Алена: красивая, прикольная...мертвая (№1) - Мертвая невеста

— Вели, чтобы собаку привязал, а то потом не уйти.

Не оборачиваясь, она кивнула. Мужчина тут же ушел, вернулся с цепью, и приковал питбуля к батарее.

— А теперь — в спальню, Ларисонька, — порочно усмехнулась я.

Через полчаса мы покидали этот дом, и каждая несла с собой набитую сумку. Наверху в спальне остался зловонный гнилой труп, в венах которого не осталось ни капли крови, а мать с дочкой, не подозревая об этом, усердно вскапывали газон. До утра им занятие будет.

А потом мы купались в серебристой от лунного света озерной траве, на мне был закрытый черный купальник, и Антон качал меня на руках.

— Ты похожа на русалку, — шептал он, заворожено следя за тем, как в воде волосы распустились шлейфом и тянутся за мной.

А я улыбалась и чудился мне запах ромашек…

Глава седьмая

«Если вам стали чудиться зеленые

чертики и прекрасные покойницы

— значит, надо сделать перерыв»

Энциклопедия начинающего алкоголика.

«…или вызвать специалиста»

Один опытный экзорцист.

Сидя у кладбищенской ограды, я терпеливо пыталась войти в сон бомжа. Сделать его — это уже становилось вопросом чести.

Я тыкалась в него своим взглядом со всех сторон, пытаясь уловить знакомое мельтешение картинок, но — пусто. Везде я натыкалась на глухую стену.

— Дяденька? — наконец решительно позвала я. — Дяденька!!!

Я выкрикнула это раз двадцать, пока он наконец поднял кудлатую голову и рявкнул:

— Ну, чего разоралась?

Я облегченно перевела дух и принялась залазить в его голову — вот сейчас я его подчиню, и выйдет он у меня как миленький за оградку, а уж я не растеряюсь!

— Чего надо-то было? — не выдержал бомж моего молчания.

Я растерянно моргала — в его голову залезть тоже не получалось.

— Дядя, ты кто? — наконец спросила я.

— Ванька, — откликнулся он.

— А по жизни кто? — допытывалась я, ибо мелькнула у меня шальная мысль — может, это сильнейший маг скрывается под его личиной? Другого объяснения такой защите я не видела.

— Ну, — почесал он голову, — раньше токарем на заводе робил, теперича у церквы побираюсь.

— Так выходи за оградку, подам тебе Христа ради! — обрадовалась я.

— Да я уж на беленькую да закусь насобирал, — заотнекивался он.

— Я тебе много дам, — закричала я.

— Приходите завтра, — утомленно велел он с видом важного чиновника, уронил голову на лавочку и захрапел.

«Вот гаденыш!», — злобно подумала я, плюнула и пошла искать Лариску.

Та сидела под развесистой березой и задумчиво поглаживала моток бельевой веревки.

— И правда, удобную ты березку выбрала, — похвалила я ее. — Ветки низко…

— А ко мне сегодня опять папа приходил, — тихо перебила она меня.

— И что? — в недоумении воззрилась я на нее. — Ко мне вон мать с Олеськой как на работу каждый день ходят да ревут, аж приятно.

— Я папочку просто любила очень, — вздохнула она. — Я на мать вообще не похожа — вся в отца. Скучаю я без него, Алёнка.

— Э, ты не вздумай в гости к нему ходить, — тревожно сказала я. — А то и его до психушки доведешь!

— Да нет конечно, — как-то по взрослому взглянула она на меня. — Просто очень обидно — я живу, папочка может со мной поговорить, и я могу ночами снова приходить и жить в своей комнате — но если он узнает об этом, его хватит удар. Обидно.

— Вот такая у нас жизнь, милая, — сев рядом с ней, я обняла ее за плечи. — Я тоже свою семью люблю, но что теперь? Границу между жизнью и смертью нам не перейти. Нет больше у тебя папочки, а у меня — Олеськи с мамой.

Она покрепче прижалась ко мне и тихо сказала:

— И остались ты да я да мы с тобой…

— Точно, — медленно кивнула я. — По сути, у меня есть только ты.

