Я – вор в законе - Крысятник

      Дальше ехали в тягостном молчании. Похоже, работа обещала быть долгой и трудной. Впрочем, как всегда.
      — Здесь, — объявил Шибанов и, распахивая дверцу машины, добавил: — Третий этаж.
      В оцеплении у самого подъезда дежурил молоденький сержант. По его скучающему виду было заметно, что парень отбывает повинность и, будь его воля, так он непременно урвал бы у судьбы пару часиков для оздоровительного сна. Заметив Шибанова, сержант подобрался, даже как будто бы увеличился в росте, а на лице обозначился отпечаток ответственности, словно на земле не существовало более важного занятия, чем стоять в карауле у продырявленного трупа.
      Не считая кареты «Скорой помощи», двор выглядел пустынным. Только сквозь дверные глазки, из-за оконных занавесок за приехавшими наблюдали настороженные глаза, как будто бы жильцы опасались, что им подложат под порог десяток килограммов тротила. Москва жила привычной для себя жизнью.
      Милиционеры поднялись на третий этаж.
      В самом центре лестничной площадки, головой к ступеням, лежала молодая женщина. В правой руке она сжимала небольшую кожаную сумочку, из которой неряшливо выглядывала салфетка.
      Смотреть на убитых всегда больно. К подобному зрелищу просто невозможно привыкнуть, но вдвойне горько, если жертва — женщина. Она лежала на боку, скрестив ноги, как будто знала, что после смерти станет объектом изучения многих мужчин, и стыдилась своей нелепой позы. Даже юбка на ней, по-весеннему короткая, не задралась, как это частенько происходит в подобных случаях, а аккуратно прикрывала бедра.
      Женщину можно было бы назвать красивой, если бы не аккуратная дырочка в правом виске. Золотистые волосы слиплись от выступившей крови, отчего прическа выглядела неестественно всклокоченной.
      — Когда ее застрелили? — спросил Михаил. Он разжал ладонь, и острый тигриный клык, упав на дно кармана, глухо стукнулся о пригоршню мелочи.
      — Три часа назад, — сказал Шибанов. — Убийца поджидал ее на лестничной площадке. Попытался вырвать сумочку. Она не отдавала. Вот, смотри, даже сейчас крепко держит… А когда она упала, подонок открыл сумку и беспрепятственно вытащил содержимое.
      — Выстрел кто-нибудь слышал?
      — Нет. Скорее всего, убийца использовал глушитель.
      Михаил присел на корточки и с минуту разглядывал лицо женщины, на котором запечатлелся предсмертный ужас.
      — Куда же она торопилась в такую рань? — пробормотал он, распрямляясь.
      Шибанов только пожал плечами:
      — Непонятно. Ни одно учреждение так рано не начинает работу, а убийца точно знал, когда жертва появится, и поджидал ее.
      — Гильзу нашли?
      Шибанов утвердительно кивнул:
      — Нашли. Пока сказать трудно, от какого она пистолета… Но предварительно эксперты сказали, что использовался патрон от «парабеллума», девять на девятнадцать. Он подходит и к «радому», и к «беретте», и к «вальтеру». Как и в тех случаях, о которых я рассказывал тебе по дороге…
      — Понятно.
      Откуда-то сверху раздавались веселые мужские голоса, и Михаил готов был поспорить, что через пару минут он услышит взрыв здорового жеребячьего ржания.
      — Кто там? — спросил он, кивнув головой в направлении голосов.
      — Судмедэксперты, — безнадежно махнул рукой Шибанов, как будто бы сумел прочитать мысли Михаила. — Анекдоты травят, пока мы тут возимся.
      Михаил понимающе кивнул. Как это ни странно, но самым жизнерадостным народом, с которым его когда-либо сводила профессия, были патологоанатомы. Создавалось впечатление, что они периодически подпитывались энергией у трупов. Покойницкий юмор — это про них сказано.
      — Соседей еще не опрашивали? — осведомился Михаил.
      — Не успели… А потом, лучше тебя это все равно никто не сделает.
