Внедрение

– Совершенно верно, – согласился П'тери. – Вы правильно определили наши намерения. Наш удел – сбор сигналов, обмен сигнальными системами под правильным углом к «Этой-Реальности». В этом приливная сила нашей философии. Мы должны все время путешествовать под правильными углами к этой вселенной. И складывать языки. И наше языковое открытие «Этой-Реальности» уже близко.

На этот раз Соул не стал вмешиваться – все присутствующие набросились на пришельца с вопросами о технологии. Однако задетая потаенная струна в чужеземце явно звучала в унисон со всем его народом, ищущим своего предназначения среди звезд.

Шавони заметно нервничал, но вскоре признал лидерство Соула как единственный выход из лабиринта.

П'тери с тоской посмотрел на Соула:

– Протяженность времени – это просто мука для нас. Прошлое – это агония.

– Агония? Но почему?

– Ответ, вероятно, ничего не будет для вас значить. Это наш поиск. Может, это судьба нашего рода – вечный поиск?

Соулу вдруг припомнилось стервозное лицо Дороти Саммерс, когда она выступала с логическими подковырками в Гэддоне на одной из планерок.

И он затряс головой, разгоняя наваждение. Страшная картина.

– Идея отыскать выход из реальности, частью которой являешься, – само по себе заблуждение. Реальность сама предопределяет наше видение вещей. Беспристрастного наблюдателя не существует в природе. Никто не может выйти из самого себя и познать нечто вне сферы используемых понятий. Все мы внедрены в то, что вы называете «Этой-Реальностью». И это называется «имбеддинг».

– Это может быть заблуждением, логической ошибкой только в Этой-Реальности. Но в пара-Реальности действуют иные логические системы.

Возвращаясь, как к якорю, к Людвигу Витгенштейну, замусоленному Дороти, Соул почувствовал искушение процитировать холодное резюме австрийского философа о том, как много и в то же время как мало может узнать разумное существо.

– «О чем бы нам хотелось сказать, о том мы должны хранить молчание», – пробормотал он.

– Ну, если это – ваша философия, – высокомерно отозвался инопланетянин, – то уж, во всяком случае, не наша.

– На самом деле это вовсе не наша философия, – поспешил заверить его Соул. – Мы, человечество, постоянно стремимся выразить невыразимое. Но тот, кто желает обнаружить границы, уже, стало быть, хочет переступить их. Не так ли?

Чужеземец пожал плечами. (Врожденный жест? Или уже успел перенять его у человеческих особей?)

– Нельзя исследовать границы реальности на примере одного мира, когда над такой проблемой работает лишь одна из рас разумных существ. Это не наука. Это… солипсизм. Думаю, что это верное слово.

– Да, это слово – определение вселенной в понятиях одного индивидуума.

Всякий раз, когда П'тери начинал говорить, Соул не переставал удивляться словарному запасу инопланетянина – и тому, какой же здесь скрыт фокус. Нейроимплантант – или же в самом деле в его мозг непрерывно поступает коллективная информация?

– Одна планета – это солипсизм. Задача Сферы избежать солипсизма в энной степени.

– Но в любом случае – мы внедрены в одну вселенную, П'тери. Солипсизма подобного рода не в состоянии избежать никто. Или под «одной реальностью» вы подразумеваете одну галактику? А другие – содержат иные формы реальности? И стало быть, ваш народ планирует совершить межгалактическое путешествие?

Необъятная, как море, печаль заплескалась тяжелыми волнами в широких выпуклых глазах с поволокой. Мудрый телец, ожидающий у дверей бойни, – вот каким был этот взгляд.

– Нет. Все галактики Этой-Реальности подчиняются одним и тем же законам. Мы же ищем иную реальность. Мы должны достичь ее. Мы и так уже задержались в пути.

Снова это упоминание о времени.

– Проблема в том, – подавленно продолжал П'тери, – что двумерное существо вынуждено овладеть способностью воспринимать третье измерение – под смешки и любовные шутки высших, трехмерных существ.

Все это походило на нонсенс, какую-то интеллектуальную шизофрению. Какие еще смешки? Какие шутки? И при чем тут любовь? Соул решил вернуться на более твердую почву для разговора.

– И все это так или иначе проецируется на законы физики и химии, управляющие реальностью, – не так ли, П'тери? Те, что определяют объемы наших знаний и сколько мы можем передать друг другу. И сколько может вместить мозг человека и пришельца.

