Приключения Гука

Не заходя в дом, все расположились под большим брезентовым навесом у длинного обеденного стола. Здесь гулял лёгкий ветерок и была защита от прямых солнечных лучей.

Теперь разговор повёл Снегирёв.

– Пётр Максимович, – Снегирёв протянул Волошину блокнот и ручку, – расскажите нам в двух словах об «эффекте маски».

– Пожалуйста. Как вы знаете, в воде далеко не увидишь – прозрачность не та, максимум десятки метров. Поэтому зрение у китов ближнее, но зато панорамное, с широким полем обзора. С другой стороны – у поверхности воды обычно очень светло, а чуть глубже сразу же значительно темнее. Вот и зрачок у них щелевой: он лучше регулирует яркость потока света в глубине и на поверхности. Глаза у дельфинов в темноте светятся за счёт зеркального слоя – это тоже приспособление к темноте, как у других ночных и сумеречных животных. – Да ещё, знаете ли, цвета разделяются ими только по яркости, а не по окраске.

– Так, а при чём тут «эффект маски»?

– По расчёту, на воздухе дельфин близорук, а на практике они точно ловят в воздухе рыбу и мячи. В чём тут дело? Мы обратили внимание на слой густой и прозрачной слизи, выделяемой специальными глазными железами. По своим оптическим свойствам эта слизь является как бы контактной линзой. В воде она не мешает зрению, а как только глаз оказывается на воздухе, этот слой начинает работать, как система, согласующая глаз с новой воздушной средой.

– Красивая гипотеза! Мы, ныряя в маске, помещаем перед глазами слой воздуха и тем приспосабливаем свои глаза к видению в воде, а киты на воздухе обходятся контактной линзой из слизи с такими же оптическими свойствами, как вода! Ну, а какие ещё есть новые идеи насчёт ориентации дельфинов?

– Надо бы поискать материал для контактных линз с оптическими свойствами, как у воздуха, и тогда аквалангистов, водолазов, а главное, гидронавтов можно было бы освободить от допотопной маски.

– Ну что же, Пётр Максимович, доклад ты нам практически сделал по всей форме. Немного отдышались, товарищи? – обратился академик к остальным членам комиссии. – Пойдём-ка посмотрим на самих дельфинов.

ДОМАШНИЕ ДЕЛЬФИНЫ

Спустившись к морю, по плавучему настилу все перешли к большому вольеру. Дельфины медленно плавали тремя группами, в прозрачной воде было отчетливо видно каждое их движение.

– Какие красавцы! – Мешков присел и опустил руку в воду.

Один из дельфинов возник из глубины и прикоснулся к ней носом, прежде чем академик успел отдернуть руку.

– Вот напугал, чертяка! Откуда ты взялся?

Дельфин медленно развернулся и остановился у самой поверхности. Его пасть раскрылась, набирая воду, потом челюсти сомкнулись, и упругая тонкая струя воды обрушилась на соломенную шляпу и белоснежный пиджак академика.

– Вот это встреча! Холодный душ для начала!

Все рассмеялись.

– Это ещё малая доза, с поправкой на ваш чин, а нас, – весело заметил Волошин, – иногда угощают вёдрами водички. Удар хвостом – и, если зазевался, окатят с ног до головы.

– Ну, раз так, я не в претензии; знакомиться так знакомиться! А эти друзья у тебя что, для цирка приготовлены? – Мешков показал на тройку дельфинов, лихо перебрасывающих мяч.

– Мы их не учили никаким трюкам, не до того. Дельфины сами придумывают себе развлечения, и надо сказать, что преуспели в этом. Пожалуй, действительно их всех можно показывать в цирке.

– Не увлекайтесь! Успех дрессировки дельфинов в океанариумах, кажется, мало чем отличается от известного для других видов! – заметил Снегирёв. – Правда, они все премудрости дрессировки постигают много быстрее…

– Батенька мой, – не выдержал Мешков, – а вы видели хоть раз их огромный мозг? Надо быть хорошим специалистом, чтобы с первого раза отличить, что это мозг животного. Огромный, весь в бороздах и извилинах! Чему ж тут удивляться, что

они быстро дрессируются!

