Гаспар гаучо

      С этими словами Вальдес повернул коня и поехал обратно, сначала по тропинке шагом, потом, выехав на открытое место, во весь опор, так что только страусовые перья развевались на его большой черной шляпе.
      XIV. Отчего они не возвращаются?
      Тревожную ночь пережили обитатели дома Гальбергера. Даже чернокожие слуги, видя свою госпожу в отчаянии, не ложились спать.
      Чем больше проходило времени, тем сильнее несчастная женщина предчувствовала что-то недоброе. Если бы ей сейчас сказали, что и муж, и дочь ее убиты, это ничуть не удивило бы ее, да и не могла бы она и страдать сильнее, чем уже страдала.
      Сын тщетно старался успокоить ее, придумывая всевозможные причины, которые могли задержать отца и сестру; однако ему не удавалось разогнать ее черные мысли. Также безуспешны были и старания Киприано, который и сам мучился не меньше госпожи, думая об участи кузины, которую любил.
      Молодость всегда полна надежд, и юноши утешали как могли бедную женщину.
      - Не отчаивайся, мама! - говорил Людвиг, стараясь казаться спокойным. Они вернутся к утру, а может быть, и раньше. Отец ведь часто запаздывает, иногда даже ночует в степи.
      - Только когда Гаспар с ним; никогда, если он один или с Франческой! ответила мать.
      - Гаспар, наверно, нашел их и теперь с ними. Как ты думаешь, Киприано?
      - Конечно, - убежденно сказал Киприано, хотя сам не верил тому, что говорил. - Гаспар прекрасно выслеживает и уж следы-то лошади дяди он увидит и найдет его и кузину.
      - Ах, куда-то приведут его эти следы! Мне страшно!.. - вздыхала госпожа Гальбергер.
      - Не бойся, тетя! - воскликнул Киприано. - Кажется, я догадываюсь, что могло их задержать.
      - Что? - в один голос спросили Людвиг и его мать, в глазах которой блеснула искорка надежды.
      - Вы знаете, как дядя способен увлечься, когда встретит интересное животное или птицу? Он тогда способен забыть все. Может быть, он убил в степи редкого зверя и остался охранять его, если он слишком велик, чтобы немедленно доставить домой.
      - Нет, нет, - ответила сеньора, и луч надежды погас в ее глазах. - Этого не может быть.
      - И очень может быть, - настаивал юноша, - я не все сказал.
      Глаза Людвига и матери опять устремились на него с вопросом и надеждой.
      - Я думаю, что он поймал страуса.
      - Ну, что за диковина страус! Он видит их каждым день.
      - Да, но не каждый день удается поймать такую птицу. Я еще вчера слышал, как дядя говорил Гаспару, что ему нужен страус-самец. По дороге в индейскую деревню или на обратном пути он встретил страуса и погнался за ним, а Франческе велел ждать. Вы не знаете, что значит охотиться за страусом. Хитрая птица то трусит шажком, точно подставляя шею под лассо, то пустится стремительно бежать, увлекая за собой охотника. Так можно заехать за несколько километров. А тут еще надо возвращаться к Франческе. Не следует отчаиваться!
      Но и это не успокоило бедную женщину. Душа ее болела и никакие уговоры на нее не действовали.
      - Все это не то, не то! - воскликнула она. - Если бы он увлекся преследованием страуса, Гаспар уже разыскал бы их и все они давно были бы дома. Я чувствую, что они не вернутся!
      - Не говори так, мама! - сказал Людвиг, целуя ее в мокрую от слез щеку. Предположение Киприано очень правдоподобно; но если он ошибается, я знаю другую возможную причину задержки отца. Я думаю, что их задержали в индейской деревушке. Старый Нарагуана любит выпить. Вероятно, он задал пир и ни за что не хочет отпустить отца. Лакомые до гварапо3, индейцы все перепились и не отпускают гостей.
      - Но Гаспар-то почему же не вернулся? Ведь вы слышали, что я ему наказывала?