— А у меня — ты, — эхом отозвалась она.

Мы посмотрели друг на друга и стыдливо подумали об Антоне.

— Давай не будем больше из-за него ругаться, а? — вздохнула я. — Ведь согласись, все наши надежды — это самообман. Не станет он, живой, целовать труп и восторгаться этим.

— Я думала об этом, — помолчав, печально кивнула она. — Но знаешь — он так хорошо к нам относится, что надежда все же в сердце есть. Может быть, он некрофил и ему за счастье переспать с нами?

— Он тебя хоть раз поцеловал? — резко спросила я.

— Нет, — испуганно отозвалась она.

— Вот и меня — нет. Так что давай спокойно учиться у него, а после ритуала…, — я замолчала и красноречиво поглядела на березу.

— Укокошим, — согласно кивнула она.

— По четвергам, пятницам, и субботам он будет мой! — ухмыльнулась я.

— По понедельникам, вторникам и средам — мой! — подхватила она.

— А по воскресеньям мы его лупим за измену! — гаркнули мы и захохотали, совершенно довольные друг другом.

— Что-то давно его нет, — погрустнела после этого Лариска.

— Пятый день, — мрачно кивнула я.

После того ночного купания мы каждую ночь вставали из могил разодетые в пух и прах, с прическами и макияжем, а его так и не было. Он просто писал записки и небрежно совал их нам в могилы. На листках каллиграфическим почерком было выведено, что он очень занят, но про нас помнит, посему — отдает нам такого-то человека по такому-то адресу. И мы были ему благодарны за это проявление заботы, что не оставляет он нас без пищи.

— У тебя уж какой день?

— Двадцать седьмой, — тяжко вздохнула я.

— Значит, у меня двадцать четвертый, — печально протянула она, и у нас у обоих отчего-то резко испортилось настроение.

— Тринадцать дней осталось, — зачем-то сообщила я.

— И у меня — шестнадцать.

— Везет, — я с завистью посмотрела на нее.

— Эй, ты чего? — вдруг ткнула она меня в бок. — Антон же пообещал ритуал! На твой сорок первый закатим такую пирушку, что ого-го!

— Ну а вдруг что-то сорвется?

— Я Антону верю! — твердо ответила она.

— Да я тоже, но все равно страшно, жизнь-то моя на кону!

Мы помолчали, и внезапно Лариска сказала:

— Знаешь, а у Антона в кармане джинс лежала фотография того самого мужика, которого мы разложили в коттедже.

Я в недоумении уставилась на нее:

— Ерунду ты говоришь!

— Да я тоже удивилась, — пожала она плечами. — Но мужик был тот, это несомненно.

— Погоди. А откуда это ты знаешь, что у Антона в карманах лежит? — подозрительно уставилась я на нее.

— Так а вы пока купались, я и перетряхнула его одежду, — невозмутимо призналась она. — А что? Что? Мне же интересно, кто он и откуда! Сам-то он про себя вообще ничего не говорит!

— Ну знаешь ли…, — я от возмущения даже слов не находила. — А вас, газпромовских дочек, разве не учат, что нельзя, нельзя вскрывать чужие письма, нельзя лазить по карманам!

— Вот еще, — вздернула она нос. — А как иначе узнать информацию? А папочка всегда говорил, что информация дороже денег. Вон, прямо под нами была квартира одного психоаналитика, ох и красивый же мужик, должна я тебе сказать! Ну и задурил он мне голову, я чуть замуж не вышла за него, да потом хакнула его мэйл, почитала письма, а там такое! Он дружку одному писал, что очень удачно женится на богатой телке со связями, денег куры не клюют, а сама она дура дурой. Делился планами, мол, пусть детей родит да дома сидит, а для души ему красоток хватит. Знаешь, как обидно было? Я потом неделю ревела!

— И что потом?

— Что-что? — буркнула она. — Послала к черту. Впрочем, это все лирика. Давай подумаем, как информацию собрать об Антоне?

— А зачем? — усмехнулась я. — Зачем? Осталось совсем немного — и мы его убьем. И что было у него в жизни — в смерть он с собой не заберет.