– Александр Васильевич! Хотя эта работа и не входит в нашу программу, но я могу рассказать…

– А ну давайте рассказывайте! Сегодня вы прямо как именинник!

– Профессор Крупинский с нашими дельфинами поставил серию интересных экспериментов. Он выяснял уровень их рассудочной деятельности…

– Это очень интересно! – откликнулся Сухов. – Помнится, американец Бастиан пытался выяснить что-то в этом роде?

– Ну, не совсем так. Бастиан пытался выяснить, может ли один дельфин передать другому информацию о том, как надо себя вести, чтобы получить рыбёшку, – вставил Снегирёв.

– Совершенно верно. А в этих экспериментах дельфины должны были решить, куда прячет человек их любимую игрушку: в плоскую фигуру, окажем, треугольник или квадрат, или в объёмную – пирамиду, куб.

– Ну и как они справились с этой задачей?

– Представьте себе, блестяще! Экспериментатор получал от дельфина мяч, закрывался ширмой и прятал мяч в объёмную фигуру, потом ширма открывалась, и обе фигуры, плоская и объёмная, разъезжались по роликам в разные стороны. В подавляющем большинстве случаев дельфин плыл за объёмной, нажимал на рычаг, фигура опрокидывалась, и он получал мяч для игры.

– А что же, другие животные с этой задачкой не справляются, что ли? – скептически бросил Снегирёв.

– Только обезьяны с первого раза решают эти задачи, а собаки – нет! Их надо этому обучать.

– А ваши эксперименты с Гюйсом, разве они не говорят о большом своеобразии этих животных? – вступил в разговор Сухов. – Я знаю мало примеров, – продолжал он, – когда бы дрессированное животное, оказавшись на свободе, осталось таким послушным и управляемым, как Гюйс.

– А может, просто человек в других случаях не проявил достаточно терпения и изобретательности в приручении диких животных? – заспорил Снегирёв.

– Как бы не так! Полезных для него животных человек приручал, одомашнивал, а бесполезных добывал! Зачем их было приручать?

– Боюсь, что скоро добывать будет некого. Так что человек вполне заслужил, что всё живое спасается от него бегством, а попав в неволю, старается при первой возможности удрать снова на свободу. Но дельфины кажутся исключением из этого правила, – принял участие в разгоревшемся споре Мешков.

– Дельфины значительно отличаются от других млекопитающих своим отношением к человеку, – убеждённо начал Пётр Максимович. – Они сами стремятся к контактам с человеком. Многочисленные примеры из истории служат этому подтверждением, сталкиваемся с этим и мы в своей работе. Но, заметьте, это касается одного, изолированного от себе подобных дельфина. Меньше это применимо к двум дельфинам, содержащимся вместе, и то, если до этого они были порознь выдрессированы. А вот перед вами плавает стадо афалин. Они живут в неволе два года, совсем не боятся человека. Но мы не представляем для них особого интереса: у них хватает собственных дел и развлечений.

– Ну, а как быть тогда с американской программой «Человек и море»? Вы лучше меня знаете, что дельфин Тэффи выполнял сразу несколько обязанностей: почтальона, проводника, телохранителя.

– Ну знаете, теперь Тэффи никого не удивишь. После этого был Кейки, а наш Гюйс работает в море лучше их обоих! – парировал Пётр Максимович.

– Обратите внимание! Во всех случаях действительно один дельфин… – задумчиво заметил Мешков.

– Не так давно профессор Куроки предложил курс обучения дельфинов, рассчитанный на двенадцать лет… – продолжал Пётр Максимович.

– Срок немалый – курс средней школы.

