Конечная остановка - Меркурий

      - Ставлю на то, что нас будут соскребать бритвочкой со скал и затем измерять в погонных метрах, - гаркнул в каком-то раже Кравец и принялся молиться немыслимым святым, которых в космотеизме точно нет. Я тоже подумал о вере, отчего вдруг возникло убеждение, что "опупея" не должна так бестолково закончится, ведь кроме нас притормозить демона некому! Попутно левым глазом замечал, как на сигнальных панелях замельтешили огоньки, рапортуя о том, что от усталости расползается металл обшивки.
      А потом меня словно взяли за шкирятник и встряхнули. Пробудившись, засочился силой полюс устойчивости. Мои пульсации стали развеваться, как волосы кудесницы Медузы Горгоны. И это даром не прошло, меня охватили самые вредные ощущения: что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости и торосистая терка вместо корабельной обшивки шкрябает мою собственную шкуру.
      Мы вдвоем - или втроем - стали своими пульсами скреплять рвущиеся энергетические жилы планетолета. Словно бы перебрасывать их вибрации в более устойчивые русла. Но вскоре стало не до такой благотворительности. Космолет забило-зашвыряло, мы сделались как картофелины в мешке, который волочет по брусчатке гоночный автомобиль. Особенно пожутчало, когда отвалилась последняя лыжа. У меня не то что потемнело в глазах - спасаясь от чумовой тряски, душа стала куда-то вылетать на стрекозиных крылышках.
      Эта тряска длилась вечность плюс еще какой-то довесок времени. Но все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не было слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов.
      Потом стало ясно - бортмеханик хрипит оттого, что у него поломаны ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией, по которой стекала кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно:
      - В пневмопроводах бывало и хуже.
      - Глисте в канализации тоже несладко приходится, - поддержал я.
      Прорезался голос и у Кравца, какой-то потончавший петушиный. Он выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих объятий.
      - Я сохранил ей жизнь, но так обнимал, что, кажется, у нас будет ребенок.
      А изрядно помятая стюардесса Люся вдруг нашла возможность хихикнуть.
      Интерком молчал, бортовые системы не давали о себе знать, за исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого аккумуляторами. Не было слышно жужжания даже аварийного генератора. Оставшиеся на ходу блоки компьютера грустно долдонили, что потеряна связь со всеми датчиками за пределами носовой части. Из всех навигационных и обзорных модулей остался только монитор, показывающий унылое пространство перед нами, прочие спали вечным сном.
      Капитан Лукич протер влажной бактерицидной салфеткой свое раздрипанное лицо. Шошана наложила протекторы на сломанные ребра бортмеханика и вручную сделала уколы - кибердоктор разбился вдребезги. Стюардесса подтянула чулки, поправила юбку, сбившуюся из-за объятий Кравца, и причесалась. Мы с капитаном одели скафандры, нахлобучили шлемы, и, убедившись, что шлюз как таковой существует и, может, даже работает, вступили в него. Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний люк.
      За ним ничего не было. Ни девятнадцати пассажиров, ни четырех членов экипажа. Остался только остов, ребра шпангоутов, куски обшивки, рваная волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди вылетели из салонов и кают вместе со своими креслами и были перетерты торосам в пюре. Впрочем, к этому моменту совершенно точно они являлись неживыми телами.
      21
      Обычное дело - связь не фурычила из-за поганой пыли. По траектории падения и линиям естественного магнитного поля мы вполне научно установили, что нашли пристанище (хорошо бы не последнее) на плато Свинячья Шкура. Где-то на куске территории в пятьдесят на пятьдесят километров. Впрочем, об этом можно было догадаться, просто оглянувшись на окружающую местность с мелкой щетиной острых камней. Когда среди корабельного мусора выискался октант, то благодаря слабо мутнеющему глазу нашей луны, удалось разобраться с долготой. Это вызвало недолгий интерес. В любом случае ближайшие прииски и стойбища старателей - далеко-далеко за горизонтом. Собственно, можно было порадоваться, что нет ни с кем никаких связей.
