Наш «бичкрафт» летит тем же путем. Внизу мы опять видим невообразимо синее море, а затем длинную узкую песчаную полосу - волшебный остров Канкуэн. Но мы не приземлимся на нем, так как приземлиться здесь негде, хотя для меня этот затерянный в Карибском море остров мог бы представить интерес. (Дело в том, что в центре острова Холмс некогда нашел остатки маленькою майяского города.) Миновав Канкуэн, летим над Женскими островами. На северном побережье главного, вытянутого в длину известнякового острова я вижу почти мертвую гавань Долорес, когда-то известную стоянку карибских флибустьеров. У южного побережья замечаю прекрасно сохранившееся майяское здание с низким постаментом, которое - так же как тулумский дворец - высится на крутом утесе самой южной оконечности Женских островов. Я пытаюсь сфотографировать с самолета еще ряд явно уже хуже сохранившихся зданий, лежащих в нескольких сотнях метров от берега. Женские острова тоже были местом паломничества верующих майя. По многочисленным скульптурам богини Ишчель первые испанцы и дали острову его название, удержавшееся до наших дней.
Над высоким зданием на южной оконечности острова мы меняем направление полета. Теперь мы летим на северо-запад; наша ближайшая цель - крайняя оконечность Юкатана, мыс Каточе. А затем мы направляемся прямо в Мериду. Это еще один город, основанный Монтехо. Позднее он стал главным жизненным центром северного Юкатана.
Под крыльями «бичкрафта» вновь убегает плоская земля северной части полуострова, сизалевые плантации, ветряки (их здесь около 15 000), которые черпают воду из артезианских колодцев, время от времени появляется индейская деревенька, всякий раз с прекрасной церковкой в стиле барокко, и наконец под нами Мерида, родная пристань нашего «бичкрафта». А на аэродроме - привычное место для стоянки самолета…
Я был в Мериде уже четырежды. Но, кроме Юкатанского национального музея, университета и Национального археологического и исторического института, пока ничего не видел. Джон и Билл тоже. И мы договариваемся, что хотя бы под конец нашего совместного странствия как следует осмотрим главный город Юкатана. Тем более что Мерида, по сути дела, тоже майяский город. Не только потому, что в предместьях Мериды живет много майя, но прежде всего из-за ее прошлого. Ведь Франсиско де Монтехо, сын первого Франсиско, основал Мериду прямо на месте древнего майяского города Тихо.
Кстати, что стало с Монтехо после того, как он покинул страну майя? От Кортеса он никакой помощи для новой экспедиции не получил. Но зато ему даровали еще один высокий титул: он был назначен правителем Табаско, хотя ранее это звание уже было присвоено другому человеку. Итак, он отправился в Табаско и основал там еще одну, уже третью по счету, Саламанку - Саламанку-де-Шикаланко. А у берегов Лагуны-де-Терминос им была основана четвертая Саламанка - Саламанка Ицамканак. Позднее, однако, в Табаско вернулся первоначальный испанский правитель, сверг Монтехо и посадил его в тюрьму.
Выйдя из заключения, Монтехо вместе со своим сыном Франсиско де Монтехо-младшим попробовал снова завоевать хотя бы то, что на бумаге давно ему принадлежало, - страну майя. Во главе 500 вновь нанятых воинов он вступил с юга на территорию нынешнего штата Кампече и основал его современный главный город - пятую Саламанку (Саламанка-де-Кампече). А оттуда после более чем 10 лет проволочек наконец предпринял попытку захватить самое сердце майяской земли - северный Юкатан, область, где лежали развалины самых блестящих, но к тому времени уже покинутых жителями городов Чичен-Ицы, Ушмаля и Майяпана.
Во главе похода на северный Юкатан стояли теперь два молодых Франсиско де Монтехо - сын и племянник. Новое войско завоевателей и на этот раз двигалось с юго-запада. Первым делом двоюродные братья основали на своем пути шестую по счету Саламанку династии завоевателей. Затем в Кампече они встретились с представителями самой могущественной в ту пору юкатанской династии Шив, приняли от них присягу на верность и под охраной дружественных Шивов дошли до самого севера полуострова. Здесь, на месте майяского центра Тихо, оба Монтехо основали впоследствии город Мериду, с тех пор и до настоящего времени остающийся главным центром Юкатана.
