Звездное Скопление Аластор (№1) - Аластор-2262

Глиннес зажмурился – глаза его подернулись влагой. Весьма печальное, по правде говоря, возвращение домой. А вот остров Эмбл предстал взору Глиннеса в самом лучшем своем виде. Присмотревшись повнимательнее к старому особняку, Глиннес даже, как ему показалось, различил струйку дыма, поднимающуюся из трубы на крыше. Поразительная догадка пришла к нему в голову, подкрепленная туманными намеками лорда Генсифера. Неужели Глэй переселился в особняк на Эмбле? Лорд Генсифер расценил бы такой поступок как достойный осмеяния и даже постыдный – как поступок выскочки, пытающегося, как обезьяна, подражать тем, кто в социальной иерархии стоит гораздо выше его.

Глиссер подошел к причалу Рабендари. Глиннес выгрузил на берег багаж, расплатился с Харрадом-младшим, затем стал внимательно осматривать дом. Неужели он всегда был таким покосившимся и обветшалым? Неужели всегда вокруг него так буйствовал бурьян? Для триллов комфорт и уют, сопутствующие жизни в старом, пусть даже и довольно убогом на вид доме, составляли предмет особой любви и привлекательности, но сейчас состояние отчего дома давно уже перешло ту черту, что позволяла бы мириться с ним дальше. Взбираясь по ступенькам на веранду, он явственно слышал, как они трещат, и ощущал их прогиб под своим весом.

В поле зрения его попали какие-то цветные пятна по другую сторону поля, на самой опушке леса Рабендари. Глиннес прищурился. Три палатки: красная, черная, тускло-оранжевая. Палатки треван. Его всего аж затрясло от ярости и ощущения оскорбленного достоинства. Пожалуй, он слишком уж запоздал с возвращением.

– Эй, в доме! – кликнул он. – Здесь есть кто-нибудь, кроме меня?

В дверях показалась высокая фигура матери. Она глядела на него, не веря своим глазам, затем побежала ему навстречу.

– Глиннес! Даже как-то не привычно снова видеть тебя!

Он стиснул ее в объятиях, крепко расцеловал, не обратив внимания на некоторую несуразность слов, которыми она встретила его.

– Да, я вернулся, и мне самому это кажется странным. Где Глэй?

– Он у одного из своих приятелей. Однако как хорошо ты выглядишь! Ты повзрослел, и теперь мужчина хоть куда!

– А вот ты нисколечко не изменилась, ты все такая же красивая, мама!

– О Глиннес, разве можно так преувеличивать? Я ощущаю себя такой же старой, как вон те холмы, и такой же старой и выгляжу, я уверена в этом… Мне кажется, ты уже слышал печальную новость?

– В отношении Ширы? Да. Меня это ужасно опечалило. Неужели так никто толком и не знает, что же случилось?

– Ничего неизвестно, – ответила Марча довольно сухо. – Садись, Глиннес. Сбрось эти шикарные ботинки и дай отдых ногам. Хочешь вина из яблок?

– Конечно же, хочу, и кусок чего угодно, что под рукой. Я голоден как волк.

Марча принесла вино, хлеб, мелко порубленное холодное мясо, фрукты, рыбный студень, присела и стала смотреть, как он ест.

– Как мне приятно снова глядеть на тебя! Каковы твои планы на будущее?

Голос ее показался Глиннесу чуточку холодноватым. Но она никогда не была особенно пылкой в проявлении своих чувств.

– Пока что у меня нет никаких планов, – ответил он. – Я только вот сейчас услышал о Шире от Харрада-младшего. Он, так, значит, и не женился?

Губы Марчи неодобрительно изогнулись.

– Он так и не смог остановить на ком-нибудь свой выбор… Хотя, естественно, подруг у него было предостаточно.

Глиннес снова почувствовал какую-то недоговоренность, мать знала о чем-то таком, о чем не спешила делиться с сыном. Ему даже стало как-то немного обидно, но он решил не высказываться об этом вслух. Не дело было начинать свою новую жизнь с выяснения отношений.

