Четверо Справедливых - В сетях аферистки

— Здравствуйте… Вы, наверное, мисс Форд? Меня зовут мисс Стэфл…

— Мы станем друзьями, если я буду знать, в чем дело. Вы здесь гостите?

Казалось, будто спицы работали без посторонней помощи. Диана была изумлена… она еще никогда не вязала ни чулок, ни жакетов.

— Ну, да! Мистер Сэльсбери считает, что вам скучно. Нам, девушкам, не подобает жить в одиночестве. Мы тогда слишком много размышляем, а это неприлично.

— Вы правы! Я тоже размышляю теперь кое о чем, — напористо сказала Диана. — Значит, вы приглашены сюда в качестве наставницы хорошего тона?

— Я приглашена в качестве собеседницы, — тихо ответила мисс Стэфл.

— Если так, то дело ясно! — Диана открыла ридикюль и вынула чековую книжку. — Каков ваш гонорар?

Мисс Стэфл назвала сумму.

— Вот вам деньги за два месяца. Я не думала никого приглашать.

Девушка позвонила. Спицы перестали позвякивать.

— Элеонора! Мисс Стэфл уходит — немедленно. Скажите Третнеру, чтобы нанял красивое авто и отправил обратно багаж этой дамы.

— Но… милая! — дрожащий голос мисс Стэфл прозвучал неожиданно резко. — Меня пригласил мистер Сэльсбери, и боюсь, что…

— Мистеру Сэльсбери не нужна собеседница. Итак, мой ангел, хотите устроить сцену или выпорхните, как легкокрылая птичка?

Возвращаясь домой, Гордон ждал бурных объяснений. Он решил быть твердым и непоколебимым, как скала, независимо от того, разразится Диана потоком резких слов или постарается смягчить его слезами. Но девушка в это время как раз завела граммофон, поставила новейший шлягер «Не смей меня называть возлюбленной» и с удовольствием танцевала в ритме музыки. Гордон ненавидел граммофоны и шлягеры, но не реагировал на это, так как нужно было поговорить о более важных вещах. Достопочтенной мисс Стэфл в доме не было видно.

— Сюда никто не приходил? — спросил мимоходом Гордон.

— Никто, за исключением какой-то ненормальной старой девы, которая внушила себе, что мне нужна собеседница.

Гордон пал духом.

— Где она?

— Я даже не потрудилась записать ее адрес. Почему ты спрашиваешь? Разве гувернантка была предназначена для тебя?

— Ты отказала ей?

— Да! Она противная женщина! — Диана о чем-то подумала и спросила: — Она вязала тебе красную пижаму?

— Что? Ты… гм… прогнала женщину, которую я нанял? — строго сказал Гордон. — Право, Диана, это уже слишком!

Девушка мгновенно переменила тему.

— Чай будет подан через пять минут. Милый братец, у тебя очень грязные башмаки! Немедленно иди наверх и переобуйся.

Гордон потерял самообладание, в нем нарастало раздражение, он раскраснелся от негодования.

— Я этого не сделаю! — резко сказал он. — Я хозяин в своем доме и не стану подчиняться твоим указаниям. Пора положить конец этой комедии! Это невыносимо! — Он ударил рукой по спинке стула. — Один из нас должен уйти отсюда, слышишь? Служанки уже без устали болтают об этом. Я заметил, что Третнер улыбался, когда ты сегодня вышла к завтраку в неглиже. Я занимаю видную должность, моя репутация безупречна и я пользуюсь хорошим именем в Сити. Я вынужден, наконец, охранять свои интересы против покушений эгоистичного, нещепетильного подростка.

— Гордон, как ты смеешь называть меня так? — воскликнула она с упреком.

— Я ни в коем случае не позволю, чтобы серьезный вопрос был превращен в шутку или анекдот. Еще раз повторяю, что один из нас должен уйти из Чейнэл Гарден.

