Иные миры

Нет, он не собирается рисковать, ввергая себя во временную петлю. Да, он-то не собирается, а вот Тамалти… Судья почувствовал легкий холодок в голове. Что, если этот ученый маньяк рискнет… нет, не сам, конечно, но если он втравит в подобный эксперимент кого-нибудь еще? Попадется ему какой-нибудь простак, не заметивший ловушки, Джайлс ведь отправит его в прошлое, не моргнув глазом. Какой-нибудь несчастный лаборант, библиотекарь или кухарка, любой, способный напялить на лоб золотую корону и пожелавший вернуться в прошлое всего минут на десять. А Джайлс станет наблюдать: как человек выглядит, что он думает, что делает — много, много раз подряд, и всегда одно и то же. Впрочем, нет, так не получается, ведь тогда Джайлс должен сопровождать этого беднягу, чтобы в нужный момент дать ему камень, будь он неладен! Хотя ведь Джайлс может быть и в реальности прошлого, а тот Джайлс, которого знает жертва, не обязательно настоящий. Но тогда его жертва просто исчезнет, перестанет быть здесь. Джайлс запросто принесет в жертву кого угодно, лишь бы удовлетворить свое научное любопытство. А потом будет довольно ухмыляться, читая сообщения о сенсационном исчезновении. Да это же настоящий ад! Лорд Эргли ужаснулся. Впервые с самого детства он готов был поверить в Бога, лишь бы этого не случилось.

Пройдясь по комнате, он попытался спокойно обдумать ситуацию, но мысли путались. Он боялся! Кто такой этот Пеллишер, к которому отправился Джайлс? Лорд Эргли достал справочник «Кто есть кто?» и полистал. Вот. Эйбл Тимоти Пеллишер, профессор сравнительной психологии, университет, Бирмингем. Родился… учился… неженат… карьера… Опубликованные работы: «Исследования гипнотического сознания», «Сознание как функция приближения», «Дискретность целостности». После недавних мыслей заголовки показались лорду Эргли зловещими. На мгновение ему представились два мрачных анахорета, посылающих в небытие жертву за жертвой. С ним самим им не повезло, о Шилдрейке они не знают, а вот Реджинальд для их целей подходит во всех отношениях… «Осел! — одернул себя лорд Эргли. — Они же в Бирмингеме! — Но тут же подумал:

— А откуда мне знать, что они — там? Из Бирмингема в Лондон поезда ходят. Господи! Да им вовсе не нужен поезд. Этот треклятый камень мгновенно доставит их куда угодно. Будь проклят день, когда этот чертов Джайлс…» Он замолчал, не закончив проклятья, и заставил себя сесть. Внутренний голос требовал безотлагательных действий. В конце концов, он ведь может и ошибаться. Неизвестно, как действует камень во времени. А вдруг Хлоя что-то напутала или не правильно поняла Хаджи Ибрагима? Лорд Эргли с трудом подавил желание немедля отыскать Джайлса и пресечь любую чертовщину, происходящую там. Как это сделаешь? Не силой же…

Можно, конечно, попытаться точно выяснить, какими свойствами наделен камень. И помочь ему в этом может только Хаджи Ибрагим.

Лорд Эргли, похоже, стал центром весьма странных событий. МИД, посольство, Джайлс, Реджинальд — все вращается вокруг Верховного судьи. Может быть, он даже сумеет найти управу на Джайлса, хотя Джайлс — крепкий орешек, еще неизвестно, кто с кем справится. А если, не дай бог, победит Тамалти, все может рухнуть. Значит, надо связываться с посольством.

Уже через несколько минут Верховный судья говорил по телефону с Хаджи Ибрагимом.

— Это — лорд Эргли, — представился он. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Я сейчас же приеду, — последовал незамедлительный ответ. — Вы хотите помочь нам?

— Я хочу поговорить с вами, — сказал Верховный судья. — Вы можете приехать прямо сейчас? Прекрасно. Я. вас жду.

Хаджи действительно приехал очень быстро, но лорду Эргли потребовалось существенно больше нескольких минут, чтобы добраться до вопросов, так взволновавших его: что такое камень и что он может?