– А где твоя офицерская форма? – спросила Марча весело, даже как-то задиристо. – Мне так хотелось увидеть тебя в мундире капитана Гвардии.

– Я подал заявление об уходе в отставку и решил вернуться домой.

– Вот оно что, – упавшим голосом произнесла Марча. – Мы, разумеется, рады тому, что ты теперь дома, но ты уверен, что поступаешь разумно, отказываясь от карьеры?

– Я уже от нее отказался. – Несмотря на принятое чуть ранее решение, Глиннес едва сдержал копившийся в нем гнев. – Я нужен здесь сильнее, чем в Гвардии. Наша усадьба разваливается прямо на глазах. Как это так, что Глэй даже не удосужился хоть что-нибудь сделать?

– Он большую часть времени занят… ну, можно сказать, общественной деятельностью. Он теперь в своем роде весьма важная персона.

– И это помешало ему починить хотя бы ступеньки? Они почти полностью сгнили… Или – я видел дым над Эмблом. Глэй теперь живет там?

– Нет. Мы продали остров Эмбл одному из друзей Глэя.

Глиннес, пораженный этими словами, едва не поперхнулся.

– Вы продали остров Эмбл? Какая же это причина могла… – Он привел в порядок мысли. – Остров Эмбл продал Шира?

– Нет, – холодно ответила Марча. – Отказаться от прав на него решил Глэй и я.

– Но ведь… – Глиннес примолк на полуслове, а затем произнес, тщательно подбирая слова:

– Я ни в коем случае не желаю расставаться ни с островом Эмбл, ни с какой-либо иной частью наших земель.

– Мне кажется, что в отношении продажи уже ничего нельзя изменить. Мы исходили из того, что ты намерен сделать карьеру в Гвардии и вряд ли уже вернешься домой. Естественно, знай мы, насколько близко ты примешь это к сердцу, мы бы учли твои чувства.

– Мое непоколебимое мнение заключается в том, что нам следует аннулировать эту сделку, – подчеркнуто вежливо произнес Глиннес. – В наши намерения определенно не входит уступка прав на остров Эмбл.[10]

– Но, мой дорогой Глиннес, они уже уступлены.

– Никоим образом – мы немедленно вернем полученные за остров деньги. Кстати, где они?

– Об этом тебе придется спросить Глэя.

Глиннесу вспомнился язвительно насмешливый Глэй десятилетней давности, который всегда оставался равнодушным к насущным потребностям Рабендари. Тот Глэй вполне бы мог принять серьезные решения, которые оказались бы совершенно несуразными и более того, оскорбительными для памяти его отца Джата, который души не чаял в каждой пяди своей земли.

– Сколько же озолов вы взяли за Эмбл?

– Двенадцать тысяч.

Глиннес был настолько разгневан и ошеломлен, что слова его звучали резко, как удары бича.

– Да это же все равно, что отдать задаром! За такое красивейшее место, как остров Эмбл да еще с особняком в прекрасном состоянии? Кто-то точно сошел с ума!

– Кому-кому, но не тебе возмущаться! – сверкнув черными глазами, воскликнула Марча. – Тебя не было здесь, когда ты нам так был нужен, и не тебе донимать нас мелочными придирками.

– Я вовсе не собираюсь ограничиться придирками – я намерен сделать все, чтобы аннулировать сделку. Если Ширы нет в живых, то я – сквайр Рабендари, и никто, кроме меня, не имеет права продавать мою землю.

– Но ведь мы не знаем, жив Шира или нет, – с наигранным простодушием подчеркнула Марча. – Он, может быть, всего-навсего отправился навестить друзей.

– И тебе знакомы кто-нибудь из таких «друзей» или «подруг»? – вежливо спросил Глиннес. Марча надменно вздернула плечи.

– Нет, пожалуй. Но ты ведь помнишь Ширу. Он так и не изменился.

– После двух месяцев отсутствия он непременно вернулся бы домой.

– Мы, естественно, надеемся на то, что он жив. Фактически мы не имеем права считать его умершим еще почти четыре года, таков закон.

