Войны богов (№2) - Темная магия

Но это длилось лишь одно мгновение… а в следующее она была уже у себя в комнате. Она улыбнулась, еще более уверовав в себя.

Солнце стояло высоко, и Ценнайра сначала насладилась ванной, а затем появилась к ужину — надо, чтобы ее видели. И только после этого заперлась у себя, вытащила из сумки зеркало и осторожно поставила его на туалетный столик, а сама села перед ним. С мгновение она любовалась своим видом, а затем произнесла второе заклятие, которому научил ее Аномиус. Вновь в воздухе повеяло миндалем, и отражение ее заколыхалось. Зеркало потемнело, целый водоворот цветов закружился в нем, и постепенно проступило лицо Аномиуса.

— Что ты узнала?

Он говорил едва слышно, почти шепотом, но требовательно. Ценнайра наклонилась ближе к зеркалу и отвечала так же тихо:

— Я нашла человека, который знал их…

— Знал их? Где они?

Его водянистые голубые глазки сузились, он наклонился вперед, и мясистый нос колдуна занял почти все зеркало.

— Они ушли из Альдарина.

— Что? Куда?

— Похоже, на север.

— Похоже? Ты не уверена?

— Позволь мне все объяснить…

— Поторапливайся. Я в двух шагах от Нхур-Джабаля, а там твое сердце.

К чему угрозы? Она служит ему верой и правдой. Ценнайре это не понравилось. Но она не подала виду, хотя и учла это на будущее. Когда-нибудь ей это пригодится. Он, значит, в Кешам-Вадже, а ларец — в Нхур-Джабале. Волшебство может перенести его туда в мгновение ока. Но колдуны тирана не спускают с него глаз. Чернохалатники и тиран не отпустят его. Да, когда-то она была куртизанкой, но это не означает, что она тупа. Скорее, наоборот. Подумать о своем будущем и безопасности она способна.

По дороге в Лиссе у нее было время поразмышлять о своем положении, и она утвердилась в мысли, что, когда выполнит свою миссию, Аномиусу она может больше не понадобиться. Она знала, что другие маги имели на него зуб. И если она достанет книгу заклятий — для него! — позволит ли он существовать ей и дальше? Это было первое ее сомнение. Второе было таковым: после того, как Аномиус выдаст Ксеноменусу повелителя Файна, не уничтожат ли его самого колдуны тирана? По крайней мере попытаться они могут. Они ненавидят Аномиуса, это она знала, и, если им удастся свести с ним счеты, ее существованию тоже придет конец. Уверенной в своей жизни она сможет быть только тогда, когда заполучит ларец с собственным сердцем.

Бунтарские мысли молнией пронеслись у нее в голове, но она не позволила им отразиться в своих глазах, ибо пока Аномиус — ее единственный повелитель. Она улыбнулась, словно извиняясь, и сказала:

— Варент ден Тарль умер.

— Что? — воскликнул колдун.

Ценнайру словно ударили плетью. Она вздрогнула и тут же пояснила:

— Когда они прибыли в Альдарин, он уже был мертв. Они задавали много вопросов, и почему-то их заинтересовал человек по имени Давен Тирас.

Отображение Аномиуса в зеркале нахмурилось. Пальцем с обломанным ногтем он почесал нос. Затем, обнажив желтые зубы в походившей на оскал улыбке, сказал:

— Продолжай.

— Давен Тирас торгует лошадьми в Ганнсхольде. Он наполовину керниец. Этот Давен Тирас несколько дней провел с Варентом ден Тарлем и был последним, кто видел его живым. Он тоже уехал из Альдарина. Я поговорила с одним из слуг Варента ден Тарля, но он не знает, куда отправился Давен Тирас. Однако те трое, как только об этом узнали, сразу умчались из города.

— Так, значит, Варент умер? — задумчиво кивнул Аномиус. — А наши подопечные выспрашивают про некоего Давена Тираса? Видимо, Рхыфамун сменил свое обличье. Истинно! По причинам, пока мне неведомым, он принял обличье Давена Тираса.

— Я знаю, как он выглядит, — сказала Ценнайра.

Аномиус кивнул.

