Митч Тобин (№1) - Разная любовь, разная смерть

— В газетах писали, что ее убили в каком-то мотеле в Пенсильвании. Не помню где.

— И все?

— А что еще? В газетах не сообщалось, кто ее убил. Но они это и не обязаны были делать.

— Вы хотите сказать, что знаете, кто он?

— По-моему, похоже на то, что она удрала, а Рембек кинулся за ней и прикончил. А по-вашему, разве нет?

— Я в этом не уверен. Почему вы мне это говорите?

— А почему бы и нет?

— Я же предупредил, что работаю на Рембека.

— Ну и что? Я для мистера Эрнста Рембека угрозы не представляю, поэтому какая разница, что я думаю? Что я могу сделать? Пойти в полицию?

— Возможно.

— С чем? С какими доказательствами? И потом, я — это я, а он — это он. Ведь не арестует же его полиция на основании моих слов.

— Не арестует, — согласился я. — Но он пока не знает, что Рита продолжала встречаться с вами. По крайней мере, я так полагаю.

— Он убил ее. Его арест — гиблое дело, извините за невольный каламбур. Он теперь не станет тратить на меня время. Единственное, чего я не могу понять, зачем ему было нанимать кого-то для поисков убийцы? Он вас в самом деле уполномочил найти убийцу?

— Для этого он меня и нанял.

— Чтобы отыскать убийцу или подходящего козла отпущения?

— Он не просил меня ни на кого фабриковать дело, если вы к этому клоните.

— Да, именно к этому, — признался он. — Однако вот уж куда я не ездил, так это в Пенсильванию в ночь со среды на четверг. Я на все сто процентов чист. Так что, если вы явились сюда, чтобы сфабриковать на меня дело, можете не утруждать себя.

— Почему вы так уверены в своем алиби?

— Потому что я всю ночь провел в компании, меня многие видели.

— Зачем вы мне про это рассказываете?

— Я уже объяснил.

— Нет, не объяснили. Вы сказали мне, почему ваши слова ничего не значат, но не объяснили, почему решили излить душу?

На этот вопрос он ответил после некоторого раздумья, по привычке барабаня пальцами по столу и созерцая свои руки. Он не оторвал от них взгляда и когда заговорил:

— Нам с Ритой было хорошо друг с другом. Понимаете? В постели, конечно, тоже. И у нее, и у меня секс получался лучше, чем с другими. Но не это главное. Нас друг к другу.., тянуло. Понимаете? Мы друг без друга не могли...

— Если вам трудно сказать, что вы любили друг друга, все равно рассказывайте. Я вас понимаю.

Он на мгновение вскинул на меня глаза и снова уставился на свои руки.

— Называйте это как хотите, — продолжал он. — С этим не было покончено, ни с ее стороны, ни с моей. Однако она желала.., большего. Здесь у меня для нее была не жизнь, здесь бы она не выдержала. Грязь, тараканы, нищета. Проклятая бедность — это не для нее... А я ничего не мог поделать. Понимаете? Я не в состоянии был обеспечить ей всего, к чему она привыкла.

Сейчас он смотрел мне прямо в глаза, как бы умоляя о понимании.

— Я все равно такой, какой есть, — вздохнул он. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Как бы я ни был привязан к Рите, я все равно такой, какой есть, мне все равно надо идти своей дорогой. Правильно?

— Вы хотите сказать, что не могли по мановению волшебной палочки начать грести деньги лопатой?

— Господи! Сколько я об этом думал. Серьезно думал. Я строил планы, ходил искать работу, куда только ни совался, но не мог через себя переступить. Кое-где меня принимали на работу, давали десять, двадцать штук в год, однако ничего из этого не получалось. Я не появлялся в первый же день и потом ни разу. — Он выдавил из себя болезненную улыбку. — Надо же, меня теперь все агентства по найму занесли в черные списки! Они меня уже никуда не устроят. — Тут он дернул плечом и добавил:

— Ну и десять штук в год погоды не сделали бы. Не к такой жизни Рита стремилась. В постели Рембеку было до меня далеко, но сколько можно кувыркаться в постели?