– Он надеется за это время обучить несколько поколений дельфинов выполнять специальные команды человека, чтобы пасти стада рыб. Вы представляете: подводный пастух-дельфин? Это же замечательно!

– Когда-то человек первой приручил собаку, которая и сейчас порой бывает незаменима. Может быть, и дельфин может стать таким же помощником и другом человека в океане? – явно поддержал Сухов.

– Значит, делаем дельфинов домашними существами? – весело подвел итог Мешков.

– А разве это невозможно? Профессор Точилин считает, что примерно за семьдесят лет афалину можно превратить в домашнее животное!

– Позвольте! Прирученные животные – это всего лишь одиночные особи! Одомашнивание же – это приручение целого вида! Неужели вы не видите, что здесь мало дрессировки? Генетика, селекция, а главное, время, время и время! – не сдавался Снегирёв.

– Всё это ведёт к тому, что давно пора от промысла переходить к хозяйству… Да, именно к хозяйству, широкому, настоящему хозяйству. И надо добиться, чтобы так считали не только в нашей стране, но и во всем мире! Нашим детям и внукам захочется жить на богатой и разнообразной природе, при изобилии разных продуктов, а без океана всего этого не добиться. Так-то, друзья, – закончил неожиданный спор академик. И, помолчав, добавил: – Связались бы вы, Пётр Максимович, со своими американскими коллегами да добились бы их приглашения в эту бухту. Они дельфинов, говорят, для войны дрессируют, а мы – для мирного хозяйства… Вот и давайте обращать их в нашу веру! Моя помощь вам обеспечена.

– Александр Васильевич! Пётр Михайлович! – не давая прекратиться разговору, подхватил Сухов. – У меня есть одна идея по международному мирному использованию китов: в качестве плавучих гидрометеостанций, сообщающих подробные сводки погоды из разных точек океана. В нашем институте радиоэлектроники могли бы, наверное, создать необходимые передатчики и другое оборудование, а биологи, наверное, могут найти способы надежного крепления аппаратуры к животным.

– Это сделать, наверное, можно. Но одомашнивание дельфинов – из области научной фантастики, – упорствовал Снегирёв.

– Но начинать всегда приходится с малого. Отдельные ручные дельфины – уже реальность, – заметил Сухов.

– Надо вырастить теперь несколько поколений ручных дельфинов!

– Эти ваши ручные дельфины не будут знать моря! Что от таких проку? – настаивал Сухов,

– Другой путь не легче. Расшифруй их язык, попробуй с ними договориться на равных! Пока у нас не получается такого разговора, хотя мы и очень хотели бы этого… – задумчиво закончил Пётр Максимович. – Пошли, может быть, теперь в лабораторию? Я покажу вам отчёты и материалы.

Люди уходили с вольера, и топот их ног был привычен, но чуть громче обычного.

Зит коротко свистнула, разрешая каждому заниматься своим, и поплыла к Керри. Чиззи достала со дна кусок верёвки и затеяла весёлые гонки. Жизнь под водой шла своим чередом.

ЗДРАВСТВУЙ, ЗИТ!

Прошло два долгих года, как Гук покинул родное Чёрное море. Но здесь всё осталось по-прежнему: те же запахи, те же звуки, те же рыбьи стаи. Даже небо знакомое и родное… Мутная от весенних штормов вода как будто радостно расступалась, пропуская вперёд стремительно летящее тело Гука. За ним мелькает знакомый белый плавник Эч.

– Ну как, Эч, ты видишь теперь, какое оно замечательное, моё Чёрное море! Ты чувствуешь, какие здесь мягкие волны? Ты слышишь, как здесь много всякой рыбы? – свистел и щёлкал Гук. – Весь мой род сейчас должен быть у гористых берегов. В эти луны там спокойно и очень много рыбы. Мы начнём наше путешествие по морю от Голубой бухты – любимой бухты моего детства. Я знаю каждый камень на дне и каждую трещинку в скалах…

– Гук, Гук, но уже здесь пахнет дельфинами!

