Судья Ди (№14) - Пейзаж с ивами

 — Я подарил его ей, когда выкупил. — Когда судья Ди кивнул в знак согласия, Ху поклонился и, не отводя глаз от кольца, заговорил: — Она тогда была совсем юной. Маленькой, напуганной девочкой. И звали ее Сапфир — так же как ту, что выкупил мой прадед. «Это не совпадение, — сказал я ей, — а воля Неба. Твоя любовь искупит все муки, которые прежняя Сапфир причинила моей семье». — Он покачал несоразмерно большой головой. — Почему она переменилась, прожив со мной несколько счастливых лет? Может быть, не могла забыть, что я, по сути дела, купил ее? Не знаю. Бросая меня, она сказала всего несколько слов: «Мэй богат, а ты беден. Жизнь все еще очень много мне должна. Парчовые одежды, дорогие украшения, толпы слуг. ..» Вот и все.

Ху задумчиво повертел кольцо. — Мэй и впрямь окружил ее роскошью, но не сделал счастливой, У нее было много беспорядочных связей. И я с грустью смотрел на это, понимая, что она несчастна и одинока. А потом, в один прекрасный день, она позвала меня. Сказала, что не может забыть того, кто ее выкупил. Было ли это правдой? Не знаю. Я чувствовал только, что снова наверху блаженства. И тут в город пришла болезнь. Я уговаривал ее уехать, но тщетно, она сказала, что, поскольку слуг отослали, а старик Мэй весь день торчит на рынке, мы могли бы встречаться чаще. А на прошлой неделе она вдруг заявила мне: «Так больше продолжаться не может. Мне необходимо покинуть этот город, город смерти и разрушения. Я хочу начать новую жизнь далеко отсюда». — «А мне можно уехать с тобой?» — спросил я. «Не знаю, устало ответила она. — Я люблю тебя, но ты всегда будешь напоминать мне о прошлом, которое я хочу забыть».

Ху замолчал. Судья Ди слушал его, неподвижно сидя в кресле.

— А что именно произошло в ту роковую ночь? — наконец спросил он.

Ху поднял взгляд, затуманенный воспоминаниями.

— Что произошло, спрашиваете? Она велела мне прийти к полуночи. В комнату для гостей, как всегда, В это время Мэй обычно уже спал. Мы не стали задергивать занавески у постели, и комнату освещала лишь свеча на ее туалетном столике. Внезапно лунная дверь открылась и вошел старик. На нем был домашний халат, а взъерошенная седая голова не покрыта. «Убей его! — крикнула она мне. — Я больше не могу его видеть!» Я встал, но старик Мэй покачал головой. «Не надо меня убивать, — сказал он. — Забирайте ее. Вы купили эту женщину, и она принадлежит вам по праву». Она вскочила вне себя от ярости, готовясь высказать все, что о нем думает, но Мэй примирительно вскинул руки. «Я знаю, что со мной ты была несчастлива, — заметил он. — Уехать вместе с Ху — твой последний шанс. Возможно, ты наконец найдешь то, что ищешь». И, покачав головой, старик добавил с присущим ему лицемерным видом: «Если бы ты знала, как мне тебя жаль!» Эти слова задели меня за живое. Он простил ее? Нет, только я имею право ее прощать! В приступе слепого бешенства я схватил тяжелую пластину, стукнул Мэя по голове и принялся пинать его злосчастное тощее тело. Остановился я, только когда она обняла меня, умоляя перестать. — Он провел рукой по влажному от пота лицу. — Мы долго сидели на краю постели не говоря ни слова. Да и что было говорить? Она первой нарушила молчание. «Я решила, что ты поедешь со мной. Тело мы перетащим в зал, к подножию мраморной лестницы, и сделаем все так, будто он упал еще вчера вечером. А через несколько дней уедем. Вместе». Мы отволокли старика вниз и оставили несколько доказательств, что с ним произошел несчастный случай. Ну а потом я ушел через дверь в саду. Вот и все.

В зал суда вошли четыре человека в черных капюшонах. Они с привычным проворством завернули тело в циновку, а затем в холстину. Ху проводил глазами скорбное шествие.

Судья Ди подал знак писцам. Те снова принялись читать свои записи высокими, монотонными голосами. Они уже заканчивали чтение, когда вспышка молнии осветила высокие окна. Раздался оглушительный удар грома, но промасленной бумаге окна забарабанил дождь.

Судья развернулся в кресле.

— Ну наконец-то! — ликующе воскликнул он.

