Библиотека истории и культуры - Постижение истории

      Всеобщее согласие, определяющее психологический климат универсального государства, приносит неодинаковую пользу его гражданам. Если доминирующему меньшинству оно дает возможность в некоторой степени восстановить силы, то силы пролетариата оно значительно увеличивает. Согласие само по себе еще не преимущество. «Трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит» (Матф. 12, 20). Практическое следствие воздержанности зависит от свойств материала. Жизнь, уже покинувшая доминирующее меньшинство, не может быть возвращена одним только освобождением от трений, однако новое состояние весьма благоприятно для пролетариата, оно вооружает и усиливает его. Следовательно, под сенью универсального государства пролетариат растет, а доминирующее меньшинство утрачивает свои позиции. «Ему должно расти, а мне умаляться» (Иоанн 3, 30). Кроме того, терпимость, введенная в общественную жизнь основателями универсальных государств с целью избавить народ от братоубийственной борьбы, дает внутреннему пролетариату шанс образовать универсальную церковь. Атрофия воинственного духа граждан универсального государства, вытекающая из монополии на воинскую профессию имперской власти, дает внешнему пролетариату или соседней цивилизации шанс напасть и захватить часть территорий вместе с внутренним пролетариатом, который при расслабляющем климате универсального государства становится политически пассивным, компенсируя это религиозной активностью.
      Апологеты высших религий, зародившихся в благоприятном социальном и психологическом климате универсального государства, в отдельных случаях сознавали, откуда исходит это благо, однако они полагали, что первопричина его – милость Бога, именем которого они обращали людей в свою веру. В глазах авторов книг Исайи, Ездры и Неемии ахеменидская империя была инструментом, избранным для распространения иудаизма: подобным образом и Римская империя рассматривалась как инструмент для распространения христианства.
      В противоположность тем случаям, когда высшая религия, взращенная миром универсального государства, встречала вполне терпимое отношение к себе властей, были и другие случаи, когда естественный прогресс прерывался официально организованными преследованиями.
      Внутреннему пролетариату как создателю высшей религии принадлежит честь считаться хозяином новых духовных достижений в отличие от преходящей славы доминирующего меньшинства, обеспечившего установление универсального государства. Однако плоды, как обычно, пожинают другие. И это вполне соответствует логике развития событий. Насильственно установленный мир универсального государства дает внутреннему пролетариату возможность свершить свой духовный подвиг. В какой-то мере это обусловлено и тем, что пролетариат лишен возможности приобщиться к политической власти, а также освобожден от необходимости носить оружие. Даже строители империи, совершив свой последний рывок и прекратив братоубийственную войну, теряют в конце концов ту внутреннюю потенцию, что двигала их предков от победы к победе в эпоху смутного времени. Военная служба, всегда бывшая делом чести и предметом амбиций, становится ненужной и обременительной обязанностью. Доминирующее меньшинство начинает привлекать к военной службе представителей внешнего пролетариата. В конце концов события складываются таким образом, что наибольшую выгоду из универсального государства извлекает для себя внутренний пролетариат, успехи внешнего пролетариата иллюзорны, а возможные успехи представителей чужой цивилизации недолговечны.