От древнего Тихо не сохранилось ничего, зато Мериде есть что предложить гостям. Город велик. До Цибильчальтуна, Сайиля и Кабаха я добирался пешком, в других местах пользовался автомобилем, пароходом, а в последний раз и самолетом. Для осмотра старой Мериды мы нанимаем «пулышто» - карету. Она такая старая, такая разболтанная, что, кажется, должна развалиться при первом движении колес. Конь тронулся с места, но карета, на удивление, выдержала. От отеля «Колон», где живут Билл и Джон, мы едем сначала на изящную квадратную главную площадь Мериды. Останавливаемся слева, где стоит огромный кафедральный собор, посвященный святому Ильдефонсо, епископу Толедскому. В день святого Ильдефонсо, по католическому календарю, в молодой город, окруженный враждебным войском непокоренных майя, явился властитель Шив и предложил испанцам сотрудничество, а также передал завоевателям свои дары - кукурузу и дичь (майя до сих пор называют Юкатан «Землей фазана и оленя»). Дары и особенно предложение сотрудничать Монтехо с радостью принял, а Шив был в Мериде крещен. Крещеный предводитель самого могущественного майяского государства помог конкистадорам завоевать Кампече и северный Юкатан. Он разослал по всей стране делегации, возглавляемые членами своей семьи, которые требовали, чтобы майя подчинились белым людям.
Самую многочисленную делегацию Шивы направили к своим давним врагам Кокомам, которые теперь жили уже не в Майяпане, а в городе Сотута. Но Начи-Коком, тогдашний «великий человек» Сотуты, отказался сдаться и без всякого милосердия перебил посланцев Шивов, которые принесли ему позорное предложение капитулировать. Он казнил всех, кроме одного, по имени Кан-Чи. Кан-Чи пришлось сначала присутствовать при казни остальных членов посольства, затем Начи-Коком велел выколоть ему глаза и сказал: «А теперь отправляйся домой и поведай всем, что ты видел перед тем, как ослеп. И передай, что свободный народ Земли фазана и оленя покарает так всех, кто покорится, кто протянет завоевателям руку».
Однако Шивы не все погибли, и с их помощью семья Монтехо в нескольких решающих битвах окончательно сломила сопротивление юкатанских майя. Старший из Монтехо лишь короткое время принимал участие в покорении новых майяских территорий. Он вновь отправился на побережье Кинтана-Роо, где основал последнюю, седьмую, Саламанку - Саламанку-де-Уаймиль - Четумаль. Но территорию, которая лежала за этой последней Саламанкой, Монтехо не сумел покорить.
Семь Саламанок прозябало, некоторые из них прекратили существование. И только один город - Мерида - пережил бурные времена сражений и все индейские восстания.
От деревянных, украшенных богатой резьбой врат кафедрального собора карета везет нас к древнейшему жилому зданию города. Оно было построено в 1549 году и принадлежало семье Монтехо. Фигуры двух рыцарей, изображенных им великолепных дверях дворца, напоминают о победе завоевателей и поражении майя: испанские рыцари, держащие герб Монтехо, стоят на отрубленных головах майяских властителей.
Дворцы и пирамиды майя остались у нас позади. «Майя мертвы, майя мертвы», - мысленно повторяем мы.
Просим кучера: «Отвезите нас куда-нибудь, где повеселей».
Кучер кивает, и вот мы отчаливаем в зыбкой пульпите от Паласио Майор и плывем по тихим улочкам обширного города. Поскольку колониальные индейцы не умели читать, строители Мериды украсили угловые дома не названиями улиц, а гербовыми щитами. Так, одна из улиц называется Дос Карас - и на щите в самом деле изображен двойной лик. Другая носит название Ла Мухер Вьеха - Старая женщина, и тому подобное.
Наша шаткая карета останавливается наконец перед окраинной таверной с танцевальным залом. Таверна называется «Тулипанес» («Тюльпаны»). Мы платим с километража - поэтому кучер и завез нас так далеко. Садимся за столик прямо перед сценой, на которой певица-метиска в сопровождении местного оркестра исполняет бесконечные тоскливые юкатанские песни. Право, я никогда и нигде не слышал таких красивых и в то же время печальных песен.
Тянем из рюмок приятный штабентун - юкатанскую водку из аниса и меда. Когда мы допиваем третью рюмку, подходит официант (очевидно, мы хорошие заказчики) и задает совершенно излишний вопрос: «Сеньоры - иностранцы?», а затем предлагает: «Идемте со мной, я вам кое-что покажу» - и ведет нас куда-то вниз. Здесь, прямо под сценой, на которой сидят музыканты, находится сенот.