Начальник стражи забрал у писцов записи и протянул Ху, чтобы тот приложил к документу большой палец. Судья Ди поднялся и важно расправил халат.

— Ху Пэнь, вы обвиняетесь еще в одном тяжком преступлении, однако мне нет надобности разбирать этот вопрос, так как вашего признания в убийстве господина Мэй Ляна, хорошего человека и благодетеля города, вполне достаточно, чтобы вынести приговор. Суд приговаривает обвиняемого Ху Пэня к смертной казни через отсечение головы, и согласно закону о военном положении приговор будет приведен в исполнение немедленно.

Он снова сел, взял кисточку для письма и заполнил бирку. Скрепив документ печатью, он протянул его Чао Таю:

— Вам, тайвэй, вместе с тайвэем Ма надлежит принять соответствующие меры. Вы, Tao Гань, от моего лица будете присутствовать при совершении казни и составите отчет для канцелярии. — Судья стукнул по столу молоточком.

Два стражника подошли к Ху, но он не видел ничего вокруг, поглощенный созерцанием кольца. Крупный сапфир разбрасывал синие огоньки. Один из стражей похлопал Ху по плечу. Тот повернулся и, ссутулясь под широким одеянием для охоты, безропотно позволил себя увести.

— Суд снова соберется завтра утром, — объявил судья Ди. — Тогда обвиняемый доктор Лю и выслушает приговор. Его ожидает длительное тюремное заключение за дачу ложных показаний, сокрытие важных сведений и нарушение профессионального долга. В суде объявляется перерыв.

Он еще раз ударил молоточком, встал и, спрятав руки в широкие рукава, направился к двери. Все присутствующие застыли в почтительном молчании.

Глава 20

Стражники у ворот военного суда соорудили над сиденьем паланкина судьи Ди небольшой холщовый навес. Пока его несли во дворец, судья, откинувшись на подушках и высунув наружу правую руку, с удовольствием ловил холодные дождевые капли.

Только сейчас он понял, до какой степени измотан. Он попытался сосредоточиться на заседании суда. Зал со сверкающими фонарями казался таким же призрачным и неуловимым, как сцена из недавнего сна. Сумбурные мысли путались. Все вокруг теряло очертания, и у судьи было ужасное ощущение, будто его несут в паланкине уже много дней и так будет продолжаться вечно, ибо он угодил в замкнутый круг. Под ложечкой противно засосало. Судья крепко прижал кончики пальцев к вискам. Тошнота медленно прошла, но чувство бесконечной усталости и полной тщеты всех усилий не исчезло. Он задумался: что это — естественная реакция на три недели страшного умственного и физического перенапряжения или признак надвигающейся старости?

Погруженный в мрачные мысли, судья лениво глядел на пустынные мокрые улицы. То здесь, то там в окнах темных, безмолвных домов вспыхивали огоньки. Вскоре в столице восстановится привычное течение жизни и она вновь станет шумным, кипучим городом. Но и эта мысль не развеяла глубокой грусти.

Только услышав громкие, протяжные крики, судья вдруг выпрямился и посветлел. Впереди послышался стук деревянной трещотки. В неверном свете болтающегося у паланкина фонаря появилось мокрое морщинистое лицо очень старого человека. Старик нес корзину с аккуратно сложенными листками промасленной бумаги. Худые обнаженные руки, торчавшие из потрепанных рукавов, свидетельствовали не только о глубокой старости, но и об ужасной нищете.

— Прочь с дороги! — рявкнули стражники.

— Остановитесь! — приказал им судья. —Я возьму один, — обратился он к первому уличному торговцу, увиденному за последние три недели.

— Пять медных монет или четыре за штуку, если вы возьмете два, благородный господин! — Старик бросил на судью хитрый взгляд из-под лохматых седых бровей. — Самая лучшая промасленная бумага — защищает как от дождя, так и от солнца! Возьмите два листа, мой господин, к вечеру цена поднимется!

Судья взял один лист и достал из рукава серебряную монету.

— Желаю удачи! — сказал он торговцу.

Старик схватил серебро и затопал прочь по мокрым булыжникам, боясь, как бы сумасшедший господин не раскаялся в своей щедрости. И только удалившись на безопасное расстояние, он опять с силой ударил в трещотку.

Судья, улыбаясь, укрыл промасленной бумагой мокрые туфли. Теплая волна гордости смыла всю его усталость и тревогу — огромной гордости за людей, служить которым ему выпала честь. Три бесконечно долгие недели они ютились в своих жалких хибарах — полуголодные и скованные тупым страхом перед неумолимым, невидимым врагом. Однако при первых же признаках перемен к лучшему они вышли на улицы — не сломленные, мужественные люди, полные оптимизма и готовые торговаться из-за нескольких медных монет, необходимых, чтобы купить скромную миску риса.

