Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Язычник

ModernLib.Net / Исторические детективы / Веста А. / Язычник - Чтение (стр. 14)
Автор: Веста А.
Жанр: Исторические детективы

 

 


– Ну да, да… Только не надо так смотреть… Линка была у Вараксина ближайшей помощницей. Но это уже после гибели Наи. Не понимаю, какое отношение. – Ляга причитал плаксивым бабьим голосом, словно я перетряхивал его нижнее белье.

– Предупреждать надо было, друг. А до этого кем она была?

Ляга молчал, багровая физиономия побелела на лбу, у рта и крыльев носа.

– Колись, друг… На их совести уже два убийства, нет, три: Наю они убили дважды. Следующим будешь ты, как обладатель опасной информации.

– Но я же… ничего, – Ляга захлебнулся от прихлынувшего страха.

Он полез в бар за «гостевыми» сигарами. Нервно шуршал оберткой, чиркал ломающимися спичками. Он никогда не курил, но неумело тыкал сигаретой между лиловыми губами.

– Прости меня, Бледный Лис! Ну, хочешь, на колени встану? Я молчал: так было спокойнее. Лина была твоей лаборанткой. Я там и подцепил ее, в Бережках. И представляешь, два месяца был счастлив, если мне удавалось прихлопнуть комара на ее плечике или подержать за локоть. Чтобы угодить ей, устроил к Вараксину. Она ему понравилась, она умела пускать дым в глаза.

– Ляга, это она убила Наю, и я могу это доказать.

Ляга виновато всхлипнул и кулаками тер глаза, а я лихорадочно вспоминал, выстраивая совершенно новую для меня картину.

Полина? Эта серая мышь? Полина, занятая проверкой анализов. Ее длинное, немного лошадиное лицо, с торчащими вперед зубами, близко поставленные, обведенные коричневой тенью восточные глаза. Шемаханская царица, Эсфирь и Юдифь вместе взятые, биоробот, подброшенный сначала мне, а потом прямиком в постель к Ляге. Откуда она взялась в Бережках? Кажется, ее прислали с кафедры, когда я заявил тему своей дипломной работы. Тема была настолько витиеватая, что я уже не смогу вспомнить ее в подробностях. Но поиски эликсира бессмертия отчетливо просматривались за нагромождением научных терминов.

Она убила мою Наю. Она подстерегла ее и столкнула с высокого обрыва. Раздела и забросала ветками. Она сбегала в сарай за бензином и сделала еще что-то такое, за что ее мало разорвать на куски… Через семь лет я воскрес, нашел своего старинного друга, ее мужа. Она догадалась, что я вернулся по образку, который семь лет назад висел на моей юной шее. Испугавшись, она стремглав бросилась в Бережки уничтожить спрятанные улики, которые побоялась убрать сразу. Она узнала меня на празднике у Вараксина и, будучи осведомлена об обычаях тюремной прописки, бросила полотенце на пол в спальной, чтобы испугать меня, вернее, загипнотизировать страхом.

– Ясно… Ее приставили ко мне. Но в Бережковскую амбулаторию ее прислали с кафедры… Кто, кто это сделал, Ляга?

– Подразделение «постельная разведка» имени Эсфири и Юдифи, – пробурчал Ляга.

– Что-что? Не понял…

– Сейчас поймешь. По сути, Юдифь – это Эсфирь-неудачница.

– Не темни, Ляга…

– Ну, ты Климова, конечно, не читал и о теории мирового заговора впервые слышишь…

– Не было времени.

– Так вот, сопоставив два библейских рассказа, мы приходим к выводу: на крайние, «мокрые» меры Юдифь пошла ИЗ-ЗА недостатка времени и невозможности узаконить свои отношения с Олоферном. Ее предшественница Эсфирь была более удачной резидентшей. Став законной царицей, она могла реально влиять на дела государства. Ночная кукушка дневную перекукует. Под гипнозом сексуальных чар Эсфири Артаксеркс внезапно возлюбил изгнанный отовсюду народ, подло казнил вернейших сподвижников, буквально истребил цвет персидской армии и окружил себя «мардохеями» из родственного клана женушки. А вот Юдифь действовала в осаде, ей приходилось спешить, и она вынуждена была идти напролом. Грустно, что уроки истории усваиваются гораздо хуже попкорна. Полина работала в рамках древнейшей стратегии.

