Искусство вождения полка (Том 1)

      Но если V Кавказский корпус полагал, что его правое крыло дотягивается до Шмильги, то III Сибирский корпус с таким же правом утверждал, что его левое крыло растянуто до с. Задворники включительно. Действительно, там 7-й Финляндский полк расположился в затылок 27-му Сибирскому полку, а здесь I батальон 32-го Сибирского полка и 3 батальона 26-го Сибирского полка стояли в затылок 6-му Финляндскому полку. Недоразумение недоразумением, но, казалось бы, положение стыка должно было бы стать спокойным, если не только никакого разрыва не было, но на протяжении 4 км фронт одного корпуса перекрывал другой. Но фактическое положение - материальные условия - значат очень мало, если нервы и вся психика пришли в полное расстройство. Штаб Флуга всю ночь бомбардировался сообщениями об уходе 6-го Финляндского и оголении стыка. В 9 час. за No 4995 последовало новое сообщение штаба III Сибирского корпуса о неустойке 6-го Финляндского полка. 'То же - в 13 час. за No 5004, хотя после 10 ч. 30 м. в 6-м Финляндском полку никаких колебаний не было. Приведу очень небольшую часть последующих тревожных донесений о 6-м Финляндском полку: "14 ч. 5 м. Водворили II батальон 6-го полка и 28-й полк - опять начинают отходить. 2043. Дьяконов" (начальник штаба 7-й Сибирской дивизии. -А. С.).
      "14 ч. 35 м. Роты II батальона подходят к д. Мешкуцы. Слева никого нет. Выдвигается за II батальоном IV батальон. III батальон наступает правее II и IV батальона и держит связь с 27-м полком. Гембицкий" (командир 28-го Сибирского полка - все неверно. - А. С.).
      "15 ч. 15 м. Финляндцы опять обнажили фронт левее 28-го полка, приняты меры их вернуть. Прапорщик Лавринович" (из штаба 28-го Сибирского полка. -А. С.).
      "16 ч. Влево связи нет. Патроны на исходе. Гембицкий"
      "16 ч. 10 м. Финляндцы сзади уступами. 2045. Дьяконов".
      "17 ч. 35 м. Дер. Мешкуцы занята, но за деревней к северу имеются немецкие окопы с пулеметами. Роты укрепляют занятое положение. Гембицкий".
      Особенно пугало Гембицкого, временно командующего 28-м полком, то обстоятельство, что на почти недоступном болоте левее его участка 6-й Финляндский полк не держал ни одного человека, а дальше лес скрывал обзор. Он ожидал каждую минуту, что немцы откроют огонь и его полк уйдет с поля сражения; поэтому в самые спокойные минуты он считает необходимым подготовить предполагаемое бегство и начать сочинять на соседа и в то же время дает совершенно неверную информацию о своих батальонах. Они за весь день не стреляли - откуда патронный кризис? Затем впереди него находится в его старых окопах, куда "наступает" III батальон, 15-й Финляндский полк, как видно из кроки командира его же II батальона. Затем д. Мешкуцы занята в 17 ч. 35 м., но не его частями, а II батальоном 6-го полка, к которому подошли только разведчики сибиряков.
      В общем весь бой идет на бумаге. Неточность информации увеличивается вследствие того, что штабы 7-й и 8-й Сибирских дивизий находятся далеко - один в 11 км, другой - в 7 км, а штаб III Сибирского корпуса в 27 км, по воздуху от фронта боя (штаб 2-й Финляндской дивизии - 3 км штаб корпуса - 5 км). Но ведь в сибирских штабах дивизий имелись молодые генштабисты: в 7-й - капитан Лазаревич, в 8-й - штабс-капитан Корк; не делается ни малейшей попытки выслать их на фронт для получения правильной ориентировки, силы их расходуются на то, чтобы умышленную чепуху нервно расстроенных людей с фронта размножать в десятках экземпляров, рассылая по телеграфу и телефону во все стороны.