Прибыв во дворец, судья милостиво отвечал на радостные приветствия всех служащих, кого встречал на пути на четвертый этаж.

Прежде всего он поспешил выйти на мраморный балкон. Стоя у ограды, судья сквозь пелену дождя наблюдал, как в городе зажигается все больше и больше огней. И вдруг до него донесся низкий голос большого бронзового гонга буддийского храма. Монахи начинали возносить благодарственные молитвы.

Судья вернулся в комнату, снял тяжелое церемониальное облачение, а высокую шапочку с крылышками заменил маленькой и скромной. В простом домашнем халате он сел за письменный стол, растер тушь и, взяв кисточку, набросал послание старшей жене в том чопорном, суховатом стиле, что надлежало соблюдать в переписке между мужем и женой.

«Занятость государственными делами помешала твоему господину написать тебе раньше. Однако ныне милостью Неба пошел дождь, и это означает конец Черной Смерти и чрезвычайного положения. Полагаю, в самом скором времени смогу позволить вам вернуться в город. Здесь имели место некоторые непредвиденные события, однако в основном благодаря неустанному усердию трех моих помощников мы исполнили свои долг, сохранив порядок. Посылаю слова привета второй и третей женам, а также детям».

Поставив печать, судья откинулся в кресле. С любовью вспоминая о своих женах и детях, он подумал, что следовало бы сделать приписку, добавив несколько строчек более личного характера. Под стук дождя он стал подыскивать нужные слова и незаметно задремал.

Судья Ди проснулся, когда вошли три его усталых и промокших помощника. Tao Гань протянул ему свиток. Предложив всем сесть, судья проглядел отчет, написанный мелким, аккуратным почерком Tao Ганя. Ху был казнен на площади у общего погребального костра. Когда палач обнажил ему шею, приговоренный бросил долгий взгляд на шипящие под дождем дрова. «Мы уходим вместе», — сказал Ху, и это были его последние слова.

Tao Гань вынул из рукава кольцо с сапфиром.

— Эту вещицу сняли с тела казненного. Полагаю, ее надлежит присовокупить к наследству господина Мэя.

— Да. Приготовь большой чайник крепкого чая, Tao Гань.

Начальник канцелярии принялся священнодействовать у чайного столика, а Чао Тай, сняв шлем, обратился к судье:

— Ведя Ху на казнь, мой господин, я полюбопытствовал, зачем все-таки он убил И. Ху озадаченно посмотрел на меня и бросил всего одну фразу: «И был жестоким демоном и получил по заслугам». Не добавить ли это признание вины в отчет, мой господин? Просто для полноты картины.

Судья покачал головой.

— Нет, это не было признанием вины, — спокойно возразил он, — поскольку Ху не убивал И. — И, поглядев на изумленные лица своих помощников, он стал объяснять: — Ху не мог знать, что в тот вечер Коралл была у И. Разве она не сказала нам, что бамбуковые занавески были опущены? Даже если допустить, что Ху наблюдал за домом И через канал, он не мог видеть того, что там происходит. И было бы неразумно предполагать, будто он переплыл канал и влез на балкон только для того, чтобы подглядывать за И именно в тот момент, когда последний задумал убить Коралл. Нет, друзья мои, слишком много получилось бы совпадений! Кроме того, Ху при всей своей силе был приземист, тогда как И — выше среднего роста. А удар нанесли сверху. Следовательно, это сделал человек не менее рослый, чем И.

— Но Коралл говорила нам, что видела тень Ху за бамбуковой занавеской, мой господин! — воскликнул Tao Гань.

— Так ей показалось, — промолвил судья Ди. — Девушка подумала о Ху, потому что И заставил ее стоять на скамье обнаженной. Но на этот раз изверг поступил так только ради удовольствия но злорадствовать над смущением жертвы, а не для того, чтобы подразвить Ху. Ведь свеча была всего одна, а бамбуковые занавески опущены. А перепуганная Коралл не поняла этого. Увидев какую-то большую тень, она, естественно, предположила, что это Ху.

— Но тогда кто убил И? — взорвался Ма Жун.

Судья пристально взглянул на тайвэя.