– Мировой заговор, говоришь?

– Поверь, мне и самому было бы легче и радостнее жить, не зная всего этого. Но погляди, что сделали с Расеюшкой! Выкручивают руки, не дают продавать нефть внутри страны по реальным внутренним ценам, душат крестьянство, диктуют, сколько славян оставить в живых, не разрешают реально бороться со СПИДом, развращают подростков наркотиками, травят ядовитым пойлом, а всех, кто поднимет голос протеста, сейчас же покупают или заставляют замолчать… навечно…

Институт «сатанинских невест» остается самым боеспособным подразделением, пока мир делится на мужиков и баб. Догадываюсь, что и ко мне Линочку от той же «кафедры» определили. Нам, мужикам, только кажется, что это мы кадрим, цепляем и берем девок. На самом деле все уже предрешено к тому моменту, как ты успеваешь сделать свой «единственный и правильный выбор».

Я не перебивал его излияний.

– На убийство Наташи Линку толкнула ревность… Она метила в тебя, Бледный Лис. Хотела заполучить тебя и быстренько сделать ученым с мировым именем. Но работал бы ты под колпаком, вернее, под юбкой своей женушки. Для института «СН» это раз плюнуть. Он для этого и создан. Но, видимо, ты ее чем-то разозлил, как бабу, и твои исследования было решено прикрыть. Смерть, сопряженная с грязью, с изнасилованием – это то, что нужно! Знакомый почерк…

– Но ты-то, ты зачем уцепился за нее?

– Я же не знал ничего… Она разыскала меня, явилась сюда с крошечным узелком, бледненькая, расстроенная студенточка, в матерчатых тапочках на босу ногу. Я потек, как эскимо и оставил ее на ночь. Ну, как бы тебе объяснить… Стыдно, но тебе скажу – не дала ни разу. Но сама брала виртуозно, так что ноги отнимались, а главное исполняла, как сольную партию, с поэзией и смыслом. Я даже звал ее «Сафо».

– Сафо, говоришь? А может быть, ей была нужна она, Ная, и Сатана, засевший в Лине, требовал именно ее? Поэтому она и надругалась над трупом…

Внезапно мне стало все безразлично, и даже тысячи мировых заговоров не заставили бы меня шевельнуть пальцем.

– Ладно, Сашка, устал я. Сейчас приму душ и завалюсь спать, а ты постарайся разузнать что-нибудь про Абадора. Этот молодчик хвастался, что его предки жили в России.

– Ну, это «Интерпол» придется запрашивать… Но и здесь для нас ничего невозможного нет. Хотя постой, от Лины я знаю, что его настоящая фамилия Баррон… А мы сделаем проще, мы пошлем запросик… Я уже успел половину своего архива загнать в компьютер, сейчас он нам выдаст.

Системный блок Лягиного компьютера долго зависал и наконец выдал текст на латинице.

– Плохо дело, придется вручную колупаться…

Я прожил у Ляги несколько дней, пока он наводил тщательные справки и раскапывал уголовные и личные дела. Оказалось, он уже давно собирал материалы об имении Шаховских, а также о его нынешнем неуемном управляющем. Ранним утром Ляга поднял меня и заставил выпить пузатую кружку кофе, прежде чем напичкать своими открытиями.

– Пока ты дрых, Бледный Лис, кое-кто глаз не смыкал, взламывая секретные серверы Интерпола, знакомые хакеры подносили отмычки. Шучу, конечно, хотя кое-какие связи и у нас имеются… Вот что вытанцовывается… Это прямо наброски романа. Твой Абадор – настоящий «черт из табакерки».

Родословная Абадора, Лео Баррона, оказалась примечательной. Сведения, полученные из архивных отложений царской охранки и «чрезвычайки», щедро сдобренные черным юмором и пересыпанные поэтическими цукатами, оказались совершенно уникальным блюдом.

