Шестеро обреченных

Путешественник улыбнулся, констатируя, что наряду со столькими изменениями настроение водителя осталось прежним. Назвав одну из лучших гостиниц столицы, он удовлетворенно вытянул ноги и удобно устроился на кожаном сидении. Свое нынешнее триумфальное возвращение он сравнивал с жалким отъездом пять лет тому назад.

Названия улиц, по которым они проезжали, всплывали в его памяти. Вслед за его такси у гостиницы остановилось еще одно. Уверенным шагом он зашел в холл, даже и не подумав оглянуться: человек с таким положением не оглядывается и не смотрит по сторонам, входя в первоклассную гостиницу.

Он потребовал для себя лучший номер. И управляющий, по долгу службы обязанный хорошо разбираться в людях, дал ему ключ от требуемого номера, не вдаваясь в какие бы то ни было рассуждения, раскрыл перед ним регистрационную книгу постояльцев.

Расстегнув пальто, незнакомец вынул из внешнего кармана пиджака ручку с золотым пером. Затем тяжелой рукой вывел на бумаге: Нестор Грибб.

В графе «Прибывший из» его перо, казалось, застыло в нерешительности, но затем жирными буквами вывело: Виннипега.

А тем временем между шофером, доставившим Грибба, и его коллегой, остановившимся в нескольких метрах от него и высадившем высокого мужчину с черной бородой и в очках в золотой оправе, состоялся следующий диалог:

— Ты что, ехал за мной по пятам?

— Да, так просил тот тип, что подсел ко мне. То ли чокнутый, то ли шпик... «Следуйте за этой машиной, — сказал он мне, имея ввиду твою машину, дружище, — и постарайтесь не упустить ее из вида. Обещаю хорошие чаевые...»

Заполнив реестр, Нестор Грибб поинтересовался у посыльного, откуда можно позвонить. Подойдя к телефону и набрав номер, он услышал доносящиеся издалека длинные гудки, но трубку никто не снимал. Вторая попытка дозвониться также не увенчалась успехом.

— Тем хуже! — сказал он, привыкший, пребывая в длительном одиночестве, разговаривать с самим собой. — Вероятно, следовало заранее сообщить о своем приезде!.. Что ж, тем хуже!

Выходя из кабинки, он столкнулся с мужчиной, лицо которого не успел хорошо рассмотреть, но, сделав несколько шагов, обернулся и посмотрел на этого человека с черной бородой и в очках с золотой оправой.

«Где же, черт возьми, я мог видеть этого типа?» — подумал Грибб.

Этот вопрос он задавал себе и в гостиничном ресторане, где, час спустя, ужинал, и в мюзик-холле, где провел вечер после очередной безуспешной попытки дозвониться и тогда, когда пешком возвращался в гостиницу, и потом, когда раздевался перед большим зеркалом в своей роскошной спальне.

Вызвав коридорного, Нестор Грибб попросил его принести бутылку минеральной воды, которую он осушил прежде чем лечь спать. Ему было несколько досадно оттого, что не удалось повидаться со своим другом — Сантером, и он уже начал подумывать, не приехал ли он первым на условленную встречу, дата и место которой были назначены пятью годами ранее. В конце концов он уснул, и ему приснилось, что он дерется с этим распутником Линкольном, с которым ему пришлось бороться целых два года за право открыть собственную меховую лавку...

Проснулся он очень рано. Вокруг царила необычайная тишина. Лежа в постели, он наслаждался теплом одеял и, не открывая глаз, раскурил сигару... Как теперь все станет просто и прекрасно!.. Завтра он повидается со своей старушкой-матерью. Он привез ей в подарок шелковое платье, шаль с красными кистями и четки с костяшками из кораллов и золотым распятием. Как же она будет счастлива!..

Он встал с постели, как только часы начали отбивать восемь ударов. Стоя перед зеркалом и намыливая подбородок, он начал напевать:

Сказал старый Обадьях молодому Обадьяху:

«Я уж стар, Обадьях, я уж сух».

