Джинн третьего класса

Он побежал наверх, достал банку и разбудил Абу:

— Салам алейкум, Абу. Киф хаалак? Как чувствуешь ты себя в это ясное солнечное утро?

— Илхамдулила! — сонно ответил Абу. — Чего тебе угодно, о Алек?

— Я иду в магазин. Мне нужны деньги. Сделай, пожалуйста, несколько шекелей.

— Сколько денег тебе нужно?

— Э, пенсов пятьдесят.

— А что такое «пенсов пятьдесят»?

— Ну, Абу, такому джинну, как ты, стыдно не знать таких вещей. Пятьдесят пенсов — это семиугольная серебряная монетка примерно такого размера.

Но не успел Алек показать, какого размера должна быть монета, как она очутилась у него в руке. Он сунул ее в карман, спровадил Абу обратно в банку и выбежал из дому. Свои дела он оставил напоследок. Он уже давно мечтал об одном особенном мороженом — с ягодами, орехами и необыкновенной, кажется ромовой, подливкой. Мороженое было страх какое дорогое, но сегодня, сегодня… Он влетел в магазин и швырнул монетку на прилавок. Хозяин посмотрел на нее, повертел в руках и ухмыльнулся:

— Слушай, Алек, я знаю, что мы вступили в Общий рынок и все такое прочее, но этот номер не пройдет. Это ведь даже не европейские деньги — они не то с Ближнего Востока, не то еще откуда-то…

Он отвернулся, чтобы обслужить молодого человека, спросившего пачку сигарет, а Алек уставился на монету, покрытую путаной арабской вязью. Раньше надо было догадаться! И как это он не заметил подвоха!

— Дай-ка посмотреть, малыш!

Алек обернулся. Высокий прыщеватый темноволосый парень стоял у него за спиной и протягивал руку. Алек заколебался, не зная, стоит ли выпускать монету из рук. Парень прищурился.

— Клевая монетка. — Он мотнул головой, и Алек вышел за ним из магазина. — Я такие собираю. Дам тебе за нее, ммм… двадцать пять пенсов.

Алек не знал, как быть: цена, конечно, несправедливая, но зато он получит настоящие, английские деньги.

— Пятьдесят, — по наитию сказал он.

— Идет за тридцать. Держи. Ты где ее взял?

Алек пожал плечами и спрятал деньги в карман.

— Может, у тебя еще такие есть? Мне они позарез нужны, — доверительно сообщил парень.

— Еще пара найдется.

— Вот что: достанешь еще, будешь получать по фунту[8] за четыре штуки. По рукам?

— Подумаю.

— Слушай, приходи завтра на станцию. Жду тебя у лестницы в два. Я прихвачу с собой фунтов пять. Все зависит от тебя самого, малыш.

Домой Алек шел не спеша. Он размышлял. Дома он сразу поднялся наверх и достал банку. Потом объяснил Абу, что от него требуется. Абу помолчал и сказал:

— Мне это не по душе, о Алек.

— Не суй свой нос в чужой вопрос, Абу. Гони шекели.

Абу недовольно заворчал, но все-таки тут же сотворил двадцать блестящих монеток того же размера и формы, что и первая. Алек открыл ящик, где он держал всякую всячину — старые значки, крючки, шарики, и вынул кошелек. Спрятал в кошелек деньги и сунул его в задний карман.

Весь день моросил дождь, и Алек проводил время, сидя у себя в комнате в компании Абу, лакомясь всякими вкусными вещами и беседуя о том о сем. Абу рассказывал ему о великих математиках и астрономах своего времени, а Алек в ответ — о великих открытиях нашего времени, о реактивных самолетах, автомобилях, космических ракетах и телевизорах.

— Обо всем этом написано в Великой Книге Черной и Белой Магии, — заметил Абу. — Ковер-самолет, волшебное зеркальце, крылатый конь… Но разве человек стал от этого счастливее?

— Ты старый пессимист, Абу, — ответил Алек.

Он не знал, как вести себя с джинном. Абу нравился ему все больше и больше, был верным другом, но в последнее время у него появилась скверная привычка — давать советы и высказывать свое мнение, когда его об этом не просят.