— Ладно, — кивнул я. — Я составил себе картину. Но вы хотели объяснить, почему вы мне все это рассказываете?

— Может быть, потому, что вы со мной не хитрите, — просто ответил он. — Может быть, вы и в самом деле ищете того, кто ее убил.

— А вы хотите, чтобы я его нашел?

— Еще бы!

— Что ж, — сказал я, — я и вправду с вами не хитрю. Но толку от этого мало. Потому что Рембек Риту не убивал. В его взгляде сквозило презрительное недоверие.

— Точно?

— У него надежное алиби, как и у вас. Я его досконально проверил.

— С какой стати я должен вам верить?

— А с какой стати мы с вами вообще должны друг другу верить? Вы первый заговорили о том, что Рембек собирался жениться на Рите. Почему он сам мне этого не рассказывал?

— Спросите у него.

— Я спрашиваю у вас. Вы сами выдумали эту сентиментальную историю, потому что ненавидите Рембека?

Он чуть было не вспылил, но мгновенно взял себя в руки.

— Нет, — откликнулся он. — Я понял, о чем вы. Но — нет. Рита сама мне рассказывала. Честное слово!

— Тогда она, возможно, лгала. С ней такое часто случалось?

— Лгать на такую тему? Нет. Какой в этом смысл?

— Если не на эту тему, то на какую же?

— Она, например, внушила Рембеку, что месячные у нее продолжаются шесть дней. — Он усмехнулся и покачал головой. — Да, да. Ну и парочка бы из них получилась! Этот брак вошел бы в историю.

— Словом, она лгала, когда могла извлечь выгоду?

— Точно.

— Может быть, она хотела задеть вас за живое и заставить согласиться на какую-нибудь десятитысячную работу?

— Кого, меня? Ну уж нет! Не так у нас с Ритой было. Она знала, кто я такой, а я знал, кто она такая. Знаете, кто последние два года платил за мою квартиру?

— Рита?

— Это как посмотреть. Я полагаю, что платил мистер Эрнст Рембек.

— Как часто она к вам заглядывала?

— Не знаю. Раз в месяц, иногда чаще. Ей не так легко было вырваться.

— Как она сюда добиралась?

— На такси. Как же еще?

— У кого-нибудь в гостях она бывала?

— Да, у нас есть друзья.., а, вы имеете в виду секс?

— Да.

Он покачал головой:

— Нет, она была не такая. Вы не правильное представление о Рите составили, мистер. Шлюхой она не была.

— Это я уже понял. Значит, в ее жизни было только двое мужчин: вы и Рембек. И больше никого.

— Совершенно верно.

— С кем она встречалась.., не возражаете против такой формулировки?

— Ладно, валяйте! — усмехнулся он. — Ваша взяла.

— Прекрасно. С кем она встречалась до вас?

— С каким-то парнем по имени Боб, не помню, как фамилия. Типа Керни, Келлог, что-то вроде этого.

— Вы знаете, где он живет?

— Где-то на побережье. Он давно уже перебрался в Лос-Анджелес, снимается там на телевидении.

— Иными словами, из жизни Риты он навсегда исчез?

— А, конечно. Он исчез еще до того, как появился я.

— Ладно. — Я предложил ему сигарету, но он отказался, и я закурил сам. Пепельницы поблизости не было, поэтому спичку пришлось бросить на пол. Неожиданно я спросил:

— Она была зациклена на своей актерской карьере?

— Можно сказать и так, — кивнул он. — Просто была помешана на ней. Ведь когда появился Рембек, ей не нужно больше было зарабатывать на жизнь, а она продолжала играть.

Я заключил:

— Из того, что вы мне рассказали, следует, что вы много значили в ее жизни. Рембек — тоже, потому что у него имелись деньги и связи, а теперь из ваших слов — еще и ее карьера актрисы была в его руках.

Он снова кивнул:

— Верно. Эти три вещи были важными в ее жизни.