- Сеньоров интересуют те, кто тут тогда жил? (Сам он типичнейший индеец, какого только можно себе представить.) А известно ли сеньорам, что на месте, где стоит наша Мерида, раньше был их город? Он назывался Тихо.
На минуту официант смолк.
- А это, синьоры, бывший главный сенот Тихо.
Майяский город исчез, только его сенот, источник живой воды, остался, Теперь он стал достопримечательностью окраинного трактирчика; за несколько песо официант приводит сюда любопытных посетителей. Он включил прожекторы, которые установил над сенотом предприимчивый трактирщик, и оставил нас одних.
Над нами на сцене рыдают харане, самые прекрасные, самые печальные песни мира. И это все, что осталось от майя?
Свет электрических ламп озаряет хрустальную воду колодца. Видно глубоко. Мне страшно грустно. Надо прощаться. Вынимаю из кошелька монету в несколько центов и бросаю в сенот, чтобы еще когда-нибудь сюда вернуться.
Желтая монета медленно, легонько опускается на дно. Что с ней станет потом? Утонет и будет забыта? Я все еще ее вижу. На одной стороне отчеканена индейская пирамида.
Я ничего не говорю. Джон тоже молчит. Только Билл еще с той минуты, как мы отъехали от дома Монтехо, бормочет про себя: «Майя мертвы. Майя больше не существуют».
Глава 20 «КРИПТА ВОСКРЕСЕНИЯ»
На следующий день мы пожали друг другу руки и простились. Билла и Джона ожидала в отеле телеграмма: они должны немедленно вернуться в Соединенные Штаты. Я отправляюсь в обратный путь по той же трассе и тем же способом, каким приехал сюда, - весьма неторопливым «экспрессом» до Кампече, а потом по окраине Лакандонских джунглей в Чиапас и Табаско. Один индейский центр я хочу на обратном пути посетить снова - как раз тот, с которого я начал свое путешествие за сокровищами майяских городов: Паленке.
Насколько можно судить, в этом красивейшем городе Древнего царства жизнь замерла уже в конце VIII столетия н. э. До сих пор майяологи дешифровали в Паленке 14 календарных дат, еще 11 паленкских надписей также, вероятно, содержат календарные данные. Древнейшая из известных пока надписей была обнаружена в «Храме лиственного креста». Мы можем прочесть здесь дату 5 Эб, 5 Кайяб - 9.5.1.11.12., что в применяемой ныне корреляции соответствует 536 году н. э. Большая надпись в «Храме креста» содержит дату 13 Ахав, 18 Канкин - 9.10.10.0.0., или наш 642 год. К этому же году относится рельеф в «Храме солнца».
Надпись, которую я видел в Национальном антропологическом музее, относится к 652 году, рельеф в «Храме лиственного креста» - к 692 году, и, наконец, во дворце была найдена плита, помеченная датой 13 Ахав, 13 Муан - 9.17.13.0.0., или 782 годом н. э.
Я часто говорю здесь о майяских датировках. И мне следовало бы попытаться объяснить, каким образом майя датировали свои постройки и стелы. Речь идет о весьма сложном предмете. Для наглядности в качестве примера я выбрал как раз датировку из паленкского дворца: 9.17.13.0.0., 13 Ахав, 13 Муан. В майяском летосчислении (дате) мы прежде всего замечаем число. Это пять цифр, записанных в особой двадцатеричной системе, которой пользовались одни только майя. Число содержит в себе не только количество минувших лет, но и точное количество всех дней, минувших с начала майяского летосчисления. Следующий показатель датировки - в данном случае 13 Ахав - это обозначение дня священного майяского года цолкина (состоящего из 260 дней), где число 13 можно себе представить как определенный день недели, например наше воскресенье, Ахав же соответствует празднику нашего календаря, например рождеству. Наконец, третий показатель - здесь 13 Муан - говорит мне, о каком дне месяца идет речь. К примеру, это может быть 25 декабря. Таким образом, содержание датировки 9.17.13.0.0., 13 Ахав, 13 Муан мы можем представить себе, например, как: 1975 год, четверг, рождество, 25 декабря (учитывая, разумеется, что майяское число входит в двадцатеричную систему, что дата цолкина 13 Ахав состоит из чисел от 1 до 13 и 1 из 20 святых патронов этого дня, а дата 365-дневного года - хааба - состоит из 18 месяцев по 20 дней и 5 остаточных дней). Датировок, более поздних, чем 9.17.13.0.0., 13 Ахав, 13 Муан, или 782 год,- в Паленке не существует. Очевидно, примерно в это время жизнь в «Змеином городе» замирает. В отличие от абсолютного большинства других центров Древнего царства, о причинах гибели или обезлюдения которых майяологи до сих пор продолжают спорить, Паленке после кратких 250 лет ослепительного существования явно было разгромлено чужим войском, вторгшимся на территорию этого города-государства.