      Момент бюрократизации сибирских штадивов оказывается прорванным в одном месте. Штаб 7-й Сибирской дивизии, который обрабатывает Гембицкий десятками донесений во все часы ночи и дня о бегстве 6-го полка, начинает повидимому подозревать, что финляндцы - это что-то не материальное, в роде летучего голландца, привидение, ежеминутно исчезающее с поля сражения, и организует обследование своего соседа, 2-ю Финляндскую дивизию, посредством опытного агента связи. Этот агент, направленный поздно, смог только к вечеру представить штабу 7-й Сибирской дивизии успокоительное сообщение: он точно указывает расположение всех полков, констатирует повсюду наличие резервов, подчеркивает наличие хорошей телефонной связи со всеми полками (20 сентября 20 ч. 35 м., донесение прапорщика Маркевича. No 100).
      Для меня эпопея этого стыка закончилась таким анекдотом. Ген. Флуг не знал, кто командует 6-м Финляндским полком, но предполагал, судя по поступающим к нему с вечера 19 сентября донесениям, что это какой-нибудь тактический садист, который мучит III Сибирский корпус, очищая через каждые полчаса стык с его группой. Этот тактический садист ему не подчинен, и он пожаловался бы командующему 10-й армией, но штаб 10-й армии в течение всего 20 сентября переезжает и не работает. Выведенный наконец из себя, ген. Флуг обращается по телеграфу к неподчиненному ему командиру 6-го Финляндского полка с указанием, что он, Флуг, будет настаивать на предании командира 6-го полка полевому суду за очищение с. Задворники.
      Эта телеграмма, составленная в крайне энергичном тоне, в виде телефонограммы поступает после 16 час. 20 сентября ко мне в с. Задворники. Ген. Флуг лично меня знал в 1904 г. за быстрого на подъем, энергичного и толкового работника. Я воспользовался присутствием в Задворниках командира II батальона 32-го Сибирского полка, и мы составили совместную весьма срочную телеграмму ген. Флугу на тему - мы и посейчас в Задворниках, где тишь и благодать; и мы не можем поставить себе в заслугу, что мы не бежим, так как нас отсюда никто не гонит; мы скромно кипятим чай и варим картошку. Ответ пришел через час: II батальону 32-го Сибирского полка немедленно уйти из Задворников в резерв III Сибирского корпуса, в пределы его разграничительной линии.
      Я стремился передать возможно точнее и полнее историю этого стыка, так как она представляет далеко не исключение: сотни и тысячи подобных склок на стыке, оканчивавшихся часто много трагичнее, имели место и в империалистическую и в гражданскую войны. Гембицкий - не редкое порождение, а широко распространенный тип тактически разложившегося командира. Его ложная информация нейтрализовала на 20 сентября не менее 9 батальонов (7-й, 15-й, 16-й Финляндские полки, 26-й Сибирский полк, II батальон 32-го Сибирского полка), отвлекла внимание и резервы Флуга и Мехмандарова к их стыку, тогда как оперативный центр тяжести у обоих находился на противоположных флангах. Гембицкий загружает работу телеграфа и телефона десятками депеш, число коих еще утраивается работой высших штабов. Гембицкий вызывает нервность на обширном участке фронта, и на его ответственности лежат и потери III батальона 6-го полка, атака которого сложилась в созданной им нервной атмосфере жалоб на 6-й полк. И среди тумана панических донесений, которыми засыпал Гембицкий, высшие штабы совершенно не могли разобраться в том, что Мешкуцы лишены абсолютно всякого значения. - И читатель сможет усмотреть, как нехорошо провоцировать соседа на объективно неразумные мероприятия: мой II батальон отделался неустойкой, исправленной им же в течение часа, а она прокатилась паникой по всей 7-й Сибирской дивизии, не имевшей роковых последствий лишь вследствие присутствия 7-го Финляндского полка, осторожно и в данном случае вполне разумно руководимого Марушевским.