В воскресенье, отправляясь на станцию, чтобы встретиться с патлатым парнем, Алек оставил Абу под подушкой. Он отдал парню кошелек, а взамен получил пять потертых, но от этого не менее полезных бумажек достоинством в один фунт каждая. Да, он был доволен выходными. Удачи вели со счетом 1 : 0 на своем поле — впервые за весь сезон.

Впрочем, когда Алек в тот вечер ложился спать, ему в голову пришла очень неприятная мысль: Рыжий Уоллес запросто может устроить засаду на Бонер-стрит. Но свой маршрут Алек менять не собирался. Он будет возвращаться домой по Бонер-стрит, через Танк, и Рыжий Уоллес ему не помеха!

В последний раз за день он разбудил Абу и объяснил ему ситуацию. Абу, минуту подумав, отвечал:

— Будь спокоен, о Алек, и усни с миром. Завтра твои огорчения исчезнут, как снег в пустыне.

Глава 9. АБУ В УДАРЕ!

Всю неделю в школе царили мир и спокойствие. Рыжий Уоллес не показывался — мама не пускала его в школу. Первые дня два Конопатый Сэм похвалялся, что Уоллес не смог вынести позора, но потом всем это порядком надоело.

Алек был на седьмом небе от счастья: в заднем кармане у него лежало пять фунтов, в кармане пиджака — его бесценная банка. Он купил себе новые кеды, и, хотя маме что-то во всем этом, может быть, и не нравилось, вслух она ничего не сказала. В книжной лавке Алек нашел «Последнего из могикан» и сразу же купил. Но тем не менее, как взломщик после ограбления банка, он затаился и отложил крупные траты на потом. Только не хватало, чтобы ему начали задавать вопросы о том, откуда взялось его богатство! Кроме того, его не оставляло необъяснимое чувство, что Абу пока не работает на полную катушку, как подобает настоящему джинну. Волшебные банки требуют тонкого обращения…

Евлалия Уоллес ходила в школу, но вид у нее был озабоченный. Встречаясь с Алеком, она больше не смеялась и рож не строила; Алек огорчался, но старался этого не показать. На переменах во дворе неотлучно маячила воинственная фигура Монти Картрайта, внимательно следившего за ребятами. Никто не дрался, не ссорился, и ребята проводили время, играя в тихих уголках в пьяницу и в дурака. Жизнь текла так мирно, что к середине недели Алек заскучал.

В четверг шел дождь, и на большой перемене Алек решил почтить своим присутствием клуб, который мистер Джеймсон устроил у себя в лаборатории природоведения. Когда Алек явился туда, там сидело несколько второклашек. Они смотрели, как водворяют в клетку новую пару хомяков. Прежняя пара, по слухам, обосновалась в трубах центрального отопления и там свила себе гнездышко из старых тетрадей.

В лаборатории стоял странный запах. Вернее, добавился еще один странный запах. Нос Алека привел его в угол лаборатории, где трое шестиклассников трудились над сложным аппаратом из трубок и реторт. В ретортах что-то булькало и всхлипывало.

Мистер Джеймсон обрадовался Алеку, как старинному другу. Пожалуй, даже чересчур обрадовался, подумал Алек, — не из Антарктиды же я вернулся. Впрочем, Алек против этого не возражал. Дружелюбие мистера Джеймсона как-никак приятно отличалось от иронии Волосатого Гарриса.

Через полчаса ребята неохотно начали расходиться. Алек выбрал момент, когда мистер Джеймсон остался один, и подошел к нему:

— Скажите, пожалуйста, вещи могут де-ма-те-ри-а-ли-зо-вать-ся?

Мистер Джеймсон терпеливо ждал, пока Алек справится с трудным словом.

— Материя может превращаться из твердой в жидкую, из жидкой — в газообразную, верно? Если газ бесцветен, можно сказать, что материя исчезла, но на самом деле она вовсе не исчезла, а просто приняла иную форму.

