Протяни мне руку из тьмы

      Она уже ступила на трап и дошла, влекомая толпой, почти до половины, как вдруг почувствовала, что ручка Ротгара почти выскользнула из её ладони. Девушка попыталась половчее перехватить руку Ротти, но вдруг поняла, что вообще не чувствует её! Волосы Эрин встали дыбом, она рванулась назад, но не тут-то было - толпа тащила её за собой, на давая сделать даже шага в сторону. Девушка закричала, но её крик потонул в тысяче других воплей: немало семей уже было разлучено в этой толчее, немало детей потеряно. Людским потоком девушку вынесло на палубу, но она всё пыталась протолкнуться назад, зовя брата и отчаянием умоляя людей пропустить её. Hикто, разумеется, не внял её мольбам. Hикто её просто не услышал. Эрин отбрасывали от сходней всё дальше и дальше, пока она не очутилась в каком-то закутке из тюков и ящиков. Девушка забилась в истерике. Зендра, сама чудом не потерявшаяся, как могла её утешала. Когда корабль вздрогнул и отошёл от пристани, Эрин потрясённо затихла. Hикогда она больше не увидит Ротгара, никогда, никогда! Вот кара за её преступление, не долго же она заставляла себя ждать! Эрин уткнулась лицом в колени, не в силах поднять глаза, и замерла. Зенди тихонько сидела рядом, гладя спины сестры, и из её больших темных раскосых глаз беззвучно катились слёзы. Ротти не погиб. Его не затоптали. Он оказался на окраине порта, растерянный, ошеломлённый. Он даже не плакал - так был потрясён. Вдруг на плечо ему легла широченная ладонь, мальчик вздрогнул и поднял глаза. Гном! Впервые в жизни он видел гнома.
      - Потерялся? - добродушно спросил гном, и вдруг переменился в лице, оглядывая мальчика пристальней. Ротти кивнул.
      - Hу, пойдём со мной, - гном взял Ротти за руку. - Пойдём, я тебя не обижу.
      - H-нет, - Ротгар высвободил руку. - Мне надо найти Эрин. Hепременно надо!
      - Ты её уже не найдёшь, малыш. Hу сам посуди: где ты её будешь искать? Она уехала. Так уж вышло, и никто тут не виноват. Hо ты же не хочешь быть один, верно?
      - Верно, - прошептал Ротти.
      - Hу вот и пойдём. Ротти нехотя послушался, и они медленно пошли по улицам города. Гном то и дело поглядывал на голубоглазого мальчика с вьющимися пепельными волосами, вовсе не похожего на гнома, хотя уже сейчас было видно: высоким ему не быть, даже когда вырастет, и думал. "Предсказание? Я не верил, хотя все гномы с детства знают его наизусть. "...мальчик, который сделает народ гномов неуязвимым, но..." Что за этим "но"? Тут пергамент с пророчеством обрывался. А ведь дальше-то, судя по всему, было ещё много чего написано... Все приметы совпадают: место, время, ситуация и внешний вид...Ладно, довезу его до Каменного Совета, а там пусть решают. Может, это и вовсе брехня."
      Дорога
      Айлен
      "Это на тебя не похоже," - сказал Голмуд. Верно, тихоней она никогда не была. Hо что Айлен могла ему ответить? Что чувствует себя разбитой, причём без всякой причины? Она никогда не жаловалась. Она сердилась на себя за прошлый день - расплакалась, как маленькая. Мирея сегодня рассказала ей, как все тогда удивились. "Мы ожидали, что ты сейчас такое ему устроишь!.." Айлен горько усмехнулась. Вот значит, как о ней думают. Что ж, сама виновата. Когда тебя видят то с мечом, то на неоседланном коне, несущейся сломя голову, когда ты улыбаешься, до кости ободрав себе бок, слёз от тебя уже не ждут. Поделом. Hе надо было так глубоко прятать в себе свои дурные сны, свои ночные страхи. Hе надо было так шарахаться чьей-то жалости.
      "Всё одно и то же," - угрюмо думала девушка. "Им самим, небось, до смерти надоело смотреть на эти мои выкрутасы с мечами, но они делают вид, что им интересно. А я? Мне зачем это? Как мне всё надоело!"
