Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Путь для героя (№1) - Следствие считать открытым

ModernLib.Net / Фэнтези / Туманов Дмитрий / Следствие считать открытым - Чтение (стр. 1)
Автор: Туманов Дмитрий
Жанр: Фэнтези
Серия: Путь для героя

 

 


Дмитрий ТУМАНОВ

СЛЕДСТВИЕ СЧИТАТЬ ОТКРЫТЫМ

ДИАЛОГ В НИГДЕ И НИКОГДА

— Кто здесь?

— Я.

— Я — это кто?

— Я пока и сам не знаю. А ты кто?

— Я тоже не знаю. Но поскольку нам все же надо как-то отличать нас друг от друга, то я назовусь Первым.

— А почему первым будешь именно ты?

— Да потому, что я первым голос подал. Справедливо? Вот то-то же. А ты тогда будешь Вторым.

— А почему именно Вторым?

— Да потому, что здесь, кроме нас, никого нет, и на втором номере расчет оканчивается по любому. Впрочем, если тебе не нравится этот вариант, можешь называться Последним.

— Нет уж, лучше Вторым.

— Тогда привет тебе, Второй!

— Привет тебе, Первый! У меня давно уже назрел вопрос. Нет, даже три вопроса: кто мы, где мы и когда мы?

— Пока никто, нигде и никогда. Но это только пока. Пока не будет открыта первая страница этой книги. Что там написано в заглавии?

— «Путь для героя» и «Следствие считать открытым». Что бы это могло значить?

— Да кто его знает? Какая-то авторская задумка, — названия совершенно ни о чем не говорят.

— А если нам это дело самим додумать?

— Нет, думать — не наша работа. Мы можем только воспринимать информацию и делать выводы.

— Что же нам тогда сейчас делать?

— Сейчас — ничего. А по ходу чтения мы и так все узнаем. В нашем деле главное — начать, а потом уж оно все само собой сложится.

— Тогда давайте поскорее начнем!

— Да-да, конечно. Пожалуйста, можете открывать — мы уже готовы.

ГЛАВА 1

I have few chances and my enemies are might,

But I accept conditions of fight.

1

Как приятно просыпаться самому — постепенно переходишь из глубокого сна в дрему, затем в полудрему, затем в голову ненавязчиво и плавно начинают втекать мысли и мечты. Сами собой открываются глаза, тело наливается бодростью, и вот ты уже готов к событиям нового дня. И тогда ты медленно встаешь из кровати и, сладко потягиваясь, воодушевлено мурлыкаешь себе под нос какую-нибудь веселую песенку, искренне желая порадовать весь мир своим хорошим настроением.

Но как же редко такое со мной бывает! Разные насущные необходимости просто обожают отравлять мне жизнь набегами прямо с раннего утра. В те нечастые случаи, когда эти маленькие пакостники выдыхаются, им на помощь прилетают назойливые клиенты, которым приспичило срочно Решить все свои дела и ломиться в мою дверь ни свет ни заря. Когда же и эти вдруг забывают про меня, в бой вступает канонада тяжелых орудий — зычный голос тетушки Клариссы, моей домохозяйки (ручаюсь, его слышно даже на улице!), настойчиво призывающий меня к чему-нибудь возвышенному.

Но не сегодня. Во-первых, сегодня двадцать третье марта — утро первого дня Нового года [1], что уже само по себе предполагает затишье после празднования предшествовавшей ночи, знаменующей начало весны и новой жизни. Во-вторых, сегодня воскресенье, что означает — у меня выходной и мне все по барабану. Никаких поисков и расследований не предполагается, а мои клиенты либо спят после вчерашней всенародной гулянки-попойки, либо внимают сущему на воскресной мессе в городском церковном Приходе (ваш покорный слуга и религия заключили нейтралитет и не пытаются привлечь друг друга в свой быт). Даже Кларисса, вечно шумящая и мозолящая мне глаза, отправилась туда же. Тишина и спокойствие заполнили все вокруг…