      В Васино меня вместе с товарищами только одно ожидало - трибунал и виселица. Или в порядке помилования - мгновенная аннигиляция под милосердным лучом мощного гразера. Нет, такое "помилование" одному лишь Кравцу светит. Нам с Шошаной совсем другое улыбается - все-таки заставит нас Плазмонт помучиться. Кто-то из работников эшафота рассказывал мне, что, когда человек отходит в петле, у него почему-то случается эрекция. Выходит, не даром смертушка - женского рода.
      В любом случае, от этой дамы лучше держаться подальше, поэтому нам нет резона высвистывать спасителей-погубителей. Можно, конечно, попытаться укрыться среди старателей, но без имперок, без вездехода мы будем слишком зависимы. Да никто и не захочет слишком усердствовать с опекой - зачем наживать лихо с властями, "Дубками" и "Вязами"? Даже в долине Вечного Отдыха. Если там кто-то и уцелел. В любом случае, нам туда не пробраться. Сплошной набор "но" и "если".
      Однако задача выбора упрощалась тем, что пока его и не было. Мы оказались заточенными в рубке, которая со всеми своими закоулками, нишами и шкафами, составляла собой одну не слишком большую комнатенку. Соответственно скандальность ее жильцов была повышенной, что могло кончиться плохо для кого-нибудь из них. И сексуальность в атмосфере праздности росла по параболе, кое у кого даже по экспоненте, что тоже предвещало дурное развитие сюжета. Это не касалось раненого бортмеханика, и пока что застрессованного капитана, но Кравец вскоре решил отличиться на сомнительном поприще. Тем более, что никаких лозунгов для укрепления гражданственности я не придумал ни к обеду, ни к ужину.
      В первую ночь (по корабельному времени) шериф еще раскочегаривал аварийный электрогенератор, который должен был работать на остатках водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но во вторую спальную смену у этого паршивца сильно зачесался "гондурас". Шериф поднялся со своего места у пульта, около которого отдыхала вся тройка мужчин, глянул начальственным взором на обзорные мониторы - вокруг была тишь да гладь. Затем пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных скафандрах богатырским сном почивала Шошанка, но решил не рисковать. И направился за импровизированную занавеску, где в нише из-под чисто выметенного кибердоктора находился будуарчик стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это гнездышко на отшибе и устроил. Дескать, остальные люди тут грубые, перебьются без удобств, а Люси де Флориньяк (почти коньяк), марсианской француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу. Видно и эта пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном, потому что уже через пять минут после начала свидания послышались страстные девичьи вздохи.
      - Да не наваливайся ты так. Cravets, Cravets, cesse tes brusqueries, salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты - форменная свинья.)
      И голос шерифа сквозь работу.
      - Я не свинья. Я просто иначе не умею. Меня хорошим манерам не учили.
      И снова девичье:
      - Cochon, cochon... Ой, больше не могу, отстань...
      Капитан нарочито захрапел и вздохи мигом сдохли, но потом, осмелев, вошли в прежнюю громкость. Через пару часов Кравец, домучив девушку, наконец угомонился. Сделал вид, что вернулся из сортирчика, где провел все это время, и как ни в чем не бывало улегся на свое холостяцкое место.
      Наутро, само собой, капитан, возбудившийся из-за половых деяний Кравца, принялся бухтеть по-злому.
      - Из-за трех болванов у нас уже отрицательное сальдо в двадцать три человека. Сколько вам еще требуется для самоутверждения, молодые люди?
