Свидетельство обвинения (Том 1, Революция и первые годы Советской власти)

      Что же она требует? - Очень многого. Она требует, во-первых, жертв телом и кровью. Революция стремится к насильственному перевороту существующего строя, а такие перевороты немыслимы без крови. Революция начертала на своем знамени: "История человечества есть история классовой борьбы". Для нее грубый материализм, требование желудка - единственный фактор истории, почти исключительный кодекс жизни. В какую бы форму ни выкристаллизовывалась революция - национальную или интернациональную она одинаково гибельна. [34]
      Революция - это разрушение, разложение... вражда... борьба одного класса против другого. [35]
      Революция наполнена безумствами. Она умеет разрушать, а не созидать, умеет вырывать с корнем, но не сеять. [36]
      Высшая справедливость, на завоевание которой большевики скликали народ фабричными гудками и которую завоевывали, перетягивая через трупы своих же русских собратьев, оказалась грудой обломков, хаосом, где бродит оглушенный человек. "Жажду" - вот что испытывает он, хотя и не находит в себе смелости сказать это вслух. "Жажду", потому что большевики выпили из его души последнюю каплю божественной влаги.
      Рай, который грезился большевикам и во имя которого они наматывали кишки своих идеологических противников на свои кровавые штыки, а своих единомышленников превращая в живой механизм, в номер такой-то - человека в номер, - этот рай оказался призрачным, и уже в нем, этом мнимом раю, надвигается новая революция, пожалуй самая страшная из всех революций революция Духа. [37]
      Всякая революция есть плод беззакония. [38] А всякое предприятие, в основу которого положено зло, лишено будущности или будущее его "еще более ужасно, чем начало. "От злого начала злой конец бывает". [39] История полностью подтверждает это положение.
      Мы твердо убеждены: грубая физическая (внешняя) сила является силой, как таковой, для бессознательного животного, а не для интеллектуально-духовного человека. "Мысль убивать нельзя" - известный всем афоризм. Но кроме того мысль убить нельзя. И в этом, пожалуй еще больше истины.
      Для духовного человека внешняя сила - бессилие. Во многих случаях для него значительно действеннее обычное человеческое слово. Поэтому, если человек сохранит то существенное, что отличает его от животного, если в человеке не угаснет его специфическая, животворная мысль, если ему не суждено, а мы в это твердо верим, прийти в это жуткое животное состояние, то "революция, основанная на насилии, лишена будущности". [40]
      Прав ли В.С. Соловьев, ясно предвидевший ту пропасть, к которой двигалось русское общество его времени в своем общественно-политическом развитии, покажет ближайшее будущее.
      1) См. В. И. Ленин. Полнее собрание сочинении, т. 37, с 266.
      2) См. Там же, т. 42. с. 254. "Чтобы управлять, надо иметь армию закаленных революционеров-коммунистов, она есть, она называется партией". Да такая армия была. Сплоченная партийная организация, которая к этому времени имела за плечами многолетний опыт кровавой борьбы и тысячи кровавых операций.
      3) Впервые его выразил 9 ноября 1917 года на заседании Бакинского Совета Мешади Азизбеков. См. "Наука и религия", 1977. N 5, с. 17.
      4) Известно, что Маркс все социальные революции образно называл локомотивами истории. См. "Наука и религия", 1978, N 6, с. 7.
      5) В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 11, с. 103.
      6) См. БЭС, изд. 3, т. 12, с. 550.
      7) Ф. М. Достоевский. См. Л. Гроссман. ЖЗЛ. Достоевский, М., 1962. с. 440.
      8) Амбарцумов Е. Гигант и пигмеи. "Литературная газета". 23 апреля 1980 г. N 17. с. 14.
      9) С. Юткевич, Е. Габрилович. Горки, Поронино. Париж. "Литературная газета". 23 апреля 1978 г. N 17, с. 8.
      10) "Неделя". Середина октября 1979 г.
      11) В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 6, с. 73.
      12) См. "Наука и религия". 1978. N 12, с. 20. 23.
      13) Краткая История СССР. Ч. 2. М.. 1972. с. 53. См. также С. Кляцкин. На защите Октября. М.. 1965. с. 69.
      14) Там же, с. 71-72.
