Беспризорница Юна и моркие рыбы (Книга 1)

      Но разве Рыболов - это такое уж чудо? Кто хочешь может увидеть Рыболова, если, конечно, сейчас весна или лето, нужно только знать место, где он сидит, этот камень, который так и называют: камень Рыболова. Туда и приходи с любым своим делом - покупаться, или просто посидеть в тишине, посмотреть на воду, в которой неподвижно стоит красная палочка поплавка. Ну, а не распугаешь ли ты рыбу? Вряд ли; может там, конечно, и есть рыба, только никто никогда не видел, чтобы Рыболов что-нибудь вытаскивал. Может у него и крючка нет - кому какое дело? Зато можно рассказать что-нибудь, что тебе важно, и Рыболов выслушает, то есть, конечно, неизвестно, слушает ли он, глядя на воду, темную или блестящую, смотря по солнцу. Но, вероятно, все-таки слушает. Почему бы и нет? Папаша Маугли, например, постоянно с детьми ходил к Рыболову, а вот граф де Билл, скажем, - совсем редко. Ну, каждый по разному. Но чтобы Рыболов сам пришел в замок?!..
      Он пришел, когда Кондор уже играл, играл и играл, - так, может быть, он пришел послушать Кондора? Вот интересно, Кондору же тогда, наверное, должно быть очень приятно. Может он и играл так оттого, что Рыболов сидел вместе со всеми и слушал его? Но скорее всего нет. Скорее всего, Кондор просто играл.
      Кондор просто начал с того места, где они с Бенджамином Приблудным остановились вчера. Лето почти прошло, тихонько сыграл Кондор, и это было правильно, но Кондор почувствовал, что сейчас это уже не вся правда. И он попробовал еще раз. Получилось - что-то почти ушло. Но тут Кондор вдруг все понял. Он понял, что должно быть на самом деле. И он сыграл. Он сыграл: кто-то почти вышел.
      Ну наконец-то!..
      Ну и времена настали - это сколько же пришлось ждать, чтоб этот кто-то наконец сдвинулся с места? Это же состариться можно было, ожидая! Нет, послушайте-ка, - разве мы были такими, когда нам еще не было всем по стольку многу лет и зим, как сейчас? Разве кому-нибудь приходилось ожидать, чтобы мы вышли? Эй, Папаша Маугли, ну-ка, признайся, когда ты еще не был Папашей, разве кто-нибудь ожидал, чтобы ты вышел? Никто и оглянуться не успевал, а ты уже был за тысячу миль, - ты вылетал, как торпеда, никто и моргнуть не успевал! Да что, - честное слово, еще день-другой, и я бы плюнул и сам куда-нибудь вышел, удивляюсь, как это я до сих пор этого не сделал. Правда, у меня были веские причины: надо было насушить трав, а то что курить-то зимой, и картошку посадить, кушать ведь тоже хочется, а всякие огурцы-помидоры, редиски-капусты, и все такое - это что, думаете, с неба берется? А так бы я давно уже вышел. Не верите? Ну и правильно не верите, никуда бы я не вышел. Хватит, находился уже, мне и здесь хорошо. Хватит, я уже один раз когда-то вышел. Эй, Папаша, скажи хоть ты им, когда ты вышел - ты ведь прекрасно помнишь, как это было - ну-ка, по-честному: разве ты сюда собирался?.. Ага, то-то же: где-то в пути, видно, ошибочка вышла, и вовсе ты не сюда собирался, совсем в другое место, тихо, не говори, в какое, и так грустная песенка получается.
      Ну да! - не ошибается тот, кто никуда не идет, - а кто шел, тот и ошибся. Но теперь - все, хватит! теперь - ни ногой, хватит уже ошибаться, поздно... Но ведь чудеса случаются только по ошибке, разве вы этого никогда не слыхали?
      Да, только по ошибке, только по ошибке, а потому давайте-ка вместе подумаем о том, кто сейчас вышел, раз уж ничем другим мы помочь ему не сможем - ведь это его ошибка: его чудеса. А мы - нам всем и здесь хорошо, и это ли не самое главное чудо? Да, мы никуда не пойдем, ведь нам и здесь хорошо. Очень хорошо, вот только грустновато. Ведь лето почти прошло...