Подробное обследование, проведенное за последние годы в ареале города, с достаточной достоверностью показало, кто именно напал на него. В развалинах Паленке были найдены многочисленные каменные ярма и особенно так называемые пальмы (ритуальные каменные топоры), которые характерны только для одной индейской культуры - тотонаков, живших в ту пору и поныне живущих в штате Веракрус. Тотонаки тогда, очевидно, захватили и разграбили Паленке и, весьма вероятно, физически уничтожили в «Змеином городе» всех представителей светской знати и жречества.
Исключительно тщательное археологическое обследование Паленке, которое недавно дало ответ на вопрос, каким образом, когда и кем был разгромлен великолепный «Змеиный город», принесло еще одно неожиданное открытие: открытие внутри четвертой, главной пирамиды Паленке «Храма надписей».
И я вернулся в Паленке не только, чтобы еще раз увидеть этот «самый утонченный» город индейской Америки, но и чтобы заглянуть внутрь знаменитой, окутанной столькими легендами пирамиды. Во время моего первого пребывании в Паленке пирамида была закрыта для посетителей: реставрировалась верхняя часть святилища.
Прежде чем спуститься внутрь «Храма надписей», мне сначала пришлось подняться по десяткам ступеней девяти уступов этой пирамиды на высоту 24 метров. Только там, наверху, расположен сам храм. Его наружные стены и дверные колонны украшены рельефами, каких я до этого не видел ни в одном другом майяском городе. Дело в том, что, помимо мужчин, они изображают и женщин. Матери держат на руках невероятно уродливых детей: лицо каждого ребенка заменяет маска бога дождя, из ножки вырастает змея. Возможно, эти странные портреты матерей и детей запечатлевают привычное для центральноамериканских индейцев представление, будто роженицы, умершие во время родов, возносятся в ту часть небес, которая отведена лишь им да счастливым воинам, павшим на поле брани.
Внутри храма я увидел, пожалуй, самую большую из известных науке майяских надписей - три иероглифические плиты, занимающие всю заднюю стену святилища
. Если мы сложим иероглифы этих трех каменных плит, то получим число 620. В самом тексте я опять-таки нахожу ряд календарных данных, дополняющих даты, известные мне по «Храму креста», «Храму лиственного креста», паленкскому дворцу и другим объектам города. Примечательно, что трехчастная каменная надпись содержит календарные даты, охватывающие период в 10 катунов (один майяский катун соответствует приблизительно 20 годам, таким образом, это почти целых 200 лет). Основополагающей календарной вехой на каменных плитах в паленкском «Храме надписей» майяологи считают дату, соответствующую нашему 692 году.
Эти иероглифические плиты известны исследователям уже давно. Многие майяологи провели на каменному полу святилища по нескольку дней, чтобы тщательно скопировать текст этого клада среди майяских надписей, и не подозревали, что прямо под ними, под каменным полом храма, скрывается другой клад, открытие которого позднее поразит всю Америку.
При сравнении «Храма надписей» с другими майяскими храмами меня удивило, почему ни один из исследователей, которые часами сидели на вершине пирамиды, срисовывая диковинные майяские иероглифы, не задался вопросом, каково назначение этого здания. В майяских городах пирамиды обычно строились всего лишь в качестве великолепного постамента для небольших святилищ, где, ближе к небу, совершались богослужения. Однако здание, украшающее вершину этой пирамиды, явно не было храмом. Внутри комнатки на вершине строения мы находим упомянутую выше прекрасную иероглифическую надпись и ничего больше. Перед великолепным рельефом стояли граф Вальдек, Стефенс со своими друзьями Казервудом и д-ром Кэботом, старательный британский археолог Моудсли, Маршалл Сэвилл и десятки других исследователей. Они восхищались богатой иероглифической надписью, необычными рельефами на колоннах у входа, а затем по крутой лестнице опять спускались к дворцу «великого человека».