      15) Диктаторы и диктатуры, независимо от их нициональной принадлежности. непременно обладают чертами "фамильного" сходства, а отдельные расхождения во фразеологии или тактике здесь ничего, по сути не меняют. Ник. Савицкий. Антонио выбирает борьбу. "Литературная газета". 15 окт. 1980. N 42, с. 8.
      16) Философский словарь под редакцией М. М. Розенталя. Изд. 3. М.. 1975, с. 116.
      17) Краткая история СССР. ч. 2. М.. 1972, с. 53. См. также: С. Кляцкин. На защите Октября. М., 1965. с. 71-72.
      18) А. Кармен. "Команданте дос". "Комсомольская правда". 19 июля 1980 г. с. 3.
      19) Краткая История СССР. Ч. 2. М., 1972, с. 53. См. также С. Кляцкин. На защите Октября. М., 1965. с. 69.
      20) Вот доктор исторических наук В. Луконин - тот марксист. В его представлении термин "революционный" и "насильственный" выступают как прочные синонимы. См. его статью-предисловие к книге М. Семашко. "Маздак". Повести черных и красных песков. Алма-Ата, 1974. с. 8.
      21) Ф. Энгельс. Статья "Об авторитете".
      22) Л. Либединская "С того берега". Повесть о Николае Огареве. М.. 1980, с. 257.
      23) Там же. с. 329-330.
      24) Гам же. с. 330-331.
      25) Там же, с. 332-333.
      26) Там же, с. 335.
      27) Там же.
      28) "Церковные ведомости". 1918. N 17-18. с. 575.
      29) В. Шульгин, 1920-й год. с. 146.
      30) "Революционер забирается туда, куда ни один врач не проникнет - в человеческое сознание". А. Кармен. "Команданте дос". "Комсомольская правда". 19 июля 1980. с. 3.
      31) Цит. по: "Наука и религия". 1967. N 2, с. 4.
      32) В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 45, с. 285. См. Снегирева Э. А. Политическая переориентация Русского Православия в первое десятилетие советской власти (1917-1927). Автореферат диссертация. Лен. гос. унив-т им. А. Жданова. Л.. 1974. с. 13.
      33) В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 45, с. 285.
      34) См. документы конференции "Ценре-Цион". 2 мая 1918 года. Москва. Ю. Иванов. "Осторожно, сионизм!" с. 72-73.
      35) Там же. с. 73.
      36) Ж. Санд. Собрание сочинений, т.. 7. Л.. 1973, с. 559.
      37) Ср. беседу на "Философских вечерах". Петербург, 1914 год. Вельяминов - Ахундину, революционеру. А. Толстой. "Хождение по мукам". М., 1976, с. 12.
      38) Хомяков. См. М. Лебедев. "Взаимное отношение Церкви и государства по воззрениям славянофилов". Опыт оправдания системы отделения Церкви от государства. Казань, 1908. с. 211.
      39) Евпирид. См. Аристотель. "Политика". М., 1911, с. 207.
      40) В.С. Соловьев. "Духовные основы жизни". СПб.. 1897. с. 191.
      РЕВОЛЮЦИЯ И ЦЕРКОВЬ.
      Всякая революция - антиклерикальна. Это заложено в самой ее природе, в тех, кто ее совершает, - людях корыстных, кровожадных, озлобленных, людях нецерковных, и видящих в Церкви лини, "организацию", которая лишает их "львиной" доли материальных ценностей.
      Если мы обратимся к документам той же "классической" французской революции, то увидим, что нетерпимость к религии, ненависть к религии там достигла чрезвычайно высокого уровня
      "Надо уничтожить монахов, иезуитов и попов, нужно вырвать из их рук наших детей и женщин, которых они воспитывают в невежестве и в ненависти к социальной республике", - говорится в одном документе. [1]
      Порой выдвигались самые животные предложения, вроде тою, что хорошо бы запереть всех попов в соборе Парижской Богоматери и взорвать его. [2]
      В одном из революционных клубов Парижа обсуждали вопрос "о пагубном влиянии религии и о средствах к ее уничтожению" (заметьте, не борьбы даже, а к уничтожению). Собравшиеся признали необходимым упразднение всех культов и аплодировали одной гражданке, заявившей, что она собственноручно "прикончит свою дочь, если заметит, что та ходит в церковь" [3]
      Три тысяча парижских революционеров, собравшись 10 марта и клубе Революции, приняли резолюцию, в которой требовали "упразднения культов и немедленного ареста попов, как сообщников монархистов, виновников войны (1870-1871 гг между Францией и Германией - В.С.), и продажи их имущества" [4]
      Необходимо отметить, что все эти речи, против попов и религии, произносились в храмах. Дело в том, что многие из них, после ареста священников и прекращения богослужения, были превращены в постоянные помещения для клубов.