— Нет, сэр, я не про то. Я вот про что… — Алек минуту помолчал. — Вот в сказке про волшебную лампу Аладдина — там джинн делал деньги из ничего, воздвигал дворцы, а потом переносил их на край света…

— Гм! Ну, по-моему, космические корабли — штука ничуть не менее сказочная. Когда ракета приземляется, она движется с такой скоростью, что кажется, будто она возникла из ничего. Во время войны нас бомбили «Фау-2», и, говорят, самое паршивое в них было то, что их замечали, только когда они попадали в цель.

— А вы не думаете, сэр, что вещь может дематериализоваться в одном месте, а материализоваться совсем в другом? Ну, как это делали джинны.

— Если расщепить вещество на атомы, а потом собрать их в том же порядке… Теоретически это возможно, но практически — нет! Так мне кажется.

— Теоретически?

— Да. Мысленно можно это себе вообразить. Но с этим связаны слишком большие сложности. Вот старинные алхимики думали, что можно превратить свинец в золото. Если хочешь, смейся над ними сколько угодно — и окажешься неправ, ибо мы знаем, что атомный вес свинца и золота довольно близки друг к другу. Теоретически можно так изменить структуру свинца, чтобы получилось золото.

— Чего же мы ждем, сэр?!

Мистер Джеймсон улыбнулся:

— Время, деньги и усилия, затраченные на эту работу, стоили бы дороже золота. Кроме того, свинец — очень полезный элемент. Например, в атомных реакторах свинцовые фильтры в миллион раз лучше золотых.

— Выходит, алхимики были правы?

— О да! Человек, который придумал крылатого коня, был прав. Был прав и тот, кто придумал волшебное зеркальце, в котором видно, что делают другие.

— Абу то же самое говорил… — взволнованно подхватил Алек.

— Абу? Кто это? В каком он классе?

— Да нет, это я так, сэр, — смутился Алек. — Огромное вам спасибо, сэр. Теперь мне все ясно.

— Раньше ты мне таких вопросов не задавал…

Алек уже собрался уходить, когда его окликнул один из шестиклассников, мальчишка из соседнего дома:

— Алек! Что твой дед скажет насчет глоточка Сногсшибательного Эликсира?

— А что это такое?

— Так, кое-что. Мы его варим в этой штуковине, — добавил он шепотом, показывая на реторты. — Властям предержащим незачем об этом знать, понимаешь?

Алеку почудилось, что мистер Джеймсон, копавшийся на другом конце лаборатории, фыркнул.

— Сейчас мы тебе дадим бутылочку, — продолжал шестиклассник. — Постой-ка! У тебя же пустая банка в кармане!

— Э… — начал было Алек.

— Да брось ты! Давай ее сюда. Это даже лучше, чем бутылка. Мы ее заклеим лейкопластырем. Передашь твоему старику с нашими наилучшими пожеланиями.

Не зная, как отбрыкаться от этого подарка, Алек отдал банку.

Через минуту ее наполнили, заклеили пластырем и вручили ему.

— А ну, ребята, живей! — поторопил их мистер Джеймсон. — Сейчас будет звонок.

Алек выбежал из лаборатории. В банке, которую он засунул в карман, плескался эликсир. Если бы он успел по дороге забежать в уборную и вылить его…

— Урок будет не там, Алек.

Он в ужасе поднял глаза. У него на пути, весело улыбаясь, стояла мисс Уэлч. Нехотя Алек отправился в класс. Сидя за партой и косясь на мисс Уэлч, которая тем временем что-то писала на доске, он неторопливо отдирал пластырь от банки.

— Чем ты там занимаешься, Алек? — повернулась к нему мисс Уэлч.

Алек уронил банку на пол. Может, теперь эликсир из нее вытечет?

— Мисс Уэлч, — пискнула Алиса Роджерс, — а Боуден что-то на пол пролил!

Мисс Уэлч двинулась к Алеку, и он поскорей засунул банку обратно в карман, но, увы, вверх ногами! Из банки закапало. Если бы мисс Уэлч хоть на секунду отвернулась, он бы сунул банку в портфель. Мокрое пятно на брюках — маленькое удовольствие!

Между тем мисс Уэлч принюхивалась.

— В классе чем-то странно пахнет. Жженой резиной, что ли…

Она вернулась к доске.

