Золотая серия фэнтези - Полые холмы (Мерлин 2)

      - Да нет. Если возникнет опасность, мне, наверно, и так станет о ней известно. А в остальном, думается, я могу положиться на тебя. Но ты до сих пор не ответил, ты узнал, кто были те люди, что напали на вас в ту ночь?
      - Нет. На них не было никаких знаков. Мы убили двоих, но при них не нашлось ничего, что указывало бы, кому они служат. Граф Эктор думает, что это, наверно, разбойники, грабители. Я тоже. Во всяком случае, с тех пор ничего такого больше не было. Ничего даже похожего.
      - Я так и думал. Но теперь не должно быть ничего, что могло бы связать отшельника Мирддина с волшебником Мерлином. Что говорят люди про нового блюстителя часовни?
      - Только, что Проспер умер и что бог, как всегда, когда пробил час, послал на смену нового человека. Что новый отшельник молод и с виду тих, но не так тих, как кажется.
      - А это как надо понимать?
      - Так, как говорится. Ты не всегда держишься как простой и скромный отшельник, господин.
      - Разве? Ума не приложу, почему бы это. Ведь я и есть простой и скромный отшельник. Надо мне будет проследить за собой.
      - Ты не шутишь, я знаю, - улыбаясь, сказал Ральф. - Но беспокоиться тебе, по-моему, не о чем, они просто считают тебя более святым, чем другие отшельники. Здесь вокруг часовни всегда водились духи, и сейчас не без того, надо понимать. Рассказывают, например, про духа в обличье огромной белой птицы, которая летит человеку в лицо, если он отважится слишком далеко подняться по тропе, или вот... да обычные россказни про всякую нечисть, глупые деревенские басни, кто в них поверит? Но вот две недели назад... ты не слышал? Тут проезжал отряд откуда-то из-под Алауны, и поперек тропы упало дерево, а ветра не было - просто так, ни с того ни с сего.
      - Я об этом не знал. Были пострадавшие?
      - Нет. Есть другая тропа. Поехали по ней.
      - Понятно.
      Он вопросительно посмотрел на меня.
      - Твои боги, господин?
      - Можно сказать, что так. Не думал, что их покровительство будет действовать столь неотступно.
      - Значит, ты знал, что это могло случиться?
      - Пока ты не рассказал, мне в голову не приходило. Но чьих это рук дело - знаю.
      Ральф озабоченно нахмурился.
      - Если это не случай... И если я еще раз привезу сюда Эмриса этой тропой...
      - С ним ничего не может случиться. И тебе он тоже послужит вместо охранной грамоты. Ты их не бойся, Ральф.
      При последних словах брови его сошлись было к переносице, но он тут же опомнился и кивнул. Вид у него был озабоченный, даже взволнованный. Он спросил:
      - Как долго думаешь ты тут пробыть?
      - Трудно сказать. Это во многом зависит от здоровья верховного короля. Если Утер поправится совсем, то, может быть, мы продержим здесь мальчика до четырнадцати лет, прежде чем покажем отцу. А что, Ральф? Неужто тебе так обидно еще несколько лет прожить в этом медвежьем углу? Или гоняться верхом за таким шустрым господином стало невмоготу?
      - Нет... то есть да. Но... дело не в этом, - забормотал он, покраснев.
      Я, улыбаясь, спросил:
      - Кто же она?
      Его насупленный взгляд стал мне понятен только тогда, когда он, помолчав, произнес:
      - Много ли ты еще подсмотрел, когда следил в пламени за Артуром?
      - Мой милый Ральф! - Не стоило ему объяснять, что звезды отражают только судьбу королей и волю богов. Я мягко сказал: - Мой провидческий дар не открывает мне того, что свершается за дверью спальни. Я просто догадался. Твое лицо прозрачнее кисеи. И пожалуйста, даже в сердцах не забывай звать его Эмрисом.
