Не удержать в оковах сердце

Сердце у Сэм упало. Не для того она много дней сражалась с лихорадкой, грозившей сжечь его заживо, чтобы теперь дать ему погибнуть от холода. Слабый огонек светильника давал не больше тепла, чем свечка. А у нее не было даже одеял. Топкая хлопчатобумажная рубаха не согреет. Единственный способ согреть его…

Она инстинктивно отпрянула от него при мысли о том, что его полуголое тело будет прижиматься к ее телу…

Цепь, натянувшись, вернула ее к действительности. Она не может уйти ни от него, ни от того, что ему требуется. Ни от своего страха, который поселился в ее душе в ту ужасную ночь, когда ей было пятнадцать лет.

Она замечала его голодный взгляд. Понимала, что он ее хочет, как мужчина хочет женщину, но делала вид, что ничего не видит. Осаживала его каким-нибудь ядовитым замечанием. Именно этот голод в его глазах и мешал ей доверять ему.

Он снова застонал, да так жалобно. Чувствовалось, что его мучает невыносимая боль. Сэм растерянно глядела на него, разрываясь между необходимостью помочь и осторожностью, которая была ее защитой в течение многих лет. Без ее помощи ему не выжить. Не может она сейчас отвернуться от него.

Что за глупые мысли лезут в голову? Ведь он без сознания. Раненый, измученный лихорадкой.

Сэм сделала глубокий вдох, стараясь успокоить сердцебиение и привести в порядок мысли. Она, конечно, знала, что должна сделать. Если бы только…

Тут она снова услышала шорох крыльев над головой. Широко раскрыв глаза, она огляделась вокруг. Нет, это ей не приснилось. Она на самом деле слышала шум крыльев. Летучая мышь? Ей ли бояться какой-то летучей мыши после всего, что произошло за последние несколько дней? И тут она увидела: это была птица.

Сэм смотрела на нее, затаив дыхание. Птица. Маленький коричневый воробушек. Он скакнул поближе и клюнул мох, лежащий возле жестянки.

Как он сюда попал? Через вход под водопадом? Сомнительно, что птица могла залететь так далеко. Значит… где-то неподалеку отсюда есть выход.

Не успела она подумать об этом, как птичка улетела в темноту — в направлении, противоположном тому, откуда они пришли.

Сердце Сэм учащенно забилось, она почувствовала, что дрожит. На сей раз не от страха, а оттого, что появилась надежда.

Выход из пещеры, путь на свободу! Она обернулась к бродяге. Надо заставить себя доверять ему. Ведь если она поддастся сейчас своим страхам, это будет означать смерть для них обоих. Придется сделать выбор. Она придвинулась к нему и легла рядом.

Сэм ощущала каждый дюйм его мускулистого тела, чувствуя малейшую дрожь, пробегавшую по нему, и удивлялась тому, с какой точностью каждый изгиб ее тела совпадает с его угловатыми формами, будто ее тело было самой природой предназначено, чтобы находиться рядом с ним.

Зажмурясь от страха, она осторожно обняла его рукой и положила голову ему на грудь, почувствовав жесткие волосы под щекой и клеймо.

Глава 14

Он плыл в воздухе. Чувствовал, что летит. Странно, что он может летать, когда его тело словно налито свинцом. И тем не менее он плыл в воздухе, его несла теплая волна. Не водяная, а воздушная, мягкая и приятная, как запах, от которого он проснулся.

Знакомый запах. Чарующий и нежный. Соблазнительный. Этот запах и выманил его из тьмы.

Собрав все силы, Николас с трудом открыл глаза. Голова кружилась, он ничего не видел в темноте… только слабенький огонек слева. Не мог вспомнить, как оказался в этом месте и что эта вообще за место. Очертания окружающих предметов расплывались. Что это, например, за непонятная копна белокурых волос прямо у него под носом? Он поморгал глазами, чтобы видеть отчетливее. Какая-то женщина. Да ведь это мисс Делафилд, услужливо подсказала ему намять. Он попытался улыбнуться, но на улыбку не хватило сил. Какая приятная неожиданность! Не зря он потратил столько сил, чтобы открыть глаза. Ну как же, как же, мисс Делафилд.

