Она никогда не забывала своего имени – Ульяна Романова, дочь знатного вельможи, помолвленная с русским боярином. И когда-нибудь, поклялась девушка, она вернется на свою родину и разыщет тех, кто убил ее семью. Она добьется, чтобы убийцы понесли наказание.

Это была неосуществимая мечта для девушки, оставшейся без гроша в кармане. Первые месяцы были особенно трудными для нее. По пути в Англию они с Ласло, который называл себя отцом Юлианы, продавали одежду и драгоценности. По прибытии в Англию у девушки не осталось ничего, кроме броши, украшенной драгоценными камнями, со скрытым внутри кинжалом и девизом семьи Романовых, выгравированном на задней стенке, – «Месть, верность и честь».

Эта брошь осталась единственным напоминанием о прежней жизни, и она никогда ее не продаст.

Со временем шок от потери близких превратился в тупую боль. Юлиана осваивала новую жизнь с той же решительностью и упорством, с которыми она когда-то обучалась верховой езде и танцам у своих учителей в Новгороде.

Она умела подлечить больную лошадь, скрыть ее дефекты и с выгодой продать гаджо. Девушка появлялась на базарах, умела выглядеть такой жалкой и грязной нищенкой, что люди давали ей деньги, только бы избавиться от нее. Юлиана научилась проделывать на лошади трюки, от которых захватывало дыхание, затем она с обольстительной улыбкой подбирала брошенные восхищенными зрителями деньги.

Так жизнь, возможно, протекала бы и дальше, если бы не Родион.

Мысль о нем заставила девушку вздрогнуть. Этот молодой, по-своему красивый цыган не спускал с нее глаз. Сидя у костра, он испепелял ее властным и жестоким взглядом.

Вчера вечером случилось неизбежное – Родион предложил ей выйти за него замуж. Ласло советовал Юлиане принять предложение Родиона. В отличие от нее, Ласло давно уже отказался от мысли вернуться на родину.

Но нет, Юлиана не откажется от своей цели.

Намерения Родиона побудили ее искать выход. Пришло время расстаться с цыганской жизнью. Надо было найти способ предстать перед королем и просить его о вооруженном сопровождении для возвращения в Новгород.

Прежде всего необходимо было приобрести достойную одежду: понадобились деньги. Юлиана привыкла воровать продукты с тележек на базаре, при помощи крючка крала какие-то вещи. Но как достать красивое платье?

Раньше все, что она зарабатывала, у нее отбирали в таборе. Но эта красавица лошадь будет принадлежать только ей.

Улыбка появилась на губах девушки. Ярмарка в городе Раннимеде начинается на рассвете. На такую лошадку быстро найдется покупатель. Когда появятся деньги, она быстро осуществит свой план.

– Сиди здесь, Павло, – прошептала Юлиана.

Огромный лохматый пес бросил тревожный взгляд на хозяйку, но остался лежать, опустив вытянутую морду на передние лапы.

Низко пригнувшись, Юлиана подошла к лошади спереди.

– Ну, ну, моя хорошая, – прошептала она, стараясь не волновать животное, – какая прекрасная лошадка, просто замечательная.

Лошадь перестала щипать клевер у подножия дерева. Ноздри ее раздувались, Юлиана услышала слегка встревоженное пофыркивание. Лошадь повела своими красивыми ушами.

Юлиана тихо щелкнула языком, уши лошади напряглись. Она протянула ей ладонь, на которой лежали две репы, вырванные на чьем-то огороде.

Лошадь жадно съела сырую репу и снова ткнулась в ладонь девушки. Юлиана улыбнулась. Несмотря на свою силу и выносливость, лошади были простыми созданиями, их легко можно было увлечь каким-нибудь лакомством. Очень похожи на мужчин, как говорила Катриона.

Хотя Юлиана сгорала от нетерпения и ей хотелось быстрее скрыться с добычей, она дала лошади еще одну репу и, приблизившись, начала гладить ей шею, бока. И все это время произносила ласковые английские слова, всякую бессмыслицу, которую произносят матери, убаюкивая ребенка. Мгновение спустя девушка почувствовала, что лошадь расслабляется и становится послушной.