— Я имею в виду, что он представляет из себя? — пытался объяснить судья. — Мисс Барнет рассказала мне его историю, но что он такое? Какой-нибудь неизвестный минерал?

— Я думаю, это — частица Праматерии, — спокойно ответил Хаджи, — той самой, из которой возник весь духовный мир.

— Но ведь сам камень вполне материален, — удивился лорд Эргли. — При чем тут духовный мир?

— Он материя для материи, — ответил старик, — но может быть и сознанием для сознания, и душой — для души.

Именно поэтому он исполняет просьбы вашего сердца. Но желать вы должны искренне и честно.

— Я хотел спросить вас о времени, — после минутного колебания заговорил лорд Эргли. — камень действительно способен перемещать человека из одного времени в другое?

— Несомненно, — кивнул Хаджи. — Только имейте в виду: сотни поколений Хранителей не требовали от него ничего подобного. Он хранился в строгой изоляции, и теперь, когда покой его нарушен, я опасаюсь за судьбы мира. Думаю, от сэра Джайлса Тамалти не стоит ожидать особого почтения или надеяться на его совесть.

— Я этого и не жду, — мрачно согласился лорд Эргли. — Он говорил вам, что собирается делить камень?

— Он угрожал нам немыслимым святотатством, — опустив голову, ответил Хаджи. — Он поклялся делить Неделимое, если это понадобится для его «научных целей».

— И все-таки — о времени, — вернулся лорд Эргли к беспокоившей его теме.

Однако ответ его не удовлетворил.

— Я же говорю вам, — печально улыбнулся Хаджи, — с тех пор, как пятьсот лет назад шах Исмаил возложил руки на камень, его граней никто не касался. Шах Исмаил исчез, плохо исчез. Откуда мне знать, что позволяет, а что не позволяет делать с собой эта святая вещь? Лучше верните нам ваш камень, и давайте вместе искать другой.

— Другие, — озабоченно поправил его лорд Эргли. — Дело зашло дальше, «чем вы думаете. А у Джайлса камень и вовсе нелегко будет получить.

— Может быть, ваше правительство… — осторожно начал Хаджи.

— Нет, — ответил лорд Эргли. — Честно говоря, я сильно сомневаюсь, чтобы правительство хоть пальцем шевельнуло.

Во всяком случае, этого не будет, пока они не поймут всю важность камня. А когда поймут, вряд ли захотят возвращать его.

— Али Хан поднимет всю пустыню. Египет и Аравия, Африка и Сирия, Ирак и Иран, Индия…

— Можно представить, — мрачно кивнул лорд Эргли. — Но так он камень не вернет. А если вспыхнет война — тем более. Да и кому будет лучше, если мусульманский мир начнет войну? Другие правительства захотят узнать, из-за чего она началась… Нет, Хаджи, я бы не стал впутывать в это дело правительство. Не надо им знать, что может камень.

— Я тоже так думаю, — ответил Хаджи. — Мне важно было услышать ваше мнение. Я говорил Али Хану, что силой камень не вернуть.

— Меня беспокоит, — проговорил лорд Эргли, — чем сейчас занят Джайлс. Я очень хотел бы остановить его дьявольские игры.

— Вы можете спросить камень.

— Что?!

— Попросите камень осветить ваше сознание, — объяснил Хаджи, — и показать вам, что делает ваш родич. Рукописи утверждают, что камню одинаково подвластны и мир действий, и мир мыслей. Но будьте осторожны. Ваше сознание может оказаться захваченным в плен сознанием сэра Джайлса, и вы никогда не сможете снова стать самим собой.

— Но если камень может все это, почему бы ему самому опять не стать единым и не вернуться к прежним хозяевам? — задал вопрос лорд Эргли.

— Камень ничего не станет делать для себя, — ответил Хаджи. — Он не будет ни разделяться, ни воссоединяться. У копии нег власти над оригиналом, как, впрочем, и у оригинала над копией. Если только они не подчиняются одному и тому же человеку. Разве что… — старик замолчал.

— Разве — что?