      — Спасибо, что не забываете придержать для меня черную работу, — ехидно поблагодарил Михаил. — Ладно, давай поглядим, кто с ней жил рядом.
      Он подошел к ближайшей двери и позвонил коротко, совсем не по-милицейски, но уже через секунду дверь открылась, и на пороге, неумело изображая скорбь, возникла бодрая старушенция лет семидесяти. Наверняка она давно наблюдала за оперативниками в дверной глазок и, изнывая от нетерпения, ожидала, когда они наконец соизволят вспомнить о ее существовании.
      — Здравствуйте, — сдержанно произнес Михаил, — мы из милиции. — Развернутое удостоверение было поднесено к любопытному носу старушенции.
      Как правило, свидетели делятся на две группы. Первые, едва взглянув на удостоверение, пропускают сотрудников в комнату, всем своим видом показывая, что про более дорогих гостей и мечтать не смели. Вторые скрупулезно изучают протянутое удостоверение, вчитываясь в каждую букву, как будто подозревают стражей в десяти смертных и тысяче дополнительных грехах.
      Старушка относилась ко второй категории.
      Ее глаза, словно сканер, скопировали написанное, и коротенький текст навсегда упрятался в одной из ячеек ее памяти.
      — Что ж, прошу вас, — она неохотно отступила в сторону, пропуская мужчин в квартиру.
      — Спасибо, — поощрил ее Михаил за великодушие. — Вы, конечно, знаете о трагедии, случившейся с вашей соседкой?
      Старушка как будто ожидала именно этого вопроса. Картинно всплеснув руками, она воскликнула:
      — Конечно! Это такой ужас, такой ужас!.. Очень славная была девушка, всегда скажет «здравствуйте», «до свидания». Не то что некоторые… А вы проходите, молодые люди. У меня, правда, не прибрано, но подошвы все равно об половичок вытрите. — Зоркие старушечьи глаза проследили, тщательно ли выполнят просьбу нечищеные ботинки Михаила. — Можете на диванчик сесть, он у меня хоть и старенький, но очень прочный. Сейчас такой мебели и не делают.
      Чертанов с Шибановым осторожно присели на краешек разрекламированного дивана, опасаясь, что он рассыплется в труху. Но, вопреки ожиданию, диван оказался и впрямь прочным. Эдакий реликт, шагнувший из позапрошлого столетия в современность.
      — Вы давно знаете свою соседку? — полюбопытствовал Шибанов.
      — Люду-то?.. Она живет… Простите, она прожила в нашем доме три года.
      — Вы случайно не знаете, чем она занималась, где работала?
      — Насколько мне известно, — жеманно сказала старушка, — постоянно Люда нигде не работала. Хотя кто знает эту современную молодежь — вроде бездельничают, а деньги водятся всегда. Что-то продают, что-то меняют, так и живут. Вот и Люда занималась чем-то в этом роде. — В тоне старушенции смешались нотки зависти и осуждения.
      — А почему вы так решили? — спросил Михаил.
      — Молодой человек, слава богу, я не первый год живу на этом свете, и научилась разбираться в людях. Во-первых, Люда очень хорошо одевалась. Едва ли не каждую неделю меняла наряды…
      — А может быть, у нее имелся, — Михаил слегка запнулся, стараясь подобрать слово поделикатнее, — какой-нибудь состоятельный… друг?
      — Ну-у, я отлично понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, — седая голова старушенции слегка качнулась. — Я не хочу сказать, что Люда проживала монашкой, но богатых покровителей у нее не было. За все это время я видела у нее только четырех визитеров. Но они явно не «новые русские», — тонкие бледные губы пренебрежительно растянулись, — обыкновенные мужчины. Заурядные, я бы сказала.
      — Итак, у покойницы был узкий круг общения?
      — Именно так, молодые люди. Люда была очень осторожна и, прежде чем кого-то впустить в квартиру, обязательно поинтересуется, кто там… В наше время по-другому нельзя.
      — Жильцы этого дома у нее бывали?