И тут разрозненные обрывки воспоминаний начали складываться в отчетливую картину. Кандалы. Пуля. Лес. Водопад.

Но он не задержался мыслью ни на одном из этих эпизодов, потому что его внимание было полностью поглощено спящей женщиной, доверчиво прижавшейся к нему. Она лежала, свернувшись калачиком, почти поверх его тела, положив голову ему на грудь. Спящая… мягкая… теплая.

Он ощутил нежный запах, прикосновение шелковистых волос к своей обнаженной коже, нежное тепло ее дыхания, ласкающего его грудь…

Ему было приятно, что она рядом. Очень приятно. Их тела так подходили друг к другу. Он давно знал, что так оно и будет.

Но, Боже мой, он даже и предположить не мог, что так хорошо просто ощущать ее рядом. Он так много лет просыпался один. Один. А тут она рядом, и он чувствует, что так оно и должно быть. Он не мог бы объяснить почему, но так было правильно.

Николас попытался поднять руку, потому что ему захотелось прикоснуться к ней, но не хватило сил.

Он даже расстроился. Черт побери! Как это несправедливо! Ему едва хватило сил, чтобы не закрыть глаза. Он старался… Но туман снова окутал его и потянул вниз — теплый, мягкий, обволакивающий. Как и эта женщина, которая лежит, тесно прижавшись к нему так нежно, так доверчиво.

И тут он, к своему удивлению, нашел силы, чтобы улыбнуться.

Сэм проснулась от громкого звука. Она замерла, соображая, где она и что происходит. Вокруг было темно.

И как это она заснула? Да еще таким глубоким, спокойным сном? Она вдруг поняла, что за звук ее разбудил.

Это под ее ухом билось его сердце. Удары были равномерные, сильные.

Сама себе, не веря, она прислушалась. Нет, ошибки не было. Сердце билось размеренно и сильно. Озноб прошел, кожа под ее щекой, плечом, ладонью была теплой. Грудная клетка равномерно поднималась и опускалась.

С ним будет все в порядке.

Сэм лежала, не двигаясь, пытаясь разобраться в нахлынувших на нее чувствах. Она молилась, благодаря Бога за то, что тот не оставил ее, и чувствовала, как беспокойство и отчаяние уступают место радости.

И чему-то еще. Тому незнакомому чувству, которое она испытала вчера вечером. Похоже на сочувствие, посильнее. Смешанное с чем-то таким, что ей было трудно определить. Чувством товарищества, может быть. Наверное, подобное чувство испытывают друг к другу солдаты после боя, где они сражались бок о бок. Подходящего слова Сэм так и не нашла, но это сейчас было совсем не важно. Главное — он будет жить. Они выберутся из этой пещеры и, может быть, скоро. А пока ей нужно заняться делом: наскрести со стены еще мха, разжечь огонек в жестянке. Добыть еще воды.

Но двигаться не хотелось, а хотелось лежать рядом с ним, слушая удары его сердца. Мгновение спустя она открыла глаза и подняла голову, смущенная своими мыслями. Что это с ней? Придя в полное замешательство, она тряхнула головой и занялась разжиганием огня.

От искры, которую она высекла из гранита с помощью стального лезвия, загорелся мох, и несколько минут спустя они оказались в слабо освещенном круге.

От золотистого света огонька его лицо потеплело. Сэм смотрела на своего странного спутника, пытаясь разобраться в незнакомых, новых для нее Чувствах. Жизнь научила ее держаться от мужчин на расстоянии, а сейчас привычная осторожность, казалось, покинула ее. К счастью, он мирно спал. Не подозревая о мучивших ее сомнениях, и выглядел во сне кротким, как ангел.

Сэм нахмурилась. Тоже мне, ангелок. Он и сейчас остается тем, чем был, — бродягой, незнакомцем.

