Бензиновые короли (Русская мафия на Западе)

      - Леня, ты Николку Пылесоса давно знаешь?
      - Кореши! В КПЗ вместе подкоп рыли...
      - А потом?
      - Тюряга развела... А что, Федор Иванович? Он языкат не в меру, но в деле... Мы с ним почти одногодки. Два сапога - пара.
      - Да только с разных ног... Что он в Подмосковье творил слыхал?
      - Говорят, отстреливал кой-кого...
      - И что ты об этом думаешь?.. Ничего? А ты подумай... Сколько тебе было лет, когда Горбач начал свою перетряску? Тебя только от титьки оторвали, и вдруг... Вы с Пылесосом другим воздухом и не дышали... Продрали глазенки на дворе ни Сталина, ни Ленина, никакой управы на вас. Одно битое стекло под ногами хрустит. Я родителя твоего уважал, доктора от Бога, ну, и на сыночка глаз положил. Где пособлю тебе, где остерегу...
      Пылесоса, Леня, никто никогда не остерегал, имей в виду. И твоих возможностей у него не было, -джинсы возить с мировых олимпиад, чеки в "Березке" менять. По заграницам не шемонался. Он в банк полез - едва ушел... Потом гнал "табуретовку", возил в Москву цистернами.
      - А как бы он иначе поднялся, Федор Иванович? Только на горбачевские деньги. Отменил Горбач монопольку, целое стадо кинулось гнать "табуретовку". Не он один...
      - Верно! Ты знаешь, как он в своем Подмосковье хозяйничал? Конкурентов выбил, ларьки, прилавки их сжег. Чумой пронесся... А вот слыхал ли, как он старика Расула додавил, который никак не смирялся? Дом у Расула был как дот. Взорвал он этот дот. А там, кроме Расула, сестры жены, гости из аула, восемь детишек мал мала меньше. Семнадцать невинных душ погубил, борзота вшивая, и не моргнул... Он, Леня, завсегда вначале делает, потом думает. Манера такая. Да и характерец... Пылесосы коммунякам как воздух! Когда у власти спички отсыревают - о таких спички зажигать...
      - То в Московии, Федор Иванович. Бандит бандиту руку моет. А здесь... Леонид не удержался, хохотнул. - Он по английски вообще не Пылесос, а Вакуум-клинер. Без гарантий...
      - Не придуривайся, Леня! Ты знаешь, о чем я говорю. Я так понимаю, народилось новое племя. Страшное. У сестры жил племяш. Во дворе его прозвали Огурец. У Огурца была мечта - сесть и тюрьму, к настоящим уголовникам, вернуться в деревню в наколках, с деньгами. Я как-то на рынок пришел, вижу, Огурец семечками торгует. Я ему: "Стаканом семечечек не угостишь?" Он вынул из-под прилавка молоток и на меня. Затем его убили, конечно... Я так скажу, Ленечка. Поднялось племя Огурцов, для которых нет закона. Никакого. Ни казенного, ни воровского. Оно и слов-то таких не слыхало, как сочувствие, сострадание, жалость. Пырнут ножом и не оглянутся. Это пострашнее Чернобыля... Я так скажу тебе, - мы брошенный, обманутый народ,Ленечка. Нас, русаков, весь мир боялся.А теперь?.. Вот чего я не понимаю, скажу тебе по совести. Запада не понимаю. Здесь же политиков в школах учат. Где они, ученые-верченые? Западу надо было беречь СССР как зеницу ока. Подновлять железный занавес, наваривать, где прохудился... А они... Какой радостный визг был, когда Берлинскую стену развалили! Черчилля на них нет, он бы дураков предостерег. А теперь хлынуло. Ну, мастера какие, наши физики-лирики доморощенные тут при деле. Хотя Запад и без них бы не погиб. А вот от Огурцов куда деваться? Едут пройда на пройде. Разве Западу справиться с этим оголтелым племенем?!
      Леонид дослушивал рацеи Федора Ивановича терпеливо, знал: такое со стариком случается. Разговорится - хоть святых выноси.. . Но чувств своих не выдавал. Из уважения к старику. По лицу Лени блуждала улыбка.
      - Ну, ладно, - заключил Федор Иванович, - теперь показывай свое хозяйство. Что посеял-намолотил?