Диана с минуту подумала и вышла из комнаты. Гордон слышал, как она позвонила по телефону. Он улыбнулся. Победа! Она, наверное, звонит в отель. Нужно только действовать энергично и не давать себя запугивать. Остальное уладится…

— Алло… Это редакция? Я мисс Диана Форд. Будьте любезны прислать репортера на Чейнэл Гарден, № 61.

Через мгновение Гордон был у аппарата.

— Что ты делаешь? — возбужденно спросил он.

Диана пожала плечами.

— Мне невыносима жизнь без тебя, Гордон! — сказала она, якобы в совершенном отчаянии. — Если ты прогонишь меня отсюда, я брошусь в Темзу.

— Ты сошла с ума! — вне себя от ужаса воскликнул он, пытаясь отнять трубку.

— Врач из секционной камеры тоже подумает, что я рехнулась, когда… не перебивай меня, сотрудник редакции хочет со мной говорить.

С большим трудом удалось ему удалить ее от аппарата.

— Пожалуйста, никого не посылайте. Это излишне… Женщина в полном здравии, она жива… Что? Ничего подобного… Нам нечего опасаться…

Совершенно расстроенный, Гордон вернулся в кабинет. «Вот наваждение», — шептал он.

— Твое поведение скандально, даже бесстыдно. Теперь мне понятно, почему даже такой подлец, как Демпси, обратился в бегство и предпочел умереть на чужбине, в джунглях, чем иметь дело с такой гнусной ведьмой.

Терпение Гордона иссякло, он был на грани бешенства. Однако овладел собой и, прежде чем закончил свою проповедь, понял, что перехватил через край.

— Прости, мне очень жаль, — тихо сказал он.

Лицо девушки было безмятежным, взгляд — непроницаемым. Нельзя было понять, о чем она думает.

— Мне очень жаль, Диана! Мне не следовало так говорить… Еще раз прости!

Девушка не отвечала; стояла в трагической позе со скрещенными на груди руками. Гордон медленно и тихо вышел из кабинета. Тогда она произнесла вслух.

— Жаль, что телефон не в этой комнате. Сегодня же напишу в почтовое управление, чтобы его перевели сюда.

За ужином Гордон и Диана не произнесли ни слова. Наконец он сказал:

— Я условился встретиться с другом в театре, мне нужно идти.

— Целую вечность не была в театре, — она громко вздохнула.

— Тебя не заинтересует эта пьеса… Это русская социальная драма из жизни рабочих.

Диана снова вздохнула.

— Я так люблю русские пьесы! Русский театр мне очень нравится. Главные герои умирают на сцене так красиво, что я просто очарована. В опере и оперетте никогда не знаешь, кого, собственно, певцы представляют, потому что не знаешь текста, но в драме — все ясно!

— Но русская пьеса не подходит для молодых девушек, — вежливо ответил Гордон.

— Если возьмешь меня с собой, буду готова через пять минут. Я все равно не знаю, что предпринять сегодня вечером.

— Ты ведь можешь обдумывать, что подать утром к завтраку, — язвительно заметил Гордон.

Оставшись одна, Диана завела граммофон, но вскоре это ей надоело, и она погрузилась в раздумья. На память невольно приходил Демпси, хотя мысль о нем была неприятна. Не потому что она любила этого странного человека. Он перевернул всю ее жизнь: психика ее созрела, и мировоззрение изменилось. Теперь она слабо помнила его тонкое лицо, мускулистое тело и страстные речи. Нет, по-настоящему она не любила его. Он лежал у ее ног, умоляя о любви, угрожая застрелить ее, говорил, что обожает и готов отказаться от карьеры священника. В одно теплое февральское утро, когда розы до срока расцвели в саду, Демпси бросил к ее ногам изящно упакованную пачку банкнот — все его состояние — и со слезами попрощался с ней. Он бежал от любовных пыток в джунгли и больше не вернулся. Он погиб там, не в силах переносить мучений отвергнутой любви. Диана не оплакивала его и не огорчалась. Только думала о том, когда он вернется и потребует обратно восемь тысяч фунтов, которые бросил к ногам в столь драматическом порыве. Она не верила, что он вернется, но не исключала такой возможности…

Об этих деньгах тетя ничего не знала. Миссис Тэдзерби была чрезвычайно ленива и не переносила малейшего огорчения или раздражения. Она ненавидела деньги и связанные с ними расчеты. Вот почему все ее денежные дела находились в руках энергичной несовершеннолетней племянницы.