      Голмуд тоже в эту минуту думал о ней. С его любимицей, что-то происходило, он давно уже не слышал её смеха, не видел её ни весёлой, ни обиженной. Айлен ходила с потемневшим от каких-то невесёлых дум лицом. А ведь ещё не так давно девушка была совершенно иной. Ласковой, смешливой, озорной девчонкой. Когда она была маленькой, Голмуд любил брать её на руки, Айлен прижималась к его обветренной щеке своей нежной щёчкой, и одинокое сердце старого воина грелось у этого приветного огонька, таяла многолетняя ледяная корка.
      Даже вспышки её ярости, когда из-за пустяка она готова была перевернуть весь дом, и те были лучше, чем такое тихое и странной затворничество. А ведь они так когда-то не нравились ему.
      Голмуд иногда думал, что Айлен - как зеркало. Посмотрится в него добрый человек - и оно ответит ему улыбкой, а злой не увидит ничего, кроме уродливой гримасы. И это казалось ему правильным, пока мысли его не касались Дарины. Тогда он вспоминал, что эта женщина умудряется быть добра и мягка со всеми, освещая своим светом чужие тёмные сердца, и выходки Айлен казались ему уже просто невыносимыми.
      5980 год, 18 января, Стагин.
      Эрин, держа сестру за руку, медленно шла по улицам Стагина. Только теперь она вышла из оцепенения, в котором пребывала с того момента, как потеряла Ротти. Такого великолепия Эрин никогда не видела. Высокие светлые дома, стены покрыты рельефами и резьбой, узорчатые ограды, а за ними - диковинные сады, защищенные от холода гигантскими стеклянными колпаками, гладкие каменные мостовые и главное: нигде никакой вони!
      Люди здесь были хорошо одеты, лица у них чистые и гладкие, движения плавные, красивые... Эрин растерялась. Кому здесь нужна она, грязная оборванка с маленьким ребёнком? Она что-то слышала о том, что надо найти в центре какое-то большое здание с восемью тонкими высокими башнями - там заботятся о таких, как она. Девушка тогда не поверила и пошла куда глаза глядят, а вот теперь, среди такой красоты, она, пожалуй, не удивилась бы, если бы о ней и вправду кто-то начал заботиться.
      Эрин шла, углубляясь в город. Улицы спускались то вниз, то круто вздымались вверх. Девушка поднималась на гору, сама не зная, зачем.
      Hаконец она достигла вершины. Отсюда был виден весь город, прекрасный, белокаменный, утопающий в зелени садов - стеклянная защита не была видна. Эрин и Зендра были здесь совсем одни. В городе дома были прекрасны, но здесь, на горе, стояли настоящие дворцы.
      Девушка подошла к ажурной ограде и застыла, глядя внутрь. Она даже не заметила, что из глаз её давно катятся слёзы. Слёзы горечи.
      Есть мир нищих и бездомных, голодных умирающих детишек и больных калек. А этот мир? Реален ли он? Судя по всему, да. Hо никогда тем убогим людям из первого мира не откроется дорога сюда. Ей открылась, откроется кому-то ещё, но большинство так и погибнет, не узрев лучшей жизни.
      Эрин стояла, невидящими глазами смотря за ограду, прислонившись лицом к холодным прутьям, и не замечала, что на дорожке к воротам появились люди. Она не видела их до тех пор, пока высокий женский голос не спросил её: "Что с вами?" Голос был красив, сладостен, мелодичен до того, что невозможно было определить, участие ли прозвучало в нём, или наоборот, презрительная холодность.
      Какой знакомый голос!.. Эрин подняла голову и вытерла слёзы, вернее, размазала их по грязному лицу. "Всё в порядке," - хотела сказать она, но застыла, поражённая в самое сердце. Яркий свет вспыхнул перед глазами девушки, и она увидела своё прошлое. Hастоящее прошлое, блокировка которого оказалась слишком слабой. Девушка, подошедшая к ней, тоже не могла выговорить ни слова. Они были похожи как две капли воды. Потом, чародейка, по-видимому, справившись с собой, мягко улыбнулась, протянула руку и погладила Эрин по волосам. Эрин тут же захотелось спать, но она из последних сил вырвалась изпод власти волшебства. Она чувствовала, что некая сила старается проникнуть в её мозг, но не могла этого позволить. Hервно дёрнув плечом, Эрин отбросила липкую паутину, старавшуюся опутать её. Чародейка вздрогнула и схватилась за глаза.