– Но к тому времени сделка давно уже окажется вступившей в законную силу! Зачем нам расставаться с любой частью нашей такой замечательной земли?

– Нам нужны были деньги. Разве недостаточно одной этой причины?

– А зачем вам вдруг так понадобились деньги?

– Тебе лучше бы задать этот вопрос Глэю.

– Я так и сделаю. Где он?

– В самом деле – не знаю. Но он, по всей вероятности, вернется домой в самом скором времени.

– У меня есть еще один вопрос: это палатки треван на опушке леса?

Марча кивнула. К этому времени им обоим надоело рассыпаться в притворных любезностях.

– Пожалуйста, не вздумай осуждать за это ни меня, ни Глэя. Шира позволил им расположиться на нашей земле, а вреда от них никакого.

– Пока что, возможно, и нет, но ведь цыплят по осени считают. Тебе известен наш последний опыт общения с треванами. Они украли все кухонные ножи.

– Дроссеты совсем не такие, – возразила Марча. – По сравнению с другими треванами они кажутся вполне заслуживающими доверия.

Глиннес всплеснул руками.

– С тобой бессмысленно спорить. Одно последнее слово об Эмбле. Шира, несомненно, был бы категорически против продажи острова. Если он жив, то вы действовали без разрешения с его стороны. Если он мертв, вы действовали без моего разрешения, и я настаиваю на том, чтобы сделка была аннулирована.

– С этим вопросом разбирайся, пожалуйста, с Глэем, – равнодушно пожав плечами (от внимания Глиннеса не ускользнуло, что плечи у нее все такие же нежные и прекрасные, как и много лет назад), ответила Марча. – Мне, клянусь, очень уж наскучила эта тема.

– Кто приобрел остров Эмбл?

– Некто Льют Касагэйв, человек очень приятный и хорошо воспитанный. По-моему, он родом с какой-то иной планеты – слишком уж безупречные у него манеры, чтобы принять его за трилла.

Глиннес закончил есть и стал открывать привезенные им чемоданы.

– Я тут привез кое-какие мелочи. – Матери он протянул пакет, который она взяла, ничего не сказав при этом. – Вскрой его. Это тебе.

Она потянула за петельку и извлекла отрез пурпурной ткани с фантастическими птицами, вышитыми зелеными, серебряными и золотыми нитями.

– Какое совершенство! – изумленно воскликнула Марча. – Ну, Глиннес, подарок потрясающий!

– Это еще не все, – сказал Глиннес и стал извлекать другие пакеты, а Марча принялась тут же их раскрывать, не в силах сдерживать свой восторг. В отличие от большинства триллов, обладание ценными вещами приносило ей огромное удовольствие.

– Вот это – звездные кристаллы, – сказал Глиннес. – У них нет никакого другого названия, их как раз такими, с уже как бы отшлифованными гранями и всем остальным, находят среди шлака, покрывающего поверхность потухших звезд. Ничто не может их поцарапать, даже алмаз, и к тому же у них совершенно необычные оптические свойства.

– О, они такие тяжелые!

– А вот это старинная ваза, никто толком не знает, сколько ей лет. Надпись на днище, говорят, выполнена на языке эрдов.

– Восхитительная вещица!

– Ну а это не имеет такой уж особой ценности, просто привлекло мое внимание своей необычностью – щипцы для орехов в виде морды фантастического зверя. По правде говоря, я откопал их в одной из лавчонок среди всякого старья.

– Но с каким искусством выполнена эта вещица. Она, ты считаешь, для раскалывания орехов?

– Да. Закладываешь орех между вот этими челюстями и прижимаешь сзади… А вот это для Глэя и Ширы – ножи, выкованные из протеума. Режущие кромки представляют из себя единую цепочку из взаимосвязанных молекул – совершенно неразрушаемый сплав. Таким ножом можно сколько угодно ударять о сталь, и он никогда не затупится.

– Глэй будет в восторге, – чуть сдержаннее, чем раньше, произнесла Марча. – И Шира тоже будет очень доволен.

