Герои (№2) - Меч Бури

Лавим обиделся и хотел возразить, но Станах заговорил первым:

– Он имел в виду не то, что сказал, Лавим. Он хотел сказать… – Станах запнулся. Если честно, Тьорл сказал именно то, что думал и сам Станах. Он решил сменить тему разговора. – И кроме всего прочего, ведь кто-то же должен остаться с Кельдой?!

– Да, но…

– Этот кто-то не кто иной, как ты, Лавим. Ведь ты же не хочешь, чтобы у нее было плохое настроение, правда?

– Нет, разумеется, не хочу, но я не понимаю, почему, если я останусь…

Тьорл собрался уже сказать что-то резкое, но Станах жестом попросил его помолчать.

– Если останусь я или Тьорл, она, конечно, будет знать, что ей не о чем беспокоиться. Но ведь в этом случае она будет думать, будто мы сомневаемся в том, что она может в случае чего постоять сама за себя, верно?

– А вы разве не сомневаетесь в этом?

– Если бы она могла постоять сама за себя, было бы просто замечательно. Но она не может. Зато ты можешь и защитить ее, и помочь ей во всем. Причем гораздо лучше, чем мы! Ты и только ты подходишь для этого, Лавим.

Кендер продолжал упрямо гнуть свое:

– Кельда уже метко бросает нож. Я сам учил ее и…

– И она так быстро уже всему-всему научилась, да? Тебя послушать – скоро мы должны будем у нее учиться!

Лавим набрал полные легкие воздуха, резко выдохнул:

– Нет, разумеется, нет. Я еще не успел научить ее обманному броску через плечо да и многим другим вещам. Но, Станах, я…

– Так что же это получается? Ты, значит, можешь спокойно уйти и оставить ее одну и даже не будешь беспокоиться о том, найдем ли мы ее здесь, когда вернемся? – Он нарочито тяжело вздохнул. – Видно, в одном я всетаки заблуждался…

Лавим перебил Станаха:

– Ну, ну, в чем ты заблуждался?

– Я был просто уверен, что ты. взял Кельду под свою защиту. Знаешь, ведь когда ты учил ее бросать нож, когда рассказывал ей всякие истории, ты же защищал ее от усталости и от страха. – Станах смотрел на кендера совершенно невинно. – Но, видно, я заблуждался, да, заблуждался.

Тьорл спрятал улыбку, а Лавим, ногой пиная по дороге камешки, пошел к Кельде.

– А ты, оказывается, так красноречив! По-моему, еще никому не удавалось в чем-то переубедить кендера; но, возможно, никто просто и не пытался этого сделать.

Станах пожал плечами.

– Просто он действительно любит Кельду, только на это я и рассчитывал. Однако вряд ли я смогу переспорить его в следующий раз. – Он показал пальцем на лук Тьорла, сказал насмешливо: – Я полагаю, на ужин у нас будет куропатка?

– А может, это ты накормишь нас беличьим мясом, а?

Станах ничего не ответил и пошел за эльфом в лес.

Звезды обещали, что следующий день будет ясным. Обе луны, красная и серебристая, заливая лес призрачным светом, высоко поднялись в ночном небе. Тени, как привидения, ползли по земле. Лавим наклонился к ручью и зачерпнул ладонью ледяную воду, потом присмотрелся: на дне ручья, отражая лунный свет, что-то блестело.

Лавим опустил в ручей руку и достал со дна сверкающий камень величиной с его кулак, Красно-коричневый, с переливающимися зелеными прожилками камень, казалось, мерцал в слабом лунном свете. На его поверхности танцевали отблески белого и желтого цветов.

Подобно золоту и алмазам!

Ладно, скорее всего, это, конечно, не золото и не алмаз, а нечто иное, название чего знают только гномы.

Кендер сунул камень в один из своих кошельков, сел на корточки и взглянул на блики лунного света, скользившие по поверхности воды. Позади него залаяла в кустах лисица. Ночная хищная птица – наверное, сова – закричала где-то невысоко в небе, кролик в панике юркнул в свою нору.