      Наряду с этим был взят под клуб и целый ряд еще функционировавших церквей Взламывали склепы, вытаскивали из них трупы, оскорбляли образ Христа, как будто не священные пристанища мертвых, а как будто Сын Марии был покровителем лишь вельмож, - не убогих и малых сих. [5]
      Пожалуй, наиболее "гуманной" была революция кубинская. Здесь, если верить Ф. Кастро, твердо придерживались принципа, предусматривающего уважение к религиозным верованиям каждого гражданина и к исполнению им обрядов. Революция не захватывала церквей, не закрывала их, не препятствовала деятельности ни одного священника. [6] Но при этом необходимо иметь в виду, что сама природа кубинской революции глубинно отличалась от Октябрьской, а с Другой стороны кубинцы имели перед глазами печальный опыт предшествовавших ей по времени европейских революций и в первую очередь той же Октябрьской. На чужих ошибках умные люди учатся.
      Русские революционеры, в большей мере чем другие, коснулись вопросов, в которых они были менее всего компетентны. В первую очередь - церковных. Просто так вот, взяли "душу народа", русского народа, детей святого Владимира, его веру, умирать за которую во все времена считалось величайшим благом, и выбросили ее на улицу, с легким сердцем заплевали, загадили, растоптали.
      Опыт Французской революции с закрытием храмов, расстрелом священнослужителей, лишением Церкви элементарных жизненных прав, всевозможным ущемлением и прямым уничтожением почти с точностью был повторен у нас в России.
      1) Левичев. "Под маской религии" Брошюра. ГИЗ. М. - Л., 1929, с. 7.
      2) Там же, с. 7-8
      3) Там же.
      4) Там же.
      5) Ж. Санд. Собрание сочинений. Т. 7. Л., 1973, с. 558-559.
      6) См. "Наука и религия". 1963. N 6, с. 34.
      ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО
      Как же сориентировать себя по отношению к революции и ее детищу, советской власти, рядовому человеку - христианину?
      Новый Завет, не касаясь отношений Церкви к государству, и открывая тем самым полный простор историческому образованию их взаимных отношений, содержит, тем не менее, ясные указания на принципиальное отношение христиан ко всякой власти вообще. Государственной, разумеется.
      В Писании имеется несколько довольно ясных указаний на этот счет. Наиболее часто авторы, пишущие в нашей стране о взаимоотношении Церкви и государства, склонны употреблять слова апостола Павла из послания к Римлянам:
      "Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены" (Рим. 13, 1).
      Из этого текста весьма произвольно составляют свой собственный (у всех одинаковый) парафраз: "Всякая власть от Бога", чего, кстати, не избежал и отец Дмитрий Дудко в своем "покаянном" заявлении для печати. А уж он-то, казалось бы, должен более чем кто-либо другой бережно относиться к Евангелию.
      Этой фразы ("всякая власть от Бога") нет ни в одном издании: ни в славянском, ни в синодальном русском, ни в новейшем, русифицированном.
      Смысл этого текста, без сомнения, лежит глубже внешних признаков, и он понятен нашим богословам, но они сознательно отворачиваются от него, довольствуясь внешним восприятием.
      Христианство пришло в мир, как благая весть, как весть о любви, братстве, всепрощении. Пришло в реальный мир, с его социальной структурой, социальными представлениями и мышлением.
      Христианство при своем появлении признало государственную власть существующего строя, не вдаваясь в генезис его возникновения. На будущее всякое насилие упразднялось. В Евангелии вы не найдете ни одного положения, которым можно было бы обосновать даже самое "справедливое" насилие. Говоря о насилии, постоянно имеем в ввиду революцию, которая наиболее выразительно проявляется и которая рождает новые формы власти.