Провинции

Мотивы действий имперских властей

 
      Строители универсальных государств размещают на территориях своих владений гарнизоны, учреждают колонии. Провинции наделяются двумя отчетливыми функциями: охранение самого универсального государства и охранение общества, для которого данное универсальное государство является политическим остовом.
      Альтернативные возможные функции имперской провинции можно хорошо проиллюстрировать примером из истории Римской империи.
      Например, римские провинции Африки, Македонии и Вифинии целиком обязаны своим возникновением заботе римского государства о своем собственном благополучии. Римляне установили там свою администрацию вовсе не для блага своих новообретенных подданных, но чтобы предотвратить восстания трех новопокоренных соперников – Карфагена, Македонии и Понта в Каппадокии – непримиримых врагов Рима . Римская империя не могла чувствовать себя в безопасности, пока ее смертельные враги не были стерты с политической карты. С другой стороны, когда римляне принимали приглашение ввести прямую администрацию Пергама, а затем Киренаики и Кипра , которые находились в зависимости от Египта, они, несомненно, руководствовались соблазном пополнить римскую казну и увеличить доходы налогосборщиков и торговцев. И хотя эти мотивы, безусловно, были решающими, фактически они организовывали здесь общественную службу, которая стала обузой для местных правителей, но от которой они не могли избавиться сами.
      Причина более широкая, чем прямой политический интерес самого Рима, явственно проступает в создании римской провинции в Киликии, которая в своих первоначальных рамках охватывала территорию проживания горцев Юго-Восточной Анатолии. Когда римлянам досталось наследство Атталидов, они преднамеренно не включили эти невыгодные во всех отношениях земли в границы своей новой провинции в Азии. Тем самым создавались благоприятные условия для пиратства на ничейной земле между юго-восточной границей римской Азии и северо-западной границей владений Селевкидов. Пираты быстро освоили все Средиземноморье. Многочисленные делегации от римского народа к Публию Сервилию Марку Антонию и Помпею с просьбами ликвидировать пиратов привели к тому, что римское правительство действительно приняло меры, а это было равнозначно принятию на себя ответственности за эти районы. Аналогичный мотив вдохновил Рим на восстановление порядка в Киликии и на Крите, представлявшем собой естественное убежище для пиратов. Так, в сознании Августа благосостояние эллинистического мира в целом было тесно связано с необходимостью обеспечения безопасности римского государства. Таким образом, главные функции провинций универсального государства – это сохранение имперской власти и заполнение политического вакуума, возникающего в социальном ядре разлагающегося общества через разрушение или падение местных государств. Значимость этих функций в разные периоды строительства универсального государства различна.
      Размах, с которым основатели универсального государства вырабатывают и внедряют методы прямой администрации в качестве мер защиты, несомненно, зависит от степени преданности жителей ликвидированных местных государств своим былым хозяевам. А это в свою очередь зависит от истории того общества, которое включается универсальным государством в свою сферу, и темпов завоевания его. Строители империи, которым удалось установить свою власть одним решающим ударом, имеют меньше шансов удержать ее, чем те, что пришли к власти в ходе длительной борьбы.
 

Финансовые функции провинций

 
      Даже беглый взгляд на провинциальные системы различных универсальных государств проливает свет на три основные функции провинций – финансовую, юридическую и военную. Важность этих сторон деятельности неравнозначна и колеблется в соответствии с историческими особенностями, изменениями в политике и другими факторами. Так, например, многое зависит от темперамента и традиций народов. Известны случаи, когда отдельные из названных функций не проявляются, вовсе.
      Наиболее существенной и никогда не исчезающей стороной деятельности является финансовая. Даже примитивные мусульмано-арабские завоеватели римских и сасанидских территорий, несмотря на всю свою дикость, сумели оценить по достоинству финансовую административную машину, созданную практикой многих поколений. Арабы оставили нетронутой систему административного управления по обеим сторонам римско-персидской границы.
      Однако несмотря на то, что универсальное государство всегда умело использовало провинции в своих финансовых целях, взаимоотношения провинциальной администрации и центрального правительства не всегда строились по одному образцу. Так, в Арабском халифате, например, или в империи Ахеменидов каждая провинция представляла собой в финансовом отношении самостоятельную единицу. Провинциальное правительство не только контролировало и собирало весь годовой доход: оно также вело и хранило все налоговые документы центрального правительства. Причем налоги в имперскую казну были фиксированными. С другой стороны, финансовая сторона деятельности Римской империи была строго централизована. Имперское правительство непосредственно контролировало уровень доходов и вело сбор налогов.
 

Юридические функции провинции

 
      Юридическая функция провинциальных правителей также не была строго определенной и единообразной. В ахеменидской империи, например, были особые судьи, которые рекрутировались из высшей знати и подчинялись непосредственно государю. В случае, если государь узнавал о лихоимстве судей, он самостоятельно расправлялся с ними, причем самым суровым образом. В Римской империи юридическая самостоятельность местных правителей ограничивалась правом граждан обращаться с жалобой непосредственно к цезарю. Интересно отметить, что подобная система позволила соединить пост верховного судьи с командованием преторианской гвардией. Позже этот суд был ликвидирован, как был упразднен и весь институт помощников императора. Империя была разделена на четыре префектуры, во главе каждой из которых стоял префект, наделенный правом окончательного решения .
 