      - Прости. Я не хотел... Да и не было ничего такого, что ты мог бы подсмотреть... Я ни разу не побывал у нее в спальне... Я хочу сказать, она не... Вот проклятье! Мне следовало знать, что тебе все будет известно! Я не хотел дерзить тебе. Я забыл, что ты все понимаешь не так, как остальные. Растерялся. Слишком давно с тобой не разговаривал... А вот и лошади. Он, кажется, и твою оседлал. Я не знал, что ты собираешься ехать вниз.
      - Не собирался. Это, видно, Эмрисова затея.
      Я не ошибся. Едва увидев нас на пороге, Артур крикнул:
      - Я привел твою лошадь тоже, господин. Не проводишь ли нас немного?
      - Если мы поедем моим ходом, а не твоим.
      - Можно хоть шагом, если пожелаешь.
      - Ну, на такую муку я тебя не обреку. Но пустим Ральфа вперед, хорошо?
      Тропа вначале круто уходит под гору. Ральф ехал первым, Артур - за ним, и, видно, его вороная и впрямь была тверда на ногу, потому что Артур ехал, все время отвернув голову, занятый разговором со мной. Можно было подумать, не зная обстоятельств, что это мальчик, а не я, должен был наверстывать девять лет; я почти не задавал вопросов; все события его жизни, крупные и мелкие, сыпались у него с языка, и вскоре я уже знал о доме и домочадцах графа Эктора и о положении Артура среди них не меньше, чем знал сам мальчик. А кое-что и сверх того.
      Потом мы выехали из сосняка на более отлогий склон, поросший дубами и каштанами, а еще через полмили уже трусили по ровной дороге над берегом озера. Каэр Банног в лучах солнца колыхался на воде, скрывая в глубине под утесами свою тайну. Долина впереди нас раздалась вширь, и вскоре, одетые туманом, показались зеленые ряды ив, росших вдоль реки.
      В том месте, где река вытекает из озера, я натянул поводья. Когда мы прощались, мальчик живо спросил:
      - А можно мне скоро опять приехать?
      - Приезжай, когда захочешь - когда сможешь. Но обещай мне одно.
      Он насторожился - это означало, что его обещания, раз данные, неукоснительно исполняются.
      - Что же?
      - Не приезжай без Ральфа, или кто там тебя должен сопровождать. В следующий раз не удирай. Эта местность зовется Диким лесом, недаром.
      - О, я знаю, он считается заколдованным, но я не боюсь его обитателей, особенно теперь, когда я видел... - Он осекся и закончил фразу иначе, чем начал: - Когда там - ты. А что до волков, то у меня есть кинжал, и волки не нападают днем. К тому же нет такого волка, который мог бы догнать мою Звездочку.
      - Я имею в виду другие породы зверей.
      - Медведей? Кабанов?
      - Нет. Людей.
      - О! - произнес он, как пожал плечами. Это была, конечно, отвага здешний лес, как и любой другой, служил убежищем для разбойников, рассказы о которых он не мог не слышать, - но кроме отваги, еще и неведение. Так воспитал мальчика граф Эктор, что он, над чьей головой нависла постоянная угроза, чьи недруги рыщут по всем королевствам, он тем не менее об опасности знает только понаслышке!
      - Ну хорошо, - сказал он. - Обещаю.
      Я был удовлетворен. Лесные хранители будут, конечно, на страже, но тут нужна еще и другая охрана и забота - графа Эктора и моя.
      - Мой поклон графу Эктору, - сказал я Ральфу и увидел по его лицу, что он понял мои мысли. На том мы расстались. Я сидел в седле и смотрел им вслед - они ехали по травянистому берегу реки, вороная рвалась в галоп и закусывала удила, большая каурая Ральфа мерно трусила рядом, и мальчик что-то говорил, страстно жестикулируя. В конце концов он, как видно, добился своего, Ральф пустил в ход каблуки, и каурая ударилась в галоп. Вороная, отпущенная мгновением позже, устремилась вслед за ней. Когда двоих мчащихся всадников уже должна была скрыть от меня молодая березовая роща, меньший всадник обернулся в седле и махнул мне рукой. Началось.