      Во времена Христа Палестина напоминала Россию начала века. Различные течения, группы, самого что ни на есть революционного, содержания, зилоты, ставившие своей целью революционную борьбу до полного освобождения от римской власти, буквально наполняли этот крошечный кусок священной земли. Одно восстание следовало за другим.
      Только в светской социально-исторической ситуации можно правильно понять приведенные слова апостола Павла.
      И иудеев, и всех палестинцев, и своих соотечественников-поработителей (!) он одинаково призывал ко Христу. Ко Христу, в Котором уже не будет ни иудея, ни эллина, ни поработителя, ни раба, ни богатого, ни бедного, в Котором должна царствовать любовь. В таком случае власть и подчинение в их полярных (светских) смыслах, и насилие, теряют свое жестокое содержание. Насилие упраздняется. Подчинение власти уже - не бремя, а радость. "Противящийся власти, - в таком случае, - противится Божию установлению" (Рим. 13, 2).
      Отсюда и естественные призывы ап. Павла "отдавать кесарево кесарю" (Мф. 22, 21; Мк. 12, 17), "отдавать всякому должное: кому подать, подать: кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (Рим. 13, 7). "повиноваться и покоряться начальству и властям" (Тит. 3, 1), причем, "не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 5).
      Таким образом, мы имеем две Евангельские точки опоры в своем отношении к светской власти.
      1. Необходимость повиновения.
      2. Исключение из своего жизненного актива насилия, следовательно, исключение революций, как способа урегулирования общественных отношений. [1]
      Правда, в новейшее время наши богословы сделали крутой вираж в своих представлениях о насилии. Они вводят в обиход противоречивое понятие "справедливое насилие" (уж не для того ли, чтобы оправдать октябрьскую революцию и родную советскую власть?).
      По мнению профессора Московской духовной академии А. Осипова, справедливость - "о двух концах", что называется: "в своем внешнем выражении она - двусторонняя". [2] Справедливость, и рядом насилие. Как ни парадоксально, но эти понятия, по мнению профессора, не всегда взаимоисключают друг друга. Если в умозрительной области справедливость требует милосердия к обиженному и пресечения насилия, то на практике это "пресечение" большей частью бывает связано с действиями насильственного характера, с известными формами насилия.
      Вот тут и возникает явно антиномичный термин "справедливое насилие". Что под ним понимать? Имеет ли право на существование такой противоречивый термин? Ведь большинство людей даже далеких от христианской идеи видят в насилии антоним справедливости, отрицание справедливости. И вообще, говоря старыми евангельскими словами, можем ли мы "брать в руки меч", чтобы ценой насилия достичь справедливости? Оправдывается ли такое средство достижения добра и блага? - В положительном решении возникает проблема уже не образного "оправдания добра" (как у В.С. Соловьева), а самого что ни на есть всамделишного. И это не спекуляция сознания, не игра ума. Проблема эта острейшим образом стоит перед нами, в наши дни. И современные богословы не могут обойти ее. Предлагают и решения. Одно из них представляется в следующем виде.
      Справедливость не исключает "насилия справедливого". Под справедливым насилием разумеется, "необходимое, как требуемое и оправданное совестью. Евангелием и законом" [3] Есть смысл разобрать это определение подробнее.
      Совесть. В своем нынешнем состоянии она находится под мощным покровом всяческих наслоений и всевозможных условностей, требуется много и много трудов на духовном поприще, чтобы без сомнения довериться ее движению. Но даже продиктованное чистой, светлой совестью, насилие не теряет своего насильственного характера.
      Наивно думать, например, что святой равноапостольный князь Владимир не руководствовался совестью в своем решении принудительного крещения языческой Древней Руси. Вопрос о том, насколько справедливо в данном случае насилие, попросту никто не ставил. [4] Все видят в этом событии только бесконечно бесценное благо для русского народа (и совершенно правильно!) и такой вопрос кажется казуистическим на первый взгляд. Но все же при оценке нравственного значения события крещения Руси мы с полным правом можем задаться им: соблюдена ли была справедливость по отношению к свободе воли и совести (своими истоками уходящей к Божественному акту творения) русских людей?
      Нет сомнения также в том, что равноапостольный Владимир считал на своей стороне в своем решении Евангелие и закон. Нельзя, к тому же, забывать, что тот же князь Владимир есть святой, равноапостольный. Поступки святых часто стоят в полном противоречии с логикой мышления и поведения прочих людей.