Военные функции провинций

 
      Военная функция провинциальных правителей была еще более всеохватной, чем юридическая и финансовая.
      В ахеменидской империи регулярная армия была чрезвычайно малочисленна в сравнении с гражданским населением. Армия представляла собой незначительный отряд телохранителей императора, а также корпус, расквартированный в гарнизонах, расположенных в ключевых местах вдоль главных дорог. В Оттоманской империи, напротив, центральное правительство располагало надежной профессиональной армией, прекрасно дисциплинированной, мобильной и хорошо тренированной. Однако и Оттоманская империя на случай войны также должна была в определенной мере полагаться на провинциальные силы. И хотя центральное правительство старалось сохранять под контролем кавалерию, оставляя за собой право назначать командиров, тем не менее во время войны местные воинские формирования были под властью и непосредственным командованием провинциального правителя.
      В Римской империи во время принципата все подразделения профессиональной армии, кроме императорской преторианской гвардии и так называемых cogortes urbana(«батальонов метрополии»), находились под командованием провинциальных губернаторов. Законодательство Августа не предусматривало децентрализации армии. Август старательно сохранял в своих руках власть над провинциями, имеющими регулярное войско. Все губернаторы этих провинций назначались императором и в воинских вопросах подчинялись только ему. По этому законодательству вся имперская армия, где бы она ни дислоцировалась, оставалась под безраздельным контролем императора.
      К тому времени, когда Диоклетиан (284-305) предпринял реорганизацию Римской империи, ужасный опыт двух предшествующих поколений доказал опасность соединения гражданского провинциального правительства с местным военным командованием, даже при том, что местные военачальники были законодательно подчинены верховному командованию. Во времена Диоклетиана практически невозможно было сохранять различие между военной и гражданской провинциями, составлявшее сущность августовской системы, ибо к этому времени пограничная оборона империи надломилась. И если возможно было в новой военной ситуации защитить империю, то это могли сделать только мобильные силы, способные действовать в любой части империи. Эти соображения заставили Диоклетиана и его последователей радикально изменить первоначальный план действий. Они свели к минимуму число высших военных начальников, поручив попечению каждого обширную территорию. Однако их полномочия ограничивались исключительно сферой военных дел и вопросов. Для решения сугубо мирных проблем была создана гражданская администрация. Подобное разделение власти просуществовало вплоть до V в н.э. на западе и до VII в. – на востоке и в центре.

Столицы

Законы, управляющие миграцией столиц

 
      Центральные правительства универсальных государств имеют определенную тенденцию изменять с течением времени свое место пребывания. Это и есть одно из наиболее ясных указаний на то, что, каковы бы ни были мотивы и намерения основателей универсальных государств, настоящая цель их трудов не царство, власть и слава, а благосостояние подданных.
      Основатели империи обычно начинают с обустройства территорий, наиболее для них удобных. Столица устанавливается либо на их собственной родине, превратившейся из местного государства в универсальное через победу над соперниками, либо на каком-либо окраинном месте недавно покоренной территории, показавшемся завоевателям вполне удобным для столицы. Однако с течением времени опыт имперской администрации или давление событий подсказывает основателям империи или их последователям, которые, захватив империю, перестраивают ее, что для империи в целом целесообразно перенести столицу в новое место, более удобное в сложившейся ситуации. Это новое экуменическое мировоззрение, разумеется, вызывает спектр новых решений применительно к новым обстоятельствам. Если первое соображение основано на понятии удобства, то перенос столицы на новое место связан чаще всего с выбором наиболее оптимального варианта коммуникаций. С этой точки зрения предпочтительнее считается центр империи. С другой стороны, если требованием дня является оборона от варварского или иностранного агрессора, то столица передвигается к той части имперской границы, где ощущается наиболее сильное давление.
      В универсальных государствах, основанных чужеземцами или варварами, имперская столица основывается на окраине империи. С течением времени она перемещается к центру. Когда создатели империи – жители пограничных областей, наблюдается порой аналогичная тенденция, однако в этой ситуации иногда бывают контрдвижения, когда столица как бы возвращается в свое первоначальное местоположение. Император-маркграф , не утратив привязанности к своему родовому гнезду, может оказаться перед необходимостью защищаться от варваров. И если ему удается оттеснить варваров, мобилизуя ресурсы всех своих новых подданных, столица его невольно оказывается в глубине имперских территорий за счет расширения владений империи. В империях, основанных жителями метрополии, столица чаще всего оказывается в центре, так как это удобно для административной службы. Тем не менее она может затем перемещаться к границе в направлении мест наибольшего давления извне. Очевидно, изменение резиденции правительств универсальных государств подчиняется некоторым «законам» политической географии. Однако на практике «законы» эти действуют по-разному, подчиняясь тем сложным историко-политическим ситуациям, которые и следует рассматривать каждую как самостоятельный и независимый фактор.
 