      - Все покажу, Федор Иванович, только вот безотлагательное завершим. С художниками-передвижниками. А то уйдут. С концами... Завтра дожимаем артистов этих. Нанял адвоката, дорогого. Тот к сироте слетал. Приедет девонька. Все! Пся Крев и его Дульцинея ждут суда.
      - Суда?! Коли суд, кому тогда наши деньги пойдут?
      - Федор-свет Иваныч. Ты меня не знаешь, что ли? Не тут точка. Пся Крев понял: ему не отвертеться. Все распродал. И норовит вместе со своей канадочкой рвануть с концами... Куда? Куда-то в Европу. А может, в Китай. А куда им еще?.. Фраера. Заметались. Мои люди сообщили, вылетают из Ванкувера, от дома подале. Почему? Да потому же, Федор Иванович. Фраера. Пинкертоны. Думают, заметут следы.
      - Знаешь что, я с тобой слетаю, - помолчав, пробасил Федор Иванович. Посмотрю, как твои люди работают.
      ...На Тихом океане, в аэропорту Ванкувера, они появились за час до посадки на самолет южнокорейской компании. Леня-Доктор, Федор Иванович и четверо помощников. Федор Иванович посоветовал взять и Пылесоса.
      - Он, конечно, пакостник, борзота, но в таком деле не лишний. Пусть видит, им не пренебрегают...
      ...На Пылесоса натягивают, хохоча, брючишки с форменными лампасами чина королевской полиции. Наконец набились в лимузин, помчались по Ванкуверу, городу клумб и оранжерей-розариев.
      - Здесь живет известный Павел Буре, - сообщил Леня
      - Часовщик? - удивился Федор Иванович.
      - Часовщик - это при Николае Кровавом, а ныне это хоккеист -молния...
      - Ты что, обо всех знаешь, кто куда умчал?
      - О спортсменах - да...
      В аэропорту разбежались во все стороны. Где они, сердечные? Шумно в зале, радио трещит о рейсах, матери окликают детей, девчонки в клетчатых шотландских юбочках целуются-прощаются.
      Пылесос увидел "передвижников" первым. Позвонил по радиотелефону:
      - Сдают багаж... Три чемодана. Мелочевка. Рейс номер... "Сидней, Австралия". Отвалили от касс с большим ручным багажом. Везут на двух тележках. Подгребайте!
      Когда Леня-Доктор подбежал к кассам, лысоватого Вацлава уже не было. Куда исчез, ловкач? Розовощекая необъятных размеров канадка ждала мужа, уцепившись сразу за обе доверху нагруженные тележки.
      Леня-Доктор метнулся в сторону "Информейшен", затем к носильщикам, наконец застучал железками каблуков вниз по каменной лестнице. Влетел в уборную. Тут он, Пся Крев дорогой! Стоит у писсуара. Леня-Доктор встал к соседнему, как бы расстегивая ширинку. Шепнул почти миролюбиво:
      - Ну, выбирай судьбу, передвижник! Остаток жизни за "решетами", здесь, или в Австралию, на свободку.
      Задергался лысоватый, оглянулся затравленно, поднялся медленно, на ватных ногах, к своей подруге.
      Пока их не было, Корзубый подкатил багажную коляску, перегородил ею путь тележкам "передвижников".
      Лысоватый шагнул к подруге, остановился в панической растерянности, лицо взмокло. Леня-Доктор дышит ему в затылок:
      - Предупреди свою зазнобу, чтоб без истерики. Иначе ей замечательный город Кингстон светит до конца дней... Вон из королевской полиции человек, Леня-Доктор показал на подтянутого молодцеватого Пылесоса, из-под драпового пальто которого виднелись форменные брюки с белыми лампасами чина политической полиции, заправленные в надраенные до блеска сапоги.
      - Властям тоже с говном связываться резона нет. Согласились закрыгь глаза, если исчезнете. А хочешь, спроси их, сколько дают за контрабандный вывоз шестидесяти миллионов зелененьких.
      Тут объявили посадку на самолет, следующий по маршруту "Ванкувер-Сидней". Леонид продолжил вполне добродушно, не повышая голоса:
      - Ручную кладь забудь. Здесь, на полу. Всю! И тот чемоданчик. И баул. И сеточку с пакетиками. Чтоб все оставили на вашей прекрасной родине. До зубной щетки! Постиг, пся крев?!