– Совершенно справедливо.

– Мы сами проводим эксперименты в области химических технологий, чтобы улучшить способности мозга к хранению и переработке информации. Хотим определить точные границы универсальной грамматики.

Несколько американцев и русских не сводили глаз с Соула. Опасаясь выболтать что-либо секретное, он все же не смог удержать язык за зубами.

– Бессмысленный и никчемный подход, – ответил П'тери раздраженно. – Химические технологии? Метод проб и ошибок? Неужели вы не понимаете, что существуют мириады мыслимых сочетаний, в которых протеин может кодировать информацию? Больше, чем общая сумма атомов всей вашей планеты! Законы мира могут быть поняты только сочетанием: сложением и совмещением широчайшего спектра языков из различных миров. В этом – один-единственный ключ к Этой-Реальности и равным образом выход из нее.

Соул кивнул:

– П'тери, я должен задать вам еще один вопрос – то, что вы сейчас говорите, будет записано и в дальнейшем использовано по назначению? Ваша беглость речи просто ошеломляет.

П'тери указал пальцем на алые провода, идущие от губ и похожих на пакеты ушей к закрепленной на груди аппаратуре.

– Совершенно верно. Сигналы поступают отсюда на корабль внешнего звена, где отрабатываются на языковых автоматах, после чего передаются на корабль внутреннего звена, который в настоящий момент расположен в атмосфере вашей планеты. Что также служит свидетельством в наших переговорах об обмене. С помощью машинного ассистирования я экономлю массу времени. Словарное ускоренное сканирование. Эвристические параметры для новых слов.

– И все же, вы говорите на отличном английском даже без этой машинной сети – вы что-то упоминали о непосредственном мозговом программировании?

– Да, хотя это не совсем так. Технология, одним словом, «ноу-хау»…

– Понял. Информация для обмена. Похоже, я только зря трачу время, расспрашивая о грамматике и реальности?

– Вовсе нет. Мы понимаем друг друга по оптимальной шкале. Мы благодарны вам. И высоко ценим.

– Прекрасно. Как я полагаю, самое время приступить к переговорам о предмете нашего взаимного обмена. Стороны уславливаются об интересующих их предметах. Вы помнится, говорили, о покупке имущества.

В зале раздался немедленный протест – шумный и многозвучный. Эти голоса тут же уронили Соула в глазах пришельца. Кто-то в толпе настаивал на том, что Соул не имеет мандата на ведение переговоров.

П'тери вновь с театральным жестом воздел руки.

– Вряд ли наша сделка будет выгодной, если мы потеряем прилив в этом мире. Судя по многим признакам, вы достаточно предсказуемая раса мыслящих существ. Так это лицо является вашим полномочным представителем или же нет?

– Давайте послушаем, как доктор Соул будет торговаться в нашу пользу, – рявкнул Степанов. – Тут никуда не денешься. Мы ж не на заседании ООН, в конце концов. Как ни крути, мы находимся в зале аукциона, и торг уже начат.

Цвинглер саркастически кивнул Соулу, и Шавони исподтишка сдавил локоть англичанина, точно обеспокоенный крестный отец.

– Жутко нервный тип. Держите с ним ухо востро, Крис.

И все-таки Соула не оставляло сомнение в чистоте намерений инопланетянина, как и в ясности его логики. Ведь торговля всегда была состязанием, а не обменом подарками.

– Вероятно, вы хотите получить информацию о человеческих языках? – спросил он, мягко освобождаясь от хватки Шавони.

– Да. Как только мы выберем формат…

Соул попробовал зайти с другой стороны. Бросить вызов.

– Кажется, тут вы лукавите, П'тери. Относительно права вашей расы определять ценность информации. Поскольку вы прибыли к нам первыми – отбросив в сторону все наши преимущества, права и льготы. На самом деле все как раз наоборот – это мы вышли вам навстречу, дав язык для торговли, еще на подходах к Луне. Это потребовало от нас определенных усилий. Для культуры на нашей ступени развития это стоит, быть может, не меньше, чем для вас – перепрыгивать от звезды к звезде. Мы также имеем право определять цену в сделке. Все, что вы тут рассказали, – занимательно, но звучит несколько загадочно. А мы предоставили вам добротный, в совершенстве разработанный язык. Который, кстати, чертовски много рассказал вам о том, кто такие люди, и о нашем мировоззрении. Должен сказать, что вы у нас в долгу, за вами уже настучало по счетчику – так что не надо нас запугивать этими угрозами о спешном отбытии, для того чтобы в спешке подсунуть лежалый товар!