      — Чаще всего к ней заходила соседка с верхнего этажа, ровесница Людочки. Чаевничали подолгу, болтали. У нас, женщин, тем для разговоров всегда предостаточно.
      — В какой квартире проживает эта соседка? — спросил Михаил, увлекая Шибанова к выходу.
      — Моя дверь вот так, — рубанула старуха рукой пространство, — а ее напротив будет.
      Вторая соседка относилась к первой категории свидетелей — она мгновенно впустила оперов в коридор, как только рассмотрела в проеме дверей удостоверение с позолоченным тиснением. Едва ответив на приветствие, проводила в комнату, томно пряча накрашенные глаза под густыми ресницами. Взгляд у нее был блудливый, кошачий, такое впечатление, что в каждом шкафу она прячет по парочке темпераментных любовников.
      — Простите, как вас зовут? — осведомился Шибанов.
      — Венера. — Так и чудилось недосказанное: «Милосская».
      — Венера, мы знаем, что вы были дружны с вашей покойной соседкой, Людой, — произнес Михаил, устроившись в низеньком кресле. Оно оказалось необычайно мягким, глубоким, и майор не без досады заподозрил, что нужно будет сделать некоторое усилие над собой, чтобы не поддаться сонливости в таком комфорте.
      На девушке красовалась атласная пижама, смахивающая на борцовское кимоно. Но даже свободный покрой не мог утаить огромного бюста, который вызывающе маячил в разрезе подпоясанной рубахи. Груди отзывались на каждое движение Венеры волнующим подрагиванием.
      — Нельзя, конечно, назвать нас подругами, — при этих словах на ее капризных губах промелькнуло заметное неудовольствие, — но общались мы с Людмилой частенько. То она ко мне зайдет, то я к ней загляну. По — соседски.
      — А вы не могли бы сказать, где она работала?
      — О себе она ничего не рассказывала, но деньги у нее водились всегда. Могла даже одолжить под небольшой процент. Мне приходится частенько выезжать в Европу, и я к ней не однажды обращалась. Да что там я! — махнула Венера рукой. — К ней за деньгами со всего дома бегали! Все знали, что она была не бедная. Я у нее спрашивала, чем она занимается, но Люда только отшучивалась или отмалчивалась.
      — Она все время так рано уходила из дома?
      — Всегда!
      — Девушки часто делятся между собой душевными тайнами. Может, вы знаете ее поклонников?
      В глазах Венеры промелькнуло что-то неприязненное, когда она процедила:
      — Имелся у нее один друг сердечный… Семеном его зовут.
      — Она вам о нем сама рассказывала?
      — Я и без нее этого Семена знаю как облупленного. Когда-то он был моим… кавалером, так скажем. Они у меня и познакомились.
      — Ах, вот как! — оживился Шибанов, бросив быстрый взгляд на сотрудника. — И где же нам найти этого кавалера Семена?
      — А чего его искать? — фыркнула Венера, заталкивая излишне оголившиеся груди за пазуху. — Он живет в соседнем доме, прямо напротив, квартира тридцать шесть.
      Михаил, упершись ладонями в подлокотники кресла, поднялся:
      — Вы не будете возражать, если мы к вам еще зайдем для уточнения некоторых деталей?
      Венера тоже встала, утвердительно тряхнув бюстом:
      — Всегда буду рада таким гостям…
      Время уже перевалило за полдень, и Михаил с нежностью вспомнил жареную курицу, которой угощали пассажиров на борту самолета. Хорошо бы взбодриться чашечкой крепкого кофе да проглотить хоть что-нибудь.
      Шибанов, будто угадав мысли майора, неожиданно предложил:
      — Там у меня в машине кофе есть в термосе и колбаса сырокопченая. Может, перекусим?
      — Позже, — стойко переборол в себе искушение Михаил и направился к соседнему дому.
      Нужная квартира обнаружилась на самом верхнем этаже. Угловая. На лестничных перилах была закреплена консервная банка, доверху забитая окурками. Присоединив к ним свою сигарету, Михаил нажал кнопку звонка. За дверью заверещало, как будто там потревожили голосистую канарейку. От повторного звонка воображаемая птица забилась в истерике. Казалось, еще чуть-чуть — и она вырвется на волю, проломив металлические прутья клетки.