Однако вместо привычной осторожности она чувствовала любопытство. Ее тянуло к нему, как магнитом. Такого с ней еще никогда не бывало, и объяснить свое состояние она не могла.

Сэм инстинктивно протянула руку, будто под гипнозом, медленно пропела пальцами по его широкой груди, ощутив мощные мускулы и вздувшиеся вены предплечья. Даже запястья рук были у него крупные, тяжелые. Казалось, в нем нет ничего мягкого, податливого, а наоборот, все в нем крепкое, угловатое, твердое. Если и есть в нем что-нибудь нежное, то оно надежно спрятано от посторонних глаз.

Как завороженная, Сэм исследовала кончиками пальцев тело незнакомца. Все у него было не такое, как у нее. И жесткие волосы на груди, сходившиеся в узкую полосу посередине, и мощные мускулы; эти различия ее не пугали, скорее даже возбуждали любопытство.

Сэм замерла, прикоснувшись рукой к клейму в ниже трезубца. Сердце учащенно забилось. Непонятная жаркая волна прокатилась по ее телу, оборвавшись где-то внизу живота.

Что это с ней? Ощущение было незнакомо, но исходило оно из самых глубин ее существа.

Ей показалось, что и у него участилось сердцебиение. Она замерла. Потом медленно, как во сне, повернула голову и взглянула ему в лицо.

Их взгляды встретились. Ощущение было такое, будто в нее ударила изумрудно-зеленая молния.

Растерявшись, Сэм отдернула руку.

— Ты проснулся, — сказала она и почувствовала себя ужасно глупо. Щеки у нее вспыхнули от смущения. Интересно, давно ли он проснулся? Когда она обнимала его? Или когда трогала?

На его губах появилась едва заметная улыбка.

Ах, негодяй! Бродяга! Он не спал! Может быть, не спал давно, но не показывал виду. Не остановил ее. Позволил ей… позволил ей…

Сэм захотелось провалиться сквозь землю. Она что-то затараторила, будто оправдываясь, но тут же поняла, что объяснить ничего не может. Да и как можно что-нибудь объяснить, если сама ничего не понимаешь? Остается надеяться только, что он еще не совсем пришел в себя и ничего не запомнит.

Он пытался что-то сказать, но Саманта не разобрала слов и решила, что он опять бредит.

— Сколько… времени? — наконец с трудом произнес он.

Сколько времени они пробыли в пещере? Или сколько времени она обнимала его. Сэм предпочла первый вариант.

— Ты долго был без сознания. — Она подняла с земли тряпку, с помощью которой собирала воду: ей вдруг потребовалось чем-нибудь занять руки. — Наверное, дня три или четыре.

Он вздрогнул, поднял голову и попытался встать.

— Не надо. — Беспокойство за него сразу же прогнало все другие чувства. — Ты еще слишком слаб. Рана болит?

Он послушно лег и попробовал пошевелить левым плечом.

— Терпимо.

Сэм торопливо отодвинулась от него и подползла на коленях к стене пещеры, чтобы собрать воды. Наполнив чашку до половины, она, поддерживая рукой его голову, поднесла чашку к губам.

— Не спеши, — сказала она. — Пей медленно. Что-то раздраженно буркнув, он в несколько секунд осушил чашку и откинул голову на импровизированную подушку… Потратив на это последние силы, он закрыл глаза и больше ни о чем не спрашивал.

— Я сняла швы и прижгла рану, чтобы остановить кровотечение, — сказала Сэм. — Останется ужасный рубец, но ведь у тебя их уже и так много… — Она остановилась, чтобы перевести дух. — Боюсь, у нас почти нет еды. Да и воды тоже. Только то, что мне удается собрать, смачивая тряпку. И все свечи мне пришлось извести. Но я научилась поддерживать огонь, подбрасывая в него мох. Он, конечно, противно пахнет, но горит.

Темные ресницы поднялись, и глаза, в которых отражался огонек светильника, остановились на ней. — Ты спасла мне жизнь. — Он произнес это тихо, хрипловатым голосом. Наверное, ему было трудно говорить. Не зная, что ответить, она просто кивнула. — Спасибо, ангелочек, — пробормотал он.