      Он вновь появился у меня на следующий же день, умеренным - напоказ аллюром выехал на поляну, а сзади, отставая на полкорпуса, следовал Ральф. Артур привез мне в подарок яйца и медовые пироги, а также известие, что граф Эктор еще не вернулся, но графиня возлагает надежды на благое влияние святого отшельника и с радостью отпускает мальчика ко мне. А граф сразу же по возвращении повидается со мной.
      Это сообщение передал мне не Ральф, а сам Артур, он явно не усмотрел тут ничего сверх обычной строгой заботливости своего опекуна, которой, должно быть, втайне давно уже тяготился. Четыре яйца оказались разбиты.
      - Только Эмрис, - съязвил Ральф, - мог вообразить, что сможет довезти яйца на своем бешеном коньке.
      - Согласись, что всего четыре битых яйца - это неплохо.
      - О да, только Эмрис мог так отличиться. Так спокойно я не ездил с тех пор, как вчера сопровождал тебя домой.
      Потом он под каким-то предлогом оставил нас вдвоем. Артур вымыл яичный желток из гривы своей лошадки, а потом уселся со мной есть пирожки, а заодно засыпал меня вопросами о мире за пределами Дикого леса.
      Через несколько дней Эктор возвратился в Галаву и сообщил мне через Ральфа, где и когда состоится наша встреча.
      К этому времени по окрестным селениям, уж конечно, прошла молва о том, что юный Эмрис два или три раза ездил в лесную часовню, и никто бы не удивился, узнав, что граф Эктор или его хозяйка пожелали увидеть нового отшельника. Мы условились встретиться как бы случайно в усадьбе Федора... На самого Федора и его жену, мне сказали, вполне можно было положиться; остальные же люди увидят только, что отшельник, как всегда, заехал за провизией, а граф проезжал в это время мимо и воспользовался случаем потолковать с ним.
      Нас проводили в небольшую задымленную комнатку, хозяин принес вино и ушел.
      Эктор совсем не переменился, разве только в волосах и бороде прибавилось серебра. Я сказал ему это, когда мы поздоровались, и он рассмеялся:
      - А чего же тут удивляться? Ты подбрасываешь в мое тихое гнездо золоченое кукушкино яйцо и ждешь, что я останусь таким же беззаботным, как прежде? Ну, ну, я пошутил. Ни я, ни Друзилла не согласились бы расстаться с нашим мальчиком. Чем дело ни кончится, а минувшие годы были для нас счастливыми, и если работа наша оказалась успешной, то ведь и материал для работы мы получили самый добротный.
      И он стал рассказывать мне о годах своего опекунства. Пять лет - срок немалый, и ему было что рассказать. Я почти ничего не говорил и жадно слушал. Кое-что из того, о чем он вел речь, было мне уже известно - из картин в пламени или со слов самого мальчика. Но если я и знал кое-что о жизни Артура в Галаве, если о плодах его воспитания мог судить сам, зато из рассказа Эктора я составил себе представление о той горячей привязанности, какую питали он и его жена к своему воспитаннику. И не только они, но и все домочадцы Эктора, ничего не ведавшие о том, кто такой Артур, относились к нему с неизменной сердечностью. Я не ошибся в своем первом впечатлении: ему действительно свойственна была отвага, и быстрый ум, и горячая жажда совершенства. Недоставало, пожалуй, хладнокровия и осторожности, как и у его отца, но:
      - Кому, черт возьми, нужна осторожность в юноше? Этой премудростью он легко овладеет, когда получит первую рану или - что куда хуже - встретит человека, который обманет его доверие! - сердито воскликнул Эктор, как видно раздираемый между гордостью за мальчика и верой в свое воспитательское искусство.
      Но когда я заговорил о воспитании и хотел выразить свою благодарность, он меня решительно остановил.
      - Ну, а ты, я слышал, неплохо здесь устроился. Счастливый случай привел тебя в Зеленую часовню как раз ко времени, чтобы заступить на место старика Проспера.
      - Случай? - переспросил я.