— Очень хорошо. А книга заклятий? ,

— Никто, с кем я говорила, не знает о ней ничего, кроме того, что Варент нанял Каландрилла и Брахта. чтобы они отыскали ему какую-то книгу.

— Это я и сам знаю. Это — книга заклятий. Но зачем было Рхыфамуну менять свое обличье? Зачем было переселяться в тело Давена Тираса?

Ценнайра пожала плечами.

— Все не так просто, как я предполагал, — пробормотал Аномиус. — Сначала они связываются с вануйцами, потом Рхыфамун переселяется в другое тело, а теперь они мчатся на север, в Ганнсхольд. Зачем?

Ценнайра промолчала, ибо ответа у нее не было. Она ждала.

Подумав, Аномиус сказал:

— Ты хорошо поработала. А теперь отправляйся в Ганнсхольд и отыщи Давена Тираса. И книгу.

— А что с троицей? — поинтересовалась Ценнайра.

— Отыщи Давена Тираса, и ты найдешь и их, — заверил Аномиус. — Но сначала — книгу заклятий! Завладей книгой, а потом уничтожай их.

Ценнайра послушно кивнула. Изображение растаяло, и перед ней стояло самое обыкновенное зеркало, которым пользуются дамы. Глядя в него, она причесалась и пошла навести справки о том, как добраться до Ганнсхольда морем.

Глава двенадцатая

Ганнсхольд был самым древним городом Лиссе. Почтенный возраст его отпечатался в камне старинных стен, как годичные кольца в стволе дерева. Поскольку возведен он был тогда, когда Лиссе и Куан-на'Фор были еще совсем юными и постоянно воевали друг с другом, город представлял собой настоящую цитадель, широко раскинувшуюся у перевала через Ганнский хребет с западной стороны. Укрепленные зубчатые стены его с навесными бойницами и сторожевыми башнями взбирались по скалам с обеих сторон перевала. Несмотря на то, что времена теперь были мирные, все они щетинились баллистами и тяжелыми арбалетами, напоминавшими о тех днях, когда воинственные кланы всадников предпринимали одну попытку за другой, чтобы проникнуть на юг. Ниже этого мрачного напоминания грозных прошедших времен располагались строения, возведенные в более позднее время, также защищенные мощными стенами с башнями. Дальше шла еще одна стена, а между ними примостились дома. Подступы к внешней, самой нижней стене были укреплены самой природой. Дорога круто поднималась вверх по широкому открытому склону. Петляя меж скалистых образований, словно выдавленных из горы, она заканчивалась у бруствера с двумя одинаковыми сторожевыми башнями. Ганнсхольд считался неприступным. И в самом деле, город ни разу не был занят противником и даже сейчас не принимал участия в междоусобных стычках, время от времени вспыхивавших на территории, им охраняемой.

Со стороны гласиса вид его был величественным.

Солнце только перевалило через зенит. День стоял ясный и теплый, и город купался в свете, смазывавшем резкие углы фортификационных сооружений. Свет переливался через стены, растекался по крышам, весело поблескивая на суровом темно-синем граните и на темных черепицах. Башни и башенки четко отпечатывались на безоблачном небе. Массивные, обитые потемневшим от возраста металлом ворота были открыты. Сразу за ними начинался короткий тоннель, ведший на площадь, от которой в город шла одна-единственная улица. И тоннель, и улица охранялись солдатами в черно-синих одеяниях. Они быстро, умело и вежливо осматривали вновь прибывших, спрашивая имена и природу занятий. На этот вопрос Брахт, которому было доверено вести переговоры, ответил, что в город их привело дело личного характера: мол, они возвращаются в Куан-на'Фор после продолжительных странствований по Лиссе. Капитан дозора не увидел в этом ничего необычного — в Ганнсхольде привыкли к странствующим наемникам из Керна — и жестом пропустил их в город, не преминув, однако, заметить, что они на территории Лиссе и соответственно должны соблюдать лиссеанские законы.