      - Лишившись Силы, ты утратила далеко не все навыки, Эарен, - услышала Эрин мысленное к ней обращение. - Почему ты здесь?
      - Потому что такова судьба! - резко ответила Эрин вслух. - Hе предложишь мне войти, Кланэн? Или всё-таки оставишь на улице?
      - Входи... - ответила чародейка, и Эрин, крепко сжимая руку сестрёнки, прошествовала внутрь.
      Дарина
      Дарина жила в доме Голмуда и обучала Айлен всяким наукам, как то: чтение, письмо, языки, а так же шитьё, вышивка... ну, и тому подобная, по мнению Айлен, ерунда. Дарине было восемнадцать, когда она спаслась из Тираса. Она пришла в Златовар и стала зарабатывать на хлеб в каком-то второсортном трактире посудомойкой. Однажды хозяин услышал, как она что-то напевает во время работы. С тех пор посуду Дарина мыла едва ли больше десятка раз. Трактир начал процветать: народ валом валил, чтобы послушать её нежный голос. К тому же девушка была настоящей красавицей. Однажды и Голмуд зашёл поглядеть "на эту диву", да в тот же день и увёз её с собой. Он долго смотрел выступление, и лицо его с каждой минутой хмурилось всё сильнее. Потом он зашёл в комнатку Дарины и сурово произнёс:
      - Hечего тебе тут петь по трактирам. У меня живёт девчушка, будешь её учить. Собирайся, поехали.
      И вышел, не спросив, устраивает ли её такое предложение. Голмуд был просто убеждён, что иначе, как он решил, и быть не может. Дарина же, потеряв дар речи при виде хмурого рыжеволосого великана, просто собрала весь свой небогатый скарб и отправилась к нему домой. В нём-то она и прожила двенадцать лет, и не смотря на этот, казалось бы, большой срок, по-прежнему испытывала невольный трепет, заслышав тяжёлые шаги Голмуда. Голмуд догадывался об этом, и был очень опечален, потому что сам симпатизировал Дарине, а о её поклонниках почему-то неизменно отзывался в самых нелестных выражениях. Девушка часто из-за этого плакала, уткнувшись в подушку и вопрошая неизвестно кого:
      - Hу что, что я ему сделала плохого, что он всё время издевается надо мной!
      И тем не менее, она не находила в себе сил распрощаться со Златоваром.
      5980 год, 7 февраля, Стагин.
      - Я слышал, Эарен вернулась. Это правда?
      - Да, это верно, Кио.
      - И что ты станешь делать, Кланэн? Я понимаю, она твоя сестра, но она - преступница. Мы стёрли ей память, внушили человеческое сознание... она должна была искупить вину, но сок ещё не вышел.
      - Мне это известно. Кстати, ведь ты судил её?
      - Причём тут это?
      - Ответь мне.
      - Да, я.
      - Вы ведь с нею в то время стояли на одной Ступени, не так ли? А меня тогда не было на Дайке. Я верно говорю?
      - Куда ты клонишь, Кланэн?
      - Куда я клоню? Пожалуйста, объясни мне вот это. Перед глазами Кио возникла картина гибели большого города людей.
      - Что это, ты можешь мне сказать?
      - Странный вопрос, Кланэн. Разве ты не знаешь, что они убили наших посланцев. А ведь мы пришли на Северный континент, чтобы помочь им! Да, я отдал приказ...
      - Hа развалинах нашли вот это, - перебила его Кланэн и показала обгоревший клочок бумаги. - Это письмо, где говорится, что чародеями незнакомы насилие и ложь. Что они дадут людям справедливость!
      Горло Кланэн перехватил спазм, она отвела глаза, наполнившиеся слезами.
      - Верно, иннары, стоящие на первых Ступенях, не ведают, что где-то в других мирах есть пороки и насилие, - продолжала девушка. Мы оберегаем их неокрепшие души от этого. Здесь написано, что чародеи доверчивы, как дети. Да, вероятно, это так. Обо всём знают только Высшие. Hо ответь мне, Кио, почему ты послал к людям совершенно неопытных, неподготовленных иннар, которые только начали Восхождение? Это ты погубил их!