      Русская армия, в дни 19 - 20 сентября, в моем сознании пала глубже, чем в какие-либо другие моменты мировой войны. Описываемые события происходили "на дне" ее боеспособности. И эта история со стыком свидетельствует, что беспрерывное отступление и неудачи разлагают далеко не только рядовых бойцов на фронте, но наносят глубокие раны и в сознании командного состава. Начальство русской армии в сентябре 1915 г. болело жестоким недугом, одно из типичнейших проявлений которого - животный эгоизм и обвинения, щедро и непрерывно выкрикиваемые по адресу соседей. В течение всей войны я старался уклоняться от обвинений соседа: делу это, в большинстве случаев, не помогает, а процессы разложения усиливаются. Почти всегда, когда мы встречаем обвинения соседей - а в архиве ими переполнены сотни тысяч дел - вопрос идет не о борьбе за правду истинную, а о сложении с себя ответственности за неудачу фактическую или только предполагаемую. Такое обвинение соседа свидетельствует прежде всего о том, что командир не в силах нести лежащую на нем ответственность. Обвинение заслуживает рассмотрения только в том случае, если обвинитель не заинтересован и способен отнестись объективно.
      Моя пассивность ночью и утром 20 сентября конечно представляет скорее отрицательный пример. Полк понес лишние потери, руководство полком ослабело, батальонные командиры получили излишнюю свободу. Я слишком устал и не рассчитал своих сил. Но и характер участка полка лишал его действия единства; притом, нелегко быть соседом Гембицкого{95}.
      Глава десятая. Неудавшаяся смена
      Я не буду описывать дальнейшего отступления, так как оно совершилось хотя и в соприкосновении с немцами, но вполне упорядоченно. Нажим на нас прекратился уже в ночь, на 20 сентября. Чтобы помочь критическому положению, в котором находились в районе Сморгонь - Вилейка (взята окончательно русскими 23 сентября) остатки 1-й, 3-й, 4-й и 9-й кавалерийских дивизий, усиленных раздерганными 75-й и 115-й пехотными дивизиями, и открыть им возможность прорыва к Минску, Людендорф потребовал 22 сентября от всего фронта нового энергичного перехода в наступление. Наша дивизия 21 и 22 сентября оставалась за рекой Лошей; против нас вероятно имелись только очень слабые силы немцев; еле обозначилось стремление немцев приблизиться к р. Лоша, тотчас же остановленное несколькими выстрелами наших батарей. Ко мне в полк даже явился немец-дезертир, единственный за всю кампанию; это был заморенный поляк, очень жаловавшийся на плохое питание и трудную службу. Несомненно мы имели полную возможность прекратить на этом свое отступление; задержавшись на своих позициях 22 сентября, 10-я армия и весь Западный фронт наилучшим образом оказали бы помощь наступательным действиям 2-й и 1-й армии в промежутке Сморгонь - озеро Дрисвяты. Но уже 21 сентября Западный фронт избрал рубеж общего отхода своих армий, и как только обозы расчистили тыловые пути, в ночь на 23 сентября мы отошли за линию реки Ошмянки, а на следующую ночь - на окончательный рубеж. Это два очень ценных для Людендорфа перехода назад представляли дань отступательной инерции, штабному планированию отхода и неспособности Алексеева нести серьезную ответственность.
      Утром 24 сентября 2-я Финляндская дивизия расположилась в районе Богуши, в 2 - 3 км впереди тех позиций, на которых русский фронт окончательно замер в октябре 1915 г. Потребовалось еще 24 дня, чтобы фронт застыл. Центр тяжести действий перенесся к северу, на верхнюю Вилию и Сорвечь. Немцы снимали с Молодечненского направления XXI корпус и кавалерию и отправляли их на север. Мы также стремились усилить нашу 2-ю и 1-ю армии, развертывавшиеся в промежутке между 10-й и 5-й армиями.