— Ну, отвечайте пока на эти вопросы. Я выйду минут на двадцать. Только не беситесь! Мистер Картрайт обещал за вами присмотреть.

Она вышла. В классе зашумели, потом все затихло — только изредка раздавался шепот или кашель. Алек обождал пять минут и выскользнул в коридор. Но уже через несколько шагов остановился.

— Мистер Боуден, если не ошибаюсь? Куда изволите направляться?

Это был голос Монти, доносившийся из-за приоткрытой двери его кабинета.

— В туалет, сэр.

— Гм!

Алек вбежал в уборную, торопливо содрал пластырь и опорожнил банку. Несмотря на запах, эликсир был красивого золотистого цвета.

Деду он, конечно, пришелся бы по душе, но ведь и о себе еще нужно подумать, и про Абу не забыть. Алек снова сунул банку во внутренний карман куртки и отправился обратно в класс. В это время мистер Картрайт обходил дозором коридор. Стояла мертвая тишина — только перья поскрипывали.

Внезапно кто-то громко икнул. Соседи Алека обернулись.

— Боуден — свинья! — заявил Ронни Картер, сидевший как раз перед ним.

— Это не я! — запротестовал Алек.

— Как же, не ты! Что за гнусный тип!

— Заткнись! — прошептал Алек, когда в коридоре раздались шаги.

— Ик! — На этот раз кто-то икнул еще громче.

Сердце Алека замерло, ибо, икнув, кто-то запел приятным, но хриплым баритоном.

— Прекрати, Боуден, не то Картрайт прискачет.

— Уже прискакал! — ответствовал голос у дверей. — Что тут происходит?

В ответ кто-то опять икнул — словно пробка вылетела из бутылки.

Затем последовали новые отрывки из гимна багдадских джиннов или еще чего-то в этом роде, что пытался пропеть Абу.

Мистер Картрайт высоко поднял брови.

— Боуден? — ошеломленно спросил он.

— Это транзистор, — безнадежным голосом ответил Алек.

— В таком случае, выключи его немедленно!

. — Не могу. Он застрял у меня в кармане. Разрешите мне выйти, сэр!

— Не только разрешаю, но и всячески рекомендую, — язвительно ответил мистер Картрайт. — Подожди меня у кабинета. Да что тут смешного?

— Ничего, сэр.

Но хохот, задушевный, пьяный хохот разносился по всему классу. Пение и икота сопровождали Алека, пока он, краснея и бледнея, несся по коридору в туалет. Абу затих, только когда Алек пустил в банку струю холодной воды. Он прополоскал банку, встряхнул ее, потер о куртку и поднес к уху. Теперь из нее доносилось тихое посапывание. Он положил банку в карман и направился к кабинету мистера Картрайта.

— Заходи, заходи. Прикрой дверь.

Да, подумал Алек, ничего хорошего такое начало не предвещает.

— Садись сюда.

А, приободрился Алек, это уже лучше.

— Не знаю, что ты там проделал, Алек, — сказал мистер Картрайт, — но в одном я твердо убежден: эти звуки не имеют никакого отношения к радио, даже к каирскому, так что не пытайся все свалить на свой транзистор. Скажи, где ты выучился этой песне? Что значат ее слова? И почему ты икал?

Алек открыл было рот, но придумать разумный ответ хотя бы на один из этих вопросов он был не в состоянии. Однако мистер Картрайт не ждал ответа, а продолжал:

— Твой интерес к арабам поразителен. Учитель истории дал мне просмотреть твое сочинение о крестоносцах.

Алек тихонько застонал: одно несчастье за другим!

— Очень интересное сочинение. Меня оно прямо увлекло. Несколько лет я служил на Ближнем Востоке и еще тогда понял, что у арабов совсем иной взгляд на историю, чем у нас.

— Совершенно верно, сэр. Они считали крестоносцев шайкой варваров.

Картрайт кивнул.

— Беда в том, что их культура шла к своему закату, а наша, европейская, наоборот, — испытывала подъем. Мы им многим обязаны.

На этот раз Алек удержался и не сказал: «Абу то же самое говорит…» Вместо этого он неожиданно произнес:

— Я не понимаю, сэр, почему это одна культура должна быть в упадке, а другая — испытывать подъем. Лучше бы все они были на одном уровне.