Диана поместила восемь тысяч фунтов Демпси на свой текущий банковский счет и три месяца занималась наброском могильного памятника для Демпси. Наконец, на последней странице энциклопедии она нашла подходящую надпись для надгробья: «Он обладал даром речи, но недостаточным умом».

Время шло, и мысль о деньгах Демпси не давала ей покоя. Она искала его родственников, но не могла найти. Постепенно он исчез из ее памяти.

Избавившись от тягостных мыслей, Диана вновь принялась за граммофон, танцуя под звуки вальса, фокстрота. Ритм подходил для джаз-мелодии, и это забавляло ее.

— Не понимаю, как наш хозяин может позволять это, — сказал Третнер Элеоноре. — Неприлично, когда девушка живет в доме холостяка. Это напоминает мне один случай, рассказанный Сюпербусом. Он судебный пристав и всегда видит только изнанку жизни.

— Я бы постыдилась иметь среди друзей судебного пристава, — возразила Элеонора, — Лучше уж дружить с нищим. Не беспокойтесь о мисс Диане, Артур. Я очень рада, что она здесь. Разве вы позабыли обо мне? Разве я безнравственна? Ведь мы с кухаркой прожили под одной крышей с холостяком много лет. Я очень рада, что Диана здесь!

— Но вы — не мисс Форд! С вами дело обстоит совсем иначе. Дом уже больше не тот, что прежде, — заметил Третнер с горечью.

Жалобы слуги имели, так сказать, более прозаическое основание, чем предполагала Элеонора. Несмотря на свою педантичность, Гордон никогда не считал своих сигар, зато практичная Диана, прибравшая все хозяйство к рукам, отлично знала, сколько он выкурил. В один прекрасный день она спросила у Третнера, нет ли в доме мышей, и когда он ответил, что их немало, наивно удивилась тому, сколько гаванских сигар они сожрали.

— Да, плохи наши дела, я это чувствую! Скоро наступят большие перемены, — печально сказал Третнер.

Глава 5

Стояло «бабье лето». После полудня Элойз Ван Ойн прогуливалась с Гордоном по берегу реки. Разговор шел о метафизике.

— Расскажите мне еще о Диане, она, наверное, обворожительна, — вдруг сказала Элойз.

Гордон забеспокоился: он и так рассказал ей больше, чем следовало.

— Гм… Мне нечего добавить. Надеюсь, что в один прекрасный день… Вы познакомитесь с нею.

Маленькая пауза, сделанная им, имела для чувствительной женщины большое значение. У Элойз был острый слух, она улавливала малейший нюанс в голосе собеседника.

Миссис Ван Ойн была красива, стройна и развита в умственном и духовном отношении. Ее глубокие черные глаза горели загадочным огнем. Временами Гордон даже побаивался их. Он предложил ей выпить чаю на террасе отеля.

Гордон Сэльсбери не был влюблен. Он не принадлежал к мужчинам, легко поддающимся женскому обаянию. Но он был доволен, что у него есть тайна.

Если бы Диана не была его кузиной и была бы постарше, если бы она не вторглась в его дом, не считаясь ни с приличиями, ни с обычаями, если бы, наконец, не была такой надменной и эгоистичной, он бы почувствовал к ней симпатию, быть может, даже любовь.

Подумав о девушке, он вдруг посмотрел на часы — вспомнил об обещании вернуться домой к ужину. Элойз заметила это и мысленно усмехнулась.

— Первая любовь Дианы была серьезной?

Гордон откашлялся.

Элойз не упускала ни одного случая, чтобы не заговорить о прежней любви его кузины. Это была, по-видимому, особая женская манера, которой он раньше не замечал в ней. Он собирался уже что-то ответить, но спутница вдруг задала ему еще один вопрос.

— Кто этот господин?