Сказал молодой старику:

«Я ведь тоже, Обадьях, я ведь тоже».

Он совершенно разучился бриться. Ведь там он ходил с красивой золотистого цвета, жесткой, курчавой бородой. Да и потом, эти бортовые парикмахеры... Нет, он совершенно не умеет бриться. Даже квасцами невозможно остановить кровь от порезов.

Облачившись наконец в свой синий костюм, он позвонил коридорному, чтобы тот принес завтрак. На принесенном подносе, кроме завтрака, лежал еще и большой серого цвета конверт. Марки на нем не было, но, кроме его имени, было еще написано: Срочно и лично в руки.

Распечатав конверт, он достал оттуда сложенный вдвое листок бумаги в клетку. Отослав коридорного, развернул его и прочел написанное большими печатными буквами следующее:

— АНРИ НАМОТТ

— МАРСЕЛЬ ЖЕРНИКО

+ НЕСТОР ГРИББ

УБЕР ТИНЬОЛЬ

ЖОРЖ САНТЕР

ЖАН ПЕРЛОНЖУР

Нестор Грибб никогда не читал газет, поэтому он ничего не знал ни о гибели Намотта, ни о таинственном исчезновении Жернико. Он попросту ничего не понял.

Глава XI

Очередная жертва

— Месье Воробейчик, а не могли бы вы сказать мне откровенно? — спросил Сантер, которого час тому назад детектив поднял с постели в гостинице «Титаник» и попросил пойти вместе с ним в его квартиру, чтобы еще раз осмотреть ее.

Скрепя сердце и не в силах скрыть свою антипатию к детективу, Сантер все же уступил его настойчивой просьбе.

Месье Ванс посмотрел на Сантера и иронично улыбнулся:

— Вы и вправду считаете, что я могу сказать что-нибудь откровенно?

Хотя Сантер в этом очень сомневался, но все же без колебаний ответил:

— Конечно, можете! Скажите-ка...

— Что? — машинально спросил месье Ванс.

— Как вы полагаете, может ли быть так, что Жернико до сих пор еще жив?

Ступив несколько шагов по комнате, Воробейчик неожиданно признался:

— Я не знаю! Ведь вы сказали мне, что его рана оказалась серьезной и он потерял так много крови, что рубаха и покрывало были буквально залиты ею... Если ему даже хватило сил пережить транспортировку, то не думаю, что «рыжий тип», будем его так называть, сжалился бы над ним... Это противоречило бы тому плану, который он, похоже, наметил. Я, скорее склонен думать — простите, вы ведь сами попросили меня быть откровенным, — что тело вашего друга на днях появится в канале...

Сантера невольно прошиб пот.

— А вам не приходило в голову, что его похитили из-за той его татуировки? Быть может, сейчас его держат где-то вдали от людских глаз и пытаются выведать, где находится его секретный тайник? Как ужасно, будучи его другом и сознавая все это, не иметь возможности помочь ему...

Месье Ванс лишь пожал в ответ плечами:

— Такая мысль могла прийти в голову только женщине! — просто ответил он.

— Вы полагаете, что только женщине? — спросил Сантер, чувствуя, что начинает краснеть. — Но иначе я никак не могу объяснить похищение Марселя... А вы сами?..

— Видите ли, я вообще всему этому пока никакого объяснения не нахожу, — признался месье Ванс. — После паузы он добавил. — Но оно, несомненно, должно быть...

— Несомненно, — съехидничал Сантер. — Вероятно, вы так и не понимаете, каким образом это похищение было совершено?

— Честно говоря, не понимаю, — ответил месье Ванс.

— Тот рыжий тип тем временем разгуливает на свободе, а ведь я поклялся Жернико отомстить за него. С тех пор прошло уже столько дней.

— Ровным счетом пять.

— Да, целых пять дней прошло с момента его исчезновения, и мы, его невеста и я, со все возрастающей тревогой спрашиваем себя: жив ли он? Если да, то его необходимо срочно спасать, ну, а если мертв...