– Свой неспешный путь, похожий на движение улитки, далекий предок Лео Баррона начал в городке Праге, это под Варшавой, лет триста назад. Фамилия Баррон была куплена им в местном протекторате. К своему родовому имени Арон он добавил несколько литер, уплатив за каждую чистым золотом. Воистину имя и число правят миром и каждая буква имени не случайна. Еще в библейские времена, добавив к имени всего лишь одну букву, человек менял свой статус. Аврам превратился в Авраама, а Сара в Сарру. В позапрошлом веке евреи повсеместно покупали у властей фамилии аборигенов, хотя в некоторых странах с них эти маскхалаты снимали и заставляли брать чисто еврейские фамилии, чтоб население знало, с кем имеет дело. Но, как правило, осел, груженный золотом, побеждал. В России у взяточников-полицмейстеров была своя такса. Дороже всех стоили драгоценные фамилии: Алмазов, Гольденштейн, потом шли фамилии попроще, отличающиеся некоторой искусственностью. И напоследок «птичьи»: Галкин, Жаворонков, Соловей, Воробей. Это были самые дешевые «русскоязычные» фамилии, с легким оттенком иронии. За два столетия Барроны проползли из Польши в Галицию, где окончательно обнищали. Переселенцев было слишком много, и коренные народы были не в силах их прокормить. Попробуйте заняться ростовщичеством среди нищих. Унизительная бедность коснулась Барронов. В позапрошлом веке, после объединения России и Польши, на наши хлебные нивы хлынул поток переселенцев с Запада. Предки Абадора в поисках лучшей доли тоже рванули в Россию и оказались как раз за чертой оседлости. Эту «черту» ввели своим указом Романовы, дабы уберечь коренное население от ограбления и спаивания, как о том нелицеприятно сказано в Указе Сената от 1727 года. После отмены этого постановления Исаак Баррон перебрался в небольшое сельцо Краснопольское, где начал торговлю самогоном и дешевым табаком. Через три года Краснопольское сгинуло в тартарары от пьянства, а предприимчивый Баррон переехал в богатое торговое село Ямская слободка, где открыл большой шинок и гостиницу. Десяти лет хватило, чтобы богатейшее село обнищало и наполовину выгорело, а Исаак разбогател настолько, что смог отправить своего старшего сына на обучение в Петербург. Вот тут-то мне и попалось одно примечательное уголовное дело от 1920 года, о самоубийстве гражданки Шаховской А.И., заботливо сохраненное моим предком на особой, «чекистской» полке. Из опросов бывшей прислуги и случайно сохранившихся свидетельств вырисовывается трагический сюжет. Но все по порядку. В годы Первой мировой войны двадцатилетний Лео, выкупленный от призыва на военную службу, пытался ухаживать за княжной Анастасией Шаховской, дочерью обедневшего аристократа, но успеха не имел.

Оказавшись в среде перевозбужденной революционной молодежи, Лев вскоре забыл наставления отца, примкнул к революции и не прогадал! Через несколько лет он вернулся в «родные» края уже «при понтах»: в комиссарской кожанке, с маузером на поясе и с небольшим отрядом полупьяной «революционной бедноты». Несколько недель отряд лютовал по окрестностям. «Лев Революции» собственноручно расстрелял последних зажиточных мужиков, которых так и не сумел споить его отец, вдоволь поиздевался над их семьями. Он же взорвал сельскую церковь. Напоследок Лев вызвал на допрос в губчека свою бывшую любовь, Анастасию Шаховскую. Она давно отказалась от своего состояния и работала учительницей. Судя по всему, несколько дней и ночей учительницу допрашивали и насиловали в его кабинете. Потом Анастасия была отпущена, но не смогла пережить позора и покончила с собой. Кстати, вся эта история развернулась вблизи разрушенного имения Шаховских, которое восстановил Вараксин, и кто натолкнул его на эту мысль? Правильно, Лео Баррон, полная копия своего деда. Ошибкой Лео Баррона-деда было то, что он всеми силами стремился в ближайшее окружение Троцкого. Нелишне заметить, что Троцкий был масоном, членом ложи «Великий Восток». Он даже собственноручно написал книгу по масонству, но его труды затерялись в перипетиях революционной борьбы. Будучи весьма продвинутым архитектором будущего, именно он предложил пентаграмму, пятиконечную звезду в качестве оккультного символа нового Адама. В 1927 году Сталин выслал Троцкого из страны. Но борьба с троцкизмом только лишь набирала обороты. Одновременно утихли гонения на православных. Но Лео Баррон всегда «держал нос по ветру». В самый разгул арестов и репрессий против сторонников Троцкого он успел нелегально перейти финскую границу и через год очутился в Германии. В идеалах революции он уже разуверился, и ничто не мешало ему жениться на вдове ювелира. Так Лев Баррон стал владельцем целой сети ювелирных лавок и антикварных магазинов в Берлине и Дрездене. Через десять лет к власти в Германии пришли нацисты, грянула «хрустальная ночь» разбитых витрин. Организованное еврейство, крепко сплоченное и «зубастое», было объявлено «чумой», но до газовых камер было еще далеко. За несколько лет Германию покинуло шестьдесят тысяч богатейших семейств. Никаких препятствий в вывозе капиталов им не чинили. Остались только бедняки. Их было не так много. Несопоставимая с реальностью цифра еврейских потерь во время Второй мировой войны извлекается путем несложной арифметики. Было много, стало мало! Да, после Второй мировой их осталось совсем немного в Германии, да и в Европе, но большинство изгнанников благополучно переплыло океан, и в дальнейшем обосновалось по всему миру.