– Нет, Эч, мы придём к дельфинам по пути моих предков: от Голубой бухты вдоль берега.

– А мне кажется, Гук, что ты просто боишься появиться в стаде!

– Ничего я не боюсь… Но давай всё же сначала поплывём в Голубую бухту, мне хочется начать всё с самого начала…

И вот уже Гук различает вдали такие знакомые силуэты окрестных гор. Вот огромный Сокол с отвесной стеной, вздымающейся на сотни длин над морем, вот длинный и гористый полуостров, закрывающий бухту с юго-востока. Ещё сотня длин – и вход в бухту…

– Гук, ты чувствуешь?

– Да! – только и мог бросить в ответ Гук, задохнувшийся от струй запаха, такого родного запаха, который мог принадлежать только…

– В бухте или где-то рядом много дельфинов! – затрещала Эч.

– Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! – не выдержал Гук.

Молчание…

– Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук!

Вот Гук и Эч миновали последний мысок, и перед ними вход в небольшую уединенную бухту, окружённую высокими горами, поросшими густыми соснами.

– Запах моего стада! – Гук рванулся в бухту и вдруг замер на месте: локатор ясно показывал перед ним странную стенку. Сеть! Толстая высокая сеть на всю глубину бухты!

– Я Зит из рода Эрр! Кто ты? Осторожно, мы в плену.

– Мама!

– Гук! Я знала, что ты придёшь снова! Я слышала вчера твой голос! Я знаю всё, и старейшины узнали всё о тебе и простили тебя… Гук! Мой мальчик! Какой ты большой и красивый! У тебя разорван грудной плавник? У тебя шрам на спине? И ты не один?

– Это Эч из рода Чакки! Мы с ней плыли сюда много лун. Она знает про всё на свете, и мы с ней самые близкие друзья!

– Здравствуй, Зит из рода Эрр! Я Эч из рода Чакки! Но почему вы в плену?

– Нас поймали большой сетью и теперь держат здесь уже две зимы. Здесь всё моё стадо, оно стало теперь большим: Керри, Мэй, Чиззи, и их дети – всего 12 дельфинов. Не подплывай близко к сетке, это опасно, Гук, можно запутаться!

– Эч, ты не разучилась играть в перескоч? Вперёд!

Останавливать его было бы бесполезно. Эч ещё никогда не видала Гука таким взволнованным.

От громкого удара двух тел о воду звонкое эхо покатилось по склонам холмов. Из палатки, стоящей недалеко от берега, выглянула Люда и внимательно осмотрела вольер.

– Пётр Максимович! Пётр Максимович! Скорее сюда! Смотрите, что делается в вольере!

А посмотреть было на что. Все дельфины, живущие в вольере, огромными лепестками ромашки окружили каких-то двух дельфинов. Моментально выскочивший на зов Люды Пётр Максимович стал считать дельфинов. Два, четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать. Что за чёрт! Два, четыре, восемь, двенадцать… Опять сбился.

– Люда, быстро пересчитайте дельфинов.

– Четырнадцать, Пётр Максимович!

– Коля, Петя! Гидрофоны в порядке? Скорее включите магнитофоны! Записывать все звуки в вольере. Кажется, начинается что-то интересное…

– Теперь вы знаете, что произошло со мной за эти два года. Всё, что потребуют старейшины, я повторю перед ними, и может быть, что-нибудь из моих рассказов и многое из рассказов Эч будет оставлено в памяти рода. Когда должна быть встреча рода? И почему здесь сидите, за сетью?

– Нас обманули люди. Однажды, когда мы спокойно плавали недалеко от берега, с вонючих судов окружили нас огромной сетью. Когда мы хотели вырваться, оказалось, что сеть окружает нас со всех сторон. Ты помнишь это. Нас привезли сюда. У двуногих очень приятная кожа, тёплая и мягкая. С ними приятно плавать рядом. Сюда заплывает много рыбы, да и люди дают нам ещё. Здесь мы живем неплохо, но никак не можем понять, зачем всё это. Кто им дал право нарушать порядок моря и лишать дельфинов свободы?