— ...то его невесту следует известить об этом, — закончил месье Ванс.

Сантер недоверчиво посмотрел на детектива. Интересно, на что это он намекает?

— Будьте столь любезны объяснить мне, что вы хотели этим сказать, — сухо потребовал он.

— Да что здесь объяснять, дорогой мой! Если месье Жернико мертв, то необходимо, чтобы об этом узнали все и, в первую очередь его невеста мадемуазель Асунсьон. Ведь одно дело держать слово, данное живому, и совсем иначе — мертвому! Если бы она хранила верность мертвому, то это было бы по крайней мере неприятно. Благородно, но неприятно.

Говоря это, месье Ванс направился к спальне.

Стоя на месте, Сантер испытывал крайнее бешенство. Он слышал доносящиеся из спальни шаги детектива. Инспектор открыл выходящую на лестничную клетку дверь, вышел, затем вернулся, и Сантер увидел через оставшуюся приоткрытой дверь, как тот опустился на колени, тщательно обследуя ковер... И что это он надеется там обнаружить? Следы чьих-то туфель, сигаретный пепел или расчлененный на четыре части волосок? Быть может, благодаря гранатового цвета рисунку ковра он рассчитывал открыть тайну похищения Жернико?

Старания детектива выглядели до того жалкими и по-ребячески нелепыми, что Сантер лишь пожал плечами и, чтобы убить время, принялся распаковывать сложенные в углу чемоданы Намотта.

Просматривая вещи своего трагически погибшего друга, Сантер между делом предавался размышлениям. Что же касается тем как для серьезных, так и для меланхолических размышлений, то их хватало с избытком. Очаровательное приключение, как он называл все происходящее еще несколько дней тому назад, заканчивалось донельзя плохо. Все началось с таинственной гибели Намотта, затем последовало похищение Жернико... а ведь, по словам Жернико, этот таинственный убийца намерен беспощадно уничтожить всех их шестерых... Кроме того, он думал об Асунсьон, об этой настоящей загадке в женском обличьи и о странном поведении Перлонжура вечером накануне...

— И все же, — сказал Сантер достаточно громко для того, чтобы его мог услышать находящийся в соседней комнате инспектор Воробейчик, — человек не может вот так просто взять и исчезнуть, испариться! Точнее — даже два человека, один из которых находился уже при смерти... Неужели вы так ничего и не обнаружили за эти пять дней?

Ответ не замедлил последовать:

— Кое-что обнаружил, однако эти находки ничего не объясняют, а, напротив, еще больше запутывают и усложняют дело... По крайней мере на данном этапе расследования.

— И вы не нашли ни одного свидетеля?

— Ни одного.

— Однако... — прежде, чём продолжить, Сантер сделал нерешительную паузу, — над всеми нами нависла серьезная, смертельная опасность. Вы что же, не намерены ничего предпринять для того, чтобы нас защитить?

Неожиданно зазвонивший телефон заставил его прервать свои вопросы.

— Очевидно, это звонит консьерж, — сказал Сантер, неторопливо направляясь к телефону.

— Алло!.. Да... Что? Что вы говорите?! Ну конечно же!..

— Что там такое? — крикнул месье Ванс из спальни.

— Грибб приехал! Нестор Грибб! — завопил радостно Сантер. — Грибб! Старина Грибб!

С этими криками он побежал к входной двери и настежь распахнул ее:

— Он уже едет сюда! Я слышу шум приближающегося лифта!

Сантер побежал к дверце лифта.

Встав с коленей, месье Ванс отряхнул брюки. Ему было любопытно посмотреть на Грибба. «На этого чудом уцелевшего!» — не удержался он от мелькнувшей у него мысли. Чтобы не мешать встрече друзей, он неторопливо прошел в гостиную.

Однако неожиданно раздавшийся пронзительный крик заставил его выскочить на лестничную площадку.

Он увидел стоящего возле лифта Сантера. На руках тот держал какого-то мужчину. Голова и руки этого мужчины беспомощно свисали, а из затылка торчал стилет...