Сэм с удивлением взглянула на него. Не ослышалась ли она? Раньше она не слышала от него слова «Спасибо», и это простое, самое обычное слово почему-то согрело ее душу.

— Мне кажется, отсюда есть выход, — сказала она бодрым голосом. — И может быть, совсем близко. Я видела птицу, воробья. Он улетел в том направлении. — Она махнула рукой в темноту. — Выход там, и, возможно, до него осталось всего несколько ярдов…

Обернувшись к нему, она увидела, что он спит.

«…А я-то говорю тут сама с собой, как дурочка».

Она покраснела. Слово «дурочка» сейчас очень подходило к ней: что-то случилось с ее разумом с того момента, как они вошли в пещеру. «Возьми себя в руки, Саманта Делафилд, — шептала она. — Неподходящее сейчас время, чтобы терять разум».

Они взглянули друг на друга. Судя по выражению его лица, бедняга тоже был не в восторге от такой перспективы. Но мгновение спустя он стиснул зубы и решительно сказал:

— Идем.

— Идем, — откликнулась Саманта. В этой пещере ей пришлось пережить, может быть, самое страшное, и она не отступит на пороге спасения.

Не медля больше ни минуты, они двинулись к источнику света. Пол пещеры пошел под уклон, стены сблизились, оставив узкий проход. Шум падающей воды стал громче, ветер ощутимее.

Впереди виднелся выход, прикрытый ветвями. У Сэм сильнее забилось сердце: а вдруг они окажутся на вершине скалы? Отведя ветви руками, они осторожно выбрались наружу и… попали прямиком на небеса.

Покрытый пышной растительностью зеленый Эдем. Оглянувшись вокруг, Сэм застыла в восторге. Свет, который они видели, не был солнечным светом. Это был лунный свет. У подножия скалистой горы, в которой находилась пещера, расстилалась небольшая поляна. Шершавые каменистые стены с трех сторон защищали ее, а с четвертой стороны был лес.

Водопад, который они так боялись увидеть, услышав шум водных струй, оказался не чем иным, как ручейком, весело сбегающим по склону в небольшую речку на противоположной стороне холма, спокойно вившуюся среди сосен, дубов и ясеней.

Сэм полной грудью вдохнула свежий воздух. Их приветствовал запах летних цветов, травы, листьев, который она не забудет никогда в жизни.

Серебристый лунный свет, чистый ночной воздух, шум ветерка в кронах деревьев — все это было таким знакомым и в то же время таким новым и необыкновенным.

Они остались живы.

Ей хотелось упасть на колени и благодарить Бога за спасение, хотелось танцевать от радости, которая переполняла ее сердце.

Сэм взглянула на реку, потом на своего спутника — они оба подумали об одном и том же. Вода…

Не сговариваясь, спотыкаясь, они бросились к ручью и, упав на берегу, стали пригоршнями черпать свежую, холодную, чистую воду, утоляя жажду. Она даже не вынула из мешка чашки. Да и зачем они? Сэм плескала воду себе на лицо, на волосы и смеялась от удовольствия.

На противоположном берегу, какой-то маленький пушистый зверек бросился прочь и скрылся в ближайших зарослях.

— Кролик! — возбужденно воскликнула она — в жизни не видела зверька чудеснее!

— Мне кажется, из него получился бы хороший ужин. — Бродяга внимательно приглядывался к зарослям, в которых скрылся кролик. — Там, где один, могут быть и другие.

— Но как их поймать? У нас больше нет пистолета.

— Зато есть рыболовная леска. Я сделаю силки. — Он растянулся на траве рядом с ней, вглядываясь в ночное небо. И вдруг выругался.

— Что? — Сэм проследила за его взглядом, но не увидела ничего угрожающего в безоблачном ночном небе, усыпанном звездами. — Что случилось?

— Луна не такая, — хрипло сказал он, садясь. — В ту ночь, которую мы провели в хижине, в небе был тонкий серп. А посмотри, какая она сейчас?