      - Гаспар ворчит, но тоже не может уйти. Как это ни неприятно, а должны исполнить глупую фантазию старого вождя и отец с сестрой. Они ночуют в деревне и приедут утром к завтраку. Не плачь же, мама!
      Увы! Предсказания Людвига не оправдались. Настало утро. Степь ожила. Забегали разные звери. Над степью как зловещее предзнаменование пролетела стая черных ястребов. Гальбергер с дочерью не вернулись.
      Уже полдень. В далекой степи по-прежнему не видно ни одного человеческого существа. Несколько позднее, когда от предметов начали падать на землю длинные тени, по степи промчался всадник; но он ехал не к дому, а от него. Это был Киприано. Он не выдержал, оставил тетку и брата и выехал сам в поиски за дядей и горячо любимой сестрой.
      XV. Утомительное путешествие
      За два часа до заката гаучо и его спутник увидели дом Гальбергера. Издали он казался не больше голубиного гнезда. Желтые тростниковые стены его утопали в зелени. Всадники ехали медленно. Любой гаучо преодолел бы пройденное ими расстояние за каких-нибудь два часа, а они ехали целых восемь. К тому же из предосторожности им приходилось часто останавливаться, делать крюк, чтобы быть не на виду, а под прикрытием пальмовой рощи.
      Странно также, что спутник гаучо был так молчалив и неподвижен. За всю дорогу он не проронил ни слова, не переменил положения, не пришпорил лошади, и поводья у него висели, перекинутые через седло. Только шляпа спустилась еще больше и почти закрыла его лицо.
      Гаспар вовсе не торопился. Вот и теперь, достигнув вершины холма, он остановил лошадь, вторая остановилась сама. Вдали виднелась эстансия Гальбергера, а он все медлил. Ему страшно было возвращаться.
      "Под этой кровлей, - думал он, - трепетно бьются от страха три сердца. Ах! Только бы одно из них не разорвалось от горя! Что скажет бедная сеньора, когда увидит его? Она не переживет этого горя. А бедный Киприано! Как он будет горевать о своей кузине! Вся семья будет в отчаянии".
      Он взглянул на небо и мысленно продолжал:
      "Через два часа солнце сядет. Я подожду, пока стемнеет. Не хочется привозить его домой при дневном свете. Надо подумать, как ее подготовить. Лучше бы мне не видеть этих слез, не слышать этих стонов!"
      Подумав так, гаучо слез с лошади и привязал обеих лошадей к дереву. Спутник его по-прежнему остался в седле, а сам он лег на землю, чтобы лучше поразмыслить.
      Лишь только Гаспар лег на землю, он услышал отдаленный гул, заставивший его вскочить и насторожиться. Это был топот копыт. Действительно, вскоре показался всадник.
      - Да это Киприано! - воскликнул гаучо. - Не дождался моего возвращения и выехал мне навстречу.
      Гаспар вскочил на коня и поскакал к Киприано, чтобы подготовить его к ужасному зрелищу, которое его ожидало под деревом, где привязана была лошадь со всадником.
      - Ну что, Гаспар? - взволнованно закричал, завидев его, Киприано. - Ты не нашел их? Ах! Вижу, что не нашел!
      - Успокойтесь, я нашел их, - отвечал гаучо. - Вот один из них.
      - Только один? Кто?..
      - Ваш дядя, но - увы...
      - Мертвый? Я догадываюсь по твоему тону. А где же моя кузина? Жива ли она? Скажи, Гаспар, скажи скорее!
      - Будьте мужественным, сеньор! Вероятно, с ней не случилось ничего ужасного. Я не нашел ее, но уверен, что она жива. Что же касается дяди, приготовьтесь к самому ужасному. Соберите все свои силы и следуйте за мной.
      Гаспар повернул назад, к дереву. Киприано молча последовал за ним. Когда юноша увидел убитого Гальбергера, он разразился страшными криками отчаяния и ярости.
      XVI. Мертвый
      Снова солнце над пампасами, а сеньора все не видит вдали тех, кого так страстно ждет. Не вернулись и те, кто отправился в поиски за ними...