— Разве что кто-нибудь пожелает вернуться в лоно Непостижимого вместе с камнем, — тихо произнес Хаджи. — Но кто же осмелится на такое? А даже если и найдется такой человек, то риск все равно очень велик. Ведь он может не справиться, и тогда неизбежно погибнет, а камень останется в том мире, где смерть подстережет человека. Камень станет неразделим с этим человеком, и пойдет не дальше, чем человек. И только если человек достигнет Предела… нет, не знаю, это уж очень жутко.

— Но разве никто из Дома Хранителей не рискнет собой ради того, чтобы вырвать камень из рук врагов?

— Я спрашивал их, — печально промолвил Хаджи. — Но все мы знаем одновременно и слишком много, и слишком мало. Мы знаем, что недостойны, и не знаем воли камня. Али Хан рвется освободить камень ради веры, я — ради чести моего Дома, а мои братья в Персии — во славу мусульманского мира, но никто из нас не осмелится положить все это к ногам Непостижимого.

Лорд Эргли молчал. Он понимал, о чем говорил Хаджи, но не находил в себе отклика на эти слова. Подобные рассуждения давно перестали занимать Верховного судью, и только изредка в нем вспыхивала на краткий миг надежда: а не является ли сама природа закона частью природы Бога? Но даже если так оно и было, то было в тварном мире, а отнюдь не в Непостижимом. Поэтому через пару минут лорд Эргли снова вернулся к тому, что беспокоило его сейчас больше всего.

— Если я правильно понял вас, камень может помочь мне узнать о делах и намерениях Джайлса? — уточнил он.

— Так утверждает традиция, — кивнул Хаджи. — Но это небезопасная затея. Нетрудно пуститься в странствие по мирам мысли, трудно вернуться оттуда.

— Что ж… Наверное, вы правы, — пожал плечами лорд Эргли. — Во г только если Джайлс поймает меня своим извращенным сознанием…

— Может быть, вы напрасно беспокоитесь, — перебил его Хаджи. — Ведь не ваша сила будет выручать вас.

Верховный судья замолчал, но в душе ощутил гордую потребность немедленно бросить вызов Джайлсу и всем его делам. Немного успокоившись, он заговорил:

— Но что же теперь делать мне? Представляете, что будет, если уже нынче ночью какая-нибудь уборщица попадется в эту западню?

«Смешно, — тут же подумал лорд Эргли, заметив, что мысли его слишком часто возвращаются к этой самой кухарке. Почему-то он видел перед собой худую, растрепанную, седую женщину, воспользовавшуюся камнем по недоумию и теперь вынужденную вечно убирать какой-то каменный коридор. — Да нет, все это — ерунда, даже с позиции метафизики. Или… не ерунда? Во всяком случае, такая картина не менее реальна, чем полеты сквозь пространство или деление камня с прекрасным пренебрежением к закону сохранения массы и энергии».

— Вам надо всего лишь взять камень и захотеть, — сказал Хаджи.

— А вы не составите мне компанию? — предложил лорд Эргли.

Кажется, Хаджи растерялся.

— Это… это почти святотатство, — пробормотал он. — Однако в самом желании узнать нет ничего плохого. Я едва ли посмею воспользоваться своей волей, но быть рядом с вами, когда действует ваша воля, наверное, смогу. Клятве это не противоречит. — Он решился. — Возьмите камень, положите на ладонь, я положу свою руку тоже, а вы направьте желание на то, чтобы узнать о делах и намерениях сэра Джайлса.

— А как я вернусь обратно? — поинтересовался лорд Эргли.

— На все воля Аллаха, — ответил Хаджи. — Ну, решаетесь?

Лорд Эргли не стал отвечать. Он подвинул свое кресло к креслу старика, сел и положил руку на подлокотник. На его раскрытой ладони мерцал камень. Хаджи накрыл его своей почти высохшей ладонью, и оба замерли.