      - А-а, чуть не позабыл, с кем разговариваю. Давно не было волшебника в наших краях. Ну, для такого наипростого смертного, как я, это выглядит как случай. Но случай или нет, а вышло очень удачно; в замке ты поселиться не мог бы, у нас есть один человек, который, оказывается, хорошо тебя знает - Марцелл, тот, что женился на сестре Валерия. Он у меня учитель фехтования. Может быть, я не должен был его брать на службу, зная, что рано или поздно ты сюда вернешься, но он - один из лучших воинов в королевстве, а нам тут на севере, видит бог, хорошие бойцы ой как нужны. К тому же он лучший в стране фехтовальщик. Ради мальчика я не мог упустить такой случай. - Он бросил на меня взгляд из-под насупленных бровей. - Чего ты смеешься? Или это тоже был не случай?
      - Нет, - сказал я. - Это был Утер. - Я передал ему свой разговор с королем о воспитании Артура. - Как похоже на Утера послать человека, который знает меня! Он никогда не умел думать сразу о нескольких вещах... Ну да ладно, я там не покажусь. Можешь ты найти подходящий предлог, чтобы мальчику ездить ко мне?
      Он кивнул.
      - Я представил дело так, что-де давно слышал о тебе, что ты - человек ученый, много ездил по свету и можешь обучить мальчиков тому, чего они не узнают от аббата Мартина и святых братьев. Им будет позволено ездить к тебе, когда бы они ни пожелали.
      - Они? Разве Кей не вырос из учеников, даже при необыкновенном учителе?
      - Да он ради учения и не поедет, - сокрушенно, но не без гордости сказал отец. - Он вроде меня, мой Кей, ничего знать не желает, кроме искусства боя, так можно сказать, хотя, конечно, с юным Артуром ему, похоже никогда не сравниться, этот обещает вырасти редким рубакой, но и Кей, он у меня упорный и старается изо всех сил. Ради книжной науки он сюда не зачастит, но ведь, знаешь, они какие, мальчишки, - что у одного есть, то и другому непременно подавай. Разве его удержишь дома, когда Артур ему столько всего понарассказывал. Малыш ни о чем другом не говорит, он даже Друзилле сказал, что его святой долг - каждый день ездить к тебе и смотреть за тем, чтобы у тебя вдоволь было еды. Хорошо тебе смеяться. Ты, может, заколдовал его?
      - Разве что ненароком. Я буду рад снова повидать Кея. Он был славный малыш.
      - Ему нелегко приходится, - сказал Эктор. - Меньшой, можно сказать, уже теперь ни в чем ему не уступает, даром что между ними разница в три года, а в будущем, глядишь, и превзойдет. А когда они были малышами, мой то и дело слышал: "Смотри, чтобы Эмрису досталось не меньше, чем тебе, он приемный сын и гость". Может, не будь он у нас единственным, все было бы проще. Друзилла уж так старалась и Кею показать, что он родной сын, и того приголубить, чтобы не чувствовал себя посторонним. Кей молодцом держится с Артуром, хотя и ревнует иной раз, не без этого, но за будущее можно не беспокоиться, поверь. Покажи ему, куда принести свою верность, и никакая сила его не собьет. В папашу пошел, неповоротливый пес, но уж вцепится - не отпустит.
      Он говорил и говорил, а я сидел и слушал, вспоминая, как я сам при другом дворе рос, не то что Артур, на положении чужака и бастарда. Я был тих нравом и лишен талантов, которым мог бы позавидовать юноша или муж, тогда как Артур, по самой природе своей, должен выделяться среди сверстников в замке, точно большая стрекоза среди болотной мошкары.
      Наконец Эктор вздохнул, допил вино и поставил кружку.
      - Ну да это все теперь детские сказки и дела давно прошедшие. Кей сейчас все больше бывает со мною и с моими людьми, и спутником Артура будет Бедуир. Говоря "они", я подразумевал не Кея. У нас теперь есть еще один мальчик. Я привез его с собой из Йорка. Это сын Бана Бенойкского. Знаком ты с ним?
      - Да, знаю такого.