Уже дважды мимо террасы прошел какой-то краснолицый толстяк, который внимательно поглядывал на них.

— Право, не знаю… не лучше ли будет нам уйти отсюда?

Элойз даже не сделала попытки.

— Когда я опять увижу вас, Гордон? Жизнь без вас пуста и неинтересна. Разве Диана имеет на вас монопольное право? Люди все равно не поняли бы нас. Мы ведь не любим друг друга чувственной любовью; если бы вы знали, что я могу полюбить вас, вы избегали бы встреч со мной. — Она спокойно усмехнулась. — Только ваше духовное величие, только взаимное понимание объединяет нас. Никакая плотская любовь или брак не в состоянии дать нам того наслаждения, которое мы испытываем, беседуя о душе и бытии.

— Ваши слова — бальзам для меня. Да, окружающие никогда не поймут нас! Я страстно тоскую о том, наступит ли этот единственный день — день моих мечтаний, когда…

Гордон также сомневался в этом. Но не знал, как ему лучше выразить свои мысли.

— Я хорошо обдумал план нашей поездки в Остенде. Было бы чудесно видеть друг друга целый день и жить, по крайней мере, в одинаковых условиях. Беспрепятственный союз наших душ — это слишком великое счастье. Но будет ли это благоразумно? Я, конечно, имею в виду вас, ибо сплетни мало затрагивают мужчину.

Миссис Ван Ойн посмотрела на него сияющими глазами.

— В чем люди могут нас обвинить? Что они будут говорить о нас? Пусть сплетничают! — сказала она с презрением.

— Нет, Элойз, ваша репутация для меня священна, — сказал он с воодушевлением. — Она дорога мне и должна остаться незапятнанной. Сезон в Остенде уже прошел, большая часть отелей закрыта и большинство курортных гостей разъехалось, но все-таки не исключено, что мы встретим там знакомого, который подумает о нас плохо и примет нашу платоническую дружбу за чувственную любовь. Это чрезвычайно опасно!

Элойз поднялась и громко рассмеялась.

— Я вижу, Гордон, вы все еще внутренне не превозмогли себя. Это была безумная мысль, и мы не будем больше к ней возвращаться. Мне больно об этом слышать.

Гордон был обескуражен. Никто до сих пор не говорил ему, что он внутренне не свободен. Он уплатил по счету и молча последовал за ней в авто. На полдороге к Ричмон-парку Гордон сказал:

— Ладно, мы поедем в Остенде. Встретимся, как договорились.

Она не ответила, но сердечно пожала его руку. Они молча мечтали, покуда не достигли Райптон-Лайн.

— В нашей дружбе есть нечто великое, бесконечное. Ах, Гордон, это слишком чудесно…

Когда он вернулся домой, Диана отшвырнула модный журнал и вскочила со стула.

— Стол давно накрыт. Ты приходишь очень поздно, милый Горд.

Гордон почувствовал себя оскорбленным.

— Диана, прошу тебя, не называй меня так, — сказал он с упреком. — Это звучит почти как насмешка.

— Но «Горд» замечательно подходит для тебя. Мне хочется называть тебя этим именем.

Гордон пожал плечами.

— Да, милый Горд, где ты пропадал все время? — спросила она со свойственной ей дерзостью.

— Меня задержали дела…

— Но не в твоем бюро, — быстро перебила она, — там тебя не было с обеда.

Гордон не ответил.

— Значит, ты не хочешь мне сказать? — настойчиво продолжала девушка.

Он в отчаянии уперся глазами в салфетку.

— Я задержался по частному делу, — в его голосе прозвучал холодок.

— Ага! — Диана не была удивлена. Она уже давно, по ее словам, вышла из того возраста, когда попадают под влияние других.

После ужина Гордон встал и подошел к окну. Кузина была для него неразрешимой проблемой. Он внушил себе, что она красива; в некотором отношении даже красавица. Если бы она была старше, носила другую прическу и относилась с уважением к науке и умственной работе, то…

В комнате появился слуга.

— Третнер!

— Чего изволите, сэр?