      — Неужели никого нет? — огорчился Михаил.
      — Попробуй еще раз, — попросил Шибанов. — Очень не хотелось бы тащиться сюда опять из-за одного свидетеля.
      Неожиданно в квартире послышался шорох. За дверью что-то грюкнуло, задребезжало, а потом раздалось приближающееся бормотание.
      Дверь открылась минуты через две. Долго скрежетал отворяемый замок, бряцала стальная цепочка. В проеме показалась кудлатая непричесанная голова. Стоявший на пороге мужчина разлепил веки и пьяно поинтересовался:
      — Вы кто?
      — Мы из милиции, — бесстрастно ответил Михаил.
      — Какого дьявола?! — вырвалось у мужчины, но он тут же спохватился и виновато потупился: — Ах да… Вы по поводу Людочки…
      — Пройти можно?
      — Проходите… только у меня того… беспорядок полный. Не ждал я гостей. Если бы знал, что такие люди заявятся, так непременно бутылки бы в угол сгреб. Вы, господа милиционеры, смотрите не расшибитесь ненароком, — попросил кудлатый хозяин, — мне из-за вас на нарах куковать ой как не хочется.
      — А что, приходилось уже? — усмехнулся Михаил.
      — Было дело по молодости, — устало произнес кудлатый, зашаркав огромными шлепанцами в комнату.
      Квартира находилась в таком же беспорядке, как и ее хозяин. На столе в центре комнаты стояло две дюжины пивных бутылок, на табуретке — чехонь, нарезанная крупными ломтями. Повсюду рыбья чешуя, даже на экране телевизора. Кудлатый поднял с пола пивную бутылку, убедился, что она пуста, и брезгливо отбросил ее в сторону. Стекло звонко звякнуло о батарею.
      — Горлышко откололось, — заметил Михаил.
      — А хрен с ним, — отмахнулся хозяин квартиры, — невелика потеря, стеклотару я не сдаю. Возраст не тот и положение тоже. — Он важно хлопнул себя по груди, как будто вместо засаленной майки на нем ладно сидел безупречный фрак.
      Михаил осторожно отодвинул ногой груду пустых бутылок, которые покатились во все стороны с возмущенным перезвоном.
      — Как вас зовут?
      Кудлатый неожиданно предложил:
      — Давайте без китайских церемоний. Зовите меня просто Семеном.
      — Договорились, — улыбнулся Михаил. — Какие у вас были отношения с Людой, Семен?
      — Оп, и сразу за горло аккуратными милицейскими пальчиками! Браво, господа, поздравляю. О-очень хороший вопрос. Считайте, что я внутренне содрогнулся и в моих жилах от неприятного ожидания застыла кровь. — Семен похлопал себя по карманам, выудил мятую пачку, достал оттуда полупустую сигарету, чиркнул зажигалкой. Пламя охотно сжевало сразу половину сигареты, а кудлатый, с наслаждением наполнив легкие дымом, выпустил серую клубящуюся струю в сторону, после чего взялся пространно отвечать на вопрос: — Отношения у нас с Людмилой были самые простые — то я сверху, то она… Но хочу предупредить сразу все ваши глупые вопросы — я ее не убивал!.. Зачем? Люда была славная баба, с такой и за столом посидеть приятно, и в постели поваляться. Баб в своей жизни я поимел предостаточно, но ни с одной из них мне не было так хорошо. Так посудите сами, с какой стати я лишил бы себя удовольствия? — Семен затянулся опять. В этот раз выпущенная струйка дыма была направлена между заинтересованными лицами оперативников. — Ах да, конечно, я забыл, с кем имею дело… Вам в первую очередь нужны факты, доказывающие, что я не имею никакого отношения к убийству. Если их нет, то я автоматически попадаю в число подозреваемых… Так вот, я заявляю вам, что не виделся с Людмилой целую неделю. Разругались, знаете ли. Заявляюсь к ней, а она из подъезда с каким-то хахалем выходит. Я ей, признаюсь, не очень лестные слова тогда сказал. Ты что, дескать, курва, нас по графику, что ли, принимаешь? А она ка-ак врежет мне сумкой по физиономии!.. Вот, полюбуйтесь, — ткнул Семен себя пальцем в щеку, — до сих пор царапина осталась. Это она защелкой. Фыркнула, как кошка, хахаля под локоток — и шасть мимо!.. Вот я и загудел. — Он широким жестом указал на завалы бутылок в комнате и вздохнул. — Говорил же я ей, давай вместе жить, так нет! Упрямая была неимоверно. Если бы согласилась, то живой бы осталась.