      - Он попросил меня взять Бедуира на год-другой. Прослышал, что у меня живет Марцелл, и хочет, чтобы Бедуир тоже у него поучился. Он примерно одних лет с Артуром, так что я не огорчился, когда услышал предложение Бана. Мальчик тебе понравится. Тихого нрава и не то чтобы семи пядей во лбу, так мне аббат Мартин сказал, но славный и к Эмрису привязался. Против них двоих даже Кей и тот поостережется выйти. Так что вот оно как обстоят дела. Только бы аббат Мартин не вздумал вставлять палки в колеса.
      - С чего бы ему?
      - Мальчик был окрещен в христианскую веру. А в Зеленой часовне... В последние-то годы Проспер служил богу, но люди знают: в свое время здесь всякие божества обитали, а не только истинный Христос. Ты-то сам в часовне какой порядок завел?
      - Я воздаю каждому богу, какой мне встретится на пути, - ответил я. Так велит в наши дни здравый смысл, да и простая вежливость тоже. Мне иногда кажется, что боги сами еще здесь не вполне разобрались. Часовня открыта воздуху и лесу, кто пожелает, пусть входит.
      - А как же Артур?
      - Выросши в христианском доме, Артур, должен почитать христианского бога. А вот как будет на поле боя - это уже другой разговор. Я еще не знаю, от которого из богов он получит меч, - знаю только, что Христос к мечу был не очень-то склонен. Ну да посмотрим. Налить тебе еще вина?
      - Что? А-а, спасибо. - Эктор встрепенулся, сморгнул, облизнул губы и заговорил на другую тему: - Ральф говорил, ты спрашивал о засаде под Медиобогдумом пять лет назад. Так вот, это были разбойники, и никто больше. Отчего ты спрашивал? Разве есть признаки, что кто-то сейчас интересуется?
      - У меня тоже были кое-какие неприятности на пути с юга, - ответил я. - Но Ральф говорит, что тут не было ничего.
      - Ничего. Я сам дважды ездил в Винчестер и один раз в Лондон, и ни одна живая душа не подходила ко мне с расспросами, а уж без этого бы никак не обошлось, если бы там хотя бы подозревали, что мальчик где-то на севере.
      - И Лот с тобой не заговаривал и не выказывал интереса?
      Он бросил на меня быстрый взгляд.
      - Этот-то? От него всего можно ожидать. Тут у нас на севере куда спокойнее бы жилось, если б только этот господин занимался делами своего королевства, а не зарился на верховный престол.
      - Значит, вот как люди говорят? Он метит на место короля, а не просто к нему в приближенные?
      - Куда бы он ни метил, но помолвка между ним и Моргианой уже заключена, и свадьба состоится, как только ей исполнится двенадцать лет. Теперь, даже захоти Утер, все равно от этого союза не отвертеться.
      - А тебе он не по душе?
      - Да в наших краях он никому не по душе. У нас говорят, что Лот все время раздвигает свои границы и пользуется для этого не одним только мечом. Рассказывают о сговорах. Если он заберет в свои руки слишком много силы, глядишь, после смерти верховного короля у нас снова начнется время Волка. Что ни весна - саксонские набеги на побережье, раздоры да пожары до самых Пеннин, за саксами - ирландцы туда же, а нашим только и остается уходить в горы и искать укрытия среди неприютных утесов.
      - Давно ли ты видел короля?
      - Три недели назад. Он стоял в Йорке и послал за мной. Расспрашивал с глазу на глаз про мальчика.
      - Каков он был на вид?
      - Неплох как будто, но пружина выпала. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
      - Вполне. А Кадор Корнуолльский был с ним?
      - Нет. Он тогда еще находился в Каэрлеоне. Я потом слышал, что он...
      - В Каэрлеоне? - резко переспросил я. - Сам Кадор был там?
      - Да, - подтвердил Эктор, удивленный. - Он возвратился, еще когда ты был у себя. Разве ты не знал?
      - Должен был знать, - с досадой ответил я. - Он послал вооруженный отряд обыскать мой дом в Брин Мирддине и выследить, куда я отправлюсь. Я, мне кажется, сумел от них улизнуть, но обнаружилось, что меня выслеживают два отряда, а такой возможности я не предусмотрел. Уриен Горский тоже заслал своих людей в Маридунум, и они по моему следу добрались до Гвинедда. - Я рассказал ему про Кринаса и отряд Уриена. Он слушал, хмурясь. Я спросил: - А здесь эти люди - не слышно чтобы появлялись? Они вопросов не задают, а высматривают и прислушиваются. Выжидают.
