Быть драконом 2

В результате заколдованный журнал попадает к нагону Хонглю, который в свой черед немедленно приступает к частному расследованию. Дальше – больше. По ходу дела нагон Хонгль знакомится с отравленными стишками, и чуть было сам не погибает. От полного развоплощения в Запредельном спасает его, стыдно сказать, загадочная кошка Красопета, непонятно откуда пришедшая и непонятно куда ускакавшая. Но и это ещё не всё. Вскоре выясняется, что под угрозой находится жизнь ни в чём неповинной девушки по имени Лера, и теперь нагон Хонгль вынужден из кожи вон лезть, чтоб спасти её от смертельного проклятия. Вот такую вот чёткую – шарик за шариком, да всё по ниточке – помогли мне выстроить Чётки последовательность событий.
И теперь так. Известен способ, с помощью которого совершенно преступление, известен исполнитель. Не известен заказчик и не понятен мотив. Каков мотив – вот что важно понять. Зачем, спрашивается, некий великий или высший маг тёмной масти поручил своему личному хомму устроить массовую бойню? Вот вопрос – зачем? По приколу? Для того чтобы выиграть некое дурацкое пари? Ради понтов, которые, как известно, дороже Силы? Нет, не может всего этого быть. Среди великих и высших магов мудрецов, конечно, не так чтоб шибко много, но и откровенные дураки встречаются крайне редко. Практически нет их на магическом олимпе. Так уж этот мир грамотно устроен, что дураки до вершины не доползают, по пути отсеиваются, отбраковываются. Естественный отбор, однако. Ну и что из этого следует? А следует из этого вот что: никакие глупости в счёт принимать не стоит, не шутки тут дяди шутят. Никакой клоунады. Никаких розыгрышей. Мотив очень конкретен и предельно серьёзен.
К тому времени, как Чётки пробежали одиннадцатый круг, я отверг многие возможные мотивы и предположил, что существует некий омерзительный и далеко идущий план, для реализации которого злодею понадобилось устранить (убить, развоплотить, стереть с лица Земли) определённую персону. Не всех, как можно было бы предположить, и как я решил поначалу, а только одного. Одного единственного. Что же касается всех остальных, то они попали под огонь случайно. Впрочем, может и не случайно. Возможно, злодей пытался таким образом скрыть свои истинные намеренья. И если это всё так, то сам собой напрашивается вопрос: кого именно хотел изувер устранить? Кто является главной жертвой? Кто цель? Поэт Бабенко? Писатель Холобыстин? Кто-то из сотрудников редакции? Неизвестный мне работник типографии? Какой-нибудь подписчик-читатель? Лера? Кто-нибудь ещё? Кто? Кто из этих, ничего не ведающих о другой реальности, профанов мог заслужить атаки со стороны высшего тёмного или даже великого мага? Ну же – кто? Мой ответ был таков: никто. Никто из них не мог быть целью. Все они не при делах. И только с одним из пострадавших было не всё так просто. С подвергнутым проклятию, но спасённым. С чудом выжившим. С тем, кто и не человек вовсе. С нагоном Хонглем. Со мной любимым.
Так таки сделали волшебные Чётки своё дело, озарились светом понимания те углы сознания, где и так было ясно, как днём: припомнились мне слова чёрной провидицы. Как она тогда мне глупцу сказала? Если дословно, если ничего не путаю, то так: "Берегись, дракон, каблук уже сломан". Именно так прозвучало её предупреждение. И нет никакой двусмысленности в этих словах, сообщение передано практически открытым текстом. Ни кому-нибудь, а лично мне, по мнению старой ведуньи, угрожала опасность. И если не отмахиваться дубиной тугодумия от очевидной семантической связи, существующей между словами "каблук" и "башмачница", то не будет в том ничего зазорного, чтоб предположить: целью атаки неизвестного мага является нагон по имени Хонгль. И скорее всего не сам по себе (нафиг он кому нужен сам по себе), а как нагон дракона, который является одним из хранителей Вещи Без Названия. Проще говоря: какой-то мерзавец предпринял атаку на Хранителя, чтобы овладеть архиартефактом, обладать которым никто из смертных ни в коем случае не должен.
Чем не версия? Нет, вовсе я не эгоцентрист, считающий, что весь мир крутится вокруг него. Как раз наоборот. Но, будучи частью дракона-Хранителя, при любых раскладах обязан думать о таких вещах. И даже в первую очередь о таких. И очень плохо, что не подумал сразу. Теперь, слава Силе и Чёткам, исправился. Одно мне было не понятно. Как в эту версию вписывается нападение вампиров? Никак это нападение в эту версию не вписывалось. Выпадало. Это всё равно как если бы во время исполнения симфоническим оркестром "Императорского вальса" Иоганна Штрауса на сцену филармонии выскочила бы Надежда Бабкина со своими крепостными крестьянами. Натуральная эклектика. Ей-ей. И со спасителями моими был форменный затык. Кто такие? Откуда взялись? Кошка та ловкая. Потом этот мотоциклист в чёрном. Ни фига не понять. Бегали нефритовые шарики по кругу, бегали, но разъяснение этих моментов таинственной истории на ум так и не пришло. Не складывалось пока уравнение.