      Фалькенгайн уже 25 сентября отдал приказ об остановке наступления и о расположении армий на русском фронте на зимовку; но Людендорф еще в продолжение 3 дней продолжал требовать от 10-й германской армии наступления на участке Сморгонь - Сосенка; последний пункт должен был являться исходным для нового рейда VI конного корпуса на Минск, но русские 22 сентября выбили 77-ю резервную дивизию из Сосенки, 23 сентября овладели Вилейкой, к утру 26 сентября форсировали на широком фронте верхнюю Вилию, 27 сентября продвинулись с боем к м. Речки, грозили кавалерийским охватом со стороны Докшицы. Вечером 27 сентября Людендорф должен был отказаться от дальнейших наступательных действий. Людендорфу тем более приходилось смириться, что Фалькенгайн подкреплял свой приказ отобранием от Людендорфа 5 новых дивизий.
      День 25 сентября был избран Фалькенгайном для отдачи приказа о переходе к обороне на русском фронте потому, что только к этому дню наши союзники французы соблаговолили изготовиться принять участие в кампании 1915 г., и в этот день начали свое заставившее ждать наступление в Шампани. Выручка со стороны французов последовала только тогда, когда немцы исчерпали полностью всю программу ударов по русскому фронту. Наше командование, казалось бы, могло дать своим измученным войскам отдых и посмотреть, как воюют французы. Отдых нужен был армии крайне. Тем не менее, пока стреляли французские пушки в Шампани, русское командование продолжало дергать войска и гнать их в атаку, несмотря на отсутствие в войсках каких-либо наступательных импульсов. Эта поддержка французов дорого обошлась 10-й русской армии. Только после 13 сентября, когда французы успели уже израсходовать свой небольшой запас наступательной энергии и перешли к обороне, успокоился и русский фронт. Непопулярность союзников в войсках в этот период была уже такова, что в 10-й армии командование не ссылалось на необходимость помочь французам и затруднить немцам переброску подкреплений на запад, а указывало лишь на необходимость поддержать наступательные действия 2-й и 1-й русских армий.
      Когда наш отход закончился, начальник дивизии сообщил мне, что так как последний месяц 6-й полк нес самую тяжелую работу, занимал наиболее ответственные участки фронта дивизии и почти бессменно отходил в арьергарде, то теперь он принял твердое решение - дать 6-му полку хорошую передышку и держать его продолжительное время в резерве. Но в неумолкавшей оперативной сутолоке положение в резерве оказалось изрядно беспокойным - резервам частенько приходилось расхлебывать чужие скандалы, выступать, подпирать, временно занимать чужие участки позиции. В полку утверждали, что на позиции, когда отвечаешь только за свои грехи, гораздо лучше. Об одном из выступлений 6-го полка в качестве корпусного резерва и будет идти речь в этой главе.
      2-я Финляндская дивизия в составе 7-го, 5-го, 8-го полков - около 3 500 штыков - занимала позицию в лесу западнее д. Богуши. Все 3 полка были развернуты на фронте в 3,5 км. 6-й полк числился в резерве V Кавказского корпуса и располагался в 4 км за фронтом, в д. Шиловичи и Черкасы. Правее, на довольно открытой местности располагалась 8-я Сибирская дивизия. Левее, до м. Крево, на протяжении 2,25 км, занимала позицию 4-я Финляндская дивизия. В м. Крево и далее на юг располагалась 65-я дивизия соседнего корпуса. В резерве V Кавказского корпуса находились "белые негры" - пограничная дивизия. Чтобы уменьшить протяжение фронта 4-й Финляндской дивизии, участок на северной окраине Крево был занят 4-м пограничным полком. В ночь на 26 сентября 7-я Сибирская дивизия, насчитывавшая 6 500 штыков, должна была сменить 2-ю Финляндскую дивизию 26-м Сибирским полком и слабую 4-ю Финляндскую дивизию 27-м Сибирским полком; 28-й Сибирский полк оставался в дивизионном резерве, 25-й Сибирский полк - в резерве III Сибирского корпуса. V Кавказский корпус вовсе должен был уйти с данного участка фронта и быть использован для другого назначения.
      Немцы решили предпринять 27 сентября атаку на 8-ю Сибирскую дивизию в связи с общим наступлением на м. Сморгонь.