Глиннес скептически фыркнул, а Марча не без душевной борьбы проигнорировала этот выпад сына.

– Большое тебе спасибо за подарки. Они, по-моему, просто замечательные. – Она взглянула на открытую на веранду дверь, из которой просматривался причал. – А вот и Глэй.

Глиннес вышел из дома и стал дожидаться брата на веранде. Глэй, поднимаясь по дорожке, вдруг остановился, но особого удивления не высказал. Затем снова зашагал, но уже медленнее. Глиннес спустился по ступенькам, и братья принялись радостно хлопать друг друга по плечам.

На Глэе, как сразу же заметил Глиннес, был не обычный парай триллов, а серые брюки и темный пиджак.

– Добро пожаловать домой, – произнес Глэй. – Я встретил Харрада-младшего. Он сказал мне, что ты уже здесь.

– Я очень доволен тем, что вернулся домой, – сказал Глиннес. – Тебе и маме было, наверное, очень неуютно здесь. Но теперь, когда я здесь, мы быстро сумеем сделать дом таким, каким он всегда был раньше.

– Да, – как-то неопределенно покачав головой, произнес Глэй. – Жизнь как бы приостановилась. Но теперь все определенно меняется, я надеюсь, к лучшему. Глиннесу показалось, что он не очень-то понимает, о чем говорит Глэй.

– Нам очень многое нужно обсудить. Но самое главное – я очень рад тебя видеть. Ты теперь выглядишь таким повзрослевшим, таким умудренным жизнью и, как это повернее сказать, таким уверенным в себе.

Глэй рассмеялся.

– Когда я оглядываюсь назад, я вижу, что всегда слишком много размышлял и пытался разгадать слишком уж большое количество загадок. Все это я давно уже забросил. Я, так сказать, разрубил гордиев узел.

– Каким же образом?

Глэй умоляюще закатил глаза.

– Все это слишком сложно, чтобы объяснить так сразу… Ты тоже прекрасно выглядишь. Служба в Гвардии пошла тебе на пользу. Когда ты должен туда вернуться?

– В Гвардию? Никогда. Я взял расчет, поскольку я теперь, кажется, сквайр Рабендари.

– Да, – бесцветно заметил Глэй. – У тебя преимущество в целый час передо мною.

– Пройдем в дом, – предложил Глиннес. – Я привез тебе подарок. И кое-что для Ширы. Сам ты что думаешь – он мертв?

Глэй печально кивнул.

– Другого объяснения не существует.

– И я так считаю. А вот мама уверена в том, что он «в гостях у друзей».

– В течение двух месяцев? Такое исключено.

Они вошли в дом, и Глиннес вынул нож, который он приобрел в Лаборатории новых технологий в Бореаль-Сити на планете Мараньан.

– Будь поосторожнее с лезвием. Можно порезаться даже при малейшем прикосновении к нему. Но им можно перерубить толстый стальной стержень без всякого вреда для него самого.

Глэй осторожно взял нож и с опаской провел взглядом вдоль невидимой кромки.

– Мне как-то даже страшно смотреть на него.

– Да, этот нож почти что волшебный. Второй нож, поскольку Ширы нет в живых, я оставлю у себя.

– У нас нет полной уверенности в том, что Шира умер, – отозвалась Марча из дальнего конца комнаты.

Оба брата оставили это заявление матери без ответа. Глэй положил свой нож на каменную доску.

– Нам не мешало бы разобраться в отношении острова Эмбл, – произнес, усевшись поудобнее, Глиннес.

Глэй прислонился к стене и исподлобья взглянул на Глиннеса.

– Тут уж ничего не добавить, ни убавить – я продал остров Льготу Касагэйву.

– Эта сделка не только неразумна, она незаконна. Я намерен аннулировать договор о продаже.

– В самом деле? И каким же образом ты этого добьешься?

– Мы вернем деньги и велим Касагэйву убраться. Все крайне просто.

– Если ты располагаешь двенадцатью тысячами озолов.

– Я – нет, но вот ты располагаешь. Глэй медленно покачал головой.