— Ну в общем-то ты права, — задумчиво сказала Лариска.

Говорить было больше особо не о чем, мы посидели еще немного и разошлись по могилам. Лежа в гробу, я настойчиво думала об одном: ну когда же он появится? А еще — о том, откуда ж у него была фотография того мужика?

Он появился только через неделю.

Однажды, когда лунный свет посеребрил землю на моей могиле и я встала — он уже сидел на своем пеньке.

— Ночи доброй, — улыбнулся он, и я растаяла.

— Антон! — закричала я, вне себя от радости и кинулась к нему…и обняла. И с изумлением почувствовала, как и его руки сомкнулись у меня за спиной.

«Ну точно некрофил!», — подумала я с радостным изумлением, а сзади раздался чопорный голос Ларидзе:

— Здравствуй, Антон.

Я отпрянула от него, виновато взглянула на Лариску.

А Антон, как ни в чем ни бывало, поздоровался с ней, сел обратно на пенек и улыбнулся нам обоим:

— Рад видеть вас, девочки.

«А уж мы-то как рады», — синхронно подумали мы с Лариской.

— Ну что, успехи ваши просто замечательны. О ваших похождениях я знаю, следил. Везде вы сработали хорошо, умницы. Теперь осталось только одно — научиться работать по одиночке.

— Зачем? — подала я голос. — Вместе нам и удобнее и веселее.

— Всякое бывает, — отрезал он, — одна из вас может погибнуть или вы можете поссориться.

Мы переглянулись в Лариской и поняли — да, насчет «поссориться» — это серьезный аргумент.

— Ладно, — кивнула Ларка. — Давай адрес, а то я уж как-то чувствую себя нехорошо.

— И я, — в горле уже першило от сухости, выпитая вчера кровь уже не грела мои вены.

Парень порылся в сумке, достал две бумажки, одну протянул Лариске:

— Это твое.

Она посмотрела на адрес и скривилась:

— Восточный микрорайон! Далеко-то как!

— Значит, надо поторопиться, — пожала я плечами.

— Ну, до следующей ночи всем, — вздохнула она и пошла с погоста.

— А вот твое, — в ладошку легка бумажка, я посмотрела — Советская, центр, опять элитный дом.

— Ну что ж, путь неблизкий, пойду, — улыбнулась я ему.

— Постой, — взял он меня за руку. — Я довезу.

Я посмотрела на него, и в лунном свете его лицо казалось непереносимо прекрасным, вот только глаза отливали холодным серебром…

— Серебро меня может убить? — отчего-то медленно спросила я.

— Нет конечно.

С кладбища мы так и вышли, держась за руки. Я ехала в его машине и терялась в догадках — что, что бы это все значило, черт побери! Я умерла, но идиоткой от этого не стала! Я мертвая. И очень глупо думать, что между нами может что-то быть. Я уж не говорю о любви, похожей на сказку, где любовь и верность навсегда. Даже просто секс казался крайне фантастичной идеей.

Вздохнув, я повернулась к нему:

— Антон, а ты нас не боишься?

— А надо? — улыбнулся он.

— Ну, мы же мертвые. Наркоманим по крови, а тут ты рядом ходишь, и в тебе литров пять горячей и вкусной крови.

Он лишь загадочно улыбнулся.

— Не боишься, что мы прочитаем твои мысли, войдем в твои сны? — не отставала я.

Он повернул голову и спокойно сказал:

— Нет, Алёна. У меня нет привычки опасаться друзей.

— А мы… друзья? — робко спросила я, ошеломленная этой мыслью.

— Это очевидно.

«Я тебя люблю!», — подумала я в приливе горячей благодарности. За то, что он нас, мертвых, привечает, не бросает, учит, ведет. За то, что сегодня взял меня за руку и не поморщился. И за то, что Лариска сейчас идет пешочком, а я еду с комфортом.

Я не отрывала взгляда от его профиля, и потому заметила, как он мимолетно и странно усмехнулся.

Злорадно.

Снисходительно.