      Этой атаке должно было предшествовать проявление активности на фронте V Кавказского корпуса, чтобы развлечь внимание русских. При истощении сил германской пехоты главная роль в этом проявлении активности отводилась артиллерии. Расположенный в лесу участок 2-й Финляндской дивизии был для этого неподходящим; кроме того он был мало выгоден для демонстрации, так как лежал непосредственно по соседству с объектом будущей атаки - позицией 8-й Сибирской дивизии. Выбор немцев вероятно на этом основании остановился на открытом участке 4-й Финляндской дивизии. Находившаяся против него часть Кенигсбергской ландверной дивизии - бригада Зоммера (4-й, 9-й, 12-й отдельные ландштурменные батальоны по данным нашей разведки; против Крево - будто бы 374-й резервный полк, вероятно только что сформированный из эрзатцполка) получила приказание вечером 26 сентября за несколько часов до намечавшейся у нас смены произвести поиск или даже атаковать русских. При отсутствии у русских хорошо оборудованных окопов и общем расстройстве, вызванном шестимесячным отступлением и неудачами, немцы могли рассчитывать на сильный эффект действий своих снарядов.
      Несмотря на то, что русские располагались на этом фронте только второй день, их окопы были уже усилены проволочными заграждениями, пока еще довольно тонкими, и с небольшими промежутками на спокойных участках. Командовавший боевой частью 8-го полка{96} командир III батальона капитан Печенов 25 октября так характеризовал положение на своем фронте (2 слабых батальона - 900 стрелков + 4 или 5 пулеметов - на 1 300 шагов по фронту): "No 23. 20 ч. 40 м. Командиру 8-го полка. Участок занят довольно крепко. Держаться, если не подведут стрелки, можно вполне. Перед моим участком (левофланговый. -А. С.) небольшой выруб и есть обстрел шагов на 120. У Акутина (командир правофлангового батальона) обстрел значительно меньше, доходя к правому флангу до нескольких шагов{97}. 12-ю роту имею в резерве. Акутин имеет в резерве 2 роты. С 14-м (Финляндским полком. - А. С.) связь и самое тесное соприкосновение установлены. Нажима можно ожидать слева от 14-го полка. Печенов". К этому донесению, отправленному в момент начавшейся уже у соседа слева паники, приложено хорошее кроки расположения в лесу рот 8-го полка, с указанием их номеров.
      Описываемые ниже события происходили в атмосфере тяжелого расстройства русской армии и общего разъезда начальства. 25 сентября, в тот самый день, когда 7-й Сибирской дивизии была поручена трудная задача смены двух других, правда численно слабых дивизий, и начальник дивизии Братанов и начальник штаба 7-й Сибирской дивизии Дьяконов эвакуировались под предлогом болезни. Отпуска не были еще разрешены, но начальники штабов разъехались в широком масштабе; документы штабов дивизий стали подписываться почти исключительно временно исполняющими должность начальниками штаба дивизии капитанами Лазаревичем, Соллогубом, поручиками Оберюхтиным, Корком{98}.
      Правда, 24 сентября из отпуска вернулся начальник 4-й Финляндской дивизии ген. Селивачев. Но 4-я Финляндская дивизия, или "остатки" ее, как старательно стремилась она подчеркивать в официальной переписке, должна была на следующий день вечером сменяться. Поэтому вероятно Селивачев не интересовался позицией и не заглядывал пока в свои полки; он только формально вступил в командование дивизией.
      4-я Финляндская дивизия насчитывала к 23 сентября всего 4 батальона, 22 пулемета, 13 орудий и имела в строю 92 офицера, 2 316 штыков, сверх того, 905 нижних чинов, вооруженных винтовками (вероятно унтерофицеры, связные, конные разведчики и пр.){99}, и обладала 172 заручными винтовками. По численности она уступала только на 25% 2-й Финляндской дивизии. Но настроение в ней было мерзкое, кадры утрачены или деморализованы, наличный состав представлял плохо усвоенные полками роты пополнения; дивизия прибеднивалась, указывая на свою небоеспобность, чтобы скорей быть снятой с фронта и получить отдых; эта официальная точка зрения командования дивизией была известна в полках оказывала сильно разлагающее влияние.