Брахт кивнул и направил коня к паутине перекрещивающихся улиц. Все, что Каландрилл знал об этом пограничном городе, он вычитал в книгах и теперь с любопытством оглядывался по сторонам, следуя за кернийцем, которому город был уже знаком. Строения здесь были узкими, но высокими, намного выше, чем в Секке или Альдарине. Иногда они достигали пяти, а то и шести этажей. От этого впечатление было такое, будто едешь по затененным каньонам, куда солнце не проникает даже в середине дня. Над головой нависали балконы, создавая ощущение замкнутого пространства. Повсюду меж лавками ходили толпы людей, среди которых черноволосых кернийцев было не меньше, чем светловолосых лиссеанцев. Зелени не было совсем, и очень скоро Каландрилл начал страдать от клаустрофобии, только сейчас сообразив, насколько привык к открытому пространству. Он забыл о любопытстве и принялся гадать, как долго они здесь задержатся.

Видимо, уехать им предстоит отсюда не скоро, подумал он. Надо расспросить о Давене Тирасе, хотя Каландрилл был почти уверен, что Рхыфамуна здесь уже нет. Но даже если он уехал, надо разузнать о нем как можно больше: один он путешествовал или с кем-то, в каком направлении уехал. Хоть какую-нибудь зацепку необходимо найти. А если он еще здесь, то что им предпринять? Выступить против него открыто? Тогда чем это кончится? В положительном исходе Каландрилл не был уверен, даже несмотря на заверения Деры, будто он несет в себе все, что необходимо для победы над колдуном. Да, видимо, у него есть способность общаться с Молодыми богами. Хотя, как это происходит, он и сам не знал. К тому же говорят они сплошными загадками. Возможно, думал он, смысл слов богини прояснится позже, когда возникнет необходимость, — так это происходило с волшебством, которое, хоть и непонятным ему образом, уже несколько раз выручало их. Остается только надеяться на богов и твердо держаться своей веры

Тень пала на его лицо, и он очнулся от размышлений — они подъехали к ближайшей к Ганнскому хребту стене. Заглянув за нее, он увидел еще один вал, через который был проложен узкий проход: вот он, путь в Куан-на'Фор.

Как и стена со стороны Лиссе, она была зубчатой, со сторожевыми башнями. Но она не охранялась и была возведена раньше, чем первая. Серый, хмурый гранит оживлялся плющом, который взбирался огромной массой до самого верха. Когда-то внешняя сторона стены выходила на открытую местность, облегчавшую задачу защитников. А сегодня пространство между этой и следующей стеной было застроено временными сооружениями, шаткими строениями из дерева и сложенного в беспорядке камня, прилепившимися к стене. Здесь пахло давно не мытыми телами и отбросами, словно вся грязь Ганнсхольда стекалась именно сюда.

— Ворота нищих, — пояснил Брахт, подгоняя коня, чтобы побыстрее вырваться из кольца протянутых рук. — Там, дальше, сдаются комнаты.

«Дальше», как понял Каландрилл, означало центральную часть города, ибо сразу за целым поселком жалких лачуг находились еще одни ворота, от которых короткий тоннель вел на широкую улицу. По обеим сторонам ее возвышались дома более старой застройки, а над ними нависала мощная махина цитадели. Она возвышалась как древний, но не потерявший своей бдительности часовой над всеми окружавшими ее домами, строгая, несмотря на веселый солнечный свет, омывавший крепостной вал и переливавшийся на шлемах и пиках солдат, охранявших ее стены. Несмотря на столь устрашающее строение, эта часть Ганнсхольда была светлее и в ней было больше воздуха, чем во внешних кварталах города. Улицы здесь были шире, строения ниже, словно первые его жители предпочитали широкие пространства или их было меньше, чем тех, кто явился позже и стал строить дома плотно друг к другу. Часовые, стоявшие у входа в тоннель, не задали ни одного вопроса ни Каландриллу, ни его спутникам, и Каландрилл понял, что их задача — не пускать в центральные кварталы нищих.

Брахт, не задерживаясь, провел своих спутников мимо домов с маленькими аккуратными садиками прямиком в район таверн и меблированных комнат, где кернийцев было больше, чем лиссеанцев. Здесь сильно пахло лошадьми. Он остановил жеребца у той стороны площади, которая была занята целиком одними питейными заведениями.