Глава XII

Убийство, совершенное в лифте

Мягко выражаясь, странные обстоятельства гибели Нестора Грибба впервые предоставили возможность месье Вансу блеснуть в этом таинственном деле, расследование которого ему было поручено...

— Быстрей! — приказал он Сантеру. — Звоните консьержу и скажите, чтобы он вызвал сюда двух полицейских.

— Но...

— Не теряйте ни секунды! А я займусь телом... Положив тело на лестничную площадку лицом вниз, он внимательно рассматривал стилет, послуживший причиной гибели «третьего из шести». Серебряная рукоятка была весьма искусной работы и прежде ее, должно быть, украшали драгоценные камни, извлеченные впоследствии из оправы. Этот факт вызвал у инспектора лишь беглую улыбку.

Встав, он бросил задумчивый взгляд в глубину кабины лифта, стоящего на этаже.

— Скажите, — раздался за спиной запыхавшийся голос, — он мертв?

— После такого удара? Вне всяких сомнений! Месье Ванс долго и внимательно смотрел на только что вышедшего из квартиры Сантера, охваченного смешанным чувством печали и ужаса.

— Это... Это просто неслыханно! — пробормотал Сантер, руки которого дрожали. — Ка... каким образом он добрался сюда?

— Он поднялся лифтом!

— Поднялся лифтом? — вскричал Сантер. — С каких это пор мертвецы сами поднимаются лифтом?

В этот момент консьерж появился вместе с двумя полицейскими. Увидев труп Нестора Грибба, все трое вздрогнули, однако, прежде чем они успели произнести какое-нибудь слово, месье Ванс отвел обоих полицейских в сторону.

Он быстро ввел их в курс дела и поручил вести тайное наблюдение за входом в здание, пропуская в него только жильцов. Он также попросил одного из них привести еще одного полицейского, который бы пришел к месье Вансу на третий этаж и остался бы здесь на посту.

Оба полицейских готовы уже были снова спуститься вниз, как вдруг на лестнице раздались чьи-то шаги. Мгновение спустя на площадке появился Жан Перлонжур.

— О боже! — воскликнул он. — Что это?

— Это тело вашего друга Нестора Грибба, которого только что убили — не прошло еще и пяти минут, — ответил месье Ванс. — Ну, а сами-то вы, что здесь делаете?

Тон, которым был задан вопрос, заставил молодого человека вздрогнуть.

— Мне нужно было поговорить с Сантером, — хрипло отозвался Перлонжур. — Поначалу я зашел к нему в гостиницу, но мне сказали, что он отправился сюда.

— Могу ли я быть настолько нескромным, чтобы спросить, что именно вы собираетесь сказать своему другу?

— Речь идет о личном вопросе.

Месье Ванс, казалось, какое-то время пребывал в замешательстве, затем, обернувшись к полицейским, сказал:

— Идите, время не ждет. Эй вы, подойдите-ка сюда. Это «эй вы» относилось к консьержу. Обезумев от страха, он дрожал и боялся приблизиться. Еще бы — два убийства в доме всего лишь за одну неделю... Третьего он наверняка не переживет.

— Ничего не бойтесь, — сказал месье Ванс. — Лучше скажите, как этот человек мог проникнуть сюда?

Консьерж с минуту собирался с мыслями, прежде чем ответить не совсем уверенным голосом:

— Я сидел у себя, когда он вошел в дом. Он сказал мне, что хотел бы увидеть месье Сантера — еще вчера месье Сантер назвал мне имена тех, кого он ждет, поэтому, когда месье назвался Гриббом, я сразу же проводил его к лифту, а затем вернулся на место, чтобы предупредить месье Сантера о приходе его друга... Вот и все.

— Насколько я понял, вы ввели его в кабину лифта?

— Да, я... Я объяснил ему, как работает лифт, и я... Я сам закрыл внешнюю дверцу...

— А вы видели, как лифт поднимался?

— Нет, месье. Он еще не успел отъехать от первого этажа, как я уже был на своем месте и звонил месье Сантеру.