      Вацлав свою голубицу почти уволок, никак она не могла взять в толк, что стряслось...
      Гуляли неделю. Молодняк укатил на юг, а Леонид и Федор Иванович заперлись в плохонькой эмигрантской квартирке Федора Ивановича, сестра Федора Агриппина Ивановна выставила его любимый холодец из телячьих ножек, заветный жбан кислой капусты. Разлили шведскую водку "Абсолют", и Леонид, чтоб не стал подвыпивший Федор Иванович опять речь толкать-занудствовать, начал было своим драматическим тенорком арию герцога из оперы "Риголетто", да Агриппина от полстакана водки размякла, сбила Ленину арию. Заголосила про Стеньку Разина. И Федор Иванович подтянул. Леонид подпел, конечно, а потом вдруг сказал сердито:
      - Вы, русаки - страшный народ. Разин Степан Тимофеич швырнул персианочку с борта, "в набежавшую волну", тут сомнения нет. Для него мокрое дело - как два пальца обоссать, извини Агриппина Ивановна. Но ведь это по всей России-матушке, вдоль и поперек, два века подряд, в каждом доме, в каждом бараке, как праздник, пригубят чего Бог послал, расслабятся, так сразу топить персидскую княжну. И ведь с сердцем горланят-топят, с горделивой слезой: вот каков наш Стенька-атаман, истинно русская душа. Знай наших! Кого хошь утопим!.. Страшный вы народ.
      Неловкое молчание прервал Федор Иванович:
      - Видать, много тебя обижали, Леня, по еврейской линии... Но ведь и сам не без греха: не полосни ты лезвием директрисовы каракули аж до самой ее ночной сорочки, разве ж турнули бы тебя со второго курса? Глядишь, вышел бы в знаменитые лепилы, сердца пересаживал, как этот Бернгард или как его?
      - Так она сука, жидоморка, всех перекусала...
      - Вот ты и ходишь укушенный, - вырвалось у Федора Ивановича весело. Шучу-шучу! Порох. Не лезь на стенку. "Страшный народ"...Не страшный... Да откуда ты его знаешь? По лагерю, разве что...
      - Имею, Федор Иванович, представление. Кто меня заталкивал в лагерь? "Мусора"?.. "Мусора" - люди служивые, с них взятки гладки. Общественность вонючая! Еще суда не было, начали резвиться. Выдрючиваться друг перед другом. Вроде игры в "жучка", кто больнее врежет. Из олимпийской команды - в шею? Из мастеров - тут же! Даже из кооперативного дома, вот-вот въезжать, вычеркнули. Обрадовались, государство, может, даст мне крышу. Задарма. .. В детской спортшколе преподавал, хотел там, пока суд да дело, удержаться. Чтоб не свистеть в кулак с голодухи. Какое! У профкома запросили характеристику, прислали такую, будто я каждый божий день убиваю по младенцу...
      - Ленечка, какой же это народ? Коммуняки номенклатурные.
      - "Расскажите вы ей..." романс такой слыхали, Федор Иванович? Кто меня мордовал, министры, что ли? Депутаты? Гешка-профсоюзник в моей команде играл. Квартиры делили кореши. Спринтер, фехтовальщики. Массажист-фарца негде клейма ставить! Речь держал - изгилялся. Кто просил местный комитет бежать впереди собачьего визга? Своего топить? Бывшая женка моя рассказала, у них, актеров, была игра: какие слова должны прозвучать по радио, чтоб слушатель немедля, кто от скуки, кто от злости, выдернул шнур. Победил Соломон Михоэлс, сказал, мудрец: "... и местных комитетов".
      А ежели, Федор Иванович, всем тошно, невмоготу, чего же терпят?
      Федор Иванович помрачнел:
      - Наша беда, Леня. Терпят... Но опять же, коли всерьез, ты, Ленечка, жив-здоров, кошель тугой. А у меня, кроме Агриппины, все сестры померли с голодухи. Уж не обессудь...
      Агриппина всплакнула, ушла в угол, где сияли русские иконы и дешевых рамах. Принялась бить поклоны. Леня поинтересовался, какого века иконы.