Миграция столиц иностранных основателей империи

 
      Испанские конкистадоры создали в Америке свое универсальное государство, покорив универсальное государство андского мира. В андском мире они установили столицу в Лиме, близ моря. В Центральной Америке, напротив, они даже не пытались управлять своими владениями из морского порта Веракрус, а сразу же разместили свое правительство в Теночтитлане – горной столице ацтеков, строивших центральноамериканское универсальное государство в тот момент, когда на исторической сцене неожиданно появились испанцы.
      Почему испанцы пошли разными путями в двух на первый взгляд аналогичных ситуациях? Может быть. Мексиканское нагорье привлекло их своим сходством с родной Кастилией? Но если допустить, что это было решающим соображением, почему испанцы предпочли равнинную Лиму горному Куско, который уже был столицей государства инков, когда на горизонте появились заморские завоеватели? Объяснение этого очевидного несоответствия можно найти, сравнивая исторические роли городов Веракрус и Лима. Низины, примыкающие к Мексиканскому нагорью со стороны залива, уже не играли значительной роли в жизни мексиканской цивилизации. Напротив, низины, примыкающие к Андскому плато со стороны Тихого океана, были колыбелью андской цивилизации и не утратили своего экономического и культурного значения в результате включения этих территорий в андское универсальное государство инков. Таким образом, избрав для столицы морской порт Лиму, испанцы приблизились к культурному центру андского мира .
      Обратимся еще к одному историческому примеру. Османы начали строительство империи с базы за пределами восточных границ православно-христианского мира. По мере расширения владений османов перемещалась и резиденция их правительства. Сначала они двигались из «старого города» на северо-западном краю Анатолийского плато в «новый город» в долине на берегу Мраморного моря. В 1326 г. они пришли в Бруссу . В 1366 г. они пересекли Дарданеллы и ступили на Балканский полуостров. Центр тяжести православно-христианского мира к тому времени уже сместился благодаря продвижению в конце XI в. тюрков-сельджуков во внутренние области Анатолии. Первым местом для оттоманской столицы на Балканском полуострове был избран Адрианополь. Но и это явилось лишь промежуточным пунктом. Оттоманский султан Мехмет Завоеватель (1451-1481), завершивший политическое объединение основной части православно-христианского мира под оттоманским правлением, был тем государственным деятелем, который перенес оттоманскую столицу в Константинополь. Константинополь не утратил своего статуса и после того, как Оттоманская империя прекратила существование, а анатолийские осколки владений Мехмета превратились 20 октября 1923 г. в Турецкую Республику, хотя с 20 апреля 1924 г. официальным местом пребывания правительства турецкого государства считается Анкара.
 

Миграция столиц варварских основателей империи

 
      Рассмотрим ряд случаев, когда основателями империи становились либо варвары, либо жители пограничных областей.
      Геродот, заканчивая свой труд, сообщает, что Кир Великий резко протестовал против того, чтобы персидский народ считался хозяином мира, для чего ему потребовалось бы покинуть свою горную родину. Но независимо от того, была ли политика персидского правительства направлена на то, чтобы воспрепятствовать персам стать на этот путь, исторически достоверно то, что более чем за сто лет до установления Киром II династии Ахеменидов, Ахемениды перенесли свою столицу из родного горного дома в первую же равнинную область, которая им подчинилась.
      После того как Сузы, столица Элама, попали наконец в руки Ахеменидов, перенос центра империи Ахеменидов стал столь же необходимым, как и перенос в 1453 г. столицы Оттоманской империи из Адрианополя в Константинополь, что и было предпринято Дарием I в 521 г. до н.э. Географическое положение Суз по сравнению с бывшими горными столицами было чрезвычайно удобным стратегически. Кроме того, этот район был в то время основной житницей, а также центром ремесленного производства: однако наличие в окрестностях Суз надежных источников пополнения воинской силы явилось главной причиной, предопределившей выбор, несмотря на явные неудобства с точки зрения управления империей в целом.
      При реорганизации империи Дария оказалось невозможным провести в Сузы как великую северо-восточную дорогу, так и великую северо-западную дорогу, однако этот успех ахеменидского управления оставался tour de force.Неудобство Суз как столицы огромной империи подтверждается тем, что двор Ахеменидов не мог находиться в избранной им столице круглый год. Он вынужден был в течение года трижды переезжать из одной резиденции в другую. Всего резиденций императора было три .
      Важным моментом здесь является то, что постоянное перемещение двора из одной резиденции в другую не лишило персов своего национального центра. При короновании ахеменидские императоры отдавали предпочтение Парсе, кроме того, там же были захоронения императоров.
 