      Едва дождавшись окончания пьяной тирады, Михаил спросил:
      — Что за человек был с Людой?
      — Хрен его знает! — в сердцах воскликнул Семен. — Узколицый такой, черноволосый, а на губах — улыбочка змеиная. Мне почему-то показалось, что он зону топтал. Не вор, но и не мужик.
      — Жулик? — вмешался Шибанов, прекрасно разбиравшийся в уголовной иерархии.
      — Скорее фраер. Но честным я бы его не назвал.
      — А кем работала Людмила? — подключился Михаил.
      — Что-то покупала, что-то продавала. В последнее время антиквариатом интересовалась. Но деньги у нее были всегда! Может, из-за них ее и убили.
      — А откуда она была родом?
      — Из-под Ленинграда, извиняюсь, из-под Питера. Но там копать бесполезно, Люда давно перебралась в Москву. По-моему, и родителей-то у нее в живых не осталось, как, впрочем, и ее самой… Эх, муторно у меня на душе. Оставили бы вы меня в покое, господа. Водка кончилась, а без нее как забудешься?
      Лишь вечером был опрошен последний свидетель — почти глухой, но чрезвычайно зрячий дедок лет восьмидесяти. Именно он сказал, что рано утром из подъезда дома вышел мужчина в темно-синей спортивной куртке. Рассмотреть его лица не удалось — оно по самые глаза было обмотано белым шарфом. Не оглядываясь, неизвестный пересек двор и скрылся за углом. Там стояли «Жигули» темно-вишневого цвета девятой либо девяносто девятой модели. Никому из жильцов близлежащих домов эта машина не принадлежала. А следовательно, это была единственная зацепка. Та самая печка, от которой можно было начинать танцевать.

* * *

      Михаил посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Время не такое уж позднее, но не самое лучшее, чтобы отправиться к кому-нибудь в гости. В такой час можно прийти к проверенной любовнице, победно сжимая в руках бутылку дорогого вина. Или к холостому приятелю, осатаневшему от одиночества. Но уж никак не в приличную семью, где расцелованные на ночь детишки уже видят сны, а их родители читают в постели книжки, лениво подумывая, а не выполнить ли им свои супружеские обязанности.
      Поколебавшись, Михаил все же решил заглянуть к своей бывшей благоверной. Нельзя сказать, чтобы он так уж тосковал по прежней семейной жизни, но, подобно старому кобелю, продолжал топтать привычную тропу, прекрасно осознавая, что однажды вместо угощения нарвется на неприятности.
      Главное, что заставляло Михаила заглянуть сюда, так это желание увидеть сына, которого он любил.
      Квартиру на Житной улице он оставил супруге с сыном, а сам съехал в крохотную комнату, выделенную ему управлением. У Натальи — бывшей жены — по поводу раздела имущества имелась собственная философия — она считала, что отвергнутый муж должен уходить из семьи в одних трусах. Примерно так Михаил и поступил, хотя натянул поверх трусов кое-какую одежонку и даже забрал свою зубную щетку. На прощание Наталья задушевно пожелала ему провести остаток жизни на любом из московских вокзалов, но Михаил не принадлежал к числу мужчин, которые быстро опускаются без женской заботы.