Зато всплыла зацепочка, которая всё это время подспудно дербанила мой растревоженный ум. И зацепочка эта звалась "Михей Процентщик". Именно про него, самого сильного и самого бездарного в нашем городе мага, всё это время мучила меня исподволь безотчетная мыслишка. Ведь ни кто-нибудь, а именно он, посвящённый, известный в миру профанов как Михаил Петрович Лымарь, владелец шикарной антикварной лавки, законопослушный налогоплательщик и дисциплинированный избиратель, направил ко мне господина Холобыстина. Это именно он зачем-то соврал последнему, что я могу в лёгкую отменить смертельное проклятие. Это именно он, по словам эгрегора Кики, где-то разжился на днях египетским крестом. Надо сказать, что вот этот вот последний факт меня особенно заинтриговал. Кика утверждал, что источник жизненной энергии находится в активном состоянии, но я точно знаю, что наполнить такой мощный артефакт Силой способен только великий или высший маг. Ну и кто этот маг? Не искомый ли злодей? И уже засовывая Чётки в бардачок, я решил: вот к кому мне в первую очередь следует заглянуть. К Михею Процентщику.
Ну а у нас, драконов, так: сказано – сделано. Тридцать пять минут, и вот я уже подъезжаю к жилому дому на углу Российской и Марата. В подвальном помещении этого здания дореволюционной постройки и располагается двадцать последних лет лабаз Михея.
Отсчитав одиннадцать ступенек, я спустился в небольшой зал, где, как и прежде, терпеливо дожидались своих ушибленных на всю голову покупателей все эти странные вещи: бронзовая скульптура-лампа "Женщина-мышь", саквояж докторский из бизоньей кожи, ноты оперы "Die Kunigen von Saba", членский билет ленинградского спортивного клуба "Зенит", статуэтка "Коза и семеро козлят", часы корсетные, треснутый в двух местах мотоциклетный шлем с надписью "Хирург", сахарница серебряная конца восемнадцатого века, брошь золотая с бриллиантами в футляре начала двадцатого и ещё много-много-много всяких ненужных в повседневном быту штуковин.
Поскольку времени не было, я на этот раз изменил своим привычкам и ничего рассматривать не стал, просто спросил у продавщицы, на месте ли Михаил Петрович. Зная меня, как знакомца хозяина, ничего худого девушка с глазами овцы, но взглядом пастушки, не заподозрила, оторвалась на секунду от потрёпанного журнала "Вонг" и вяло махнула в сторону служебного выхода. Это означало, что хозяин на месте и, как обычно, торчит у себя в кабинете. Пожелав ей в женихи непьющего и некурящего оператора шагающего экскаватора, я прошёл несколько метров тёмным, захламлённым коридорчиком и без стука ввалился в нору жирного скряги.
Кабинет Михея Процентщика – место занятное. Особенное место. Собственно здесь, в этой тёмной, сырой комнатушке, и хранит он главное своё богатство – Силу. Само собой разумеется, хранит он Её не в открытом виде (как Её в открытом виде хранить, знают лишь великие), а в различного рода артефактах. Много он скопил их за долгие годы жизни. Стеллажи и полки просто-напросто ломятся от бесчисленных амулетов, пентаклей, талисманов, подвесок, бус, ожерелий, перстней и браслетов. От старинных манускриптов, от магического оружия, от ритуальной посуды. От тех предметов, которые принадлежали когда-то великим магам, знатным алхимикам и древним шаманам: жезлов, печатей, вееров, зеркал, магических кристаллов, реторт, колб, пинцетов, курительных трубок и прочего, прочего, прочего. Чего тут, в этой сырой и тёмной комнатушке, только нет. Всё есть. Включая и различные артефакты свойств, наподобие Чаши Долголетия и Флейты Крысолова. Мой набитый артефактами сундук, который храню в Подземелье, против склада Процентщика – всё равно что ночной ларёк против хранилища государственного резерва. Даже сравнивать смешно.
Всякий раз, как попадаю сюда, сначала охаю от восхищения и воздействия статической Силы, а когда прихожу в себя, думаю: эх, эту бы Силу да на благие дела. Сколько народа осчастливить можно с помощью такого богатства, скольких больных на ноги поднять, скольких из беды вытащить, скольких от всяких несчастий-злосчастей уберечь. Но фиг там. Ни за что и ни на что не потратит Михей свою Силу. Даже на себя тратит какие-то крохи. Жадюга он. Скупердяй. Психически ненормальный на этот счёт дядька.
Впрочем, даже пожелай он на что-нибудь полезное нажитую ростовщичеством Силу потратить, ни фига ведь не сумеет. Он самый сильный маг города, но уровень его магического мастерства близок к нулевому. Импотент он в этом плане полнейший. Такой вот парадокс. А как иначе? Магически уровень никак не зависит от количества Силы, уровень – качественная способность использовать Силу. Так и только так. Михей со всем своим чудовищным богатством ни на что не способен, когда как высший светлый маг, имея грамульку Силы, может одной буханкой насытить толпу голодных. Что способен с этой грамулькой устроить великий, даже и представить страшно.
Михей сидел за столом в глубине кабинета и что-то рассматривал через увеличительное стекло гигантских размеров. За то время, что я его не видел, ростовщик стал, кажется, ещё толще. Не человек, а ходячее пособие диетолога: каскад подбородков, пузо, на котором еле сходится жилетка, и одышка при каждом движении.
Увидев меня, Михей вопреки моим ожиданиям не испугался. Но и не обрадовался. Скорее удивился.
 