Впервые за время своего пребывания на Земле П'тери производил впечатление существа, попавшего в затруднительное положение. Инопланетянин выразил замешательство, причем откровенное – он стоял и даром тратил свое драгоценное время, пока секунды летели одна за другой, видимые и осязаемые. Соул заметил, что над Невадой забрезжила заря.

Наконец П'тери скрестил руки на груди, подводя итог.

– Кое-каким кредитом вы, безусловно, располагаете. Однако существуют ситуации, в которых отсутствие информации также имеет ценность. Кто знает, тот факт, что мы не пролетали над вашими городами, – не будет ли он тоже высоко оценен вами?

Соул проигнорировал это едкое замечание в адрес торгующего человечества, несмотря на ядовитые взоры с разных сторон, и продолжал энергично аргументировать, отстаивая свою позицию:

– Ведь вы не можете приступить к обмену, не договорившись о языке общения, П'тери. Не так ли? Мы предоставили его вам вместе с ключом к английскому языку. Верно? Но вместе с ним мы дали вам магистральные понятия всех человеческих языков, поскольку все они глубоко родственны по структуре. Хотите приобрести точное описание человеческого языка? Должен напомнить, что вы уже некоторое время берете в кредит, благодаря нам.

П'тери оживленно покачал оранжевой ладонью.

– Можем мы пролететь над вашими городами? В целях съемки архитектурных и прочих достопримечательностей?

– Мы бы предпочли, – нервно вмешался Шавони, – ангажировать для вас тур, небольшую экскурсию. Движение над городами настолько оживленное… вы же сами видели. Система коммуникаций сложна до чрезвычайности.

– Так вы принимаете выплаты по нашему долгу?

Вопрос П'тери вызвал легкую заминку. Никто не хотел брать на себя ответственность. Во время этой искусственной паузы уши пришельца раздувались, жадно ловя каждый звук, чтобы переправить его по своим красным проводам куда надо.

П'тери заговорил первым.

– Сфера делает следующее предложение, – он обращался к Соулу. – Мы укажем вам местоположение ближайших неразработанных миров, из тех, что годятся для вашего обитания. А также расположение ближайших разумных существ, готовых, по нашим сведениям, вступить в контакт, вместе со средствами коммуникации на тахионовых[13] лучах. Наконец, мы вам предложим на рассмотрение несколько возможных улучшений в области технологий космических полетов внутри Солнечной системы.

– И за все это вы просите еще пленок и грамматический материал в микрофильмах?

– Нет. Вы снова не о том. Никакие тесты и записи не могут воссоздать модель языка в действии – она все равно окажется несовершенной. Нам нужно шесть блоков, запрограммированных на различные языки, расположенных при этом на максимальном расстоянии друг от друга.

– Блоки?

– Для дальнейшей работы нам необходимы функционирующие сознания, компетентные в области шести лингвистически независимых и разделенных языков. Число «шесть» достаточно, как показывает статистика.

– Вы имеете в виду добровольцев из числа людей, которые должны будут отправиться вместе с вами на вашу родную планету?

– Оставить Землю ради звезд? – воскликнул американец, молодой и белозубый, точно сошедший с обложки «Ньюсуика». Соул помнил его по одной из экспедиций «Аполлона». – Уверенно говорю: «да». Даже если это означает никогда не увидеть Земли. Таков уж дух человеческий. – Космонавт обвел всех вызывающим взором.

– Нет, – резко возразил П'тери. – Это непрактично – набивать корабль множеством живых существ. Мы торгуем со многими мирами. И если бы мы забирали из каждого мира его представителей…

– Но этот шар – он же чертовски громаден!

– И тем не менее, смею вас заверить, свободного места там нет. В нем заключен пространственно-приливной двигатель, достаточно большой по размерам. Планетарный двигатель. И еще пространство для Чтецов Приливов – существ исполинских размеров.

– Но они же дышат метаном! Наши метановые братья по разуму. Мы, люди, можем запросто там уместиться вместе с вами, – взмолился космонавт. – Вы же носите простой воздушный фильтр.

– Да, между нами есть некоторая атмосферная совместимость. Но насчет культурной – весьма сомнительно.

– Так что же вам надо, если не живые человеческие особи?

