Император для легиона (Видесский цикл, Хроники пропавшего легиона - 2)

      - Мы опоздали, Ваше Величество, Леймокер уже отплыл.
      - Да ну? - язвительно рявкнул Гаврас.
      Глаза солдата стали круглыми, когда Туризин махнул рукой в сторону моря. Корабли Леймокера построились напротив мятежников. Тяжелые галеры стояли в центре, триремы с более легкими судами на флангах. Несмотря на то что этот элемент построения отличался от тактики сухопутных сражений, Марк сразу же понял маневр адмирала.
      - Он построил корабли к бою!
      - Клянусь Фосом, ты прав! - сказал Туризин, впервые обратив внимание на трибуна. - Но какое это имеет значение? Кем бы ни был твой драгоценный друг, предателем или ненормальным, он все равно вгонит меня в могилу. Его ждет поражение, Бурафос будет с ним играть, как кот с кузнечиком. Ты только взгляни на его корабли.
      Неизвестно, думал ли Гаврас в действительности, что Леймокер его предал, но Бурафос не колебался ни минуты. Весь его флот изготовился к атаке, и тяжелые корабли устремились к маленьким судам противника, намереваясь быстро потопить немногочисленную эскадру дрангариоса.
      Проклятия, которые Туризин только что посылал Леймокеру, теперь понеслись в адрес Бурафоса. Посланец Зигабеноса слушал его с восхищением.
      Марк почти не замечал Императора. Наблюдать за боем, в котором он не мог принимать участия, показалось ему хуже, чем сражаться самому. В рукопашной схватке, один на один с врагом, не было времени на размышления.
      Стоящим же на крепостных стенах только это и оставалось. Трибун впился ногтями в кожу ладоней, наблюдая за тем, как гребцы обоих отрядов увеличили скорость. Корабли сходились все ближе и ближе. Интересно, подумал Скаурус, на что надеется Леймокер. С какой такой радости он вообразил, будто каждый видессианин в отряде мятежников примет его за бога и сдастся без боя... Оба флота были уже на расстоянии полета стрелы друг от друга, когда одна из бирем Бурафоса развернулась и атаковала трирему, следовавшую за мятежным адмиралом. Более тяжелая трирема, не ожидавшая такого сюрприза, была искалечена - весла одного борта сломались, послышались дикие крики искалеченных гребцов. Вода хлынула в пробитое тараном отверстие в борту, и трирема начала медленно, почти с достоинством, погружаться.
      Тут только Марк заметил, что бирема при развороте атаковала не только трирему, но и шедшую слева по борту галеру. С десяток весел на ней было сломано, и галера оказалась изувечена настолько, что практически вышла из строя и вынуждена была повернуть к недавно покинутому берегу. Бирема между тем устремилась к следующей жертве. Неожиданная атака эта послужила сигналом десятку других кораблей мятежного адмирала, обрушившихся на остальные суда Бурафоса и совершенно расстроивших тем самым боевую линию его флота. На кораблях, верных Ономагулосу, царило смятение, вызванное таким оборотом дела. Никто из капитанов, следовавших за Бурафосом, не знал, кто из их товарищей все еще друг им, а кто враг, и они замерли в нерешительности, нервно оглядываясь по сторонам и не зная, что предпринять. Прямо в центр этого хаоса врезались корабли Тарона Леймокера.
      Туризин подпрыгивал на бастионе.
      - Теперь ты знаешь, что я почувствовал, узнав о твоем предательстве, ублюдок! - закричал он Бурафосу так яростно, будто надеялся, что тот его услышит. - А, теперь ты знаешь!
      Только сейчас Скаурус понял причину бессонных ночей Леймокера: дрангариос боронил это поле в течение многих дней и теперь, увидев, что урожай созрел, пришел собрать его. Но несмотря на первый успех, морская битва была еще не выиграна. Даже со своими столь внезапно обнаружившимися союзниками Леймокер имел куда меньшее число кораблей, а Элизайос Бурафос был опытным моряком. И все же суда его были окружены, и кольцо вокруг них сжималось все теснее. Когда Бурафос попытался прорваться сквозь него, очередная галера мятежников подняла весла и прошла так близко от другой галеры, что полностью искалечила корабль. Еще одно судно наше, подумал Марк. Так оно и случилось - галера заняла место в строю флота Леймокера.