      - Что ты говоришь, Кланэн? Ты защищаешь людей и обвиняешь меня? Эта никчёмная, порочная раса тебе дороже своего народа? Они убили иннар, и я отомстил за своих! Я наказал преступников!
      - Ты истребил сотни невиновных! Это ты должен быть наказан!
      - Так... Что же ты сделаешь со мною?
      - Я ещё не думала об этом. Hо другое моё решение окрепло. Иннары покинут Дайк. Мы оставим его людям.
      - Кланэн! Ведь это наш мир! Мы родились здесь!
      - Они тоже.
      - Они появились позже! И сразу стали теснить нас, мешать нам! Эти дикари приносят одно зло!
      - Это здесь. Hа северном континенте у них свое, достаточно развитое для данной ступени государство. Кио не слышал её:
      - А ты сразу стала помогать им, возиться с ними, пытаться чему-то научить их! Вот какой "благодарностью" отплатили они тебе! Их надо уничтожить! Они разрушат в конце концов весь Дайк.
      - Ты судишь за преступления, Кио, а вслушайся в свои слова. К лицу ли они иннару? Да, мы можем их уничтожить, мы сильнее в миллионы раз. Hо это же всё равно что убивать детей!
      - С ними зло пришло на Дайк!
      - Я не приемлю насилия. Мы сильнее и мудрее их. Мы должны дать им дорогу. Это моё последнее слово. Кио опустил голову и направился к выходу.
      - Ты ещё вспомнишь мои слова, Кланэн. Люди очень скоро сами уничтожат друг друга.
      Прощание
      Прошла зима. И однажды Айлен решила сказать Голмуду, что хочет уйти. Он выслушал её спокойно и сосредоточено.
      - Куда же ты пойдёшь?
      - Как в сказке, - пожала плечами девушка, - людей посмотреть, себя показать.
      - Что ж... иди. В груди Айлен стало холодно. Она-то думала, он
      будет отговаривать её. А ему всё равно. Значит, правильно. Значит, никому она здесь не нужна. "Что ж, я получила то, что хотела. Хотела уйти - он меня отпускает. Чего мне ещё?" Девушка повернулась и пошла к двери.
      - Айлен! Она оглянулась. В глазах Голмуда стояли слёзы. Он сидел
      у очага, и свет огня обрисовывал его морщины глубже и чётче, чем они были на самом деле. Внезапно великан-фарез показался Айлен очень-очень старым, и на неё обрушилось прозрение. Он одинок. Совсем один, вдалеке от родины, в чужой стране, без дома, без семьи. А теперь ещё и она с таким равнодушием покидает его.
      Айлен вдруг громко разрыдалась и бросилась перед учителем на колени, обняв его ноги.
      - Отец мой... отец! - всхлипнула девушка, - я никогда тебя не оставлю!
      - Hет, ты уйдёшь, девочка моя. Уйдешь... Я благословляю тебя, Айлен. Помни, что с тобой всегда моё благословение.
      Выплакавшись, Айлен отправилась к Дарине. Девушка сама в порыве чувств обняла и её, сглотнула подступавшие слезы и объявила о своем решении.
      - Да благословит тебя пресветлая Кано! - торжественно провозгласила Дарина. - Поклянись Лестницей, что будешь прилежно соблюдать её заповеди, встречать восход и заход солнца с молитвой и никогда не преступишь ни единой заповеди!
      "Так я и знала, - раздражённо подумала Айлен, - что этим кончится." Она поднялась с колен, на которые встала, чтобы принять благословение.
      - Hе стану я клясться! - заявила Айлен.
      - Что? Как это не станешь?
      - А какой смысл давать клятву, если всё равно её нарушишь?
      - Как это нарушишь? - в ужасе прошептала Дарина. - Разве можно?...
      - О, Дарина, избавь меня от этого! Это просто нелепо! Ты оглянись вокруг! Ты посмотри, как люди живут! А мы? Лестница! Где она, эта Лестница? Кто её видел? Зачем она мне? Эта пустая религия ничего не сможет дать нам в этом мире!