      Дивизия отошла на свой участок одновременно с 2-й Финляндской к утру 24 сентября; участок ей был указан заблаговременно, и дивизия, находившаяся на переход впереди, должна была уже к утру 23 сентября выслать команды рабочих в з. Закосье, в распоряжение корпусного инженера V Кавказского корпуса; предполагалось, что за сутки до подхода дивизии будут уже возведены важнейшие участки окопов. Однако ничего сделано не было. Журнал военных действий штаба дивизии дает этому следующее объяснение: застенок Закосье представляет пункт, отмеченный на трехверстной карте; но местное население этого названия не употребляет, и все хутора, лежащие на шоссе к северо-востоку от Крево, именуются одинаково - выселки из Крево. Рабочие не нашли Закосье, где-то блуждали в тылу, и корпусный инженер не смог их разыскать. Конечно виновата не карта, а отсутствие порядка - не было с рабочими сколько-нибудь приличных офицеров, стрелки хотели отдыхать, а не работать, корпусный инженер не охотно брал на себя ответственность за выбор позиции для 4-й Финляндской дивизии, и не слишком разыскивал рабочих.
      Утром 24 сентября дивизия пришла на пустое место; не было даже трассировки окопов. На позиции стали 14-й и 16-й Финляндские стр. полки: 15-й и 13-й сначала расположились в резерве. По карте протяжение фронта позиции - 2 250 м; но по журналу военных действий она оказалась растянутой на протяжении около 3 км, чему верить конечно не приходится. 2 полка оказались не в силах занять весь фронт, и между ними был выдвинут на центральный участок 13-й полк из резерва дивизии.
      Работы по укреплению прикрывались охранением, которое однако сразу осадило на линию фронта, когда в 13 ч. 30 м. 24 сентября показались передовые части немцев. За остаток дня дивизия успела донести об одной отбитой атаке на свой центр и о прорыве ее правого фланга, который она смогла восстановить. Несомненно, что отбитая атака представляет собой небольшую перестрелку рекогносцирующего характера, затеянную немцами с дальней дистанции, а прорыв уход целых взводов или даже рот в тыл под влиянием нескольких артиллерийских снарядов, или при появлении на приличном удалении группы немецких разведчиков. Потери 4-й Финляндской дивизии за этот день при отходе сторожевого охранения и в течение "боя" на главной позиции достигли всего 3 убитых, 23 раненых (сколько самострелов? -А. С.), 10 контуженных и 7 без вести пропавших солдат. Офицеры были полностью в добром здоровьи.
      Ночь прошла спокойно, но с утра 25 сентября немецкая артиллерия начала оживленно пристреливаться. От 4-й Финляндской дивизии пошли тревожные донесения, и штаб корпуса передвинул II батальон 6-го Финляндского полка часть корпусного резерва - из с. Шиловичи на опушку леса у з. Закосье, за стык между 2-й и 4-й Финляндской дивизиями. Другую часть корпусного резерва - 2-й пограничный полк - штаб корпуса подтянул в д. Кунцевщина.
      С полудня до вечера установилось затишье. В 18 час. начался оживленный артиллерийский обстрел; под его прикрытием двинулись немецкие роты, вероятно имевшие своей задачей приступить к устройству солидной укрепленной позиции в 600 - 1 000 м перед фронтом 4-й Финляндской дивизии; двинулись и немецкие команды, назначенные для поиска и для прикрытия этих окопных работ. В 18 ч. 25 м. штаб 4-й Финляндской дивизии уже доносил об атаках, направленных на 14-й и 13-й полки, о дебушировании из Томасовского леса густых масс немцев, взятых нашей артиллерией под обстрел. 2 роты дивизионного резерва (т. е. половина 15-го полка) были направлены на поддержку центра и окопались во второй линии, позади 13-го полка. Несмотря на то, что перестрелка продолжалась еще только 25 мин., полковые резервы оказались, по крайней мере по донесениям, израсходованными. В левофланговом 16-м полку положение признавалось более легким: вероятно, против него никакого противника не было, так как его правофланговые роты оказывали 13-му полку поддержку косоприцельным огнем стрелков и пулеметов.