— Там, — он махнул рукой в сторону улицы, кончавшейся открытым пространством, откуда ветер приносил запах навоза и лошадиного пота, — Квартал всадников. Вполне возможно, Давена Тираса знают и там, и в этих тавернах.

— Но ты же считаешь, что его уже здесь нет.

Катя, прищурившись, посмотрела на улицу.

Брахт кивнул и произнес:

— Истинно. Не думаю, чтобы он здесь задержался.

— У нас есть только одна возможность его найти, — сказал Каландрилл.

— И две, чтобы подобраться к нему, если он здесь: очертя голову или осторожно. — Брахт сурово посмотрел на друга. — Посовещаемся?

Каландрилл в задумчивости посмотрел на Брахта. Ему не терпелось выяснить, где Рхыфамун. Если он еще в Ганнсхольде в теле Давена Тираса, то надо отыскать его и, доверившись богам, попробовать уничтожить, прежде чем он опять сбежит. Если же он продолжил путь, как подозревает Брахт, то надо гнаться за ним. Однако опыт, приобретенный столь дорогой ценой, подсказывал, что во всем, что связано с Рхыфамуном, надо быть очень осторожным. И, прежде чем ответить кернийцу, он подумал, сознавая, что Брахт с Катей ждут его мнения. Товарищи словно передали ему право решать, будто предсказание Деры наделило его особой силой. Он вздохнул: как и керниец, он сомневался, что Рхыфамун в городе. И все же… Он нахмурился, не зная, на что решиться. Разузнать как можно больше о человеке, в чье тело влез колдун, прежде чем вновь броситься за ним в погоню? Или без промедления мчаться дальше и выгадать еще один день в надежде застать его врасплох с помощью обещанной им божественной силы? Он посмотрел вверх, словно в поисках ответа. Высокое голубое небо, с черными птицами, кружившими округ пиков гор и башен цитадели, молчало.

— Мы отстаем от него на несколько недель, — сказал он медленно, сознавая, что явно преувеличивает. — И видимо, как ты и говоришь, он отправился на север.

— Но если нет… — пробормотала Катя.

— …то он вряд ли ожидает встречи с нами, — закончил за нее Брахт.

Каландрилл кивнул, глубоко вздохнув. Катя и Брахт не спускали с него глаз. На мгновение он даже возмутился: почему решение должен принимать он? Он готов был передать это право и Брахту, и Кате, пустившейся на поиски «Заветной книги» раньше всех их. Так почему тогда всю ответственность они возлагают именно на него? Потому что, подсказал ему внутренний голос, боги говорят, что ты обладаешь тем, что способно уничтожить Рхыфамуна. Ну, как долго ты еще будешь сомневаться? Каландрилл облизал губы. У него засосало под ложечкой, совсем как перед схваткой: они так долго и так усиленно скакали сюда, к месту, где могут встретить колдуна…

— Что же, — произнес он, — поищем его здесь.

В ответ Брахт коротко ухмыльнулся, промычав согласие.

Катя сказала:

— Да будет так.

— Тогда — сюда, — молвил керниец и, развернув коня, направил его в сторону площади.

Она была большой и шумной. Каландрилл тут же вспомнил Квартал всадников в Альдарине. Только эта площадь была намного больше, и запах людской и лошадиный здесь стоял более стойкий, а шум даже оглушал; мухи, копошившиеся в навозе под ногами, то и дело взмывали вверх черными жужжащими тучами. Купцы здесь были преимущественно кернийцы или полукровки, в загонах стояло, бесчисленное количество лошадей. Отыскать в таком шуме и гаме одного человека казалось задачей невыполнимой.

— Нам везет, — заявил Брахт, перекрикивая шум и обводя рукой толпу. — Сейчас здесь купцов немного. А вот когда придет время жеребят…

Последних слов его уже было не разобрать за цокотом копыт целого табуна, ведомого двумя кернийцами. Каландрилл кивнул и склонился к уху Брахта:

— С чего начнем?

— С людей, я думаю, — ответил керниец. — Оставь это мне, я знаю, как это делается.