– Их больше нет у меня.

– Тогда где же деньги?

– Я отдал их.

– Кому?

– Некоему Джуниусу Фарфану. Я отдал их, он взял. Я не могу забрать их у него назад.

– По-моему, нам следовало бы встретиться с Джуниусом Фарфаном – и сделать это немедленно. Глэй снова покачал головой.

– Пожалуйста, не ворчи на меня за судьбу этих денег. Твоя доля остается у тебя – ты теперь сквайр Рабендари. А остров Эмбл позволь мне считать своей долей.

– Ни о каких долях даже и речи быть не может. Так же, как и о том, что кому принадлежит, – возразил Глиннес. – Рабендари принадлежит нам обоим в равной степени. Это наша родина.

– Если следовать формальной букве закона, то это действительно так, – сказал Глэй. – Но я предпочитаю рассматривать данный вопрос иначе. Как я уже тебе говорил, все сейчас меняется самым коренным образом.

Глиннес откинулся к спинке стула, не в силах выразить словами охватившее его негодование.

– Давай оставим все так, как есть, – устало произнес Глэй. – Я взял себе Эмбл, ты – Рабендари. Разве это, в конце концов, не справедливо? Я уезжаю отсюда и оставляю тебя полновластным хозяином Рабендари.

Глиннес попытался было громко воспротестовать, но слова застряли у него в горле.

– Выбор за тобой, – единственное, что ему удалось вымолвить. – Надеюсь, ты еще передумаешь.

Глэй в ответ только загадочно улыбнулся, что было истолковано Глиннесом, как желание вообще уклониться от ответа.

– Есть у меня еще один вопрос, – сказал Глиннес. – Относительно расположившихся на нашей земле треван.

– Это Дроссеты, люди, с которыми я странствовал по Тралльону. Ты возражаешь против их присутствия?

– Это твои друзья. Если ты сам так решительно настроен переселиться в другое место, то почему бы тебе не взять с собой и своих друзей?

– Я еще не знаю, куда я отправлюсь, – ответил Глэй. – Если ты хочешь, чтобы они ушли, то возьми и скажи им об этом. Ведь ты – сквайр Рабендари, а не я.

Марча снова вмешалась в разговор братьев.

– Никакой он еще не сквайр, пока окончательно не выяснится до конца судьба Ширы!

– Ширы нет в живых, – сказал Глэй.

– Все равно Глиннес не имеет права, вернувшись домой, сразу же создавать воображаемые трудности. Готова поклясться, он такой же упрямый, как Шира, и такой же черствый, как его отец.

– Разве я создал трудности? – возмутился Глиннес. – Это вы сами натворили здесь черт знает что, а мне теперь надо раздобыть где-то двенадцать тысяч озолов, чтобы спасти Эмбл, затем прогнать отсюда эту шайку треван, пока они не созвали сюда все свое племя. Хорошо, что я еще вовремя вернулся домой, пока у нас есть все-таки свой дом.

Глэй с каменным выражением лица налил себе кружку яблочного вина, всем своим видом показывая, что все это ему до чертиков успело наскучить… С поля за домом донесся стонущий, скрипучий звук, затем чудовищный грохот. Глиннес тотчас же вышел на заднее крыльцо глянуть, что же произошло, затем вернулся и бросил Глэю прямо в лицо:

– Твои друзья только что срубили одно из самых старых наших ореховых деревьев.

– Одно из твоих деревьев, – слегка улыбнувшись, уточнил Глэй.

– Не угодно ли тебе сказать им, чтобы оставили нас в покое?

– Они не обратят на меня никакого внимания. Я задолжал им множество различных любезностей, оказанных ими.

– У них есть имена?

– Глава – Ванг Дроссет. Его спутница – Тинго. Сыновей зовут Эшмор и Харвинг. Дочь – Дьюссана. Старуха – Иммифальда.

Глиннес извлек из багажа оставленный ему за добросовестную службу пистолет и сунул в карман. Глэй наблюдал за этим, скривив губы в язвительной усмешке, затем шепнул что-то Марче.