      Отпустив служебную машину, он вошел во двор и посмотрел на окна второго этажа. В спальне горел тусклый желтый свет. Скорее всего Наталья читала перед сном какой-нибудь сентиментальный женский роман, роняя горькие слезы на белоснежную наволочку. Можно было представить ее и за более интересным занятием. Помнится, Наталья любила экспериментировать в сексе, и свет не был для нее большой помехой.
      Докурив сигарету до фильтра, Михаил яростно втер окурок в асфальт и направился в сторону подъезда. Дверь на короткий звонок открылась почти сразу. Михаил испытал укол ревности — Наталья явно ожидала гостя, и им был отнюдь не бывший супруг. Заготовленная улыбка медленно сползла с ее лица, сменившись недовольной гримасой.
      Михаил уверенно прошел в комнату, слегка потеснив плечом Наталью.
      — Юное поколение спит? — спросил он, едва поздоровавшись.
      — Да, — хмуро ответила жена. — Тебя здесь не ждали.
      Михаил усмехнулся:
      — Я всегда обожал сюрпризы. Я останусь ночевать.
      — А если сейчас ко мне придет… друг? Что тогда? Ты будешь держать над нами свечку?
      Наталья всегда умела выискивать самые уязвимые точки. Оставалось только держать удар. Притворно зевнув, Михаил отмахнулся:
      — Спасибо за предложение, но сегодня я не расположен к групповому сексу. Так что постели мне где-нибудь на диване и постарайся кричать не очень громко.
      На лице Натальи промелькнула растерянность. Кажется, она поняла, что подобную бестактность не стоит проявлять даже по отношению к бывшему мужу. Они ведь расстались вполне по-светски, без расцарапанных физиономий и битой посуды. Да и деньги на сына Михаил давал щедро и регулярно.
      — Тебе кофе с молоком? — Наташин вопрос прозвучал скорее утвердительно. Где-то даже с извиняющимися нотками.
      — Приятно, что ты не забыла моих привычек, — улыбнулся Михаил, устраиваясь за столом.
      Вокруг все было родное… и совершенно чужое. Знакомые вещи не желали признавать бывшего хозяина.
      — Не обижайся, — пробормотала Наталья, колдуя над кофеваркой. — Между нами ведь давно все кончено…
      — Не следует об этом напоминать лишний раз, я и так все прекрасно помню.
      — Ко мне действительно может прийти… знакомый.
      Михаил пожал плечами:
      — Тебе не следует волноваться по этому поводу. Никаких сцен ревности не предвидится. И, разумеется, я не стану сбрасывать с лестницы твоего знакомого, предпочитающего наносить поздние визиты. Должна же быть у одинокой женщины хоть какая-то отрада?
      — Ты очень любезен, — фыркнула Наталья, поставив на стол две чашки кофе, одна из которых была подкрашена молоком. — Угощать тебя больше нечем, разве что овсяным печеньем. Помнится, раньше ты его очень любил.
      Михаил кивнул:
      — Я вижу, ты не забыла моих привычек.
      Он сделал первый глоток, махонький, как будто бы дегустировал напиток.
      — Ты умел навязывать свои привычки, — сухо сказала Наталья. — Уже через год нашей совместной жизни я начала считать их почти своими.
      Привычки. Их у Михаила имелось немало. Например, в прежние времена после совместного распития кофе они с Натальей переходили к заключительной части обязательной программы, в постели. Теперь же рассчитывать приходилось лишь на овсяное печенье… Странно это было. Сидишь, косишься на колени жены и не решаешься прикоснуться к ним рукой, чтобы это не было воспринято как попытка изнасилования.
      Михаила всегда тянуло к этой женщине, хотя он и себе не признавался в этом. Не в том смысле, чтобы ему не хватало ее пресных супов или язвительных замечаний. Просто он нестерпимо желал ее как женщину — страстно, до потемнения в глазах. Она чувствовала это и всегда надевала холодную маску недоступности. Но сегодня с ней произошла перемена. Какие-то бесенята плясали в ее глазах.