— А что было самым главным?

— Так сразу не скажешь, — протянул он. — Иногда я. Случалось, она меня так хотела, что чуть на стенку не лезла и меня тоже заводила Бог знает как. Порою для нее ничего другого в мире не существовало, кроме мистера Эрнста Рембека и его благодеяний. А иной раз, когда у нее появлялась роль в какой-нибудь постановке или на телевидении, весь белый свет мог в тартарары лететь, ей было все едино. Помню, как я однажды пытался затащить ее в постель, когда она учила роль, так она меня чуть на кусочки не разорвала.

Я заметил:

— С Рембеком бы она себе такого не позволила.

— К нему у нее были свои подходы, — возразил он. — Она его крепко держала.

— Если она хотела убежать от Рембека, ей бы пришлось распрощаться с актерской карьерой, потому что Рембек стал бы ее везде разыскивать.

Он пожал плечами:

— Она сделал то, что сделала.

Я то ли подытожил, то ли задал вопрос:

— Почти ничего из того, что вы мне рассказали, не стыкуется со сведениями, которыми я располагал раньше.

— Я вам рассказал чистую правду, — заверил он.

— И самое смешное, я вам верю. Но если все-таки допустить, что вы знали Риту не так хорошо, как думаете? Спать с женщиной — еще не значит знать, какой у нее характер и что у нее на уме.

— Я знал Риту, упрямо возразил он. — В этом я уверен на сто.

— Почему же она бросила актерскую карьеру?

— Не знаю. Может быть, что-нибудь еще подвернулось.

— Другой мужчина?

Это предположение ему явно не понравилось. Однако он, по-видимому, считал себя обязанным быть со мной откровенным.

— Возможно, — протянул он. — Так, первый порыв. Если все только начинается, многое кажется осуществимым.

— Когда вы в последний раз ее видели?

— Недели три назад. Рембек водил ее на премьеру новой пьесы, а потом на прием. Он там надрался до чертиков и дома у нее отрубился. Так она быстренько приехала на пару часов ко мне.

— А как же Робин?

— У меня есть собственная квартира. Была, по крайней мере.

— То есть теперь ее у вас больше нет?

— Через месяц уже не будет. Некому за нее платить. И потом, зачем мне своя квартира? Я переезжаю к Робин. Я спросил:

— Рита ничего вам не рассказывала про какого-нибудь нового знакомого или новый роман?

— Нет, сэр, ничего такого.

— А она бы вам рассказала?

— Думаю, что да. У нас с ней друг от друга тайн не было.

— Вы когда-нибудь встречались в ее апартаментах?

— Ну уж нет. Швейцар бы мигом донес на меня Рембеку. Я задал ему неожиданный вопрос:

— Некоторые из тех, с кем я разговаривал, отзывались о ней как о глуповатой смазливой куколке. Что вы на это скажете?

На его лице появилась довольная улыбка. Видно, воспоминания были приятными, и он пояснил:

— Да, знаю. Она просто прикидывалась. Так, маска для простаков.

— Рембека она тоже за простака держала?

— Конечно. Им она вообще вертела, как хотела, а Эрнст Рембек и не подозревал. — Он рассмеялся и тряхнул головой. — Ну и парочка бы из них вышла!

— Может быть, все-таки по какой-то причине она вам лгала насчет брака с Рембеком?

— Нет. С какой стати ей лгать?

— Это я и пытаюсь выяснить. Ладно, спасибо, у меня все.

Когда я договаривал последние слова, появилась хозяйка кафе и принесла две чашки кофе и одну чая, извинившись, что так долго задержалась, ведь надо было вскипятить воду. Я изъявил желание заплатить за все заказанное, включая ту чашку кофе, которую я выпил раньше, и она подала мне счет на два доллара. Я расплатился, оставив ей четверть доллара чаевых.

Тед Квигли заметил мою реакцию на счет — два доллара за три чашки кофе и одну чашку чая — это показалось мне многовато. Усмехнувшись, он сказал:

— Здесь платят за атмосферу.