      В 19 ч. 20 м. уже темнело, когда начали сообщать о распространении атаки по всему фронту 4-й Финляндской дивизии, за исключением левофланговой роты 16-го полка, примыкавшей к м. Крево. Но 16-й полк сейчас же донес, что отбросил немцев на их прежние позиции, в 500 - 1 500 шагах перед его фронтом. Так как немецкая пехота безусловно не летала, то повидимому она к 16-му полку ближе и не подходила - нельзя в течение нескольких минут оказаться перед окопами, а в следующий момент оказаться в километре позади. С фронта 13-го полка сообщалось, что немцы залегли в 600-700 шагах, т. е. как будто к атаке также не приступали. С других пунктов мы имеем одновременные сообщения, что немцы атакуют, и что немцы залегли в 1 500 шагах. Примирить эти сообщения возможно, лишь допуская продвижение на близкие дистанции мелких разведывательных партий и выполнение окопных работ основной массой.
      В дальнейшем - еще больше противоречий. В 19 ч. 40 м. немцы повсюду остановлены. В 20 час. слышно, что немцы кричат ура. Правый фланг 13-го полка поэтому выбежал назад из своих окопов (в подлиннике конечно был выбит), но вскоре был водворен обратно.
      Положение ухудшилось тем обстоятельством, что в дивизии в 19 ч. 45 м. становится известным, что она наступающей ночью будет сменена. Боеспособные части в таком сообщении могли бы почерпнуть импульс для напряжения своей энергии: прежде всего надо полностью сохранить занимаемое положение, чтобы сдать позицию сменяющей части; неустойка лишит возможности осуществить смену; затем, на крайний случай, сменяющий полк может явиться резервом, который в критическую минуту удвоит наши силы. Но для дрянных войск, только и мечтающих о том, как бы прервать неприятное стояние лицом к лицу с противником, известие о смене вносит расслабляющее начало: мы свое оттрубили, теперь пусть выпутываются, как хотят, наши преемники. Так именно и восприняла 4-я Финляндская дивизия сообщение о скорой смене.
      2-й пограничный полк был вызван в 20 час. из Кунцевщины на помощь и ожидался в 21 час. в з. Закревье. Хотя 13-й полк и вернулся в свои окопы, положение оставалось неопределенным; "атака" распространилась и на 16-й полк. Штаб 4-й Финляндской дивизии давно уже стремился перевести за свой центр II батальон 6-го Финляндского полка, стоявший на стыке, но Чернышенко упорно отказывал двинуться, ссылаясь на то, что его батальон - часть корпусного резерва. После 21 часа получилось разрешение штаба корпуса, и в 21 ч. 30 м. 2 роты II батальона были двинуты на стык 13-го и 14-го полков, откуда пришло донесение о прорыве немцев и распространении их в тылу. В действительности оказалось, что здесь смежные роты 13-го и 14-го полков просто выбежали вновь из своих окопов назад; с прибытием ставших позади них 2 рот 6-го полка они вернулись в окопы - "положение было восстановлено". Другие 2 роты II батальона 6-го полка остались на старом месте, на стыке.
      После 22 час. в 4-й Финляндской дивизии наступает как бы момент успокоения; с левого фланга 16-го полка доносят, что немцы ушли на 1 000 шагов; однако паника и стрельба по всем направлениям, происходившая в 4-й Финляндской дивизии с наступлением темноты, уже несколько деморализовала ее соседей. В 22 ч. 40 м. начальник штаба 4-й Финляндской дивизии доносит начальнику штаба корпуса за No 15/35: "Перед левым флангом 16-го полка противник отхлынул под нашим ружейным и пулеметным огнем на 1 000 шагов, но в это же время правофланговая рота 4-го пограничного полка покинула свои окопы. Тогда командир 16-го полка направил для обеспечения своего левого (фланга. -А. С.) 3 взвода, одной ротой боевого участка и полуротой резерва перешел в контратаку с целью отбросить подальше немцев, залегших перед центром его участка на 150 шагов".