— Полумесяц, — ответила Сэм, пожав плечами. — Разве это имеет значение?

— Имеет. Потому что это значит, что мы провели в пещере не три-четыре дня, а целую неделю. — Он выругался. — Мне не успеть вовремя, попасть в Йорк.

Глава 15

— Не понимаю, почему ты сердишься!

Николас ничего не ответил на сделанное недовольным тоном замечание мисс Делафилд. Он в это время вытаскивал застрявшую в зубах кость и не собирался извиняться за свое дурное настроение.

Они расположились на опушке леса, в нескольких ярдах от небольшого водопада. Луна и пламя костра освещали остатки их ужина. Они зажарили нару кроликов и рыбу, в жестянке из-под галет сделали яичницу из полдюжины яиц, найденных в гнезде у самой воды, и собрали в траве под кустами немного земляники. Однако даже обильный горячий ужин не улучшил его дурного настроения.

Неделя. Он потерял целую неделю. И теперь у него оставалось всего пять дней, чтобы добраться до Йорка к Михайлову дню. Ему не успеть. Пища и отдых помогли восстановить силы, но он все равно не успеет прибыть туда вовремя. Особенно пешком. Вот если бы удалось раздобыть лошадь… Но где, черт возьми, найти лошадь посредине Каннок-Чейз?

— Что изменится от того, что ты задержишься еще на несколько дней? — Его спасительница, так он стал ее про себя называть, лежала на спине, подложив под голову мешок, и с наслаждением смаковала землянику. — Человек, который ждет тебя в Йорке, наверняка поймет, почему ты задержался.

— Вот уж это, черт возьми, маловероятно, — пробормотал Николас. Ему, наконец, удалось избавиться от рыбьей кости, и он отшвырнул ее в ручей.

— Ну что же, мы остались живы. И за это должны благодарить судьбу.

Потерев щеку, он искоса взглянул на нее. Ее бодрое настроение действовало ему на нервы с тех самых пор, как они вышли из пещеры. С него достаточно.

— За что это? — грубо спросил он. — За что благодарить судьбу? За то, что дала отсрочку? Вы, наверное, забыли, леди, что у нас все еще имеются нерешенные проблемы? Например, вот это. — Он погремел цепью. — Не говоря уже о дюжине-другой полицейских, которые рыщут по лесу, — он указал большим пальцем на лес, — и жаждут всадить в нас парочку пуль, а то и целый десяток. Рановато праздновать победу.

Она приподнялась, опираясь на локти. Лицо ее было так же спокойно, как и голос:

— Мне кажется, хорошо, что мы пробыли в пещере не три-четыре дня, а целых семь. Полицейские, наверное, уже давно ушли из этой части леса. Может быть даже, они решили, что мы погибли в водопаде.

— Или они все еще где-то поблизости и ждут, что мы попадемся в их западню, как попался этот Братец Кролик в наши силки. — Он кивком головы указал на остатки кролика.

— Ты прав. У нас еще много трудностей, как только ты окрепнешь, мы ими займемся. — Она снова легла на землю и устало вздохнула. — Но стоит ли думать об этом сейчас?

Николас выругался вполголоса. Он не мог перестать думать об этом, с тех пор как понял, сколько времени они потеряли. Но идти через лес сейчас он действительно не может: не хватит сил. И это больше всего сердило его. На глухую пульсирующую боль в плече он даже не обращал внимания, но лихорадка унесла все силы. Он ослаб именно тогда, когда от него требовались действия. Мысль об этом была невыносима. Ему казалось, что его собственное тело участвует в тайном заговоре против него. У него и без того проблем хватает: где-то неподалеку рыщут по лесу, разыскивая его, полицейские, времени остается слишком мало, и у него нет оружия. Да еще эта упрямая, жизнерадостная леди, прикованная цепью к его щиколотке.

Николас поднял с земли флягу и отпил воды, сожалея, что это не обжигающее, бодрящее виски.

— Ты права. Зачем зря беспокоиться? — Он утер губы тыльной стороной ладони. — Ведь речь идет всего-навсего о жизни и смерти.