      Расстилавшаяся перед госпожой Гальбергер степь казалась ей страшным чудовищем, проглатывающим всех, кто отваживается ехать по ней. Когда же сумерки стали гуще, темнее, ей почудилось, что чья-то невидимая рука опустила над равниной саван, окутавший се близких, вероятно, безвозвратно пропавших...
      Мать с сыном стояли на веранде до тех пор, пока не стемнело совсем. Вместе с ночными тенями в души вкрадывалось отчаяние. Все ушли от нее. Только Людвиг с ней. Может быть, не вернется и Киприано. Уж если опытный, знающий степь, как свои пять пальцев, Гаспар не нашел ее мужа и дочь, то где уж Киприано их найти! Возможно, они захвачены врагами в плен, возможно, убиты... Та же участь постигла, вероятно, и самого Киприано, поехавшего по их следам.
      Как ни ужасно было предчувствие, действительность была еще ужаснее. И как нарочно, за мгновение до роковой встречи с возвращающимися, как последний луч солнца перед грозой, у бедной женщины мелькнула надежда - лежавшая на веранде собака вдруг с лаем бросилась в окутанную мраком степь.
      Мать и сын побежали к балюстраде. Казалось, вся жизнь их зависела от одного звука.
      Топот приближающихся лошадей показался им лучше всякой музыки. А вот показались и силуэты всадников.
      Крик облегчения вырвался из груди исстрадавшейся женщины. Мигом сбежала она с веранды во двор. Побежал за ней и Людвиг. Вот всадники уже близко, но почему их только трое?
      - Это, должно быть, отец, Франческа и Гаспар, а Киприано разъехался с ними, - сказала госпожа Гальбергер. - Позже вернется, конечно, и он.
      - Нет, матушка, - прервал ее Людвиг. - Киприано приехал. Я вижу его белую лошадь.
      - Ну, так, верно, Гаспар отстал и едет сзади.
      - Что-то не видно никого сзади, - продолжал Людвиг. - Едут двое взрослых, а третий - Киприано.
      Между тем всадники приблизились. Месяц на минуту вышел из-за туч и осветил лицо Гаспара, Гальбергера и племянника.
      - А где же Франческа? - воскликнула бедная мать. - Где моя дочь?
      Ответа не последовало. Гаспар печально опустил голову, как ехавший за ним Гальбергер.
      - Что это значит? - закричала бедная женщина и бросилась к мужу. - Что вы сделали с моей Франческой?
      Гальбергер не проронил ни слова, не пошевелился при виде жены. Она обвила руками его колени:
      - Что же ты молчишь, Людвиг? Милый Людвиг, отчего ты мне не отвечаешь? О! Я знаю теперь все! Ее нет в живых!
      - Она жива, но вот он... - прошептал ей на ухо Гаспар.
      - Кто - он?
      - Ваш муж, сеньора, и мой господин.
      - Господи! Неужели это правда!
      Госпожа отпрянула, потом обвила руками холодное тело, плотно привязанное к седлу, сдернула шляпу... Шляпа выпала из ее рук; перед ней был мертвец. Сеньора вскрикнула и упала на землю, как подкошенная. При свете луны лицо ее казалось мертвенно бледным.
      XVII. По горячим следам
      На следующий день после того, как привезли домой тело охотника-натуралиста, солнце снова заходило над равниной Гран-Чако, золотя вершины пальм. Стада стройных оленей и красивых пятнистых косуль, наевшись досыта степной травы, мирно шли на водопой. Они не боялись охотников. Их покой нарушали только красная пума да желтый ягуар, ошибочно называемый в Южной Америке тигром.
      На берегу Пилькомайо, в тридцати милях от дома Гальбергера, где оплакивали хозяина, и в двадцати милях от деревушки това у костра сидели трое: сын, племянник убитого и гаучо Гаспар. Такая отлучка из дома на следующий же день после возвращения тела Гальбергера может показаться странной. Поэтому сразу надо сказать, что они выехали из дома, чтобы преследовать убийц отца и похитителей дочери. И хотя они не могли сказать наверняка, кто это сделал, но догадывались, что это индейцы. Только индейцы могли оставить такие следы на берегу реки.