— Атмосферу я, кажется, не заказывал. Ладно, благодарю вас. Я встал, не притронувшись к чашке свежего кофе, и тогда Квигли поднял на меня глаза и попросил:

— Вы не могли бы оказать мне услугу?

— Если это в моих силах.

— Забавно, но у меня нет ни одной Ритиной фотографии. Можете себе представить? Насколько я понимаю, выполняя такое поручение, вы должны иметь в офисе ее фотографии. Вам не трудно прислать мне одну? Я оставлю вам адрес Робин.

— А стоит ли, Тед? — спросил я. — Ведь ее уже нет в живых. Его лицо исказилось от боли.

— О Боже, — простонал он и отвернулся.

Я прошел к выходу, где за первым столиком сидела Робин, с подозрением глядевшая на меня и так и не попробовавшая чаю, который я ей заказал. Я наклонился к ней и, опершись рукой о стол, мягко проговорил:

— Теду сейчас нужно справиться со своим горем. На твоем месте я бы минут пятнадцать не трогал его, а потом повел бы домой и уложил бы с собой в постельку.

Я оставил ее недоуменно хлопать ресницами.

Глава 20

Когда я вернулся в апартаменты Рембека, Роджер Керриган сообщил мне, что встреча с Уильямом Пьетроджетти назначена на три часа, а с Мэттью Сиэем — на три тридцать. Я напечатал краткий рапорт о беседе с Тедом Квигли, подшил его в папку и уехал с Керриганом к двум оставшимся подозреваемым.

Рассказ Квигли о Рите в корне менял положение вещей, хотя я еще понятия не имел, в какую сторону продвинется расследование. Я был уверен, что он говорил мне правду, но я сомневался, что ему была известна вся правда. Итак, пункт первый: я готов поверить, будто Рита Касл в течение долгого времени, пока ее содержал Рембек, продолжала от случая к случаю ездить на свидания с квиели. Пункт второй: я готов поддержать его предположение о непрерывном флирте Риты с друзьями Рембека и о ее поведении в стиле глуповатой смазливой куколки как части ее роли, ее имиджа, которые были ей нужны, чтобы выдержать постылую жизнь с Рембеком.

Однако как быть с ее замужеством? Рита Касл говорила Квигли, что Рембек собирается на ней жениться, и у нее вроде не было причин лгать. А Рембек совершенно ясно дал мне понять, что намеревается остаться со своей нынешней супругой и у него тоже вроде нет причин меня обманывать. И все же кто-то из них лгал. Кто же и почему?

Этот вопрос я мысленно прокручивал всю дорогу, пока мы ехали к Пьетроджетти. В задумчивости я развалился рядом с Керриганом на заднем сиденье лимузина, за рулем которого снова был Доминик Броно. Под дождем мы промчались по Лонг-Айлендскому шоссе, миновав громоздкий небоскреб, в котором Джозеф Лайдон, стоя у окна, наслаждался видом и потягивал коктейль, и вскоре пересекли городскую черту и направились к Минеоле, местечку, входящему в бесконечный ряд пригородов, пересекающих остров прямо за Куинсом.

Пьетроджетти жил в доме почти точно как мой, на улице, очень похожей на мою. Лимузин, нелепый в таком месте, остановился у подъезда. Мы с Керриганом вышли, и нас тут же встретил Пьетроджетти.

Я не питал особых иллюзий. Вряд ли кто-то из двоих — Пьетроджетти или Мэттью Сиэй — окажется “настоящим мужчиной” Риты. Гибель Микки Хансела была свидетельством того, что я потревожил убийцу. Он, скорее всего, входил в число тех, с кем я общался накануне. И все-таки я решил встретиться с этими двумя из списка. Отчасти потому, что при дознании привык доводить все до конца, а отчасти из-за смутной надежды, что хоть один из них окажется нужным мне человеком и в ходе беседы сообщит нечто полезное и прольет свет на происшедшее.