      - Чем иконы старее, тем к Богу ближе, - весело заметил он, но, увидев, с какой истовостью молится Агриппина, притих.
      До утра не ложились. Даже поорали друг на друга малость. Помирились, когда Федор Иванович сказал:
      ... - Если по правде, Ленечка, русские - те же самые евреи Суди сам: прав никаких. Всю историю - без варягов или коммуняк никуда. Правосознание... спроси Агриппину, она и не слыхала, что это такое... на нуле правосознание. На донышке... - И тут хлоп Федор Иванович кулаком по столу: - Потому наш народ всю дорогу голодный и несчастный. А от несчастного до страшного пол- шага. Вот тебе и Стенька-коновод, и революции...
      Леонид налил еще по стакану:
      - Умен ты, Федор. За это и пью. -И подкрепил взгляды Федора Ивановича Пушкиным:
      - Не дай Бог русский бунт, бессмысленный и беспощадный
      На том и сошлись. Затянули удовлетворенно старинную, со слезой и голосе, видно, с давних кавказских войн, застольную:
      - Хазбулат удалой, бедна сакля твоя,
      Золотою казной я осыплю тебя;
      Дам коня, дам булат, дам винтовку свою.
      А в обмен ты отдай молодую жену...
      ...С утра Леонид показывал Федору Ивановичу свои приобретения. Показывал осмотрительно. Он много чего купил...
      Недавно взял задешево спортивный бизнес. Гимнастический зал, души. Молоденькие гимнастки работают на брусьях, турнике. В бассейне спортивный заплыв. Радио сообщает о победителях. У входа, для порядка, двое полицейских. - Зарегистрировал? - роняет Федор Иванович. - Все чин чином!
      - "Бабки" дает?
      Леня отмахивается небрежным жестом.
      - Красивая "отмазка", - подытожил Федор Иванович. Леня помолчал, добавил все же по-честному: - Это больше для души. С мячом побегать. Подышать воздухом молодости.
      - Все еще не унялся, чемпион? Молоток!.. Инструкторша на кольцах из наших? Русачка?
      - Галя, бывшая "олимпийка"...
      - Твоя Галя?
      - Моя? - необычно глухо, с болью вырвалось у Лени. - Обнаружилась и моя. В Твери, в колонии. Поступила туда учительствовать, поближе к нашему Яшке.
      - То есть?
      - Отец ушел - на сынке отыгрались. Устроили драку на улице. Знаете, как это делается...
      - Почему сразу не сказал?
      - Только узнал. Попели-порыдали с Агриппиной твоей, как в воду глядели. Позвонил из машины домой, на автоответчике запись... Выходит, опять нам с ней рыдать: "Дам коня, дам булат... а в обмен ты отдай..." Века идут, ничего на Руси не меняется.
      - Любые деньги бери, Ленчик! Вари кашу.
      - Уже заварил...
      - Дай тебе Бог?.. Ну, так, угодья свои все показал? Или тебе не до того?
      - Делу время, Федор Иванович, перестрелке час... - Засомневался Леонид. Показывать ли нынешнему, "философствующему" Федору хозяйство Захарки Черкасова? Не одобрит...
      И верно, не одобрил. Захарка, русский умелец, в бейсменте большого дома штамповал какие-то "золотые" безделушки из бериллиевой бронзы с позолотой.
      Захарка показал пальцем в сторону звякающих, грохочущих в стороне штампов и повел дорогих гостей подземелья на свой второй этаж, залитый голубоватым светом дневных ламп. Там работали художники. Один делал "яйца Фаберже", другой писал "оригинал" известной картины Писсарро. Парижская улица. Подпись на "оригинале" уже поставлена: Писсарро. Очень похожа...
      Галерейщики думают, мастера у них, - воскликнул Захарка удовлетворенно. - Вот где великие мастера!.. Откуда творцы? Со нсех материков. Лопе де Бега мудрец был, сказал: живи и дай жить другим. - И засмеялся, захлопал себя ладонями по тощим бедрам.
      Как и ожидал Леня, не понравился Федору Ивановичу Захарка.