Зажиточный Лео Баррон с семейством поселился в цивилизованной Швейцарии, где было много его соплеменников. Среди его многочисленных детей один только Лео-второй вышел в люди. Вот тут-то и закавыка, по всем метрикам Абадору уже за семьдесят, а он пышет, как розан. Кроме того, он пользуется поддельным паспортом, соответствующим его биологическому возрасту. Все остальные Барроны оказались пройдохами, психами, извращенцами и закончили свои дни в тюрьмах и сумасшедших домах, но за прошедшее столетие тяга к недосягаемому благородству русской аристократии не только сохранилась, но даже преумножилась. Это Лео-второй разыскал в закрытом швейцарском пансионе Денис, он устроил ее «брак» с Вараксиным. Перемешать царскую кровь с кровью одного из пятисот богатейших семейств мира, это одновременно уничтожить сакральную династическую чистоту и возвеличить, таким образом, свою дьявольскую природу. Однако появление, вернее, «явление» Денис, «царицы крови» и наследницы мистической власти – уникальный шанс изменить будущее всей нашей многострадальной Расеюшки. Окажись она волевой, умной женщиной, и глобалисты сломают челюсти об русский орешек.

Представь себе эту величественную картину: целая страна избирает уникальный исторический путь развития и вырывается из-под ярма. Великая белая монархия на одной трети земного шара. Золотая Русь. И нашей будущей царице, может быть, не хватает только одного, двух верных витязей, Осляби и Пересвета, чтобы сделать решающий шаг.

– Это будем мы! Ты готов? – Глаза Ляги засветились.

– Всегда готов! Ты все-таки сказочник, Ляга…

– Нет, ты подумай, срыв их мерзких планов будет лучшей местью Лине и Лео Баррону. Как провалившихся агентов их собственными руками уничтожат те, кому они служат.

Все, что так ярко живописал Ляга, не возымело на меня никакого действия. «Сакральная чистота», воодушевляющая пыл рыцаря золотого «Паркера», была давно вытоптана Абадором, а сама будущая царица находилась во власти противоречивых женских страстей.

Глава 8

Рыцарь и смерть

Случилось так: у одного охотника умерла жена. Ее схоронили. Охотник вместе с детьми откочевал к морю. Но в первую же ночь женщина, как ни в чем не бывало, легла рядом с мужем. На следующую ночь охотник оставил у входа в чум свои пимы и ловчие сети, а сам спрятался неподалеку. Когда стемнело, большая белая сова влетела в чум. Охотник убил ее, хотя она и звала женским голосом. Оборотня следует истребить сразу, как распознаешь его.