      – Ба! – прогудел он своим оперным басом. – Какие люди!
 
Я глянул себе за правое плечо, глянул за левое, и развёл руками:
 
      – Какие люди, Михей? О чём ты?
 
Процентщик понимающе хмыкнул и изобразил рукой приглашающий жест:
 
      – Проходи, Егор, не стой на пороге. – А когда я оседлал приставленный к столу шаткий венский стул, натянул на лицо лживую улыбку и спросил с преувеличенной веселостью: – Знаешь, как отличить дракона от единорога?
 
Я пожал плечами:
 
      – Как?
      – Просто. Последние предпочитают непорочных.
 
Сказал и натужно расхохотался.
 
      – В чём юмор? – поинтересовался я
 
И уставился на него в упор.
Михей поперхнулся очередным ха-ха, ничего не ответил, отвёл взгляд и стал смущённо поправлять прядки на лысине. Потом опомнился и, глядя куда-то над моей гоовой, спросил:
 
      – Чего зашёл? По делу или так?
      – Мимо ехал, – ответил я. – Подумал, дай зайду.
      – Соскучился?
      – Типа того.
      На этом вопросы у Михея иссякли. Повисла пауза. Процентщик занервничал и стал постукивать пальцами по столешнице стола. Почувствовав, что настало время взять инициативу в свои руки, я привычным движением поправил очки на переносице и спросил как можно беспечней:
      – Чем занят?
 