Какой же цели служил паленкский «Храм надписей»? За ответом, еще до того как отправиться на поиски сокровищ майяских городов, я зашел в Национальный автономный университет города Мехико к профессору Альберто Русу, который впервые задал себе этот вопрос. На основе его рассказа и коллекции маленького паленкского музея, расположенного прямо в городе, я могу реконструировать, что тут некогда произошло.
В 1949 году профессор Рус посетил Паленке; до этого он был здесь уже несколько раз, его привлекала тайна высокой пирамиды. Но ни знаменитая надпись, ни удивительные рельефы на дверных колонках ничего не говорили о ее подлинном назначении. Тогда он заинтересовался полом помещения. В отличие от полов в других паленкских храмах этот пол был покрыт искусно обработанными каменными плитами. Внимание исследователя привлекла одна плита, которая имела по краям 12 отверстий, плотно закрытых каменными пробками. Поскольку плита немного выступала над полом, помощники Руса попытались приподнять ее с помощью рычага. После довольно длительных усилий это удалось. Когда плита была устранена, перед Русом открылся вид на часть лестницы.
Хотя лестница была завалена тоннами камня и глины, ее стены прекрасно сохранились. Было ясно, что кто-то специально закрыл вход в глубь пирамиды. Настала пора изнурительной, однообразной, каторжной работы. В течение долгих четырех лет исследователи вместе с десятками индейских рабочих освобождали ступень за ступенью, продирались сквозь засыпанную лестницу, чтобы открыть тайну необычной пирамиды. За первые два года была очищена 21 ступень. В 1951 году исследователи добрались до вентиляционных шахт, через которые сюда попадали воздух и свет.
На глубине 16 метров экспедиция достигла места, где лестница кончалась и открывался какой-то коридор, вход в который преграждала стена из камней, зацементированных раствором извести с песком. О том, что стена закрывает доступ к какому-то «святому» месту, говорила и еще одна находка. В глиняной шкатулке, замурованной в стене, исследователи нашли жертвенные предметы: раковины, окрашенные в красный цвет, прекрасную жемчужину диаметром 13 миллиметров и множество драгоценностей из нефрита.
Когда участники экспедиции проломили эту стену, они увидели еще одну толщиной в целых 4 метра. В конце нее Рус сделал очередное удивительное открытие: в небольшом каменном ящике были сложены останки шестерых людей - пяти мужчин и одной женщины. Кости погребенных (как оказалось, это были человеческие жертвоприношения) пришлось первоначально сломать, иначе они не уместились бы на таком маленьком пространстве.
Столь непочтительно уложенные тела шести покойников странно контрастировали с явными доказательствами их благородного происхождения - деформированными черепами и остатками «аристократической» инкрустации зубов.
А затем Рус и рабочие подошли к последнему препятствию - огромной каменной плите. Когда и она была устранена, они вступили в просторную крипту, лежащую на глубине 25 метров ниже уровня пирамиды. Произошло это 15 июня 1952 года, и Рус вспоминает эту дату как самый прекрасный день своей жизни. «Крипта, - рассказывает он, - напоминала сказочный мир фильмов Диснея». Постоянные тропические дожди, поливавшие пирамиду не менее 1200 лет, образовали на потолке склепа сосульки из белоснежных сталактитов.
Под сталактитовой бахромой лежала монолитная плита, закрывавшая большую часть пола гробницы. При этом крипта весьма просторна: 9 метров в длину, 4 - в ширину, почти 7 метров в высоту. Одну из стен покрывали штуковые рельефы 9 Властителей ночи - богов 9 майяских преисподних. Все они празднично разодеты; их наряд украшают перья кецаля и пояса, на каждом из которых изображены три человеческих черепа.
Богатые жертвенные предметы лежали на полу храма и на каменной плите. Среди них была, на мой взгляд, самая замечательная работа майяских портретистов - прекрасно сделанная мужская голова, свидетельствующая о совершенном техническом мастерстве своего творца. Лицо этого человека, жреца или представителя знати, не просто передает портретное сходство. Оно выражает все, что надлежало соединять в себе властителям майяских городов: возвышенность духа, богатую внутреннюю жизнь, тесную связь с математизированным порядком вещей - покорность неизменной философии времени.