Мне почему-то — не знаю почему — казалось, что Пьетроджетти — холостяк. Однако в доме была жена, хрупкое создание, в переднике, маячившее где-то в отдалении и нервно перебиравшее пальцами, которое осторожно подобралось к нам, когда Пьетроджетти позвал ее, чтобы представить гостям. Не назвав ее по имени, он просто сообщил нам, что это “его жена”. Затем, когда знакомство закончилось, она с явным облегчением повернулась и исчезла.

У Пьетроджетти была коллекция часов, и они оживляли дом своим тиканьем. Старинные часы в прихожей, которые, медленно раскачивая маятником, отсчитывали бег времени, часы Сета Томаса на камине в гостиной, каждые четверть часа повторявшие бой вестминтерских курантов, крохотные позолоченные часики в богатом обрамлении, тикающие на угловом столике, — повсюду были часы, исправно показывавшие одно и то же время.

Под их мерный ход и шуршание стрелок мы втроем расселись в гостиной.

— Богатая у вас коллекция, — заметил я. Он пожал плечами.

— Да, недурная, — сказал он, ясно давая понять, что не склонен обсуждать со мной свое хобби. Что ж, он был прав. Я спросил:

— Когда вы познакомились с Ритой Касл?

— Когда мистер Рембек привел ее в офис. Когда он ее впервые туда привел. Он хотел, чтобы я уладил кое-какие финансовые вопросы.

— По квартирной плате? Он кивнул:

— И все остальное.

— Все остальное?

— Ну, разобраться с некоторыми банковскими счетами, выделить наличные на еженедельные текущие расходы и тому подобное. К тому же надо было действовать окольными путями, чтобы избежать налога.

— Подоходного налога?

— Да, мы провели эти деньги как накладные расходы. Я продолжал:

— Когда вы в последний раз видели Риту Касл?

— Месяца полтора назад.

— Где это было?

— Она пришла в офис. Ей нужно было подписать кое-какие бумаги. Она числилась у нас сотрудницей, и она периодически что-нибудь заполняла или подписывала.

— Вы когда-нибудь с ней встречались на приемах или вечерах? Он с легкой улыбкой покачал головой:

— Ах нет. Мы с Дженнис на подобные мероприятия редко ходим. Мы с ней домоседы.

В этот момент появилась Дженнис с подносом, на котором, к моему удивлению, стояли три стакана с молоком и тарелка с домашней выпечкой. Она с молчаливым почтением поставила поднос на столик, до которого мы все могли дотянуться и так же молча поторопилась покинуть нас, не отвечая на смущенные слова благодарности, которые мы с Керриганом забормотали ей вслед.

Ничего не поделаешь — гостеприимство бывает разное. Мы на некоторое время сосредоточились на выпечке с арахисовым маслом — кстати, очень неплохой — и молоке. Выждав, сколько того требовало приличие, я стал вновь задавать вопросы:

— Иными словами, во внеслужебной обстановке вы с Ритой Касл никогда не общались?

— Нет, собственно говоря, — ответил он. — Меня время от времени вызывали в апартаменты мисс Касл для деловых встреч с мистером Рембеком, и мисс Касл обычно при этом присутствовала. Не на самих беседах, конечно, просто она во время нашего разговора всегда бывала дома.

— Те деньги, что она с собой забрала, — уточнил я. — Сколько их там было?

Он взглядом обратился за помощью к Керригану, который кивал в ответ:

— Можно, назовите ему сумму.

— Да, сэр. — Он снова повернулся ко мне:

— Приблизительно восемьдесят тысяч долларов.

— Как получилось, что эти деньги попали к ней в руки?

— Их хранили в ее апартаментах. У мистера Рембека однажды произошла неприятность с банковским сейфом — полиция получила постановление суда на обыск, — так что с тех пор он хранил случайные поступления наличными в других местах, включая апартаменты мисс Касл.

— Где их держали?

— Это мне неизвестно.

— Во сколько ежегодно обходилась мисс Касл мистеру Рембеку?