— Посмотрите в окно на того краснолицего человека… Там, на другой стороне.

Гордон узнал человека, прогуливавшегося мимо террасы отеля.

— Я уже видел его сегодня… удивительное совпадение!

— Это мистер Джулиус Сюпербус, — сказал Третнер.

— Джулиус Сюпербус? Что вы хотите этим сказать? Это же латинское имя!

— Совершенно верно, сэр! Мистер Сюпербус — римлянин, последний римлянин в Англии. Он родом из Цезарио-Магнус, маленькой деревеньки близ Кэмбриджа. Я служил неподалеку оттуда и всех там знаю.

Гордон наморщил лоб. Какой удивительный случай привел этого человека, который недавно вертелся у отеля «Хэмптон», в Чейнэл Гарден, где он, на первый взгляд, в задумчивости рассматривал столбы?

— А чем он занимается… какова его профессия?

— Он детектив, сэр, — ответил слуга.

Мистер Сэльсбери побледнел. Детектив!

Глава 6

Гордон обычно забывал, что перед именем Элойз Ван Ойн имелась приставка «миссис». Он был слишком скромен и хорошо воспитан, чтобы даже косвенно пытаться узнать, как обстоят дела с ее браком. Гордон представлял себе мистера Ван Ойна крупным, трезвым коммерсантом, без души и с грубыми манерами. Он вообразил противостояние между образованной и деликатной женщиной и сухим, черствым материалистом. Раздражение скрытое бешенство или полное безразличие мужа — самоотречение, беспокойство и страдания жены… пока она не встретилась со второй половиной своей духовной сущности, то есть с ним самим.

Гордон опять взглянул на мистера Сюпербуса. Тот вынул из кармана мешочек с табаком и стал набивать свою короткую черную трубку. По-видимому, это был человек, готовый на все, лишь бы добиться своей цели. Простой, грубый, он не остановится перед тем, чтобы передать своему клиенту сведения, которые могут очень скомпрометировать женщину с красивой душой и эстетическим вкусом. «Детектив», — думал с отчаянием Гордон.

Он направился в кабинет. Третнер последовал за ним.

— Пригласите его сюда, ко мне!

— Кого… Сюпербуса? — слуга не верил своим ушам. — Но он…

— Позовите его, слышите?

— Слушаюсь, сэр! Но он не джентльмен, — предостерег Третнер, как бы желая заранее извиниться за своего друга.

Слуга не ошибался. Сюпербус действительно не был джентльменом. Гордон также не питал по этому поводу никаких иллюзий. Третнер напряженно ждал, что выйдет из этой встречи. Что ж, скоро Джулиус ему все расскажет. Он привел его в кабинет и быстро удалился.

Ничто в наружности Сюпербуса не напоминало о римской культуре. Он был маленьким, толстым, и больше переваливался с боку на бок, нежели ходил. Голова у него была большая, лицо — красное, а усы — косматые, черные, вероятно, крашеные. На лысине у него еще сохранилось несколько волос, которые он любил пересчитывать.

Посетитель стоял перед Гордоном, тяжело дышал и вертел в руках шляпу.

— Садитесь, мистер Сюпербус, — растерянно сказал Гордон. — Я хотел вам… Третнер сказал мне, что вы… я думаю, что вы римлянин.

— Совершенно верно, сэр, — сказал Сюпербус неожиданно глубоким голосом и поклонился. — Я могу смело утверждать это. Мы, Сюпербусы, происходили из старинной семьи, имеющей вековую генеалогию. Нас оставалось всего четверо. Во-первых, я, ваш покорный слуга, во-вторых, — мой брат Август, женившийся в Ковентри на молодой девушке, затем моя сестра Агриппа, живущая в согласии со своим третьим мужем. И еще Сципиус, который работает на сцене.

— Правда? Он артист? — Гордон на минуту растерялся от наступления этой римской когорты.