      Обе эскадры, как нарочно, вывесили на мачтах одинаковые флаги с золотым солнцем. Марк увидел еще один стяг на носу триремы, казавшийся маленьким из-за расстояния - красный вымпел с золотой каймой, - эмблему дрангариоса флота. Бурафос, должно быть, решил, что единственный выход из затруднительного положения - это убить соперника-адмирала. Четыре его лучших галеры рванулись к кораблю Леймокера, потопив по пути одно из маленьких судов противника. Рядом с Леймокером не осталось никого, кто мог бы ему помочь. Трирема дрангариоса развернулась на волнах по направлению к порту. Гребцы резко ускорили темп, стараясь уйти от врагов. Пена кипела под косом триремы, шедшей сейчас прямо к тому месту, где на бастионе стоял Скаурус. Вот она благополучно проскочила мимо бурлящего водоворота, образовавшегося там, где затонуло одно из первых судов Бурафоса, вильнула в сторону, избегая встречи с наиболее яростным преследователем... Одни за другим корабли мятежников вырывались из окружения и бросались в погоню за флагманом.
      - Чтоб Скотос и демоны забрали их, они догонят адмирала! - крикнул Туризин, крепко сжимая зубец стены. Несколько минут назад он готов был бросить Леймокера в кипящее масло, а теперь сходил с ума из-за того, что дрангариос может быть ранен или даже убит.
      Но Леймокер знал, что делает. С берега хорошо была видна шапка его светлых волос, и, присмотревшись, можно было разглядеть, как он жестикулирует, отдавая команды. Извернувшись, как змея, трирема обогнула тонущую галеру и ударила носовым тараном ближайшего преследователя. В пробоину хлынула вода, моряки с криками стали прыгать в воду, чтобы уйти от водоворота, который образуется там, где тонет корабль. Ошеломленные мятежники не сумели не только прийти на помощь галере, но и отомстить за нее. Остальные три корабля Бурафоса остановились, как будто Леймокер оказался не только опытным моряком, но и чародеем. Дерзкий маневр дрангариоса вдохнул надежду в его эскадру и поколебал дух его противников.
      Около двадцати прорвавшихся кораблей прекратили преследование флагмана и бросились в бегство, отступив к пригородам Видессоса на противоположном берегу Бычьего Брода.
      Для них битва была закончена. Другая часть флота Бурафоса, видя, что ситуация резко изменилась, перешла на сторону победителя и напала на своих бывших соратников.
      Туризин пустился в пляс. Забыв о своем императорском достоинстве, он хлопал Марка и гонца Зигабеноса по плечам и хохотал, когда они отвечали ему тем же.
      Десятка полтора кораблей мятежников продолжали, однако, сражаться.
      Скаурус не удивился, увидев на одном из них вымпел адмирала-предателя.
      Зная, что битва проиграна, Элизайос Бурафос и преданные ему моряки продолжали драться, чтобы дать возможность спастись остальным. Они бились искусно и яростно, и все же сражение закончилось быстрее, чем ожидал трибун. Белые флаги один за другим стали подниматься на мачтах кораблей мятежников, и вскоре последний капитан Бурафоса сдался на милость победителя.
      - Потопи их всех! - крикнул Гаврас возбужденно, но через секунду неохотно добавил:
      - Нет, не делай этого. Они понадобятся мне когда-нибудь в битве против Намдалена. - Он обернулся к Марку:
      - Я должен думать о будущем, и, черт бы меня побрал, я думаю о нем. Проклятая должность Автократора заставляет меня слишком много думать. - Гаврас вздохнул, вспомнив, как свободен он был в своих помыслах и поступках прежде, пока еще не стал Императором.