      - Нет. Объявись здесь чужие люди, об этом стало бы известно. Ты, верно, сбил их со следа. И не беспокойся, люди Кадора сюда не заедут. Он теперь в Сегонтиуме, ты знал об этом?
      - Когда я был там, говорили, что ожидается его приезд. Ты не знаешь, он что, собирается обосноваться теперь в Сегонтиуме, раз Утер поставил его командовать обороной Ирландского берега? Нет ли слухов о новых защитных сооружениях?
      - Слухи-то есть, но едва ли пойдет дальше разговоров. На такое дело понадобится больше времени и средств, чем найдется у Утера. Кадор, если я верно понимаю, оставит гарнизон в Сегонтиуме и в береговых крепостях, а сам расположится в глубине, где можно стоять наготове с большими силами, чтобы бросить их в место удара. Возможно, в Дэве. Сам король Регеда находится в Лугуваллиуме. Мы делаем, что в наших силах.
      - А Уриен? Надеюсь, сосредоточил полки у себя на востоке?
      - Да, вгрызся в свои утесы, - с мрачной похвалой отозвался Эктор. - И в одном можно не сомневаться. Покуда Лот не обвенчается с Моргианой в присутствии всех епископов королевства и не представит неоспоримых доказательств осуществления брака, он не станет свергать Утера и Уриена на него не напустит. Артура же им не найти. Если они за девять лет не разнюхали, где мальчик, теперь уж не учуют. Так что будь спокоен. К тому времени, когда Моргиана отпразднует свое двенадцатилетие и будет готова взойти на брачное ложе, Артуру исполнится четырнадцать и настанет срок, назначенный Утером, чтобы явить его людям. Вот тогда-то и придет черед разделаться с Лотом и Уриеном, ну а если это случится раньше - что делать, значит, так судил бог.
      На том мы расстались, и я один вернулся в часовню.
      4
      После этого Артур иногда с обоими мальчиками, но чаще с одним Бедуиром приезжал ко мне в святилище раза два-три в неделю. Кей был крупный белокурый крепыш, лицом очень похожий на отца, он обходился с Артуром любовно, но покровительственно и чуточку насмешливо - такое обращение не могло не доводить временами младшего до бешенства. Но Артур был тоже очень привязан к своему названому брату и хотел непременно разделить с ним удовольствие, которое, по-видимому, получал от этих посещений. И Кей с интересом слушал мои рассказы о дальних странах, описания битв, походов и завоеваний, но скоро уставал и отвлекался, когда мы обсуждали чужие обычаи и образы правления, легенды и верования, о которых так любил слушать Артур. Со временем Кей стал все чаще оставаться дома, предпочитая (как докладывали мне мальчики) отправляться с отцом на потехи или по делам - иногда на охоту, иногда в дозор, а случалось изредка, что и в гости к кому-нибудь из соседей. На второй год я Кея уже почти не видел.
      Бедуир был совсем другой - тихий мальчик одного возраста с Артуром, ласковый и мечтательный, как поэт, он был рожден играть в жизни вторую скрипку. Они с Артуром были точно два бока одного яблока. Бедуир, как верный пес, во всем следовал за ним, не скрывая своей любви, но, несмотря на мягкий нрав и поэтичный взор, был мужествен и прям. Собой он был дурен - нос приплюснут в какой-то давней драке и заметно искривлен, на щеке шрам от ожога. Но он был мальчик с характером и притом добрый, и Артур любил его. Как сын пусть мелкого, но короля, Бедуир был по рождению выше Кея, а уж Артуру, по представлениям мальчиков, до него было как до неба. Однако ни Бедуиру, ни Артуру это и в голову не приходило; первый предлагал преданность, второй принимал ее.
      Как-то я спросил у них:
      - А вы знаете историю Бисклаварета - человека, который стал волком?