Какой странный сон мне нынче снится… Я парю в пустоте безграничной ночи, вокруг меня светят только звезды. Рядом со мной — странное зеркало, дающее сразу три отражения. Если я пригляжусь к зеркалу повнимательнее, то неправдоподобность сна еще больше бросается в глаза. В одном из отражений я совершенно голый, но при этом отощавший, как каторжник во время поста, да еще с такой длиннющей бородой, что любой горный старожил от зависти сдохнет. В другом отражении я страшен, как смертный грех, и к тому же завернут в какую-то черную простыню — как есть покойник, умерший от всех болезней сразу и захороненный в угольной яме подальше от людских глаз. Наконец, в третьем отражении я — это вообще не я! Положительно, ерунда какая-то. Но если приглядеться как следует, то…

Но приглядеться мне как раз и не дали, равно как и выспаться, — внешний мир настойчиво заявил о себе, заставив окончательно усомниться в его лояльности ко мне.

Муха! Весна началась лишь сегодня, на улице еще метровые сугробы, а она уже проснулась под слабыми лучами солнца и начала терзать мое блаженствующее в дреме сознание упорным жужжанием по окну.

«Бззз! Просниззь! Бззз! Просниззь!» Эти звуки, казалось, раздавались прямо в голове, каким-то образом минуя уши.

Ну не вылезать же из теплой постели из-за какой-то мухи! Я терпеливо ждал, пока «тварь небесная» угомонится сама собой, но муха оказалась натуральной тварью безо всяких кавычек, решив испытать на стойкость мое терпение и заодно испортить настроение.

В конце концов муха победила дрему, мое раздражение достигло предела и вытянуло меня из постели, чтобы отомстить назойливому насекомому. Почуяла она, что ли, пока я, влезая в тапочки, искал подходящий предмет для казни злодейки, — жужжание прекратилось. Я посмотрел на окно — никакой мухи там не было.

Ну и бес с тобой! Обратно в кровать уже не хотелось, к тому же после вставания меня неотвратимо потянуло в уборную, а затем на кухню, минуя промежуточный процесс умывания (вода-то ледяная!). Хотя и яичница тоже… Тот редкий случай, когда жалеешь об отсутствии Клариссы, — завтрак приходится делать самому. Я же не кухарка, в конце концов, а мастер сыскного дела.

Кстати, пора уже представить себя, как и подобает для моей профессии. Рост — пять локтей [2], волосы каштановые, короткие, с небольшими баками, глаза карие, с хитрецой, лицо простого типа, особых примет не имею. Мое имя — Мельвалиен Райен, хотя я предпочитаю, чтобы меня называли сокращенно — Валиен, поскольку приставка «Мель», звучит как «просто», а также «наивный», «простачок», «лопух», ну и еще при нелицеприятных отношениях между городскими и сельскими уроженцами (а я отношусь к числу последних) часто Употребляется как «деревенщина».

Идем далее. Мое место жительства следующее: улица, где я проживаю, называется Хмельной, но не потому, что здесь варят пиво, а потому, что повседневное состояние здешних обитателей идеально под это название подходит. Находится эта улица с трудом, а располагается она в стольном граде Эйсе, который его обитатели считают троекратным центром. Во-первых, город стоит в центре Эйсовой долины, самой большой и богатой из всех окрестных долин. Во-вторых, Эйсова долина размещается в самом центре нашей родной страны Фацении — страны высоких гор и высоколобых горцев. Ну и в-третьих, эти самые горцы считают свою землю центром мира, хотя на самом деле наша страна ютится на самых задворках Южной Земли, а если сказать точнее — в юго-западном углу континента. Название Фацении восходит к древним временам и дословно оно произносится как «Край горных баронов». Однако на некоторых иноземных картах этот же кусок земли обозначается надписью «Рай гордых баранов». Какое название соответствует истине — неизвестно и поныне, но если судить по духу, то подходят оба.