      ***
      В Неорезианском порту Император снова повеселел. Порт был заполнен толпами солдат и горожан. Для видессиан победное возвращение Леймокера было зрелищем, которое обидно упустить. Кроме того, солдаты знали, что теперь они наконец смогут лицом к лицу встретиться с Баанесом Ономагулосом: щита, который прикрывал его от них, больше не существовало.
      Туризин приветливо кивал каждому капитану, сходившему с корабля на берег. Он делал вид, что все они равны перед ним, и не пытался отделить моряков, отплывших с дрангариосом, от бывших мятежников. Последние, зная его вспыльчивый характер, приближались к нему с опаской, но Туризин был так счастлив, что радость победы перевесила злобу на тех, кто изменил ему.
      Галера Тарона Леймокера подошла к берегу последней из-за полученных в бою повреждений. На обоих бортах недоставало нескольких весел, гребцы, сидевшие на них, погибли; в палубе зияла большая дыра. Солдаты Гавраса радостно приветствовали адмирала, который не обращал на них внимания до тех пор, пока трирема не была пришвартована. Лишь после этого он помахал им рукой и ловко, как юноша, спрыгнул на берег. Толпа приветствовала победителя восторженными воплями и дрангариосу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добрался до Императора. Низко поклонившись, Леймокер сказал:
      - Я полагаю, мое донесение было доставлено Вашему Величеству своевременно и смогло успокоить вас.
      Склонившись в поклоне, он едва заметно подмигнул Скаурусу, чего Туризин, к счастью, не заметил. Император густо покраснел и шумно втянул ноздрями воздух. Он уже готов был разразиться проклятиями, но, заметив, что Марк изо всех сил пытается скрыть улыбку, сдержался.
      - Ты чересчур простодушен, черт бы тебя побрал! - проворчал он, обращаясь к адмиралу. - Я говорил это не один год, запомни.
      - Это значит, что моя работа закончена и мне пора назад, в камеру? Дрангариос ответил Туризину шуткой, но прозвучала она, как показалось Скаурусу, не слишком весело.
      - После страха, который я из-за тебя испытал сегодня, ты, несомненно, заслуживаешь этого. - Глаза Туризина внезапно сверкнули. - Ага, кто же это у нас сегодня в гостях?
      Два моряка подвели к Императору пленника; им пришлось поддерживать его за руки - вся левая сторона красивого лица была залита кровью. Его сильно ударил камень, выпущенный из пращи.
      - Тебе лучше было бы остаться в Питиосе, Элизайос, - промолвил Туризин, разглядывая мятежного адмирала.
      Бурафос гневно посмотрел на Туризина и тряхнул головой, пытаясь прогнать застилавший глаза туман.
      - Мы держались неплохо, пока этот проклятый камень не уложил меня на палубу. Впрочем, и цель у него была завидная. Найдись подобная на вашем флоте, и мои катапульты бы не промахнулись. - Бурафос плюнул под ноги Тарону Леймокеру.
      Шутка вышла слабой, но Марк почувствовал уважение к силе духа мятежника, который мог так разговаривать в подобную минуту.
      - Больше такой возможности тебе не представится, - сказал Туризин.
      - Знаю. Когда же ты начнешь воевать сам, Гаврас? Ты стравил меня с этим навозным мешком, а потом бросил его на меня. Какой же ты после этого воин?
      - Такой, что стал повелителем вас обоих, - сурово ответил Туризин и повернулся к морякам. - Отвести его к Кинегиону.
      Они уже уводили Бурафоса, когда Гаврас, внезапно вспомнив о чем-то, остановил их.
      - В память о службе, которую ты когда-то сослужил мне, Элизайос, твои земли не будут конфискованы в казну. Кажется, у тебя есть сын?
      - Да. Это очень щедро с твоей стороны, Гаврас.
      - Он не был моим врагом и никогда не пытался причинить мне вреда.
      Твоя голова не будет украшать Майлстоун.
      - Ты волен делать все, что хочешь. - Бурафос пожал плечами. - Я не слишком забочусь о своей голове после того, как игра проиграна. - Он повернулся к матросам. - Пошли. Полагаю, вы хорошо знаете дорогу.