— Да, он связан со сценой, — удовлетворенно произнес Сюпербус. — Он пользуется большим успехом. Говорят, он лучший плотник в «Орфеуме», Да, сэр, мы происходим из очень старинного рода. Я никогда не добивался своих прав, но старый господин, живущий в Кэмбридже, сказал мне, что, по всей вероятности, происхожу из римской имперской фамилии. А я — старший в нашем роду. Цезарио-Магнус находится недалеко от кэмбриджского университета, и кое-кто утверждает, что звучная фамилия «Сюпербус» обязана своим происхождением веселому нраву студентов, живших свыше ста лет назад и для забавы окрестивших бедного извозчика Сюпера — Сюпербусом. Мой отец слыхал эти рассказы, но с пренебрежением отрицал их достоверность. Я не могу вам точно сказать, откуда происходил наш род, — сказал Сюпербус, развивая свою излюбленную тему. — Вы ведь знаете, каковы женщины, когда выступают настоящие римляне.

Гордон даже не потрудился подумать об этом.

— Итак, мистер Сюпербус, вы занимаете… гм… очень ответственную должность… Насколько я знаю, вы — детектив…

Тот серьезно кивнул головой.

— Это очень интересное занятие, — наблюдать за подозреваемыми, выступать перед судом как свидетель и обвинять людей в преступлениях, — сказал Гордон.

— У вас ложное представление о моей профессии. Я никогда не выступаю в качестве свидетеля. Я более практичен и, так сказать, являюсь коммерсантом в своей профессии. Иногда, правда, приходится выступать и в суде, но это бывает только при особенно большом куше, например…

— Куш? Что вы подразумеваете под «кушем»?

— Думаю… вы понимаете, что я хочу сказать… я занят наблюдением за весьма важным преступником…

— Ах, вот оно что!

— Да. Я всегда называю это «кушем», — любезно объяснил Сюпербус. — Сейчас мне предстоит весьма большой «куш», — он вдруг понизил голос и близко придвинулся к Гордону. — Я слежу за Двойником, — прошептал он хриплым голосом.

Гордон облегченно вздохнул: «римлянин» не следит за миссис Ван Ойн по поручению ее грубого супруга, который занят больше своими лошадьми и собаками, чем красивой, интеллектуальной женой.

— Двойник? Я помню, что читал о нем в газетах. Ведь он преступник? Не тот ли Двойник, который выступает в ролях своих жертв?

— Да, это он и есть — знаменитый Двойник, сэр, — ответил Сюпербус. — Он не просто подражает своим жертвам, но замещает их, превосходно играя свою роль. Возьмите хотя бы случай с мистером Мендельсоном…

Гордон вспомнил об этом случае. Сюпербус продолжал:

— Ведь трудно себе представить, чтобы кто-нибудь мог подражать Мендельсону, хотя по некоторым приметам это легко: у него седые бакенбарды и он холост. Однако Двойник сумел войти в роль старика. Он похитил у него восемь тысяч фунтов. Вот это настоящее искусство! Сперва выманил старика из бюро, а потом появился там под видом Мендельсона и послал нового служащего с чеком в банк. Вот почему старый Мендельсон живет уединенно, в деревне. Он был неслыханно одурачен и не может больше показаться в обществе.

— Вот как? Теперь понимаю, — медленно произнес Гордон, — Вы работаете по поручению…

— Союза страховых обществ. Двойник выбирает себе жертву, главным образом, среди директоров и генеральных представителей страховых обществ.

Впервые в жизни Гордон смеялся так весело.

— И… ха, ха, ха!.. Вы следите за мной, чтобы защитить меня?

— Нет, сэр! — сказал детектив со свойственной его профессии осторожностью. — Я лишь хотел хорошо изучить вашу наружность, чтобы потом, если Двойник попытается войти в вашу роль, сразу уличить его.

— Нельзя ли предложить вам сигару?

Сюпербус почтительно взял сигару и положил в карман.

— Я выкурю ее дома. Моя жена очень любит дым хорошей сигары. Кроме того, моль исчезает от сигарного дыма. Я уже двадцать три года живу в счастливом браке. Нет лучшей жены в мире, чем моя супруга.

— Тоже римлянка?