Она бросила взгляд на ворота: стражники по-прежнему стояли спокойно, ничего не замечая. Под портиком дворца появился мужчина. Издалека Юлиана видела, что тот был высок, широк в плечах, с волосами рыжеватого цвета.

Полная уверенности в предстоящем успехе, Юлиана отвязала лошадь. Вставив одну босую ногу в стремя, она ухватилась за заднюю луку седла, чтобы вскочить в него.

– Стой, воровка!

На какую-то долю секунды голос незнакомца заставил ее замереть. Но в следующее же мгновение Юлиана легко взлетела – будто Бог ей помог – и села в седло. Немедленно она ударила пятками по бокам лошади и издала громкий победный крик.

Лошадь рванула с места, словно стрела, выпущенная из лука. Юлиана наслаждалась ездой, чувствуя под собой прекрасную лошадь. На таких она не ездила с тех самых пор, как они с Ласло убегали из Новгорода пять лет тому назад.

– Как я понял, цыганка украла твою лошадь, Уимберлей.

Стивен был так поражен тем, что женщина скачет на его Каприи, что не заметил, как подъехал король Генрих, окруженный придворными.

– Она далеко не уйдет, – уверенно заявил Стивен и повернулся в сторону конюшни, откуда грум выводил оседланного скакуна. – Подведи быстрее ко мне эту лошадь! – закричал он.

Грум на мгновение заколебался, не зная, что ему делать. Но затем, увидев грозное выражение лица барона, поспешил с лошадью к воротам.

– Предлагаю тебе пари, – Генрих приставил ладонь к глазам и смотрел вслед быстро удаляющейся лошади с цыганкой. Пышные юбки и спутанные волосы развевались на ветру. – Даю сто крон, что ты никогда больше не увидишь своей лошади.

– Договорились, – выпалил Стивен, вспрыгивая на скакуна. Пришпорив коня, он выскочил на открытую дорогу. Копыта громко простучали по мосту. Скакун не обладал слишком быстрым ходом, дыхание его было затрудненным. А Стивену было необходимо догнать Каприю, свою превосходную лошадь. И ему сразу стало понятно, что цыганка была искусной наездницей.

Она быстро проскакала вдоль буковой аллеи. На дороге к ней присоединилась огромная белая собака. Стивен был поражен, что лохматая собака мчалась почти так же быстро, как лошадь.

Он прижался к шее коня. Коричневая глина летела из-под копыт. Цыганка бросила взгляд через плечо и снова ударила босыми пятками в бока Каприи.

Стивену удалось немного сократить расстояние между ними. Чувство уверенности вернулось к нему. Ему нет необходимости догонять эту женщину. Он знал другой способ вернуть назад Каприю. Только необходимо, чтобы лошадь услышала его.

Когда расстояние стало достаточно близким, он приложил пальцы к губам и издал длинный резкий свист.

Лошадь рванула в сторону, поводья выпали из рук цыганки. Каприя резко остановилась, круто повернулась и поскакала назад.

– Нет! – отчаянный крик воровки разнесся по холмистым берегам реки. Она пыталась поймать поводья, но ей никак не удавалось схватить их развевающиеся концы.

Стивен с удовольствием наблюдал за ее тщетными усилиями. Менее опытный наездник безусловно упал бы с лошади и разбился бы насмерть, но ноги женщины крепко сжимали бока лошади.

От ужаса у Юлианы перехватило дыхание, но руки крепко держали гриву коня. Юлиана тщетно пыталась повернуть лошадь или хотя бы остановить ее.

Упрямое создание остановилось, только приблизившись к высокому мужчине. Тот, спешившись, стоял посередине дороги. Схватив поводья, он переложил их в другую руку.

Чувство потери и поражения охватило Юлиану, но она не позволила себе поддаться чувству отчаяния. Еще до того, как ее лошадь полностью остановилась, девушка соскользнула с нее, чтобы убежать.