Теперь Рус и его спутники не сомневались, что открыли тайное святилище, где для совершения обрядов собирались сановники Паленке, и что этот огромный камень был центральным алтарем тайного святилища внутри пирамиды. А поскольку каменный алтарь и до сих пор остается на первоначальном месте, я могу сравнить находку Руса с другими подобными творениями индейских мастеров, ценными мною в майяских городах.
Плита действительно огромна и превосходит размерами все произведения такого рода, которые до сих пор были найдены в индейских городах Америки. Длина ее 3,8 метра, ширина - 2,2 метра, толщина - 25 сантиметров. Вся поверхность алтарной плиты богато украшена. В центре ее фигура молодого мужчины - явно не портрет конкретной личности, а изображение человека, как такового, - представителя человеческого рода. Из него вырастает крест, символ животворной кукурузы. По обе его стороны из кукурузных листьев выступают двуглавые змеи. А змея в майяских представлениях связывалась с урожаем, точнее сказать, с дождем (дождевые тучи якобы ползут над землей, как ленивые пресмыкающиеся).
На самой вершине креста жизни я вижу кецаля - священную птицу центральноамериканских индейцев, чьим оперением имели право украшать себя лишь знатные жители майяских городов, в первую очередь жрецы. По сторонам креста как бы свисают схематические изображения бога солнца. Из тела юноши вырастает жизнь, но сам юноша почиет на лике смерти - на безобразной голове фантастического животного, из пасти которого торчат острые клыки. Нос и подбородок животного лишены мышц. А дикие глаза словно ищут новую жертву. Да, это лик смерти, а в представлениях центральноамериканских майя это одновременно и божество, олицетворяющее мать-землю. Бога земли майя представляли как огромную ящерицу, которая живет в земле и питается телами людей и животных, ибо после смерти все возвращается в землю.
Смысл этой драматической каменной картины совершенно очевиден. Да, человек умирает, отправляется в землю, но лишь для того, чтобы когда-нибудь снова ожить, подобно зернышку священной кукурузы, снова вернуться на этот свет.
С 15 июня 1952 года в течение нескольких месяцев Альберто Рус исследовал святилище. Когда картина, украшающая каменный алтарь, и портреты девяти Властителей ночи были тщательно скопированы, Рус заинтересовался постаментом алтаря. Ведь огромная алтарная доска покоилась на могучем каменном цоколе. Кроме того, алтарную плиту поддерживало еще 6 богато украшенных каменных столбиков. Нижний несущий блок весил более 20 тонн, сама алтарная плита - еще 5 тонн. Исследователи попытались простукиванием установить, в самом ли деле перед ними монолитный блок или, может быть, каменный цоколь скрывает в себе полость.
Выяснилось, что действительно полость там есть. Что она содержит? Несколько дней ушло на поиски какой-нибудь щели в поверхности каменного цоколя. Наконец один из рабочих нащупал ее. Затем Рус спустил через щель на нитке простейший зонд. Когда зонд вытянули, на нем оказались следы красной краски. Это было очень важное обстоятельство. Красная краска означает восток. А поскольку, по майяским представлениям, на востоке каждый день рождается солнце, в предыдущий вечер умершее на западе, красный цвет - это краска воскрешения. Восстание из мертвых. То есть та же тьма, что украшает алтарный камень. Красный цвет должен был обеспечить погребенным воскрешение и вечную жизнь. Поэтому майя во времена Древнего царства натирали красной краской тела умерших и все предметы, которые клались вместе с ним в могилу. Впрочем, настоящая могила (если исключить столь недостойным образом захороненные останки 6 мертвецов в преддверии этого святилища) до сих пор не была найдена ни в одной индейской пирамиде
. Тем не менее исследователи предполагали, что в полости каменного постамента алтарной плиты они обнаружат выкрашенные в красный цвет жертвенные предметы. Так или иначе, оказалось, открытием тайного святилища в «Храме надписей» обследование паленкской пирамиды еще не завершено.
Рус пытался приподнять каменную плиту, чтобы заглянуть внутрь каменного постамента. Это была исключительно трудная работа. Узкий коридор не позволял доставить в крипту технические средства, камень пришлось сдвигать лишь помощью деревянных ломов, принесенных рабочими. Передвижка плиты продолжалась 24 часа. За все это время никто из участников не покинул душной крипты.