— Нет, она из Девоншира.

Когда через полчаса Диана вошла в комнату, Гордон стоял у камина. Руки его были заложены за спину, голова опущена, он, казалось, был погружен в размышления.

— Кто он — этот маленький, странный человек?

— Его зовут Сюпербус. — ответил Гордон, очнувшись от дум. — Он детектив и хочет выследить преступника, который похитил у моего коллеги восемь тысяч фунтов.

— Ах! — сказала Диана. Она вдруг вспомнила о Демпси и его деньгах.

Глава 7

Боб Сэльсбери понравился Диане с первого взгляда. Он во многом походил на своего старшего брата. Это был молодой, простодушный человек, интересовавшийся танцами и ревю-театром, чего нельзя было сказать о Гордоне. Боб был помолвлен с молодой девушкой из Канады, поэтому интересовался другими женщинами меньше обычного. Он не пострадал от душевного разлада, как старший брат.

Боб уже дважды приходил к ужину, и Гордон решил, что тот уже достаточно знаком с незваной гостьей, чтобы поговорить с ним о ее неслыханном поведении.

— Боб известен как светский человек, — сказал Гордон, словно представлял многолюдному собранию незнакомого оратора. — Он больше соприкасается с внешним миром и лучше знаком с правилами общественного приличия, чем я, отставший от новой жизни, или чем ты, дорогая Диана, которая жила до сих пор замкнуто. Думаю, мы смело можем предоставить ему разрешение нашего спорного вопроса. Дорогой Боб, скажи без предвзятости: допустимо ли, чтобы Диана жила со мной под одной крышей, без компаньонки-собеседницы?

— Не понимаю, зачем ей нужна компаньонка, раз она живет в доме пожилого господина. Ведь она твоя кузина! Кроме того, с тех пор, как здесь поселилась Диана, здесь стало приятно бывать. Раньше все было мрачно и неуютно.

— Но что скажут люди? — настаивал Гордон.

— Ты ведь говорил мне недавно, что презираешь мнение толпы, — ответил «предатель», — что мужчина не должен обращать внимания на пересуды. Кроме того…

— Мои слова, — возразил с негодованием Гордон, — относились к некоторым философским школам и отношению к ним толпы, но ни коим образом не к вопросам приличия и нравственности.

— Но Диана в твоем доме, и ты должен считать себя счастливым, что у тебя есть хозяйка, которая штопает твои чулки. Скажи, Диана, брат платит тебе за труды?

— Нет! Я живу на свои маленькие сбережения, — ответила девушка грустным тоном.

Гордон почувствовал себя виноватым. На следующее утро он счел нужным затронуть эту тему.

— Кажется, я несправедлив к тебе, Диана. Купи себе все, что нужно, я дам денег.

Девушка тихо засмеялась.

— Ведь тебя обманули, дорогой Гордон! Ты думал, что я бедна. Но я очень богата, и твои деньги мне не нужны.

— Тогда почему ты сказала Бобу, что…

— Приятно, когда тебе сочувствуют, — спокойно перебила его Диана. — За исключением Элеоноры, никто в этом доме не симпатизирует мне. Она действительно хорошая, красивая девушка. Что ты скажешь о ней?

— Никогда не обращал на нее внимания.

— Я это знаю с тех пор, как она мне сказала, что ты еще не целовал ее.

Гордон был занят едой и не мог сразу ответить. Диана продолжала:

— Не подумай только, что я расспрашивала об этом. Женщина инстинктивно находит путь, чтобы выведать подобные вещи. Гордон, ты непорочен, — добавила она с великодушным жестом.

— Твоя философия абсурдна. Почему ты решила, что я должен был бы целовать ее?

— Очень просто. Элеонора красива, а все мужчины, более или менее нормальные, охотно целуют красивых девушек. Меня многим хотелось поцеловать.

Гордон поднял брови, но не взглянул на нее. Он не возражал.

— Ты даже не спрашиваешь меня, разрешила я им это или нет? — спросила Диана, видя, что он не реагирует.

— Это меня не интересует, — холодно заметил он.

