Россия в средние века

и посадивших на трон Дмитрия, а прежде всего в отношении князя Ивана Патрикеева. Наиболее убедительным было бы представить Василия жертвой клеветы. Именно такому плану следуют летописные своды XVI века. В Никоновской летописи мы читаем, что Иван III наложил опалу на Василия и Софью под воздействием «дьявольских чар и советов дурных людей». Можно быть уверенным, что князя Ивана Патрикеева сочли одним из таких людей.
      Византийцы являлись непревзойденными мастерами дворцовых интриг, и, судя по всему, это искусство было у Софьи в крови. Можно предположить, что сначала она не пыталась сама доказывать что-либо Ивану III, а подослала какое-то третье лицо, скорее всего не участвовавшее в конфликте, постепенно подрывать доверие Ивана III к князю Патрикееву. Так случилось, что именно в это время между Иваном III и князем Патрикеевым возникли разногласия по поводу русской внешней политики. Как мы знаем, после подчинения Казанского ханства в 1487 г., Иван III поставил своей следующей целью присоединение Западнорусских земель. Это предполагало конфликт с Великим княжеством Литовским. Брак дочери Ивана Елены с Александром Литовским (в 1495 году) со стороны Ивана был дипломатическим шагом, направленным исключительно на укрепление в Литве Русской православной партии. Напротив, князь Иван Патрикеев и некоторые другие знатные бояре, такие как князь Семен Иванович Ряполовский и князь Василий Васильевич Ромодановский, выступали за сближение с Великим княжеством Литовским. Они надеялись, что брак Елены с Александром сможет укрепить дружбу двух стран, которым вместе будет легче сражаться с татарами и турками.
      По-видимому, Патрикеев и Ряполовский, которым часто доверялись переговоры с Литвой, чтобы избежать войны, не всегда точно следовали наставлениям Ивана III и придерживались собственной линии. Когда Иван III обнаружил это, то счел их поведение «предательством» (выражение использовано в Устюжской летописи). Развязка наступила, когда в январе 1499 г. Иван III приказал взять под стражу князя Ивана Патрикеева, его сына Василия и князя Семена Ряполовского. 5 февраля Ряполовского казнили. Обоих Патрикеевых постригли в монахи. В апреле был схвачен князь Василий Ромодановский.
      Все приказы по этому делу Иван III отдавал лично, без всякого согласования с боярской думой (главой которой являлся князь Патрикеев). Таким образом, в отличие от казней 1497 г. убийство князя Ряполовского являлось властным актом, противоречившим духу Судебника. Вскоре назначили нового главу думы – князя Василия Даниловича Холмского (из тверской ветви Рюриковичей). Год спустя (13 февраля 1500 г.) Иван III отдал Холмскому в жены свою дочь Феодосию (родилась в 1485 г.). Следует отметить, что отец Василия Холмского, князь Данила Дмитриевич Холмский, прославил себя как полководец в войнах с казанскими татарами и ливонцами, но несмотря на это в 1474 г. попал в опалу. Иван III вернул князю Даниле свое расположение только после того, как тот подписал специальное обязательство никогда не покидать московской службы. Князь Данила скончался в 1493 г. Его сын Василий (новый глава думы) тоже был выдающимся военачальником.
      Вскоре после ареста Ряполовского и Патрикеевых Иван III вернул ко двору Софью и Василия, а 21 марта. Василия объявили великим князем новгородским и псковским.
      Некоторое время спустя Софья снова начала писать дочери, Елене Литовской. Однако дух ее писем сильно изменился. Раньше это были интимные письма матери к дочери; теперь послания Софьи имели религиозный и политический тон. Она призывает Елену твердо держаться своей православной веры. «Не принимай римской веры, даже если они будут запугивать тебя болью и смертью, иначе погибнет душа твоя» (30 мая 1499 г.). Очевидно, что в своих письмах к Елене того периода Софья следовала официальной линии внешней политики Ивана III.