В сознании лорда Эргли начал проступать образ Джайлса Тамалти. Судья поспешно подавил неприязнь, с трудом удержался от соблазна увидеть своего родственника в критическом свете и сосредоточился на основной задаче: беспокойство, владевшее им, преобразовал в простое желание знать и послал это желание в туман перед собой. Снова возникла антипатия, всегда сопровождавшая мысли о Джайлсе, но он не дал ей окрепнуть и потребовал доступа в сознание ученого. Краем рассудка лорд Эргли отмечал легкую дрожь ладони Хаджи, свет лампы над столом, но постепенно эти чувства отступили, растаяли, а им на смену пришло ощущение чего-то живого, пульсирующего, зажатого у него в руке… ненавистного. В этот миг распались все физические взаимосвязи и остался один лишь ментальный план восприятия. Только он и существовал теперь, и доминантой в нем по-прежнему пребывало отвращение. Пришлось согласиться и впустить это чувство — оно хлынуло в него, чтобы тут же всосаться и исчезнуть. Словно качнулись какие-то весы, качнулись и успокоились. Всякое усилие пропало. В сознании возник и мгновенно установился четкий порядок. Еще одно маленькое усилие, даже не усилие, просто шаг вперед, и лорд Эргли остановился лицом к лицу с огромным, всепобеждающим желанием.

Впрочем, желание оказалось чисто интеллектуальным.

Привычные эмоции, осложнявшие работу рассудка, отсутствовали. Не хотелось ни судить, ни обвинять, ни извинять это желание; он просто наблюдал его. Лорд Эргли не мог уловить работу собственного мышления, пока прямо напротив него не возникло из тумана лицо, этакая молодая жизнерадостная физиономия с выражением явного внимания в карих глазах.

Рыжие волосы, нос картошкой, румянец, чуть приоткрытый, невыразительный рот… Только что этого лица не было, но оно появилось, а вместе с ним сознание лорда Эргли отметило крайне неприятные чувства, вызванные этим лицом. Преобладало желание увидеть его разбитым, искалеченным, но не просто так, а чтобы и боль, и само существование лица несло некую важную личную выгоду. Перспектива немного изменилась, теперь стала видна вся фигура молодого человека. Манера держаться выдавала представителя среднего класса.

Кажется, он что-то говорил. Тут же в сознании лорда Эргли зазвучал далекий, но ясно различимый голос.

— Да, сэр, да, понял. А потом?

Новый, странно знакомый, резкий и скрипучий голос ответил ему:

— Вот в этом-то все и дело, понимаешь?

Лорд Эргли ощутил чье-то чужое удовлетворение и тут же подумал: «Господь Всемогущий! Так оно и есть!»

Внимание его отвлеклось, и картина задрожала и поблекла. Отчаянным усилием воли лорд Эргли вернул сосредоточенность и с облегчением заметил, что видит, почти не тратя сил. Молодой человек находился в комнате, заставленной приборами, заваленной книгами, а рядом с ним стоял высокий, сутулый, пожилой мужчина с беспокойным лицом и поигрывал каким-то предметом… нет, не камнем, о, это была корона! Наконец-то рассудок лорда Эргли разобрался, где он находится и что собой представляет. Несомненно, судья смотрел глазами Джайлса, испытывал желания Джайлса и участвовал в эксперименте Джайлса, и только сознание, понимавшее это, принадлежало лорду Эргли. Впрочем, оно оставалось словно бы само по себе и любая попытка вернуть утраченную целостность тут же заставляла всю картину дрожать и терять резкость. Здесь присутствовали и другие мысли, видимо Джайлсовы, но лорд Эргли узнавал среди них и знакомые отголоски собственных рассуждений. Они вспыхивали какими-то обрывками фраз. «А если он просто исчезнет… время и место… интересно, что бы сказал на это Эргли?..» Молодой человек протянул руку и взял что-то у высокого мужчины.

«Стой, дурак!» — сознание лорда Эргли узнало свою собственную мысль и тут же переключилось на близкий громкий голос Джайлса.

— Теперь — спокойно, совершенно спокойно. Вспомни как можно точнее, что ты делал тогда.

Сознание судьи при этих словах содрогнулось от ужаса, но тут же вернулось к своим обязанностям, укрощенное мыслью о невозможности вмешаться и что-либо изменить.