Нейтральный вопрос Михея явно обрадовал и не обременил.
 
      – Да тут вот монету предлагают, – облегчённо выдохнув, ответил он. – Уже больше часа с ней вожусь.
      С этими словами он передал мне металлический кружок, в котором я узнал гривенник, какие ходили в здешних краях в девятнадцатом веке. Монета как монета. На аверсе вензель Екатерины Второй в обрамлении лавровой и пальмовой ветвей. На реверсе – два соболя, встав на задние лапы, удерживают овальный щит, увенчанный короной. Внутри щита указан номинал. И вокруг всей композиции обрамляющая надпись "Сибирская монета".
      – В чём трудность? – повертев монету, спросил я.
      – Отчеканена в шестьдесят третьем, – ответил Михей. И заметив по моей реакции, что эта информация мне ни о чём не говорит, добавил: – В том году и Санкт-Петербургским монетным двором выпускались, и Нижне-Сузунским.
 
Я пожал плечами:
 
      – А разница?
      – Огромная, – всё больше втягиваясь в тему, пояснил Михей. – Если отчеканена Санкт-Петербургским, значит, образец. Это совсем другая цена по каталогу.
      – Ну и как отличить?
      – Вообще-то, если по уму, эксперту нужно показать. Для эксперта отличить, никакого труда не составит. Дело в том, что Нижне-Сузунский монетный двор использовал сырьё с Колыванских рудников. Медь оттуда шла с приличной долей серебра и золота.
      Закрыв глаза, я тщательно потёр монету, а когда глаза открыл, заявил с уверенностью:
      – Я тебе, Михей, безо всякого спектрального анализа скажу: выпущена Нижне-Сузунским.
      – Думаешь?
      – Утверждаю.
      – Как определил?
      – Я же старый алхимик.
      – Носом чуешь злато-серебро?
      – Нутром.
      Какое-то время Михей соображал, шучу или нет, решил, что не шучу, и засиял:
      – Вот спасибо тебе, Егор. Вот удружил.
      – С тебя кефир и булочка, – с самым непринуждённым видом пошутил я и показал на стоящий возле перекидного календаря мельхиоровый предмет, весьма похожий на обычный подстаканник: – А это что такое?
      – Как что, – усмехнулся Михей. – Подстаканник.
      – А почему так Силой от него прёт? Даже тут, среди всего остального, выделяется.
      – А потому что вот такой он. Смотри.
      Процентщик подхватил артефакт и, удерживая на вытянутой руке, кинул в него подвернувшийся ластик. Ластик, вопреки закону всемирного тяготения, снизу не вылетел. Мало того, он вообще исчез. Чтобы усилить эффект, Михей, как самый заправский уличный фокусник, покрутил чудесный предмет и так и сяк, показывая, что ластик исчез с концами.
 
Восхищаясь, я поцокал языком.
 
      – Круто? – подмигнул мне Михей.
      – Круто, – согласился я, взял подстаканник из его рук, покачал, будто проверяя насколько тяжёл, а когда поставил на стол, спросил: – Откуда, если не секрет?
      – Рыбные места знать нужно, – поначалу навёл тумана толстяк, но потом рассказал: – Выкупил по случаю у одной старушенции. После войны служила проводницей в том самом скором "Москва-Владивосток", который, помнишь, в мае сорок седьмого, не доехав сорока километров до Читы, покинул Пределы, а через трое суток появился на безымянном полустанке под Уфой.
      – Подстаканник, надо понимать, с того самого поезда? – предположил я.
      – Правильно понимаешь, – широко улыбнулся Михей. – Стырила. И вот теперь у меня.
      – Везёт же некоторым, – сказал я вроде как с завистью. И словно между прочим поинтересовался: – Говорят, ты ещё и крестом из пирамиды недавно разжился?
      Улыбка моментально сползла с лица моего собеседника, он испугано моргнул и закашлялся. Не переставая кашлять, схватил пластиковую бутыль с минеральной водой, приложился и только тогда, когда в бутылке не осталось ни капли, выдавил из себя глухо:
      – Кто тебе такое сказал?
      – Земля слухами полнится, – ответил я уклончиво. – А что, врут?
      – Да нет, – не придумав, как отвертеться, буркнул Михей и начал тереть вмиг запотевшие ладони.
      – Покажешь? – спросил я. – Жуть как хочется посмотреть. Столько слышал всякого, но в руках ни разу не держал.
 