— Нисколько? — ее голос звучал робко, но Гордон не дал себя обмануть. Он по горькому опыту знал, что кузина всегда старалась разжалобить его, чтобы потом разразиться смехом. Ужасная девушка!

— У меня было всего два любовных приключения, — продолжала она, не считаясь с тем, хочет он слушать или нет. — Сперва Демпси, а потом Динго.

— Кто такой Динго? — Гордон все же попал в хитро расставленные сети.

— Его настоящее имя было Тиофиль Шейвн. Позже оказалось, что он женат и имеет пятерых детей.

— Господи, помилуй!

— Но он ни разу не посмел меня поцеловать. Явилась его жена и забрала мистера Тиофиля с собой как раз тогда, когда я стала привыкать к запаху гвоздики, которую он всегда грыз. Мистер Шейвн жил у моей тети. Она познакомилась с ним на лекции о солнечных пятнах, но ничего не знала, покуда не приехала его супруга. Миссис была очень любезна и благодарила меня за внимание к ее мужу… Женщины до замужества должны основательно изучить своих будущих мужей. Не правда ли?

Гордон вздохнул.

— Я вижу, что ты начала болтать. Желаю успешно изучить характер твоего жениха!

Диана улыбнулась, но не ответила. Она поняла, что достаточно разозлила его сегодня и не хотела перехватить через край. Когда Гордон собирался встать, девушка задала ему вопрос:

— Вчера здесь был человек со странной фамилией: я забыла ее. Кто он такой? Что ему было нужно?

— Мистер Сюпербус, детектив с латинским именем. Он следит за известным преступником по имени Двойник. Последний — подлый мошенник и аферист.

— Вот как? — Диана посмотрела на скатерть: — Уже уходишь, милый? Когда ты вернешься домой?

— Знаешь, Диана, мне еще никто никогда не задавал подобного вопроса.

— Но я ведь спрашиваю тебя об этом ежедневно, — сказала она с удивлением.

— Но зачем? Меня еще никто не контролировал. Не понимаю, для чего ты это делаешь?

— Но я тебя спрашиваю всегда очень нежно. Просто хочу знать, когда накрывать стол к ужину.

— Возможно, сегодня я не буду ужинать дома, — сказал Гордон и сразу же вышел. В последнее время дела его процветали, и он был занят организацией новой отрасли страхования. Гордон решил не обременять себя во время работы мыслями и сомнениями. Только во время обеда он обдумывал поездку в Остенде со своей духовной подругой. Ему хотелось, чтобы Элойз выбрала другое место, более подходящее, чем этот город, пользующийся славой роскошного интернационального курорта, куда съезжались кутилы всего мира. Он чувствовал, что только прямодушие и нравственная безупречность давали ему возможность противостоять Диане и ее капризам.

План поездки в Остенде действительно был необычным, и Гордон не мог вспомнить, откуда он, собственно, взялся. План граничил с безумием, но неимоверно манил к себе. Ему нечего было бояться быть узнанным, если не разгуливать по взморью и у порта, где останавливаются континентные пароходы. В крайнем случае, можно изменить свою наружность… От этой мысли его бросало то в жар, то в холод. Диана уже не раз насмехалась над его короткими бакенбардами; даже парикмахер осмелился сделать ему замечание по этому поводу. Гордон серьезно подумывал их сбрить, особенно с тех пор, как Элойз заметила, что они его старят. Он хотел сделать сюрприз и в день отъезда показаться ей гладко выбритым. В Остенде не принято носить бакенбарды, но… там не гуляют также и в старомодном фраке и цилиндре. Лучше одеть спортивный костюм.

Гордон направился к своему портному, чтобы посоветоваться с ним.

— Если вы едете на бельгийский курорт, то я предложил бы вам заказать пару легких летних костюмов. Сейчас наиболее модным является серый цвет в клетку… серо-клетчатая материя на красноватом фоне. Вам, сэр, должно быть известно, что лорд Фирнизем является эталоном в области моды! Так вот — только две недели назад он заказал такой же костюм.