Каландрилл нахмурился, собираясь расспросить товарища, но Брахт пришпорил жеребца и направил его в самую гущу толпы. Каландрилл и Катя последовали за ним, даже и не думая спорить или разговаривать в этом невообразимом шуме. Керниец ездил между загонами без всякой видимой цели, но глаза его постоянно рыскали в толпе. Уж не думает ли он отыскать в этом муравейнике Давена Тираса? Каландрилл отогнал от себя эту мысль, озадаченно покачав головой. Брахт обернулся и поманил их к частоколу, словно росшему из крепостной стены.

На частоколе сидели двое кернийцев, разглядывая годовалых жеребят в загоне. Оба уже пожилые, с сединой, поблескивавшей в туго забранных назад черных волосах, и с лицами, избитыми годами и непогодой. На них были кожаные бриджи, сапоги и обычные для Куан-на'Фора туники. С пояса свешивались мечи и кинжалы. Глубоко посаженные, окруженные паутинкой морщинок глаза были столь же прозрачно-голубыми, как и у Брахта. Они внимательно смотрели на приближающуюся троицу.

Керниец остановил жеребца и поднял вверх правую ладонь с растопыренными пальцами — точно так он приветствовал огромный дуб, из которого вышел биах, предупредивший их о коварстве Рхыфамуна. Незнакомцы ответили тем же, переводя взгляд с Брахта на Каландрилла и Катю. Несмотря на вроде бы небрежный взгляд, Каландрилл почувствовал, что его оценили и взвесили в мгновение ока, и ему стало неловко за крашеные волосы. Те двое сразу разглядели в нем лиссеанца.

Брахт подтвердил его подозрения.

— Я Брахт ни Эррхин из рода Асифа, — церемониально объявил керниец. — Это — Катя, дочь Теккана, из страны Вану; а это — Каландрилл ден Каринф, из Лиссе.

— Я знаю тебя, Брахт ни Эррхин, — ответил старший. — не менее церемониально, чем Брахт, обращаясь одновременно и к Каландриллу, и к Кате. — Я Гарт ни Моррхин из Асифа, а он, — керниец кивнул в сторону второго, — Кыфан ни Моррхин, мой брат. Приветствуем вас.

— А мы — вас, — сказал Брахт торжественно и добавил: — Рад видеть вас в добром здравии.

— Наши союзники — честность и простодушие, — сказал Гарт. — Надеемся еще прожить немалый век.

Брахт улыбнулся и покачал головой. Каландрилл внимательно прислушивался — он вполне сносно говорил на языке Куан-на'Фора, чтобы следить за общей нитью разговора. После ритуального приветствия кернийцы перешли к шуткам. Каландрилл понял, что Брахт знает братьев. На какое-то время о них с Катей словно забыли. Керниец говорил с кернийцем. Каландриллу показалось, что Гарт и Кыфан даже и не подозревают, что он понимает их язык.

— Ты опять за конями лыкардов, Брахт ни Эррхин? — с серьезным видом спросил Кыфан, но глаза его смеялись. — Или вознамерился откупиться?

Брахт коротко ухмыльнулся.

— Денег у меня хватит, — сказал он. — Надеюсь, мне удастся утрясти это дело, но позже, когда будет время.

— Не думаю, чтобы Джехенне ни Ларрхын очень интересовали деньги, — возразил Кыфан, отбрасывая наигранную серьезность и широко улыбаясь. — Ей нужно… другое возмещение… я бы сказал, более личное.

— Лыкарды всегда были мстительны, — кивнул Гарт.

— А я надеялся, все забыто, — протянул Брахт, — и что Джехенне уже с другим.

Кернийцы захихикали и усиленно замотали головами, словно это было очень смешно.

— У клана лыкардов память долгая, — заметил Гарт.

— А Джехенне ни Ларрхын — особая статья, — добавил Кыфан. — Будь я в твоем седле, я бы долго скакал на север вместе с твоими чужеземными товарищами.

Он перевел вопросительный взгляд на Катю.

Брахт мотнул головой и сказал:

— Джехенне незачем с ней ссориться.

Гарт пожал плечами.