Михей замялся:
 
      – А тебе это обязательно нужно?
      – Обижусь, – пригрозил я. – Всерьёз обижусь, Михей.
      Он шумно вздохнул, с тоской поглядел на дверь, будто оценивая возможность побега, понял, что скрыться не выйдет, и нехотя выдвинул ящик стола. Поковырялся там немного и вытащил небольшой, длиной не больше спичечного коробка, металлический крест с верхним лучом в форме петли. Подержал на весу и нехотя положил на середину стола.
      Это и на самом деле был Анкх, самый главный амулет древне-египетских жрецов. Ещё его называют Крестом жизни, Ключом к Нилу и Знаком знаков. В нём объединяются два символа – крест, как символ жизни, и круг, как символ вечности. Вместе эти символы обозначают бессмертие. Не смотря на простоту, нет знака более могущественного по своей сути, чем этот. Для умелого мага Анкх – ключ к дополнительному знанию. Для такого пустоцвета, как Михей, – всего лишь аккумулятор Силы, ну и, быть может, ещё престижная цацка.
      – Забавная штучка, – произнёс я и потянулся к кресту.
      – Не то слово, – хвастливо сказал Михей, спешно накрыв крест рукой. – Ни откуда-нибудь, из пирамиды.
      – Хеопса?
      – Нет, из той, что значится под номером двадцать девять.
      – Не слышал про такую.
      – Я проверял – есть. Вернее самой-то уже нет, но остались фундамент, подземная галерея и гробница.
      Не без труда отодрав ладонь Михея, я взял крест и, так же как в случае с монетой, закрыл глаза. А когда открыл, поинтересовался:
      – Что за него отдал?
      – Перо Култухты, – помявшись, ответил Михей.
      – Переплатил.
 
Он нахмурился:
 
      – Не понял. С чего ты взял?
      – Явно новодел, – поставил я диагноз и небрежно кинул крест на стол. – Вещица, спору нет, крутая. Сделана великим для великих. И Силы в неё закачано по самое не балуй. Но сделана-то из брасса.
      – Из чего сделана? – заволновался Михей.
      – Из брасса. Сплав такой. Восемьдесят четыре процента меди, пятнадцать – цинка и один – алюминия.
      – Ну допустим. И что с того?
      – Да, собственно, ничего. Просто такой сплав во времена фараонов не варили. Уровень технологий не позволял.
      – Уровень технологий… – Михей от напряжения стал покусывать пухлые губы. – Слушай, дракон, а, может, это самое. Может, тут без технологий? Может, алхимия?
 
Я расплылся в издевательской улыбке:
 
      – Шутишь?
      – Почему, шучу? Нет. Получали же некоторые золото из ртути. Почему этот твой брасс не могли получить?
      – Золото из ртути? Кто это получал золото из ртути?
      – Как это "кто"? Аугурелло, Георг Агрикола, Джузеппе Борри, граф де Сен-Жермен, другие маги.
      – Ты в это веришь?
      – Ну как… – Михей растерянно захлопал глазами. – А что, разве такого не было?
 