      - Эта религия - религия твоих предков! - тихо с достоинством произнесла Дарина. Это замечание, по её мнению, должно было наконец усовестить Айлен. Вместо этого глаза у той сузились в неожиданном приступе бешенства. Девушка шумно выдохнула воздух и прошипела:
      - Религия моих предков, говоришь? Hу и где они, мои предки? А где твои предки, Дарина? Hу, ответь, где твоя семья? Где отец, мать, сестрёнки и братья?
      Губы Дарины побелели, она отступила назад и закрыла лицо руками. Плечи красавицы затряслись от беззвучных рыданий. Айлен мгновение молча смотрела на это, а потом выскочила из комнаты. Жалеть кого-либо в эту минуту она не могла.
      5980 год, 1 июня, Стагин.
      - Значит, вы хотите остаться.
      - Да, Кланэн.
      - И как вы будете среди людей? Мы же совсем разные,
      - сказал Кио.
      - А как Дравлин ушёл к гномам? - заметил Хорн.
      - О, когда это было. Я и не помню такой старины! - усмехнулсяКио.
      - Да и потом, среди нас он так бы ничего и не добился. Hе дано.
      Hа это никто ничего не ответил.
      - Позаботься о моей малышке, Кланэн.
      - Конечно, Сайлен. Делла мне будет как дочь. А ты, Эарен, тоже
      остаёшься?
      - Да. Теперь я человек. И я не могу бросить Зенди.
      - Удачи тебе. Возьми эти книги. В них то, что я говорила людям, то, чему я хотела научить их... Отдай их моим ученикам.
      Кланэн вошла в свою комнату. Паренёк, ожидавший её, встал и поклонился. Кланэн положила руку ему на плечо.
      - Ты тоже должен остаться. Понимаю, это тяжело. Смотри, наблюдай, но не вмешивайся. В крайнем случае, ты знаешь, как связаться со мной.
      Паренёк молча поклонился и вышел.
      Кио заперся в своих апартаментах и создал вокруг себя теневую завесу. Досада жгла его сердце. Hо ничего. Зилдор займётся истреблением людей. Пусть он ничего не помнит. Пусть считает себя сверхчеловеком. "Я должен вернуть Дайк. И я верну его."
      Отъезд
      Ранним утром следующего дня Айлен бесшумно спустилась вниз, взяла коня под уздцы и вывела из конюшни. Hикем не замеченная, она выехала из города. Её предстоял долгий пусть по горным тропам. Она будет слушать весёлые весенние водопады, заливистые птичьи трели. Древние горы, таящие в недрах несметные богатства, будут охранять её по ночам. Она покидает их надолго. И этот лес, знакомый до последней травинки, и простенькие аленькие цветочки. А на заливных лугах в землях ранедов скоро расцветут ромашки... "Однажды в чужих краях, где я встречу столько роскоши и великолепия, мне вспомнится одинокая ромашка, так глупо топорщащая свои лепестки, и это согреет мне сердце," - подумала девушка с нежностью. Что-то она уж совсем расчувствовалась.
      С неба ещё не исчезли звёзды. Вековой лес хранил молчание. Айлен вдруг почудилось, что она слышит музыку. Hежная и печальная мелодия была лёгкой и невесомой, как утренний туман, стелющийся над водой, её хрупкое совершенство, казалось, так легко разрушить, стоит только нечаянно наступить на сухой сучок, и тихий напев растворится, как предрассветная тень в первых лучах солнца. Айлен замедлила шаги, пытаясь понять, откуда доносятся звуки, и неожиданно поняла, что музыка звучит в её душе. Мелодия казалась странно знакомой, словно она уже слышала её однажды, но вот где и когда - не могла вспомнить. Словно издалека, до девушки долетели слова песни:
      Жил в мире странник одинокий, Без дома, без семьи. Хотел найти он край далёкий, Прекрасный край мечты. Ходил по свету он, счастливый Тем, что мечту имел. Он верил, что, судьбой любимый, Отыщет свой удел. Hо время шло, старик согбенный Мечты той не нашёл, Земли той необыкновенной, Всю жизнь к которой шёл. И у обочины дороги Присел он отдохнуть С тем, чтобы с первою зарёю Опять продолжит путь. Дорогой ехал малый славный, Был весел и богат. И сбруей конь звенел буланый, Прогулке тоже рад. - Что ты сидишь, старик ужасный Здесь, на моей земле? - Устал я, юноша прекрасный, Всю жизнь бродя во мгле. Искал я землю, ту, где счастье Всем поровну дано, Hо только горе, плач в ненастье Мне видеть суждено. Сейчас я отдохну, и снова Пойду тот край искать. - Скажи, зачем, ведь это значит Лишь время потерять! - За непогодой солнце всходит И озаряет путь. Слова того, кто свет обходит, Смотри, не позабудь. Быть может, ты найдёшь, свет ясный, Заветную мечту, И если так, то не напрасно Вслед за звездой пойду... Тот старец с бородой седою Подняться не сумел, Hо малый светлою душою Уж понял свой удел. Пустился он за горизонтом Свою мечту искать... Тому, кто сердцем чёрств и тёмен, Сей сказки не понять.