      - Слушай, папаша, не нервируй меня дополнительно, - выступил я с пламенной речью. - Мы на эти дела пошли и подставились под вражеские энергии не из-за своих прихотей. Тоже могли выжидать, авось пронесет мимо наших задниц, и радоваться жизни, каждый по-своему. И эти двадцать три, понимаешь, они - наши люди, пали за правое дело, пускай даже сами того не понимая... Что касается проявления низменных инстинктов со стороны некоторых наших общих знакомых... так ведь не секрет, чем ты сам, уважаемый, занимался после капитанских коктейлей с веселыми пассажирками. Уж тем более - куда ты заваливался в квартале Полного Кайфа где-нибудь в Мерритауне, там ведь каждая плитка на мостовой издает возбудительный всхлип. И это было, когда тот же Кравец жарил свое срамное место на газовом реакторе. Надеюсь, и наш доблестный шериф не воспримет мою защитную речь как призыв к дальнейшим свершениям... Ладно, я на разведку, хотя и здесь по идее неплохо - кислорода на три месяца, жрачки на четыре. Но вдруг пофартит, влезу кому-нибудь веселым попутчиком в вездеход или найду что-то вдохновляющее, пещерку благоустроенную, например. Может быть, все удобства в километре отсюда. Ну, кто отважно со мной?
      - Я, - рапортовала справная девка Шошанка. Но затем наступило тягостное молчание.
      - Куда мне бежать? - по-сиротски протянул капитанишка. - Ведь получится, что космолет упал, а пилот смылся, опасаясь порки.
      - Ну, я, я, - сказал разочарованным голосом Кравец, - не оставаться же мне с этим занудой. - И он зарезал взглядом капитана.
      - Молодец, шериф, - одобрил я. - Наконец ты стал различать пользу дела и пользу тела.
      - Moi aussi, - неожиданно поддержала Кравца новая подружка. По-моему, она решила, что мы торопимся на ближайшую остановку общественного транспорта.
      - Очень мило. Мы все уйдем, а эти космические волки запрутся и не впустят нас обратно... Поэтому, Шошана, ты исключаешься из состава разведгруппы, а ты, межзвездный скиталец, назначаешься, - обратился я к капитану Лукичу. - Кошмарнавты, вперед!
      - Я не останусь, - сделала твердое заявление возмущенная Шошана. Розыскники из Васино первым делом найдут эту драную металлическую птицу. И катись ты в попу со своими распоряжениями. Понял, мент?
      - Сама ты мурка-наводчица... Да, дисциплина - именно то, чего нам порой не хватает. Хорошо, давайте решим полюбовно. Идут все, за исключением сломанного механика. Ему мы пропишем укол глубокого сна.
      Само собой, я предполагал через пару часов отправить вечно бодрого Кравца и измотанных капитана со стюардесской назад - лишь бы донесли некоторые припасы до точки, где можно обустроить тайничок. Затем я намеревался вместе с Шошаной порыскать более основательно. Итак, механика, не испрашивая согласия, погрузили в глубокий целительный сон, а группа, состоящая из пяти человек (трое "своих", двое "сомнительных") выступила в поход. Кислорода и питания захватили столько, чтобы пятерым на сутки хватило, а двоим - на три дня. Естественно, по ходу дела девицу де Флориньяк от ноши пришлось освободить по причине хрупкости, да и жирняга капитан жидким оказался, поэтому основная тяжесть навьючилась на "своих".
      Космолет лежал в довольно глубокой впадине, метров по пятьсот в длину и ширину, поэтому мы карабкались вначале в гору. Когда поднялись, перед нами открылась долина куда большая, и малышка Люси вдруг заявила, тыкая пальчиком в низину, едва подсвеченную мутным глазом меркурианской луны:
      - Je vois les maisons. Un grande ville, en realite. (Гляди-ка, дома, большой город, в натуре.)
      - Ерунда, киса, здесь не может быть ничего такого. На худосочном Меркурии полностью отсутствуют секретные города и даже деревушки. Это вам не Марс, - выразился Кравец голосом солидного мужчины, покрывающего залипухи своей маленькой глупынди.
      Однако я сразу засомневался. Это как раз на Меркурии не исключены любого сорта сюрпризы. Наши "Дубки" с "Вязами" или какая-нибудь богатая марсианская контора вполне могли отличиться и воздвигнуть тут что-нибудь для тайного величия, хотя бы общественную уборную или рюмочную-закусочную.