Он, немного поразмыслив, ответил:

— Приблизительно в одиннадцать тысяч долларов. Конечно, очень приблизительно, сэр.

— Значит, сбежав, она забрала с собой жалованье примерно за семь лет.

Керриган, сидевший рядом со мной, хрюкнул, едва сдерживая смех, но Пьетроджетти принял мои слова всерьез и, глядя прямо перед собой, пояснил:

— Что ж, официально ничего нельзя было бы придумать. Разумеется, если бы заранее поработать с документами, то часть суммы можно было бы оформить как выходное пособие, а затем оставшееся списать на...

— Ну, вы что-нибудь придумаете, — прервал я его, возвращая к реальным событиям. — А что касается счетов мисс Касл, не замечали ли вы каких-нибудь необычных расходов за неделю-две до того, как она исчезла?

— Ничего такого не могу припомнить, — покачал он головой. — Я, разумеется, закрыл эти счета и подвел окончательный баланс. Я не помню, на что именно она тратила деньги, но ничего из ряда вон выходящего я тогда не заметил. Я могу снова просмотреть все документы...

— Нет, нет, не надо. А наличные? Она за последние две недели не просила дополнительно денег?

— Нет вроде. Я бы это, наверное, запомнил.

— Хорошо. — Я поднялся. — Спасибо, что уделили нам время.

— Не стоит благодарности.

— И поблагодарите вашу жену за.., м-м-м.., молоко и печенье. Это была приятная неожиданность.

Смущенно и мягко он выразил удовольствие по поводу визита, провожая нас к двери. Поблагодарил меня за мою благодарность и далее в том же духе. Его жены нигде поблизости не было видно. Заскочив под дождем в лимузин, мы вновь направились в Манхэттен.

В салоне машины Керриган взглянул на меня и сказал:

— Вы меня удивляете, мистер Тобин!

— Это почему?

— Вы отлично держитесь в комических ситуациях. Признаться, я от вас этого не ожидал.

— Я живу точно в таком же доме, как он, — объяснил я. — На такой же, как у него, улице.

— Вы меня, наверное, разыгрываете, мистер Тобин? — обиделся Керриган.

Глава 21

У Мэттью Сиэя тоже было хобби, правда, несколько иного рода. Его квартира на Риверсайд-Драйв в Манхэттене была обставлена в необычном стиле, значения которого я вначале не разгадал, хотя без нужды потратил лишнее время.

Когда мы возвращались из Лонг-Айленда, Керриган по пути сообщил мне кое-что про Сиэя, не упомянув самого главного факта, о котором он в тот момент и сам не знал. Из его рассказа я выяснил, что Сиэй был человеком физически очень сильным и служил в корпорации телохранителем по вызову. Это означало, что никого конкретно он не охранял, но по особым случаям его приглашали к разным людям. Он был, как выразился Керриган, “показным телохранителем”, то есть его можно было показывать в высшем свете. Он мог сопровождать своего хозяина на любой официальный прием или на встречу с общественностью, и нигде он не выделялся своим внешним видом.

Керриган оказался прав во всем. Сиэй встретил нас в дверях, в черном костюме, с черным галстуком и в черных ботинках, похожий на кинозвезду. Высокий, широкоплечий, с узкой талией, светловолосый, с крепким, красиво вылепленным подбородком — эдакий прекрасный улыбчивый Адонис, ухоженный культурист, спасатель с пляжа. Против присутствия такого мужчины никто не стал бы возражать даже на официальном приеме в честь театральной премьеры. Никто бы не заподозрил в нем телохранителя синдикатских заправил.

Улыбающийся Сиэй приветствовал нас голосом телевизионного диктора и провел в гостиную, просторную, ярких окрасок, битком набитую антиквариатом, где стояли два очень старых плюшевых дивана, зеленый и оранжевый. На стенах висели картины, изображавшие грустных клоунов, повсюду на специальных подставках и маленьких столиках стояли статуэтки мускулистых мужчин, а над камином на стене сверкали два перекрещенных меча.