      Догадку подтверждал и тот факт, что среди следов копыт оказались и следы подкованной лошади. Туземцы же никогда не подковывают своих лошадей. Правда, могло случиться, что какой-нибудь индеец украл лошадь у европейца и ездил на ней; но тогда следы подков были бы видны только в двух направлениях: вниз по реке и обратно. На самом же деле отпечатки этих следов оставлены были четыре раза, и в последний раз - совсем недавно по направлению к деревне.
      Осмотрев внимательно эти следы, друзья увидели, что они идут от брода к сумаховой роще, по тропинке тапиров к месту, где совершено было убийство и трава окрашена кровью. Все это доказывало, что всадник на подкованной лошади принимал участие в преступлении, может быть, даже играл в нем главную роль.
      Выследил врага главным образом гаучо. Людвиг и Киприано старались лишь помочь его наблюдениям.
      Они выехали из дома рано утром. Гальбергера похоронили очень быстро, потому что при такой жаре нельзя было откладывать похороны. Вдова не только не удерживала сына и племянника, она даже торопила их. Ведь у нее было двойное горе. Пропала ее дочь, и несчастная мать надеялась, что они ее разыщут. Она не боялась остаться одна, с ней были верные слуги. Все были убеждены, что Франческа жива.
      Ни Гаспара, ни Людвига, ни тем более Киприано не надо было торопить. Все они готовы были пожертвовать жизнью, лишь бы вернуть Франческу ее матери. Когда они выехали в степь, у них не было еще никакого определенного плана. Их только беспокоила участь молодой девушки и они помнили только одно: надо спешить. Наступила ночь, пришлось сделать привал. У костра друзья стали обдумывать план действий. Прежде всего следовало быть очень осторожными, потому что злодеи, так предательски убившие Гальбергера, не пощадят и их. Прежде, чем развести костер, Гаспар внимательно осмотрел окрестности, привязал лошадей, а Людвигу и Киприано велел зажечь сухой хворост. Костер развели за пальмовой рощицей так, чтобы его не было видно издалека. На костре в котелке кипела вода.
      XVIII. Кто ехал на подкованной лошади
      Пока гаучо возился около лошадей, Людвиг и Киприано обсуждали у костра, кто мог убить Гальбергера и похитить сестру.
      - Это дело индейцев из племени това, - сказал Киприано.
      - Не может быть, Киприано! - воскликнул Людвиг. - Зачем им убивать моего отца?
      - Ну, причина-то есть, хотя бы у одного из них.
      - У кого?
      - У Агуары.
      - Агуара! Почему ты подозреваешь именно его?
      - Он сделал это, чтобы захватить твою сестру.
      - Что ты говоришь, Киприано? - удивился Людвиг.
      - Да, я давно заметил, что сын вождя заглядывается на Франческу.
      - Негодяй! - возмутился Людвиг. Он действительно не замечал того, что не скрылось от глаз ревнивого Киприано. К тому же сам факт, что краснокожий дикарь влюбился в его сестру, казался ему невероятным. Сын прусского натуралиста со своими предрассудками не мог допустить и мысли об этом.
      - Ты не ошибаешься, Киприано? - спросил он.
      - Ничуть. Агуара часто держал себя с Франческой очень развязно. Однажды я даже чуть не побил его, но дядя, боясь поссориться с Нарагуаной, защитил его.
      - А отец знал что-нибудь об этом?
      - Я думаю, что нет. Я даже не хотел говорить ему.
      Все это было для Людвига новостью. Невольно он проникся подозрениями Киприано. Но что бы он ни думал о сыне, Нарагуану он не мог считать виновником преступления: вождь това - друг отца и их защитник.
      - Не может быть, - повторял он, - не может быть!
      - А между тем это так! - настаивал Киприано. - Когда дело идет о личной выгоде, мало кто остановится перед изменой. Виноват старый вождь или нет, судить не берусь, а вот в виновности сына не сомневаюсь. Помяни мое слово, Людвиг, это дело рук индейцев из племени това!
      - Но куда они могли скрыться? И почему ушли так неожиданно, не предупредив отца? Все это очень странно.