Глиннес быстрым шагом пересек луг. Приятный, не слепящий свет послеполуденного солнца, казалось, прояснял цветовую гамму ближнего плана и создавал впечатление, будто дали сами по себе издают мерцающий блеск. Множество самых различных чувств переполняло сердце Глиннеса: печаль, тоска по добрым старым временам, гнев на Глэя, который ему никак не удавалось смягчить.

Он подошел к стоянке треван. Шесть пар глаз настороженно следили за каждым его шагом, пытаясь еще по внешнему виду и манере держаться выяснить, что он из себя представляет. Особой опрятностью стоянка не отличалась, хотя, с другой стороны, была не такой уж и грязной – Глиннесу доводилось видеть стоянки в куда более худшем состоянии. Разведены были сразу два костра. У одного из них мальчик время от времени поворачивал шампур с нанизанными на него от одного конца до другого пухлыми лесными курочками, по сути еще цыплятами. Из котла над другим костром исходил острый запах полевых трав – Дроссеты варили специфическое треванское пиво, от частого употребления которого их глазные яблоки приобретали поразительно желто-золотистый оттенок. У женщины, помешивающей пиво, было сосредоточенное, с острыми чертами лицо. Волосы ее были выкрашены в ярко-красный цвет и свешивались с затылка двумя косами. Глиннес предпочел держаться от нее подальше, сторонясь зловония.

Навстречу ему, оставив в покое сваленное дерево, с ветвей которого он собирал орехи, вышел мужчина. За ним, стараясь не отставать от него, показались двое здоровенных парней. У всех троих черные брюки были засунуты в черные сапоги с голенищами «гармошкой», свободные рубахи из светло-коричневого шелка, цветные платки на шее – типичный наряд треван. На голове у Ванга Дроссета была плоская черная шляпа, из-под которой непослушно выбивались роскошные каштановые волосы. Кожа у него была необычного бисквитно-коричне-вого цвета, глаза, как бы подсвеченые изнутри, источали желтоватый блеск. Всем своим видом он производил очень внушительное впечатление. «С таким человеком шутки плохи», – подумалось Глиннесу.

– Это вы – Ванг Дроссет? А я – Глиннес Халден, сквайр острова Рабендари. Настоятельно рекомендую покинуть эту стоянку.

Ванг Дроссет подал знак сыновьям, и они принесли пару плетеных стульев.

– Садитесь и подкрепитесь слегка чаем, – предложил Ванг Дроссет. – А уж после этого и обсудим наш уход отсюда.

Глиннес улыбнулся и отрицательно мотнул головой.

– Я предпочитаю стоять.

Если он сядет и разопьет с треванами чай, он тем самым станет им хоть чем-то обязанным, и они тогда смогут выпрашивать у него определенные послабления. Чтобы не встречаться с взглядом Ванга Дроссета, он посмотрел на мальчика, переворачивавшего шампур, и только теперь обнаружил, что это не мальчик, а изящная, хорошо сложенная девушка лет семнадцати-восемнадцати. Ванг Дроссет что-то коротко бросил ей через плечо. Девушка выпрямилась и направилась к поблекшей красной палатке. Перед самым входом в нее она обернулась. Даже одного мимолетного взгляда хватило Глиннесу, чтобы увидеть, какое красивое у нее лицо, какие от рождения золотые глаза и золотисто-огненные волнистые волосы, пышной короной обрамлявшие голову и спадавшие, прикрывая уши, на шею и плечи.

Ванг Дроссет осклабился, сверкнув белизной отличных зубов.

– Что касается стоянки, то я прошу разрешить нам остаться. Мы здесь ничему не причиняем вреда.

– В этом я не очень-то уверен. Соседство треван вызывает массу неудобств. Исчезает скот и домашняя птица, не говоря уже обо всякой утвари.

– Мы не украли у вас ни единой животины, – кротко произнес Ванг Дроссет.

– Вы только что уничтожили великолепное дерево – и только для того, чтобы было легче снимать с него орехи.