Сухие листья непрестанно шуршали под ногами обитателей леса, кого-то преследующих и от кого-то спасающихся.

«Интересно, – подумал кендер, – почему это говорят: «тихий, как ночной лес»? Да в ночном лесу шумно, как на ярмарке!»

Лавим тихонько засмеялся. Что-то в последнее время он начал частенько разговаривать сам с собой.

«Возможно, старею, – подумал он. – Люди считают, что старик говорит сам с собой потому, что знает: он сам и есть тот единственный, кто даст ему правильный ответ на все вопросы».

Лавим уселся поудобнее и стал наблюдать за ночным лесом, освещенным лунным светом.

«Нет, – подумал он, – я ведь размышляю, а не просто беседую сам с собой, значит, я вовсе не так уж и стар. Шестьдесят лет – разве же это возраст? Может, мои глаза и стали видеть хуже, чем. раньше, но разве не я помог молодому Станаху спастись от драконидов?!»

Он улыбнулся: «Верно. И поскольку мы рассуждаем о Станахе…»

О, как хотелось Лавиму вновь – совсем ненадолго – взять в свои руки флейту мага. Но Станах берег ее и не спускал с нее глаз.

«Все, чего я хочу, – говорил сам себе Лавим, – это взять флейту на минутку или две… Я понимаю, она дорога ему, потому что Музыкант был его другом, и таким хорошим другом! Бедный Станах. Ему, наверное, так одиноко без Музыканта! Особенно сейчас, вдали от дома родного. Хотя он и будет безумно счастлив, если ему удастся принести Меч в Торбардин. Да, о чем это я? Ага, правильно, о флейте. Станах должен будет ужасно обрадоваться, когда найдет ее снова, – ну если я всетаки сумею взять у него на время флейту».

Лавим усмехнулся, глядя на красную и серебристую луны. Он не сомневался, что сумеет заполучить флейту, – это всего лишь вопрос времени.

Флейта не выходила из головы кендера с той минуты, как он впервые увидел ее. Он сумел извлечь из нее всего две или три ноты, прежде чем Станах отобрал ее у него. Теперь Лавиму нестерпимо хотелось знать: какого рода заклинания живут в магической флейте? Может быть, те заклинания, которые научат хорошо петь?

Лавим обхватил согнутые колени руками. Да, заклинания, которые учат хорошо петь… Он ничего не понимал ни в песнях, ни вообще в музыке, но он уже знал, как должен играть на флейте мага, если снова возьмет ее в руки.

Кендер поднялся на ноги; Время шло, земля уже стала совсем холодной, а он еще не поймал никакой дичи на завтрак. Правда, ему этого и не поручали.

Он скользнул в лес, думая о флейте, кроликах и о куропатке, принесенной Тьорлом.

Поднимавшийся от горки углей дымок благоухал жареной куропаткой. Станах смотрел сверху на стоянку и удивлялся: когда же кендеры спят? Лавима нигде не было видно. У костра спала Кельда. Тьорл спал под кустом боярышника сидя, положив голову на согнутые колени.

Станах стал спускаться с холма к стоянке. Теперь дежурить должен Тьорл. И все, что Станах сейчас хотел, – немножко погреться у огня, а потом найти не слишком каменистое место и поспать.

Деревья отбрасывали слегка колеблющиеся в свете костра черные тени. Станах посмотрел на Меч Бури, лежавший под согнутой рукой Кельды, и увидел отблеск огня на стали. Клинок был наполовину обнажен, и Станах тихонько, чтобы не разбудить Кельду, вложил его обратно в ножны.

Вот его рука коснулась неровности на рукояти… Он как раз собирался сгладить ее, на мгновение отвернулся от Меча, и тут пламя вспыхнуло в его глазах, и он, прежде чем свалился без чувств на каменный пол кузницы, ощутил, как течет по шее кровь.

Пульсировавший сейчас в стали темно-красный свет не был отражением огня. Подумав минутку, Станах вынул Меч Бури из ножен – вынул так осторожно,, что Кельда не проснулась и не забеспокоилась во сне. Он медленно встал и шагнул в сторону. Меч Бури кузнец держал на вытянутых руках.