Когда наконец камень стронулся с места, Рус смог прямо над открытой могилой продиктовать своему помощнику Сесару Саэнсу телеграмму президенту республики: «Сегодня я открыл в крипте пирамиды, называемой «Храмом надписей», погребение правителя. С глубочайшим почтением Альберто Рус. Паленке, 27 ноября 1952 года».
Следовательно, была найдена первая индейская пирамида, служившая надгробием. В каменном саркофаге покоился мертвец, которого жрецы положили сюда, вероятно, в 692 году. По сравнению с другими индейцами погребенный был довольно высокого роста (1,73 м) и относительно статный. Умер он в возрасте примерно 45 лет. Значительная влажность атмосферы повредила скелет, особенно верхнюю часть тела, поэтому нельзя было установить, подвергался ли череп погребенного искусственной деформации, как это было принято у знатных майя. На зубах мертвого не было инкрустаций, привычных для майяской аристократии украшавших, в частности, челюсти тех покойников в преддверии святилища, которые, как мы теперь понимаем, были принесены в жертву перед входом в гробницу, чтобы их души после смерти охраняли душу погребенного и прислуживали ей.
Видимо, властитель был похоронен в праздничном облачении, которое также подверглось губительному воздействию влажного воздуха. Но сохранились его драгоценности. Ожерелье - более чем из тысячи зернышек нефрита, нанизанных в 9 рядов. На обеих руках - браслеты, на каждом пальце - нефритовый перстень. В ногах покойного лежала маленькая статуэтка, изображающая бога солнца.
Но самые изумительные драгоценности украшали голову. К огромной диадеме было подвешено нефритовое изображение бога - летучей мыши. Пластинки серег исписаны иероглифами. Во рту лежала прекрасная раковина, которой, очевидно, покойник должен был заплатить за свое загробное пропитание. А само лицо покрывала прекрасная мозаичная маска, сложенная из более чем 200 кусочков нефрита. Только для глаз паленкский мастер использовал обсидиан и раковины. Как показало обследование каменного гроба, в момент погребения эта маска была налеплена, вероятно, раствором песка с известью прямо на лицо знатного человека. Совершенно ясно, что мозаичная маска дает относительно верный портрет покойного.
Открытие паленкской гробницы вызвало значительный интерес. И снова стал обсуждаться уже традиционный вопрос: не находится ли прародина майя в Египте? Там, где стоят подобные же пирамиды, служившие гробницами фараонов? Ученые давно дали на этот вопрос отрицательный ответ. Перед нами случайное совпадение двух схожих погребальных обрядов. Но таких, повторяю, лишь по случайности аналогичных обрядов, нравов, сходных черт материального и духовного мира различных культур можно найти множество во всех частях света. И тот, кто попытался бы соткать из них картину мира, найти пути, по которым тысячи лет назад перемещались по нашей планете народы и культуры, сразу же заблудился бы в своих предположениях. К тому же весьма трудно представить, чтобы при тогдашних мореплавательных возможностях египтяне могли достигнуть Америки или, наоборот, майя Египта. Но в большей степени, чем гипотезу о египетском происхождении майя, паленкское открытие воскресило не менее смелые, но еще менее обоснованные теории, согласно которым майя пришли из легендарной Атлантиды.
Перед майяологами открытие Руса поставило другие вопросы. Например, кто был похоронен в этом великолепном мавзолее? Тот, кто открыл гробницу, считал погребенного правителем, то есть «великим человеком» Паленке. Но, с точки зрения выполняемых функций, между правителями майяских городов были, как известно, определенные различия. Мне представляется, что в период Древнего царства и конкретно здесь, в Паленке, «великий человек» города объединял в своем лице две главные функции - был светским главой государства и одновременно высшим религиозным сановником, верховным жрецом. И можно также предположить, что этот двуединый властитель Паленке сам был «автором плана» и «проектировщиком» своей блестящей гробницы. Когда он умер, жрецы положили его в заранее приготовленный мавзолей и загородили вход в крипту огромным валуном. Они также принесли в жертву богам несколько знатных молодых людей и одну женщину, возможно главную жену своего господина, дабы они сопровождали властителя на тот свет. Наконец, они засыпали всю лестницу камнями и глиной, а ее верхний выход заложили каменной плитой в полу помещения на вершине постройки. Для тех, кто пытался раскрыть тайну необычной индейской пирамиды, эта плита стала первым ключом к разгадке.