      Вот что сыграл Кондор. Но разве можно такое сыграть на дудке? Нет, конечно. Это шутка. Это просто мне захотелось такое сказать, вот я и пошутила, что как будто бы это Кондор сыграл. А Кондор просто играл музыку - очень красивую музыку, сначала грустную, а потом веселую, и каждый, кто его слушал, мог бы, конечно, сказать, про что она, - но никто никого не спрашивал, потому что - не дураки же они. Но что лето почти прошло - это точно, это там было. С этого Кондор начал, этим он и закончил, и когда последний звук растаял над яблонями, оказалось, что уже утро. Утро! Пусть бы Кондор еще играл, или пусть бы он закончил чем-нибудь другим! Но Кондор опустил дудку, он все сыграл, и не знал, что дальше, и все почувствовали себя обманутыми или покинутыми...
      И вдруг!
      Как-бы-не-так, как-бы-не-так!!! - раздалось откуда-то из дальней стороны сада, и это был барабан, и вслед за тем!
      Вслед за тем они появились, сначала Бенджамин Приблудный, который мчался огромными скачками, и руки его хлопали как крылья по огромному красному барабану, и за ним - прекрасная королева Санта в белом и грязном платье, и она хохотала! Хохотала во все горло!..
      Юрис Рыжебородый вскочил и двинулся навстречу, и лицо у него было... Но, не пройдя и двух шагов, круто развернулся и уселся на свое место: он злился, но смотреть на это нечего. А королева?
      - Он сделал мне предложение! - кричит королева Санта Первая, и хохочет во все горло. - Он! ха-ха-ха! Предложил мне замуж!..
      Все косятся на Бенджамина Приблудного, который, сверкая зубами, наяривает на барабане, а Анна-Лидия Вега-Серова, не выдержав, кричит:
      - Кто, кто, кто?
      - Принц! - кричит Санта. - Он - принц! Только он... Ха-ха-ха!!! - кабан!..
      - А ты???
      - А я! Я сказала ему, что я еще маленькая!!!
      И тогда дона Бетта встала. Она подняла руку, - и тут все костры, дожидающиеся своего часа в разных уголках сада, вспыхнули одновременно, хотя никто их не поджигал! И все птицы запели, а все дети проснулись.
      Праздник Костров начался.
      Беспризорница Юна выбралась из леса прямо на асфальтовую дорогу, которая закруглялась вокруг всего города, и поэтому называлась "большое кольцо".
      Солнце вылазило из-за леса, а Юна шагала, размахивая руками, и, чтобы согреться, пела такую песню:
      - Тише дети, ни шу-шу!
      Я поймал большую вшу!
      Грязную, вонючую.
      Щас ее замучаю!
      Шли по полю, и ели "Поморин",
      Ели "Поморин",
      Ели "Поморин".
      Шли по полю, и ели "Поморин"!
      И ели "Поморин"!
      Ели "Поморин"!
      "Поморин", о, "Поморин"!
      Зубная паста "Поморин"!
      - Ха-а-а! Бе-бе-бе! Чтоб у тебя колеса отлетели-и-и! - кричала Юна, когда ее обгоняли машины (их было не очень много, всего одна или две, ведь было еще рано). Конечно, Юна вовсе не хотела, чтоб у них колеса отлетали, а просто так кричала; а если чуть что, то она могла бы запросто спрятаться от них в лес, где им ее словить.
      Солнце уже поднялось над лесом, и облака, сначала красные и желтые, постепенно угасали, когда справа показался город. А впереди... Впереди был шлагбаум, и он перекрывал дорогу, так что все машины, обогнавшие Юну, теперь стояли у шлагбаума. И еще. Еще у шлагбаума кто-то стоял.
      - Ну ничего себе! - удивилась Юна.
      Ждут, конечно, - только как-то не очень-то верилось. Мама с папой не пустили, или что-нибудь. И вот теперь - Юне даже захотелось приостановиться, но ноги не послушались (привыкли шагать быстро) - теперь непонятно было, радоваться или наоборот. Конечно, веселее, и все такое, а с другой стороны девчонка! всю крышу водой залила, о-ей...
      - Привет, Нис! - сказала Юна, бодро стуча зубами и обходя все машины, которые ее до этого обогнали - вое колеса у них были на месте. - Ды-ды-ды, холодно!.. - Юна повернулась назад и, щурясь, посмотрела на солнце. - Еще будет час холодно, - определила она, - а потом будет тепло. Как летом.