Упрямая леди продолжала глядеть в ночное небо, ничуть не встревожась от его слов.

— И я так думаю. Тебе не кажется, что, если бы нам было суждено умереть, мы умерли бы в пещере? Или разбились бы вдребезги о скалы в водовороте? Или нас разорвали бы собаки на берегу реки?

— Я не верю в судьбу, мисс Делафилд.

— Я тоже, — решительно ответила она, на мгновение закрыла глаза, и голос ее зазвучал мягче: — Но мы не умерли. Мы живы. Разве этого мало? Почему ты во всем видишь только плохое?

— Я вижу не только плохое. Я вижу то, что есть. Реальность.

— Прекрасно. — Она холодно взглянула на него своими золотистыми глазами. — Будь реалистом, сколько твоей душе угодно, а я буду лежать в траве, и слушать, как шумит ветер, и глядеть на звезды, и испытывать счастье оттого, что я жива. Потому что за последние несколько дней…

— Семь дней.

— …за последние семь дней я думала, что никогда уже больше всего этого не увижу. — Она снова улеглась, сложив руки на груди. — Я будто заново вижу луну и звезды, а когда через час-другой взойдет солнце, я и им тоже буду наслаждаться. И вообще я была бы тебе благодарна, если бы ты заткнулся и не портил мне эту радость.

Николас стиснул зубы, удержавшись, чтобы не сказать ей нару ласковых слов. Обычно он не оставался в долгу, если кто-нибудь его отчитывал, тем более, если нравоучения исходили от женщины, но спорить с этой строптивой леди было бесполезно: ее не вразумишь.

Подавив раздражение, он принялся швырять в ручей камни, пробуя, осталась ли сила в левой раненой руке.

Воцарилось тяжелое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием костра да журчанием ручья, сбегающего по склону в нескольких ярдах от них. Теплый ветерок ерошил его волосы. Где-то слева от них шуршал маленький зверек, пробираясь сквозь заросли, серебристые звезды отражались в неглубоких водах ручья.

Конечно, думал он, бросая в воду камешки, не сложись так неудачно обстоятельства, ему наверняка здесь понравилось бы. Есть много приятных вещей, которыми могут заняться на мягком травяном ковре в лунную ночь мужчина и женщина.

Он стал тренировать правую руку, пытаясь переключить свои мысли на другой, менее опасный предмет. У него нет времени на удовольствия. Он должен восстановить силы, чтобы как можно скорее выбраться отсюда.

— Я думаю, что с нами все будет в порядке. — Мисс Делафилд неожиданно прервала молчание.

Он размахнулся, но так и не бросил камень.

— Да? На каком же основании вы так думаете?

— Да без всяких оснований. Просто я верю, что так будет.

Он, наконец, бросил камень и насмешливо сказал:

— Подумать только, а ведь я начал считать тебя умной.

— Извини, — сказала она в ответ, — я должна была догадаться. Ведь ты слишком большой реалист, чтобы верить кому-нибудь, кроме себя.

— Вы правильно поняли, леди.

— Все у тебя спланировано заранее, не так ли? Ты — и никто другой — командуешь парадом.

— И это правильно.

— Ты просто самонадеянный и бессердечный тип, не способный ни во что верить. Даже любить ты не способен. — Она заглянула ему в глаза. Он промолчал, и она отвернулась.

Николас понимал, на что она рассердилась, но решил не обращать на нее внимания. А это, черт возьми, нелегко сделать, если не можешь отойти от человека более чем на два фута. Он почувствовал укол раскаяния. Он обязан ей жизнью. Если бы не она, он погиб бы в пещере. Она все время была рядом, охлаждала его лоб, шептала какие-то ободряющие слова, успокаивала его. Он погибал, вечная тьма была готова навсегда поглотить его.

Это она вернула его к жизни. Она ухаживала за ним так, как давным-давно никто о нем не заботился. А теперь он делает вид, как будто ничего этого не было. Николас посмотрел вдаль, убеждая себя, что нет никаких причин чувствовать себя виноватым и вообще что-нибудь чувствовать. Да, он не выжил бы без нее, но ведь они с самого начала договорились, что будут поддерживать друг друга. Очень справедливая сделка. И условия достаточно простые.