— Интересно, почему он не сразу нажал на кнопку...

— Этот... покойник как раз раскуривал сигару, когда я его оставлял...

— И вы не услышали ничего необычного?

— Нет. То есть... Я услышал, как захлопнулась внутренняя дверца.

— Если не ошибаюсь, в этом здании два входа, и черный ход остается без присмотра?

— Да, это вход для поставщиков.

— Для рассыльных из магазинов и, по всей вероятности, для убийц. А как работает этот лифт? Может ли находящийся внутри человек, если ему вздумается, остановить кабину между этажами и открыть внутреннюю дверцу?

— Да, месье, однако...

— А могу ли я, скажем, во время движения лифта дотянуться до кнопок, засунув руку сквозь сетку кабины и отправить ее таким образом вниз?

— Нет, месье. Когда дверцы закрыты, до кнопок не достать.

Сантер, воспользовавшись разговором детектива с консьержем, позвонил прокурору по телефону и вернулся с листком бумаги в руках:

ГОСТИНИЦА «ДЕЗИГЛИЗ»

— Вот план первого этажа здания. Может быть, он вам пригодится?

— Спасибо, — сказал месье Ванс, беря план в руки и разворачивая его.

— То что убийца Нестора Грибба вошел черным ходом и спрятался в этой части вестибюля, было вне всяких сомнений. А вот что произошло дальше?

Инспектор обратился к консьержу:

— Вы сказали, что, когда подходили к своему месту, то услышали, как захлонулась внутренняя дверца. Скажите, а если бы открылась внешняя дверца, звук был бы таким же?

Консьерж почесал затылок:

— Черт возьми! Да, месье, такой же или приблизительно такой же...

— Ну ладно, — сказал месье Ванс.

Достав из портсигара сигарету, он закурил, полностью поглощенный своими мыслями. Сантер, Перлонжур и консьерж, стоящие рядом с ним, также молчали. На лестнице снова послышались быстрые шаги, на площадке появился полицейский, остановившийся на верхней ступеньке и не проронивший ни слова.

— Убийца, несомненно, хорошо знаком с планом здания, который он, возможно, изучил еще во время убийства вашего друга Жернико, — продолжил месье Ванс.

— Я полагаю, он вошел черным ходом и спрятался в вестибюле, где находился до тех пор, пока Грибб не вошел в кабину лифта. Тогда он тоже вошел туда под каким-то предлогом. Отвлечь на секунду внимание своей жертвы, а затем нанести смертельный удар — это уже детские шалости...

— Вы так полагаете? — возразил Сантер. — Какой отвагой нужно было обладать этому человеку, чтобы...

— Но все говорит о том, что это весьма отважный человек. И потом, не так уж он и отважен! Если бы консьерж обнаружил его еще до убийства, то он мог бы назвать чье-нибудь имя, сказал бы, что вошел сюда черным ходом и попытался бы проведать кого-то из жильцов верхнего этажа.

— Ну и что затем? Что было затем? — настаивал Сантер. — Ведь Грибба я увидел сидящим на сидении в кабине, голова его была прислонена к перегородке, а шляпа — глубоко надвинута на глаза... Так что он никак не мог...

Месье Ванс воскликнул:

— Конечно же, он не мог!.. Один вопрос, месье Сантер: когда вы открыли дверцу лифта, кабина уже остановилась на этаже?

— Теперь, когда вы меня об этом спрашиваете... нет! Спеша обнять Грибба и заинтригованный его неподвижностью, я открыл внешнюю дверцу еще до того, как кабина остановилась.

— Ну вот! — отметил детектив с явным удовлетворением. — Кабину, значит, остановили вы! Так что сама она не могла остановиться!

— А какая разница?

— Большая!

Сантер позволил себе слегка пожать плечами:

— Предположим, лифт действительно остановил я. Но ведь не я его отправил, верно? Так объясните, мне, нам, каким образом он поднялся.