      Спустились мы еще пониже, метров на сто. Теперь всякий видел скалистую гряду. А взбудораженная личность могла объявить эти скалы чем-то похожим на дома. Или на кучи великанского дерьма. Когда мы углубились в проход меж двух утесов, скалы были все-таки каменными глыбами. Однако, метров пятьдесят спустя, я не мог ручаться, что здесь не стоят оплавленные и потекшие от большой температуры постройки. А чуть погодя нельзя было с чистой совестью отпихнуть утверждение, что все вокруг - не вполне естественного происхождения. Хотя и в таком случае большим искусством тут не пахло.
      Да, окрестности смахивали на исторический город. Вроде тех, что кое-как уцелели на Земле со времен царя Гороха. Демонометр, между прочим, не кивал на присутствие нитеплазмы. Конечно, на фабрике в Васино мы встретили много всякого кала из видимой нитеплазмы, на которую демонометр тоже не реагировал. Однако там все-таки изделия из нее лепили с помощью специального оборудования и куда в меньших масштабах.
      А если "городище" это не плазмонтово, то чье тогда? По зубам ли такой секретный проект "Дубкам", "Вязам", кому бы то ни было? И зачем он?
      Вот мы уже вступили на улочки подозрительного города. Стены "домов" были щербатые, какие-то невнятные, без всякой лепоты, будто очень древние, вместо окон - темные проемы а-ля глазищи черепа. Но пыль уже не стояла столбом, а, словно из почтения, висела пеленой чуть выше крыш. И хоть она казалась более плотной, чем раньше, мрак не сгустился, напротив, пространство меж "домов" было подмазано легким светом.
      - Cette ville est construite par les anciens mercuriens [Город воздвигли древние меркурианцы, больше некому], - выдвинула "гипотезу" глупындя Люся.
      - Это очень похоже на правду, учитывая, что через несколько месяцев он попадет на солнышко и пропечется до приятной температурки в тысячу градусов. А особо благоприятное воздействие на архитектурный стиль окажет солнечный прилив... - возразил я милым голосом, хотя собирался заорать "хрена с два". - В любом случае, рано или поздно мы найдем какую-то ловушку или хитрость на свою задницу, поэтому бродить нам здесь бесперспективно. Давайте перенесем знакомство с достопримечательностями на другое время и другую планету.
      - Все-то он знает, - хмыкнул в мой адрес седовласый капитан Лукич. Может, городок этот из такого материала, что его ни жара, ни холод, ни прилив с отливом не берут.
      - А кто тогда в нем жил-то, седовласка? Товарищи со стройным телом из керамики и огнеупорных сплавов? - отрубил я, но вспомнил Петю Мутного с его железными деталями.
      - Чем дальше мы пробираемся, тем приличнее сохранились дома. Может, тут какое-то защитное поле до сих пор действует? - отразил выпад капитан. - А раньше, допустим, оно не в пример мощнее было.
      Я отколупнул несколько кусочков от стены и сунул их в походный анализатор - который убедительно показал, что строительный материал состоит из веществ, изобильно имеющихся на Меркурии: кремния, алюминия, и тугоплавких металлов, вроде титана.
      - Как бы то ни было, нам лучше отсюда уматывать, - будучи ответственным лицом предложил я, впрочем, не слишком настойчиво.
      Однако только Шошана меня поддержала. И то довольно слабо - она не чувствовала опасности.