      При своей коронации в 1498 г. Дмитрий получил титул Великого князя Всея Руси. Точнее, Иван III «благословил внука Великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским». Теперь, когда после коронации прошло чуть больше года, Иван III объявил Василия Великим князем Новгородским (и Псковским), таким образом нарушая единство «Всея Руси» и лишая Дмитрия одного из великих княжеств. По всей видимости, этот поступок Ивана III одобрила боярская дума во главе со своим новым председателем. В любом случае свидетельств о противодействиях нет. С другой стороны, яростный протест против нового титула Василия пришел от тех, кого он непосредственно касался. Новгород теперь являлся провинцией Московии и политического голоса не имел. Однако Псков еще оставался свободным городом, хотя и под сюзеренитетом Ивана III. Иван отправил в Псков посла со следующим извещением: «Я, Великий князь Иван, благоволю моему сыну Василию и жалую ему Новгород и Псков». Псковское вече отказалось признать Василия и послало в Москву делегацию из трех руководителей города и трех бояр с просьбой к великим князьям Ивану и Дмитрию не нарушать древней традиции, по которой сюзереном Пскова является великий князь московский (и Иван III и Дмитрий были великими князьями московскими, а Василий нет).
      Когда псковская делегация вручила Ивану III петицию, он рассердился и ответствовал: «Не свободен ли я заботиться о своем внуке и моих сыновьях? Я дарую княжескую власть, кому желаю; и я желаю даровать Новгород и Псков Василию». Он взял под стражу двух членов псковской делегации, хотя другим позволил вернуться в Псков. Псковичи тогда послали другую делегацию с новой петицией, адресованной «Ивану, Великому князю Новгородскому и Псковскому». Иван III повелел делегации возвращаться обратно и пообещал прислать в Псков специального посла со своим ответом. Этот посол, боярин Иван Хоботов, прибыл в Псков и объявил на вече, что великий князь будет соблюдать древнюю традицию относительно Пскова. Текст послания, привезенного Хоботовым, в Псковской летописи не приводится. По всей вероятности, Иван объяснил псковичам, что он остается их сюзереном, а титул Василия только номинальный. Следующая псковская делегация в Москву просила великих князей Ивана и Василия освободить из тюрьмы двух членов первой делегации (до тех пор удерживаемых в Москве). Это было сделано немедленно, и конфликт между Псковом и Москвой, таким образом, разрешился. Василия, однако, глубоко оскорбило столь откровенное нежелание псковичей признать его своим великим князем; чувства Василия повлияли на его собственную политику в отношении Пскова, когда он стал единственным правителем Великой Руси.

6. Последние годы Ивана III

      Ни Софья, ни Василий не собирались молча удовлетворяться частичным успехом, и борьба за власть в великокняжеском дворце не утихала. Обстоятельства теперь, несомненно, были против Дмитрия. Он еще был совсем молод (родился в 1483 г.). После падения Патрикеевых и казни Ряполовского его единственным потенциальным покровителем среди высших официальных лиц оставался Федор Курицын. Однако Курицын, будучи дьяком, полностью зависел от расположения к себе великого князя и не имел возможности возражать Ивану III. Если бы он осмелился защищать Дмитрия открыто, его могли бы тут же сместить с поста. В последний раз в доступных нам источниках имя Курицына упоминается 1500 г. Вероятно он умер до 1503 г.
      Вскоре после присвоения Василию титула Великого князя Новгородского и Псковского, Иван III начал игнорировать Дмитрия. При дворе сложилась невозможная ситуация, которая не могла не смущать как бояр, так и весь народ. В конце концов 11 апреля 1502 г. Иван III лишил милости Дмитрия и его мать Елену Молдавскую: обоих посадили под домашний арест. Три дня спустя, получив благословение митрополита Симона, Иван III «посадил» Василия «на великое княженье Володимерьское и Московское и Всея Руси самодержцем»
      В Великой Руси известие, несомненно, встретили со смешанным чувством. Оно вызвало значительное беспокойство за границей и породило всяческие слухи. Опала Елены Молдавской и ее сына обострила отношения Москвы с Молдавией. Воевода Стефан, отец Елены, горько жаловался своему (и Ивана III) союзнику, хану Крыма Менгли-Гирею. Через посланника Иван III пытался объяснить хану свое отношение к Дмитрию следующими обстоятельствами: «Я, Иван, сначала благоволил своему внуку Дмитрию, но он стал груб со мной. Все благоволят тому, кто хорошо служит и старается угодить своему благодетелю; нет смысла в благоволенье человеку, который груб к тебе». Посол Ивана в Литве получил инструкции давать подробные объяснения всем, кто будет задавать вопросы о событиях в Москве. Кроме того, посол должен был подчеркивать, что Василий теперь вместе с Иваном III, является сюзереном всех русских государств.