– А как ты думаешь, откуда мы узнали, что ты должен прийти к нам? – не выдержала Чиззи. – Несколько дней назад вдруг откуда-то с берега до нас донеслись твои слова: «Кто ты, друг, и нужна ли тебе моя помощь? Я дельфин Гук из рода Эрр». Только голос у тебя был очень хриплый и нечёткий. Но это говорил ты, мы все узнали твой голос.

– Мы стали звать тебя, но ты только повторял эти слова снова и снова и не приближался! – с горечью воскликнула Мэй.

– Мы сразу определили, что твой голос шёл не из моря, а из круглого черного предмета, болтающегося около дна. Здесь их несколько в разных местах бухты. Твой голос был везде, а тебя не было нигде, – задумчиво сказала Керри.

– Я однажды тоже слышал свой голос – это было за много лун пути отсюда, в холодном море. Там я тоже встретил людей, и они повторили мои слова, которые я незадолго перед этим сказал тюленю Ле-Птони. Но я сказал свои слова там, и они там же их повторили. Я не знаю, – продолжал Гук, – как мой голос мог оказаться здесь. Ясно только, что люди могут повторять слова и передавать их на большое расстояние. Это удивительно, как удивительно многое, связанное с ними. Я думаю, что настало время поговорить со старейшинами рода о людях, посмотреть, что есть в памяти рода об этих существах.

– Но мы заперты в бухте и не сможем найти старейшин отсюда, – вступила в разговор Зит. – Нужно уйти отсюда, но с нами маленькие, которые не могут перепрыгнуть сеть. А кроме этого, может быть, звучит и странно, но мы привыкли к нежным и ласковым поглаживаниям людей, и нам кажется, что ничего плохого они не хотят нам сделать.

– Мы всё время пробуем поговорить с ними, но они, очевидно, лишены возможности понимать наш язык и ничего не отвечают. Они могут только повторять, что мы говорим, да и то очень искаженно и непохоже.

– Это всё надо рассказать старейшинам, а для этого надо уйти отсюда, – решил Гук.

– Пожалуй, ты прав, – поддержала Керри.

– Прав! Прав! Гук прав! – засвистели и защёлкали все дельфины.

Теперь оставалось только найти способ выбраться из запертой бухты. Сеть непреодолимой стеной закрывала выход на волю. Конечно, взрослые дельфины, да и молодые, могли бы с легкостью перепрыгнуть через верхний край сети, но как быть с малышами?

Эч, угадывавшая каждую мысль Гука, ринулась вниз и принялась внимательно осматривать нижний край сети.

Сеть перегораживала всю бухту – сверху донизу, и её тяжелый нижний край крепился на якорях и больших каменных плитах. В одном, месте сеть лежала на подводной скале, выступавшей на несколько длин, из дна и по бокам этой скалы оставались узкие щели. В эту щель не мог проплыть взрослый дельфин. А если…

Схватить зубами край сети, потянуть на себя и вверх было делом не особенно трудным. Сеть потянулась, но отверстие почти не увеличилось.

– Гук! Керри! Тен! Сюда! – засвистела Эч.

Когда четыре дельфина разом потянули за нижний край сети, отверстие стало заметно больше. Ещё усилие – и открылся проход, вполне достаточный, чтобы в него проскользнул взрослый дельфин с плывущим рядом детёнышем.

– Все сюда! Все сюда! – раздался резкий и требовательный зов Зит. Теперь, когда решение было принято, Зит снова стала твёрдой и решительной главой стада.

– В это отверстие выходят все, кроме тех, кто держит сеть. Быстро!

Держать тяжёлую сеть зубами было трудно. Хвосты четырех дельфинов работали как маленькие моторы, пока все десять дельфинов не проплыли в отверстие и их голоса не раздались с другой стороны сети.