      Как известно, Меркурий - место для для множества параллельно действующих чудес. Вдруг здесь действительно постарались древние меркурианцы? Например, когда-то мы все давали зуб на вырывание в защиту тезиса о безжизненности Юпитера. А потом обнаружили там в атмосфере стада здоровенных живых пузырей из металлоорганики с четко просматриваемыми вожаками, мечущими молнии. Еще немного погодя зонды засекли на ледяных глыбах-материках что-то смахивающее на постройки. В них проживали - в отличие от своих диких, влекомых ветрами собратьев - тяжелые сплюснутые пузыри, которые общались друг с другом посредством разрядов. Часть "разрядных" слов удалось декодировать. И первой расшифрованной фразой была такая: "Чтоб завтра представил объяснительную (дословно: исполнил танец раскаяния), иначе шеф (испражняющий молнии) публично унизит тебя (наденет тебя на себя)".
      - Voila, voila, смотрите туда, - киска Люська потыкала пальчиком в промежность меж двух грубых стен, закрашенную более интенсивным светом.
      Через эту щель виднелась улица, полная нормальных красок - которые впрочем несколько "плыли" в глазах наблюдателя - с красивыми домами, черепичными крышами и разноцветными стенами. Мы с минуту будто подсматривали в замочную скважину. Как-то бездумно стояли, с туманом в голове от ошеломления. Люся не выдержала первой, заторопилась к этой красоте, следом потрусил, потряхивая жирком, упитанный капитан, затем потянулся Кравец со своими баллонами.
      Пришлось и нам с Шошаной перебежками, от стены к стене, почесать за ними. Вот граница между ночью и днем, шажок вперед, и я, последний из группы, оказался на настоящей земной улице. Старого, но хорошо законсервированного города. Меркурий остался позади в виде несуразного темного пятна меж двух домов.
      Над головой царило голубое небо, мостовая была выложена брусчаткой, а дома-то трех-четырех этажные, изящного позднеготического стиля. Все это сейчас сверялось с образами, некогда перебравшимися в мою голову из видеокнижек и исторических мультиков, которыми нас усердно в воспитательных целях потчевали в "Мамальфее". Именно из таких уютных городков торопились в неизведанные моря и джунгли рисковые парни, флибустьеры и конкистадоры, с которых нам, уроженцам питомника, предлагалось брать положительный пример.
      Сделав еще шаг, я почувствовал тяжесть. Гравитация была побольше, чем та, которой мог похвастать Меркурий, и пробуждала дополнительные мысли о Земле.
      - Анализатор шепчет, что вокруг нас настоящий воздух. Кислорода двадцать процентов, азота побольше, чем в Васино (земная норма), остальное - инертные газы. Давление обычное для куполов, температура двадцать Цельсия, - дрожащим от возбуждения голосом сообщил Кравец. На его шлеме поднялся светофильтр и было видно озадаченную глуповатую и одновременно радостную физиономию. Мои подчиненные, может, за исключением Шошаны, поголовно воспринимали происходящее как подарок.
      - Ну и что с того, обалдуи? Может, поскидаем скафандры и айда босиком? - попробовал я пристыдить недисциплинированных последователей.
      - Скидать не скидать, а неплохо бы подышать через воздушный фильтр, делово предложил Кравец, - вот я засосал воздух анализатором и вижу, что микроорганизмов нет. Яда с токсинами тоже. Даже пыль отсутствует. В общем, никакого говна.
      - Ты бы ума где-нибудь засосал.
      И все-таки этому анализу можно доверять. Стандартный атмосферный анализатор по очереди отфильтровывает частицы, которые превышают в размерах один микрон, одну десятую микрона и так далее. Командуй не командуй, а Кравец переключил свое дыхание на атмосферу и с песней двинулся вдоль улицы, заглядывая в узкие окна, за которыми пока ничего не проглядывалось. "Только пуля казака во степи догонит..."
      - А дурости и догонять не надо. Она всегда при тебе.
      Мне уже нехорошо от нашей простоватости, тут еще эта коза Люська заявляет:
      - La temperature de l'air est normale. Я устала и хочу скинуть этот дурацкий скафандр.
      Пока я до нее добирался, щелкнули, отстегиваясь, крепления шлема контрольные блокировщики при таких параметрах атмосферы не стали мешать и метелка рыжих волос с радужной подкраской на кончиках окунулась в сомнительный воздух подозрительного города.