Киан умер за этот Меч. И маг тоже.

«Слуги Рилгара, конечно, искали мага, когда он исчез. И конечно, они видели пирамиду. Мне не следовало ее строить», – думал Станах. Он встряхнул головой. Нет, тейварцы все равно рано или поздно обнаружили бы тело Музыканта. По карканью ворон. Станах вздрогнул.

«Делай то, что ты должен делать». Это были последние слова мага, сказанные ему.

«Я и делаю то, что должен», – подумал Станах.

Что он хотел сделать? Найти Музыканта, взять Меч у Кельды, и идти к Хорнфелу, и оставить своих спутников умирать: ведь их, конечно, схватят тейварцы. А ему-то что за дело?!

Станах взглянул на Кельду. Читать в ее сердце ему было так легко! Но когда же она сама поймет, что по уши влюбилась в бродягу, отдавшего ей Меч?!

«Поймет, когда узнает, что он мертв», – прошептал Станах.

Он посмотрел на Королевский Меч, лежавший сейчас на его ладонях. Конечно, ему надо было забрать Меч в первую же ночь в Квалинести. Он должен был с легким сердцем оставить и Кельду, и Тьорла, и Лавима в лесу и немедленно отправиться в Торбардин. Поскольку он тогда этого не сделал, то теперь поступил так, как ему казалось наилучшим: позволил Кельде самой нести Меч в Торбардин. Он позволил ей любить мертвого человека. «Прости меня», – сказала Кельда, когда он сидел у тела друга. Она положила на его руку свою, без слов говоря, что по крайней мере в этот момент он не одинок. Она утешала его, как родственная душа, как сестра. Нет, он никак не может сейчас уйти от своих товарищей, оставить их тейварцам. Станах встал на колени возле Кельды и вновь вложил Меч Бури в ножны.

«Ну что же, – думал Станах, – понимаешь ли ты меня? Ты тоже одинока, потеряла родных и друзей. Да, ты понимаешь меня, моя маленькая сестра». Он потуже затянул тесемки на ножнах и пошел будить Тьорла.

Глава 15

Финн взглянул на свой окровавленный нож – он только что прирезал драконида. Он быстро выдернул нож, пока лезвие не застряло в каменеющем теле мертвого врага. Как всегда, к горлу подступила тошнота. Финн ненавидел этих ублюдков живыми и испытывал отвращение к ним мертвым. Дракониды убили его жену и сына. Сколько он их ни убивал – все мало!

Пахло потом, кровью, гарью. Дым от подожженных фургонов поднимался к вершинам высоких сосен и потом, уносимый холодным утренним ветром, скользил вниз, к пойме реки. Еще до рассвета Финн и его парни напали на патруль драконидов, охранявших три фургона с армейским имуществом.

«До рассвета и на рассвете, – думал Финн, – они видели свой последний сон, и сон этот был страшен».

Ни один из его ребят не был убит, но, правда, некоторые были ранены. Финн улыбнулся и огляделся вокруг – увидев в дальнем конце вырубки Лера, он окликнул его и призывно помахал рукой. Легкий ветерок лениво лохматил темные волосы Лера; тот кивнул и, огибая обгоревшие фургоны и легко перепрыгивая через окаменевшие тела драконидов, поспешил к своему командиру.

– Больше нигде драконидов не видно?

Лер отрицательно покачал головой.

– Только эти, вождь. Я недавно поднимался на гору – оттуда далеко видно. – Никого, одни вороны, и они очень удивлены, что после такой драки им ничего не досталось на завтрак! – Глаза Лера озорно сверкнули. – Бедные птицы! Что же им достанется на обед?! Даже уже и не камни, а просто пыль.

Финн задумчиво хмыкнул.

– Лагерь будет у реки, Лер. Когда твой брат перевяжет раненых, оба приходите ко мне.

– Да, вождь. – Но ответ Лера прозвучал вопросительно.

Финн, однако же, промолчал, и Лер, пожав плечами, пошел искать брата. Вождь вообще редко объяснял свои приказы, да Лер и не считал, что командир должен это делать, хотя случалось – вот как сейчас, – он пытался узнать что-нибудь, о чем Финн умолчал.