– Выходите из бухты и ждите нас в открытом море! – крикнул Гук.

Четыре дельфина, державшие сеть, отпустили её, и она аккуратно легла на дно. Оставшиеся в вольере дельфины спокойно поплыли вдоль верхнего края сети. Через несколько минут Гук подал команду: «Перескоч!» – четыре гибких тела взвились в воздух, пролетели несколько метров и легко вошли в воду уже по другую сторону сети.

Так же светило солнце, так же плескались волны о прибрежные камни, так же шуршал песок на пляже, но бухта стала иной. Не слышно было резкого «пуфф-пуфф», и не видно было темных глянцевых спин и плавников дельфинов в вольере, и на ленту, медленно наматывающуюся на барабан магнитофона в одной из палаток, уже не попадали ни щелчки, ни треск, ни писк…

– Дельфины ушли!!– раздался тревожный голос над бухтой.

Всё население небольшого лагеря высыпало на берег. Кто-то бросился в воду, не веря, кто-то уверял, что разорвалась сеть, кто-то пытался завести мотор небольшой лодки… Сразу осунувшийся и помрачневший Пётр Максимович решительно направился к мысу, загораживавшему вход в бухту со стороны моря.

Недалеко от берега медленно плыло стадо дельфинов. Дельфины будто не собирались никуда уходить и чего-то ждали. Но вот из-за мыса показались ещё четыре дельфина. Сверху, с мыса, было хорошо видно, как они стремительно неслись из бухты к стаду. У одного из них поперёк спины шёл широкий светлый рубец, а у другого спинной плавник был не тёмным, как у всех других дельфинов, а совсем белым…

Маленькое стадо, казалось, только и ждало этих четырёх, и скоро вдали можно было разглядеть лишь небольшие буруны, образующиеся на поверхности в тот момент, когда дельфин на полном ходу выныривает для вдоха.

На этот раз род Эрр собрался далеко от берегов – там, где нет следов от гремящих кораблей, там, где лишь редко-редко прожужжит в ослепительно-голубом небе серебристый самолет.

Старейшины выслушали рассказ Гука и подтвердили, что он может остаться в стаде, и что он не дослушал их прошлое решение до конца, так как они лишь на время, а не насовсем изгоняли его. Долго рассказывали Гук и Эч о своих встречах и приключениях, и многое из этого было оставлено навсегда в памяти стада. И много раз дельфины снова и снова упоминали о людях.

– Многое нам непонятно, – говорил Кру, один из старейшин. – Эти существа отличаются от неразумных. Они всё больше вторгаются в море. Они не всегда приносят зло, и часто бывать с ними безопасно и даже приятно. Они водятся не только по берегам нашего моря, но и везде по берегам океана.

– Мы их не можем понять и не можем ими распоряжаться, как акулами или другими рыбами, – говорили старейшины. – Мы не можем предвидеть их поступки, как не можем предвидеть шторм или извержение вулкана. Мы живём в одном мире, они живут в другом. В каждом мире свои законы. Законы их жизни нам непонятны и, может быть, останутся непонятными всегда…

– Законы их жизни пока непонятны и, может быть, долго останутся непонятными для нас, – закончил свой доклад в институте Пётр Максимович. – Мы столкнулись с очередной тайной природы, и пока у нас слишком мало средств, чтобы разрешить эту загадку.

После двух лет жизни дельфинов в вольере, когда многие из них стали совершенно ручными и не уплывали от нас, даже когда мы выпускали их в открытое море, в вольер проникли два новых дельфина. Видели бы вы, что происходило с нашим стадом! В течение нескольких дней эти два новых дельфина были центром всего. У нас есть пять километров магнитофонной ленты, где записано всё, что происходило в вольере в течение этих дней.

Потом все дельфины исчезли, исчезли непонятным способом, не повредив сеть и не перепрыгнув через неё, ведь нам хорошо известно: до появления этих двух новых никто из них не выпрыгивал, а кроме того, детёныши, которых в стаде было трое, не могут прыгать через сеть!