      - Что-то крысиное в его физиономии, - сказал. - Нос востренький, дергается-принюхивается, скулы на конус срезаны, глазки маленькие, бусинками. Крыса и крыса! И уж вовсе не принял Федор Иванович его дела. Сколько раз тебе говорил, Леня, кто мы с тобой на этом свете? Мы - санитары леса. Чтоб не высох, не сгнил лес, очищаем его от фраеров, которые, сам видишь, ни себе ни людям. А Захарке что надо? Надуть и убежать. Не наша это дорога, Леонид. Надо быть людьми...
      Наверное, пропустил бы Леня мимо ушей привычные назидания Федора Ивановича, не дошли бы они до его сердца, если бы не заклубились вдруг странные, парадоксальные события, которые даже Леня, при всем своем богатом воображении, предвидеть не мог...
      В ночном баре "Белая лилия" к Федору подошел начинающий "медвежатник" по кличке Штангист, передал:
      - Федор Иванович, сижу внизу, у стойки, подсел ко мне старик, "дринк" взял, угостил. Затем сказал по-русски, у него есть наводка на много миллионов. Передай, говорит, Федору Ивановичу.
      Федор Иванович: - Назвал по имени?.. Не блефует? С виду каков?
      Штангист: - Солидный, голова белая, вроде посла...
      Федор Иванович: - Посол-наводчик?..
      И Федор, и Леня грохнули от хохота.
      Леонид: - Все может быть! Великая страна Россия!
      Федор Иванович: - Без охраны ходит? Зови..
      Ресторан "Samovar". В отдельном кабинете Федор Иванович и Леня-Доктор. Штангист приводит высокого сутулого старика. Пухловато-гордая голова его откинута назад. Лицо крупное, породистое, брови пушистые, черные. Мы видели этого человека в кителе с погонами генерал-майора. На даче генерала КГБ Лисогуба. Гебисты называли его Казимирыч.
      - Меня зовут Иван Иваныч. Просто, как мычание, сказал поэт. Профессор истории. Автор книги о воровском сленге... в разных странах. Не читали? Из своих изысканий я понял, Федор Иванович, вы концентрируете свое внимание на тех, кто грабит Россию. Ныне это ваш основной рабочий профиль. Я не ошибся?
      - Дальше! - рубанул Леня.
      - Мы крайне заинтересованы...
      - Кто это - мы? - снова перебил Леня.
      - ТемперамЕнто! - с усмешечкой воскликнул Иван Иваныч. - Откуда вы приехали, оттуда и мы...
      - Не по адресу пришли, - отрезал Леня, догадываясь откуда залетела эта птица. - Я вовсе не из ваших. Я из воров.
      - А мы? - весело ответил незнакомец.
      Вызвав на лицах слушателей подобие улыбки, он перешел к делу:
      - Не смогли бы вы, ветераны подполья, провести операцию, которая дала бы вам... двести миллионов долларов?
      Леня, продолжая глядеть на незнакомца подозрительно: - Сколько?!
      - Двести миллионов зелененьких... Если вы не против, познакомимся поближе. Вот мои документы. Российский дипломатический паспорт. Подлинный и легальный. - Протягивает документы...
      - Нет-нет, поинтересуйтесь, господа воры, дело серьезное...
      Уселись вокруг стола потеснее, закурили.
      - Из России плывет украденный там груз. Скоро доплывет. Цена ему здесь, на свободном рынке, от 200 до 300 миллионов зелененьких. Товар принадлежит бывшим военным. Забывшим присягу, как говорится. Взять его можно только с бою... Но я посмотрел тут на ваших мальчиков... Условие одно. Половина вам, вольным казакам. Половина мне - старому наводчику.
      - Половину? Одному?! - удивился Леонид. - Ну, аппетит!
      - Почему одному? Кашеедов с большими ложками уже знаете сколько выстроилось?!
      - Федор Иваныч, смотри-ка! - воскликнул Леонид не без удивления.-Вот откуда наши воровские законы пошли. От советских "дипломатов"! Украл "отдай положенное"...
      Иван Иваныч начал багроветь; стремительно, отнюдь не по-стариковски, поднялся:
      - Предложение принимается? Это ваш профиль?.. Тогда на сегодня - все! До заключения нашего соглашения - естественно, в самых общих выражениях, конкретна будет только доля компаньонов - более ни одного слова. Счастливо оставаться. Буду здесь, если не возражаете, завтра в тот же час.