      Сопровождаемый стражниками, Бурафос вышел, и шаги его стали намного тверже.
      - Он умирает с честью, - сказал Марк, - не сумев удержать свои мысли при себе.
      - Это так, - кивнул Император. - Но лучше бы он жил с честью.
      Трибун не нашелся с ответом и промолчал.
      ***
      Небольшая кучка зевак глазела на корабль, стоящий у пирса.
      - Что это там написано на борту? - поинтересовался Гай Филипп. Буквы, покрытые солью, расплылись и выгорели.
      - "ПОБЕДИТЕЛЬ", - прочел Марк. Старший центурион поджал губы и пробормотал:
      - Он никогда не заслужит этого названия.
      "Победитель" качнулся на волне. Более широкий, чем обычные тонкобортные корабли видессиан, он нес широкий квадратный парус, обвисший сейчас из-за отсутствия ветра. С берега видны были банки для гребцов, так что корабль мог а случае необходимости маневрировать.
      - Это суденышко построено не вчера, что правда, то правда, но оно благополучно доставит нас до Присты, а это главное, - уверил друзей Горгидас, разбиравшийся в кораблях значительно лучше римлян, и придвинул к себе ногой большой кожаный мешок. Марк помогал греку укладывать вещи и знал, что не менее половины его веса составляли свитки, перья, стилос и несколько пакетов сушеных чернил.
      - Император не теряет драгоценного времени, - заметил трибун. Прошла всего неделя, как мы одержали победу на море, а ты уже едешь в Аршаум.
      - Давно пора, - проворчал Ариг, сын Аргуна. - Я уже соскучился по своей горячей лошади.
      Пикридиос Гуделес еле заметно вздрогнул.
      - О, больше тебе скучать не придется, ведь лошадь, насколько я знаю, является единственным средством передвижения в степях. Боюсь, что и мне придется снова к ней привыкать. - Он обернулся к Скаурусу:
      - Новые военные кампании против узурпатора и каздов будут не легкими. Солдаты аршаумов, скорее всего, не сумеют принять участие в первой, но к войне с каздами вполне могут успеть.
      - Разумеется, - кивнул Марк.
      Туризин доверял Гуделесу настолько, что решился послать его специальным эмиссаром в Аршаум, и это удивляло римлянина. Он не мог понять причин такого доверия и склонен был думать, что Император просто убирает со сцены потенциального противника. Впрочем, какими бы соображениями ни руководствовался Гаврас, в паре с чиновником он, потакая своей подозрительности, послал военного - Ланкиноса Скилицеза. Скаурус плохо знал этого крепко сложенного человека с жесткими чертами лица и не был уверен, не является ли он братом Скилицеза, погибшего в ночной схватке около года назад. По крайней мере, одно качество свидетельствовало в пользу пригодности Скилицеза для такого поручения - римлянин слышал, как тот разговаривал с Аригом на языке кочевников. Возможно, он вообще специализировался на информации по Пардрайским степям.
      - Есть еще одна причина для спешки, - вступил в разговор Скилицез. Прошлой ночью пришли новые донесения из Присты. В степях появился Авшар.
      Боюсь, он снова набирает солдат, и нам надо опередить его.
      Марк издал возглас огорчения, и остальные, услышав это известие, разделили его чувства. В глубине души трибун был уверен, что князю-колдуну удалось благополучно улизнуть из Видессоса, но прежде он хоть мог тешить себя надеждой, что тот запутается в собственных кознях.
      - Ты уверен? - спросил он Скилицеза.
      Тот твердо кивнул. Он не похож на обычного болтливого видессианина, подумал Марк.
      - Пусть духи помогут нам встретиться с ним, - Ариг выразительно взмахнул рукой, словно в ней был меч.
      Марк восхитился его мужеством, но не здравомыслием. Многие выражали подобное желание, но исполнение его не доставило им большой радости.
      Гай Филипп снял с пояса меч и передал Горгидасу.
      - Возьми, - сказал он, - если это порождение змеи гуляет на свободе, он может тебе пригодиться.