Я моргнула — лицо его было как и прежде бесстрастно и спокойно.

«Показалось», — подумала я.

За квартал до нужного дома Антон остановился.

— Ну, удачи, — душевно пожелал он.

— К черту, — лихо ответила я и вышла из машины.

Быстро дошла до элитного дома из желтого кирпича под зеленой крышей, аккуратно поскреблась в стеклянную дверь. Охранник в черном официальном костюме, что сидел в ярко освещенном холле, тут же открыл дверь.

— Доброй ночи, — сурово сказал он. — Вы к кому?

— К дяде, — улыбнулась я ему, одновременно меняя его мысли.

— Проходите, — спокойно кивнул он и посторонился.

Лифтом я пользоваться не стала — пошла по лестнице, так как не знала, на каком этаже нужная мне квартира.

Я шла, и размышляла том, что по сути мы с Лариской — универсальные киллеры. Мы пройдем куда угодно, наверняка убьем клиента, и контрольного выстрела не надо, нас невозможно привлечь к ответственности. А самое главное — нам и денег-то платить не надо. Плату мы уже взяли, выпив кровь клиента.

Эх, продаться б кому из этих богатеев, такие таланты пропадают! Да вот только что бы попросить для себя от этой сделки — вот в чем вопрос. Мертвым особо ничего не надо, кроме крови — а мы ее и так найдем.

Все еще скорбя душой о том, что такая бизнес — идея завяла на корню, я наконец дошла до нужной мне квартиры. Нажала на кнопку звонка, и держала ее, пока за дверью не раздался раздраженный мужской голос.

— Кто там?

— Свои, — весело отозвалась я.

Мужчина открыл дверь, посмотрел на меня темными уставшими глазами и неожиданно мягко сказал:

— Иди домой, девочка. Нет больше моей дочери.

— Как это нет? — нахмурилась я.

— Умерла, — с некоторым усилием выдавил он.

— А с чего вы решили, что я к ней? Я к вам, — сказала я и решительно поднырнула ему под руку.

— Не лучшее время для визитов, — бесстрастно сказал он, обдав меня запахом алкоголя, и я поняла — да он пьян, вусмерть пьян.

— Для меня — самое оно. Дядя, ты как, развлечься не хочешь? — порочно улыбнулась я.

— Ну, если ты готова сплясать, станцевать или стишок рассказать — вперед, — пожал он плечами.

«Он что, идиот?», — растерялась я.

— Пойдем, помянем мою дочку, коль навязалась, — вздохнул он и, взяв меня за руку, повел в комнату.

— Минутку, — остановилась я. — Понимаешь, дядя, я ужасно голодна.

— Какие проблемы, холодильник полон, — равнодушно ответил он.

Я прижала его к стене, заглянула ему в глаза и зовущее улыбнулась:

— Иди ко мне… Иди…

Он недоуменно посмотрел на меня:

— Да я и так вроде рядом.

Контакт отчего-то не получался, но не это меня смутило. Я смотрела в его глаза, и понимала, что где-то я его уже видела.

«Возможно, он был одним из спонсоров конкурса красоты», — беспокойно подумала я и выдвинула клыки. Не хочет по-хорошему подчиниться мне — так я его все равно выпью, но будет больно.

Однако вместо этого мой язык неожиданно спросил:

— А как звали вашу дочь?

— Ларисой, — горестно ответил он. — Эх, деточка моя, всего-то восемнадцать весен ей было…

Я грустно посмотрела на его шею, где так близко к коже пролегала артерия. Один укус — и хлынет кровь в мой измученный жаждой рот. Только вот Ларискиного отца я убивать не буду.

— Чай есть? — кисло спросила я. — Горячий, сладкий и с лимоном?

— Слушай, ты посмотри сама на кухне, ладно? — устало ответил он. — Я совсем один живу, как Лариска замуж выш…в смысле, умерла.

«Бывают ж в смерти такие совпадения», — дивилась я, сноровисто кипятя чайник и готовя себе чай.

Еще хорошо, что Антон Лариску сюда не послал!