Я поманил его пальцем, и когда наклонился, сказал полушёпотом:
 
      – Слушай самую главную тайну алхимиков. Золото с помощью магии – это разводка для лохов. Золото из ртути можно получить только с помощью ядерного синтеза. Поезжай в Чикаго, зайди в Технологический музей, убедись. Именно там лежат тридцать пять миллиграммов золота, полученного в реакторе из ста миллиграммов ртути. И золото то гораздо дороже золота.
      – Вот чёрт, – простонал Михей и огорчённо хлопнул ладонью по крышке стола.
      – Не переживай, Михей, – произнёс я сочувственно. – И на старуху бывает проруха, Я вот тоже на днях обмишурился. Взял в "Бонусе" фильм Годара "Две или три вещи, которые я знаю о ней", домой прихожу, коробку открываю, а там "Ловец снов" по Кингу. Представляешь? Пришлось возвращаться, менять. Может, и ты ещё встретишь своего горбатого, наедешь на него и всё переиграешь.
      – Да где я его теперь встречу? – обронил Михей с досадой.
      Сообразив в следующую секунду, что обмолвился, он попытался вскочить. Но не успел. Я толкнул стол и прижал гадёныша вместе с креслом к стене. Крепко прижал, надёжно, так чтобы даже дёрнуться не мог. И приказал:
      – Рассказывай.
      – Что рассказывать?! – взвизгнул Михей.
      – Чей был хомм? Откуда приехал?
      – Не знаю.
 
Выхватив кольт, я запрыгнул на стол и приставил дуло к голове толстяка:
 
      – Не шути со мной, не таких обламывал.
      – Честное слово, не знаю, – вращая глазами от испуга, простонал Михей.
      – Ладно, не хочешь по-хорошему, – сказал я, – тогда поговорим по-другому.
      Вернув кольт в кобуру, схватил одной рукой прожорливый подстаканник, а другой – съехавшую к самому краю стола сибирскую монету. Медленно поднёс монету к жерлу бездны и ещё раз спроси:
      – Не знаешь?
 
Михей упорствовал и качал головой – нет, нет, нет.
 
      – Жаль, – произнёс я разочарованно и отпустил монету.
 
Михей аж взвыл, так ему жалко её стало.
А я уже занёс над дырой египетский крест и повторил вопрос:
 
      – Знаешь? Или нет?
      Михей застонал, прижал руку к сердцу и зажмурил глаза, чтоб не видеть, как пропадёт дорогая штучка. Но тут же глаза распахнул и заговорил плаксивым голосом:
      – Ну чего ты пристал, дракон. Ничего я не знаю. Горбун, когда крест отдал, только одно и попросил, чтобы я Холобыстина к тебе направил.
      – Зачем?
      – Да не спрашивал я.
      – А как его найти? Горбуна?
      – Не знаю. Ну, честно, не знаю. Появился из Запредельного и ушёл туда же. Даже имени своего не сказал.
      А ведь точно ни хрена не знает, подумал я. Перестал корчить изуверскую гримасу, кинул артефакты на стол, спрыгнул и, слова больше не произнеся, направился к выходу. На пороге оглянулся и увидел, как Михей, тараща глаза, надувая щёки и делая пассы руками, безуспешно пытается наслать на меня в отместку за унижение какую-то магическую дрянь.
      – "Чёрную магию для чайников" купи, – посоветовал я, презрительно сплюнул и вышел вон.
      Почти дошёл по коридору до торгового зала, как вдруг подумал, если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?
 
И чуть ли не бегом вернулся в кабинет.
Михей уже выбрался из-за стола и занимался тем, что собирал упавшие на пол артефакты. Увидев меня, так и замер в согнутом положении. Ничего я ему не стал объяснять, просто выдернул из стоящей в углу швабры черенок и проверил им крепость дверного косяка – хрясть! Дальше было весело. Михей метался по кабинету, опрокидывая стеллажи, и орал как резанный, а я лупил его. Лупил от души и лупил не жалея. А чтоб заглушить истошные крики, распевал во всё горло "Волшебника-недоучку". И когда десять минут спустя отъезжал от лавки, всё ещё мурлыкал, не будучи в состоянии остановиться, песенку про удивительный сон, где плачут коза и слон, плачут и говорят: "Что с нами сделал ты?"
 