      - Я не вижу ничего странного. Сын уговорил отца согласиться похитить Франческу. Старый вождь, чтобы избежать встречи с отцом, ушел вперед и увел с собой все племя. Теперь они где-нибудь в отдаленной части Чако и надеются, что мы не разыщем их. Франческа, конечно, с ними. Но мы во что бы то ни стало должны найти ее, хотя бы это стоило нам жизни! Не правда ли, Людвиг?
      - Непременно, - ответил Людвиг, и в голосе его звучала решимость. В это время к ним подошел Гаспар.
      - Не пора ли нам поужинать, молодые господа? - сказал он и начал готовить ужин, вытащив из седла кусок холодной баранины и маисовый хлеб. Когда закипела в котелке вода, он заварил чай и вынул из погребца кокосовые чашки и трубочки бомбильи, заменяющие ложки. Парагвайцы пьют свой чай4 не так, как европейцы, а сосут его через трубочки.
      Путники ели баранину, маисовый хлеб, запивая горячим чаем, и продолжали сидеть у потушенного из осторожности огня. Киприано поделился своими подозрениями и с Гаспаром, которому давно уже приходила в голову та же мысль. Он тоже заметил, что молодой вождь неравнодушен к Франческе. Все предположения Киприано казались ему правдоподобными. Поужинав, все трое легли спать, так и не додумавшись до чего-нибудь определенного. Легли они, закутавшись в плащи и подложив седла под голову. Киприано долго не мог заснуть: его мучили тревожные мысли. Однако усталость взяла свое и, наконец, заснул и он. Не спал только гаучо.
      "Только один человек на свете мог искать смерти моего дорогого хозяина, думал он. - Человек этот Supremo. Воображаю, как он искал нас, когда мы бежали из Парагвая! Но то было два года тому назад. За это время всякий другой забыл бы свой адский замысел, но не таков Франсия. Он никогда не прощает. Я бы нисколько не удивился, если бы все это оказалось делом его рук. А тут еще эти следы подков... Четыре раза проскакал какой-то европеец и в последний раз недавно - следы совсем свежие. Он ехал в ту сторону, за индейское селение."
      Какое-то время Гаспар лежал, глядя на звезды и как бы стараясь прочитать в них скрытую от людей тайну.
      - Sangre de Cristo!5 - воскликнул он вдруг. - Да ведь это же и есть настоящая причина убийства хозяина и похищения его дочери!
      - Что с тобой, Гаспар? - спросил разбуженный его возгласом Киприано.
      - Ничего особенного. Меня укусил москит, но я убил его.
      Хотя Гаспару и казалось, что он нашел ключ к решению загадки, все же он решил держать свою догадку в тайне. Киприано снова заснул, а Гаспар принялся разматывать дальше нить своих мыслей.
      "Франсия, наверное, давно знал, где мы находимся. Удивительно, что он не сделал этого раньше. Не раз предостерегал я хозяина, но он верил в дружбу Нарагуаны. Това враждовали тогда с парагвайцами; теперь, кажется, что-то изменилось в их отношениях, иначе зачем бы индейцам покидать толдерию?.. Очевидно, к ним приезжал какой-то белый, - об этом свидетельствуют следы подков. А этот белый не кто иной, как посланец Supremo. Легко догадаться, кого он послал. Руфино Вальдеса, конечно, и это он убил моего господина! Жаль, что мысль эта не пришла мне в голову раньше, хотя бы вчера. Должно быть, он проезжал этой дорогой, и один. Жаль, что мы не повстречались! Я бы свел старые счеты с сеньором Руфино!.. Но мы еще можем встретиться; тогда один из нас останется на месте и думаю, что останусь не я!.."
      После этих размышлений гаучо поплотнее укутался в пончо и заснул. Проснулся он, когда заря уже занялась над Чако и птицы защебетали в роще.