Но голова ее рванулась назад, Юлиана почувствовала сильную боль и громко вскрикнула. Этот негодяй поймал ее за волосы!

Она стала отбиваться, босыми ногами нанося удары по обутым в высокие сапоги ногам мужчины. Юлиана царапалась, впиваясь ногтями в его шею, уши и куда только могла попасть.

Но Юлиане не пришлось долго сопротивляться. С необычайной ловкостью мужчина связал вожжами ее запястье.

– Ну вот, теперь все, – в голосе его клокотал гнев.

– Павло! Ко мне! – закричала девушка.

Огромная лохматая собака навалилась всем своим телом на ничего не подозревавшего мужчину.

И вдруг воздух прорезал голос Павло, взвизгнувшего от боли. Юлиана изумленно мигала глазами. Каким-то образом мужчине удалось схватить ярко-красный ошейник и скрутить его, не давая собаке дышать.

– Было бы жаль, – заметил он с подчеркнутым равнодушием, – погубить такое великолепное животное. Но я это сделаю, если, ты не прикажешь собаке успокоиться.

Юлиана не колебалась. Для нее Павло был дороже собственной свободы.

– Успокойся, Павло, – сказала по-русски девушка. – Тише, мальчик.

Собака тут же подчинилась, слабо повизгивая. Мужчина ослабил ошейник и отпустил животное.

– Не знаю, кому тебя отдать, шерифу или дворцовой страже.

– Нет! – за время пребывания в Англии Юлиана научилась ненавидеть шерифов. Она бросилась на колени перед незнакомцем и, сложив, как для молитвы, связанные руки, высоко подняла их.

– Господин, я вас умоляю! Не сдавайте меня шерифу!

– Боже мой, встань, – лицо мужчины вспыхнуло от досады, он потянул ее вверх за рукав. – Я не люблю, когда меня молят о чем-то.

Облегченно вздохнув, Юлиана поднялась на ноги. Боковым зрением она заметила, что от ворот дворца движется процессия, но не смогла отвести глаз от мужчины, поймавшего ее. Он был одет как благородный господин, и вид у него был такой мужественный, что она вспыхнула. Укороченный камзол, белоснежная рубашка с широченными рукавами. Панталоны из красивой ткани туго обтягивали его длинные ноги. Весь костюм был расшит серебряным галуном.

Своей большой рукой он осторожно приподнял девушке подбородок, заставив взглянуть на себя.

– И что мне с тобой делать, – в голосе прозвучали неприятные нотки.

Щеки девушки загорелись еще сильнее, теперь она рассматривала лицо незнакомца: гладко выбрит, что всегда поражало ее, так как русские и цыгане носили длинные бороды, густые волосы пшеничного цвета. Во всем его облике чувствовалась сила и властность.

Страх сдавил грудь Юлианы. Глаза пленившего ее мужчины вызывали чувство тревоги. Они были необычны: бледно-голубого цвета и холодные, как лунный камень. Девушка пыталась заглянуть через них в душу незнакомца и была поражена тем, что увидела. В его глазах светилось удовольствие: он испытывал наслаждение, преследуя ее, и мысль о том, что она может оказаться во власти шерифа, уже не казалась ей такой страшной. Опаснее было остаться с этим грозным лордом.

Но инстинктивно Юлиана чувствовала, что не должна показывать свой страх. Она вздернула подбородок.

– Вы получили назад свою лошадь, это непокорное животное. Почему бы вам не отпустить меня?

Мужчина сжал губы. Возможно, это одна из его сардонических улыбок, решила Юлиана.

– Непокорное? – Задумавшись, он дал лошади что-то, достав это из кошелька, висевшего на его украшенном орнаментом поясе. – Вовсе нет, только слишком жадное. Каприя приучена прибегать на свист и получать за это кусочек марципана.

Юлиана непроизвольно повторила незнакомое слово.

– Миндаль с сахаром, – с готовностью объяснил мужчина и протянул ей лакомство. – Хочешь попробовать?