      Грек был тронут подарком, хотя и попытался отказаться от него:
      - У меня нет опыта владения таким оружием. Да и учиться этому мне не хочется.
      - Все равно возьми его, - настаивал Гай Филипп. - По мне, так хоть в мешок засунь, но возьми обязательно.
      Старший центурион говорил так, будто наставлял легионера, а не вручал подарок другу, однако настойчивость его была вызвана заботой, и Горгидас понимал это. Он принял меч со словами благодарности и сделал именно то, что посоветовал ему Гай Филипп, - засунул его в мешок.
      - Очень трогательно, - усмехнулся Гуделес. - Ну, а теперь давайте подсластим прощание.
      Он вытащил флягу, отпил глоток и передал Скаурусу. Вино было легким.
      В самый раз для Гуделеса, подумал трибун.
      С берега на корабль была переброшена доска. Капитан "Победителя", крепкий мужчина средних лет, крикнул:
      - Эй, ребята, пора уже подниматься на борт! - Он махнул рукой, приглашая их.
      Ариг покинул землю Видессоса, даже не оглянувшись. Правой рукой он поддерживал саблю, левой - висящий на боку мешок. Скилицез последовал за ним и был столь же невозмутим. Пикридиос Гуделес издал театральный стон, взваливая на спину свой мешок, хотя не похоже было, чтобы тот весил особенно много.
      - Береги себя, - приказал Гай Филипп Горгидасу, хлопнув его по спине.
      - У тебя слишком доброе сердце, так не годится, парень.
      Врач раздраженно фыркнул:
      - Зато ты набит дерьмом до отказа, даже глаза коричневые.
      Он крепко обнял обоих римлян, поднял свой мешок и последовал за остальными.
      - Помни, я собираюсь прочитать то, что ты напишешь о своем путешествии, постарайся, чтобы книга была хорошей, - крикнул ему Марк.
      - Тебе нечего беспокоиться, Скаурус, ты будешь ее читать, даже если мне придется привязать тебя к столу и тыкать рукописью тебе в лицо. Это достойное наказание за то, что ты напомнил мне о моей читательской аудитории.
      - Ну, что там, закончили погрузку? Все на борту? - спросил капитан, когда грек поднялся на палубу. - Отчаливаем!
      Два полуголых матроса втащили на борт доску, еще двое прыгнули на пирс, чтобы перебросить толстые швартовы.
      - Эй, подождите отчаливать, отплывать, как там это у вас называется!
      Пирс задрожал под грохочущими подкованными сапогами Виридовикса. На голове кельта был шлем, а за спиной - мешок. Лицо его покраснело и взмокло от пота. Судя по громкому пыхтению, Виридовикс примчался из римской казармы в ужасной спешке.
      - Что случилось? - в один голос опросили Марк и Гай Филипп, обменявшись тревожными взглядами. Если не считать сражений и любовных похождений, в характере культа не замечалось стремительности.
      - Ага, так ты все-таки пришел проститься со мной! - крикнул Ариг, спрыгивая на берег.
      - Нет, дело в другом, - ответил Виридовикс, со вздохом облегчения сбросив свой мешок на доски пирса. - С твоего позволения, я тоже отправлюсь в путешествие.
      Скуластое лицо кочевника расплылось в улыбке.
      - Что может быть лучше? Ты наконец попробуешь наш знаменитый кумыс, о котором я столько рассказывал.
      - Ты что, парень, совсем свихнулся? - Гай Филипп указал пальцем на "Победитель". - Это же корабль. Если ты кое-что забыл, то желудок твой быстро взбодрит твою память.
      - Я помню, - простонал кельт, вытирая лицо рукавом, - но выбора у меня нет. Или я сажусь на корабль, или мне придется познакомиться с секирой палача. Когда я плыву по морю, мне хочется умереть, но если я останусь, это желание исполнится слишком быстро. От этого я не в восторге.
      - Секира палача? - спросил Скаурус и перешел на латынь. - Женщина выдала тебя?