Сиэй предложил нам напитки, от которых мы оба отказались. Мы уселись — Сиэй на зеленый диван, я — на оранжевый, а Керриган — немного поодаль на стул с львино-разлапистыми ножками.

Я начал разговор:

— Вы знаете, из-за чего мы здесь собрались, не так ли?

— Догадываюсь, — кивнул он. — Мисс Рита Касл. — Он говорил нарочито четко, тщательно выговаривая окончания слов, как озабоченный хозяин, старающийся, чтобы его гости не почувствовали ни в чем неудобства, что на самом деле смахивало на снисходительность, хотя в остальном его манеры были безупречны.

— Вероятно, вы встречались с мисс Касл на работе? — задал я прямой вопрос.

Он с серьезным видом кивнул:

— Да. Будучи сопровождающим мистера Рембека. “Будучи”! Это слово меня так поразило, что я на минуту потерял нить рассуждений, пока не заметил краешком глаза на лице Керригана улыбку, которую ему не удалось скрыть. Это помогло мне вновь обрести почву под ногами. Я спросил:

— Вы когда-нибудь виделись, точнее, у вас были встречи с Ритой Касл, когда Эрни Рембека не было поблизости?

— Ах нет! — ответил он, вежливо улыбаясь. — У меня с обоими всегда были чисто официальные отношения. Или, может быть, “чисто деловые отношения”? Никогда не знаешь, как правильнее сказать.

Однако я уже не позволил выбить себя из колеи. Не дав ему опомниться, задал следующий вопрос:

— В общих чертах, как к вам относилась мисс Касл?

— О, она была очень доброжелательной, — с той же вежливой улыбкой сказал он. — Мы с ней однажды, нет, пожалуй, два раза говорили о моде и еще о какой-то ерунде.

— Она вам нравилась?

— Ну как бы это объяснить? Ее трудно было назвать яркой индивидуальностью. Она скорее принадлежала к определенной категории женщин, но была вполне приятной. Мне доставляло удовольствие с ней поболтать.

— Между вами не было.., заигрываний?

— Заигрываний? — Он на мгновение недоуменно нахмурился, но затем, словно солнце сквозь тучи, на его лице засияла улыбка. — А, вы подразумеваете секс? Ах нет, нет, ничего подобного. Рита Касл? Ну что вы! Конечно ничего не было.

— Вы хотите сказать, с вашей стороны? — настаивал я.

— Да нет, ни с чьей стороны, — возразил он, пожимая плечами. — С какой стати? Осмелюсь утверждать, нам было достаточно духовного понимания.

Я опешил. Что-то в Мэттью Сиэе настораживало, громко взывало к моему разуму, но я никак не мог уловить, что именно. Что-то в интерьере, в обстановке гостиной...

— Вы не возражаете, если я осмотрю вашу квартиру? — попросил я. Трогать ничего не буду.

— Ну разумеется.

Он мгновенно встал, но я остановил его:

— Один этим займусь, с вашего позволения.

— Конечно. — Он опустился на диван, вежливым жестом указывая на дверь, ведущую в глубь квартиры.

Когда я выходил из гостиной, он снова предлагал Керригану выпить, а тот отказывался.

Пройдя по коридору с бежевыми стенами, на которых висело несколько абстрактных картин, я попал на кухню. Она была большая и просторная, на крючках над плитой висели медные кастрюли, придававшие кухне аккуратный и обжитой вид. В ванной комнате стены были покрыты джутовой тканью, а над унитазом висела картина, изображавшая коня. И только в спальне на меня наконец снизошло запоздалое прозрение.

Стены спальни были обтянуты малиновым плюшем, и почти всю ее занимала огромная кровать под балдахином, задрапированная со всех сторон. Немного отодвинув драпировку, я обнаружил на постели малиновое покрывало и малиновые подушки. Нижняя сторона балдахина представляла из себя большое матовое зеркало.

Рядом с кроватью стоял книжный шкаф, до отказа заполненный помятыми и обтрепанными журналами для нудистов и культуристов. На приземистой тумбочке в несметном количестве красовались флакончики с парфюмерией, все початые.