Из рассказов Оэлена

Я возвращался назад, в Шаховское. Весь мой дальнейший путь был располосован на ад мщения и влекущий рай. Я с болью сдирал старую кожу и оголенными нервами чуял жгучий холод. Я не смог стать паладином Жизни, но смогу ли я стать витязем Смерти. Мне предстояло спланировать убийство Лины и по всем законам жанра насытиться видом ее предсмертных мучений, но, вслушиваясь в тихий голос внутри себя, я чувствовал величайшее отвращение к своей роли. Денис была единственным существом, которое еще волновало и удерживало меня на земле. Едва подумав о ней, я согрелся, словно в груди вспыхнула яркая свеча. Против воли и разума, я возвышенно и глупо обожал ее, утешаясь тем, что истинные рыцари никогда не делили любовь на идеальное и низменное; так рыцарь был обязан с обнаженным мечом стоять в дозоре возле кустов, куда по нужде уединилась его избранница. И я был бы готов извинить, мягко говоря, странное поведение Денис, если бы не козлиные ноги Абадора.

Я возвращался в Шаховское ради нее, не ради царицы, «сосуда избранного», а ради беззащитной и искренней женщины, ради ее доброты и не женской отваги. И красоты: изысканной, редкой, вымирающей.

На подступах к поместью я обогнал несколько разномастных авто. Еще десятка два теснилось у служебных ворот. Места не хватало, и охрана выстраивала автомобили в несколько рядов.

Во флигеле меня ожидал темный фрак и белые перчатки, и мне ничего не оставалось, как облачиться во весь этот факирский наряд и присоединиться к представлению.

Парк искрился и играл огнями. Ковры устилали не только ступени дворца, но и заснеженные аллеи.

Нижний этаж сиял богемским хрусталем и пламенем живых свечей. Нарядные дамы и кавалеры окружали возвышение, напоминающее трон. Диона была в глухом траурном платье. Прошло сорок дней со смерти Вараксина, и в своей «протокольной» печали она была смиренна и иконно красива.

В этот рождественский сочельник в Шаховском гостило дворянское собрание. Великосветский бал был вновь отменно поставлен Абадором. С балкона грянула бравурная музыка, и девушки в белоснежных кисейных платьицах закружились в объятиях строгих кавалеров в черных фраках. К ним вразнобой присоединились присутствующие. Абадор кивком напомаженной головы пригласил Диону, и все расступились, давая место этой грациозной паре. Он кружил ее, почти не касаясь изумительно тонкой талии, почтительно склонив прилизанную голову и притушив всегдашнюю полупрезрительную улыбку. Он как бы извинялся, что прикасается к ней, что здесь нет и быть не может пары достойной ее.

Из присутствующих мало кто умел танцевать великосветские танцы, и благородный вальс вскоре перешел в нестройный галоп. Наплясавшись, гости перешли в «ампирную» залу с золоченой лепниной. С расписных потолков на неслыханное пиршество внизу с вожделением взирали тучные нимфы и бородатые сатиры. Всеобщее воодушевление переместилось к батареям хрустальных штофов, и мортир, заряженных шампанским, к столам, ломящимся от истинно русских закусок: расстегаям с вязигой, зубастым осетрам и сочным поросятам с бумажными розочками в ушах. В ледяных, подсвеченных изнутри вазах-корабликах алела красная икра.

В потолок ударили пробки от шампанского. Хор на балконе грянул «Многая лета…» и «Боже, Царя храни». И тут среди гостей я увидел Лину. За эти годы она многое сделала со своим лицом и волосами, всеми силами изгоняя признаки породы. Теперь она была яркой блондинкой голливудского стандарта. Радужку глаз расцвечивали голубые линзы. Накачанный силиконом бюст грозил порвать одно из эксклюзивных изделий «Артишока». Во всем ее вызывающем облике не осталось ни одной естественной черты.

Около полуночи ряженые гвардейцы принялись палить из пушек. С верхних этажей дворца брызнули стекла. Я торопливо покинул бал вслед за Линой. Она от чего-то нервничала, покусывала лакированные ногти и вскоре в сопровождении охраны отбыла в Петербург.

После смерти Рубена Яковлевича статус Лины вырос. Полвзвода охраны на черных джипах сопровождали ее. Я видел сквозь заснеженный кустарник, как она садилась в машину. В руках она сжимала плоский сверток. Кавалькада, мигая разноцветными фарами, двинулась в направлении города. Прикинув неспешное движение кортежа по обмороженному шоссе, я решил догнать Лину на въезде в город. В мозгу все еще оглушительно ревел хор, кружил хоровод беснующихся масок, и над всем этим плыл печальный, отрешенный взгляд Дионы.