Мистер Картрайт засмеялся и кивнул:

— Наверно, ты прав, но это легче сказать, чем сделать. Вернемся к школьным делам. Мисс Уэлч себя не жалеет, только бы научить вас английскому языку, а ты срываешь ее уроки, изображая пьяного араба.

— Прошу прощения, сэр.

— Я-то в тебя верю, Боуден, а вот другие… По-моему, ты не хулиган, Алек. Но вокруг тебя творятся всяческие безобразия. Постарайся в них больше не впутываться. А теперь — кыш отсюда!

Алек возвращался домой в приподнятом настроении. Он избежал собравшейся над ним грозы. Конечно, за удачами пока нельзя признать полноценную победу, но, подводя итоги за день, можно считать счет ничейным. Чтобы не повредить своей команде, Алек решил вернуться домой не через Бонер-стрит, а через Стейшн-роуд.

Он шел через вокзальную площадь, предвкушая, как на покое поболтает и попирует с Абу, когда джинн проспится, но тут кто-то схватил его за шкирку и чуть не придушил.

— П-п-пустите! — задыхаясь, взмолился Алек.

Он повернулся и оказался нос к носу с тем самым высоким парнем, с которым встречался в воскресенье. На этот раз парень не улыбался. Он был страшен.

— Ты, шмакодявка, ты меня надул!

Алек побелел:

— Я? .. Чего вам надо? .. Вы мне дали пять фунтов? Дали. А я вам — двадцать монет. Как договорились. Они, может, еще дороже стоят…

— Двадцать монет? Двадцать пробок от минералки!

Алек чуть не отдал богу душу, когда парень помахал у него перед носом тем самым кошельком, в котором лежали монеты. Что случилось? Наверно, он перепутал кошельки, но…

— Извините. Я не нарочно! Хотите, я сейчас пойду домой и принесу вам еще монет?

— Гони пять фунтов. И живо.

Парень дернул Алека за воротник, и он опять задохнулся. Бросив на землю портфель, Алек полез в карман и извлек оттуда четыре грязные скомканные бумажки. Потом из другого кармана достал мелочи пенсов на двадцать.

— Это все, что у меня осталось. Остальное я вам в воскресенье отдам.

Парень побагровел и опять потянул Алека за воротник:

— Отдашь все. Сейчас.

— Артур Блеггетт! Чем ты занимаешься?

При звуках этого голоса парень тут же отпустил Алека. Алек наклонился, поднял портфель и собирался удрать…

— А ну, Алек, постой! Ты куда?

Это была Ким. Она шла домой с работы — в плаще, с сумочкой в руке. Лицо ее было нахмурено.

— В чем тут у вас дело, Алек?

Без особой охоты Алек рассказал ей про монеты. Ким нахмурилась еще пуще. Она повернулась к парню:

— Ты бы хоть сперва мозгами пораскинул, пустая ты башка. Ну, ничего, это тебе пойдет на пользу! Подработать решил, да? До чего же типично для вашей семейки!

К удивлению Алека, парень растерялся и только переминался с ноги на ногу. Ким обратилась к Алеку:

— Живо домой! С ним я все улажу, а долг ты мне вернешь из карманных денег. И брось валять дурака. У нас в семье это не принято.

Не тратя времени попусту, Алек побежал по дороге. На углу он обернулся. Ким и парень все еще беседовали.

Глава 10. БОУДЕН — НОЧНОЙ РАЗБОЙНИК

— Как видишь, Абу, ты существуешь только в теории, а на практике тебя и нет вовсе, — говорил Алек. — Но я в тебя верю! — тут же добавил он.

— Ну ты даешь! — ответил Абу.

— Знаешь, Абу, ты стал как-то странно выражаться. Ты что, потихоньку читаешь мои комиксы?

Абу промолчал. Алек валялся на кровати и не испытывал ни малейшего желания встать и постелить. Он взял банку и заглянул внутрь.

— Вот что, Абу, хочешь — обижайся, хочешь — нет, но все-таки свинство, что я тебя не вижу! Ну пожалуйста, будь добр, материализуйся хоть разок!