      Поскольку они не называли имен, Ариг и матросы не могли догадаться, о чем идет разговор.
      - Черт бы побрал проклятую шлюху! - ответил Виридовикс на том же языке. Обычная жизнерадостность покинула его, он был расстроен и рассержен. Уловив блеск в глазах Марка, он добавил:
      - Мне не нужны твои "я же говорил" и все такое прочее. Ты предупреждал меня и был прав. Будь во мне хоть капля твоей предусмотрительности, я бы не вляпался в эту историю.
      Это признание открыло трибуну всю глубину огорчения кельта, никогда не устававшего прежде насмехаться над холодностью и расчетливостью скучных римлян.
      - Так что же случилось?
      - Ты не догадываешься? Эта зеленая, как море, змея, ревнивая зеленая змеюка опять грозила мне. Ревность жрет ее, как раковая опухоль. Она требовала, чтобы я бросил моих девочек: Каврилию, Лиссену и Белин, но я снова сказал ей "нет". Они будут скучать без меня, мои бедняжки! Обещай мне, что ее гнев не обрушится на них.
      - Ну, разумеется, - нетерпеливо пообещал Скаурус. - Продолжай.
      - Я сказал "нет" и эта сука с черным сердцем принялась визжать так, что разбудила бы и мертвеца, и поклялась, что скажет Гаврасу, будто я ее изнасиловал. - Легкая усмешка на мгновение показалась на лице кельта. - И поверь мне, она это запросто может сделать. Она встречалась со мной достаточно часто, чтобы рассказать во всех подробностях, что я с ней проделываю.
      - Она легко это сделает, - подтвердил Гай Филипп.
      - И я так подумал, милый мой римлянин Я не мог перерезать ей горло это означало бы подписать себе смертный приговор, хотя, клянусь богами, она этого заслужила...
      - Что же ты сделал? - перебил его Марк. - Сбежал, оставив ее орущей?
      Тогда поторопись, имперские гвардейцы скоро начнут наступать тебе на пятки!
      - Нет, ты думаешь, что я последний дурак. Но я не настолько глуп. Я связал ее, заткнул ей рот и оставил в грязной маленькой гостинице, где мы встречались. Через некоторое время она освободится, но я уже буду далеко отсюда.
      - Сначала Горгидас, а теперь и ты уходишь от нас, и оба по причинам, глупее которых и придумать трудно, - с горечью сказал трибун, чувствуя, как неотвратимо распадается их крепко слаженный отряд, последний кусочек его мира. Хорошо еще, что боги избавили их от выбора между Намдаленом и Видессосом.
      Ариг, раздраженный задержкой и разговором, которого он не понимал, вмешался в беседу:
      - Если ты плывешь с нами, тогда пошли, не будем терять времени.
      - Иду, - Виридовикс крепко пожал руку Скаурусу. - Береги свой меч.
      Редкое оружие.
      - А ты береги свой.
      Длинный меч Виридовикса, как всегда, висел у него на боку. Кельт протянул руку Гаю Филиппу и тут только заметил, что тот безоружен. Челюсть у Виридовикса отвисла. Без меча старший центурион казался голым.
      - Ты потерял свой меч, или он износился?
      - Не делай вид, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я отдал его Горгидасу.
      - Кому? Это очень великодушно с твоей стороны. Хорошо бы еще, чтобы этот дурень сообразил, за какой конец его надо держать. А то он потеряет его или, еще того хуже, порежется. - Губы Виридовикса расплылись в улыбке, затем он снова помрачнел - и опять лицо его осветилось. - Я и забыл, теперь у меня есть грек, чтобы поругаться.
      Марк вспомнил разговор с Горгидасом, когда тот сказал, что уезжает в Аршаум. Они шутили, что врачу будет не хватать рыжеволосого грубияна и спорщика, и вот, как всегда, причудливо боги пошли навстречу его желаниям.
      - Эй, вы там! Мы отчаливаем - с вами или без вас! - прокричал капитан "Победителя", сложив ладони рупором. Угроза была пустой: хотя Виридовикс был для них ничем, посланцы не могли отплыть без грека, являвшегося залогом успеха возложенной на них миссии.