– То, что сказано. Лингвистически запрограммированные мозги. В рабочем состоянии. Отделенные от тела. Для последующего компактного размещения в машинных блоках.

– Вы что, собираетесь вырезать человеческий мозг из тела и сохранять его в своих машинах на время эксперимента?

– Требуется, как уже сказано, шесть единиц человеческого мозга, запрограммированных на разные языки. И инструкции по использованию.

– Боже милостивый, – пробормотал Шавони.

– Естественно, мы оговорим, какие образцы наиболее приемлемы, – добавил П'тери.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Лайонел Россон тряхнул гривой и зашел в отделение Гэддона со свежего январского воздуха, сбросив дубленку одним движением плеча. Его окатила встречная волна теплого воздуха.

Хорошие же овощи произрастают в этой теплице!

Черт бы побрал этого охламона Соула. Так несвоевременно смыться по какому-то загадочному поручению в Америку. Оставив Россона, точно голландского мальчика, затыкать пальцем дырку в плотине. И при этом беспомощно наблюдать, как трещина растет.

Алиби Соула на деле было тонким, как лед. Если бы Сэм Бакс не сохранял иллюзию его прочности, раскатывая по нему, точно заправский конькобежец.

Так что за человек этот Цвинглер?

И что это за Вербально-Бихевиористский семинар, на который американец с бухты-барахты потащил Соула? По версии Россона, скорее всего, где-то случилась космическая катастрофа, которую держали в строгом секрете. Какой-нибудь срыв связи с космонавтами на орбите, долгие месяцы совершающими витки вокруг подлунного мира в «Скайлабе», орбитальной лаборатории. Извергнутые из земной утробы, там годами болтались «дети Земли» на пуповине гравитации, наблюдая из иллюминаторов ритмичные восходы-заходы. Столько пробыть на орбите человеку еще не приходилось за всю эпоху освоения космоса. Может, изменилось их мышление, примерившись к новой, небесной норме? Или сели между двух стульев – оказавшись побочными детьми и Земли и звезд? Теперь, значит, км потребовалось спасение – концептуальное убежище, пока не удалось найти физического?

Какое-то воспоминание неотступно преследовало его: что-то из давно прочитанного. Всякий неофит, в орфических обрядах древней Греции, выучивал наизусть следующие слова, чтобы повторить их после смерти: «Я – дитя Земли и Звездного Неба. Дайте мне испить…» Чего? Вод забвения? Или, напротив, – вод памяти? Одно из двух – что именно, он не мог припомнить. И все же различие меж тем и другим было критическим: пан или пропал. Возможно, столь же критическим оно стало и для астронавтов «Скайлаба».

Доклад этого типа, Цвинглера, назывался что-то вроде «Дезориентация у космонавтов на орбите», «Искажение пространственных концептов». Что, если астронавты теряют разум в ссылке между Землей и звездами? В этом мозговом преддверии ада. Там, где открываются врата в Бездну. Кто знает, что за эксперименты проводят на «Скайлабе» в качестве, так сказать, полезной нагрузки? Как и положено, в наши дни ангелы возмездия всегда парят над головами. Люди Прометея освоили секреты ядерного огня, чтобы стать орлами, пожирающими печень человечества, парящими на вечной, постоянной орбите.

Россон ломал голову над тем, что за связь, если таковая была вообще, между конференцией по бихевиористике и новой русской Луной, видимой только над Рейкьявиком, Сибирью и Соломоновыми островами[14]. Жест грандиозный и бессмысленный – накачать исполинский шар газом и подвесить его фонарем в небе, да еще в том месте, откуда его почти не видно. Совсем не в русском стиле. Они всегда и везде давили на пропаганду. Что бы там ни было, уж Соул наверняка знал, где собака зарыта, – все равно, черт бы побрал этого подонка, смывшегося в самый неподходящий момент. В тот самый момент, когда его драгоценный Видья был уже на грани безумия, когда весь его мир имбеддинга, внедрения, претворения трещал по швам…

Он прошел мимо рождественской елки в вестибюле, так и торчавшей у подножия Большой Лестницы (на которой вершились и падали карьеры). Рождество прошло, но еще оставалось несколько дней до Крещенского сочельника, и ритуал свято соблюдался. Дерево еще более усилило свое сходство со скелетом. Как рентгеновские лучи на полу: зеленая перхоть флоры.

Скоро ее сметут. Она уже действует на нервы.