Абу вздохнул:

— Такова моя судьба, о Алек! Стоит мне начать творить чудеса, как мои хозяева теряют разум.

— Ну ладно, брось! Я что-то перестал верить, что ты на самом деле можешь творить чудеса. Если не считать того, что ты время от времени угощаешь меня шиш-кебабом или стаканчиком шербета, ты ведь ничего не сделал — только осрамил меня при всем честном народе.

— О неблагодарный! — взвыл Абу. — Не я ли спас тебя от злодея по имени Рыжий Уоллес?

— Рыжий Уоллес? — Алек соскочил с кровати. — Что ты этим хочешь сказать?

— Не я ли поразил его Великой Чесоткой, так что он сидит дома и не в силах омрачить дни твоей жизни, проведенные в школе?

— Да что ты, Абу? Это, оказывается, твоих рук дело? Зачем же ты так?.. — Алеку было и приятно и стыдно.

Потом ему в голову пришла одна мысль.

— Идиот! А если заразится его мама или сестра?

На этот раз Абу обиделся.

— Великая Чесотка — это тебе не холера. Она поражает не всех подряд!

— Не знаю, верить тебе или нет.

Абу ничего не ответил.

— Слушай, Абу, воспользуемся этим случаем — убьем сразу двух зайцев. Ты снимешь проклятие с Рыжего Уоллеса и немедленно перенесешь меня к нему в дом, чтобы я убедился, что там все нормально. Только чтоб никто меня не заметил! Понял?

Абу проворчал:

— Нельзя остановить Великую Чесотку.

— А я говорю: останови! Ты ее накликал, ты с ней и разбирайся!

Алек сам удивился тому, как ловко он нашелся.

— Рыжий к воскресенью должен выздороветь, — сказал он. — А теперь устроим быстрый и невидимый перелет к Уоллесам. Бонер-стрит, дом 85.

— Слушаю и пови… — раздался голос Абу, и комната исчезла.

Алеку почудилось, что его подхватил свистящий ветер, но, прежде чем он успел оценить всю прелесть полета, они уже приземлились.

— Абу, где мы?

Алек был в спальне. Через старое окно с рассохшейся рамой светил уличный фонарь. Алек осмотрелся и в тусклом свете фонаря увидел запущенную комнату: сломанные стулья, старые тряпки, газеты, посуду.

— Кто тут?

Алек вгляделся в темноту. На постели сидела старуха — волосы накручены на бигуди, из-под ветхой сорочки торчат костлявые плечи.

— Кто тут? — взвизгнула она.

Алек выпучил глаза. О господи, опять этот Абу! Они ошиблись этажом, оказались в спальне мисс Моррис и разбудили старушку.

— Ну погодите, я вас живо поймаю! Где мои очки?

Старуха откинула одеяло и с поразительной энергией прыгнула с кровати прямо туда, где стоял Алек.

— Странно! — забормотала она. — Голову дам на отсечение, что здесь кто-то есть. Верно, та самая нечистая сила, про которую рассказывал Гарри Боуден.

Покачав головой, мисс Моррис забралась под одеяло.

— Быстрей, Абу, болван аравийский! Давай отсюда живо — нам нужно на этаж выше, к Уоллесам! — прошептал Алек.

Комната на мгновение исчезла и преобразилась — стала узкой, длинной и очень темной. Сюда свет с улицы не доходил, а значит, догадался Алек, окна отсюда выходят во двор. Он увидел кровать, а рядом — детскую кроватку. На кровати вроде бы спала Евлалия. Она лежала на спине, неловко подложив одну руку под голову. Другую руку она подложила под кудрявую головку сестренки, спавшей рядом.

Алек подошел к двери, но она поддавалась с трудом. Он понял, в чем дело: места в комнате не хватало, и кровать стояла впритык к дверям. Алек покачал головой — у Уоллесов было еще теснее, чем у него в чулане. Малышка в кроватке захныкала. Евлалия пошевелилась, медленно села и осторожно высвободила руку из-под сестренкиной головы. Потом она спустила ноги с кровати, на цыпочках подошла к малышке и убаюкала ее.