Юлиана отвернулась, отказываясь. Лошадь слизнула с ладони мужчины кусочек марципана.

– Где ты научилась так ездить верхом? – спросил он Юлиану.

Юлиана молчала, не зная, что придумать в ответ. Если она скажет, что цыгане научили ее верховой езде, это может навредить табору, ведь знатные господа не любили цыган. Но, неожиданно для себя, она вдруг сказала правду.

– Меня учили этому в доме моего отца. В Новгороде, в русском княжестве севернее Москвы.

Мужчина приподнял светлую бровь.

– Воровка лошадей, к тому же не в своем уме. Как давно ты сбежала из сумасшедшего дома?

– Нахал и препротивный тип к тому же, – выпалила девушка в ответ.

– Лорд Уимберлей! – мужчина в костюме придворного выехал на дорогу. – Вам удалось поймать воровку?

– Кажется, да, сэр Боудли.

– Ловко сделано, лорд, вы развлекли Его Величество. Но, полагаю, ему не понравится, что он проиграл пари.

– Вот ваша пленница, сэр Боудли, – ответил Уимберлей с насмешливым поклоном и затем посмотрел на Юлиану. – Вы в руках дворцовой стражи.

Сэр Боудли удивленно свел брови.

– Совсем юная девушка? Кажется, цыганка.

Быстрыми резкими движениями он связал ей руки грубой веревкой, вернув вожжи Уимберлею.

На поясе, перехватившем толстый живот этого любителя эля, висели все необходимые приспособления для укрощения пойманных воров: черная плетка, ручные кандалы, путы.

Взгляд Уимберлея остановился на атрибутах жестокости. Глаза его помрачнели, он опустил их, плечи ссутулились.

– Пожалуй, мне пора в путь.

В приступе отчаяния и страха Юлиана окликнула его:

– Неужели все лорды такие трусливые, как вы, сэр?

Спина его напряглась, он быстро обернулся, словно опасаясь укуса насекомого.

– Ты обращаешься ко мне?

– Кроме вас, здесь сейчас нет ни одного трусливого лорда.

Брови его поползли вверх.

– Итак, ты считаешь меня трусом, не так ли?

С опаской Юлиана подняла связанные руки.

– Вы обвинили меня в том, что я украла вашу лошадь, и все же вы боитесь остаться, чтобы посмотреть, как меня накажут. Как наказывают за подобные преступления? Меня повесят? Или, возможно, всего лишь вырвут ноздри, или отрежут ухо, или руку, поскольку мне не удалось украсть лошадь. У настоящего мужчины должно хватить выдержки, чтобы увидеть все это.

Его сильные челюсти напряглись. Он обратился к официальному лицу.

– У девушки будет возможность предстать перед обвинителем в суде?

Юлиана затаила дыхание. Закон всегда против цыган. Ласло вбил эту истину ей в голову. Да, она прожила в таборе пять лет, но ведь она не была цыганкой. У нее благородное происхождение. Ее родственники – великие князья. Она докажет суду свое истинное происхождение, а этот наглый Уимберлей будет на коленях просить у нее прощения.

Громкий звук трубы прервал мысли Юлианы. Из ворот дворца выехала группа всадников – знатных вельмож. Одежда их была еще более роскошной, чем у лорда Уимберлейского. Вельможи окружили их, юноши приподнимались в стременах, чтобы лучше все видеть.

Сэр Боудли перегнулся так низко, что на него было больно смотреть. Даже Уимберлей склонил голову. Юлиана молча рассматривала всех. Она безошибочно определила среди них короля Англии.

Он сидел на чалом скакуне. Седло было огромным, несомненно, специально сконструированным под его большой вес. Английский король был таким же величественным, как великий князь Василий. Как и русские бояре, английский король носил бороду. Вся его одежда, сшитая из золоченой и серебряной парчи, сверкала, мантия была отделана черным мехом из африканской виверры.