По крайней мере так ему казалось всего несколько дней назад. Он даже подумывал, не убить ли ее, ведь она могла оказаться опасной для него. Она и сейчас опасна, как любой человек, знающий его тайну.

Конечно, о том, чтобы причинить ей какое-нибудь зло, больше не могло быть и речи.

Все у тебя спланировано заранее, сказала она. Николас закрыл глаза. Проклятие! Хотел бы он, чтобы это было правдой. Он и не заметил, как все запуталось и усложнилось. Он не хотел, чтобы отношения между ними изменились, не хотел испытывать никаких чувств к ней. Ему нужно думать только о себе, как это всегда бывало раньше. Это единственный способ выжить.

Поэтому он и не говорил больше ни слова о том, что произошло в пещере. Ведь он поблагодарил ее, разве этого мало? И не все ли ему равно, злится она или обижается? Ему это… безразлично…

Он возмущенно взглянул ей в спину. За всю жизнь ни одна женщина не приводила его в такое замешательство. Что, черт возьми, она с ним проделывает?

Правда, в данный момент она не делала ничего, а просто сидела, уставившись в темноту и упрямо расправив плечи, по которым разметались белокурые волосы. В золотистом свете костра и серебристом звездном свете она смотрелась почти величественно.

Величественная, холодная, далекая.

В пещере он видел ее совсем другой. Он отлично помнил, как его разбудило прикосновение кончиков пальцев к его груди.

В этом прикосновении было любопытство, смешанное с самым чистым в мире желанием, зарождающимся у него на глазах. Он видел, как оно рождалось, но в тот момент был настолько беспомощен, что не мог на него ответить.

Ну что ж, теперь он больше не беспомощен, усмехнулся Николас, эта мысль волной прокатилась по телу, обжигая, как глоток крепкого вина.

Упрямая леди сидела совсем рядом. Она казалась холодной и далекой, но он помнил ее робкие прикосновения. Возможно, она тогда сама себя не понимала, но он видел, как в ней зарождается страсть, видел это в ее затуманившихся глазах, когда их взгляды встретились.

Он почувствовал, как участилось дыхание, ощутил знакомый жар внутри. Разум подсказывал, что ему не следует идти на поводу инстинкта, но уверенность в том, что их желания совпадают, сделала его желание нестерпимым. Черт возьми, как же ему хотелось, чтобы она прикоснулась к нему, взглянула на него таким же затуманившимся взглядом, чтобы иногда — без высокомерия или неодобрения поглядела на него так, как женщина смотрит на мужчину, когда ее, как магнитом, тянет к нему.

Он смотрел на нее, и его тело горело, дыхание участилось, глаза блестели. Воображение услужливо рисовало ему заманчивые картины. Ему хотелось, чтобы эти сладкие губки отвечали на его поцелуи, а соблазнительное тело дрожало от желания в его объятиях. Ему хотелось услышать, как она вскрикнет от чувственного удовольствия, когда он вторгнется в ее шелковистые глубины, хотелось увидеть, как она потеряет голову, когда наслаждение достигнет кульминации.

Николас резко поднялся на ноги, отвернулся, провел рукой по волосам. Он дрожал. Черт бы его побрал, он дрожал, словно какой-нибудь неопытный юнец. Еще никогда в жизни он не позволял себе потерять голову из-за женщины. Надо положить этому конец, пока он не утратил контроль над собой, не сделал что-нибудь такое, о чем потом всю, жизнь придется жалеть.

Он весь горел, как не горел во время лихорадки. Но этот жар не излечат ни время, ни отдых, его может охладить только ее прикосновение. Возможно, ему поможет охладиться вода? Заметив заводь, образовавшуюся в том месте, где ручеек впадал в реку, он направился к ней.

— Куда ты идешь? — недовольно спросила она, когда цепь натянулась.