— Охотно, — парировал месье Ванс. — По крайней мере, если вы не против, попытаемся это восстановить. Вы, — обратился он к полицейскому. — Вы станьте возле трупа. Что бы вы ни увидели в последующие пять минут, не двигайтесь с места. А вы... — обратился он к консьержу, — вы спуститесь вниз вместе со мной и месье, который будет выполнять роль жертвы во время следственного эксперимента. — Он указал на Перлонжура.

— Ну, наконец, вы, — продолжал он, обращаясь к Сантеру, — вы вернетесь в гостиную и будете ждать звонка консьержа... Затем вы впустите месье Перлонжура, когда кабина доедет до нужного этажа... Да, и не очень торопитесь снимать трубку... Не делайте этого и сейчас.

Месье Ванс закрыл дверцу лифта. Вместе с Перлонжуром и консьержем спустился вниз. Первого он посадил в кабину, а последнего отвел на его рабочее место.

— Вот вы убиты, мой дорогой! — сказал он Перлонжуру. — Хотя вы и живы, но теоретически вы мертвы. Потерпите минуточку... Скоро вы покинете этот мир...

Приблизительно в этот момент Сантер услыхал телефонный звонок и прошел в гостиную, направляясь к аппарату. Выходя на лестничную клетку, как и в первый раз, он услышал шум поднимающегося лифта. Затем, когда лифт поднимался, он увидел, как Перлонжур сидит на том самом месте, где сидел Грибб. Сантер рванулся к дверце лифта, открыл ее, когда кабина достигла этажа...

— Я ничего не понимаю! — сказал Перлонжур. — Месье Ванс поприветствовал меня через решетку и затем исчез. Я даже не притрагивался к кнопкам. Кабина вдруг начала сама подниматься.

— Где же Ванс? — спросил Сантер вместо ответа.

— Здесь! — послышался чей-то голос.

Сантер, крайне удивленный, обернулся и увидел спускающегося по лестнице инспектора.

— Теперь вы понимаете? — спросил тот, подходя к Сантеру. — Убийца вовсе не нажимал кнопки на первом этаже. Он вызвал лифт с четвертого этажа...

— О боже! — только и мог произнести Сантер, вспоминая пророческие слова Жернико: «Почти что адская сила...».

— Ловко, однако здесь все зависит от воли случая, — сказал Сантер, глядя на своего собеседника.

— Это вам сейчас так кажется. Но вы же видите, что эксперимент дал отличные результаты, если позволите так выразиться...

— А почему убийца не удрал просто-напросто через черный ход? — возразил Перлонжур.

— Это известно ему одному! Быть может, он так и хотел сделать, но тут же заметил вас? Не стоит забывать, что вы появились здесь почти сразу после совершенного преступления. Быть может, он боялся, что консьерж, позвонив, сразу же встанет со своего места, и, заметив его, подойдет к лифту и поднимет тревогу?.. А возможно, он действовал таким образом исключительно из любви к опасности или же привык делать все заранее рассчитав. Так сказать, «убийство с доставкой на дом», извините, за сравнение... А теперь, прошу прощения, я должен вас оставить на несколько минут, мне срочно необходимо попытаться обнаружить тот путь, которым он смог уйти.

Сантер и Перлонжур увидели, как детектив, запустив руки в карман своего пиджака, начал подниматься вверх по лестнице.

Долгое время они стояли неподвижно, затем Перлонжур подошел к телу Нестора Грибба, возле которого полицейский нес бдительную службу. Какое-то время он смотрел на труп молча, а затем прошептал:

— Бедняга!

Сантер, в свою очередь, подал голос:

— Жан... — нерешительным, дрожащим голосом сказал он.

— Что? — спросил Перлонжур, оборачиваясь.

— Нам нужно... Нам нужно защищаться. Жернико оказался прав. Наступит и наш черед... Нам нужно защищаться, Жан.

Месье Ванс уже возвращался.

— Да, как я и думал, — сказал он, делая жест рукой. — Он ушел по крышам...

Вид у него был удрученным.

— Мне трудно поверить, что все произошло именно так, как вы нам это только что объяснили, — неожиданно сказал Сантер. — Неужели действительно не существует никакого иного объяснения?