Впрочем, про баронов, баранов и иже с ними мы поговорим в другой раз, а пока что вновь вернемся к моей биографии и завершим представление моей персоны изюминкой в пресном пироге бытия. Род деятельности, коим мне доводится заниматься, — частный расследователь чужих секретов и тайн, а также наемный специалист по розыску всего и вся. Профессия редкая в наших местах, да какая там редкая — я вообще никогда не встречал себе подобных. Наверное, такие долго не живут… Поэтому и конкретного названия у нее нет: сыскарь — для простонародья, расследователь — для чиновников и аристократов, заноза в заднице — для начальства городской стражи Эйса, а также и для местного ворья, поскольку те и другие считают меня человеком противоположной стороны.

И те, и другие заблуждаются — я работаю на любого, лишь бы деньги платили, но занимаюсь лишь сбором сведений, предоставляя клиентам самим выяснять отношения, при этом не допускаю приятельских с ними отношений и тем более панибратства. Чревато, знаете ли! Конечно, меня насмерть загрызает совесть, когда, скажем, я разыскиваю для заплывшего жиром торгаша его сбежавшую дочку, не выдержавшую отцовской тирании, зная, какие ужасы ждут ее при возвращении в родной дом, или выясняю, с кем изменяет подружка бандита-мордоворота, который, застав ее с любовником, наверняка устроит «ночь кровавых ножей».

Однако я честно выполняю условия договора с клиентом и не нарушаю закон. Может быть, потому и жив пока… И поэтому у меня почти нет друзей. Родственников в столице у меня тоже нет, зато есть огромная куча знакомых, которых я порой и вспомнить-то не могу, но которые в силу экзотичности моей профессии хорошо помнят меня. Среди них в особую касту выделены осведомители — довольно полезные в нашем деле люди. С ними мне приходится общаться чаще всего, поскольку ключевая часть моей работы состоит в том, чтобы найти к нужному человеку правильный подход и затронуть наиболее чувствительную струну его души. К сожалению, чаще всего это — деньги и почти никогда — стремление к правде. Ну и конечно, волей-неволей мне приходится поддерживать отношения с многочисленными соседями, посматривающими на мой способ получения заработка с бо-ольшим сомнением.

Мои соседи — отдельная тема для разговора. Не зря наша улица именуется Хмельной. Как говорится в народной поговорке: «Каково название, таково и призвание». Соседи — золотые люди, пока трезвые, что хотя и изредка, но все же случается. Всю неделю — пьяные вопли под окнами, сраженные в битве с алкоголем на тротуаре, озабоченные похмельем синие рожи поутру и настойчивые попытки занять в долг. Однако в субботу поголовное пьянство прекращается, а в воскресенье вся улица, одевшись во все лучшее (немногим отличающееся от повседневного), дружно идет на исповедь в Храм замаливать грехи. В этот день здесь во всем чувствуется благопристойность, за что я могу сказать редкое благодарственное слово в адрес Церкви. А в понедельник все начинается по новой, и нет этому конца — бедность порождает пьянство, а пьянство порождает бедность. Круг замыкается.

И в этом замкнутом круге, в этом убогом спивающемся мирке безраздельно правит и безгранично властвует только один повелитель — господин Перегон. Или как его еще называют — «друг, царь и бог в одном флаконе».

Вообще само слово «перегон» означает, что означенная прозрачная горючесть изготавливается методом перегонки паров кипящего в котле варева через медную трубку, причем о содержимом того котла впечатлительным особам лучше не знать. Обыкновенно качественный перегон изготавливается из ячменя, при отсутствии его варится овес, если нет овса — используется просо, а по весне, когда все подъедено подчистую, — в ход идет все, что под руку попадется, вплоть до еловых веток и конского навоза.

Познав такие детали перегонного дела, часом, не подумайте, что я — такой же любитель огненного пойла, как и остальные. На этот счет имеется еще одна известная пословица: «Живя в сточной канаве, не можешь не знать, как выглядит дерьмо». Вообще-то я терпеть не могу эту жуткую бодягу и предпочитаю более благородные напитки, в особенности пиво. Но уж так получилось, что прежним хозяином моего дома был прославленный «гонщик», и в былые времена любители марочного перегона «Голубой огонек» сбредались сюда со всего города. Кстати, название соответствовало содержанию — при проверке на горючесть пламя окрашивалось в насыщенный голубой цвет.