Миграция столиц метрополий

 
      Если бросить взгляд на те универсальные государства, которые не были образованы ни чужеземцами, ни варварами, ни приграничными племенами, а были созданы властью метрополии, то мы обнаружим здесь тенденцию постепенного перемещения к окраинам столицы, первоначально основанной в центре.
      Классический пример этой тенденции представляет собой индское универсальное государство, основанное, а затем возрожденное династиями, чьи родовые владения были в государстве Магадха. Маурьи и Гупты сохраняли свою столицу в Паталипутре (позднее Патна), которая изначально была местной столицей Магадха. Удобно разместившись при слиянии Ганга с Джамной и двумя другими притоками, Паталипутра стала естественным административным центром всего бассейна Ганга. Однако, несмотря на явные преимущества этого места, освященного, кроме того, традицией и престижем, резиденция правительства в конце концов переместилась на северо-запад, в направлении границ, испытывавших заметное давление извне.
      Когда опустошенные территории ослабленной империи Маурьев были захвачены в III в. до н.э. греко-бактрийским царем Деметрием I, завоеватель перенес столицу в новое место вдоль стратегически важной дороги, связывавшей бывшую столицу империи Маурьев с бывшей столицей Деметрия в Бактрии. Новая столица Деметрия находилась неподалеку от нынешнего города Равалпинди, который до основания империи Маурьев был столицей местного государства. Это государство контролировало подходы со стороны Индии к самой трудной части магистрали. Здесь путешественнику предстояло преодолеть такие серьезные препятствия, как река Инд, Хайберское ущелье и главный хребет Гиндукуша.
      Такое соседство было естественным для столицы, которая хотела «уничтожить Гиндукуш», объединив земли от бассейнов Ганга и Джамны до бассейнов Окса иЯксарта. Успехи греческого полководца Деметрия в его противостоянии географическому окружению, несмотря на всю его смелость, оказались эфемерными. Не успело греко-бактрийское государство победить империю Маурьев, как само оказалось охваченным братоубийственной войной, начавшейся в результате вторжения кочевников. Однако когда после двухсот с лишним лет калейдоскопических изменений мимолетный успех греческого императора Деметрия повторил в I в. н.э. основатель кушанской империи Кадфиз I, столица этого реконструированного политического образования, связывающего северо-запад Индии с Центральной Азией, оказалась недалеко от того места, которое первоначально было выбрано Деметрием. Столица Кушанского царства оказалась в Пешаваре на великой северо-западной дороге между Индом и Хайберским ущельем.
      После того как империя Маурьев была вновь восстановлена Гуптами, история повторилась. Гупты, как и их предшественники, правили индским миром из Паталипутры, но, когда империя Гуптов в свою очередь стала расползаться, последний из императоров индского универсального государства перенес свою резиденцию из Паталипутры на берега верхней Джамны выше того места, где расположен ныне Дели.
 

Кто извлекает выгоду?

 
      Вкратце изложив историю столиц универсальных государств, попробуем ответить на вопрос: кто же извлекает выгоду, основывая и перемещая столицы? Столицы в разные времена человеческой истории служили разным целям – как насильственным, так и мирным. Варвары набрасывались на них, чтобы разорить и разграбить. Завоеватели, носители чужеземной культуры, занимали их, чтобы покорить всю империю. Реставраторы распадающихся империй стремились поднять былой престиж древних городов, чтобы укрепить престиж собственной власти. Чуждые культуры, насильственно насаждаемые завоевателями либо импортируемые добровольно местными властями, использовали столицы в качестве перевалочных станций для распространения своего влияния. Высшие религии находили их вполне удобными для своих смелых миссионерских предприятий.
      Столица универсального государства дает хорошую почву для посева семян духовных, ибо город, исполняющий экуменическую функцию, является уменьшенной копией большого мира. Его тесные кварталы вмещают все нации и классы, все языки и наречия, наследников самых разных религиозных убеждений, а ворота его распахнуты на устремленные вдаль магистрали, ведущие во все концы большого мира. Миссионер в нем может быть услышан и обитателями трущоб, и членами императорского двора. И если ему удается силой своего духа достичь сердца императора, он может надеяться увидеть, как мощная административная машина имперской власти начинает работать на благо церкви.
      Столицы империй являются также и пунктами передачи иностранной культуры. Подобную роль играла Вена в Дунайской монархии Габсбургов, С.-Петербург в петровской России, Антиохия-на-Оронте и Селевкия-на-Тигре в империи Селевкидов, Калькутта в Британской империи, Мехико в испанском вице-королевстве Новой Испании и Лима в испанском вице-королевстве Перу.
      В большинстве этих городов «источником радиации» чужеземной культуры становилось новое основание, заложенное на новой почве. Так, Петр Великий понял, что самым эффективным методом продвижения западной культуры в Россию будет сооружение новой столицы. Это и явилось причиной, по которой он отверг Москву как столицу, ибо она оставалась цитаделью старой культуры.
      Успех использования столиц как передаточных пунктов в процессе распространения культуры позволяет назвать эту черту еще одной возможной функцией столицы, которая используется чужеземными основателями империи. Селевкиды, например, распространяли эллинизм не только через один центр. Слава Селевкидов рождалась не только на берегах Оронта и Тигра, но и в других местах обширных владений – от Селевкии-на-Эвлее до Лаодикеи-на-Лике. Повсюду сеяла они щедрой рукой звездную пыль греческих городов-государств, ожерелье которых украшало Юго-Западную Азию долгие столетия после того, как исчезла с лица земли династия Селевкидов.