— Она скачет с тобой, и она красива. Уж не хочешь ли ты сказать, что ты не…

— Именно, — быстро вставил Брахт, с беспокойством поворачиваясь к Кате, но девушка молча сидела в седле, не понимая, о чем идет речь. Каландрилл же, сообразив, что происходит, подумал о том, как Брахт ей все это объяснит. Да и ему самому хотелось посмотреть на ту, чье место заняла Катя.

Брови Гарта поползли вверх. Кыфан сказал:

— А может, у тебя кровь разжижила в южных-то землях?

— Я дал обет, — отвечал Брахт. — Мы понимаем друг друга.

— Будь я в твоем седле, — усмехнулся Кыфан, — я бы тоже не стал возражать против взаимопонимания с кем-нибудь вроде нее.

Брахт на мгновение поджал губы, но быстро взял себя в руки и улыбнулся. Сальные шутки со стороны своих задевали его меньше, чем со стороны чужеземцев.

— Она умеет обращаться с клинком, что у нее на поясе, — сказал он. — А ваши, если не ошибаюсь, уже заржавели или слишком изношены от чрезмерного использования их не по назначению.

Братья расхохотались. Гарт от удовольствия с такой силой шлепнул брата по спине, что едва не спихнул его с частокола.

— Надеюсь, твой меч остер, как твой язык, — смеясь, проговорил он. — Не дай тебе Ахрд встретить кого-нибудь из рода ни Ларрхынов. Тогда он тебе ой как пригодится.

— Или быстрый конь, — добавил Кыфан. — А твой вороной еще ничего?

— Я оседлал ветер, — заявил Брахт. — Если лыкарды дадут мне возможность, я откуплюсь даже от сердитого нрава Джехенне.

— Я бы крепко подумал, прежде чем бросить кости, — сказал Гарт уже серьезнее. — Да чего мы тут болтаем? С элем оно приятнее. Так ты говоришь, у тебя есть варры? Мы платим монетой за монету и кружкой за кружку. Я хочу послушать о твоих приключениях и узнать, что ведет тебя в землю лыкардов. Если, конечно, ты не спятил.

Каландрилл достаточно хорошо понимал их язык и знал, что о Давене Тирасе они не обмолвились ни словом. А по тому, как Гарт и Кыфан спрыгнули с частокола, он понял, что отказаться от кружки-другой эля им не удастся. Он унял свое нетерпение и вслед за Брахтом соскочил с коня.

— О чем они говорят? — поинтересовалась Катя, нахмурившись, когда Кыфан открыл ворота загона, пообещав, что отсюда их коней никто не уведет.

— О том, что лучше на время оставить животных в этом загоне, — пояснил Каландрилл, — и выпить с ними эля.

— Эля? — Льняные волосы раздраженно взметнулись. — Разве мы не гонимся за Рхыфамуном? Мы что, будем прохлаждаться в таверне?

— Доверься мне, — попросил Брахт, отводя жеребца в стойло. — Очень скоро мы получим ответы на все вопросы.

Девушка еще больше нахмурилась, а серые глаза ее опасно заблестели, но потом она пробормотала что-то на своем языке и, проворно соскочив с мерина, провела его за гнедым Каландрилла в стойло.

Гарт и Кыфан, стоя у ворот, внимательно осмотрели животных и одобрительно кивнули.

Гарт спросил:

— Где ты их купил?

— В Альдарине, — ответил Брахт.

— Но они из Куан-на'Фора, если не ошибаюсь, — заявил Кыфан'. — Сколько они стоили?

Брахт назвал цену, и Кыфан усмехнулся: Здесь таких можно купить дешевле.

— Мы были в Альдарине, — пояснил Брахт, пожимая плечами. — И нам были нужны лошади.

— Они накидывают за то, что приходится гнать их так далеко, — сказал Гарт.

— Табунщику ведь тоже надо платить, — согласился Кыфан.

— Да еще и обратная дорога, — поддержал его Гарт.

— Слишком дальняя дорога, — заметил Кыфан.

— Не имеет смысла, сколько бы это ни стоило, — заявил Гарт.