      Кофе было допито. На донышке чашки оставалась вязкая темно-коричневая гуща такого отменного качества, что хоть гадай по ней — любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет. Ладонь Михаила будто бы невзначай легла на руку Натальи. И он не ошибся. Вместо того чтобы надменно фыркнуть, она лишь опустила ресницы, что в этой щекотливой ситуации воспринималось как приглашение к более активным действиям. Если бы Михаил попытался передать, что он испытал при этом открытии, то выжал бы из себя только невнятное сипение и хрип. У него перехватило горло. Похоже, Наталья тоже волновалась.
      — Из этого ничего хорошего не выйдет, — прошептала она. — Я уже не твоя.
      — Может, это даже к лучшему. Тебя ведь не каждый день соблазняет бывший супруг?
      Порывисто подхватив Наталью на руки, Михаил понес ее в спальную комнату. Аккуратно положил на широкую кровать. Халатик распахнулся — под ним ничего. Еще один сюрприз! Раньше Наталья никогда не ожидала гостей без нижнего белья. Михаил знал, что женщины быстро меняются, но уж не настолько же!
      Его взгляд скользнул по ее животу вниз и застыл там, где на мраморной коже темнел тщательно постриженный кустик волос. Наталья не собиралась менять позу. Напротив, она закинула руки за голову, давая понять, что не возражает против того, чтобы бывший супруг вспомнил, как она хороша. Набросившись на нее с жадностью изголодавшегося зверя, Михаил с тоской подумал о том, что после Натальи он не сумел получить настоящего удовольствия ни от одной другой женщины. Это была последняя связная мысль, пришедшая ему в голову…
      Расслабленно откинувшись на подушку, Михаил взглянул на часы. Господи, уже три часа ночи. Давно он не пускался в подобные сексуальные марафоны. Трудно поверить, но каких-то четыре часа назад он буквально валился с ног от усталости.
      Наталья перевернулась на живот, демонстрируя идеальные линии своей гибкой спины, и принялась рыться в тумбочке. Достала сигарету, зажигалку. Еще одна новая деталь в ее поведении, которая не порадовала Михаила.
      — Ты разве куришь? — удивился он.
      — Как видишь. — Она привычно размяла сигарету и закурила. — Ведь я свободная женщина, и мне никто ничего не может запретить. Разве не так? — В ее взгляде сверкнул вызов.
      — Так… Просто ты была совсем другой.
      — Забудь. Все это было в прошлой жизни.
      — А в нынешней что? Знакомые, навещающие тебя по ночам?
      — Знакомый, — поправила она Михаила. — Он славный, милый, он очень любит меня и, кстати, гораздо моложе.
      Ничего не скажешь, веселенькое развлечение — лежать в постели с бывшей женой и обсуждать достоинства ее любовника.
      — А как твой славный молодой человек в постели? Не промах? — мрачно поинтересовался Михаил.
      — Ты не можешь без пошлостей? — парировала Наталья.
      — Здоровое мужское любопытство и не более того.
      — Что ж, я удовлетворю твое любопытство… Хотя вы, мужики, как-то очень уж одинаково устроены, но все-таки кое-какая разница между вами существует.
      — Раньше ты со мной подобными наблюдениями не делилась.
      — Когда это раньше? — неожиданно вспылила Наталья. — Когда я была твоей женой, так, что ли? Попробовала бы я затронуть подобную тему, так ты бы меня сразу удавил! С твоим-то характером!
      — Ты мне изменяла?
      — А тебе не кажется, что в ситуации, в которой мы с тобой сейчас оказались, это не самый удачный вопрос?
      — Ну, я уже давно не Отелло, а ты далеко не Дездемона.
      — Ты уверен, что хочешь правды?
      — Да.
      Свет от желтого абажура падал на лицо Натальи, от чего ее кожа выглядела золотистой.
      — Было однажды, — призналась она после заметного колебания.
      Михаил почувствовал горечь. Он жадно закурил.
      — И как это произошло, позволь узнать?
      Наталья пожала плечами.
      — А как это обычно происходит? Легла в постель в одном качестве, а встала в совершенно ином… В общем-то, я не назло тебе так сделала, все получилось как-то само собой. Помнишь, год назад ты меня отпустил на день рождения к подруге?