      Евангелие. Можем ли мы ссылаться на Евангелие в своей апологии "справедливого" насилия? - Единственный аргумент, к которому прибегают, как правило, в таком случае, - изгнание Иисусом Христом торгующих из храма. Но мы никогда не задумывались о том, можно ли брать себе в пример это действие Богочеловека? Христос был Человек? - скажет кто-то. - Да, но ведь это только полуистина. Он был Богочеловек, с момента рождения и до воскресения Жизнь Иисуса Христа была единым путем нераздельного шествия Божеской и человеческой природы. [5] И то, что прилично Богочеловеку Христу, не всегда может быть предметом подражания для простого смертного. Христос обладал правами, которых лишен человек. Кто из нас может назвать храм домом Отца своего в личностном отношении". И то, что человек призван к Богоуподоблению (в совершенствах), еще не наделяет его Божественными правами и властью.
      Приводят также очень банальный, якобы заставляющий признать уместность насилия (справедливого, значит) пример, когда на наших глазах разбойник насилует нашу сестру. Холодный человек с бездушными глазами... На самом деле, несмотря на внешне реальный, жизненный характер этого примера, никто из нас (и редкий кто вообще) был свидетелем такого случая, в то время, как обычное "четкое насилие встречается на каждом шагу" [6] Так не лучше ли признать этот случай исключением, с тем, чтобы ради него не оправдывать все остальное насилие? И уже в виде исключения оправдать насилие (как крайность) по отношению к этому разбойнику?
      А в то же время мы имеем другой пример, евангельский, как раз иного порядка. Вряд ли найдется человек, который бы заметил бы самых светлых, чистых и справедливых побуждений, толкнувших апостола Петра к насильственному действию против воина Малха Что еще, казалось бы, может быть справедливее, нежели попытка защитить своего Небесного Учителя Уж такая цель, вроде бы, оправдывает любые средства. И тем не менее эта Петрова справедливость была осуждена Самим Христом Более того - Христос, осудив Петра и других учеников, также изъявивших желание защититься против насильников мечами, исцелил Малха! Он совершил великое чудо во исправление несправедливого насилия ап. Петра
      Тщетно мы будем пытаться найти обоснование "насильственной" справедливости в Евангелии. Евангелие против всякого насилия.
      Что касается закона, то апелляция к нему за защитой мнения о правомочности насилия вообще не состоятельна. Законы слишком много обусловлены, слишком человечески не устойчивы, чтобы иметь непреходящее значение верховного судьи в таких вопросах.
      Нет такого злодеяния, которое где-либо или когда-либо не признавалась законом (!) за добродетель. Надо ли ходить за примерами?
      Недавняя Американская война в Индокитае - свидетельство того, что насилие в самой жуткой форме иногда возносится даже в ранг международной политики. Символом этого разбоя стало преступление в деревушке Сонгми, а палач Колли олицетворил собой социальный тип "цивилизованного" варвара.
      Кто может поручиться, что и некоторые нынешние действующие законы (справедливые, как считается) не подвергнутся отрицанию каких-либо других в ближайшее время.
      Чтобы не запутаться в частностях и авторитетах, достаточно проследить на этот счет мысли бесспорно первой (пусть даже одной из первых) величины - святого Иоанна Златоуста.
      Основываясь на Священном Писании, св. Иоанн Златоуст выявляет четкую христианскую позицию в вопросе справедливости и насилия по следующей схеме.
      Во-первых, не учинять (не быть инициатором) обиды
      Во-вторых, не воздавать равным, если зло возникло (или существует как факт).
      В-третьих, - не только не воздавать злом за зло, но не поддаваться и психологическому влиянию со стороны обидчика, т.е. не давать места негативным чувствам. В случае оскорбления, насилия, оставаться спокойными. Не питать ненависти к обидчику, но любить его, благодетельствовать ему, молиться о нем Богу.
      В-четвертых, - предавать себя самого (добровольно) злостраданию. [7]
      Вот христианская установка на случай насилия. Нам заповедано любить врагов наших, благословлять проклинающих нас, благотворить (благо творить - не насиловать) ненавидящих нас, молиться за обижающих и гонящих нас (Мф. 5: 44), а не бегать за псевдосправедливостью к людям, потерявшим (или не знавшим никогда) Бога, провозгласившим свою собственную, человеческую справедливость, сплошь и рядом построенную на насилии, и уж тем более не выступать в роли борцов за такую справедливость.