И ещё непонятное: когда мы передавали через гидрофоны запись голоса дельфина из Антарктики, присланную нам доктором Лосом, стадо всегда приходило в возбуждение, а самые старые звери что-то трещали и свистели прямо в наши микрофоны. Эти записи тоже у нас есть.

– Мы должны больше знать о дельфинах, но, наверное, пока мы не спустимся к ним в море и не поймем их язык, нечего и мечтать о том, что мы сможем узнать их жизнь, их тревоги, радости и проблемы. Две недели назад мы поместили в береговой бассейн новую группу дельфинов. Как раз с ними сейчас ведутся исследования.

– А не пытались ли вы расшифровать записи на пленке? Неужели даже с помощью наших электронных машин нельзя уловить хотя бы построение их языка и что-то понять? – спросил кто-то из зала.

– Этим-то и занимается сейчас вся лаборатория. Но пока мало надежды на скорый успех. Пока приходится только фантазировать и предполагать, предполагать и фантазировать…

– Иногда нам кажется, что мы вот-вот поймём, о чём идёт речь в этой беседе. Нам кажется, что эти два дельфина вернулись в стадо – в родное стадо – после долгого, долгого путешествия и рассказывают что-то очень интересное и важное для всего стада. Иногда их речь перебивают вопросами, и тогда они снова повторяют то же самое, что только что рассказали, и продолжают дальше. И может быть, это рассказ о тайнах Великого океана, а может быть, это передача задания, которое они принесли от находящихся на свободе дельфинов…

И снова море отдыхало после зимних штормов. Оно лежало почти неподвижно – притихшее и бескрайнее. Белесо-синее небо источало ослепительный свет. Солнечные лучи бесшумно пронзали застывшую толщу воды, переливались в ней, ласкали и грели…

Сегодня в стаде дельфинов, плывущем где-то в этом бескрайнем море, знаменательное событие: настало время, когда из общего стада должны уйти самцы. И поведёт их – по решению старейшин – Гук, который с сегодняшнего дня становится главой стада и членом совета старейшин рода Эрр. С гордостью смотрит на Гука Зит, с грустью – Эч и с почтением и доверием – молодые дельфины.

Гуку хочется сказать Эч, что уплывает он совсем ненадолго, что его стадо будет всё время где-нибудь неподалеку, что ей обязательно надо остаться в стаде Зит, потому что новорождённый дельфинёнок, который скоро должен появиться у неё, не может подвергаться опасностям жизни в бродячем стаде самцов. Но всё это Эч знает и сама… И вот дальше и дальше звуки стада Гука, и еле слышно доносится оттуда знакомый голос:

– Кто ты, друг? И нужна ли тебе помощь? Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки!

От авторов

О ДЕЛЬФИНЕ ГУКЕ И ЕГО ПРИКЛЮЧЕНИЯХ В ОКЕАНЕ

Откуда может быть известно, как ведут себя дельфины в море, кого боятся и на кого нападают, с кем дружат и куда плавают? Попробуем очень коротко рассказать здесь, что действительно известно ученым о жизни дельфинов и об их загадочном мире.

Дельфины – млекопитающие. У них горячая кровь, и они умеют поддерживать температуру своего тела на постоянном уровне, они рождают живых детёнышей и выкармливают их молоком. Наконец, их строение очень близко к строению других млекопитающих, в том числе и человека, но… Это «но» очень серьёзно и очень важно.

– Дельфины – единственные в своем классе, единственные среди млекопитающих – стали полностью водными животными. Они проводят в море всю жизнь – с момента появления на свет и до смерти. Другие млекопитающие тоже стремились освоить водную среду, и есть виды, которым это удалось, правда в разной степени. Одни проводят в воде всего несколько часов или минут: это бобр, ондатра, норка – известные всем пушным звери. Другие, например разные тюлени, живут в воде по нескольку месяцев. Но чтобы произвести на свет потомство, им обязательно надо выйти из воды.