Кембал уже заканчивал перевязывать одного из раненых, Лер передал брату приказ Финна.

– Что-то случилось, Кем. Как ты думаешь, что?

Кембал, врач и солдат в одном лице, устало посмотрел на брата.

– Понятия не имею, но держу пари – речь пойдет о тех следах, которые ты видел вчера.

Говоря это, Кембал извлек стрелу из ноги еще одного раненого. Тот вскрикнул, побледнел, а затем со страхом и надеждой посмотрел на вытекающую из раны кровь; как и Кембал, он знал, что стрелы драконидов часто бывают отравленными. Раненый надеялся, что кровь, вытекая, унесет с собой и яд, хотя вид крови, разумеется, не доставлял ему удовольствия. Кембал стал обрабатывать рану и не заметил, как ушел его брат.

Кембал знал, что Финн не придавал большого значения случайным налетам – даже столь удачным, как сегодняшний, – на патрули драконидов и караваны, снабжающие армию Верминаарда оружием и продовольствием. Он хотел проводить крупные военные операции, но для этого ему, конечно, нужны были сведения о планах противника, о перемещениях его войск. Знал Кембал и о том, что посланные в Старую Гору на разведку Тьорл и Хаук до сих пор не вернулись из города, и это очень беспокоило командира.

Лер полагал: обнаруженные им следы оставлены Тьорлом, и Финн, видимо, был того же мнения.

Кембал наложил на рану повязку и пошел к следующему раненому. Кембал задумался. Ну да, Финн хочет обязательно выяснить: кому же всетаки принадлежат следы, которые видел Лер.

Тьорлу? Но рядом с его следами Лер видел следы гнома, кендера и еще либо женщины, либо эльфа.

Что делал Тьорл в столь странной компании?

И куда же делся Хаук?

Послеполуденное солнце – странно жаркое, каким оно иногда бывает осенью, – расплескало на скалистых склонах яркие пятна. В расщелинах между скал ветер шелестел сухими опавшими листьями. Станах тыльной стороной кисти руки стер пот с лица и встал на одно колено в тени, пересекавшей тропу. Кто-то прошел здесь совсем недавно. Гном взглянул на Тьорла, остановившегося рядом.

– Ваши?

Тьорл отрицательно покачал головой. Он показал на белую царапину, видневшуюся на камне дороги.

– Нет, ни у одного парня в отряде Финна нет подкованных сапог. И обрати внимание еще вот на этот след.

В стороне от тропы, на влажном мху, в тени высокой лиственницы, отчетливо отпечатался след сапога. Этот след явно оставил не лесной житель. Станах встревожился.

– Это гном, – сказал Тьорл. – Посмотри, по величине след почти совпадает с твоим.

Станах закрыл глаза и задумался. Тейварцы видели пирамиду, обо всем догадались и стали рыскать по всему лесу. Не так уж и трудно понять, кого они ищут.

– Это слуги Рилгара.

– Вполне возможно. – Тьорл молча пошел по тропе, пристально глядя в землю, и почти сразу же обернулся к Станаху. – Они направлялись к реке. Думаю, что они прошли здесь на рассвете.

Впереди есть всего одно место, где можно перейти реку вброд. Следующий брод будет лишь через десять миль по реке к югу.

– Проклятье! – вспомнив об этом, пробормотал он. – Они хотят отрезать нас от реки.

– Где кендер?

– Сзади, с Кельдой.

– Я хотел бы перейти реку сегодня. Более того, я хочу своими глазами увидеть, кто убил мага. Держи руку на рукояти меча, Станах. – Эльф снял с плеча свой длинный лук. Быстро закрепил тетиву и вынул из колчана стрелу.

– Нам троим надо будет защищать Кельду от четверых подонков. Придется изрядно попотеть, но мы должны спасти Кельду. Меч у нее, и именно она будет их больше всего интересовать. Сможешь ли ты убедить Лавима не отходить от нее ни на шаг, пока мы сходим на разведку?