Тот доходяга был мастером своего дела, но пил по-черному, да так однажды и загнулся суровой зимой, не дойдя несколько шагов до своего крыльца. С той поры прошло немало времени, но до сих пор ценители его трудов нет-нет, да и забредут по старой памяти. Между прочим, «в наследство» от покойника мне достался целый перегонный конвейер, который я немедленно выкинул во двор, — там он простоял бесхозным полчаса, не больше. А еще я обнаружил в подвале три десятка ящиков «Голубого огонька» — большая часть их содержимого за столько-то лет разошлась в качестве подарков и оплат за услуги, которые в простонародье именуются взяткой. При этом львиную долю затребовали крайне сомнительные наследники, второпях сбывшие мне этот старый домишко и уж только потом узнавшие о «драгоценностях», кои он в себе содержал.

Хороших слов про мой «приют» сказать немного стоит — он хотя бы каменный и еще очень удачно гармонирует с окружающей застройкой. Но при этом все дома в нашем квартале построены так, будто проектировавший их доходяга-архитектор от колыбели до гроба был неразлучен с бутылкой, а строители, воплотившие в жизнь его «шедевры», питались исключительно овощной брагой. Будучи кривобокими и облезшими, дома несут на себе неимоверное количество архитектурных безобразий. Изморенные горгульи, убогие демоны, порочные ангелы, голые мужики и еще более голые девки облепили фасады сверху донизу.

Все это тысячу лет не ремонтировалось и теперь стремительно разваливается. И мой дом уверенно идет к такому же состоянию. Покосившийся балкон над его входной дверью, куда я ни разу не рискнул выйти, держат на плечах два сфинкса, стоящие на задних лапах и высунувшие языки от натуги. Вы можете представить себе сфинкса на задних лапах? А вот скульптор смог… Теперь и я смогу, даже если не захочу. Стены дома облицованы какими-то мерзопакостными харями и масками — к счастью, в большинстве своем давно облупившимися. На карнизе крыши примостилось с десяток белокаменных тварей, не поддающихся опознанию, — одна из них месяц назад от мороза раскололась и рухнула на мостовую, едва не зашибив при этом тетушку Клариссу, сметавшую снег с крыльца. Скандал запомнился надолго, впрочем, ремонт дома я и до того не собирался делать и сейчас не стану — неровен час развалится совсем.

Несколько слов о моей домоправительнице-кухарке-горничной-экономке. Кларисса служила в этом доме еще задолго до того, как я сюда вселился, и пережила нескольких его владельцев, поэтому чувствует себя здесь полноправной хозяйкой, а учитывая ее колкий характер и безудержную болтливость, последнее слово всегда остается за ней.

Ну и ладно, все-таки кто платит, тот и ставит условия. Свою работу Кларисса выполняет замечательно, а в мою не сует нос, хотя и не одобряет мой род занятий и не преминет высказать пару острых словечек при случае. Удивительно, но, прожив почти всю жизнь на Хмельной улице, она ни разу не пробовала даже пиво и относится с неприязнью к соседям-пьяницам (одно из того немногого, в чем я с ней солидарен). Зато Храм тетушка посещает всегда и не только по выходным. При этом она отличается завидной религиозностью, наизусть знает все девять канонов, превозносит своего исповедника, преподобного отца Глага, выполняет все бесчисленные и бессмысленные церковные наказы и корит меня за прохладное отношение к Матери-Церкви. Это регулярно происходит после того, как ее «накачают» проповедями на мессе, и изрекается прямо от входных дверей: «Валиен! Твои мать и отец были правоверными! Твои предки испокон века слушали святое слово и каялись в своих грехах! Валиен! Твоя грешная душа останется вечно неприкаянной! Валиен! Ты меня не слушаешь, Валиен! Валиен!!!»

— Ва-а-алиен! Ва-а-алиен!