— Когда я услышал историю Коралл, — обронил он, — у меня возникло одно подозрение. Правда, не все факты в него укладываются, но у меня не было возможности их проверить. Я надеялся и даже верил, что сегодня произойдет событие, которое подтвердит мои догадки. И эти ожидания сбылись, к моему великому удовольствию. Причем не только потому, что я был нрав…

Судья взял чашку, предложенную Tao Ганем, но чай оказался слишком горячим, и он, решив повременить, выглянул в окно.

— Пошел настоящий ливень! — воскликнул судья и, позвав хлопком в ладоши посыльного, распорядился: — Немедленно отправляйтесь к посту стражи у Восточных городских ворот и велите им закрыть шлюзы. — Затем он вернулся к прерванным объяснениям: — Давайте переберем еще раз показания Коралл. Девушка сказала, что И, встретив их с сестрой на рынке, отвел ее в сторону. Бирюза — умная молодая особа и не могла не насторожиться. Думаю, история, которой ее пыталась обмануть Коралл, была не слишком правдоподобна, потому что это простая, безыскусная девочка. Во всяком случае, Бирюза заподозрила неладное и решила приглядывать за сестрой. Вечером, когда Коралл ушла, она тайком отправилась следом. Бирюза увидела, что И впустил ее сестру через дверцу в чугунных воротах, и слегка растерялась, не зная другого способа проникнуть в эту огромную старую крепость. Однако она девушка находчивая, и потому спустилась к берегу у моста и скинула одежду в кустах, решив подплыть вдоль берега к балкону галереи и попытаться войти в дом оттуда. Не желая идти безоружной, Бирюза прихватила железный шар концом шарфа и повязала стянутые в узел волосы. — Судья сделал глоток чаю и, взглянув на Ма Жуна, снова заговорил: — Для опытной акробатки влезть по колонне — пара пустяков и, поскольку она высокая и гибкая, забраться на выступ тоже не составило особого труда. Стоя там, она слышала, как И с упоением рассказывал Коралл, что до смерти запорол ее мать, и грозил точно так же расправиться с ней. Через бамбуковую занавеску Бирюза увидела, как негодяй хлестнул Коралл по груди, развязала шарф и, подняв занавеску, шагнула на подоконник. Услыхав шум, И развернулся и потрясенно замер. Обнаженная мокрая женщина с длинными, растрепанными волосами, должно быть, показалась ему мстительным призраком из мира духов. Однако он быстро убедился, что это хуже, чем призрак, — сестра Коралл, не кроткая, беззащитная девушка, а опытный боец со смертоносным оружием в руках. Как большинство исключительно жестоких людей, И был трусом. Он выронил кнут и стал звать на помощь. Как ты помнишь, Tao Гань, его рот так и остался широко открытым. Бирюза обрушила на голову И завязанный в шарф железный шар. Сила удара отбросила его в кресло.

Судья умолк и какое-то время тихо созерцал потоки проливного дождя.

— Я уверен, — продолжал он, — что до сих пор все было именно так. Что случилось дальше, можно только догадываться. Полагаю, когда Бирюза убила И, ее гнев несколько поутих и она пришла в ужас от содеянного. Девушка, разумеется, не могла знать, что убийство И, не будучи преднамеренным, полностью оправдывается законом, поскольку И не только зверски убил ее мать, но хотел точно так же расправиться с сестрой. Увидев кровь на своем шарфе, Бирюза, вне себя от страха и отвращения, выбросила железный шар в канал, а окровавленный кусок ткани швырнула на пол. Затем она вылезла в окно, спустилась по колонне и поплыла обратно. Наконец, одевшись на берегу, девушка пошла в «Дом Пяти Блаженств». Вот там-то ты и встретился с ней, Ма Жун.

— Теперь я понимаю, почему Бирюза даже не взглянула на отца! — воскликнул Ма Жун. — Она рассердилась из-за того, что он не сказал ей правды о смерти матери, а сестре доверил эту тайну!

Судья Ди кивнул:

— И тоже решила никогда не говорить ему о том, что сделала. Позже Бирюза вспомнила о брошенном на месте убийства шарфе и начала волноваться, не оставили ли они с сестрой еще каких-нибудь улик. Мы знаем, что, кроме серьги и красного камня, там не было ничего. Служанка Кассия, увидев на подоконнике мокрые пятна, аккуратно их вытерла, как возможную улику против Ху. Но Бирюза, конечно, не могла на это рассчитывать. Она решила вернуться в дом И и проникнуть на галерею тем же путем, что и раньше. Однако бирюза не учла, что из-за открытых шлюзов течение в канале стало очень сильным. — Он поглядел на Ма Жуна. — Ты родился и вырос в речном краю, мой друг, и тебе следует знать, что, когда река делает изгиб, у внутреннего берега течение всегда сильнее. Я не раз это замечал, стоя на мосту и наблюдая за движением сплавного леса. А крутая стена у дома И возвышается как раз на внутренней стороне излучины вниз по течению от моста Полумесяца. Поэтому девушка так и не добралась до цели. Бирюза не справилась с течением, и ее отнесло под балкон дома Ху, где бедняжка и запуталась в водорослях. После того как ты спас ее, Ма Жун, девушке пришлось мгновенно сочинить какую-то историю. Ты не помнишь, быть может, сам ненароком упомянул о Ху?

Ма Жун почесал подбородок.

— Кажется, да, — печально признал он. —Я пошутил, спросив, не он ли выбросил Бирюзу с балкона.

— Вот именно. Таким образом, ты подсказал ей ответ! Ну а я, услышав показания Коралл и сделав кое-какие выводы, нарочно сказал Юаню, что собираюсь предъявить Ху обвинение в попытке изнасилования Бирюзы. Я рассчитывал, что, если мои подозрения верны, она придет сюда и чистосердечно во всем сознается, — ведь Бирюза — приличная девушка и не могла допустить, чтобы из-за выдуманной ею истории несправедливо обвинили человека. Впрочем, мои догадки подтверждали и другие факты. Во-первых, когда мы расстались с Ху, он был явно не в настроении насиловать кого бы то ни было. Он ждал гостя, но не Бирюзу, а посланца госпожи Мэй. Далее, у найденного нами шарфа мокрыми оказались только уголки, и это свидетельствует о том, что пловец обвязал им голову, и, следовательно, это была женщина. Наконец, расправляясь с наглецами в харчевне, Бирюза орудовала только одним железным шаром.

— И волосы у нее были еще мокрыми, — пробормотал Ма Жун и, вздохнув, с восхищением добавил: — Вот почему она пила, как рыба! Ну и девушка!

— Иди в канцелярию, Ма Жун, — сухо распорядился судья Ди, — и посмотри, нет ли ее там. Если Бирюза все еще ждет, ты сам поподробнее расспросишь ее обо всех перипетиях этой истории.

Ма Жун вскочил и без лишних слов выбежал из кабинета.

— Бирюза — очень порывистая и независимая молодая женщина, — с улыбкой заметил судья Ди. — Что ей необходимо — так это хороший муж. Я бы сказал, семейная жизнь заставит ее остепениться!

— Брат Ма с этим успешно справится! —усмехнулся Чао Тай. — Но ему надо последовать старинному обычаю и одновременно жениться на ее сестре-близнеце, взяв Коралл второй женой. Тогда Ма сумеет в полной мере доказать свой пыл! — Он умолк, с довольным видом потирая колени, и вдруг нахмурился испросил: — Может быть, надо заставить девицу дать показания в суде, мой господин, и оправдать ее по закону? Нельзя же представить смерть И как нераскрытое убийство!

Судья вскинул густые брови:

— А почему бы и нет? Я не хочу, чтобы личные дела будущей семьи моего друга Ма обсуждались во всех чайных города. Потому отмечу смерть И как убийство, совершенное неизвестным лицом. Я не возражаю, чтобы на моем счету было несколько нераскрытых дел.

— Выходит, брат Ма, наконец, попался! — с тонкой улыбочкой обронил Tao Гань. — И как! — Затем, однако, его лицо помрачнело и, подергав любимые три волоска на левой щеке, начальник канцелярии разочарованно протянул: — Итак, уликой был вовсе не рисунок! Очевидно, И случайно толкнул вазу, когда ел леденцы, и она упала на пол.

Судья задумчиво посмотрел на своего помощника.

— Нет, Tao Гань, я в этом не уверен, возразил он. — Возможно, ты был прав, придавая разбитой вазе особое значение. К несчастью, мы никогда не сможем этого доказать. Как ты помнишь, испугавшись Бирюзы, И закричал. Он не заметил бегства Коралл и надеялся, что служанка или юный привратник найдут сестер-близнецов на галерее. А так как И был коварным и злобным человеком, я вполне допускаю, что, когда оп узнал мстительницу, его последней мыслью было оставить улику против нее! В таком случае И умышленно разбил вазу, но не потому, что на ней был известный рисунок, а по гораздо более очевидной причине. Дело в том, что рисунок на вазе был нанесен краской цвета бирюзы! Налейте-ка мне еще чаю!