Оставалось слушать и наблюдать, отгоняя рой дьявольских любопытствующих вопросов, вьющихся вокруг.

«Я нахожусь здесь, — сказало что-то, принадлежащее лорду Эргли, — по своей воле и силой камня. Я ничего не могу сделать. Мне нужно вернуться». Он попытался отгородиться от происходящего, попытался вспомнить и вернуть себя себе, и это ему удалось. В тот же миг лорд Эргли услышал вопрос:

— Вы видели? Видели?

Он лежал, откинувшись в кресле, а Хаджи, перегнувшись к нему, заглядывал в глаза. Камень? Да, камень по-прежнему лежал на ладони судьи. Он уставился на него, словно видел впервые. С трудом поднявшись на ноги, лорд Эргли положил камень на стол. Хаджи повторил вопрос:

— Вы видели?

— Да, — медленно произнес лорд Эргли. — Видел. И если то, что я видел — правда, я вытряхну из Джайлса его мерзкую душонку! А вы видели?

— Да… — неуверенно ответил Хаджи. — Мне кажется, я спал и видел сны. И там, во сне… — он в двух словах описал комнату и людей вокруг стола. Троих людей… У одного из них, невысокого и смуглого, глаза горели любопытством и желанием. — А еще я видел, — старик задрожал, — что они опять поделили камень. Ведь они дали ему не корону, а только камень. Это не люди, это шайтаны!

— Мне кажется, вас больше беспокоит деление камня, а не тот вред, который они могут причинить с его помощью, — проговорил судья.

— Вы правы, — ответил Хаджи. — Деление посягает на святое Единство, а их действия — всего лишь на человека.

Грех делящего Единое несравним с грехом злоумышляющего на брата своего.

— Возможно, — холодно сказал лорд Эргли. — Я ничего не знаю о Едином, но зато знаю кое-что о людях! — Он в ярости ударил кулаком по спинке кресла. — Ну почему я вернулся?

— Это — поступок мудрого, — заметил Хаджи. — Вы отправлялись наблюдать, а не сражаться. Теперь я знаю, я видел, вам едва ли удалось бы разрушить волю Тамадти. Что же до ваших худших опасений — да, так оно и есть; но, думаю, сознание этого молодого человека пострадало не слишком сильно. Он ведь никогда не узнает, что раз за разом проживает один и тог же отрезок своего прошлого. Так будет, пока не наступит Предел Стремлений. Судя по тому, что мы знаем, этот юноша уберегся от многих опасностей.

— Я не знаю, от чего он там уберегся, — с застывшим лицом промолвил лорд Эргли, — но пока я жив, ни один человек не станет больше заводным автоматом по воле Джайлса Тамалти. — Помолчав, лорд Эргли продолжал:

— Наверное, вы правы. Мы ведь не знаем условий эксперимента, не знаем, где камни и сколько их. Надо действовать предельно осторожно. Завтра с утра я снова поеду в Министерство иностранных дел, а после этого продолжим наш разговор.

Хаджи Ибрагим встал.

— Мир да пребудет с вами, — произнес он ритуальную фразу.

— Если он действительно пребудет с нами, то мне его не понять, — проворчал судья, провожая своего гостя к дверям.

Глава 5

Камень потерян

Утром следующего дня лорд Эргли не смог приблизиться к обретению этого таинственного мира ни на йоту. Все нужные ему люди не упустили возможность удрать на выходные из Лондона. Брюса Кумберленда ждали только в понедельник, равно как и Реджинальда Монтегю, и Энгуса М. Шилдрейка. Сэр Джайлс теоретически мог появиться в любой момент, но все говорило о том, что момент этот раньше понедельника не наступит. По сообщению «Тайме», сегодня с утра посол Ирана отправился в Седринхейм (не сказать, чтобы там его очень ждали), где намеревался заняться дипломатией в компании с лордом Бслсмером. Таким образом, население Лондона, к великому раздражению Верховного судьи, состояло теперь из него самого, Хаджи и Хлои, однако ни от кого из них толку сейчас не было. Судья даже подумал, не попробовать ли все же потягаться с Джайлсом, но по здравому размышлению отказался от этой затеи, чтобы не раскрывать раньше времени свои карты и не давать Джайлсу фору.