      XIX. Находка
      Выпив, как и накануне, чая и поев баранины с хлебом, друзья пустились в дальнейший путь по берегу Пилькомайо. Перед ними шли следы пони Франчески, а также двойные следы подкованной лошади. Милях в двадцати от места, где в реку впадает приток, похитители, по-видимому, остановились на ночлег. Видны были разбросанные по траве остатки пищи и два потухших костра. Было похоже, что индейцы останавливались здесь ночи две тому назад.
      Надо было отдохнуть лошадям, и всадники расположились у опушки рощи. Сначала они не увидели ничего, кроме полуобгоревшего хвороста и угля от костров, обглоданных костей дичи и скорлупы страусовых яиц. Трава была примята, вероятно, пасшимися на привязи лошадьми. Ночевавшие здесь люди были индейцы, это было несомненно, но к какому племени они принадлежали, оставалось загадкой.
      Людвиг и Киприано уже вскочили на лошадей и рвались в дальнейший путь, а гаучо продолжал осматривать соседние кусты, все еще не отчаиваясь найти подтверждение своей догадки. Скоро он действительно нашел в траве шар величиной с крокетный. Это был круглый камень, обтянутый коровьей кожей. Гаспар тотчас же узнал оружие южноамериканских гаучо - болу.
      - Что это, Гаспар? - спросили его молодые люди.
      - Бола.
      - Ее забыли здесь индейцы?
      - Да, и из этого я заключаю, что индейцы эти - обитатели Чако. Это их туземное очень страшное оружие. Другие индейцы носят по два и даже по три таких шара, привязанных к веревке; жители же Чако не привязывают их, а просто бросают, как мяч. Но этот мяч - не детская игрушка. Я сам видел, как метко они бросают болу, попадая на расстоянии тридцати метров прямо в голову животного. Такие шары легко теряются в траве. Вот этот шар несомненно принадлежал индейцу из племени това.
      - Почему все-таки ты так думаешь, Гаспар? - настаивал Киприано.
      - Потому что из всех индейцев, населяющих Чако, только това пользуются такими болами без привязи. Этот мяч был в руках какого-нибудь изменника из племени това. Не знаю, кто убил моего господина, но вы правы, Киприано, вашу кузину похитил Агуара.
      - Скорее, Людвиг! - воскликнул Киприано. - Подумай только! Франческа в руках этого дикаря! Так поспешим ей на помощь!
      Сердце Людвига тоже разрывалось от боли и гнева. Оба юноши и Гаспар помчались снова по горячим следам.
      XX. Препятствие
      Скоро, однако, появилось неожиданное препятствие, грозившее замедлить или даже вовсе остановить погоню за неприятелем. Препятствием этим была вискачера, или поселение вискачей.
      В степях по берегам Ла-Платы и Параны нельзя проехать и двадцати миль, чтобы не наткнуться на норы этого кролика северных стран. Вискача несколько крупнее кролика и по очертанию головы похожа на большую крысу. Длинный хвост и короткие передние лапки придают вискаче еще большее сходство с крысой. Три пальца на задних лапах этого зверька побудили ученых дать ему видовое название "трехпалый". Такие же пальцы у агути и так называемой гвинейской свинки.
      Вискача роет такие же норки, как североамериканский сурок, называемый луговой или степной собакой. Как это ни странно, в норах тех и других ютятся иногда птицы из породы сов. Ученые долго не знали, пользуется ли эта птица гостеприимством четвероногих или забирается в их норки как враг. Последнее предположение оказалось вернее, так как в желудке убитых птиц находят остатки вискачей, служащих им пищей.
      В норках вискачей и степных собак гнездятся и змеи, чаще других гремучие. Совы пожирают также и их.
      Вискача имеет обыкновение собирать все, что ей попадается: камни, корни, комья сухой глины, кости, и таскать их к своей норке, перед отверстием которой образуется таким образом целая кучка всякого добра. Дарвин рассказывает, что один путешественник, потерявший в степи часы, нашел их перед норкой вискачи.
      Агути любят селиться в бесплодных равнинах Патагонии, вискачи же роют свои норки преимущественно в жирной глинистой, богатой растительностью почве пампасов. Их пищу составляют корни чертополоха и дикого артишока. Вискачи совсем не водятся по ту сторону Уругвая, хотя там почвенные условия вполне подходят для них. Можно было бы подумать, что преградой к движению животных на восток была река; на самом деле не так. Парана гораздо шире Уругвая, а между тем вискачи переплыли ее и поселились на ее западном берегу.