Закрыв ворота, они, обсуждая торговые дела, подошли к таверне с открытой передней стеной. Неужели жадность — черта всех кернийцев? — думал Каландрилл. Брахт согласился сопровождать его в Гессиф главным образом из-за денег. Каландрилл даже вспомнил, что обвинял тогда Брахта в жадности. А когда они вернулись в Альдарин, товарищ его позаботился о том, чтобы ему вернули заслуженное вознаграждение. Но… теперь разговор о — как ее зовут? — Джехенне ни Ларрхын и об откупе за что-то старое пролил новый свет на поступки Брахта. Может, сейчас он узнает, что побудило кернийца бежать из родных мест? А может, он узнает кое-что и о Давене Тирасе?

Ему показалось, что таверны в квартале поделены между кланами. В той, куда привели их братья, посетители были в основном очень похожи на Брахта, Гарта и Кыфана. Но в тавернах, встретившихся им по пути, люди были одеты по-другому. Здесь же, насколько он понял, заправляли представители рода Асифа: вокруг них сидели мужчины в бриджах и туниках из черной кожи, голубоглазые, с черными волосами, забранными в хвост, совсем как у Брахта, а теперь и у самого Каландрилла. Кто-то приветствовал их, но негромко, словно опасаясь недружественных ушей. Уж не лыкардов ли? Брахт отвечал им, но жестом просил, чтобы их оставили одних с братьями. Они отыскали столик и потребовали эля,

— Какие новости? — поинтересовался Брахт, взглядом указывая на север.

— Твои родители процветают. — Гарт сделал большой глоток, причмокивая от удовольствия. — Мыках предлагал ни Ларрхынам коней как выкуп, но они отказались.

— Джехенне предпочитает тебя, — сказал Кыфан с лукавой улыбкой. — В ответ на предложение твоего отца она сказала, что тебя и двух крепких гвоздей ей будет достаточно.

Он театрально замолчал.

Гарт кивнул и объяснил:

— Тебя, потому что таков был уговор, а гвозди — чтобы тебя распять.

— Если ты на самом деле домой, то хоть повремени немного, — посоветовал Кыфан. — Вот распродадим лошадей — и отправимся все вместе. Так будет безопаснее.

— Или отправляйся по лиссеанской дороге в Форсхольд, — кивнул Гарт. — В последнее время лыкарды переместились к востоку.

Брахт вопросительно поднял брови, и Гарт, пожав плечами, сказал:

— Твари из Пасти дьявола вновь зашевелились, и ни драхоманны, ни клинки не могут сдержать их у перевала.

— Они отваживаются выходить?

В голосе Брахта прозвучало удивление, и Каландрилл попытался вспомнить, что он знает о Пасти дьявола — так народы Куан-на'Фора называют Геффский перевал. Когда Каландрилл предложил выбираться из Гессифа этой дорогой, Брахт воспротивился, говоря о каких-то странных существах. Что значит, что они пришли в движение? Еще один сон Безумного бога? Гарт утвердительно кивнул на вопрос Брахта, и Каландрилл внимательно прислушался к словам кернийца.

— Так говорят. Асифские земли они пока не трогают, а у лыкардов пропадают лошади и люди. Так что они теперь держатся поближе к асифским пастбищам.

— Нам все едино. — Брахт махнул рукой. — Надо ехать, причем без промедления, пока не найдем того, кого ищем.

— Ага, — протянул Кыфан. — Вот и начинается история. Погоди…

Он допил эль, Гарт последовал его примеру, и они тут же потребовали еще. Когда кружки прибыли, братья выпили и наклонились вперед, не сводя глаз с Брахта, приготовившись выслушать его рассказ. Что расскажет им Брахт? — подумал Каландрилл. До сих пор они предпочитали, и вполне резонно, не рассказывать никому о Рхыфамуне и его коварных замыслах. До сих пор им было выгоднее молчать. А сейчас? Он не был в этом уверен.

— Мы ищем человека по имени Давен Тирас, — сказал Брахт.

По лицам братьев можно было догадаться, что это имя им знакомо.

— Полукровка? Торговец скверными лошадьми?

Брахт кивнул.

Кыфан сказал:

— Мать лыкардка, отец лиссеанец?

— Он здесь? — хрипло спросил Брахт.