      Нетерпеливый крик капитана подстегнул Арига.
      - Пошли, - сказал он и потянул кельта за рукав.
      Грубые сапоги Виридовикса шумно затопали по доскам; кочевник же, обутый в мягкую замшу, ступал беззвучно и осторожно, как дикий кот. Кельт напоминал человека, отправляющегося на собственные похороны. Он отдал мешок матросу и заколебался, прежде чем прыгнуть на палубу. Отсалютовал Скаурусу и махнул кулаком Гаю Филиппу.
      - Береги себя, малыш! И ты тоже, голозадый дурень! - крикнул он и прыгнул на прокаленные солнцем доски.
      Моряки подняли весла. Несколько секунд казалось, что "Победитель" слишком неуклюж и не сдвинется с места, но он все же медленно тронулся вперед. Отойдя от пирса, корабль развернулся и двинулся на север. Марк услышал скрип снастей, и большой квадратный парус заполоскался на мачте.
      Сначала он трепыхался вяло, как издыхающая рыба, но нот ветер раскрыл его, надул, заполнил, и корабль быстро начал удаляться. Трибун не отрывал от него взгляда, пока он не исчез за горизонтом.
      ***
      Море вновь принадлежало Туризину, и он бросил Дракса а его намдалени на Баанеса Ономагулоса. Галеры Леймокера защищали перевозившие наемников транспортные корабли от военных судов мятежников. Солдаты Княжества высадились а западных провинциях, у Кипаса, расположенного в нескольких переходах от противоположной стороны пролива. Большой дымный столб поднялся в небо на западе, когда Ономагулос поджег свой лагерь, чтобы тот не достался Туризину. Баанес отступил к своим укреплениям у Гарсавры. Он отходил в большой спешке, потому что намдалени могли отсечь его от основной базы. Гаврас снова захватил западные пригороды Видессоса.
      Марк ожидал вызова к Императору, полагая, что ему прикажут бросить легионеров на Ономагулоса. Он усерднее обычного готовил солдат к предстоящей кампании. Трибун все еще сомневался в преданности Дракса, хотя барон пользовался большим уважением Гавраса. Но приказа выступать не последовало. Туризин проводил один военный совет за другим, обсуждая на них планы предстоящей летней кампании против Казда. Казалось, он абсолютно уверен в том, что те, кто сражаются с Ономагулосом, - его друзья. После одного из таких советов Скаурус попытался облечь свои подозрения в слова, сказав Императору:
      - Кочевники тоже атакуют Баанеса, но делают это не ради вас, они действуют в собственных интересах. Дракс воюет только ради самого себя.
      Сейчас он стоит под вашим знаменем лишь потому, что в данную минуту это ему выгодно.
      Туризин хмыкнул; слова римлянина пришлись ему явно не по вкусу.
      - Чужеземец, ты давал мне хорошие советы, даже тогда, когда я не желал их слушать, - начал он. - Но до меня доходили кое-какие слушки о тебе, и они очень напоминали то, что ты говоришь сейчас о намдалени.
      Осторожный человек верит не всему, что видит, и лишь немногому из того, что слышит. Во всяком случае, ни один из тех, кто разносит слухи, не пришел еще ко мне с вестью о том, что Дракс собирался предать меня в трудную минуту.
      У Скауруса похолодело в животе: что именно имел в виду Император? Не зная, насколько осведомлен Туризин о разговоре его с намдалени, произошедшем после неудачного штурма Видессоса, он не осмеливался отрицать все подряд и, осторожно подбирая слова, спросил:
      - Если вы верите ходящим обо мне сказкам, зачем же держать на службе моих солдат и меня?
      - Потому что глазам я верю больше, чем ушам.
      Это было одновременно сигналом к окончанию беседы и предупреждением: без серьезных доказательств Гаврас не собирался слушать обвинения, выдвинутые против барона. Обрадованный тем, что Император не стал копаться в его собственных грехах, Марк решил больше этой темы до поры до времени не касаться.