      После этого в некоторых документах к Ивану III обращались как к «великому государю». Возможно по этой причине Герберштейн называл его «Великим». Действительно можно предположить, что Иван III, хотя и имея все внешние знаки власти, был вынужден передать значительную часть реальной власти Василию (Софья умерла 7 апреля 1503 г.). Очевидно, что Василий установил тесный контакт с лидерами консервативной группы русского духовенства. Они, в свою очередь, рассчитывали, что Василий поддержит борьбу против ереси, а также поможет им отразить будущие попытки провести секуляризацию церковных земель.
      Под влиянием Василия Иван III согласился принять лидера консервативного духовенства, настоятеля Иосифа Санина Волоцкого. Иван III трижды имел беседы с Иосифом на пасхальной неделе 1503 г. Мы знаем об этих встречах из писем Иосифа архимандриту Митрофану, который являлся духовником Ивана III в последние годы его жизни. Иосиф написал Митрофану в апреле 1504 г. – то есть примерно через год после встречи с Иваном III. Иосиф, по всей вероятности, в это время еще прекрасно помнил основное содержание своих бесед, но мы не можем быть уверены, что все его утверждения правдивы в деталях. Как пишет Иосиф, при первой встрече Иван признал, что беседовал с еретиками и просил Иосифа простить его. Иван III добавил, что митрополит и епископы отпустили ему этот грех. Иосиф ответил, что Бог простит Ивана III, если с этого момента он будет бороться с ересью. Во второй беседе Иван III объяснил Иосифу, какую ересь возглавлял протоиерей Алексий, а какую Федор Курицын. Иван также признал, что его невестку Елену обратил в ересь Иван Максимов. Затем Иван, как утверждается, пообещал принять против ереси жесткие меры. Однако при третьей встрече Иван III спросил Иосифа, не будет ли грехом наказывать еретиков. Когда Иосиф начал выступать в пользу наказания, Иван резко прервал беседу.
      В августе и сентябре 1503 г. в Москве был созван собор (церковный совет). Иосиф и его последователи надеялись, по всей вероятности, что этот собор разрешит подавление ереси. Иван III, однако, не включил вопрос о ереси в повестку дня собора, который под председательством Ивана III рассмотрел некоторые мелкие реформы в церковной администрации. Одна из них касалась сборов, которые требовали епископы от кандидатов в священнослужители при посвящении в сан. Это, кстати, было одним объектов критики еретиков. Собор принял решение упраздни эти сборы. Когда сессия собора уже близилась к концу, представитель заволжских старцев, Нил Сорский, предложил вниманию собора новую проблему, говоря, что монастыри нужно лишить права владеть землей. Маловероятно, что Нил сделал этот шаг без согласования с Иваном III.
      Предложение встретило яростное сопротивление. Митрополит Симон, три года назад благословивший захват церковных земель в Новгороде, теперь протестовал против возможности применения подобных мер ко всей Руси. Как мы знаем, до конца 1503 г. Симон никогда не осмеливался открыто противоречить Ивану III. Теперь, однако, он мог рассчитывать на защиту Василия. Противники Нила сделали все, чтобы отклонить его предложение. Иосифа Санина, уехавшего из Москвы за день до речи Нила, поспешно затребовали обратно. Большая часть собора оказалась в оппозиции к Нилу. Иван III трижды пытался переубедить совет, но в конце концов был вынужден отступить, после того как Иосиф и другие защитники существующего порядка засыпали его цитатами из отцов церкви и византийских церковных уложений, подтверждающих их позицию.
      Отказ собора позволить дальнейшую секуляризацию церковных земель был серьезным ударом по планам Ивана III увеличить фонд поместной земли, а через нее дворянское ополчение. Поскольку Василий поддерживал решение собора, Иван III не мог ничего поделать. Ему скоро представилась возможность нанести ответный удар одному из самых активных врагов еретиков, архиепископу Геннадию Новгородскому. Геннадий подписал решение собора, упраздняющее плату епископам за введение священников в сан; но по возвращении в Новгород он не смог убедить своего секретаря прекратить эти поборы. В Москву немедленно поступили жалобы. При других обстоятельствах Геннадий, скорее всего, сумел бы выпутаться или во всяком случае получить лишь небольшое наказание или выговор. Теперь Иван III потребовал от митрополита Симона немедленных действий, и Геннадия тут же убрали из епархии.