Мои мысли внезапно прозвучали наяву, отчего я здорово поперхнулся яичницей. Помяни лихо, и оно уже тут! Явилась, не запылилась — так ведь можно и навсегда заикой стать! Мысленно проклиная тетушку и попутно в мучительном кашле выплевывая недоеденные куски, я уловил в ее голосе надрывно-пугающие нотки. Так бы, наверное, стонала корова перед тем, как мясник отрубит ей голову, если бы осознала свое положение. Примерно такое я слышал, когда Кларисса чуть не пала жертвой каменной твари, которой надоело сидеть на карнизе нашего дома. А сейчас, видимо, рядом с ней рухнул целый дом…

— Ва-а-алиен! — который уже раз простенала тетушка Кларисса, добравшаяся наконец до кухни. Ее глаза, в которых царило безумие, заставили меня вздрогнуть. — Светопреставление! Огненное Око Тьмы открылось! Пришел Последний День! Азмь конец всему сущему и вящему! За грехи людские, тяжкие гореть нам в геенне огненной! — Продолжая надрывным голосом петь акафисты, она нетвердой походкой направилась в свою комнату, где рухнула на колени перед святыми образами и заголосила вдвое громче и истошнее, никак более не реагируя на мое присутствие.

Да, Валиен, ты поразительный парень — в кои-то веки настал Конец Света, и ты его умудрился проспать! Похоже, старушке святоши сегодня капитально промыли мозги — интересно, что сегодня на нее упало?

Беседуя сам с собой, я, накинув полушубок, вышел на крыльцо, первым делом посмотрев наверх. Господа истуканы, становись, ра-авняйсь! По порядку номеров — рассчи-тайсь! Вроде бы все девять налицо — мирно сидят и греются на солнце.

И сейчас это самое солнце проглядывало сквозь плотный столб дыма — на другой стороне квартала догорал дом моего «однофамильца» Райена Меля, рантийца по происхождению. За такое удивительное созвучие имен соседу время от времени приходилось платить, и в большинстве случаев — целостностью собственной физиономии, за что он держал на меня вполне обоснованный зуб.

Но, похоже, в этот раз страдалец попал под очередной погром. За последнее время подобные варварские нападки на иноземцев случались в нашем городе чуть ли не каждый год и уже стали своего рода традицией, к которой привыкли и сами иноземцы, воспринимая периодические грабежи как неизбежное зло. Вот и сейчас следы погрома были налицо — вдоль всей улицы валялись разбросанные вещи, не прельстившие грабителей, а на ближайшем перекрестке тройка жуликов, разбив витрину, сноровисто обчищала тканевую лавку зеленодольца, недавно приехавшего в Эйс и еще не сообразившего, что в нашей воровской столице все мало-мальски ценное нужно держать в глубоком подвале и под семью замками.

Все это были бытовые мелочи, но в целом взгляд на улицу меня насторожил. Хмельная была пустынна, словно в преддверии бандитской разборки, а местные обитатели присутствовали в единственном числе — прямо на тротуаре сидел соседский дедок весьма преклонных лет и смотрел куда-то вверх с нескрываемым ужасом, загибая и разгибая побелевшие от холода пальцы. Похоже, соседушка перебрал с утреца и теперь считает бесов, играющих в догонялки на крышах. Забавно, конечно, но старичка надо поднять и отвести домой, покуда он хозяйство себе не отморозил.

Я с ухмылкой подошел к остолбеневшему деду и просто из любопытства проводил его взгляд. И тут мое ироническое настроение исчезло моментально, ужас ледяными когтями впился в позвоночник, превратив меня в живой манекен. В ясном, безоблачном небе над Эйсом сияло ЕЩЕ ОДНО солнце! Оно было… было такое же яркое, ярче даже настоящего, но… какое-то лохматое, что ли, неправильное… ненастоящее и страшное… Кажется, ноги мои подкосились, и я с размаху сел в сугроб.