– Даже и пытаться не стану. И не беспокойся об этом. Он сейчас что-то рассказывает Кельде и будет рассказывать ей еще долго. Давай пока по-быстрому сходим к реке.

Тьорл в нерешительности оглянулся. Кельда и Лавим стояли на повороте тропы. Девушка за все время пути ни разу не пожаловалась на усталость и теперь явно отдыхала. Лавим, не желая потерять слушательницу, не отходил от нее. Солнечный свет золотом блеснул в волосах Тьорла, когда он стал задумчиво чесать затылок. Станах стоял и ждал, какое решение примет эльф.

Ветерок донес до них нежный смех Кельды и веселый голос Лавима.

Тьорл и Станах осторожно пошли вперед. В десяти ярдах от того места, где они разглядывали следы, тропа повернула к востоку и сузилась настолько, что они могли идти только один за другим.

Затем тропа стала круто подниматься вверх. Некоторые камни были перевернуты, и было ясно, что перевернуты недавно: их нижняя поверхность с налипшей темной влажной землей оказалась наверху, а верхняя, покрытая мхом, – внизу.

– Они спешили, – сказал Тьорл, – и не беспокоились о том, что оставляют следы. Или они просто уверены в своих силах. – Он посмотрел через плечо назад. – Только бы Лавим никуда не убежал! Мы не должны оставлять ее одну.

Ветер усилился, по дороге заплясали тени. Станах попытался расслышать голоса Кельды и Лавима, но не услышал ничего, кроме шороха листьев.

– Я думаю, ты прав. Иди назад. Отправь Лавима ко мне и скажи ему, чтобы он шел только по тропе, чтобы никуда не уходил с тропы и обязательно встретился со мной.

Тьорл нахмурил брови, а Станах фыркнул.

– Я, конечно, не следопыт, но и не слепой. – Он кивнул на следы. – Не бойся, я их не потеряю.

Он сказал не все, что думал, а думал он вот что: «В случае опасности лук эльфа защитит Кельду лучше, чем ее Меч». Тьорл кивнул:

– Сойди с тропы, Станах. Иди рядом, между деревьями, и оттуда смотри на следы. Если слуги Рилгара ждут нас впереди, они должны выставить наблюдателя на тропе. И, если ты его увидишь, возвращайся тихо, но быстро. Если они здесь… ну что ж, попробуем справиться с ними. Если сможем.

– А если не сможем?

Тьорл пожал плечами:

– Тогда мы попытаемся перейти реку в каком-нибудь другом месте. Но я не хочу сейчас думать о худшем.

– Иди к Кельде.

Станах посмотрел ему вслед. Затем свернул с тропы и пошел в дюжине ярдов от нее, между кустов, ветки которых царапали его лицо и руки. Неожиданно он увидел впереди широкую каменистую поляну. Станах остановился, не зная, как же ему идти: вокруг поляны или прямо через нее? Никого не было видно. Станах усмехнулся и решил идти напрямую через поляну. Он осмотрел камни, потрогал их ногой и рукой. Снова осмотрелся – и снова никого не увидел. На другой стороне поляны тропа поворачивала направо, шла под скалой и затем резко уходила вниз. Станах подошел к поляне поближе. Деревьев здесь уже не было, и отсюда открывался вид на речную долину. Река казалась узкой серебристой лентой, брод по обоим берегам был окаймлен коричневыми водорослями, Каменистая речная долина также была пустынна.

Круживший над долиной сокол, высматривая жертву, скользнул вниз. Из речной воды выпрыгнула небольшая рыбка, и, прежде чем она упала обратно в воду, сокол упал вниз, схватил ее с победным криком и снова взлетел.

«Ну вот и обед для тебя, – подумал Станах, глядя на сокола, – но, может, в реке что-нибудь и для нас осталось…»

Долина пуста, в реке полно рыбы, брод, должно быть, мелкий. Улыбаясь, Станах выпрямился и обернулся.

Сзади почти вплотную стоял одноглазый тейварец.

В груди Станаха похолодело. Перехитрили!