      Что можем претерпеть мы, что было бы в некоторой степени хотя бы подобно страданиям безгрешного Христа в Его земной жизни? - Политическое неравноправие? Ущемление "интересов национальных меньшинств"? Экономическую зависимость? Или еще что-либо подобное? Но разве этого достаточно, чтобы иметь основание оправдать насилие, чтобы найти в нем элемент справедливости?
      Для Христа даже жесточайших душевно-телесных страданий, включая насильственную незаслуженную смерть, оказалось недостаточно, чтобы прибегнуть к насилию.
      "Раз Русская Церковь считает себя наследницей заветов Христа - естественно, что всевозможные средства принуждения теряют всякий смысл и должны быть уничтожены", [8] - так мыслил на религиозно-философских собраниях в Петербурге (в начале века) епископ Сергий (Страгородский), тогдашний ректор духовной академии и председатель этих собраний. К 1927 году, правда, его взгляды на этот счет, на этот предмет, резко изменились и он принялся благословлять и разделять "сердцем" насильственную политику советской власти. Но...
      На почве христианской веры вопрос о законности внешних мер ограничения (фактически - насилия) даже религиозной совести нехристиан решается в совершенно отрицательном смысле. [9]
      Всякий поступок, напоминающий сколько-нибудь насилие, хотя бы он был облечен и в закон, должен быть встречаем общим проклятием. [10] Так считали даже Герцен и Огарев одно время.
      Проклятием. Это справедливо, потому что принцип насилия, как сказал Мережковский, лежит в демоническом начале.
      "Христос" с насилием и рабством - это антихрист. Всякий союз с насилием (с государством?) - от антихриста. В этом опасный соблазн. [11]
      Нет, не совместимы кровь (насилие) и правда, и не может быть у людей права на убийство [12] (насилие).
      Прекрасные, светлые личности истории всегда ненавидели всевозможные революции, потому что верили в спокойное усовершенствование дел человеческих, а не в то, чтобы потоки крови решали общественные вопросы. [13]
      Человеку Бог дал, как говорит св. Иоанн Златоуст, силу побеждать (зло) не сражаясь, через одно только терпение. [14]
      О справедливом насилии можно говорить пожалуй только в тех немногочисленных случаях человеческой истории (истребление Содома, Вавилона, потоп при Ное и некоторые другие), когда сила эта исходила от Бога, а не от человека. И то не потому, что мы можем найти в них какие-то убийственно-убедительные рациональные основания, а лишь приняв на веру ту истину, что вся справедливость (настоящая справедливость) - от Бога.
      Что касается людей, то им приличнее (с христианской точки зрения) искать той победы (над злом), которая достигается через претерпение зла, а не через нанесение зла в роли какого по существу выступает "справедливое насилие".
      Не противиться насилию (а не пользоваться насилием) значит больше, нежели быть миротворцем "Мы никогда не бываем победителями, когда делаем зло, напротив, всегда побеждаем, когда терпим зло... Все святые тогда прославились и получили венцы, когда одержали такую чуждую сопротивления победу"
      Ко всей сложной системе оправдания насилия приходится прибегать нам, пожалуй, по единственной причине - умножились грехи наши, трудно стало отличать Божеское от человеческого. Немногие сохранили секрет (и величайшую силу) молитвы.
      Неужели можно представить себе преподобного Серафима Саровского, например, или старца Амвросия Оптинского, которые в целях достижения блага (перед фактом несправедливости) прибегнули бы к насилию? У них была молитва и связь с Богом, помощь Божия. Это нам, далеким от такой совершенно реальной возможности, приходится прибегать к жалкому суррогату; чтобы оправдать собственное уклонение от евангельских путей приходится измышлять такие парадоксальные терминологические неологизмы, как "справедливое насилие".
      Насилие есть насилие - зло по природе своей, - какие бы к нему ни приклеивали эпитеты. Насилие порождает насилие, и само в свою очередь питается насилием. Зло исцеляется только добром.