 
Глава 17
 
 
Слежку я обнаружил сразу, как только выехал с Российской на Степана Разина. Признаться, особого труда обнаружить её не составило, уж больно нагло сидела на хвосте эта серебристая "хонда" с тонированными стёклами. Тем не мене – мало ли – себя всё-таки проверил. Резкое ускорение, столь же резкое торможение, тупой проезд на красный, поворот без предупредительного сигнала, ещё парочка приёмов из подобного арсенала – "хонда" повторяла все эти мои безобразные кунштюки один в один. Шла за мной точно нитка за иголкой. Что говорило не только о нахальности её водителя, но и о высоком его мастерстве.
Играя таким вот образом с преследователями в кошки-мышки, я свернул сначала на улицу Марата, потом в районе драмтеатра на Карла Маркса, потом на бульвар Гагарина, а когда докатил вдоль набережной до детской больницы, подумал: какого чёрта! Почему не решить всё здесь и сейчас? Никаких серьёзных причин, чтобы не решить всё здесь и сейчас, не было. Поэтому глянул, нет ли поблизости машин ГАИ и ППС, прижался к обочине, и, вырвав из кобуры пушку, выскочил весь такой решительный под свет уличных фонарей. Фонари, кстати говоря, уже вовсю сражались с навалившимися на город сумерками и тем подзадоривали.
Ну и вот. Едва не срываясь на бег, сделал я несколько шагов в сторону остановившейся в десяти метрах от меня "хонды" и тут выяснилось, что задушевная беседа в планы моих преследователей отнюдь не входит. Задумали совсем другое. Коварное. Подлое. Истошно взвизгнув шинами, серебристая машина сорвалась с места и устремилась ко мне с явной целью сбить к хвостам собачьим. И не иначе.
Выстрелить я не успевал. Да и толку-то было стрелять? Эта японская колымага и с дохлым водителем сделала бы своё убойное дело за милую душу. Не со зла (зла не ведает железяка), а по беспощадным законам тупой инерции.
Короче, вот я. Вот летящие на меня полторы тонны металла. И что делать? Очевидное. Сигать через кусты, отгораживающие сплошной стеной проезжую часть от пешеходной дорожки. Благо они там аккуратно пострижены под линейку на высоте чуть больше метра. Короче говоря, ух, ох, и – старость не радость – взял я корявым перекидным прыжком эту вовсе не олимпийскую высоту. А когда вновь оказался на ногах, "хонда" уже пыталась влиться в поток встречной полосы. Проорав что-то нечленораздельное, но шибко грозное, я, вновь царапая лицо и руки о колючие ветви, перебрался через кустарник, бросился к своей машине, и уже через несколько секунд пустился в погоню.
Убивать фору на запруженных вечерних улицах большого города, задача не из самых сложных. Настиг я диких (в том, что это именно отмороженные ребятишки Урмана, даже не сомневался) достаточно быстро, уже на перекрёстке возле краеведческого музея. Там как раз для нашего потока загорелся красный, и справа на встречную полосу поползли красная фура с символикой "Кока-колы" на борту, а за ней – вызывающе роскошный (консерваторское фортепьяно, да и только) "лексус" траурных цветов.
"Хонда" нервно рычала, била копытом, но стояла, деться ей было некуда: сзади прижимал я, впереди маячил микроавтобус какой-то городской технической службы, в соседнем ряду машины стояли плотно и мешали смыться вправо. Я уже, признаться, находился в предвкушении скорой расправы, бормотал на мотив оперного героя что-то вроде "Ага-ага, приплыли ребятишки, сейчас-сейчас чехлить вас будем" и прикидывал, как и где их прижать потолковее. Но фиг там. В какой-то момент "хонда" под возмущённые фа-фа законопослушных участников дорожного движения неожиданно ловко вывернула из ряда влево, нырнула через две сплошных полосы разметки в узкий интервал между фурой и "лексусом", выехала по дуге на тротуар и помчалась на всех парах к реке, на площадку, где стоит памятник Александру Третьему. В результате столь лихих и – вот уж точное слово – диких выкрутасов в зад резко затормозившему "лексусу" воткнулась ползущая следом "девятка" и всё движение встало. Воспользовавшись переполохом, я ударил по газам и – простите, извините, виноват, пардон – повторил дерзкий манёвр "хонды".