      После смещения Геннадия руководство борьбой против ереси принял на себя Иосиф Санин. В вышеупомянутом письме от апреля 1504 г. к духовнику Ивана III Митрофану Иосиф побуждает Митрофана использовать все средства, чтобы убедить Ивана III в необходимости подавить ересь. Иосиф утверждает, что если Митрофан не сможет справиться с задачей, Бог накажет и его (Митрофана) и Ивана III. Василий, в свою очередь, вне всяких сомнений, подталкивал отца созвать новый церковный собор, чтобы заклеймить ересь. Наконец Иван III сдался. Стоит отметить, что примерно в это время (не позже 16 июня 1504 г.) Иван III написал завещание, в котором «благословил» Василия «всеми русскими великими княжествами». Младшим братьям Василия давалось указание считать Василия «своим отцом» и во всем ему подчиняться. Дмитрий вообще не упоминается в завещании. Подпись засвидетельствовали четыре человека: духовник Ивана III, архимандрит Митрофан; председатель боярской думы, князь Иван Холмский; князь Данила Васильевич Щеня; и боярин Яков Захарьевич Кошкин.
      Собор против еретиков собрался в Москве в декабре 1505 г. На этот раз вместе с Иваном III номинально председательствовал Василий, но фактически был один председательствующий. Руководителей ереси приговорили к сожжению на костре. Троих, включая брата Федора Курицына и Ивана Максимова, сожгли в Москве 27 декабря. Вскоре после этого нескольких других еретиков казнили в Новгороде. Елена Молдавская скончалась в тюрьме 18 января 1505 г.
      Отказ собора 1503 г. одобрить секуляризацию церковных земель и жестокое наказание еретиков, назначенное собором 1504 г., больно задели чувства Ивана III. Его захлестнули отчаяние и тоска: он, по-видимому, каялся в своих последних ошибках. Однако теперь было слишком поздно что-либо менять. Автоматически он продолжал исполнять обязанности великого князя. Его вассал, хан Казани Мухаммед-Эмин, поднялся против Ивана III и зверски убил многих русских купцов, живших в Казани. В сентябре казанские татары напали на Нижний Новгород, но были отбиты. Что касается семейных дел, то 4 сентября 1505 г. Василий женился на Соломонии Сабуровой, дочери московского боярина. Обряд совершил митрополит Симон. Иван III присутствовал на свадьбе.
      Думал ли Иван III о возвращении к власти Дмитрия? Слухи об этом ходили по Москве еще в 1517 г., во время первого приезда Герберштейна в Москву. Герберштейн рассказывает, что когда Иван III умирал, "он приказал привести к нему Дмитрия и сказал – «Дорогой внук, я согрешил против Бога и тебя тем, что заточил те в темницу и лишил наследства. Поэтому я молю тебя о прощении Иди и владей тем, что принадлежит тебе по праву». Дмитрия тронула эта речь, и он легко простил своему деду все зло. Одна когда он вышел, его схватили по приказу дяди Гавриила (то есть Василия) и бросили в тюрьму. Иван скончался 27 октября 1505 г.

Глава V. ПРАВЛЕНИЕ ВАСИЛИЯ III

1. Василий и его советники

 

Карта 4. Россия около 1530 г.

 
      Правление Василия III кажется, на первый взгляд, менее заметным и не столь значимым для истории, как период пребывания у власти его отца, Ивана III, завершившийся единением Великой Руси, и полное драматических событий царствование его сына, Ивана IV. В окружении двух Иванов Василий III выглядит не такой яркой личностью, и его царствование часто характеризуется как всего лишь продолжающее отцовское или предшествующее сыновнему. Некоторые исследователи склонны говорить о его времени как о переходном периоде – термин, к которому историки часто прибегают, не желая подробно анализировать ту или иную стадию исторического развития.