Что происходило в следующую пару часов, помню смутно… вообще не помню. Однако, когда разум вернулся-таки в мою несчастную голову, обнаружилось, что я, стоя на коленках перед образами рядом с Клариссой, пою акафист. Если выразиться точнее — издаю какие-то нечленораздельные звуки, поскольку мне не только медведь в детстве ухо отдавил, но и святые тексты с той же поры воспевать не приходилось. В конце концов я сообразил: то, что я сейчас пою, тупо уставившись на почерневшие скорбные лики, вообще не акафист, а детская новогодняя песенка, в которой дети просят у небес подарок к празднику.

Вот вам, детки, и подарочек! Похоже, что все то, что написали древние пророки, все то, что просвещенные современники считали занимательной сказкой, — вдруг оказалось самой настоящей правдой: и невидимый червь Безумие, источающий мир, и Апостол Света — Мессия, спасающая души людей, и Апостол Тьмы — Антимессия, уничтожающий жизнь, и Светопреставление — вселенский пожар. Вот оно, всеуничтожающее пламя, уже зависло над нашими головами — сейчас будет Большой «Бумм!», и ничего никому уже не надо… А может, просто сгорим, как в адской печке?!

Воспаленный мозг живо изобразил картину: языки огня врываются в окна, в двери, огонь срывает одежду, моментально слизывает волосы, кожа превращается в пепел, спекаются внутренности, обнажаются обугленные кости, вскипает мозг в черепной коробке… В который раз уже меня сотрясла крупная дрожь, и внезапно наступило полное безразличие ко всему и вся. Словно во сне я поднялся в спальню, скинул все, залез в холодную кровать, отрешенно смотрел в потолок и ждал, ждал, ждал…

Похоже, я так и заснул в ожидании. А когда проснулся, на улице уже начинало смеркаться. Конец «сущему и вящему» явно откладывался. И чего это нынче со мной произошло? Подумаешь новое солнышко в небесах зажглось — экая невидаль. Вообще-то, конечно — невидаль, но рано или поздно случается все, даже светила зажигаются и потухают. И то, что это случилось именно при твоей жизни, а не при жизни твоих пращуров или потомков, — всего лишь случайность.

Но вот то, как я на это явление отреагировал… Странно, очень странно, в жизни никогда так голову не терял — словно рассудок на время помутился. И это у меня, чей разум не отягощен суевериями и в значительной степени расчетлив и практичен. А что же тогда творится с простыми людьми? Наверное, их ужас просто невозможно описать. Но в чем же все-таки причина происходящего? Не понимаю, совершенно ничего не понимаю.

Мой голодный желудок напомнил о себе жалобным урчанием, мрачные мысли отошли на второй план. Ну еще бы, ведь с утра почти ничего не ел — просто-таки чрезвычайное происшествие! Вспомнив события дня, я сильно засомневался в том, что меня сейчас накормят. Опять придется выскребать съестное по сусекам и изображать нечто, похожее на ужин. Но, спускаясь вниз, я услышал чудесные звуки — звон кастрюль в кухне, что резко подняло планку моего настроения. Кларисса вопреки моим несбывшимся опасениям безмолвно колдовала над плитой, откуда тянуло густым, смачным запахом тушеной капусты.

— Неужто сам проснулся? Видать, и в самом деле Конец Света наступает, — проворчала тетушка, наполняя мою тарелку. — Но кое-кто из-за своей дурной привычки совать нос куда не следует может до него и не дожить. Видел пожар у Райена Меля? Какие-то лиходеи расстреляли поутру твоего соседа-«одноименца» и его семью, а потом сожгли вместе с домом. И это при том, что на Хмельной больше ни один дом не ограбили, лавки и склады не в счет. Догадываешься, кого искали злодеи?

— Конечно, мои клиенты и раньше ошибались адресом, но чтобы так… Ты думаешь, что сейчас тоже кто-то нацеливался на меня?

— Нет, милок, думать — твоя привилегия. Так что уж поразмысли хорошенько, кто с тобой может посчитаться.