А может, это послание техперсоналу? Дескать, «сожгите меня, я уже готова». Но это же настоящие армейские дубы, к которым прибиты таблички со статьями устава. Правило 217, раздел «а»: «Рождественские елки должны оставаться на местах вплоть до наступления Крещенского сочельника». Что-то вроде этого.

Он прошел через охраняемый воздушный шлюз в заднее крыло, стукнул в дверь Сэма Бакса и вошел.

– В чем дело, Лайонел?

Сэм Бакс не обрадовался его приходу. И вряд ли повеселеет, узнав, зачем он пришел.

– Сэм, когда возвращается Крис? Ситуация с каждым днем все паршивее. Они могут разнести все вдребезги.

– Лайонел, ты меня удивляешь… Неужели своими силами не удержать крепость? Хочешь, я попрошу Ричарда помочь? Тебя же выбрал сам Крис.

– Значит, я так понял, ты не скажешь, когда Крис вернется. И что он там делает.

– Лайонел, я честно говорю – не знаю. Том Цвинглер звонил вчера из Америки. Похоже, Крис выполняет сейчас какое-то архиважное задание.

– Какого рода?

Сэм Бакс развел руками по столу. Таким жестом открывают карты. Но у него все карты лежали рубашкой вверх.

– Видишь, какие дела. Ничего от тебя не скрываю. Могу только заверить: визит Криса в Штаты принесет новые финансовые вливания в наши разработки.

– Великолепно, Сэм! Просто великолепно. Только на кой ляд это финансирование, если скоро финансировать будет нечего!

– Ну, ты не передергивай. До сих пор все шло гладко. Иначе бы я просто не позволил Крису зайти так далеко.

– Давно ты смотрел мир внедрения на мониторе?

Директор опустил глаза, затем быстро перевел взгляд на телефон.

– Ты же знаешь, Лайонел. Это все семинар в Брюгге. Дело с армейскими медсестрами из вспомогательного персонала. И вся эта набившая оскомину финансовая чепуха, из-за которой пришлось отправить Криса в командировку. Честно говоря, хотелось бы нанять побольше крупнокалиберных ученых. Однако ход событий… – Тут его пустые оправдания угасли сами собой, словно оплывшая свеча.

Россон недовольно, как строптивый конь, мотнул гривой.

– Больше крупнокалиберных ученых? И как понимать это дипломатическое выражение? Ладно, проехали. Сэм, спрашиваю еще раз: когда ты последний раз заглядывал в подвал Криса?

Сэм покачал головой, явно занятый другими мыслями. О Крисе? Об Америке? Верно, этот Цвинглер раскрыл Крису истинную причину. Что за ментальная болезнь приключилась с космонавтами «Скайлаба»? А эта трепотня о финансах – очковтирательство. Отмазка.

– Дай мне полчаса, Сэм. Я прокручу тебе самые важные места из записей. Ты увидишь, почему нужен Крис – как бы он ни был занят там, в Америке. А Ричард не нужен, сам прекрасно знаешь. Сэм, только Крис знает своих детей, и никто лучше него. Так же, как я знаю своих: Эй, Би и прочих. Тут дело в контакте. Щелк – и работает! Без хвастовства, Сэм. Поверь, я не трясусь за это место. Я излагаю факты, которые подтвердит тебе и Ричард. Но ни он, ни Дороти, ни я – не можем контролировать ситуацию! И тебе хорошо известно, почему!

– Успокоился, Лайонел? А теперь выслушай меня. Я не вызову Криса из Штатов. Даже если весь Гэддон будет гореть синим пламенем. Я знаю, что делаю. Ты должен справиться сам. Записи я, само собой, просмотрю.

– Похоже, ты забыл о Проекте, Сэм! Полгода назад ты сам рвался к экрану. А теперь вся эта финансовая кутерьма, внешние связи – и то, чем Крис занимается в Штатах. В чем дело? Какого черта, что происходит? Может быть, какая-то ментальная зараза в космосе? Больше всего похоже на то. Что еще такого интересного может заставить тебя забыть о ментальной заразе, которая стоит у тебя на пороге?

– Ментальная зараза? Среди детей Криса? Как же ты мог допустить? – наконец Сэм расшевелился.

– Это я и пытаюсь вдолбить тебе!

Экран вспыхнул хаосом электрических разрядов, и появился Видья, открывавший самую большую из говорящих кукол. Он вытащил из нее другую, после чего с азартом отбросил, прежде чем продолжить такие же действия с куклами поменьше.