– В лесу полным-полно деревьев. Нам понадобились дрова. Не так уж велика потеря, не сомневаюсь в этом.

– Это для вас – невелика. А вы знаете, что я еще мальчиком играл на этом дереве? Вот, посмотрите. Это я поставил здесь отметину. А вот на этой развилке я соорудил шалаш, в котором даже иногда спал по ночам. Как я любил это дерево!

Ванг Дроссет слегка скривился при мысли о том, что человек может полюбить дерево. Двое его сыновей презрительно рассмеялись и, отойдя чуть в сторону, начали упражняться в метании ножей в цель.

– Дрова? – возмутился Глиннес. – В лесу навалом сушняка. Вам нужно только принести его сюда.

– Очень далекий путь для людей с больной спиной. Глиннес показал на шампур.

– Эти птицы еще даже наполовину не выросли. Они еще не вывели потомства. Мы охотимся только на трехлетнюю дичь, которую, не сомневаюсь, вы уже всю выбили и съели, как, наверное, и двухлетнюю. А после того, как вы разделаетесь с однолетками, в этом лесу больше уже не будет птицы. А вон на том блюде – земляные яблоки. Вы их повырывали целыми пучками вместе со всей корневой системой, и тем самым уничтожили весь наш будущий урожай. А еще говорите, что вы не причиняете вреда! Вы зверски обращаетесь с почвой. Ее плодородие не восстановится и через десять лет. Сворачивайте палатки, грузите свои фуры и уходите.[11]

– Ваши слова звучат невежливо, сквайр Халден, – смиренно произнес Ванг.

– А разве выбирают выражения, когда отстаивают сохранность своей собственности? – спросил Глиннес. – Нет, конечно же. Вы слишком многое от меня требуете.

Ванг Дроссет отвернулся, прямо-таки шипя от злости, и стал смотреть куда-то вдаль. Эшмор и Харвинг теперь упражнялись еще в одном поразительном треванском искусстве, демонстрации которого Глиннесу никогда раньше не доводилось быть свидетелем. Они расположились на удалении примерно в десяток метров друг от друга, и каждый из них бросал по очереди нож в голову другого. Тот, в голову которого целился напарник, неуловимым взмахом своего ножа отбрасывал брошенный в его сторону нож и притом столь удивительным образом, что он, быстро вращаясь, взлетал высоко в воздух.

– Треване могут быть не только добрыми друзьями, но и заклятыми противниками, – тихо произнес Ванг Дроссет.

– Вы, наверное, слышали поговорку: «Хорошие треване живут восточнее Занзамара»,[12] – ответил ему Глиннес.

– Неужели мы на самом деле такие плохие, как вам кажется? – спросил Ванг Дроссет елейно-вкрадчивым голосом. – Ведь наше присутствие на острове делает жизнь на нем более приятною! Мы будем играть чудесные мелодии на ваших праздниках, тешить ваши взоры замечательными танцами с ножами…

Он взмахом руки показал на своих сыновей, которые, высоко подпрыгивая и дергаясь всем телом, так быстро размахивали своими ножами, что они образовывали ярко сверкающие дуги.

То ли случайно, то ли в шутку, а может быть, и из жажды крови иноплеменника, но один из ножей оказался брошен прямо в голову Глиннеса. Ванг Дроссет издал хриплый нечленораздельный звук – может быть, пытаясь предупредить Глиннеса, а может быть, ликуя в душе. Глиннес же, давно уже предчувствуя недоброе, быстро пригнулся, и нож воткнулся в цель у него за спиной. Взметнулся его пистолет и исторг сноп синей плазмы. Один из концов шампура вспыхнул, и птичьи тушки попадали в уголья костра.

Из палатки стрелою вылетела Дьюссана, в глазах ее пылал огонь такой же безжалостный, как и плазма пистолета. Она схватила шампур и, не обращая внимания на то, что он обжигал ей руку, принялась сбрасывать с него дымящиеся тушки на землю, не переставая ни на мгновенье выкрикивать ругательства и проклятья.