И кто бы это мог быть? Недоброжелателей у меня в городе было и в самом деле немало, и не я тому виной — род занятий способствовал. Но таких, чтобы были готовы нанять профессиональных убийц для моего устранения, — таких точно Не было. По крайней мере их не было в живых. Может быть, по случаю Светопреставления кто-то из моих мертвых врагов воскрес? Нет, это — чушь полнейшая. А может…

«Ба-бах!» — оба мы подскочили как ужаленные. Мгновением позже я сообразил, что стучат в дверь, но стучат так, словно собираются разнести ее в щепки. Похоже, мои таинственные враги осознали свою утреннюю промашку и теперь вернулись, чтобы ее исправить. Ну-ну, господа, не подумали, к кому ломитесь. Я как тот еж, которого без рукавиц не возьмешь!

Для начала я достал из скобяного ящика здоровенный медвежий капкан — кто-то нынче без ноги останется. Краем глаза я заметил, что Кларисса вооружилась самой большой сковородкой, какая была в моем доме. Молодец, тетушка, без боя не сдадимся!

— Райен, открывай! — послышался возмущенный вопль из-за дверей. — Именем короля открывай!

Ага, так я и открыл! Мне такие уловки приходилось слышать, что эта по сравнению с ними — детская наивность. Успеть бы капкан поставить, пока банда дверь не вышибла.

— Райен! Открывай, мерзавец, чтоб ты сдох, ожил и снова сдох! Дело государственной важности! — Оравший начал срываться на визг. Где-то я уже слышал этот голос. — Зарна, командир городской когорты, говорит с тобой!

В задачу когорты городской стражи, насчитывавшей в своем составе более тысячи бойцов, вменялось блюсти порядок и закон на улицах Эйса, чем они и занимались иногда. За такие гроши, что доставались рядовому стражнику после того, как командиры и чиновники всех уровней приложили свои жадные лапки к солдатской кассе, в стражу поступали лишь дураки да воры, причем последние, по моим наблюдениям, явно преобладали числом, По городу черноплащники шастали стайками не менее пяти человек и своими повадками заставляли вспомнить ту среду, откуда, собственно, они и вышли.

Возглавлял этот разношерстный сброд, по недоразумению именуемый вспомогательными войсками, именно Зарна — маленький щуплый человечек, похожий на хорька, с дурной репутацией и темным прошлым. Мне уже приходилось с ним общаться при расследовании нескольких громких дел. Тогда он производил впечатление всемогущего человека, но этот поросячий визг за дверью моего дома вызывал большие сомнения.

Знал я одного парнишку, который умело изображал чужие голоса. Та банда обчистила множество богатых домов, пока преступные главари не всполошились, бросив всех своих людей на устранение зарвавшихся урок. Кажется, тому искуснику отрезали язык… Я снова начал склоняться к версии с наемными убийцами, тем более что за дверью наступила подозрительная тишина. Шаг за шагом я начал отступать назад по коридору в нехорошем предчувствии.

Тьма меня забери, я не ошибся в своих подозрениях! Оглушительный удар обрушился на дверь, засов толщиной в руку переломился, как ветка, и в коридор с грохотом и лязгом влетела огромная стальная туша. Что это было, я уже не разглядел, поскольку несколькими скачками пролетел весь коридор, дернул замаскированный под вешалку рычаг и тут же бросился в кладовку — к оружейному ящику. Наемники будут неприятно удивлены, увидев в проходе мощную решетку, а мои самострелы тоже их не порадуют.

Черная людская масса, вломившаяся в мой дом, наткнулась на новую преграду и тут же попыталась ее выломать. Но услышав мой истеричный вопль: «Назад, стрелять буду!», — все они как один отпрянули обратно в коридор и попадали на пол. А из прихожей раздался возмущенный визгливый окрик:

— Ку-уда?! Вперед, трусы позорные! Вперед, или расстреляю каждого десятого на месте!

— Так нас ведь всего девять… — загундосил кто-то в темноте, но такое оправдание не спасло его от мощного пинка по кольчужному боку.