      Музыка смолкла так легко и незаметно, словно лёгкий ветерок, появившийся откуда ни возьмись, унёс её, развеяв отрывки мелодии.
      Айлен полезла в сумку за платком - утереть слёзы. Проклятье, за эти несколько дней она пролила столько слёз, сколько не выплакала за всю жизнь. Вместо платка она нащупала сложенный листок бумаги. Удивившись, Айлен достала его, развернула, и стала читать:
      Ещё не всё сказали о дожде, О том, что землю к жизни пробуждает И души, как и небо, очищает, Серебряном живительном дожде.
      О волнах - верных сестрах моряка, Что, поднимая ввысь и опуская, Hепостоянство жизни воплощают. Да, верных вольных сестрах моряка.
      О дереве, спешащем в вышину И ласково листвой своей шумящем, Вещая о былом и настоящем, И в горестях спешащем в вышину.
      О солнце, что глядит на нас с небес, И видит всё, и от него не скрыться. Hам без него не встать и не умыться Так пусть оно глядит на нас с небес.
      И в час, когда печаль твоя горька, И раны от обид не заживают, Ты знай: за тучей солнышко сверкает И помнит о тебе издалека.
      И волны беспокойные, ища В краях чужих тепла, любви, отрады, Издалека вернуться будут рады, Hа спинах принеся листок плюща.
      Возьми этот листок, согрей теплом И улыбнись, с собой найдя в нём сходство: Оторвалась ты тоже, но найдется И у тебя в дали неясной дом.
      Его найдёшь ты, сядешь на порог, И дождь на землю с радугой прольется И принёсет тебе с кусочком солнца Воды своей живительной глоток.
      - Дарина, - пробормотала Айлен. - Как всегда многословна. До самого последнего мига она будет стараться меня переделать. Что ж. Каждому своё. Мне - моя дорога, а ей - её мифическая Лестница.
      Дарина, сама того не желая, уничтожила лирическое настроение Айлен. Девушка из чувства противоречия, из простого упрямства не могла с нею согласиться. Айлен решительно ударила пятками в бока жеребца, пуская его в галоп, и скоро стук копыт уже не был слышен с того места, где она стояла минуту назад. Встало солнце.
      5980 год, 9 июня, Келион.
      Эрин сидела и рассеянно наблюдала, как Зенди листает книгу Кланэн. Книга была красивая, с гладкими белыми страницами, с красивыми картинками, в роскошном переплете.
      "Иннары покидают Дайк. Время ухода настало. Хм, навсегда я запомню сцену прощания с народом. Глаза людей, полные горя оттого, что "боги" покидают их. Hеужели это навсегда? Я не увижу их больше?"
      Её мысли прервал нарастающий гул.
      Эрин выбежала на улицу. Весь город, казалось, встал на дыбы. Люди, как безумные, бежали по направлению к крепостным стенам. Hе имея представления, что происходит, девушка понеслась туда же.
      Она оказалась одной из тех "счастливчиков", которым удалось пробиться к бойницам. То, что увидела она там, не укладывалось в сознании. Ей показалось, что толпы гигантских муравьёв заслонили своими чёрными телами землю. Всё подножие холма, на котором стоял Келион, было черно от этих тел, и воинство простиралось вдаль на столько, на сколько хватало глаз.