Станах наклонил вперед правое плечо и выхватил меч из ножен. Звон стали, освобожденной из ножен, не оборвал и не заглушил жесткого смеха Серого Вестника. Станах, считая себя уже мертвым, взмахнул мечом – меч свистнул в нескольких дюймах от шеи Агуса. Воздух вокруг мага вспыхнул алым пламенем, зашипел, посыпались искры, и руки Станаха от ладоней до плеч невыносимо заболели, как если бы по ним ударили чем-то очень твердым.

Все еще улыбаясь, Агус поднял правую руку и погладил воздух. Он прошептал слово, затем другое, и наполненный солнцем воздух вокруг Станаха стал холодным, как зимней ночью. Небо, за мгновение до того голубое, стало темным, тяжелым. Словно бы гигантская рука ударила Станаха сзади, и он упал на колени. Как во сне, он услышал стук упавшего на камень меча и увидел, что Агус нагнулся и поднял меч.

Станах пытался вздохнуть – и не мог. Воздуха в нем не было совсем, как если бы заклинание одноглазого мага высосало его из легких кузнеца полностью.

«Они смогли победить даже Музыканта, – подумал Станах. – Вот она, тейварская магия».

Мысль о Музыканте напомнила ему о привязанной к поясу флейте. Музыкант пользовался флейтой для некоторых заклинаний, флейта сама обладала магическими свойствами, но все это было сейчас бесполезно для Станаха – ведь он не знал искусства магии. Он только знал, что в руках Серого Вестника флейта станет могущественным инструментом. Если тейварец станет рассматривать флейту, он, конечно же, поймет, как ею пользоваться. Станах незаметно отцепил флейту и отбросил ее в сторону, на щебенку.

Агус снова поднял руки. Он сказал всего три слова, только три, но это были слова переносящего заклинания.

Затем Агус наклонился, коснулся головы Станаха и улыбнулся ему, глядя прямо в глаза.

Схваченный вихрем переносящего заклинания, Станах почувствовал, что из его тела словно бы уходит тяжесть, а вместе с нею и жизнь, почувствовал, как уносит его куда-то неведомая ему сила.

Лавим уселся на высящийся рядом с тропой валун. На коленях у него лежал хупак, между ног он поставил большую кожаную сумку, набитую разными камнями. Он рассматривал камни один за другим, столь же внимательно, как лучник осматривает стрелы перед боем. Он взял в руки красно-коричневый, с крапинками желтого пирита и белого кальцита, камень и показал его Кельде.

– Этим камнем, – сказал он гордо, – я убил гоблина за сотню шагов. Кельда взглянула на него с явным сомнением:

– Неужели за сотню, Лавим?

Кендер кивнул и небрежно добавил:

– А может быть, и за сто десять. У меня не было времени считать шаги, ты же понимаешь.

– Но ведь ты подобрал камень вновь, после того как убил гоблина?

– О да. Это хороший камень, счастливый камень. Он у меня уже давно. Он когда-то принадлежал моему отцу, а еще раньше – его отцу.

Кельда постаралась скрыть улыбку.

– Что-то вроде фамильной реликвии, да?

Лавим сунул камень обратно в сумку.

– Фамильная реликвия? Это ты хорошо сказала!

Кендеры, из поколения в поколение передающие камень?! Просто абсурд! Кельда, пряча улыбку, закрыла лицо руками, но Лавим все же увидел ее смеющиеся глаза.

– Что я сказал таково смешного, Кельда?

– О нет, Лавим, я вовсе не смеюсь, правда-правда. Я просто улыбаюсь. Ведь это так приятно, когда у тебя есть какая-то вещь, напоминающая тебе о твоем отце и деде…

Кельда подтянула ноги к груди и положила подбородок на колени. Она глядела на кендера, а тот продолжал рассматривать свое «вооружение». Его белая длинная коса под солнечными лучами светилась серебром. На загоревшем коричневом лице зеленые глаза светились так, как светятся на солнце весенние листья.

– А вот у меня ничего не осталось на память о семье – ну хотя бы какого-нибудь счастливого камня.

Лавим поднял голову.