      Наши друзья мало думали об этих интересных животных: им было только досадно, что они встретили на пути их колонию. Ехать прямо через изрытую зверьками равнину значило ехать шагом. Лошади каждую минуту могли провалиться и сломать себе ногу, потому что грызуны провели под землей целые галереи. Тем не менее, окинув взглядом равнину и не видя конца холмикам вискачей, всадники решили, что объезжать их было бы слишком долго, и поехали прямо.
      - Не везет нам, - сказал Гаспар. - Черт возьми, вся равнина изрыта! Делать нечего, поедем прямо.
      - Я тоже думаю, что это лучше всего, - ответил Киприано.
      - Только будьте осторожны, господа, - предупредил гаучо. - Смотрите под ноги лошадям и не приближайтесь к норам. Да что я болтаю! Поеду-ка я лучше сам вперед, а вы следуйте за мной.
      С этими словами он направился через равнину, осторожно пробираясь между холмиками. Молодые люди ехали следом за ним.
      Вискачи ничуть не пугались неожиданно появившихся всадников. Они садились на задние лапки и с любопытством посматривали вокруг, убегая только тогда, когда люди подъезжали совсем близко. Целый час ехали друзья по изрытой равнине и наконец выбрались на ровное место. Чтобы наверстать потерянное время, они пришпорили лошадей и поскакали дальше.
      XXI. Вальдес вывихнул плечо
      Когда Гаспар сердился на неожиданное препятствие в виде норок вискачей, он не подозревал, что те же животные оказали ему существенную услугу, задержав на дороге его злейшего врага.
      В ста милях от изрытой зверьками равнины, на востоке, по дороге в Асунсьон находилась такая же равнина. Почти в то же время, что и наши друзья, по ней, направляясь к берегу Парагвая, мчался всадник. Лошадь его была вся в мыле, но он пришпоривал ее, а иногда погонял и древком копья. Можно было подумать, что всадник сошел с ума или спасается от преследующего его врага, хотя ехал он по открытой степи и нигде не было видно ни единого живого существа, которое могло бы ему угрожать. Так жестоко обходившийся со своей лошадью всадник был не кто иной, как Руфино Вальдес.
      Он спешил, чтобы поскорее порадовать парагвайского деспота приятным известием, а затем, захватив с собой отряд солдат, вернуться в усадьбу Гальбергера.
      Всадника ожидала щедрая награда, и от самого лагеря индейцев он безжалостно гнал своего скакуна. Он не жалел животного, как любят и жалеют своих коней гаучо. Ему было безразлично, хоть бы лошадь и пала на берегу Парагвая, лишь бы она доставила его до места.
      Наконец конь выбился из сил, начал спотыкаться.
      - До берега не больше двадцати миль, - шептал про себя всадник. - Выеду ли я близко к Асунсьону? Вот вопрос. Но все равно, на берегу много сторожевых постов, и солдаты укажут мне дорогу к городу.
      Вальдес почти не смотрел на тропинку, по которой ехал. Он знал, что едет на восток. Солнце садилось. Длинная тень всадника и лошади падала прямо перед ним. Вальдес ехал точно по стопам другого исполина всадника.
      Но вот солнце село; ночная тень быстро надвинулась со всех сторон. Зато прямо впереди на небе выплыл месяц. Нигде на севере месяц не светит так ярко, как в южных степях Чако. Близость цели и лунная ночь соблазнили Вальдеса; он решил не останавливаться на ночлег и, пришпорив измученного, с израненными до крови боками коня, помчался дальше.
      Между тем тропинка, по которой он ехал, кончилась. Взглянув под ноги спотыкающейся лошади, Вальдес увидел, что заехал в вискачеру - покрытую норками местность. Занятый своими дьявольскими планами, он не заметил, как забрался на эту изрытую почву. Кругом с криком разлетались испуганные совы.