Надо потерпеть денек. Копить неприязнь — не очень полезно для изношенного сердца, и настроение на все выходные, считай, испорчено, но для пользы дела…

Вряд ли судья стал бы счастливее, узнай он о происшествии, случившемся в то утро милях в пятидесяти от Лондона, в небольшом сельском доме, принадлежащем мистеру Шилдрейку. Бывая в Англии по делам, он иногда прятался здесь от финансовых забот и производственных проблем. Верховный судья напрасно ограничил сферу деятельности Шилдрейка горшками и склянками. На самом деле непросто было отыскать отрасль производства или сбыта, в которую не вкладывал бы свои деньги американец. Немало контрольных пакетов акций досталось ему от отца, Райвингтон Корт он унаследовал от матери, сам прикупил несколько крупных моторостроительных заводов, а под них основал Трансатлантическую Авиакомпанию. Вообще-то он основал эту компанию ради Сесилии Шилдрейк, которая хоть и не стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантику, но постаралась, чтобы как можно больше людей совершали такой перелет только с ее разрешения. Энгус М. Шилдрейк перестроил дело, купил летчиков, самолеты и аэродромы, чтобы его жене было чем поиграть. Из тех же соображений он приобрел у Реджинальда Монтегю и камень Соломона. Правда, уговаривать его пришлось куда дольше, чем сообщил племянник Судье. Энтузиазма Реджинальду придали события, помчавшиеся вскачь.

Едва дядя Джайлс ни с того ни с сего вручил ему камень, как на каком-то случайном совещании ему немедленно подвернулся Шилдрейк. Американец явился, немного отстав от слухов о себе: богач из Айдахо, богатейший человек в Америке, во всем мире (масштабы варьировались в зависимости от источника слухов). А когда выяснилось, что легендарный нувориш почти одного возраста с Реджинальдом, последний и вовсе счел это перстом Провидения, а деловой хватки ему всегда было не занимать. Реджинальд перехватил Шилдрейка и сразу ошеломил, выложив в один присест мешанину из транспорта будущего, дяди Верховного судьи и волшебного камня. Он умудрился одним ударом задеть в душе американца сразу три струны: деловую сметку, гарантированную надежность сделки и чувство романтизма. Поначалу дело чуть не провалилось, когда выяснилось, что в обычном понимании камень не относится к драгоценным. Пришлось второпях демонстрировать другие его сильные стороны, и здесь возникла новая опасность. Опыт настолько поразил американца, что сделка опять же чуть не сорвалась. Однако трезвый коммерческий ум Шилдрейка сразу ухватил две перспективы, о которых он и не подумал намекнуть Реджинальду. Первая касалась автомобилей и авиалиний, а вторая — его жены. Поддержать первые и порадовать вторую — ради этого стоило потратить и время, и деньги. Ну а то, что вся затея обошлась ему в семьдесят три тысячи гиней, не имело значения. Ни один ни другой впоследствии так и не смогли объяснить, откуда взялась именно эта цифра. На гинеях настаивал Реджинальд — они казались ему куда респектабельнее, чем просто фунты стерлингов. Он было пристал к Шилдрейку с просьбой соблюдать особую секретность, но скоро сам же проболтался о существовании других камней, а Шилдрейк быстро вытянул из него имена владельцев. Зато о возможности делить камень американец не узнал ничего. Реджинальд был тверд, как скала.

Но и Шилдрейк не стал рассказывать, что намерен посвятить в тайну свою жену, а потом досконально выяснить, где, у кого и в таком количестве еще могут оказаться такие камушки. На том они и расстались. Окрыленный успехом Реджинальд помчался к себе в контору, в Брайтон, а Шилдрейк погнал машину в Райвингтон.

Однако с подарком он спешить не стал. С утра пораньше он еще поэкспериментировал в маленьком лесочке за домом, надо сказать, весьма осторожно — через ручеек и обратно, до середины поля и назад, — зато закончил эффектным возвращением прямо в собственный кабинет, где, заперев камень в сейф, удовлетворенно вздохнул и отправился завтракать. Позднее, уже перед ленчем, как раз в тот момент, когда Верховный судья клокотал в Лондоне от бессильной ярости, Шилдрейк провел жену через солнечные лужайки в маленький летний домик и только там открыл свой секрет.