– Инцидент первый. Тот самый день, когда приехал Цвинглер.

– Не вижу связи, – пожал плечами Сэм.

– Конечно – какая уж тут связь! – раздраженно отозвался Россон. – Я просто говорю, когда это произошло.

– Понятно, Лайонел. Ты просто хочешь свалить все на визит Тома Цвинглера.

Россон указал на экран.

– Это была сказка про принцессу на горошине. Я проверял. О том, как настоящая принцесса с самой чувствительной кожей на свете – не такой толстой, как у некоторых, Сэм! – оказалась единственной девушкой в королевстве, способной почувствовать горошину под стопкой пуховых перин.

– Да-да, – равнодушно отозвался Сэм. – Помню такую сказочку.

Они посмотрели первый «припадок», который Соул показывал Россону еще перед отбытием.

– Все же странно. Что значат эти перины, сложенные одна на другую? А потом еще твердая горошина – комок материи – в самом низу под пуховиками. Нечто вроде пародии на имбеддинговую речь, так, что ли?

Россон очистил экран и набил новую серию цифр по памяти.

Экран снова зарябил и прояснился.

– Эпизод второй. Примерно через сорок восемь часов после отбытия Криса.

Трое детей окружили Оракула в центре лабиринта. Один Видья сопротивлялся гипнотическому внушению, шепотом наполнявшему комнату.

Он кричал, он вопил, он метался за прозрачными стенами лабиринта, хлестал по ним пластиковой трубкой и звал детей изнутри.

Россон подкрутил громкость – и бессвязные крики зазвенели колоколами тревоги.

– Я не могу найти здесь ни начала, ни конца. Компьютер определяет это как бессвязный, случайный набор слогов. Но я начинаю подозревать, что это похоже на перевернутый задом наперед детский лепет, только на куда более высоком уровне.

– Или просто детская истерика.

– В общем-то, картина соответствует истерике. Но почему реверсия детского лепета? Как он научился говорить задом наперед? Такое может быть только в случае мозговой травмы, причем в более раннем возрасте. Тогда ребенок возвращается к лепету, первой стадии речи. Видья достаточно взрослый.

– Влияние галлюциногена?

– Отлично! Мне тоже это пришло в голову. Сбой в программе речевого восприятия.

– Или ускорение?

– Одно из двух. Знать бы, что именно. Если начистоту – перед нами, по-моему, конфликт между мозгом и навязанной учебной программой – имбеддингом. Однако встречный имбеддинг не просто отвергается мозгом. Галлюциногенный ускоритель способствует усвоению данных. Мозг мальчика пытается вплести имбеддинг в естественную языковую зону. Таким образом, его мозг просто «заело». И это отбросило его на раннюю стадию. Он возвратился к методу проб и ошибок. Бог знает, что выйдет из этого лепета!

Сэм Бакс смотрел, как Видья мечется по лабиринту.

– Похоже, парень неплохо ориентируется, – заметил он. – Ничего страшного. Ишь, какой живчик.

– Смотри, Сэм.

После нескольких витков лабиринта Видья зашелся воплем эпилептика и упал, свернувшись калачиком, у входа. По тельцу пробежала судорога. Пальцы сжимались и разжимались, ногти скребли пол. Наконец он затих.

– Головокружение! Ничего удивительного. Забегался.

– К черту головокружение! У мальчика припадок. Он сам себя довел до этого. Устроил себе сеанс шоковой терапии. Чтобы разгрузить сознание. Избавиться от невыносимых противоречий.

Россон набрал еще один код на клавиатуре. В этот раз экран продемонстрировал сцену выздоровления Видьи. Мальчик спокойно встал и, как ни в чем не бывало, принялся носиться по лабиринту, как любой здоровый ребенок.

– Теперь следующий эпизод…

– Лайонел, черт возьми. Очень жаль отрываться от таких интересных картин, но я жду звонка из Штатов.

– От Криса?

– Прости, дружище, – я просто не имею права его отвлекать.

– Представляю, что он скажет, когда вернется.

– Вот именно поэтому я пока не хочу ничего рассказывать. Сделаем вот что. Поставим персонал на постоянное дежурство. Медсестра, в случае чего, может дать какой-нибудь транквилизатор, если это повторится. Так мы его сохраним до приезда Криса. На льду, так сказать. Как тебе такой вариант?

– Никак.