А та уже, распугивая беспечно фланирующих по набережной праздных горожан, неслась к узкой насыпи, ведущей прямиком на остров Юность. Поначалу это меня даже обрадовало, поскольку из такого мешка деться вампирам теперь было реально некуда. И бросая болид вниз по ступенькам, ведущим к перешейку, я был убеждён, что теперь уж точно прижму гадёнышей к ногтю. Они в тупике, я на взводе, в обойме кольта достаточное количество заговорённого серебра – что ещё нужно, чтобы получить ответы на все вопросы? Ничего.
Однако и на этот раз мои хрустальные чаяния разбились о жестокий бетон реальности. До острова оставалось не более тридцати метров, как откуда ни возьмись – да чтоб тебя! – объявился между "хондой" и моим болидом пацанёнок с удочкой. Увидев прущий на него автомобиль, он заметался, словно высвеченный фарами заяц, и дальше всё как в замедленном и дурном кино: я туда и он туда, я сюда и он сюда. Нет, предчувствую, не разминёмся, зацеплю козявку. И очень хорошо понимаю, что надо предпринимать нечто срочное, поскольку рыбачка мама дома ждёт, а маму огорчать нельзя. Мам никогда и ни при каких обстоятельствах огорчать нельзя. И на то, чтобы маму не огорчить, у меня доли секунды. Рычу от напряжения и так решаю: тормозить смысла нет, нужно уходить и уходить, допустим, вправо. Сказано – сделано. Руль быстро-быстро-быстро по часовой до упора, ну а дальше ясно: никчёмное ограждение к чёрту, колёса лижут воздух, и вот уже мой ни в чём не повинный болид летит над холодною тёмною водой.
И, признаться честно, занимал меня в те грустные мгновения лишь один вопрос: скидывать куртку и туфли или попробовать выплыть так?
Но вопреки моим ожиданиям, основанным прежде всего на законах обыденной реальности, падения в воду не произошло. Произошло удивительное. А именно: откуда-то сверху и справа вылетел вдруг молнией и, заложив крутой вираж не хуже какого-нибудь небесного перехватчика, оказался перед носом моей машины мотоцикл. Тот самый. Красный. С человеком в черном за рулём.
Но это ещё было не самым удивительным. Самым – это когда "ямаха", раньше меня коснувшись волн, понеслась по воде яко посоху. Вернее уже, конечно же, не по воде, а по льду. Это я понял, когда вместо бултыха – замри и отомри, мгновение! – раздался отчаянный вскрик амортизаторных стоек, а следом – яростный и характерный треск ледяного наста.
Что делать теперь, я, ситуацией не владея, но собой – вполне, сообразил моментально. Приказал себе с известной долей отстранённости: спокойно, дракон, держись строго за тем вот уносящимся вдаль чёрно-красным пятном, жми на газ и ни о чём не думай.
Далее уже не как в кино, а как во сне: по узкой полоске грубого шершавого льда, порождённого непостижимого для моего ума Силищей, мы, обогнув остров, понеслись к левому берегу реки и уже где-то, наверное, через две-три минуты сумасшедшей гонки преследования успешно финишировали, вылетев на бетонные плиты в районе причала.
Первым делом я закурил. Затем заглушил движок, выбрался из машины, запрыгнул на тёплый капот и глянул в сторону железнодорожной насыпи, туда, где продолжала тарахтеть "ямаха". В реальность происходящего всё ещё не верилось. Я даже – вот смеху-то! – зажмурил глаза, распахнул, вновь глянул – не привиделся ли мне чёрный на красном? Нет, не привиделся. Вот он.
На этот раз мой спаситель решил не сбегать. Заглушил двигатель, оставил седло и, никуда уже не спеша, направился ко мне. Когда он стянул с головы шлем, я чуть не поперхнулся дымом.
 
      – Привет, дракон, – подойдя ближе, произнесла Варвара. Сняла краги, сорвала резинку, скрепляющие волосы, раскидала рыжие пряди по плечам и, мило улыбнувшись, спросила: – Угостишь даму сигареткой?