Алек окликнул Абу и через мгновение уже лежал в своей постели. Скоро он уснул.

На следующее утро на линейке, когда Евлалия и ее подружки проходили мимо Алека, они захихикали и принялись шептаться.

— Хотите верьте, хотите нет — а он мне вчера приснился.

— Кто?

— Вон тот, Шкилетик. Стоит у моей постели и глядит прямо на меня.

— От него не спрячешься!

Миссис Уайет, учительница гимнастики, выравнивала строй.

— Тише вы там!

Одна из подружек Евлалии что-то тихонько шепнула, но миссис Уайет все услышала.

— Имей в виду, я слышала все — от слова до слова, а таких, как ты, я без масла ем, ясно?

— Ну что вы, мэм! Это ведь про нас говорят, что мы едим человечину, — ответила Евлалия.

Миссис Уайет нахмурилась, но потом рассмеялась:

— Ладно, ладно — на этот раз твоя взяла. Отправляйтесь в класс.

В тот вечер Ким задержалась на работе, и вечер прошел мирно. Но только Алек собрался к себе, как папа, который, по обыкновению, читал газету, расхохотался:

— Ты только посмотри, что пишут про Хетти Моррис!

Мама удивленно посмотрела на него.

— «Еще одна престарелая жительница Баглтауна сообщает о появлении потусторонних сил. Мисс Хетти Моррис с Бонер-стрит известила нас, что в ночь на пятницу, когда она легла спать, она почувствовала, что в ее комнате находится нечто таинственное. Осмотр комнаты не дал никаких результатов, но мисс Моррис заявила: „Несомненно, кто-то там был“. Это уже второй случай после того, который был описан нашей газетой со слов мистера Гарри Боудена из Раундхилла».

Папа отложил газету и рассмеялся. Алек еще никогда не видал, чтобы папа так веселился.

— Так я и знал! Уж если папаше явились духи, значит, они и без Хетти Моррис не обойдутся.

Он замолчал, только когда увидел обращенный на него взгляд мамы.

— В чем дело, Конни?

— Ничего смешного тут нет.

— Почему? Ты ведь не веришь всей этой болтовне? — папа удивленно смотрел на маму.

— Конечно, нет, — сердито ответила мама. — Но то, что случилось с мисс Моррис, вовсе не смешно.

— Ты это о чем, дорогая?

— Эта дурацкая статья мне кое о чем напомнила. Хетти Моррис сегодня днем к нам заходила. Она была в отчаянии. Сказала, что к ним приходил человек из совета и говорил: всю Бонер-стрит снесут, а их переселят в Мурсайд.

— И что же?

— А она туда не хочет. Вот и все. Ее можно понять.

— Но в чем же все-таки дело? Они уже лет сто грозятся снести Бонер-стрит.

— Она сказала, что теперь в это дело ввязалась санитарная комиссия и олдермен Блеггетт.

— Постой-ка! Тут об этом кое-что есть. И даже на первой странице. — Папа снова схватил газету. — «Таинственная болезнь среди баглтаунских иммигрантов». Это заголовок. "Сообщение о загадочном заболевании среди цветных обитателей Бонер-стрит привело сюда на этой неделе представителей санитарно-жилищной комиссии. В то время как власти указывают, что для беспокойства нет серьезных оснований, появление этого заболевания, по всей видимости не инфекционного, опять поставило на повестку дня вопрос о будущем тех, кто проживает на этой улице, намеченной на снос… Олдермен Блеггетт заявил нашему корреспонденту: «Мы не исключаем того, что заболевание занесено в этот район каким-то нелегальным иммигрантом». — Папа отбросил газету. — Этот Блеггетт городит ерунду. Если болезнь не заразная, как кто-то мог занести ее в этот район?

— Меня все это мало волнует. Меня куда больше беспокоит бедняжка Хетти Моррис. Она так плакала, так убивалась!

Папа покачал головой:

— Не понимаю, зачем, если кто-то заболел, переселять в Мурсайд целую улицу?

— Могу тебе объяснить, папа, — сказала Ким, влетая на кухню через черный ход и на бегу сбрасывая шарф.