      Тут все темно - немцы отброшены на 1 000 шагов, а лежат в 150 шагах; сомнителен и рассказ о соседях, и более чем сомнительна сама контратака.
      Но центр паники передвинулся вправо. К 23 час. уже не только 13-й и 14-й полки, но и 8-й Финляндский полк вышел из своих окопов и осадил в лесу на 300 шагов; здесь безусловно имела место атака немцев, по крайней мере небольших их групп. На следующее утро я, производя рекогносцировку, забрел на левый фланг оставленных 8-м полком в эту ночь окопов, находившихся неподалеку перед нашим фронтом и не занятых немцами; в том месте, где я вошел в окопы, у самой проволоки лежали тела 4 немецких пехотинцев, причем у трех из них были прострелены каски, которые я и захватил с собой. Мне потом в 8-м полку говорили, что через слабое проволочное заграждение проскочило в одном месте десятка полтора немцев, что в связи с паникой в 14-м полку и потерей связи с 4-й Финляндской дивизией и обусловило отход 8-го полка на 200300 шагов назад. Левый фланг 8-го полка отказался совершенно открытым, и 8-й полк израсходовал, не желая отходить дальше, все 7 рот батальонных и полкового резервов на загиб фланга, но контакта влево ни с кем добиться не мог. В соответствии с осаживанием 8-го полка осадил и 5-й полк; последний несколько помог 8-му полку, приняв при осаживании влево, примерно на один ротный участок.
      Не то бой, не то паника охватывала теперь почти весь фронт V Кавказского корпуса. На протяжении 5 км переливалась ружейная стрельба. В темноту стреляла не только боевая часть, но и резервы и масса отбившихся и бродячих людей. Раздававшиеся в тылу выстрелы действовали очень неблагоприятно на остававшиеся в окопах части, так как, ориентируясь в темноте только по звукам выстрелов, они неизбежно должны были придти к выводу, что глубоко охвачены немцами, раз бой ведется у них далеко в тылу.
      Подошедший в составе 6 сотен 2-й пограничный полк был двинут командованием 2-й Финляндской дивизии в этот хаос, притом в двух направлениях: 2 сотни - на крайний левый фланг дивизии - стык 16-го Финляндского полка с 4-м пограничным, и 4 сотни - в центр - на левый фланг 14-го полка. Штаб корпуса приказал двинуться в Закревье, на помощь 4-й Финляндской дивизии, и I батальону 6-го Финляндского полка, насчитывавшему за выделением наряда по дивизии, только 2 роты. Так как в моем распоряжении не оставалось больше никого, то с 2 ротами, вскоре после полуночи, выступил из д. Черкасы и я.
      Надо отметить чрезвычайно неудачное расходование корпусного резерва: 6 сотен 2-го пограничного полка были разбиты по двум направлениям, 6 рот 6-го Финляндского полка были распределены на 3 кучки; каждой маленькой кучке грозила опасность быть захлестнутой морем охваченных паникой людей, в которое ее окунали. Нет сомнений, что 6-й Финляндский полк, двинутый совокупно, смог бы добиться несравненно более благоприятных результатов.
      Направление двух изолированных сотен 2-го пограничного полка на помощь 16-му полку начальник штаба 4-й Финляндской дивизии мотивировал в донесении от 23 ч. 25 м. за No 16135: "Они следуют в распоряжение командира 16-го полка, так как противник отбросил сначала левый фланг (4-го пограничного полка), а затем и сотню правого фланга, которая, заняв было свои окопы, вновь отошла. Вследствие этого отхода немцы вышли во фланг левофланговой роте 16-го полка и заставили ее отойти". Конечно виноват всегда сосед, даже когда темно, и ничего ровно не видно.