      Бедуир, не тратя попусту времени на ответ, извлек из-под покрывала арфу и бережно поставил у моих ног. Артур лежал, подперев кулаком подбородок, на моем ложе, в глазах у него плясало пламя - был промозглый вечер поздней весны, - и он нетерпеливо сказал:
      - Да ладно тебе. Бог с ней, с музыкой. Как же это было?
      Бедуир примостился, подогнув коленки, рядом с ним на одеяле, а я настроил струны и начал.
      Это волшебная история, и Артур слушал, весь светясь, Бедуир же совсем притих, обратив ко мне лицо - одни глаза. Уже стемнело, когда они собрались в тот вечер домой в сопровождении здоровяка слуги, который был к ним приставлен. А назавтра Артур приехал один и рассказал мне, что ночью Бедуира мучили кошмары.
      - Но знаешь ли, Мирддин, когда мы вчера возвращались домой и он был еще весь полон твоим рассказом, что-то вдруг мелькнуло за деревьями, мы подумали: волк, и Бедуир заставил меня ехать между ним и Лео. Я знал, что ему страшно, но он сказал, его право - защищать меня, и я думаю, он прав, ведь он - королевский сын, а я...
      Он не договорил. Впервые он так близко коснулся этой скользкой темы. Я не произнес ни слова. Я ждал.
      - ...а я - его друг.
      Мы поговорили с ним о природе храбрости. Момент прошел. Позднее я вспоминал его слова о Бедуире. Вспоминал не раз в последующие годы, когда в обстоятельствах, куда более сомнительных, верность Бедуира Артуру оставалась неколебимой.
      А сказал он мне - серьезно, будто в свои девять лет действительно понимал такие вещи, - вот что:
      - Бедуир - самый храбрый спутник и самый верный друг на свете.
      Эктор и Друзилла, разумеется, позаботились о том, чтобы Артуру было известно все, что полагается, о короле и королеве. Знал он также, не хуже всякого в стране, и про юного престолонаследника, который в Бретани, на Стеклянном острове, в Башне у Мерлина, ждет своего часа. Один раз он сам пересказывал мне расхожую легенду о "тинтагельском обмане". Рассказ, передаваемый из уст в уста, со временем украсился многими живописными подробностями. Получалось так, что якобы Мерлин волшебством перенес короля и его свиту, вместе с конями, невидимо, прямо в стены замка, а на следующее утро, при ясном свете, их оттуда вынес.
      - И рассказывают, - заключил Артур, - что всю ту ночь на башнях замка спал, свернувшись кольцами, огромный дракон, и утром Мерлин улетел на нем, оставив за собою огненный след.
      - Вот как? Этого я никогда не слышал.
      - А ты разве знаешь эту историю? - спросил Бедуир.
      - Я знаю одну песню, - ответил я. - Она ближе к истине, чем все, что вы могли услышать здесь на севере. Я выучил ее от человека, который некогда жил в Корнуолле.
      В тот день с ними был Ральф, он слушал наш разговор и молча усмехался. Я посмотрел на него, вопросительно подняв брови, и он незаметно покачал головой. Как я и думал, Артуру не рассказывали, где он родился. И мудрено было об этом догадаться: выговор у него был скорее северный.
      В тот вечер я поведал мальчикам правду, как ее знал - а кому и знать, как не мне? - без причудливых украшений, которые привнесло время и человеческое неведение. Видит бог, она и без того была вполне волшебной: воля богов и людская страсть, под покровом ночи стремящиеся на свет одной большой звезды, и посев, из которого должен был вырасти король.
      - Так исполнилась божья воля и воля короля, а люди, люди, как им свойственно, ошибались и расплачивались за ошибки жизнью. Когда же настало утро, маг уехал один-одинешенек - лечить сломанную руку.
      - И никакого дракона? - услышал я от Бедуира.
      - Никакого дракона.
      - А мне с драконом больше нравится, - упрямо сказал Бедуир. - Я все равно буду верить в дракона. Уехал один-одинешенек - ну куда это годится? Настоящий маг ни за что бы так не уехал, ведь верно, Ральф?