      Деятели западной науки смогли по достоинству оценить Василия III, благодаря посланнику германского императора, барону Сигизмунду фон Герберштейну. Барон прибыл в Москву во время его правления и проявил себя тонким наблюдателем и компетентным аналитиком. Герберштейн владел славянским языком и сумел понять Русь, русских людей в значительно большей степени, нежели кто-либо еще из его коллег-дипломатов. В своей знаменитой книге о Руси, основанной на серьезном изучении русской истории и общества, а также на его личных впечатлениях, Герберштейн отмечает, что «в том, как он управлял своим народом», Василий «легко превзошел всех правителей целого мира». Согласно Герберштейну, русские «открыто заявляли, что воля князя – это воля Господа и что все, что делает князь, делается по воле Господа. Точно так же, если кто-то задает вопрос о чем-то неясном или сомнительном, русские привычно отвечают, что о том ведают Господь и великий князь».
      Уверенность в собственной исключительности была внушена Василию как его дальновидным отцом, так и хитрой византийской царевной, его матерью. Византийскую дипломатичность, действительно, можно почувствовать во всей политике Василия, особенно в международных делах. Подавляя сопротивление его власти Руси, он использовал жесткую силу, или хитрость, или и то другое. Следует отметить, что он редко прибегал к смертной казни, чтобы расправиться со своими противниками, хотя многие из них по его приказу были заключены в тюрьму или изгнаны. Это резко контрастирует с той волной террора, которая захлестнул Русь во время царствования его сына, царя Ивана IV.
      Не только тщеславие побуждало Василия проводить жеста политику объединения Русского государства. Так же, как и отец, он, несомненно, преследовал и государственные интересы. Русь находилась в окружении враждебно настроенных государств особенное беспокойство вызывали южные и юго-восточные границы, и это убеждало Василия в необходимости централизации управления страной. Такое убеждение разделяли многие из его советников и большинство великороссов.
      Как и его отец, Василий III был вдохновенным строителем. Он субсидировал возведение многих новых церквей, включая coбор архангела Михаила в Московском Кремле (фундамент которого был заложен в последние месяцы царствования его отца) и ряд новых фортификационных сооружений, например, каменные стены в Нижнем Новгороде и Туле. Новый великокняжеский дворец был завершен в 1508 г., и Василий переселился туда со своей супругой Соломонией в мае того же года. В создании и украшении церквей Василий, который, несомненно, высоко ценил искусство, руководствовался как своими религиозными чувствами, и эстетическим вкусом. Когда он вошел в Успенский собор в Кремле в 1515 г. сразу же после того, как там были завершены новые фрески, он воскликнул, что чувствует себя так, как будто бы oказался на небесах. Известно, что ему нравился древнерусский язык и он владел искусством изъяснения на нем. Согласно Псковской летописи, во время одной из его поездок по Северной Руси Василий, наконец, решил развестись со своей первой женой Соломонией (она была бесплодной). Он увидел птичье гнездо на дереве над дорогой и произнес: «Люте (т.е. беда) мне, кому уподоблюся аз; не уподобился ни ко птицам небесным, яко птицы небесный плодовиты суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть, не уподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящеся». Затем он посмотрел вниз на землю и воскликнул: «Господи! Не уподобихся аз ни земли сей, яко земля приносить плоды своя на всяко время, и тя благословлять, господи!» Сохранилось несколько писем Василия к его второй жене Елене, урожденной княжне Глинской. Он диктовал их своему секретарю, но стиль, несомненно, его собственный – непринужденный и живой. Эти письма показывают, как тепло он относился к жене и маленькому сыну Ивану (будущему царю Ивану IV) и как беспокоился об их здоровье. Как и его отец, Василий был физически крепким и активным. Он много путешествовал, либо по делам, либо с целью паломничества, посещая различные монастыри. Его страстью была охота.
      Соответственно своим политическим взглядам и характеру Василий III стремился единолично проводить в жизнь свою политику управления. Некоторые из его шагов, по-видимому, были подсказаны ему советниками, но по всем важным вопросам он принимал решение самостоятельно. Среди его советников, если начинать с представителей духовенства, был его бывший противник Вассиан (прежде – князь Василий Иванович Патрикеев), который был пострижен в монахи по приказу Ивана III в 1499 г. Около 1509 г. Василий III позволил ему возвратиться в Москву. На протяжении примерно двенадцати лет великий князь и монах были в дружеских отношениях, но около 1521 г. Вассиан утратил свое влияние, а в 1531 г. впал в немилость. Он поддерживал заволжских старцев и являлся стойким противником иосифлянства, как называли последователей Иосифа Санина.