И хорошо, что я узнала в его чертах Ларискино лицо…

Осторожно неся чашечку с обжигающим чаем, я зашла в комнату к дядьке, уселась около заваленного снедью стола и сказала:

— Дяденька, давайте хоть познакомимся, что ли? Я Алёна.

— Знаю я, видел тебя. «Мисска» прошлогодняя.

— Да вы б сначала выиграли такой конкурс, потом бы и обзывались, — возмутилась я.

Он потер виски, устало посмотрел на меня и сказал:

— Извини. Павел Сергеевич я.

Я оглядела батарею пустых бутылок под столом, полных — на столе — и присвистнула:

— Дядь Паш, а вы с чего в запой-то ушли?

— Дочь любимая умерла, — вяло ответил он.

— И все? — поразилась я. По мне, так не стоила Лариска такого горя.

— Вот, она этот коньячок любила, деточка моя, — вздохнул он и погладил бутылку.

— Ну, умерла, так ведь жизнь-то продолжается! — неуверенно бормотнула я, понимая, что надо утешить отца, но слова не шли. В чем тут горе — я не видела.

— Да какая такая жизнь, — махнул он. — Ради Лариски и жил, ради нее и рвал. А сейчас сижу и думаю — а оно мне надо? Ай, да что говорить… Одно радует — уйду я скоро к Лариске, кровиночке моей.

— С чего бы это? — нахмурилась я.

— Звягинцев меня заказал, — пьяно ухмыльнулся он. — Сегодня его видел, улыбается, паскуда, словно я ему друг лучший. А сам уж деньги за меня заплатил.

— Вы меня удивляете, — строго сказала я. — Если б заказал, то вы бы никогда не узнали об этом! А раз болтают — значит сплетни! Так что встряхнитесь, умойтесь и живите!

— Сведения верные! — нервно стукнул он кулаком по столу. — Жена его у меня в любовницах, она подслушала и мне рассказала. Неохота ей меня терять — я-то всяко ей денег да цацек больше чем муж даю!

— Ну и нравы у вас, у богатых, — покачала я головой. — Дядь Паш, если знаешь, что тебя прихлопнут — так к чему двери всем кому ни попадя открываешь?

Он помолчал, после чего тяжко вздохнул:

— Душа у меня болит дюже, Алёна. Прям так болит, что перенести невозможно, свет мне без дочки немил. Ну, да ты меня не поймешь.

— Отчего же, — медленно ответила я. — Как раз я вас и пойму. У меня однажды была такая боль в душе, что я бы безумно обрадовалась киллеру на пороге, только кому я нужна, заказывать меня.

— И как ты выпуталась? — помолчав, спросил он.

— Я наглоталась таблеток, два пузырька, — бесстрастно ответила я.

— Хорошо, что тебя спасли. Ты ж такая красивая.

Я молча пила свой чай и улыбалась.

Не спасли меня, дядя Паша…

Не спасли.

— Знаете что я вам скажу? — посмотрела я на него. — Вот вам не понравилась мысль, что я могла умереть. А представьте, как рыдала бы Лариска, если бы узнала, что вас убили. Представьте, какое бы горе для нее было.

— Ей уже все равно, — бесстрастно сказал он.

— Нет! Поверьте, она узнает, и будет горевать!

Я бессознательно положила ладошку на его руку, он вздрогнул:

— Какая ты холодная…

Я хотела было отдернуть руку, но он сжал ее, рассматривая. И я словно увидела его глазами, какая серая, с синеватым отливом у меня кожа…

«Черт, — бессильно думала я, — надо будет тональным и руки замазывать!»

— Смерти нет, — задумчиво сказал он, погладив мою мертвую кожу. И странная у него была интонация — и утвердительная, и вопросительная одновременно.

— Нет, — эхом отозвалась я.

Мы посмотрели в глаза друг другу, и мне вдруг показалось, что он все понял.

— Значит, говоришь, Лариска будет горевать? — буравя меня глазами, спросил он.

— Знаю точно! — твердо ответила я, не отводя взгляда. — Живите, дядя Паша. Ради нее.

И он вдруг улыбнулся:

— Спасибо. Спасибо, Алёнка!