Месье Ванс внимательно посмотрел на него.

— Есть, — неожиданно сказал он. — Можно было бы подыскать и иное объяснение... Но оно настолько ужасно, что я даже отказываюсь рассматривать его...

Выбросив сигарету, которую он не выпускал изо рта, месье Ванс машинально загасил ее каблуком и подытожил :

— По крайней мере, в настоящий момент.

Глава XIII

Фриде на всю жизнь

— Может быть, молока?

— Нет, спасибо.

— Тогда лимон?

— Да, благодарю.

Сказав это, Сантер наклонился, вперед, глядя на Асунсьон.

Молодая женщина подошла к нему с чашкой в руке. Пять лет странствий, в окружении чаще всего гнусном, не помешали Сантеру в условиях городской жизни снова стать тем светским мужчиной, каким он был когда-то. Взяв из рук Асунсьон чашку, он поставил ее на маленький покрытый красным лаком круглый столик, который ловко придвинул к своему креслу носком туфли, и прежде, чем она могла предвидеть его жест, он притянул ее к себе, взяв за запястье.

Сантер, находясь во власти своего восхищения, не торопился говорить. На Асунсьон была надета темно-красная юбка и блузка из белого шелка. Ожерелье из яркого жемчуга выделялось на ее матовой коже, словно оковы.

Она, как всегда, выглядела серьезной и вместе с тем спокойной и уравновешенной, и этим сбивала с толку молодого человека. Уже в который раз он спрашивал себя, испытывает ли эта женщина печаль по пропавшему, а возможно, и погибшему жениху. Вот уже час, как он находится у нее в гостях, и за все это время она ни разу не произнесла имени Марселя... Помнит ли она еще о нем?

Ах! Как бы ему хотелось обнять ее, прижать покрепче, так крепко, чтобы она застонала, и только тогда прокричать ей наконец о том, что он любит ее!

Мысленно представляя себе все это, Сантер тем не менее не двигался с места, будто какая-то сила накрепко приковала его к креслу. «Как жаль, — подумал он, — что я не знаю, жив ли еще Жернико...».

Он отпустил руки Асунсьон, и она спокойно отошла и села напротив него по другую сторону стола. Вполне возможно, что эта женщина так же, как и он, терзается вопросом, по-прежнему остающимся без ответа, и так же, как и он, находится пока что в безвыходном положении,

«Она наверняка уже разлюбила Марселя, — подумал Сантер. — Я чувствую, что она больше его не любит». Да и вообще, можно ли сказать, что она его любила, человека, с которым она так мало была знакома... Не лучше ли предположить, что она полюбила ею же самой придуманный образ? И этот образ сразу же был развеян бесславным возвращением его друга...

Он попытался припомнить все свои встречи с невестой Марселя, начиная с той самой, когда она нанесла ему свой первый визит и кончая тем вечером, который она согласилась провести с ним в первое воскресенье сентября, когда их потревожил своим вторжением Перлонжур. Он вспоминал ее жесты, ее слова, пытаясь найти в них определенный смысл, отвечающий его чаяниям, смысл, хоть минимально свидетельствующий в его пользу. Все те немногие слова и жесты, которые выглядели бы, если и не признанием, то, по крайней мере ободряющими знаками. Будучи человеком откровенным не только с окружающими, но и с самим собой, Сантер вынужден был признать, что Асунсьон не проявляла к нему иных чувств, кроме дружеских, да и те были косвенные, поскольку причину этого дружеского расположения следовало искать в ее любви к Марселю... Но сейчас она уже наверняка не любит Марселя, а значит...

Нужно было бы непременно поговорить с ней об этом. Понимая всю сложность своей задачи, Сантер не чувствовал в себе достаточно смелости, а точнее, «дерзости». Говорить бы пришлось прямо, без обиняков, честно и откровенно, объяснять без тени намека, передать свое счастье в эти маленькие ручки, но Сантер никак не мог решиться на это.