      Иосиф Санин умер в 1515 г., но его дело было продолжено его учеником Даниилом, который наследовал Иосифу в качестве настоятеля Волоцкого монастыря. В 1522 г. Даниил был посвящен в сан митрополита, и с его восхождением на московский духовный стол иосифлянство прочно утвердилось в своем влиянии на церковь и русское государство. В 1531 г. монах Вассиан, главный оппонент Даниила, предстал перед судом церковного собора и был приговор к пожизненному тюремному заключению. Даниил оказывал по, и недвусмысленную поддержку великокняжеской власти. Он редко пользовался традиционным правом митрополита обращаться к великому кому князю с просьбой о смягчении суровых наказаний, наложенных Василием на его противников. Однажды (в случае с князем Bacилием Шемячичем в 1523 г.) он даже не воспротивился аресту человека, чью свободу он до этого клятвенно гарантировал. Поэтому боя И.Н. Берсень-Беклемишев обвинил Даниила в клятвопреступлении (два года спустя Берсень был казнен).
      Герберштейн описывает Даниила как мужчину «с сильным тучным телом, чье лицо всегда было румяно-красным. Казалось, что он больше посвятил себя служению желудку, нежели посту, добродетелям и молитвам, когда же он должен был проводить публичную службу, он обычно обкуривал свое лицо серным дымом, чтобы оно становилось бледным». По меркам того времени Дани был образованным человеком, но, конечно же, не глубоким ученым. Его писания имели большое влияние на московских читателей. В своих трудах он рассуждал о церковных догматах, а также ( моральных обязанностях мужчин и женщин. Он критиковал различные проявления моральной распущенности у своей паствы и яростно выступал против пьянства в народе и против роскошной образа жизни бояр. Он также упрекал власть имущих в притеснении низших классов. Во многих из своих выступлений Даниил рисовал живую картину русского образа жизни того периода. отличие от изысканного византийского стиля его догматических трактатов эти проповеди написаны простым и образным русс" языком, что способствовало развитию великорусского литературного языка. Вероятно, под их влиянием сформировался эпистолярный стиль царя Ивана IV. Одно из писем Даниила – о способе соединения пальцев для молитвы – сыграло значительную роль в будущем расколе русской церкви. Основывая свое учение на авторитете Феодорита Кирского, Даниил рекомендовал двоеперстие (соединение двух пальцев), что символизировало двойственна природу Христа. Между прочим, позднее было доказано, что старый греческий трактат, которым Даниил пользовался в славянском переводе, приписывался Феодориту ошибочно.
      Основным советником Василия, конечно же, была боярская дума. Отношения между Василием и боярами требует пояснения. С моей точки зрения, как бы ни была велика власть Василия, он не был абсолютным монархом, поскольку вынужден был считаться с боярством. Представляется, что историки придавали слишком много веса обобщенным суждениям Герберштейна, а также гневным словам Берсень-Беклемишева, согласно которому Василий не выказывал уважения старым советникам, а решал все государственные дела в своей спальне с одним или двумя помощниками. Между прочим, Василий мог себе позволить сурово расправиться с таким яростным противником, как Берсень-Беклемишев (чья семья, кстати, не принадлежала к боярской верхушке), но был достаточно осторожен по отношению к боярству как классу. Во время царствования Василия III боярская дума заседала постоянно. За исключением случаев государственной измены (lese-majeste), никто из видных бояр не был отстранен Василием от должности; даже военачальники, которые по халатности проигрывали битвы, редко получали выговоры. Ведущие бояре получали наиболее выгодные должности, и правительство Василия не делало никаких попыток вмешаться в боярские права. В качестве меры предосторожности Василий III требовал, чтобы князья, находящиеся у него на службе, давали клятву верности, подобную той, что дал князь Данила Холмский Ивану III в 1474 г.
      Ко времени, когда Василий взошел на трон, ключевую позицию главы боярской думы занимал его зять, князь Василий Холмский. Следует вспомнить, что князь Холмский был назначен на это место в 1499 г. Иваном III взамен князя Ивана Патрикеева, защитника прав заключенного под стражу несчастного внука Ивана III Дмитрия. В 1508 г. князь Холмский был внезапно схвачен и отправлен в Белоозеро, где умер в тюрьме в 1524 г. У Василия III, вероятно, были особые причины убрать Холмского. Скорее всего, это были соображения династического характера: возможно, князь Холмский пытался вступиться за Дмитрия. Даже если он только посоветовал освободить царевича из заключения, Василий, должно быть, усомнился в искренности его намерений. Спустя год Дмитрий умер в тюрьме.