В первом часу ночи Лина, как снежная королева, пронеслась по Невскому и, покружив по набережным, наконец, свернула в переулок, в котором располагалось агентство «Артишок». Она отпустила охрану, оставив только одну машину.

Агентство было погружено во мрак, лишь в вестибюле тускло светились настенные бра. Лина, держа сверток, скрылась в дверях, и вскоре в ее кабинете на третьем этаже вспыхнул свет. Она вышла минут через десять уже без свертка. Хлопнула дверцей и стремительно снялась с места. Я не успел развернуться в узком проулке и потерял ее из виду. Ночная охота не удалась. Я медленно двинулся к набережной Мойки, но едва ли успел отъехать с десяток метров. Что-то крупное, пятнистое, как большая кошка, стукнуло в боковое стекло, соскользнуло на тротуар и скатилось под колеса. Распахнув дверь, я выпрыгнул на обочину, помогая подняться пожилому джентльмену в экстравагантном леопардовом пальто. На меня счастливо-бестолковыми глазами смотрел Павел Соломонович.

– Вау! Ты? Здесь? Это просто подарок судьбы! – пробормотал он.

– Я не помял вас? Вы прыгнули из темноты как барс, я едва успел затормозить. Простите великодушно…

Я помог Павлу Соломоновичу отряхнуться. Половина его шубы вымокла в снежной каше, уже потерявшей свою девственную чистоту.

– Нет-нет, не надо извиняться. Я сам виноват. Ну, давай же отметим мое чудесное спасение: любой ресторан, меню на твой выбор.

– Ничего не выйдет, я на редакционном задании и только что упустил госпожу Ляховицкую, кстати, по вашей вине! Где теперь ее искать?

– Ну, мы же с тобой союзники.

– Как Сталин и Черчилль?

– Хо-хо, ну и шутка! Я догадываюсь, куда она рванула. Скорее в машину…

И Павел Соломонович, подкинув фалды, запрыгнул на переднее сиденье.

– Ты получишь первосортный материал из жизни «хозяев жизни»!

– Да… Но, как папарацци, я, пожалуй, не состоялся: забыл свой фотоаппарат.

– Ерунда. Сейчас я на минутку вернусь в агентство и вооружусь шпионской техникой. Стреляет без вспышки.

Через полчаса мы затормозили у мрачного полуподвала. Трудно поверить, что несколько минут назад сюда вошла сногсшибательная дама, хозяйка крупнейшего модельного агентства.

– Деньги-то хоть у вас с собой? – деловито осведомился Павел Соломонович, – вход стоит пятьсот. За двоих – тысяча.

– Рублей?

– Баксов, милый друг, баксов!

Я выложил из карманов завалявшуюся пачку, недоданную Глинову промозглым осенним вечером.

– Ого! Да здесь хватит на ложу первого яруса…

Мы прошли сквозь строй накачанных молодцов в пиратских банданах и черных майках.

– Это закрытый клуб «Гладиатор». Очень дорого, экстравагантно!

За дощатой загородкой, изображавшей VIP-ложу, я заметил Лину. Она была бледна и напряжена. Лысый рефери щелкнул бичом:

– Господа, приберегите ваши эмоции! На нашем помосте не знающий поражений Стек и бешеный убийца Варлок!

Молодцы в банданах выволокли на ринг сипящих от ярости чудовищ: рыжего питбуля, скрученного из жил и толстых мышц, и огромного неповоротливого метиса с измазанным зеленкой бритым черепом. Угрожающе рыкая, псы закружили по рингу, примериваясь к схватке, неуклюже, как вараны, переставляя лапы. Через мгновение они сцепились в ревущий шар. Кровь, пена и клоки шкур долетали до первых рядов. Более рослый метис быстро подмял под себя рыжего бестию, но Стек успел мертвой хваткой вцепиться в горло метиса.

Схватка оказалась чересчур короткой, и зрители разочарованно завыли, засвистели. Заголив на коленях «бальное» платье, Лина выкрикивала ругательства.