Страх перед гневом начальства пересилил страх перед неизвестностью, и толпа вновь приблизилась к решетке, безуспешно пытаясь спрятаться друг за друга в неясном свете зажженной лампы, которую я по недосмотру оставил в прихожей.

Только теперь я разглядел на них короткие черные плащи и мое боевое настроение как ветром сдуло. Кажется, Валиен, у тебя теперь будут бо-ольшие проблемы. И уж совсем мне стало не по себе, когда из-под плащей осторожно высунулась взъерошенная мордочка Зарны.

— Открывай немедленно, висельник! — взвизгнул он еще тоньше, чем прежде, увидев меня. — Дом окружен, тебе не сбежать! Открывай, если хочешь остаться в живых!

Я неуверенно вышел из своего укрытия за кухонной дверью и протянул руку к рычагу, но, вспомнив про коварный и мстительный нрав шефа когорты, замер в сомнениях. В своих последних делах я несколько раз ставил Зарну в глупое положение, а он, соответственно, старался изобличить во мне нарушителя закона. Может быть, теперь, когда представился подходящий случай, он решил поквитаться со мной за все сразу?

Очевидно, Зарна тоже подумал нечто подобное, поэтому оскалился в снисходительной улыбке и более спокойным тоном произнес:

— Господин Райен, немедленно откройте решетку. Я исполняю королевский приказ, и любое неподчинение мне будет считаться преступлением против Короны. Вы же не хотите считаться преступником?

К моим ногам полетела бумага с тяжелой сургучной печатью. Я поднял ее — действительно, это был указ «Во имя и от имени Его Величества», скрепленный личной королевской печатью и дающий неограниченные полномочия его обладателю. Такой я уже видел однажды — опять вспомнились события годичной давности, и в душе зародилась маленькая искра надежды. Что ж, придется открыть, пока этот хорек еще сдерживает свою ярость.

Когда решетка поднялась, люди в черном умело заломили мне руки, ткнули лицом в пол и уже собирались проверить прочность моих ребер коваными сапогами, но Зарна остановил их:

— Чтоб ни одного синяка на нем, поняли? За мной, быстро! Меня подняли и потащили на выход, где раздавался истерический смех Зарны, уже подходившего к дверям.

Проходя через прихожую, я тоже не смог удержаться от усмешки: в прихожей сидел здоровенный, в шесть локтей ростом, гигант в полном латном доспехе и очумело тряс головой в покореженном шлеме, на котором намертво засел мой медвежий капкан. Оказалось, что, высадив дверь, этот вышибала приземлился в коридоре точнехонько головой в мою ловушку. Пока меня арестовывали, он так там и лежал, пребывая в оглушенном состоянии. Шлем выдержал удар, но был сильно помят — будто акула укусила за голову и челюсти свои оставила.

— Отвезите его в королевский замок — прямо к кузнецу! — распорядился Зарна сквозь смех. — А мы с господином Райеном сперва прокатимся в другое, не менее интересное место.

У меня аж все опустилось внутри — под выражением «интересное место» часто подразумевались мрачные казематы городской когорты, где пытки при допросах были вполне рутинным мероприятием. Не для тех, конечно, кто оказался там поневоле.

На улице стояли несколько черных карет стражи, в одну из которых меня и затолкали. Рядом сел шеф когорты — он был явно в приподнятом настроении и довольно потирал руки. Во время недолгой дороги в ответ на все мои вопросы он только хитро щурился, заставляя меня вспоминать очень неприятные для меня обстоятельства нашего знакомства.

Это случилось несколько лет назад, на заре моей самостоятельной сыскной деятельности, когда в нашей темной феодальной стране никто и помыслить не мог о том, что расследовать крайне щепетильные дела может человек со стороны. Испокон веков считалось, что общество делится на слуг и хозяев, что первые работают на вторых, что те и другие одной веревочкой повязаны и что в случае опасного вольнодумства или вольнодейства прижимать к ногтю надо и тех, и других. Появление в городе первого наемного сыщика сломало эту Древнюю традицию, но она еще долго оставалась в закоснелых горских мозгах местной власти.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31