Однако Сэм Бакс уже покидал комнату Соула, оставляя Россона безмолвно созерцать потухший экран монитора.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– А ваш народ, П'тери? – спросил Соул. – Вы нам тоже передадите мозг сферца?

– Если сойдемся в цене, – невозмутимо отвечал пришелец. – И если товар будет того стоить.

– И вы не против, если выбор падет лично на ваш мозг?

– Сферцы торгуют Сигналами. Естественно, торговля живым мозговым веществом – высшая степень торговли сигнальными системами. Мозг – наиболее полное хранилище сигналов.

– И как долго вы сохраняете мозговое вещество… живым? – спросил Соул, однако горластый космонавт вмешался в беседу:

– Я возьму билет к этим треклятым звездам в обмен на шесть человеческих мозгов, упакованных в жестянки. Межзвездное путешествие – и не меньше, сэр!

П'тери вновь поднял руку, сигналя оранжевой ладонью.

– Можете даже не надеяться. Вам не выторговать технологию межзвездных перелетов за шесть мозгов из такого мира. Ну что, отказываетесь от сделки?

– Мы вовсе не отказываемся, – запротестовал Шавони. – Но вы же знаете, что вам надо. А мы еще не решили. Пока как-то неопределенно. Как далеко этот обитаемый мир? Вероятно, обнаружить его мы успеем сами, прежде чем получим способ добраться.

И насколько цивилизованна эта раса мыслящих существ? Может, контакт с ними станет напрасной тратой времени! Что касается технологий…

Соулу все не давал покоя вопрос, сколько времени проживут эти мозги, которым суждено стать томами на чужих книжных полках, по молчаливому согласию человечества. Перспектива, впрочем, не более, но гораздо менее ужасная, чем ситуации «икс», «игрек» и «зет», случившиеся где-то в мире, в Азии, Африке или Южной Америке.

– Предоставить остальную часть информации, – отвечал П'тери, торгуясь, точно в мелочной лавке, – значит, по сути дела, предоставить товар.

– Не будьте же так подозрительны! Вы должны познакомить нас поближе с информацией. Мы не станем покупать кота в мешке.

Шавони болезненно щурился, хотя солнце едва забрезжило над крышами и воздух в помещении еще не прогрелся. Соул только теперь понял, какого напряжения стоил ему этот разговор, и сделал попытку отвлечься. Близкий рассвет разбудил и многих других – точно ранних птиц. Вот кто-то с гусиным кличем прочистил нос. Сверкнули очки, полируемые платком. Одни разминали ноги, другие полезли по карманам. Кто-то закурил, оживив утренний пейзаж крохотной вспышкой пламени.

П'тери уставился на дым и на курильщика.

– Вы встречаете солнце воскурениями? Это ваша традиция?

– Скорее, привычка, – с саркастической усмешкой отвечал Шавони.

За широким панорамным окном высился корабль П'тери с торчавшим сбоку трапом, напоминавшим язык повешенного на рассвете.

– Предлагаемая технология даст возможность вашей расе достичь газового гиганта вашей системы в течение двадцати земных суток. При разумной экономии энергии. Или же добраться до крупнейшего гиганта вне системы при потере максимум пятидесяти процентов энергии. Перечислить другие возможности?

Шавони отрицательно помотал головой.

– С этого можно начинать. Почва для переговоров есть. А как насчет самой методики?

– Методика будет предоставлена. На что вам дается слово народа Сферы. Торговля Сигналами требует честности, иначе наступят хаос и энтропия – и тогда реальность навсегда останется невысказанной тайной.

– О'кей, покончим с этим. Как насчет обещанных звезд? Они далеко?

Уши П'тери задвигались, морщась и опадая, затем вновь наполняясь, – сам он в этот момент целиком сконцентрировался, перешептываясь по проводам:

– Считая по вашим световым годам, ближайшая обитаемая планета, известная Сфере, находится примерно в двадцать одной световой единице от вас.

Какой-то русский ученый бросился подсчитывать на калькуляторе и тут же упал духом.

– Это значит 8 Эридана, Бета Гидры, или HR 88/32. Ближе ничего не предвидится. Так что Альфа Центавра, Тау Кита и прочие многообещающие звезды бесполезны.

– Вовсе нет, – возразил ему младший из калифорнийских астрономов. – Оперативным концептом является «известный Сфере». Не забывайте этого. Никакой гарантии, что им знакомы все местные звезды.