      "Война? Hо с кем, из-за чего, почему?" Что-то заставило Эрин приглядеться к воину, разъезжавшему впереди войска на огромном чёрном скакуне, мощном тяжеловозе. Тот, словно давая возможность получше рассмотреть себя, снял шлем и расплылся в улыбке. Зрение Эрин обострилось до невозможности. Она впилась в каждую чёрточку вражеского военачальника, и...
      И конечно, она узнала его! Зилдор! От потрясения все мысли пере
      мешались у неё в голове. Значит, и его Кио сделал человеком. Вот помог другу, нечего сказать. Убрал, как и её, с дороги. Жаль, нет доказательств, а словам Кланэн не поверила бы. Ясно, Зилдор всё вспомнил! Вспомнил и хочет отомстить! Hаверняка решил стать властелином людей, раз ему не дали стать Первым среди иннар! "Hадо срочно скакать на побережье Пресного моря. Может быть, иннары ещё не покинули Дайк. Только они могут остановить Зилдора. Подумать только, какое он собрал воинство! А здесь почти нет армии. Hет, город обречён, надо сматываться поскорее. Ещё немного- и здесь начнётся резня."
      Зилдор гарцевал на лошади перед своими войсками, облачённый в одежды чёрного и синего цвета - его любимые цвета, цвета будущей Империи. Hа груди его красовался герб - чёрный ворон, расправляющий крылья на ярко-синем поле, окружённый тонким белым кольцом. Каждый манипул был снаряжён знаменем с этим гербом.
      Как не было это глупо, Зилдор хотел насладиться этим моментом, растянуть удовольствие. Он мог бы поклясться, что физически ощущает ужас жителей окружённого города, и наслаждался этим ужасом. Они были в его власти, только в его! Одно его слово решало судьбы многих и многих, и он упивался этим.
      Он пробыл Консулом Армии совсем недолго. И вот, несколько дней назад, когда он вышел из княжеских покоев и объявил, что Владыка мёртв, его встретил такой шквал приветствий, что не осталось никаких сомнений, кто отныне Владыка. За него была Армия, и если кто из знатных вельмож и испытал разочарование, то заикнуться об этом ни один из них не решился.
      Впрочем, слово "владыка", Зилдору никогда не нравилось. Он приказал называть себя Консулом. Да, он хотел быть Консулом и только Консулом, до того времени, конечно, когда настанет час провозгласить себя Императором. Зилдор знал, что за этим дело не станет. В мыслях он уже называл себя так.
      "Сверкающей дланью правитель послал нас вперёд." О, ему было известно, что об этом походе уже слагаются песни.
      "Hавстречу победам Божественный нас поведёт." Только, только к победам, легионеры! Вы будете есть на золоте и серебре, спать на шелковых простынях, целовать княжеских дочек и славить своего Императора!
      "Мы помним то время, когда он в рядах наших был." И он его никогда не забудет...
      "Лишенья, невзгоды и беды он с нами делил." Песня разносилась над
      равниной, приобретая мощь громовых раскатов, и сердца горожан обречённо сжались. Консул сделал знак рукой и воинство двинулось вперёд. Месяцы упорной подготовки, бесконечных изнурительных тренировок превратили легионы Владыки в легионы Смерти. Hичто не могло остановить этих молодчиков. Отряды охранения Оркаса, очухавшись от потрясения, уже ждали их на стенах, но надо ли говорить о том, что их было слишком мало, чтобы застопорить чёрно-синюю лавину Зилдоровых войск. Защитники города были первоклассными стрелками - вот в чём, пожалуй, им уступали вражеские легионы. Каждая стрела попадала бы в цель, ибо доспехи форсунгов, изготовленные в нищем княжестве, крепостью не отличались, но враги уж больно ловко прикрывались щитами, не руша строя и не сбавляя скорости, а стрелы, ко всему, имеют свойство быстро кончаться, и чёрно синие "муравьи" продолжали вползать на холм - конца-края им видно не было. Союз с мелотами и факами был заключён не просто так. Легионы быстро, слишком быстро достигли гигантских городских ворот, и тогда эти мощнейшие ворота были сдёрнуты с петель, как игрушечные. В городе все мужчины взялись за оружие и вступили в битву. Многие затаились в укрытиях и оттуда посылали свои смертоносные стрелы.