      . ..На другой день, после того, как необычное многомиллионное соглашение двух "смешанных русско-американских фирм" было подписано и заверено американским нотариусом, Федор Иванович, за накрытым в честь сделки столом, спросил "профессора истории":
      - Извините за бестактный вопрос, дорогой наш компаньон. В тексте опущено одно обстоятельство. Полет в Хельсинки, где сгрузят товар. Финляндия - это почти что Россия. Где гарантия, что это не ловушка?
      - Отвечаю своей головой, уважаемый Федор Иванович. Пока ваши люди в деле, я нахожусь у вас, так сказать, под домашним арестом. Это гарантия?
      - Это устраивает, но могу я, дорогой компаньон, задать еще один, уж совсем бестактный вопрос. Как старик старику: почему все же вы избрали нашу сторону? А не попытались войти в согласие с храбрым российским воинством, которое везет груз. И которое, не хочу оскорбить, вам вроде бы куда ближе?
      Иван Иванович чокнулся за удачу "славной операции", как он выразился, выпил и с едкой ухмылочкой:
      - В ограблении воинской части, по последним данным, участвовало десять офицеров. Значит, мне перепала бы одна десятая.- Скривил губы в злой усмешке: - А скорее-то всего, оставят рабу Божьему пару медных подсвечников, реквизированных полвека назад у раввина Шнеерсона. И все! - Намекнув таким образом на характер груза, что тут же подогрело интерес и Лени и Федора Ивановича, и посмеявшись вместе с ними, добавил вполголоса, доверительно:
      - Хочу быть вполне искренним с вами, мои лихие компаньоны, потому скажу: тем, кто везет груз, я не верил и не верю. Ни одному их слову не верю... А вот вам, вольным казакам, - верю.
      Федор Иванович поднял бокал и добавил улыбчиво:
      - Иван Иваныч, дорогой вы наш, залетный, ну, а если быть уж искренним до донышка, ваши важные ведомства к бегству своих чинов относились всегда болезненно. Я бы сказал, истерично. Отыскивали беглецов куда бы они ни залетели. Хоть на Луну... Ныне кровопускание в чужой стране устроить труднее, так, что ли? Вот вы и решили казнить их нашими руками.
      Иван Иванович посерьезнел, пожевал губами, ответствовал глухо: - Можете думать и так...
      Леня-Доктор с ироническим смешком:
      - Как только советская власть не подличала! Языком свою задницу доставала. Но вот так еще не изворачивалась. Воров на роль расстрельной команда КГБ?! Бывало такое?!
      - Бывало-бывало, - пояснил "профессор истории" тоном утешения. - Вы еще не родились, когда жену Мейерхольда подняли на воровские ножи.
      - Ну, нет, - вдруг взорвался Леонид, - не будет у вас Леня-Доктор петрушкой-исполнителем! Не видать вам этого, крапивное семя!
      Иван Иванович с холодноватой улыбкой:
      - За такую цену, ребятки, я бы и сам пошел в петрушки. Не удостоили...
      - Цена твердая? - спросил-предупредил Федор Иванович на прощанье.
      - Естественно! Разве вы не знаете, сами, небось, полжизни пели: "Мы за ценой не постоим..."
      Леня, которого слегка развезло:
      - Федор, я их всех в гробу видел в белых тапочках. Что придумали, кровососы! Да ни за какие коврижки! Уйди, блядь, с глаз, а то...
      Федор Иванович ответил чуть струхнувшему компаньону успокоительным жестом. Мол, перебесится...
      ...Знакомая нам по сцене в сауне "братва", одетая в спортивные костюмы фирмы "Адидас", садится в самолет финской линии. "Братва" похожа на команду российских баскетболистов, возвращающуюся на родину. В Хельсинки команда селится в отеле, стоящем за городом. Ждет своего часа, общаясь с русскими, которых здесь много. Пожилые женщины, которые не были связаны со службой, финского не ведают: это жители бывших русских деревень, переселенных сюда Петром 1. Пожилые женщины рады русским ребятам, приглашают их к себе "на блины", на праздники, жалуются ребятам, что их дочери выходят за финнов, "а как его поймешь, инородца проклятого!"
      Мужчины, как правило, знают и финский. Охотно помогают молодым парням-"дальнобойщикам" расставить их крытые грузовики по тихим местам, "чтоб полиция штрафа не содрала"...