– Лорд Уимберлейский, – голос короля был холоден и полон ненависти, – кажется, ты выиграл пари. Я думал, что ты навсегда потерял свою кобылу.

– Пари?

Юлиану охватил приступ гнева. Вопрос касался ее жизни, а король и лорд Уимберлей, оказывается, заключили пари.

– Расскажи, лорд, – сказал король, – что за трюк ты придумал?

– Это не трюк, сир. Я приучил свою лошадь возвращаться на мой свист, под каким бы седоком она ни была. Каприя не только быстронога, но и покорна.

– Какое удивительное животное, – воскликнул один из придворных, прижимая бархатную шляпу к груди.

– Да, это так, Френсис, – заметил Генрих. – Но это не повод для волнений.

Взгляд короля обратился к Юлиане. Его небольшие темные глазки были непроницаемы. Тонкие губы, окруженные рыжей, седеющей бородкой, сжались, затем рот его искривился в усмешке.

– Египтянка. Ты очень ловок, Уимберлей.

Новая волна страха охватила Юлиану. «Египтянками» здесь называли цыган. Англичане считали их преступниками. В некоторых районах страны за ними даже охотились. Это было что-то вроде спортивного состязания с призами для тех, кому удавалось убить или ранить кого-либо из цыган.

– Ваше Величество, – отчетливо и громко произнесла Юлиана, хорошо понимая, что в ее речи чувствуется слабый акцент, – я не цыганка.

Звонкий голос девушки привлек всеобщее внимание. Ее целью было добиться аудиенции английского короля. Конечно, она не предполагала, что обстоятельства могут сложиться таким образом, но ей удалось привлечь его внимание, и она должна воспользоваться этой возможностью.

Генрих громко расхохотался.

– А она еще и говорить умеет! И довольно мило, должен признать. – И он протянул затянутую в перчатку руку, унизанную бриллиантами. – Подойди сюда, девушка.

– Ваше Величество, не надо! – испугалась темноволосая леди, сидящая на коне в дамском седле. – Должно быть, у нее полно вшей и других паразитов.

– Я не собираюсь к ней притрагиваться, леди Гвинит. Я хочу только взглянуть на нее.

С высоко поднятой головой Юлиана выступила вперед. К ее собственному огорчению, ей приходилось страдать от вшей, но в данный момент их было не слишком уж много. К тому же она не могла упустить возможность поговорить с королем. Несмотря на то, что тяжелая веревка тянулась за ней по земле, Юлиана грациозно присела перед королем в. реверансе. Ропот удивления пробежал по толпе собравшихся.

Юлиана глубоко вздохнула. Искусству рассказывать она училась у цыган, сидя долгими вечерами у костра.

– Мое имя – Ульяна Романова. В вашей стране меня стали называть Юлианой. Я родилась в Московском княжестве. Мой отец – знатный боярин Григорий Романов из Новгорода.

Краешком глаза Юлиана заметила, как две знатные дамы склонили друг к другу головы и зашептались. Одна из них указала на замерзшие босые ноги Юлианы.

Девушка не обратила на дам внимания и продолжала:

– Это правда, что я пыталась... э... взять в долг лошадь у лорда Уилберфорда, – Юлиана надеялась, что правильно произнесла имя. – Я не знала, как мне поступить, Ваше Величество. Я жертва ужасной несправедливости. Я собиралась просить Вашего покровительства, Вашей защиты. Помогите девушке знатного происхождения.

Тихий смешок раздался среди придворных. Юлиана понимала, что им трудно поверить нищенке в грязном платье, со спутанными волосами, с лицом, запыленным дорожной пылью.

И все же ей удалось овладеть вниманием короля. Нельзя было упускать такой момент.

– Пять лет назад умер великий князь Василий, а русские бояре начали войну между собой. Банда наемников сожгла дом моего отца и убила всю мою семью, – голос ее дрогнул. Прошло пять лет, но ужас и скорбь все еще держали ее в своих тисках, мучая, ночными кошмарами. На мгновение она снова перенеслась в Новгород, вспоминая кроваво-красные блики пожара на снегу, высокие сапоги мужчин, хрустящий снег под их ногами, лезвие ножа убийцы. Она услышала визг собаки, сдавленное проклятие мужчины.