— Извините! — неожиданно сказала Асунсьон, когда раздался звонок в дверь. — Боюсь, это Элиза вышла за покупками...

Сантер хотел было предложить свои услуги и пойти открыть дверь, но не успел он и рта открыть, как Асунсьон уже выпорхнула из комнаты. Он услышал, как она обменялась с кем-то несколькими словами, затем дверь в гостиную распахнулась. Сантер опасался увидеть инспектора Воробейчика, но к полной своей неожиданности увидел Перлонжура. Тот, несомненно предупрежденный о присутствии здесь Сантера, с совершенно естественным видом направился к нему, протягивая руку для рукопожатия.

— Это ты? — произнес Сантер, не веря своим глазам. И тут же добавил, хватая Перлонжура за руку: — Зачем ты сюда пришел?

— Вероятно, за тем же, что и ты, — ответил Перлонжур, спокойно глядя на свою руку, которая замерла в руке Сантера. — Изучать испанский язык.

Сантер не поверил своим ушам. Однако не успел он выразить свое возмущение, как в этот момент в комнату вошла Асунсьон и сняла трубку настойчиво трезвонящего телефона.

— Это вас, — сказала она, обращаясь к Сантеру.

— Меня? — удивился тот, неохотно беря трубку. — Алло! — в бешенстве заорал он.

Выслушав своего собеседника, Сантер положил трубку и посмотрел вначале на стоящую к нему спиной Асунсьон, затем на играющего портсигаром Перлонжура. Да что же это такое, они что, издеваются все над ним? Не подстроен ли этот телефонный звонок лишь для того, чтобы выманить его отсюда, из этой наполненной тонким ароматом духов комнаты? Может ли он оставить Жана наедине с Асунсьон?.. Во всяком случае ему придется это сделать, поскольку инспектор Воробейчик настоятельно просит его срочно приехать.

— Не стоит беспокоиться, — сказал он, видя, что Асунсьон намерена проводить его до дверей. — Мое присутствие здесь и так доставило вам слишком много хлопот и было совсем некстати! — с горечью добавил он, желая посеять тревогу в душах тех, кого он оставлял.

С Воробейчиком они договорились встретиться на террасе кафе, расположенного неподалеку от дома Асунсьон. Ожидая Сантера, детектив нетерпеливо курил сигарету за сигаретой.

— Надеюсь, вы простите меня, месье Сантер, за столь срочный вызов, но мне крайне необходимо было увидеть вас, поэтому ваша прислуга и рассказала мне, где я могу вас найти...

Сантер тут же решил вышвырнуть свою прислугу вон и недовольно поинтересовался.

— Ну, что там еще стряслось?

— В канале был обнаружен труп мужчины, — сказал месье Ване, останавливая проезжающее мимо такси. — Мужчина был абсолютно обнаженным, а голова его оказалась раздробленной, вероятно, винтом баржи. А на груди какая-то странная татуировка... Вот я и подумал, что вам непременно нужно все это увидеть.

Сантер ничего не ответил. Эта новость вызвала в нем противоречивые чувства. Он испытывал одновременно и отвращение, и жалость, и какой-то смутный страх, и тайное удовлетворение. Теперь, когда смерть Жернико будет доказана, Асунсьон станет свободной. Сантер знал, что лишь он один может опознать труп...

В морг он заходил впервые в жизни, поэтому старался не смотреть на нары, на которых лежали тела, укрытые белыми саванами сомнительной чистоты.

Человек, служивший проводником инспектору и его спутнику, неожиданно остановился:

— Вот этот, — сказал он, приподнимая покрывало.

— Я искренне огорчен, — начал было месье Ване. Однако Сантер, отстранив его, жадным взором впился в труп. Он увидел вздувшийся живот, крайне изуродованное лицо и голову, превратившиеся в месиво из раздробленных костей и рваных кусков мяса.

— Какой ужас! — невольно вырвалось у Сантера.

На груди синела та самая татуировка, которую Жернико показывал им с Асунсьон в тот трагический день своего возвращения