      Вальдес хотел было свернуть и натянул поводья, но лошадь вдруг споткнулась. Поводья выпали у него из рук. Послышался точно треск сухого сучка. Это хрустнула сломанная нога лошади. Падая, всадник и сам вывихнул себе ключицу больной руки и лишился чувств.
      Долго лежал он на залитой лунным светом равнине, не слыша криков ночных птиц, не видя с любопытством посматривавших на него похожих на крыс животных.
      Когда Вальдес пришел в себя, он пролежал еще целые сутки, потом ползком, как раненый на поле брани, добрался до Асунсьона. Прибыл он туда лишь на третий день, и Гаспар со спутниками выиграли таким образом время.
      XXII. Дерево-барометр
      Выехав из вискачеры, Гаспар снова принялся внимательно выслеживать неприятеля.
      - Что ты нашел нового? - спросил его Киприано.
      - Не нашел, а потерял, сеньор.
      - Что?
      - След подкованной лошади. Следы пони видны по-прежнему, а следы лошади неизвестного нам всадника исчезли.
      Все трое принялись разыскивать их, медленно разъезжая вперед и назад; но поиски оказались тщетными.
      "Теперь понятно, почему мы видели свежие следы копыт в обратном направлении на берегу реки, - продолжал Гаспар. - Кто бы ни был таинственный всадник, краснокожий или европеец, переночевав с индейцами в лагере, он поутру расстался с ними. Я так и знал, что за спиной Агуары и индейцев кто-то скрывается. Это он, конечно".
      Гаспар сказал последние фразы про себя. Он еще не сообщил Киприано и Людвигу о своих подозрениях относительно Вальдеса и Франсии.
      - Не станем теперь заботиться об исчезнувшем всаднике, - заметил Гаспар. Нам надо спешить за индейцами.
      С этими словами он пустил коня галопом. Юноши последовали его примеру. Так ехали они без отдыха целый час, преимущественно по берегу Пилькомайо, иногда же - там, где берег оказывался слишком отвесным, - уклоняясь в сторону.
      Выехав на одну из таких скалистых возвышенностей берега, Гаспар остановился. Недалеко от тропинки, по которой они ехали, виднелось дерево с перистой листвой. Это был один из многочисленных видов мимоз, растущих в равнинах Южной Америки и особенно часто встречающихся в Гран-Чако. Дерево было покрыто ярко-желтыми цветами. Оно-то и обратило на себя внимание Гаспара.
      Подъехав к мимозе, Гаспар сорвал цветущую ветку и с любопытством, словно ботаник, начал рассматривать ее. Он хорошо знал это растение и его свойства.
      - Ну что, Гаспар? - крикнул ему с нетерпением Киприано. - Что ты разглядываешь цветочки? Ведь знаешь, что нам время дорого!
      - Знаю, - озабоченно возразил Гаспар. - Но если дерево предсказывает верно, нам придется на время отказаться от преследования индейцев и подумать о себе.
      - Что это значит? - в один голос спросили Людвиг и Киприано.
      - Взгляните, господа, на эти цветы.
      - Я ничего не вижу особенного! - воскликнул Киприано.
      - А я замечаю, - сказал Людвиг, получивший от отца некоторые сведения по ботанике. - Венчики цветов почти закрылись - явление необычное в это время дня. Утром мы проехали мимо нескольких уннаи - так называется это дерево - и я не заметил, чтобы их цветы были закрыты.
      - Подождите немного и понаблюдайте, - посоветовал Гаспар.
      Цветы уннаи продолжали закрываться на их глазах.
      - Уннаи никогда не лжет, - сказал Гаспар. - Ему надо верить. Он предсказывает нам страшную грозу. Если гроза застанет нас в степи, нас унесет ветром или ливнем. Надо укрыться. Скорее, господа, через минуту будет поздно!
      Вскочив на лошадей, молодые люди помчались галопом.
      XXIII. Пленница
      В то самое время, когда друзья отъехали от дерева-барометра, милях в сорока или пятидесяти по равнине ехали несколько всадников. Это Агуара со свитой молодых индейцев возвращался в свою резиденцию.