      Я хоть и добежал, но застыл от замешательства. Тут она, пользуясь моим остолбенением, берется за застежки - раз, два - и скафандр сползает к ее ногам. Она - разоблачилась! Зачем я только взял эту мамзельку? В итоге, на поверхности Меркурия появляется тело, в отличие от других тел изящное, легкое и голое. (Ведь не скажешь же про скалу, что она голая. Хотя как знать.) От обводов нового тела становится жарко где-то пониже пупка. Чертовщина. Правда, Люся быстренько из герморанца вытаскивает и напяливает на себя черный обтягивающий костюмчик - мы все прихватили запасные шмотки на случай ночевки под куполом. Ну, что с ней делать, не казнить же, подобрал я еще девушкин скафандр и стал поразительно похож на одногорбого верблюда.
      Улицы делаются уже, дома выше, я же плетусь в конце странной неуправляемой процессии. Впереди вытанцовывает дамочка в обтягивающем стройности и выпуклости ткани, под которой ничего. Следом капитан Лукич, он тоже скинул скафандр и переодел свое толстомясое тело в трико, но хотя бы тащит личные манатки сам. За ним Кравец без шлема, зато в скафандре и с двумя кислородными баллонами. Потом Шошана, в шлеме, скафандре, с баллонами, но с открытым воздухозаборником. А вот и я, полностью экипированный, навьюченный, дышащий только из своих баллонов, выдыхающий только в регенератор.
      От этого есть повод слегка сшибиться с катушек. А то и просто придти в буйное помешательство. Кто-то вбухал миллионы имперок и сделал город воплощение картинок, которым радуется подрастающее поколение. Чтобы снимать здесь сочные исторические фильмы? Или отдыхать в свое пресыщенное удовольствие? Или?..
      Люся отвлекла меня, притормозив у какого-то дома.
      - Quelle jolie maison!
      Красивый домишка, ничего не скажешь, удачно косит "под старину". Верхние этажи нависают над нижними, витражные стекла хватают белый свет и бросают пятнистую радугу на разноцветье пола, составленного из мраморных плиточек. Рисунки витражей все время меняются - то пузатые кораблики, бегущие по волнам, то сельские лошадки, бредущие по пажити, а то и колбаски с окороками висящие на крючочках.
      Пока я заглядывал внутрь, Люся-мерзавка-недисциплинированная заскочила в дверь, не спрашивая моего соизволения.
      - Стой, кому говорю! Revien, Lucie!
      Как же, ноль внимания. Ну, не стрелять же ей в изящную спинку из плазмобоя. Приходится тащиться следом. Вот кухня, утварь на полках и печь в изразцах, за железной дверкой бьется настоящий огонь. В печурке, конечно, не подлинные полешки, а ныне модные на Марсе стилизованные брикеты из какой-то высококалорийной химии, которая даже дыма не дает. Сияет большой чайник, в кастрюльках булькает кое-какая снедь, источая завлекательные запахи (Люся поводит носиком с упоением). Ничто не пригорело, плита, конечно, программная, хотя всякая автоматика совершенно незаметна. Таков уж современный дизайн, стиль "колдовская избушка", который доселе на Меркурии можно было углядеть лишь в журнале "Бурда-муда".
      Вот "готическая" гостиная, дубовые стены, гобелены на них повисли и картины под старину, однако, в отличие от музейных экспонатов - со слегка "живым" изображением. У мужика на портрете лыбится рот и моргают хитрые глаза, а гобеленовые рыцари медленно поднимают на нас мечи. Птички, запечатленные на ковре, немного прыгают и слегка попикивают. Еще тут стулья с высокими спинками, сундуки резные и шкафчики в антикварном стиле. Только, в отличие от настоящих средневековых, они сами подставляются под зад и сами раскрываются, поймав твой взгляд. Значит, в них понатыкано будь здоров всяких рецепторов и электромагнитов на сверхпроводимости. Есть камелек с вечно тлеющими угольками, где то один, то другой вспыхивает - в самых приличных домах на Марсе именно такими балуются. Книжки здесь, ясное дело, пижонские, в какой-то свинячьей коже, изображающей древность. Только страницы не порвешь, сами перелистываются. В том месте, куда взор падает, буквы становятся больше и рельефнее. У меня дома такая книжулька лежит. Одной хватило: мелькающие страницы страшно на нервы действуют.