      Преемником Холмского в должности был князь Дании Щеня, один из наиболее выдающихся русских военачальников того периода, одержавший победу при Ведроше в 1500 г. Как и Патрикеевы, Щеня был потомком Гедимина. Он был двоюродным братом Вассиана Патрикеева и, по всей видимости, именно по просьбе Вассиан был возвращен в Москву. Щеня умер в 1516 г., нет точных свидетельств о том, кто получил затем его должность. Около 1520 г. главой думы был назначен князь Дмитрий Федорович Вольский, который занимал этот государственный пост он тридцати лет до самой своей смерти. Вольский принадлежа видной западнорусской княжеской фамилии. Его отец приехал из Литвы в Москву в 1482 г. и впоследствии женился на рязанской княжне, племяннице Ивана III. Таким образом, Дмитрий Вольский был вторым двоюродным братом Василия III. Среди других видных титулованных боярских фамилий этого периода были князья Пенковы из ярославской княжеской ветви, князья Шуйские из суздальской ветви и князья Оболенские из черниговской ветви. Из нетитулованных боярских фамилий здесь следует отметить Кошкиных, Челядниных, Воронцовых, Сабуровых и Головиных. Наиболее колоритной фигурой среди бояр был князь Михаил Львович Глинский. Князья Глинские были западнорусским родом монгольского происхождения, и у них были уделы в Северской земле, в то время находившейся под властью великого князя литовского. Михаил Глинский получил блестящее образование и в молодое провел двенадцать лет за границей, в Германии, Италии (где он был обращен в католицизм) и Испании. В течение некоторого времени он служил в армии герцога Альбрехта Саксонского. После возвращения в Литву он стал влиятельным лицом в литовской политике. Он также проявил себя как удачливый полководец в войнах против крымских татар. Будучи человеком больших с способностей и обладая еще большими амбициями, Глинский имел много сторонников среди русских в Литве, но приобрел и нем врагов среди литовских вельмож. Польский летописец Стрыйковский рассказывает, что последователи Глинского мечтали о восстановлении Киевского государства и провозглашении Глинского великим князем киевским и всей Литвы. Король Александр высоко его ценил, но после смерти Александра в 1506г. отношения между Глинским и короной стали натянутыми. Глинский был обвинен в заговоре против брата и наследника Александра – короля Сигизмунда I. В 1508 г. Глинский действительно восстал против короля и перешел под протекцию Василия III. Восстание потерпело неудачу, несмотря на поддержку Москвы, и в 1510 г. Глинский сбежал со всем своим семейством в Московию. Благодаря его знанию западных языков и западного образа жизни, а также его близкому знакомству с литовскими и польскими делами, он оказался бесценным помощником для Василия III. Глинский сознавал это и рассчитывал на хорошую награду за свои заслуги. Когда разразилась новая война между Литвой и Московским государством, и московитами был захвачен Смоленск, Глинский потребовал для себя пост наместника (viceroy) завоеванной области (1514 г.). Но назначение получил другой человек, и Глинский решил перейти на сторону Сигизмунда. Один из приближенных Глинского сообщил первому попавшемуся русскому командиру о намерениях своего господина, и князя схватили. В Москве Глинский под угрозой казни объявил о своем желании возвратиться в лоно греко-православной церкви. Смертный приговор заменили тюремным заключением. Лишь после того, как Василий III женился на племяннице Глинского Елене, князь был освобожден из под стражи (1526 г.). В последние годы царствования Василия Глинский стал одним из наиболее влиятельных людей при великокняжеском дворе.
      Хотя Василию III поддержка со стороны бояр была политически необходима, он, как правило, выбирал советников, которым мог бы доверять, не из их числа, а из дьяков, хотя обычай и не позволял назначать кого-либо из последних на высшие должности в царстве. Василий использовал дьяков как на дипломатической службе, так и во внутреннем управлении. Видным среди них был Василий Третьяк Долматов, который начал свою карьеру при Иване III. Василий дал Долматову неприятное поручение – отменить свободы города Пскова в 1510 г.