Однако и секрет, и сам камень Сесилия восприняла довольно прохладно. Нет, конечно, она обрадовалась, конечно, взвизгнула от удовольствия, но ее восторги тем и ограничились. В самом деле, чему тут особенно удивляться, они ведь оба знали: если на свете существуют такие диковинки, то конечно для Сесилии Шилдрейк. Жизнь только однажды сурово обошлась с Сесилией, лишив ее возможности стать первой женщиной, перелетевшей через Атлантику; вполне понятно, что такой удар требовал компенсации. Конечно, упущенный шанс ничем не заменить, в том числе и этой штукой, но отвлечься это поможет. Она разрешала чудесам существовать, разумеется, при условии, что они будут происходить для нее. Энгус соображал помедленнее, но и он полагал, что в мире, уже породившем одно чудо — Сесилию, да еще в качестве его жены, вполне может найтись и еще несколько, способных ее позабавить. Цена заставила Сесилию широко открыть глаза, но она тут же успокоилась. Ведь такие деньги заплатили за вещь для нее, значит, все в порядке. Что же касается экспериментов, то здесь жена оказалась куда решительнее мужа. Тут же было совершено путешествие, ставшее на тот момент рекордом дальности, по крайней мере с использованием таких необычных средств сообщения. Сесилия отправилась прямиком в свою лондонскую спальню и вернулась с платьем, оставленным поначалу в городе, но, как потом выяснилось, совершенно необходимым здесь. Едва появившись, она воскликнула:

— Дорогой, как это мило с твоей стороны! У меня никогда не было ничего подобного!

— Да уж, немногие могут похвастаться подобной вещицей, — резонно заметил Энгус, — не каждому, знаешь, выпадает случай.

— Ты что, хочешь сказать, что такая штука еще у кого-нибудь есть? — спросила неприятно пораженная Сесилия.

— Если и есть, то не больше полудюжины, — успокоил ее Энгус. — Вряд ли на них найдутся покупатели.

Сесилия расстроилась не на шутку.

— Откуда они взялись? — спросила она через минуту.

— Какой-то сэр Джайлс Тамалти, ученый и путешественник, привез их с Востока, так, кажется, говорил этот Монтегю, — ответил Энгус.

Жена с мрачной задумчивостью смотрела на него.

— Но ты же не думаешь, что он все продаст? — спросила она. — О, Энгус, если такие будут еще у кого-нибудь…

— Но у сэра Джайлса уже есть.

— Да нет, — с досадой отмахнулась Сесилия, — я имела в виду кого-нибудь из нашего круга. — Она помолчала и вдруг порывисто подалась вперед. — Энгус! А как насчет авиакомпании?

— Я уже подумал об этом, — ответил муж. — Не так-то просто. Видишь ли, прежде чем одолжить кому-нибудь камень, придется удостовериться, насколько человек надежен.

Сесилия недоверчиво покачала головой.

— Здесь никогда нельзя знать наверняка, — сказала она. — Запросто могут обмануть. Слушай, так этот твой Монтегю не сказал, что камень только один?

— Радость моя, он, наоборот, сказал, что камень не один, — заметил Энгус.

— Значит, он взял с тебя лишку, — заявила Сесилия. — Энгус, надо распорядиться камнем с умом. В конце концов, должна же авиакомпания контролировать свои транспортные средства!

— Тут есть одна маленькая тонкость, — поморщился Энгус. — Понимаешь, один из камней принадлежит Верховному судье Соединенного Королевства.

Сесилия удивленно заморгала.

— А разве судьи могут иметь финансовые интересы в делах? — воскликнула она. — Это же коррупция! Послушай, Энгус, но они ведь не делают их?

— Что? — изумленно переспросил муж. — Делают камни? Нет, конечно, нет. Я же сказал: они с Востока.