— Те же и Ким Боуден, — вздохнула мама.

— Не цепляйся, ма, — ответила Ким. — Я только что говорила с Артуром Блеггеттом.

— Какое счастье! — съязвила мама, но Ким никак на это не отреагировала.

— Он говорит, все идет по плану. Весь район вокруг Бонер-стрит и Апшо-стрит собираются застроить дорогими домами — с квартирами для служащих. На Пенфолд-роуд построят дома для рабочих очистительного завода. Танк снесут, а на его месте устроят большую автомобильную стоянку.

— Стоянку? — удивилась мама. — С какой стати? На углу Стейшн-роуд и Скул-лейн вполне хватает места!

— А там будет большой торговый центр, а над ним — квартиры. Все будет страшно современно! — объяснила Ким.

— Да как же так! — разволновался Алек. — Какая же там стоянка, если к Танку нет дороги?

— Сейчас, конечно, нет, — ответила мама. — Но когда-то была. По ней возили материалы через Бонер-стрит, Скул-лейн, а оттуда по шоссе. Когда Танк закрыли, виадук обнесли забором. Но с Танком это правильно… Только глаза мозолит…

— Это ужасно! — сказал Алек.

— Иди к себе, Алек, и делай уроки, — опомнилась мама. — Тебя все это не касается.

Алек вышел в коридор. Его это не касается! Неужели они возьмут и превратят Танк в какую-то дрянную стоянку?! Из кухни снова раздались голоса, и Алек остановился.

— К чему им большой торговый центр? — спрашивала мама. — Только и знают деньги переводить.

— Ну, это еще когда будет, — протянула Ким. — Но вот что Бонер-стрит скоро снесут — это я уверена. Олдермен Блеггетт и его люди спят и видят эти квартиры для служащих.

— А бедняжке Хетти Моррис и прочим, значит, съезжать? Очень мило! — возмутилась мама. — Сказала бы я им, как это называется!

— Что ты на меня-то смотришь? — спросил папа.

— Почему бы не вмешаться твоим ребятам из Клуба железнодорожников ?

— Им не до того! — усмехнулась Ким. — Они только и знают, что спорить, что лучше: паровоз или тепловоз.

Алек услышал, как папа встал и сложил газету.

— Я пошел, — сказал папа.

Алек юркнул в свою комнату, надел свитер и джинсы и выскочил на улицу. Мама закричала ему вслед:

— А уроки?

Алек бежал по направлению к Танку, когда его окликнул дед. Он окапывал грядку фасоли на огороде. Старик стоял, опершись на мотыгу, и улыбался Алеку:

— У тебя такой вид, будто ты потерял всего шесть пенсов, а нашел целый шестипенсовик. Иди-ка сюда, парень, и расскажи, в чем дело.

Алек колебался.

— Ну, как угодно, — обиделся дед и принялся копать.

Алек подошел к нему, и дед отложил мотыгу. Алек рассказал ему о споре на кухне.

— Да, — покивал головой дед, — с Хетти Моррис это нехорошо вышло. Бедняга! А помнишь, на прошлой неделе она сама собиралась выставить всех цветных в Мурсайд. Что ж, ее желание исполнилось, хоть и не так, как ей хотелось бы. Так вот всегда и получается. А чего ты так расстраиваешься из-за Танка? Он, брат, только глаза мозолит… Торчит, как шишка на ровном месте.

Алек промолчал. Даже дед не поймет про Танк…

Дед между тем продолжал:

— Лучше бы они вычистили канал и устроили там лодочную станцию и все такое прочее. Убрали бы заборы, чтобы люди могли видеть, что творится по ту сторону железной дороги…

Алек слушал, слушал, а потом, поразмыслив, сказал:

— Мама и Ким накинулись на папу из-за мисс Моррис. Почему бы ему не помочь ей, а, дед? Что ни стрясется, он все сидит и молчит. Почитает газету и идет в свой клуб.

Дед засмеялся:

— Ты не слишком высокого мнения о своем папе, а?

Алек покраснел.

— Я ничего такого не говорил.

— А я вот что тебе скажу, малыш: он ведь тоже был не слишком высокого мнения о своем папаше.