Попытки человека освоить море пока напоминают лишь робкие первые шаги ученика: несколько минут – вот предел погружения человека под воду без снаряжения. Согласитесь, что это немного. Для того чтобы работать под водой, ученые используют громоздкое снаряжение – акваланги, компрессоры, газовые смеси, водолазные скафандры, гидрокостюмы, строят «подводные деревни». Свою неприспособленность к водной стихии человек возмещает изобретениями своего ума, творениями своих рук.

Всё это лишь подчеркивает, как сложно приспособиться к жизни в воде. Природе потребовалось много миллионов лет, чтобы эволюционный процесс смог создать столь совершенное млекопитающее, как дельфин, для которого водная стихия – дом родной. Долго жить в воде человеку или трудно, или невозможно. Вода – это особая среда. Она в восемьсот раз плотнее воздуха – в ней трудно передвигаться не только пловцам, а даже лодкам и кораблям. В воде люди становятся неуклюжими и малоподвижными.

Вода ненасытно отбирает тепло – человек в ней быстро замерзает, его начинает бить озноб после нескольких часов плавания даже в тёплой воде. Наконец, воздух, необходимый для дыхания, тот самый живительный воздух, без кислорода которого всё живое на земле гибнет, где его взять? Рыбы, моллюски, миллиарды обитателей океана извлекают кислород прямо из воды, млекопитающие дышат кислородом атмосферы. Для этого надо вынырнуть на поверхность моря – так делают все млекопитающие животные, а человек, кроме того, берет некоторый запас его под воду в баллонах акваланга или получает через шланг скафандра. Казалось бы, чем не выход? Но за это приходится платить дорогую цену: час работы на глубине 60 метров – это несколько часов постепенного подъёма водолаза, остановки для декомпрессии… Иначе человека подстерегает кессонная болезнь.

Почему возникает кессонная болезнь? Каждые десять метров погружения – это прибавка в давлении на один килограмм. Десять метров – 1 атмосфера, 100 метров – 10 атмосфер, 1000 метров – 100 атмосфер или 100 килограммов на каждый квадратный сантиметр поверхности тела.

Если человек находится на глубине 60 метров, то вода давит на него с огромной силой – 6 килограммов на каждый квадратный сантиметр. Чтобы на глубине можно было дышать, надо водолазу воздух подавать под тем же давлением, с которым давит вода. Водолаз час дышал воздухом под давлением 6 атмосфер. Все клетки его тела, все органы испытывали то же самое давление воды. Теперь, если быстро поднять его на поверхность, во всех клетках и тканях его организма выделятся миллиарды пузырьков. Это всё равно, что нагреть бутылку лимонада и открыть пробку – содержимое выплеснется из неё пенистым фонтаном.

Почему так происходит? Воздух, которым дышал водолаз, растворялся у него в крови. Кислород использовался для дыхания клеток и тканей тела, а инертный азот насыщал и насыщал кровь и ткани тела. Стоит изменить давление, и азот начнет из растворенного состояния переходить в газообразное: кровь закипит миллиардами пузырьков, которые закупорят сосуды, и наступит смерть или тяжёлый паралич. Правда, если очень быстро снова повысить давление, – например, поместить водолаза в специальную декомпрессионную камеру, – то газ снова перейдёт в раствор, затем, постепенно понижая давление, можно человека спасти, так как избыток азота будет постепенно уноситься током крови и через лёгкие выводиться наружу.

А вот киты могут нырять даже на большие глубины без всякой опасности заболеть страшной кессонной болезнью. Всё дело в том, что они ныряют с одной порцией воздуха в лёгких. Даже если весь воздух из их легких растворится в крови во время погружения, то и в этом случае быстрое всплытие не приведет к образованию газовых пузырьков – слишком мало воздуха было в организме.