— Принять холодную ванну, — пробормотал он. — Может быть, ты сможешь любоваться луной оттуда? Или это испортит тебе вечер?

Выругавшись, что совсем не украсило леди, она поднялась и потащилась за ним.

— Мы уже мылись, тебе нельзя переохлаждаться.

— Помоюсь еще раз. — У него перехватило дыхание. — Чтобы сохранить рассудок.

— Что?

— Ничего. — Он шагнул к краю заводи. — Хоть раз не возражай мне. Можешь посидеть на берегу и поболтать в воде ногами. Ничего с тобой от этого не сделается.

Заводь была неглубокой, примерно по пояс. Песчаное дно просматривалось даже при лунном свете. Он сорвал с себя рубаху.

Она неохотно попробовала воду ногой.

— Не знаю. Кажется, она ужасно…

Николас прыгнул в воду, позабыв на мгновение о том, как коротка цепь. Потеряв равновесие, мисс Делафилд совсем неизящно шлепнулась в воду, подняв тучу брызг, и ушла под воду, но тут же вынырнула, шипя и отплевываюсь, как мокрая кошка.

— Черт бы тебя побрал, негодяй. Ты это сделал нарочно?

— Перестань, — резко остановил он ее, устав без конца объяснять каждый свой шаг и оправдываться. — Я просто не подумал…

— Ну конечно, ведь ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Ты самый глупый, самый эгоистичный. — Дрожа то ли от ярости, то ли от холода, она, казалось, утратила дар речи. Так и не найдя слов, она изо всех сил плеснула на него водой.

Николас скрипнул зубами. Никогда еще ему так сильно не хотелось уйти от нее, чтобы получить хоть минуту покоя и одиночества. Но ведь цепь не позволит…

— Ваша светлость, — вкрадчиво сказал он, — клянусь честью, я сделал это не нарочно.

— Честью? — воскликнула она. — Честью? — Она снова окатила его водой, очевидно, ей понравился новый вид спорта. — Я уверена, что тебе неизвестен даже смысл этого слова.

— Послушай, ангелочек. — Он тоже брызнул на нее водой. — Предупреждаю, лучше не начинай со мной эту водную баталию.

— Поздно. — Она брызнула водой в третий раз, ничуть не устрашившись его угрозы.

И тут началась настоящая тотальная война.

Развернулись боевые действия, достойные атлантического флота. Залп из пены и водяных брызг следовал за залпом. Стоя лицом к лицу, они беспощадно обливали друг друга водой, устроив в небольшой заводи настоящий муссон. Он наступал. Она сделала несколько мелких шажков назад, потом погнала волну в его сторону. Он ответил ей тем же. Ни один из них не желал отступать, и ее праведному гневу соответствовало его раздражение.

Пока она не рассмеялась.

Звук был таким неожиданным, что он не сразу понял, что это такое. Но мгновение спустя и он смеялся вместе с ней. Действительно было смешно. Они едва избежали смерти, у них почти нет надежды выбраться из Каннок-Чейз живыми и, вполне возможно, им придется умереть, так и не освободившись от проклятой цепи… И вдруг — на тебе! — брызгаются водой в ручье, словно нара ополоумевших выдр.

Звонкий, искренний смех зарождался где-то глубоко внутри тела, в каком-то потаенном месте, которое очень давно не открывалось, и сливался с ее серебристым, мелодичным смехом.

Военные действия закончились так же внезапно, как и начались. Они вдруг оба замерли в еще не успокоившейся воде и стояли, задыхаясь, промокшие до нитки.

— Ну, как, полегчало? — спросил он.

Она с разгоревшимися щеками и блестящими глазами никак не могла успокоиться и продолжала хихикать.

— Да, — наконец проговорила она, — мне, как ни странно, полегчало. А тебе?

К своему удивлению, он почувствовал, что напряжение и отчаяние, которые мучили его всю ночь, прошли.

— Да. — Он отвел рукой упавшие на глаза пряди мокрых волос. — Могу ли я сдаться на милость победителя или вы пленных не берете?