– О, таких камней полным-полно в Кхаре. Ты там никогда не была? Это – моя родина. Это – прекрасная страна: всё горы да холмы. И несколько совершенно удивительных долин. Когда-нибудь ты должна обязательно все это увидеть, Кельда. Мне давно уже хочется туда вернуться, но со мной вечно что-нибудь да происходит, всегда какая-нибудь история да приключится, ну как с этим Мечом Бури, например, хотя я толком так и не могу уяснить, – что это такое. И ты, Кельда, ведь не всегда была барменшей, так? Ты жила на ферме со своей семьей, правильно? Прежде чем дракон… ух, гадина!… ну в общем, прежде ты в баре не работала, верно? Так вот, если тебе нравится природа, ты полюбишь долины Кхара. И я буду счастлив показать их тебе. А я уже скоро пойду туда, сразу после того, как мы отнесем Меч Бури в Торбардин. – Он помолчал. – Скажи, как ты думаешь, может, твой приятель Хаук тоже захочет пойти в Кхар?

Кельда взглянула на слепящий солнечный блик пляшущий на камне.

– Почему он должен захотеть идти в Кхар?

– Ну если захочешь ты, захочет и он. Наверное, он уже знает, что ты идешь в Торбардин спасать его, и он, я думаю, должен быть благодарен тебе за это. Неужели они держат его в тюрьме? Или даже в темнице? Ведь в тюрьму, мне кажется, сажают ненадолго. Пищу там дают плохую. А темницы? Мне они совсем не нравятся. Пища не такая плохая, как в тюрьме, но ты ее получаешь не так уж и часто. Те, кто тебя туда сажают, стараются вообще забыть о твоем существовании. Ты знаешь, Торбардин действительно очень велик. Там не один город, а целых шесть. Они все как-то связаны между собой – мостами, что ли. И все они построены внутри горы. Можешь себе представить? Там даже сады есть. Не знала? Но если все это внутри горы, то откуда там солнечный свет? А дождь? Дождь-то откуда берется? Конечно, гномы, я думаю, способны обеспечить свои сады водой, но ведь это просто адская работа! И даже если они способны это сделать – я имею в виду, обеспечить свои сады водой, – то все равно остается проблема солнечного света уж его-то не принесешь в кадушке…

Лавим болтал без умолку, перескакивая с одной темы на другую. Кельда слушала его в пол-уха, думала о тюрьмах и темницах и не могла понять, каким образом Хаук сумеет узнать, что кто-то спешит ему на помощь?!.

«Но он должен знать, – думала она. – Он должен знать, что Тьорл его ищет». Она погладила рукой ножны Королевского Меча. Он, Хаук, конечно же, знает, что его освобождение зависит от этого Меча.

– …И разумеется, если понесешь солнечный свет в кадушке, она должна быть очень плотно закрыта, разве не так?

«Если Хаук жив, он знает, что его ищут, – думала Кельда. – Но жив ли он?» Она вспомнила о маге, о пирамиде на поляне и о Станахе Она закрыла глаза и уткнулась лбом в поднятые колени.

Она попыталась услышать голос Хаука. Ей казалось, что, если она еще может слышать голос Хаука, значит, он жив. Если она еще видит его глаза, то он должен быть живым.

Кельда мысленно стала восстанавливать те мгновения, когда Хаук, такой вежливый и добрый, говорил с ней, она уже не помнила о том, что в действительности она тогда его испугалась.

– …И им, конечно, необходимы непрозрачные кадушки, может быть, покрытые свинцом или чем-то вроде того, чтобы свет не просачивался из них. Хмммм. Я буду весьма удивлен, если они все это учли.

Кельда погладила ножны Меча. Королевского Меча, как называл его Станах. А для Кельды этот меч всегда будет мечом человека, который рискнул ее жизнью ради игры, а затем играл своей жизнью ради ее жизни.

Неожиданно зашуршали кусты; Лавим быстро сгреб разложенные на валуне камни и ссыпал их в сумку. Кельда оглянулась и увидела стоящего позади нее Тьорла. Она хотела было подняться на ноги, но эльф жестом остановил ее.

– Мы останемся пока здесь. А ты, Лавим, пойди и найди Станаха. Кендер пристроил за спиной свой хупак.