— Знаете, — я выдернула ладошку из его руки и встала, — я пойду.

Он пытливо посмотрел на меня, внезапно, словно решившись, подал мне непочатую бутылку любимого Ларискиного коньяка:

— Возьми, Алёнушка. Ты еще заходи. — Он запнулся, словно не решаясь сказать то, что думал, но потом все же закончил: — И подругу приводи. Буду рад.

— Прощайте, — печально улыбнулась я.

— До свиданья, — твердо ответил он.

За пару часов до рассвета я вышла от него, спустилась на этаж ниже и позвонила в квартиру Самого Чудесного На Свете Психоаналитика. Я быстро, без долгих церемоний закусила им, и пошла домой.

Лариска еще не вернулась, и я села на могилке, поджидая ее. Она пришла через полчаса.

— Как прошло? — вежливо поинтересовалась я.

— Нормально, — улыбнулась она.

— Привет тебе от отца, алкашка, — безразлично сказала я и протянула ей бутылку Хеннеси.

Она замершим взглядом смотрела на коньяк, потом на меня — и лицо ее начало наливаться чужой кровью.

— Ты, — задохнулась она от шока и горя, — ты выпила его, ты, тварь, вампирюга????

Она кинулась на меня, и я поняла: убьет. Голыми руками убьет бессмертную меня. У нее получится.

— Нет, — прохрипела я, отчаянно пытаясь освободиться. — Нет!!!

Она замерла, глядя на меня бешеными глазами.

— Чай мы с ним пили, — проворчала я. — Ты, корова, слезь с меня, а то не расскажу!

Она безропотно слезла, схватила бутылку коньяка и прижала к себе.

— Как он? — жадно спросила она.

— Пьет как лошадь, — махнула я рукой. — Хорошо, что вы с ним и правда сильно похожи, а то бы потом перед тобой неудобно было.

— Я бы тебя за него убила, — жестко сказала она, и я поверила. — Расскажи хоть, как дело было, а?

Я уселась поудобнее и подробно рассказала ей про встречу с отцом. Лариска, нежно и счастливо улыбаясь, переспрашивала детали, уточняла, ей была интересна любая мелочь из ее прежней жизни.

А потом я сказала, что его хотят убить…

— Дядя Петя Звягинцев, говоришь? — хищно нахмурилась она и посмотрела на розовеющее небо. — Ну, сегодня уж поздно, а завтра-то я к нему наведаюсь.

— Правильно, — кивнула я. — Своих в обиду нельзя давать! Спать пойдем?

Лариска с минуту рассматривала меня, и взгляд ее все больше и больше тяжелел.

— Что такое? — нахмурилась я.

— Алёна, в тебе есть кровь, — тихо сказала она. — Ты кого-то выпила. Скажи, ты мне наврала?

— Тьфу, дура, — в сердцах крикнула я. — На, подарочек тебе от Алчного Психоаналитика, специально для тебя старалась!

И я кинула ей печатку с темным камнем, обрамленного бриллиантиками.

— Ты его сделала? — подняла она на меня сияющие глаза. — Ради меня?

— Ну так а как? Тут ведь только ты да я да мы с тобой, — серьезно сказала я, и она кинулась мне на шею.

— Алёнка, ты моя подруга навсегда! Спасибо, спасибо тебе! И за Сергея, и за папочку! А Антон — да забирай ты его! После того, что ты для меня сделала — никакой Антон не заставит меня восстать против тебя!

Я смущенно от нее отбрыкивалась, а на душе у меня был мир.

Оказывается, делать добрые дела — это так приятно. А если делать их ради кого-то — приятно вдвойне.

— Еще есть немного времени, — посмотрела Ларенца в небо. — Что-то не хочется мне спать. Погуляем?

И мы пошли к кладбищенской оградке, растолкали бомжа и поили его французским коньяком. Хорошо нам было.

Засыпала я этим утром со светлой улыбкой на устах.

Глава восьмая

«Дочь моя, никогда не верь мужчинам»

Стандартное напутствие всех матерей.