      Следом коридор, за одной из высоких дверей спаленка а-ля "барокко", которая и мне нравится. Там кровать под балдахином. Койка аккуратно заправлена, покрывалом прикрыта. Но когда Люська к ней подходит, ткань благодаря магнитным ниточкам складывается. Наша дуреха с продолжительным мурлыканьем растягивается под балдахином и всем видом показывает, что поход у нее закончен.
      - Бунт на корабле, расстреляю, - грозным голосом говорю я.
      - Ля-ля-ля, Терентий, ты - русский медведь. Причем шатун, с пробкой в заднице. Все, я устала гулять.
      - Мы дальше брести уже не будем, только назад, домой.
      - Не хочу в такой дом. Мне тут нравится. Monsieur Cravets, оставайтесь со мной. И пусть эти передовики прутся, куда хотят. Мы отдохнем и сами вернемся.
      Попользоваться всем благолепием, да еще вместе с demoiselle de Florignac - неискушенный и неизбалованный красотами жизни Кравец даже покраснел и запыхтел.
      - Это рискованно, Кравец-дружище, - честно предупредил я его. - Вдруг вся лепота - чистой воды надувательство или мухоловка? Можно заработать в любой момент пинок и очутится непосредственно голым задом на Свинячьей Шкуре.
      Я собрался предупредить, что, даже если мы когда-нибудь еще свидимся, он у меня из доверия выйдет. Но передумал - кому я после этого путешествия смогу доверять, если мы действительно оказались в ловушке. Я сам уязвимей некуда, хоть напялю на себя все пять скафандров.
      - Но не брошу же я Люську здесь, - торжественно заявил Кравец.
      - Однако почему? Трудно бросить только самого себя.
      - Я не мастак объяснять такие вещи. В смысле, у меня не густо со словами про всякие чувства. Короче, желаю быть рядом с ней. Кроме того, если вы сумеете выбраться отсюда, то и мы сумеем. А вообще я не тороплюсь на виселицу в Васино.
      Я бросил Люсин скафандр на притягательную кровать и строгим оком оглядел присутствующих. Капитан, по-моему, тоже не прочь был здесь задержаться и как-нибудь пристроиться к любовничкам.
      - Третий - лишний, пойдемте с нами, мастер, - потянул я его за рукав. - Располагаются на отдых посреди всей катавасии одни дураки, а умные идут куда-нибудь. Мы-то кто с вами? Забыли, что ли? Попытаемся выбраться отсюда.
      Поневоле "умному" капитану пришлось с прискорбием двинуться вперед. Вернее, назад, к базе. Напоследок я еще глянул в приоткрытую дверь спальни, на лежак. А там уже имелась широкая трудовая спина Кравца безо всякого скафандра и даже тельняшки. Из-под боков шерифа выглядывали и как бы шагали по тропе плотской любви тонкие ножки с маленькими розовыми пятками - стюардесскины. Недолго мужлан наш продержался. Впрочем, неизвестно долго ли нам всем осталось.
      На улице гости странного города ознакомились с некоторыми свежими достопримечательностями. Я включил внешний микрофон - какое изобилие звуков, превеликое множество звуковых волн. Гомон, гогот, рев скотины, ржанье лошадей, бреханье собак. Трепотня о том о сем, приказы, грубости, в язык я, к сожалению, не врубился, остался он непонятным. В отсутствие живых людей звуки сами казались живыми. Они появлялись из ничего, как бы ниоткуда. Технические фокусы? Наверное.