      Вот живет человек спокойно и счастливо... Но вдруг его незаслуженно обидели, ударили, например, он ответил на удар, и конец спокойствию, миру. Он должен готовиться к следующему насильственному действию, должен думать, как защитить себя, как стать сильнее и тверже (а становимся по существу жестче, злее). И так далее... Возникает цепочка, подобная явлению кровной мести. Непротивление злу, исключение из своей жизни всякого насилия - это универсальный рецепт всеобщего счастья и Царства Божия Один только миг: надо пережить обиду, погасить вспыхнувшее собственное зло, заставить себя не думать о мщении И восторжествует справедливость.
      Нельзя забывать: злые люди не разумеют справедливость, а ищущие Господа разумеют все (Сол. 28, 5). Вот путь к непреложному критерию в вопросе справедливости - путь к Богу, путь к очищению сердца, путь к любви. На этом пути не будет альтернативных ситуаций. Господь, Который утвердил справедливость, укажет и путь справедливости, и форму, в которой она должна будет найти свое выражение.
      Высший принцип справедливости, без сомнения, заложен в любви. В любви ко всем, в любви ко всему, любви всегда, при любых обстоятельствах. Любовь все растворит в себе и приведет через справедливость к благой цели. Где любовь - там нет неправды, где любовь - там нет насилия, где любовь - там нет места ненависти, где любовь - там исключена несправедливость. Справедливость - там, где любовь.
      Возвращаясь к тексту ап. Павла, с которого мы начали эту тему, можно уверенно сказать, что речь в нем идет, во-первых, о существовавших во времена ап. Павла социальных структурах и, во-вторых, об отказе на будущее от любых насильственных попыток изменения этих структур, т.е. о принципиальном исключении насилия из всех сфер общественных отношений, из всего арсенала человеческих возможностей.
      Но это еще не все. Призывы ап. Павла повиноваться начальникам (власти) почти всегда имеют одну существенную оговорку: начальник есть Божий слуга. В четвертом стихе 13-й главы послания к Римлянам эта оговорка присутствует в двух местах: "Начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое" (Рим. 13, 4). То же самое - в 6-м стихе.
      Легко заметить, что ни одному условию, ни революция, ни советская власть, не удовлетворяют.
      Во-первых, революция вся пронизана насилием во-вторых, советская власть, мягко говоря, далеко не слуга Бога.
      А в таком случае в силу вступает другой действительно конструктивный принцип отношения к власти:
      "Должно повиноваться больше Богу, нежели человеком" (Деян. 5, 25). "Справедливо ли пред Богом, - спрашивает ап. Петр первосвященников и старейшин, - высшую церковную и светскую власть иулеев, - слушать вас более, нежели Бога?" (Деян. 4, 19).
      И сам автор известного изречения - "существующие власти от Бога" всю жизнь только и делал, что нарушал волю власти (и светской и церковной).
      Вспомним хотя бы такой эпизод из его жизни. "Тысяченачальник повелел ввести его в крепость, приказав бичевать его... Растянули его ремнями... Первосвященник же Анания стоявшим пред ним приказал бить его по устам. Тогда Павел сказал ему: "Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и вопреки закону, велишь бить меня" (Деян. 22, 24-25; 23, 2-3).
      Даже намека на почтение к власти в этих словах не найти.
      Или вот примечательно отношение к светской власти апостолов Петра и Иоанна.
      "И призвавши их, (первосвященники) приказали им отнюдь не говорить и не учить от имени Иисуса...
      Бывши отпущены, они пришли к своим и пересказали, что говорили им первосвященники и старейшины.
      Они же, выслушавши, единодушно возвысили голос к Богу и сказали: "Владыко Боже... Ты устами отца нашего Давида... сказал... Восстали цари земные, и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его.
      Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса... Ирод и Понтий Пилате язычниками и народом израильским... И ныне. Господи, воззри на угрозы их и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое" (Деян. 4, 18, 23-29).
      Не весьма "послушное" отношение к власти проглядывает в этом эпизоде со стороны апостолов, не правда ли?
      А вот отношение к власти первомученика Стефана:
      "И напавши схватили его и повели в синедрион и представили ложных свидетелей... Но он сказал: "Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и умами! Вы всегда противились Духу Святому, как отцы ваши, так и вы:
      Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы.
      Вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили.
      Слушая сие, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами...
      Закричавши громким голосом, (они)... единодушно устремились на него,
      И, выведши за город, стали побивать его камнями...