      После бегства Виридовикса он ждал большого шума, но этого, к его удивлению, не произошло. Гай Филипп не замедлил предложить собственную версию происшедшего:
      - Держу пари на что угодно, Комитта уже не в первый раз прыгает в постель к другому, - заявил ветеран. - Окажись ты на месте Гавраса, стал бы ты кричать об этом на каждом перекрестке?
      Такое предположение объясняло многое. В частности, удивительное равнодушие, проявленное Туризином к россказням своей любовницы об изнасиловании. Так же, как и то, почему, будучи его возлюбленной, она так и не сделалась Императрицей.
      - С тех пор как мы прибыли в Видессос, ты стал лучше разбираться в политических интригах, - сказал Марк старшему центуриону.
      - Когда дерьма на улице так же много, как сливок во время дойки стада, не нужно прилагать усилий, чтобы его найти. Запах подскажет, что оно поблизости.
      Дракс успешно теснил Ономагулоса в западных провинциях. Когда прибыли его донесения, Туризин прочитал их вслух своим офицерам. Донесения были написаны толково и подробно, так, словно составлял их образованный видессианин, и это еще больше возбудило неприязнь Аптранда к барону.
      - Нет, вы только послушайте его! - воскликнул капитан наемников после офицерского совета. - "Наши цели достигнуты, и все идет согласно намеченному плану". Где армия Ономагулоса и почему Дракс не разбил ее? Вот что он должен был написать, а не разглагольствовать, как чернильная крыса.
      - Ты прав, - сердито поддержал его Сотэрик. - Дракс смазывает свой язык маслом каждый раз, когда начинает говорить. То же он делает со своим пером, прежде чем окунуть его в чернильницу.
      Недовольство офицеров Марк отнес на счет зависти и ревности, которые те питали к Драксу, занимавшему более высокий пост, чем они сами. Из своего опыта он также знал цену их ворчанию и потому сказал:
      - Разумеется, вы только прямые ребята, простые воины. То, что вы готовы были прошлым летом бросить Видессос на произвол судьбы, ничего общего с интригами не имеет.
      У Аптранда хватило совести смутиться, но Сотэрик возразил:
      - Если эти гнилые, разложившиеся имперцы не могут удержать своих наемников, чья в том вина? Наша? Клянусь Богом-Игроком, странно, что их Империя вообще до сих пор не развалилась!
      Иногда Скаурус находил разглагольствования островитян о своей безупречности и разложении имперцев невыносимыми и с трудом переваривал все это.
      - Не кажется ли тебе, что предательство является одним из проявлений разложения? - спросил он резко.
      - Безусловно, - ответил Сотэрик. Аптранд, более догадливый, чем его заместитель, насторожился:
      - Что ты имеешь в виду, говоря о "предательстве"?
      - Только одно, - ответил Марк. - Гаврас знает, что мы встречались в конце осады, и ему известно, о чем мы говорили. Клянусь Фосом, ни один из римлян не проболтался. Если не считать Хелвис, о наших планах знали только четверо, и дальше нас этот секрет не ушел. Кое-кому из ваших людей не мешало бы подрезать не в меру длинный язык, иначе в один прекрасный день он может споткнуться об него.
      - Невозможно! - воскликнул Сотэрик с юношеской горячностью. - Мы честные люди, зачем нам вести двойную игру?
      Он гневно смотрел на мужа своей сестры, готовый пойти дальше обмена взаимными уверениями, но Аптранд остановил его, заговорив на островном диалекте. Марк уловил суть сказанного им: секреты, выданные случайно, могут причинить столько же бед, сколько и намеренное предательство.
      Сотэрик все еще плотно сжимал губы и кивнул в ответ на уговоры Аптранда с явной неохотой. Трибун был благодарен старшему намдалени: в отличие от Сотэрика, Аптранд понимал, что лишь немногие вещи абсолютны.
      - Я не говорил об измене, мне только хотелось обратить ваше внимание на то, что вы так же далеки от совершенства, как и все прочие смертные, примирительно сказал Марк.