Стоявший на книжном шкафу белый телефонный аппарат два раза позвонил.

Открыв дверцу гардероба, я обнаружил, что висящая в нем одежда четко разделена на две части. Слева были костюмы, брюки и пиджаки, соответствующие роду занятий и социальному положению Сиэя, а справа — каких только нарядов не было! Обтягивающие штаны из леопардовой кожи. Костюм вампира и дьявола. Свадебное платье, манашеская ряса. Пират, космонавт, Микки Маус.

Из дверей позади меня раздался спокойный голос Сиэя:

— Вас к телефону, мистер Тобин.

Захлопнув дверцу шкафа, я повернулся к нему и увидел на его лице легкую улыбку. Он был доволен, что его разоблачили. Когда он в следующий раз войдет в спальню, то непременно вспомнит обо мне, но меня это мало трогало.

— Интересная коллекция, — заметил я.

— Благодарю.

— Вы говорили, что ночь со среды на четверг провели с другом, однако подробностей не сообщили?

Он кивнул, и по губам его продолжала блуждать слабая улыбка.

— Верно.

Я подошел к кровати, откинул драпировку и показал на зеркало.

— Это ваш друг?

Он улыбался, как Купидон; изо рта у него чуть слюна не потекла. Вместо ответа, он сказал:

— Если хотите, можете снять трубку на этом аппарате. Я задернул занавес:

— Спасибо.

Он вышел за дверь так же молча, как и появился, а я, подойдя к белому телефону, снял трубку и произнес “хэлло”.

На фоне приглушенного шума множества других голосов раздался голос Эрни Рембека. Эрни спросил:

— Это вы, мистер Тобин?

— Да, я слушаю.

— Подождите минутку, я закрою дверь.

Шум голосов прекратился, наступила тишина, и Рембек опять заговорил:

— Ну вот, так будет лучше. Вы меня хорошо слышите?

— Да.

— Немедленно возвращайтесь сюда.

— В чем дело?

— Помните Пола Айнхорна? Того, что сбежал.

— У которого во Флориде отец и два дяди. Да, помню. И что?

— Полиция только что нашла его мертвым.

— Где? Как?

— В номере отеля, на Сорок шестой улице. Выстрел в голову.

— Мне необходимо все, что у них есть, — потребовал я. — Все, что они раскопают, должно немедленно попасть ко мне на стол. Я сейчас же выезжаю.

— Буду ждать, — пообещал он.

Глава 22

Квартира Рембека была полна народу — там находились только мужчины, одетые в темные деловые костюмы, стоявшие небольшими группками с бокалами в руках. Они негромко переговаривались. Похоже было на официальный прием, только посерьезнее.

Рембек встретил меня прямо в дверях со словами:

— Мне еще не звонили.

— Я буду у себя в офисе, — сказал я. — Пойдемте, Керриган. Мы прошли через толпу, и, когда за нами закрылась дверь офиса, я спросил:

— Что здесь происходит?

— Он пожал плечами.

— Что-то вроде поминок. Парни выражают свои соболезнования.

— Поминки? Без покойной?

— Родители Риты переправили ее тело к себе в Южную Дакоту, — объяснил он. — Эрни связался с ними и выяснил, что сегодня у них там поминки, а завтра — похороны. Поэтому он и здесь решил устроить поминки. В знак.., м-м-м.., почестей. И скорби.

Я и прежде сталкивался с абсурдной сентиментальностью в преступном мире, но на сей раз она меня просто ошеломила своей неуместностью. Девушки больше нет, все верно, но перед смертью она немилосердно бросила Рембека, оставив записку с точно рассчитанным намерением оскорбить его. И все же Рембека можно понять, он предпочел стереть из памяти унизительный эпизод и оставить о Рите более приятные воспоминания.

Если Квигли поведал мне правду про отношение Риты к Рембеку — если, конечно, он знал правду, — то нелепые поминки вообще выглядели как злая и неуместная шутка.