Бойцы, не в силах расцепиться, барахтались в луже густой дымящейся крови. Метис хрипел, его единственный уцелевший глаз подернулся смертной пеленой.

Собак уволокли вместе с ковром и сцену наскоро переоборудовали. На помост вывалили блестящую мокрую грязь с запахом сырой нефти.

– А теперь долгожданный десерт! Королевы ринга: Безумная Грета и Белокурая Ассоль. Впервые вдвоем! Включаем наш тотализатор. Делайте ставки, господа!

Огромная женщина, пузатая как самовар проковыляла по грязи, посылая скупые воздушные поцелуи. Голова ее была выскоблена наголо, крупный нос расплющен и сбит на сторону. Щербатая улыбка казалась почти добродушной. Шнурованный купальник из черной блестящий кожи обливал тело, жирное, как у борца сумо. К рукам и ногам были прикручены блестящие латы. Следом на ринг выпрыгнула голая красотка: невысокая, ладная, с оливково-смуглой кожей и пышной, дерзко приподнятой грудью. Из всего антуража на ней был только ошейник с медными шипами, широкий кожаный пояс с ремешком, прикрывающим «несжатую полоску» в паху, и короткие красные сапожки. Гибкая, как циркачка, она прошлась колесом, макая золотисто-рыжие волосы в черную жижу. Сделав рискованное сальто, она с кошачьим воплем кинулась на толстуху, ударила головой в живот, подсечкой сбила с ног и принялась волтузить. Толстуха слабо отбивалась, раздавленная собственным весом. Ассоль короткими ударами по ушам глушила соперницу. Грязь сыто чавкала, голова Безумной Греты моталась под ритмичной молотилкой. Трибуны восторженно ревели. Но Безумная Грета не собиралась сдаваться. Мотая разбитой башкой, она скинула с себя яростно визжащую Ассоль, поднялась нерушимой скалой, роняя ошметки грязи, с ревом сгребла соперницу в охапку, перевернула и в бешенстве макнула лицом в грязь. Потом она намотала на кулак пряди слипшейся золотистой гривы, нагнула голову Ассоль к полу, и оседлала ее. Подпрыгнув, она всем своим сатанинским весом вдавила златовласку в черную жижу. До трибун долетел хруст ломаемых костей.

Я оглянулся на Лину. Ее глаза горели. Ее визг тонул во всеобщем гвалте. Все ее холодные извращенные инстинкты ушли в жажду крови. Жалкая, страшная, она терзала свое резиновое тело торопливыми механическими движениями.

– Снимай! Снимай! – Павел Соломонович вырвал из моих рук фотокамеру, вскочил и быстро нащелкал с десяток кадров.

Празднуя победу, Грета с размаху пнула Ассоль в живот, перевернув одним ударом навзничь, потом сорвала с себя кожаные клочки и, размахивая ими, удалилась.

Ассоль еще пыталась перевернуться, но переломанное тело не слушалось ее. Облепленная грязью, она корчилась в агонии, судорожно разводя колени. Трибуны ревели и бесновались. «Властители судеб не знали человеческой жалости». Я видел все в отвратительно ярких красках. В этом последнем женском бесстыдстве был и бунт, и смертная месть всем, глазевшим на ее животную муку.

– Все, больше не могу! – глухой, ослепший, я на ощупь протискивался к выходу.

Расстроенный Павел Соломонович догнал меня на выходе.

– Да, мне тоже крепко не по себе. Все это так грубо… Может быть, вернемся в «Артишок», запремся где-нибудь в тихой студии. После бедлама хочется расслабиться и отдохнуть…

– Я согласен, – выдохнул я. – Только маленькая просьба, вернее, моя причуда, – давайте посидим в приемной госпожи Ляховицкой. У вас, по-моему, есть ключи.

Через полчаса мы затормозили у дверей «Артишока». Павел Соломонович под ручку завел меня в агентство, едва кивнув величественным монументам на входе. Лифт был выключен, и мы поднялись в апартаменты Лины по витой лестнице. Павел Соломонович открыл собственным ключом.

– Я зверски голоден, к тому же сам напросился угостить тебя какой-нибудь вкуснятиной. Мое предложение остается в силе.