— Ну и что, что с Востока? А вдруг они их делают на Востоке, или добывают, или магнетизируют, или еще что? — настаивала Сесилия. — Энгус, милый, ты же понимаешь, про что я говорю. Представь себе, что существует такой рудник…

Это было бы ужасно!

— Дорогая, по-моему, ты зря волнуешься, — попытался успокоить ее Шилдрейк. — Такого рудника не может быть.

И камней таких в природе не существует.

— Как это — не существует?

— Ну, сама посуди. Камни с такими свойствами должны быть очень редкими.

— Хорошо, — согласилась Сесилия. — Мы чуть не пропустили ленч. Но ты подумай все-таки, что тут можно сделать. Может быть, запретить его законом?

— А мы как же?

— Ах, дорогой, — Сесилия взяла мужа за «руку. — Ты у меня ужасно медленно соображаешь. Неужели для твоей авиакомпании нельзя выправить специальную лицензию?

— Это не так-то просто. Придется объясняться с министром внутренних дел, а мне что-то не хочется рассказывать ему об этой штуке, — пробормотал Энгус. — А потом, где одна лицензия, там и две. А вдруг к власти снова придут лейбористы?

Сесилия в сердцах топнула ногой.

— Ну хорошо. Ты же можешь приобрести монопольное право, получить привилегии или еще что-нибудь, ну хоть лет на двадцать, — раздраженно проговорила она. — Энгус, миленький, нам ведь ни к чему, чтобы они распространялись, а?

— Пожалуй, так, — согласился Энгус. — Я только говорю, что это будет нелегко.

— Все-таки легче, чем объяснить Элси, откуда здесь взялось это платье, — возразила ему жена. — В общем, это замечательный подарок, и он станет еще лучше, если ты придумаешь, как сделать, чтобы ни у кого больше такого не было!

Ты же постараешься, правда?

— Конечно, постараюсь, — сказал Энгус и поцеловал ее. — Но это потребует некоторых действий. Лишь бы не появился какой-нибудь закон… А то, если Верховный судья упрется…

— Но он же не станет лезть в политику, правда? — обеспокоенно спросила Сесилия. — А если ты правильно подойдешь к делу, он, может быть, даже и свой камень продаст.

Они отправились на ленч.

Примерно в то же самое время в деревушке совсем неподалеку Хлою Барнет и Френка Линдсея тоже поджидал ленч, правда, попроще, чем в доме Шилдрейков. Хлоя не хотела уезжать из Лондона, она боялась, что Верховный судья не найдет ее в деревне, но чувство долга требовало компенсировать Френку неудачный вечер в пятницу, только поэтому она и приняла его приглашение. Вряд ли Хлоя отдавала себе отчет, почему выбрала путь через Ланкастерские ворота. Дом лорда Эргли выглядел как обычно, и тем немножко успокоил ее, позволив сосредоточиться на деле воскресных развлечений, Она благосклонно отнеслась к усилиям Френка придать досугу некоторую интеллектуальную окраску, но все же не могла при этом не сравнивать его тщательно продуманных реплик с непринужденностью лорда Эргли. Ей вспомнились слова сэра Джайлса, что энциклопедия — это трущобы, и она пошла дальше, сравнив изложение Френка с кварталами блочных новостроек. На это подвигла ее небольшая лекция, прочитанная Френком в ответ на случайный, в общем-то, вопрос Хлои о суфизме.

— О, это мусульманская секта, — заявил он. — Мухаммед, как известно, был фанатиком-монотеистом. Он написал Коран, правда, говорил при этом, что получил его от архангела Гавриила.

Дальше в рассказе Френка следовали многочисленные ссылки на знаменитого пророка, а Хлое вспомнились слова… лорда Эргли? нет, Хаджи: «Господин наш Пророк поднялся, возглашая Единство». «Вот странно — смысл один и тот же, но почему слова Френка ничего, кроме раздражения, не вызывают?» Пришлось тут же наказать себя за несправедливость и позволить своей руке, уже некоторое время отдыхавшей на ладони Френка, одобрительно пожать эту ладонь, а затем уже поменять тему разговора незатейливым восклицанием: «Ну что за веселенький домик вон там!»