      — Что-то припоминаю, — неуверенно протянул Михаил.
      — Так вот, никакого дня рождения не было. Меня ждал мой бывший одноклассник. Когда-то между нами было влечение, да вот как-то не удавалось его реализовать. Разве можно было упустить такую возможность?
      — И часто вы потом вспоминали молодость?
      — Еще раза три… Но… — Наталья что-то хотела добавить, однако ее оборвал звонок в дверь. Так мог звонить только человек, который был уверен, что в этом доме его ждут.
      — Вот тебе повод для новых светлых воспоминаний, — сказал Михаил, поднявшись с кровати.
      — Ты куда?! — заволновалась Наталья. — Прошу тебя, не делай глупостей!
      — Не переживай, — усмехнулся Михаил и, набросив на плечи рубашку, направился в прихожую. — Не в моих правилах компрометировать женщину.
      — Что ты собираешься делать? — в ее голосе прозвучал самый настоящий испуг.
      — Хочу посмотреть в глазок и убедиться, что припозднившийся кавалер все-таки тебя достоин. А вдруг он кривой или хромой?
      Михаил, стараясь не шуметь, босыми ногами прошлепал к двери и посмотрел в глазок. У порога, чуть наклонив коротко стриженную голову, стоял самый обыкновенный парень лет тридцати. Черные волосы, узкое лицо. Такой тип мужчин нравится женщинам. Парень показался ему знакомым. Михаил присмотрелся, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого человека раньше, но не вспомнил и неслышно отступил назад.
      Раздался еще один звонок, уже не столь решительный. После чего на лестнице послышались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь подъезда.
      — Правда, симпатичный? — с издевкой спросила Наталья, когда Михаил вернулся.
      Она успела накинуть на себя халатик, но раздевать ее снова отчего-то не тянуло.
      — Жилистый, значит, выносливый. — Михаил постарался придать своему голосу как можно больше равнодушия.
      Наталья вытащила из пачки еще одну сигарету. Закурила. Изящно у нее получилось, почти картинно.
      — Мне приятна твоя оценка моего любовника. При случае могу передать ему твое восхищение. Думаю, он тоже будет польщен.
      Струйка дыма была направлена прямиком в Михаила. Так отгоняют надоедливую мошкару.
      — Тогда заодно скажи ему, что я нахожу тебя в постели несколько вяловатой, — парировал Михаил, одеваясь. — Может, нам с ним стоит встретиться и совместно обсудить твое сексуальное поведение?
      Доверие, недавно установившееся между бывшими супругами, рухнуло. Михаил одевался неторопливо, надеясь, что Наталья остановит его хотя бы взглядом, но она невозмутимо курила.
      Не произнеся больше ни слова, Михаил покинул дом, который давно перестал считать своим. На улице ощущение близкой опасности мгновенно пронзило его сознание. Как правило, оно не подводило Михаила.
      Прикосновение к кобуре придало ему уверенности, вглядываясь в темные закоулки двора, он не мог избавиться от неприятного чувства, что за ним наблюдают. Осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, Михаил заторопился со двора на улицу. Приближался рассвет, и хотелось выкроить хотя бы парочку часов для сна.
      Он не заметил, как от дерева отделился мужской силуэт, двинувшийся за ним следом. Некоторое время неизвестный сопровождал Михаила, а потом, поотстав, повернул обратно.

* * *

      Следующее убийство не заставило себя долго ждать. Оно произошло в противоположном конце Москвы, в Медведкове. Опять человек Варяга, опять рэкетир.
      Убийца подкараулил его на лестничной площадке, между вторым и третьим этажом, вогнал ему клинок в сердце, а потом — пулю в висок. Свидетелей не нашлось, соседи не слышали никакого шума. Следов тоже никаких, ну разве что отстрелянная гильза, закатившаяся в самый угол. Картина преступления снова позволяла предположить, что убийца был прекрасно осведомлен о планах своей жертвы и подстерегал ее в нужном месте и в нужное время.