      - Ну конечно, - подтвердил Ральф, подымаясь с места. - А вот нам пора. Смотрите, уже смеркается.
      Но его словам не вняли.
      - Знаете, что мне не понятно, - продолжал Бедуир. - Не понимаю я такого короля, которому лишь бы добиться женщины, а целое королевство пусть горит огнем. Добрый мир с вассалами стоит куда больше любви какой-то женщины. Я бы в жизни не поставил под удар важные вещи ради такой малости.
      - И я бы тоже, - проговорил Артур, помолчав, и видно было, что поразмыслив. - Но все равно, понять это я, кажется, могу. Любовь нельзя сбрасывать со счетов.
      - Но нельзя и жертвовать ради нее дружбой, - тут же возразил Бедуир.
      - Это конечно, - согласился Артур. Я видел, что он думает о чувствах вообще, в то время как для Бедуира речь шла об одной определенной дружбе, одной определенной любви.
      Ральф заговорил было снова, но в это время мелькнула большая тень, на мгновенье затмив свет лампы. Мальчики даже не взглянули вверх, ведь то была лишь старая белая сова, бесшумно влетевшая в окно и севшая на стропило. Но ее тень скользнула по моим плечам, точно ледяная ладонь. Я содрогнулся. Артур бросил на меня быстрый взгляд.
      - Что с тобой, Мирддин? Это же только сова. А у тебя такое лицо, будто ты увидел призрак.
      - Пустяки, - сказал я. - Сам не знаю, что мне померещилось.
      Тогда я и вправду не знал, зато теперь знаю. Мы разговаривали, как обычно, на латыни, но промелькнувшую тень он назвал кельтским словом: гуенхвивар - "белая тень".
      Позаботился я и о том, чтобы рассказать мальчикам об их родной стране и о ее недавнем прошлом, об Амброзии и о войне, которую он вел против Вортигерна, и о том, как он объединил разные королевства, провозгласил себя верховным королем, повсеместно установил в своих землях законность, утвердив ее силою меча, так что какое-то время можно было мирно ездить из конца в конец по всей стране, не подвергаясь опасностям, а если кто и терпел обиду, всегда и против всякого, кто бы он ни был, мог получить у короля защиту и правосудие. Раньше мальчикам рассказывали это как историю, я же все видел своими глазами и был ближе других к тому, что свершалось, постоянно находясь при верховном короле, а в иных случаях и сам участвуя в возведении нового государства. Об этом мальчики, понятно, не должны были догадываться; я объяснил им просто, что был с Амброзием в Бретани, а затем и в битве у Каэрконана и в последующие годы восстановления. Каким образом это получилось, они никогда у меня не спрашивали, вероятней всего из деликатности, чтобы мне не пришлось рассказывать, как я служил в какой-нибудь низкой должности, вроде подручного у строителей или писца. Зато, помню, Артур просто забросал меня вопросами о том, как граф Британский - этим именем называл себя тогда Амброзий - собрал, обучил и снарядил армию, как переправил ее через Узкое море и землю думнониев, утвердил там знамя верховного короля и оттуда двинулся на север, чтобы огнем и мечом вытеснить Вортигерна из Доварда и наконец уничтожить огромное саксонское войско под Каэрконаном. Об организации, обучении и стратегии от меня требовался рассказ со всеми возможными подробностями, и каждую стычку с врагом, какую мне удавалось припомнить, мальчики по нескольку раз переигрывали на вычерченной в пыли карте.
      - Говорят, скоро снова будет война, - жаловался Артур, - а я еще слишком молод и не смогу принять участие в деле.
      Он сокрушался об этом не таясь, как пес, которого погожим осенним утром хозяин не взял на охоту. А ему через три месяца исполнялось десять лет.
      Естественно, разговоры были не только о войне и высоких материях. В иные дни мальчики резвились, как два щенка, бегали, возились, скакали взапуски вдоль берега реки, купались нагишом в озере, распугивая всю рыбу на мили в округе, или брали луки и уходили с Ральфом вверх по склону горы стрелять голубей и зайцев.