      Пылесос привел девчонку в свой номер. Она увидела в углу комнаты длинный деревянный футляр, спросила: что это у тебя?
      - Кий бильярдный. Я, в натуре, - чемпион мира по бильярду.
      Наконец наступил тот час, которого ждали. Глубокая ночь. Моросящий дождь. Опечатанный четырехосный товарный вагон с номером "13", углем на дощатых дверях, отцепили от ленинградского состава и загнали на грузовую горку.
      Здесь тихо. Изредка слышится лязг буферов, сцеплений вагонов, да прорезают ночной воздух короткие гудки маневровых электровозов. Их сирены звучат в сырой ночи нервно, пронзительно.
      Под холодным рассеянно-голубоватым светом железнодорожных прожекторов началась разгрузка. Нанятые финны-грузчики осторожно выносят ящики с белой пометкой. За работой наблюдают полковник Семен Лисогуб и еще несколько человек в кожаных регланах. Задним ходом пятятся два длинных грузовика, нанятых у местной компании. Машины пытаются подойти непосредственно к вагону. Это нелегко. Теснота. Чужие грузы навалом. В отличие от российских грузчиков, финны трудятся молча. Звучат лишь хриплые голоса хозяев ящиков. Наконец, финские машины забивают до предела. В передней рядом с шофером полковник Семен Лисогуб и финский полицейский.
      Когда длинные грузовики, покинув железнодорожные пути, сворачивают на соседнюю улицу, полутемную и узкую, их встречают огнем автоматов. Шофер и финский полицейский убиты на месте, но бывшие гебисты сопротивляются яростно и умело, хотя их судьба предрешена. У перекрестка, на дощатой трансформаторной площадке, расположился Никола- известный хорошо пьющему российскому люду по кличке Пылесос. Достает из деревянного футляра винтовку с оптическим прицелом. Прицеливается. Свои жертвы выбирает не спеша; сперва сникает полковник Лисогуб, затем остальные... Ящики перегружаются в крытые грузовики "дальнобойщиков", которые отходят немедля, не дожидаясь заполнения остальных машин.
      Длинные фирменные грузовики, нанятые полковником Лисогубом, вспыхивают, взрываются. Ветер рвет языки пламени. Бой освещает вокзальное предместье Хельсинки. Никто не может ничего понять, кто и куда стреляет...
      Часть вторая
      ...Лето. Нью-йоркская жара. "Сырой ужас", твердят новички, прилетевшие из дальних сухих мест. Наши герои едут в обшарпанный дом, в котором живут не то пуэрториканцы, не то еще какие-то смуглые люди, где наши герои сняли на месяц квартирку. Сюда доставлена из Хельсинки часть добычи.
      ...Основная часть "товара" вывезена в ювелирные магазины мировой известности.
      Леня рассказывает в машине Федору Ивановичу:
      - ...Среди ювелиров всех стран слухи-слухи... мол, русские, которые сейчас в финансовом тупике, распродают Оружейную палату. Смотрел газеты. Звону на весь мир...
      Федор Иванович доволен. Многого он себе не оставил. Только то, что поразило его воображение. Он вытягивает из-под кровати саквояж, похожий на докторский. Достает оттуда статуэтку - "золотой Иисус". Статуэтка отлита из чистого червонного золота. Посередине нимба Создателя горит в платиновой оправе бриллиант в сорок два карата чистой воды.
      Леня-Доктор от восторга запел с такой силой, что стекла на окнах тенькнули:
      - Богат и славен Кочубей, его поля необозримы...
      Федор Иванович замахал испуганно руками. Когда Леня затих, произнес прочувствованно:
      - Говорил я тебе, Ленчик. Не надо лезть в Золотой Склад, времена лихие - сами принесут. И вот, смотри... При вещице есть описание. - И он принялся зачитывать казенную бумагу, то и дело прерывая монотонное чтение своими восторженными комментариями:
      "В 1743 году..." - соображаешь, когда? - "Людовик XV направил в Россию маркиза Шестарди, посла чрезвычайного и полномочного. Тот вез подарки для императрицы Елизаветы Петровны..."- Леня, а подарочек тю-тю! Почти двести лет гулял с рук на руки. Умели на святой Руси разбойничать... "С 1921 года находится в государственной коллекции..."...Это, Ленчик, после чекистских экспроприаций. Но врут, сукины дети! В 1922-м двое братьев ограбили Оружейную палату, уплыл и Христос. Братьев поймали тут же, но Христос ушел. Когда он снова попался большевикам, как ты думаешь?