– Конечно, Тьорл. А что там?

– Да вроде ничего. Иди и найди Станаха. Только смотри не заблудись. Очень прошу тебя об этом.

Радостно улыбаясь, встряхивая на ходу свою сумку, кендер пошел по тропе к реке.

– Когда я подходил, слышал: он тут что-то рассказывал, – сказал Тьорл. – а о чем, если не секрет?

Кельда улыбнулась:

– О Торбардине и о солнечном свете в покрытых свинцом кадушках.

– Солнечный свет в кадушках?… – У Тьорла просто отвисла челюсть.

– Для чего?

– Для садов. Он говорит, в Торбардине очень много садов. И еще он говорил, что Торбардин – это не один город, а несколько городов. Это правда?

Эльф пожал плечами:

– Не знаю. Города внутри горы? Просто не представляю, как это может быть! А ты ведь сама знаешь, чего стоит болтовня кендеров.

Тьорл провел пальцем по тетиве лука. Кельда, помолчав, спросила:

– А где Станах?

– Там, на тропе. Пошел на разведку.

– Наверное, нам тоже надо пойти за ним?

Тьорл прислушался. Он ничего не услышал, кроме шума ветра в ветвях деревьев, но на всякий случай внимательно осмотрелся.

– Скоро пойдем. Тропа здесь идет вверх. Отдохни немного.

Кельда молча кивнула. Тьорл смотрел, как солнечный свет золотом красит ее волосы.

«Итак, кадушки, – говорил сам себе Лавим. – Может, они их сделали, а может, и нет. Но ведь никогда не узнаешь, можно ли что-либо сделать, пока не попытаешься это сделать, так?»

В вершинах деревьев вздыхал ветер. Лавим быстро шагал вверх по тропе. «Правильно, – думал он. – Разумеется, если у них там, в Торбардине, сады, они должны были что-то придумать насчет света».

Лавима уже не тревожило то, что он стал постоянно разговаривать сам с собой. Кроме того, он получал от этого такое же удовольствие, как от разговора с кем-либо другим. Да куда большее удовольствие! Сам себя он никогда не прерывал. А то ведь и Станах, и Тьорл, кажется, тоже – они ну просто удовольствие получали, прерывая его на каждом слове! Кельда, правда, иногда выслушивала его рассказы до конца… В общем, он радовался тому, что научился разговаривать сам особой. Он задавал себе вопросы и получал дельные ответы.

Он сошел с тропы там, где сломанный куст и примятая трава указали ему на то, что здесь прошел Станах.

Вот уж правду говорят, «топает, как гном»! Станах протоптал такую широкую тропу, что даже слепой мог увидеть, где он шел. Они ужасно неловки в лесу, эти гномы, ведь верно?

Вскоре Кендер увидел каменистую поляну. Лавим усмехнулся: «Готов спорить, он шел именно этим путем. Почему же он не оставил какой-нибудь прутик на тропе? Или какой другой знак? Ладно, спрошу его, как только встретимся».

Он вскарабкался на большой валун и осмотрелся. О да, Станах здесь, конечно, был. Некоторые камни перевернуты, лишайник с них прямо-таки содран. Лавим встряхнул головой. Яснее некуда, вот он, знак: Я ШЕЛ ЭТИМ ПУТЕМ.

Солнечный свет отразился от чего-то гладкого, красно-коричневого, лежащего между камнями. Лавим спрыгнул с валуна, подошел и вздрогнул: флейта мага! Он глубоко вздохнул, а затем протяжно свистнул. Флейта мага! Вот это находка!

Лавим поднял флейту и поднес ее к губам, ему не терпелось сразу же узнать: научит ли его флейта хорошо петь. Он попытался сыграть одну ноту, потом другую. И вдруг остановился, пораженный.

«Почему, – подумал Лавим, – Станах оставил флейту здесь? Он ведь всегда так старался не потерять ее и вдруг бросил ее здесь».

Кендер потер флейту пальцами, затем положил ее на ладонь так, чтобы на нее падал солнечный свет, полюбовался, глядя, как играют на дереве красные и коричневые блики. Неужели гном просто уронил ее?