—Цып-цып-цып, — умильно кудахтала я около кладбищенской оградки с выставленной вперед рукой со стаканчиком. Водка в нем пахла так мерзко и сильно, что мне дурно становилось, но бомж опять меня игнорировал.

Лариска убежала к Звягинцеву, так что времени у меня было много, и сегодня я твердо намеревалась…

— Алёна, — мужской голос прервал мой еженощный ритуал, я вздрогнула и обернулась.

Антон стоял, скрестив руки на груди. Высокая и мощная фигура нависала надо мной, и я на миг почувствовала исходящую от него угрозу?

— Здравствуй, — пискнула я.

— Отойдем, надо поговорить, — отрывисто бросил он и, не оглядываясь, пошел вглубь кладбища. Около одной из могил он сел на лавочку и жестом пригласил меня устроиться рядом.

— Послушай, — ледяным голосом сказал он. — Вчера я тебе дал совершенно четкий адрес. Как так получилось, что ты выпила не того человека?

— А это что, так важно? — робко спросила я.

Такого Антона — злого и жесткого — я еще не видела.

— Да, черт побери! — рявкнул он, и я очнулась.

— Антон, не кричи на меня, — холодно сказала я.

— Извини, — сразу одумался он. — Просто ты не понимаешь, что ты натворила.

— А ты объясни, пойму…

— Это мои дела, и нечего тебя в них путать.

— Тогда мир? — пытливо посмотрела я на него.

— Мир. Но сначала ты сходишь по вчерашнему адресу и выпьешь того, кого надо.

— Я не могу этого сделать, — спокойно сказала я.

Он, похоже, не поверил ушам:

— Не можешь?

— Нет.

— Хорошо, Лариска сделает это. Но имей в виду — это последний твой каприз, ясно?

— И она не будет этого делать. Антон, это ее отец.

Он замер, уставился на меня и быстро спросил:

— Лариска знает?

— Нет, — отчего-то соврала я под его испытующим взглядом.

— А сама она где?

— Ушла мужа навестить, до утра не жди, — опять соврала я.

Он лишь усмехнулся — мы как-то в красках рассказали ему, как мучили бедного Андрюшу.

— У тебя какой сегодня день?

— Тридцать седьмой, — тихо сказала я. — Антон, я умру?

— Думал я это сделать ровно на тридцать девятый, ну да делать нечего, — задумчиво сказал он. — Делать нечего… Проведем обряд над тобой сегодня. Ты готова доверять мне?

— Конечно, — нежно улыбнулась я.

— Тогда жди меня тут, я скоро вернусь. Никуда не уходи. Лариска скоро придет?

— Под утро.

— Точно? Она бы нам здорово помешала.

Я уверенно покачала головой. Лариска на тропе войны, и сейчас она явно наслаждается местью за отца. Да и сама она, уходя, сказала, чтобы сегодня ее рано не ждали.

— Тогда я поехал, Алёнушка.

И… он легко коснулся губами моего лба.

Он давно уже растворился в ночи, давно стихли его шаги, а я сидела на лавочке и недоверчиво вспоминала ощущение прикосновения его губ к моей коже.

«Такого не может быть, не может», — отрешенно думала я.

Только кожа горела там, где он ее поцеловал.

И он хотел, чтобы Лариски сегодня не было…

Интересно, что это за ритуал?

На могиле, около которой я сидела, стояла стопка с водкой, были разбросаны яички и пара помидор.

Я взяла стопку и пошла снова к кладбищенской ограде.

— Дед, — тихо позвала я, но он услышал.

— Чего опять?

— Слушай, у меня сегодня счастливый день. Вот, я ставлю у ограды стопку рюмки — захочешь, подойдешь и возьмешь. Сама я отойду, не бойся.

— С чего это такая милость? — подозрительно спросил он.

— Говорю же — счастливый день. Хочется, чтобы и другим было хорошо.

Он подождал, пока я отойду, ловко схватил стопку и тут же отпрыгнул. Понюхал, крякнул и выпил одним глотком.

— Ох, хоть и бесовка ты, а водка настоящая, да и вчера бормотуха хороша была, — блаженно зажмурился он. — Другие — то воды нальют да подманивают.