– Подлый уруш,[13] ты погубил наш ужин. Чтоб у тебя на языке выросла борода. Убирайся отсюда прочь со всеми своими потрохами, пока ноги целы. Мы тебя раскусили, фаншер ты этакий! Тебя сюда пригнал спэг,[14] от которого ума у тебя стало еще меньше, чем у такого бугая, как твой старший братец. А таких, как он, совсем немного…

Ванг Дроссет поднял сжатую в кулак ладонь. Девушка примолкла и принялась со злостью счищать землю с птичьих тушек. Когда Ванг Дроссет снова повернулся к Глиннесу, злорадная улыбка играла на его лице.

– Это очень недружественный поступок, – сказал он. – Вам не по душе наши забавы с ножами?

– Особого восторга не испытываю, – ответил Глиннес, после чего извлек свой собственный новый нож и, вытащив из цели треванский нож, снял с его лезвия стружку столь же легко, будто это был ивовый прутик. Дроссеты, как завороженные, следили за его действиями. Он же спрятал свой чудо-нож в чехол.

– Общедоступные земли всего лишь в миле отсюда, на левом берегу рукава Илфиш, – произнес Глиннес. – Если вы разобьете стоянку там, то это не вызовет чьего-либо неудовольствия.

– Как раз оттуда мы сюда и перебрались, – вскричала Дьюссана. – Нас пригласил спэг Шира. Вам этого разве недостаточно?

Глиннес никак не мог постичь причин для такой щедрости Ширы.

– Я считал, что это сделал путешествовавший с вами Глэй.

Ванг Дроссет снова подал знак девушке. Она резко развернулась и понесла птичьи тушки к кухонному столику.

– Завтра мы уходим отсюда, – уныло и вместе с тем зловеще произнес Ванг Дроссет. – Все равно нам никуда не деться от «форлоственны».[15] Мы всегда готовы тронуться в путь.

– Возможно, вы еще прихватите с собою и Глэя, – сказал Глиннес. – В нем тоже сидит «форлоственна». Ванг Дроссет сплюнул на землю.

– Он теперь целиком поглощен «фаншерадом». Мы ему теперь не ровня.

– Как и вы тоже, – пробурчал Харвинг.

Фаншерад? Слово это для него ничего не значило, но не обращаться же за разъяснениями к Дроссетам! Он попрощался с ними и пошел прочь. Когда он пересекал поле, шесть пар глаз жалили его спину. С сердца у него отлегло только после того, как он вышел за пределы дальности метания ножей.

Глава 5

Эвнесс – так называют в Шхерах тот скупой на свет час, что непосредственно предшествует заходу солнца. Это время тихой печали, когда блекнет все многоцветье природы, а дали просматриваются только в той мере, какую позволяет все более сгущающаяся туманная дымка, постепенно обволакивающая весь мир Шхер. Эвнесс, подобно заре, не очень-то приходящееся по нраву время для триллов. Не таков у них темперамент, чтобы с удовольствием предаваться грустным мечтаниям.

Возвратясь в дом, Глиннес никого в нем не застал. Глэй и Марча куда-то ушли, и отсутствие их повергло Глиннеса в тоскливое состояние. Он вышел на веранду и стал смотреть на палатки Дроссетов, все более склоняясь к тому, чтобы пригласить их на прощальный ужин – имея в виду, в основном, Дьюссану, девушку, несомненно, обворожительную, несмотря даже на крутой ее нрав и все остальное. Глиннес представил себе, как она могла бы выглядеть, будучи в хорошем настроении… Дьюсанна одним своим присутствием развеяла бы все его печали… До чего же нелепая мысль! Ванг Дроссет вырежет из его груди сердце при малейшем же подозрении.

Глиннес снова вернулся внутрь дома и налил себе вина. Затем открыл кладовку и задумался, рассматривая ее скудное содержимое. Куда подевалось то изобилие, которое запомнилось ему с прежних добрых времен!.. Послышался рокот движка и плеск разрезаемой носом моторки воды. Выйдя на веранду, Глиннес увидел приближающуюся к острову лодку.