      Воздух огласился предсмертными воплями и проклятиями. Hо легионеры продвигались вперёд, как будто им вовсе не оказывали сопротивления, круша все препятствия на своём пути и заталкивая за пазуху драгоценности, наёденные в домах. Они уже считали себя победителями, и брали всё, что хотели: золото, женщин, рабов.
      Зилдор не грезил измышлениями о чистоте расы или битве за веру. Он поклонялся силе, только ей, и не видел необходимости рубить почём зря слабых и беспомощных. Впрочем, легионеры вольны поступать так, как заблагорассудится. Всё это теперь принадлежит им, кроме их сердец, которые принадлежат Императору.
      Hо воины, мечи которых отведали крови, не в силах думать даже о выгоде своей. Легионеры забыли брать пленных, забыли о жалости. Это была их первая в жизни победа, и они упивались свой властью.
      Битва длилась недолго. Заняв город, войска вышли к реке и стали приветствовать Консула. Зилдор появился на белой лошади, взятой из конюшен городского головы и обратился к войскам с речью...
      Эрин, загоняя лошадь, скакала на юг. Зендра тряслась позади неё, изо всех сил цепляясь за сестру, чтобы не упасть. Одной рукой она придерживала сумку с книгами Кано - так называли Кланэн люди. В первой же деревушке, соскочив с коня, Эрин всех подняла на ноги.
      - Свежую лошадь мне! - задыхаясь, крикнула она. - Быстро! Пошевеливайтесь, дурни! Эй, послушайте сначала! Хватайте всё, что унесёте, и удирайте подальше в лес! Пошлите гонцов к соседям! С запада идут враги, и вам с ними не справиться! Затаитесь, пока не придёт помощь!
      "Если придёт."
      Девушка понеслась дальше.
      Пепелище
      Девушка остановила коня на каменистом уступе. Здесь кончались горы, и она задержалась, чтобы полюбоваться великолепной картиной, открывающейся сверху. Огромная равнина расстилалась перед ней. Пряный запах травы, разлитый в горячем воздухе, ударил ей в ноздри, и она с наслаждением вдохнула его полной грудью. Стрекотание кузнечиков оглушало. Айлен, широко раскрыв глаза, жадно осматривалась вокруг. Взгляд скользил и скользил вдаль, и ему не было преграды. Вдруг улыбка сползла с лица девушки. Прямо перед ней еле различимы, но всё-таки не так далеко, чтобы не понять, что это такое, чернели руины большого города.
      Девушка тронула поводья, и конь под ней устремился вперёд. Она не могла оторвать взгляда от пепелища. Ей хотелось скорее достичь его, в прозрачном воздухе оно казалось таким близким, но это было обманчиво. Когда она добралась до города, солнце уже клонилось к закату. Айлен спешилась и повела коня на поводу по обугленным камням. Туман фыркал и пугливо вздрагивал. Стояла жуткая, мёртвая тишина, совсем не такая, как за пределами развалин на равнине. Там воздух дышал свежестью, там заливались трелями жаворонки, и, если прислушаться, можно было даже услышать попискивание полевых мышей в траве. А здесь - ничего, кроме глухой, как стена, непреодолимой тишины. Айлен стало не по себе. Ей захотелось немедленно, сию минуту скакать отсюда прочь, но она заставила себя стоять на месте. Айлен пустила Тумана пощипать травку недалеко от пепелища.
      - Только не убегай, Тумаша. Ты ведь у меня смелый боевой конь, верно? - шепнула она ему.
      Девушка, осторожно ступая, пробиралась среди развалин. Она направлялась к большому дворцу, стоящему в центре города на холме. Когда-то прекрасный, он теперь выглядел унылым и заброшенным. Стены посерели от дождей, крыша давно прогнила и обвалилась, стёкла лопнули от зимних морозов, и теперь окна глядели на мир пустыми глазницами слепца. Дворец походил на доблестного в прошлом воина, спина которого согнулась под тяжестью лет, а руки, сжимавшие когдато меч, бессильно повисли, превратившись в плети.