      - Ясно когда, в 1937-м, когда миллионы ушли на небо. И их квартиры перешерстили...
      - Попал в точку, Ленчик!.. И вот ныне опять. Ушел Христос...
      - Да-а, - Леня задумался. - В музей такого Христа не продашь. Тут же будет нота со Смоленской площади. Только барыге какому... Для начала нужен Захарка. Чтоб сделали копию правильно говорю?
      Звякнули Захарке, сразу прилетел. Когда взял в руки "Золотого Христа", они заметно тряслись. Много дорогих и красивых вещей прошли через его руки, но такую он видел впервые. ...Вскоре Захарка вернул статуэтку, поблагодарил за доверие.
      - Теперь дело за покупателем, - Леонид повертел в руках "золотого Христа". - Подыщем, Федор Иванович. Такого, который от краденого не побежит...
      Федор Иванович не сомневался, многие богатеи падки на такие ценности, особенно обладатели "черных денег". Но первые предложения отвел.
      - Не торопи меня, Леня... Тут не деньги во главе угла, возьмем самую мелочь. У тебя для души спортивный зал. У меня вот свое...
      Вашингтон. Табличка у подъезда огромного дома "ФБР". Руководитель русского отдела, американец украинского происхождения, плотный человек лет 50, докладывает высокому руководству:
      - Русские вышли на итальянцев.
      - У итальянцев есть наши люди, - отвечает тот.
      - Но нет у русских!
      - Поручите вашему Петренко. У него хорошо подвешен язык.
      - Но украинский...
      - Посмотрите дела сидящих в тюрьмах. Надо найти подходящего субъекта...
      В кабинет начальника русского отдела приводят из тюрьмы чернявого человека с бегающим взглядом, спрашивают у него, хорошо ли он знает русский язык.
      - Произнеси что-либо по-русски. Самое типичное выражение.
      - Перестройка!
      - Это из наших газет... А самое... еще до большевиков, подлинное?
      - Самое?.. А пошел ты на х..!
      ...Жорес Савицкий обнаружил, что в папках, лежавших горкой на его столе, кто-то рылся. Кликнул отца: - Папа, что тебе надо в моих бумагах?
      Отец нервно: - Кто трогает твои бумаги?!
      Жорес с нарастающим напряжением в голосе:
      - Кроме тебя, некому... Хотелось бы знать, что тебе надо в моих бумагах?
      Отец: - За письма взялся. Искал чистый листок...
      Жорес зло:
      - Ты что, по-прежнему служишь генералу Лисогубу
      Отец: - Боже упаси! Я уже пять лет на пенсии...
      Жорес с нескрываемой настороженностью:
      - Лисогуб теперь жжет не человеческие души, а бензин?
      Отец: - Откуда мне знать, чем занято ныне мое бывшее московское начальство? Кто они и кто я?! -И с подчеркнутым гневом: - Что ты ко мне пристал?! Мать пыль стирала, наверное, и сдвинула...
      Жорес, громко:
      - Мама, пожалуйста, загляни сюда. На минутку... Ты здесь убирала?
      Отец подмигивает жене, матери Жореса. (Жорес, вглядывающийся в лицо матери, подмигивание отца не заметил.)
      Мать тревожно: - Уже и убраться нельзя?..
      ...Федор Иванович и Леня-Доктор едут к американцу. Из окна их машины удочка торчит, вроде на рыбалку собрались. Захватили для охраны самых верных людей - Николу-Пылесоса и Исаака-Цаплю. Костя-Афганец с "узи" не расставался, Леня и его взял: день праздничный. Чтоб без сучка, без задоринки...
      Леня вытащил из кармана записку, показал Федору Ивановичу.
      - Привезли от Гали. Святая душа. Старики у нее, девочки не от меня, так она: "Как могу повесить на твою шею такой груз?.."
      Федор Иванович сказал прочувствованно: - Совестливее русской бабы. Ленчик, ничего на свете нет.