      Воробей смотрела на Юну.
      - Я почему-то думала, что ты не придешь, - сказала воробей тихо.
      - Я не приду?.. - возмутилась Юна. - Постой-ка!.. - Она увидела, что из окна последней машины выбросили замечательный длинный окурок. В три прыжка она оказалась рядом и подняла его. - У тебя спички есть? - спросила Юна, возвращаясь. - А, стой! Мне же подарили! - Она сунула руку в мокрый карман и достала спички, на которых была нарисована огненная змейка. - Зыканско сухие! - объявила она. - Сейчас распробуем... думаешь, это так просто - это мне одна девчонка подарила, королева, самая настоящая!
      Королевская спичка зажглась как самая обыкновенная спичка, и Юна прикурила. А потом взялась за сгоревшую головку и, перевернув спичку, подождала, пока она догорит до самого конца.
      - И мы пойдем искать... Белого Ворона?.. - спросила воробей рядом.
      - Ага, - сказала Юна, припрыгивая на месте и выпуская такой клуб дыма, что все машины на секунду скрылись в тумане.
      - А куда?..
      - Кудах-тах-тах, - сказала Юна. - На Кудыкину гору! Пойдем, и будем у всех спрашивать, вот и узнаем, куда.
      - Да? - спросила воробей, и посмотрела на Юну.
      - Да, - сказала Юна решительно, потому что на самом деле была вовсе в этом не уверена. Но кому здесь и быть уверенной, как не беспризорнице Юне?! Конечно, узнают, - и Юна, сплюнувши в сторону, протянула воробью окурок: На!..
      - ??..
      - Так положено, - объяснила Юна. - Положено покурить перед дорогой. Бери, - надо тянуть в себя.
      Воробей испуганно смотрела на окурок. Ах, воробей, воробей, что же дальше будет, не лучше ли тебе было сидеть на крыше?.. Но ее спасло то, что в этот момент они услышали поезд.
      Это был медленный поезд. Он выезжал из города, и еще не успел набрать скорость. Все машины нетерпеливо загудели, ведь это из-за поезда они стояли столько перед закрытым шлагбаумом. Юна и воробей по имени Нис - обе забыли про сигарету. Они стояли и смотрели на медленный поезд, который шел уже мимо них и мимо шлагбаума. Вдруг Юна посмотрела на Ниса, на поезд, и снова на Ниса.
      - Эй! - Она схватила воробья за руку. - Бежи-им! - крикнула Юна сквозь грохот колес по рельсам. - Бежим!
      И они побежали.
      Они побежали за этим медленным поездом, и Юна не спросила, почему воробей не взяла где-нибудь одеяло, ведь она же говорила; а воробей тоже не спросила, ведь она, наверное, много еще чего хотела спросить... Знаешь что? Пусть бы они еще стояли и говорили, потому что я, оказывается, привыкла к беспризорнице Юне, мне жалко с ней расставаться, и вдруг что-нибудь было не так? Но теперь все, ничего не исправить. Ведь они уже побежали.
      Они бежали сначала рядом с поездом, а потом поезд прибавил ходу чуть-чуть, и вот они уже бежали за последним вагоном, - и тут Юна ухватилась за поручень, и втащила за собой воробья!
      Шлагбаум наконец открылся, но ни одна машина не поехала, - все шоферы высунули свои головы и вытаращили глаза, глядя на быстрый теперь поезд, на последнем вагоне которого, уцепившись за поручни, уезжали Юна и Нис, причем Юна размахивала одной рукой и голосила что попало в качестве прощальной песни:
      - Я позвоню вам вовремя,
      И телеграмму дам!
      Вперед, за Белым Вороном,
      К далеким берега-а-а-ааааам!..
      И тут у этих машин отвалились все колеса!
      (А так всегда случается с теми, кто не едет по своим делам, а только таращит и таращит глаза на кого-нибудь другого.)
      Продолжение следует...
      Книга 2. БЕЛЫЙ ВОРОН ПРИХОДИТ САМ
      Книга 3. НЕОБЫЧАЙНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
      БЕСПРИЗОРНИЦЫ ЮНЫ И ВОРОБЬЯ ПО ИМЕНИ НИС,
      И ЧТО ОНИ ТАМ НАШЛИ, И ЧТО ПОТЕРЯЛИ