      Кто-то дал нам ласковое небо, воздух, приятное тепло, веселенькие домики, в точности скопировав одну из самых приятных сред для обитания. Кто-то достаточно прочувствовал наши запросы и готов услужать. Безусловно, ему требуется что-то взамен. Но "что" именно, у кого спросить?
      Кто-то в состоянии обрушить на нас парочку домов и вмиг похоронить. Или угробить более экономичным способом.
      Однако, вместо этого занимается ерундой - удивляет, поражает, пугает. Кто-то хочет нам понравится и приглянуться.
      - Слушай мою команду, - замучившись непониманием, гаркнул я. - Как главарь банды - надеюсь, никто не станет возражать против такой должности, требую от всех: НИЧЕМ НЕ ВПЕЧАТЛЯТЬСЯ, НЕ ВОСХИЩАТЬСЯ, НЕ ОЧАРОВЫВАТЬСЯ.
      - Даже я никогда не отдавал более глупого приказа, - ухмыльнулся баран-капитан. - Пальма первенства вам, товарищ главарь банды.
      Мы в своем возвращении свернули за угол и вместо той улицы, по которой уже погуляли, оказались на пристани. Плескалась о сваи вода, солнце золотило свод небесный, подмазывало под импрессионистов рябь морскую. У пристани стояла бригантина, на которую были перекинуты сходни. На берегу, невзирая на отсутствие людей, громоздились мешки, корзины, бочки.
      Капитан уставился мутным взором на неожиданное судно и вдруг мешки сдвинулись с места, бочки покатились, а на самой бригантине принялись подниматься паруса.
      - Она слушается меня! Эх, зараза! - в один легкий прыжок тучный капитан перемахнул на борт корабля и заорал крайне возбужденным горлом. Я только посмотрю, мне просто интересно.
      Через минуту он уже был на мостике. Наверное, повинуясь его приказам, натянулся грот, затем и стакселя. А там и другие паруса, фамилий и имен которых я никогда не знал. Замелькали ручки штурвала, сходни съехали на берег и бригантина со скрипом начала отваливаться от пристани. Это судно напоминало некогда модные на Земле парусники типа "летучий голландец" для богатых причудников, нашпигованные роботами и сервомеханизмами, которые были хорошо замаскированы и не мешали иллюзии.
      - Куда вы? - крикнул я капитану. - Вода - это же не ваша стихия.
      - Я тут хозяин, потому не намерен отвечать на глупые вопросы, окрысился капитан и отключился от нас.
      Бригантина уходила в сине море. То ли показалось, то ли взаправду на баке различил я несколько фигур, которые будто конденсировались из тумана, одновременно теряя четкость из-за растущей дистанции. Или иллюзии дистанции. Все-таки слишком это зрелище напоминало мне павильонную сценку. Я обернулся к Шошане.
      - Ты как думаешь, куда он собрался, наш полоумный моряк?
      - Он полностью втянулся в этот мирок, где все его слушается. Где ты не давишь ему на мозги, где не висит над ним начальство из судоходной компании. Где не проводишь две трети жизни в коробке, свистящей через мерзлячую пустоту. И где какой-то бугай не уводит у него девушку, обожаемую всеми фибрами стареющей души.
      Надо признать, были подобраны очень верные ключики к капитану. Да и во мне с Шошаной найдутся замочные скважины, после чего наша мораль кувыркнется вверх тормашками. Ведь потеть больше не требуется, все появляется само, силой одних мыслей и желаний. Сбылась вековечная мечта идиотов.
      - Надеюсь, что этот податливый мирок, мирончик, миришка не является миром нашей мечты и мы вскоре распрощаемся с ним, - уверенность в моем голосе, конечно, была наигранной.
      Шошана не плеснула ответным оптимизмом, впрочем она частенько отмалчивалась.
      Ну, а если таковы проделки демона-Плазмонта? Вдруг ОН может имитировать все подряд, включая спектральные характеристики, атомарные и кристаллические структуры обычного вещества? И вот ударно постарался тут для нас.