Часть пятая

Вселенские церкви

Церковь как «раковая опухоль»

      Приступая к анализу вселенских церквей, удобнее всего начать с исследования их отношений с социальной средой, в которой они возникают.
      Мы показали, что вселенская церковь рождается в смутное время, наступающее сразу за надломом цивилизации, и раскрывается в политической деятельности универсального государства, представляющего собой попытку остановить упадок и предотвратить крах надломленной цивилизации. Предварительное исследование универсальных государств показало, что основную выгоду из них извлекает вселенская церковь. Посему неудивительно, что, когда универсальное государство вступает в стадию своего заката, те, кто пытается спасти его, начинают с недоверием относиться к универсальной церкви, которая, существуя внутри социального тела и за счет его, не приносит ему реальной пользы. Именно поэтому церковь на первый взгляд воспринимается как социальная опухоль. Оценивая создавшуюся ситуацию, сторонники универсального государства не просто с возмущением констатируют тот факт, что церковь возрастает, а государство умаляется, они целиком и полностью убеждены, что церковь – это извлекающий выгоду паразит, подтачивающий силы общественного организма. Диагноз этот вполне привлекателен, ибо всегда проще объяснить болезнь действием сторонних сил, чем взять на себя ответственность, как интеллектуальную, так и нравственную, за состояние дел.
      В период упадка Римской империи обвинения против христианской церкви, впервые письменно зафиксированные Цельсом (178 н.э.), достигли своего апогея, когда империя впала в предсмертную агонию. Этот взрыв антицерковных настроений был наиболее ярко отражен в 416 г. языческим защитником имперского Рима Рутилием Намацианом, описавшим реальную картину колонизации пустынных островов христианскими монахами.
      Воинствующая церковь на Земле достигает добрых социальных целей значительно меньшими усилиями, чем мирское общество, побуждения которого направлены непосредственно на сами объекты и ни на что более возвышенное. Иными словами, духовный прогресс индивидуальных душ в этой жизни фактически обеспечивает значительно больший социальный прогресс, чем какой-либо другой процесс. Парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-то определенной цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то еще более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели.В этом смысл притчи Ветхого завета о выборе Соломона (3 Царств. 3, 5-15), а также смысл слов Нового завета об утраченной и обретенной жизни (Матф. 10, 39, и 16, 25; Марк, 8, 35; Лука 9, 24, и 17, 33; Иоанн 12, 25).
      Примеры житий св. Антония, удалившегося в египетскую пустыню, и сириянина св. Симеона Столинина, уединившегося в башне в эпоху, когда Римская империя и включенное нее эллинистическое общество вступали в эпоху окончательного распада, подтверждают возможность высшего гармонического сочетания чувства долга перед Богом и долга перед людьми. Уходя от своих ближних, святые вступали в активные отношения со значительно большим кругом лиц, чем если бы они оставались в миру. В конечном итоге они производили на мир более сильное воздействие, чем император или командующий войсками, ибо их устремленность к святости через поиски единения с Богом представляла собой социальное действие, более притягательное для людей, чем любое секулярное социальное служение. Современники сознавали, что отшельники движутся к высшей цели во имя Человечества с полной решимостью и бескорыстием; и этот акт самовыражения через самопожертвование поражал воображение современников, касался их сердец, создавая социальную связь более высокого духовного порядка. Связь эта оказалась очень нужной в период, когда стали разваливаться как экономическая, так и политическая структуры общества.