— Другие — это которые? — нахмурилась я.

— Бесовки, такие же как ты, — охотно пояснил он.

— Да с чего это я бесовка? — обиделась я.

— Ну а кто ж еще? — пробормотал он, улегся на лавочку и велел: — А теперь ступай, спать хочу.

— Ну и наглый же ты, дядя! — обиделась я. — Хоть бы поговорил со мной, что ли!

— Ты, бесовка, с дьяволом, хозяином своим разговаривай, а я честный христианин, — отрезал он.

— Эх вы, я к вам со всей душой…

— Да мне-то что? — зевнул он. — Все одно на сороковой день больше не встанешь.

— А вот и встану! — закричала я.

— Не встанешь, мертвячка! Думаешь, не знаю я, кто вы? Да только на сороковой день отлетит твоя душонка, и все, упокоишься ты наконец!

— Спорим, что встану?

— Да тут и спорить нечего. Знаешь, сколько вас тут таких было? И где они?

— Они ничего не знали, — убежденно сказала я. — А надо мной сейчас ритуал проведут, и буду я жить вечно!

— Дура баба, — осуждающе молвил он. — Сожжет тебя дьявол, душу отберет — и все дела.

— Сам дурак!

— Слушай, дай поспать?

— Ну и спи, — раздосадовано сказала я. — Спи! На сорок первый день встретимся!

— Не, я так быстро не умру, — донесся мне в спину скептичный голос.

Антон пришел примерно через полчаса.

— Заждалась? — ласково спросил он.

— Я тебя всегда жду, — просто ответила я.

Он внимательно посмотрел на меня, раскрыл молнию на сумке и достал двухлитровую бутылку из-под колы, полную тягучей красной жидкости:

— Это тебе.

— Спасибо, — бросила я на него признательный взгляд.

Он помнил, что я голодна. Он позаботился обо мне…

Я слишком много встречала в своей жизни мужчин, которые жаждали мной восхищаться, любить, носить на руках…

Но никто, никто из них не хотел обо мне заботиться.

Он сел рядом, и голова моя сама собой склонилась на его плечо.

— Алёнушка, девочка моя золотая, — шептал он и гладил меня по волосам. А я таяла под его лаской и жмурилась от счастья. — Знаешь, красивее тебя я еще никого не видел. Хотел бы я познакомиться с тобой, когда ты была живая, когда по твоим венам текла твоя собственная кровь и билось твое сердце. Я бы, наверно, женился на тебе, ей-богу. Просто для того, чтобы иметь эксклюзивное право на твое тело. Но, раз уж тело отдано смерти — ты отдашь мне свою душу? Мне одному?

— Да, — шепнула я с некоторым трудом. Губы отчего-то не хотели повиноваться.

— Спасибо тебе за этот бесценный дар, — серьезно сказал он и поцеловал мня в лоб. — Взамен я тебе подарю жизнь вечную.

А потом он взял меня на руки — и понес через кладбище. Я хотела спросить: «куда мы идем?», но губы не смогли шевельнуться. Я хотела поднять руку, чтобы обнять его а шею — но она так и осталась бессильно свисать вниз.

Я была в его руках как тряпичная кукла.

«Что это?», — с неким недоумением думала я. Впрочем, я доверяла Антону. И потому я нежилась в его руках и совсем не расстроилась, когда он зашел в березовую рощу за кладбищем, прошел два метра и оказался на поляне. Вернее, то была не поляна. Ровный, словно циркулем отмеченный круг был выжжен, усеян пеплом, а посредине него красовался огромный железный крест.

Увидев его, я лишь сонно удивилась — надо же, а мы с Лариской насквозь прочесали всю рощу, а пепелища так и не нашли.

Антон уложил меня прямо на пепел, склонился и, легко касаясь пальцами моего лица, прошептал:

— Само совершенство… Ну почему мы не встретились, когда ты была жива?

Я смотрела на его прекрасное лицо в лунном свете, и молча говорила ему то же самое.

Он лишь печально улыбнулся, словно услышал мои мысли.