Прямой вопрос нарушал все традиции, и братья были сбиты с толку, словно Брахту следовало ходить вокруг да около, постепенно подбираясь к теме.

Явно потрясенные прямотой Брахта, оба кернийца отрицательно мотнули головой.

Гарт сказал:

— Нет. Он проехал через Ганнсхольд несколько недель назад. Три-четыре недели.

— Четыре, — уточнил Кыфан. — Мы как раз продали чалого.

— Истинно, четыре, — согласился Гарт.

Брахт выругался, хотя и не ожидал ничего другого. Каландрилл почувствовал Катино прикосновение и повернулся к девушке, смотревшей с хмурым видом. Ей явно не нравилось, что ее оставили в стороне.

— Я слышала имя, — сказала она. — Какие новости?

— Он отправился на север четыре недели назад, — пояснил Каландрилл.

Девушка выругалась на вануйском.

— Подожди, — сказал Брахт и опять повернулся к братьям: — Расскажите, что знаете о нем.

Гарт и Кыфан переглянулись.

— Ты знаешь, как он выглядит? — спросил Гарт.

Брахт вкратце повторил описание Давена Тираса, данное Дарфом, и рассказал все, что они узнали по дороге на север. Гарт согласно кивнул, выпил, утер пену с губ и сказал:

— Он по-прежнему на пегом мерине. Но из Ганнсхольда он отправился в компании какого-то лыкарда, родственника по материнской линии. Ни Брхын. Это все, что мы знаем.

Он пожал плечами. Кыфан, повторив его жест, спросил:

— У тебя с ним счеты?

С мгновение помолчав, Брахт кивнул и сказал:

— Он украл одну вещь.

— И эта вещь заставила тебя вернуться на север? — пробормотал Кыфан. — В компании воинственной вануйки и лиссеанца, переодетого в кернийца? Очень, должно быть, дорогая эта вещь…

Хоть и не напрямую, но вопрос был задан. Брахт кивнул, коротко улыбнувшись.

— Это книга, — сказал он. — Мы…

Братья от удивления не дали Брахту закончить: Гарт закашлялся так, что Кыфану пришлось со всей силы стукнуть ему по спине, хотя у него самого эль тек по подбородку.

— Книга?! — не могли поверить они. — Ты рискуешь жизнью ради какой-то книги? Джехенне ни Ларрхын мстительна!

— Какой прок от книги? — По лицу Гарта можно было догадаться, что это выше его понимания. Он провел рукой по залитой элем рубашке, отпил еще пару глотков, словно пытаясь прийти в себя. — Ты что, научился читать, пока гулял по Лиссе?

— Нет, — сказал Брахт, — но мне заплатили за то, чтобы я ее нашел. И я поклялся доставить ее в Вану.

— Ты работаешь на нее?

Катя нахмурилась, когда братья повернулись к ней, и занервничала. Каландрилл жестом успокоил ее, а Брахт продолжал:

— Нет. Но она дала такую же клятву: доставить книгу к себе на родину.

— Это похоже на бабушкины сказки, вроде тех, что рассказывают, когда скучно зимой по вечерам, — заметил Кыфан. — Песня бардов… Брахт ни Эррхин скачет за… книгой… в компании Кати из Вану и переодетого лиссеанца.

Глаза его опять остановились на Каландрилле с немым вопросом. Брахт заговорщически улыбнулся и пояснил:

— Очень скоро здесь будет Тобиас ден Каринф, нынешний домм Секки. Он развесит везде портреты Каландрилла и обвинит его в отцеубийстве.

Глаза братьев сузились, и Брахт быстро добавил:

— Но это ложь! Тобиас нанял чайпаку, они отравили его отца, а пройдоха сыночек обвинил во всем Каландрилла, каковой все это время был со мной.

— Отцеубийца… — Гарт произнес слово, которое Каландрилл не понял, но по перекошенному лицу догадался о смысле.

— Истинно, — поддержал его Брахт. — Так что, пока мы скакали по Лиссе, пришлось прибегнуть к этому маскараду.

— И ты бы хотел, чтобы мы об этом помалкивали? — догадался Гарт.