Видение исчезло так же быстро, как и пришло.

– Мне одной удалось спастись, и Бог помог мне бежать в Англию.

– Кромвель[7]! – крикнул король.

Мужчина в темном одеянии, с бледным, чисто выбритым лицом, сошел с коня и приблизился к королю.

– Я здесь, сир.

– Что ты думаешь об этом, сэр Томас? Может ли эта босоногая девушка быть дочерью московского князя или Уимберлей поймал сумасшедшую?

Сэр Томас сцепил свои длинные бледные пальцы.

– Действительно, князь Василий III умер пять лет тому назад, после его смерти между боярами началась борьба за власть. Эти сведения я получил от русского посла.

Ободренная Юлиана энергично закивала головой.

– Тогда вам понятно мое горе. Вы несомненно окажете помощь человеку равного с Вами происхождения.

Король весело усмехнулся. Лошадь под ним заволновалась, будто устав от тяжести его тела.

– Какую же вы хотите поддержку, леди?

– Корабль и надежный вооруженный эскорт: мне понадобится помощь, чтобы привлечь убийц к суду.

Кто-то из придворных не смог сдержать смеха. Остальные с радостью присоединились. Уимберлей скептически поднял брови. Раздосадованная Юлиана совершила невероятное. Связанными руками она сумела достать из-за пояса юбки романовскую брошь с крупным рубином.

– Вот доказательство моей принадлежности к роду Романовых. Мой отец подарил мне эту брошь на тринадцатилетие.

– Это подделка, – заявила леди Гвинит раздраженно.

– Или украдена, – добавил кто-то. – Нам уже известно, что она воровка.

Человек в темном по имени Кромвель обратился к сэру Боудли.

– Уведите отсюда эту лгунью и повесьте.

Хотя пальцы ее онемели от ужаса, Юлиане хватило самообладания снова спрятать брошь в потайное место.

Цепи ручных кандалов зазвенели, сэр Боудли потянул девушку за собой.

Уимберлей встал у него на пути.

– Отпустите ее, – сказал он.

– Но, милорд...

– Я сказал, освободите ее, – повторил огромный человек, нависая над сэром Боудли. – Она нанесла ущерб лично мне. Я не выдвигаю против нее обвинений, отпустите ее.

Король поглаживал бороду.

– У тебя слабость к женщинам низкого происхождения; Уимберлей?

– От нее нечего ждать, кроме беды, – вмешался Кромвель, в его гнусавом голосе звучало раздражение, – несомненно, барону Уимберлею не стоит так...

– Успокойся, Томас, – король взмахнул рукой и коротко кивнул сэру Боудли, тот только что развязал руки Юлиане. Первым порывом было – бежать от хитрого короля, его двора и особенно от этого страшного человека, державшего ее в плену своего холодного взгляда.

– Что ты скажешь на это, Уимберлей? – глаза его смеялись. – Отпустим девушку, или ты оставишь ее для себя?

Леди Гвинит хохотнула, прикрыв рот рукой. Юлиана молча смотрела на высокого светловолосого лорда. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но она чувствовала, что сомнения разрывают его. Суровое лицо его выражало неприязнь, но к ней или к королю, не могла определить. Юлиана затаила дыхание в ожидании ответа.

Стивен вздохнул, не зная, что сказать. Он хорошо понимал, что любой его ответ будет неправильным.

Придворные засмеялись. Все знали, что фарс устраивался, чтобы развлечь их. Стивен восхитился, с каким достоинством девушка переносила насмешки короля и придворных. Жестокий взгляд черных глаз Генриха приводил в трепет и более смелых людей, и все же она выдержала взгляд короля. Как будто она действительно считала себя равной с ним.

Все говорило Стивену о том, что он должен отпустить девушку, отправить ее к цыганам. Но Стивен совершил непростительную ошибку: заглянул девушке в глаза.