Павел Соломонович кокетливо улыбнулся и отправился в подвальчик, раздобыть на кухне «Наутилуса» что-нибудь не до конца остывшее. Оставшись один, я приступил к торопливому обыску. Ящики стола оказались пусты. Сейфа в зале не было. Почти без надежды я поискал за зеркалами, за портретом. Ничего.

Вскоре явился Павел Соломонович. Он игриво держал поднос на вытянутых пальцах, демонстрируя чудо ресторанного эквилибра. Вероятно, это была его первая профессия.

– Ну-с, приступим. Не томи меня, умоляю. Вот бутылочка «Шабли», вот закуска. Выпьем же на брудершафт. Знаешь, мне совсем не нравится имя Демид. Оно сухое и невыразительное. Я буду звать тебя Дориан…

– Отлично, Пабло, а лучше Пуэбло. Только сначала о деле. Этих снимков мало, чтобы завалить эту стерву. Где она прячет свои секреты? Давай пошуруем в ее закромах, наверняка что-нибудь отыщется.

– Дорик, я знаю почти все ее секреты. За портретом есть тайник. Надо нажать на два нижних угла рамы и картина откроется, как дверь. Эта бабища думает, что самая умная. Она еще не знает, с кем связалась.

– Давай попробуем.

– О, Дориан…

Не закончив признания, Павел Соломонович вскрыл тайник. В удобной нише лежали счета и бурая от времени папка. Отдельно – небрежно брошенный образок на оленьей жилке. Зная, что не должен его брать, чтобы не накликать на свою голову взбесившихся гарпий, я все же надел образок и развязал ветхие тесемочки папки. «Розыскание о генеалогии…» Все еще не веря в удачу, я переворачивал опаленные временем листы, исписанные пером Ломоносова.

Когда я обернулся, Павел Соломонович уже избавился от лишних предметов туалета. Невинный, как младенец, он лежал на диване.

Я спрятал папку за пазуху и собрался уходить, но Павел Соломонович с деревянным стуком упал на колени, вцепился в меня и по-бабьи заголосил:

– Не бросай меня, умоляю… Дорик… Дорик… Я сейчас охрану вызову, папарацци, – совершенно спокойно и злобно закончил он.

Я с трудом справился с Павлом Соломоновичем. Зуд обманутых желаний придал ему силы. Минут через пять он прекратил сопротивление. Эксклюзивной рубашкой с биркой «Артишока» я связал за спиной его руки, залепил ему рот такими же эксклюзивными плавками из ажурной лайкры и заклеил скотчем. Теперь Павел Соломонович был «нем как рыба». Энергичными пинками я проводил его в подвал.

«Наутилус» булькал аквариумами и мигал «бортовыми огнями» запасных выходов. Возле бассейна с пираньями Павел Соломонович попытался противиться, но мне удалось пересадить коммерческого директора через декоративную оградку и броском приземлить на коралловый остров. За прозрачными стенками бассейна шныряли хищные рыбины. Плоские, с ладонь величиной, они мгновенно сбились в стаю и окружили островок, где голым торцом на острых кораллах, поджав бледные ноги, восседал Павел Соломонович. Директор успел сгруппироваться и был в полной безопасности. Эти рыбешки удержат пленника до утра, ведь не захочет же он гулять по городу с обкусанной задницей, а может быть, глядя в зубастые морды с бульдожьим прикусом, он навсегда разучится совокупляться по образу рыб и клоачных рептилий.

Охранники смотрели в телевизор, и за их спинами я без приключений покинул агентство. Папку с родословной русских царей я вернул Ляге, повысив его до ранга рыцаря-хранителя священного родословного древа, и часа в три ночи вернулся в имение. Но едва я успел расположиться к ночлегу, кто-то вкрадчиво заскребся в наружную дверь. Глупое сердце дрогнуло и заколотилось глухими ударами.

Я торопливо оделся в свежую рубашку, пригладил волосы и распахнул дверь. На пороге флигеля изгибался в шутовском приветствии Управляющий. Не спрашивая разрешения, он прошел в гостиную и уселся в кресло. Он был оживлен ночным праздником и пыхал неподдельным весельем.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20