Ниро Вульф (№63) - Убей сейчас – заплатишь потом

— Давайте внесем полную ясность в этот вопрос. Вы говорите, что мистер Эшби вас не совращал?

— Нет, конечно.

— А пытался?

Она заколебалась, прежде чем ответить «нет».

Подумав, добавила:

— Три раза он водил меня в ресторан на шоу, последний раз это было с год назад. После этого приглашал меня еще несколько раз, но я не пошла, потому что узнала, что он из себя представляет. И он мне не нравился.

Брови Вулфа приняли нормальное положение.

— Тогда почему же полиция считает, что он вас совратил?

— Не знаю. Очевидно, им кто-то так сказал. Несомненно, кто-то наговорил им массу всяких небылиц обо мне и мистере Эшби, судя по их вопросам.

— Кто именно? Они ни на кого не ссылались?

— Нет.

— Знаете ли вы, кто это сделал? Или догадываетесь?

— Нет.

Вулф повернулся ко мне:

— Арчи?

Этого следовало ожидать. Вечная история: Вулф притворяется, что совершенно не разбирается в женщинах, а я, наоборот, являюсь крупным специалистом в области женской психологии. Так что практически Вулф просил меня определить, совратил ли Деннис Эшби Эльму Вассоз, да или нет. Какого дьявола, я же не давал показания под присягой, да и определенное мнение у меня еще не сложилось.

Я сказал:

— Мисс Вассоз, возможно, права… Кто-то подсунул полиции ложную линию расследования, за которую те с радостью ухватились. Скажем, тридцать к одному.

— Ты веришь ей?

Эльма медленно повернула ко мне голову.

— Да. Скажем, двадцать к одному.

— Благодарю вас, мистер Гудвин.

И снова повернулась к Вулфу.

Он довольно долго смотрел на нее, прищурив глаза.

— Хорошо, допустим, что вы говорите искренне, что тогда? Вы начали с того, что должны мне все рассказать, и я вас выслушал. Ваш отец погиб. Я его высоко ценил, и я не посчитался бы с усилиями, если бы можно было его воскресить. Но чего вы можете ожидать от меня, кроме сожалений, которые я уже высказал?

— Но…

Она удивилась.

— Я думала — разве не ясно, что они намереваются сделать? Я хочу сказать, они вообще не собираются ничего делать. Если они считают, что отец убил мистера Эшби из-за меня, а потом из страха разоблачения убил себя, что они могут сделать? На этом все кончится, потому что для них расследование уже закончено. Так что теперь я сама должна что-то предпринимать, а я не знаю, что именно. Поэтому я пришла к вам. Папа говорил…

Она замолчала, прикрыв рот растопыренными пальцами. Это было ее первое резкое движение.

— Ох! — почти простонала она, рука у нее бессильно упала.

Тут же вскинула голову и заговорила по-другому:

— Какая непростительная рассеянность… Ну, конечно же! Прошу вас меня извинить.

Раскрыв свою большую сумочку из коричневой кожи, она запустила туда руку и что-то вытащила.

— Мне следовало это сделать с самого начала. Видите ли, папа не истратил ни единого цента из денег, полученных от вас, он относился к ним с огромным благоговением. Здесь собраны все долларовые бумажки, которые вы ему платили. Он говорил, что в один прекрасный день сделает на них что-нибудь особенное, только не упоминал, что именно… Он просто считал…

Она замолчала, прикусив губу…

— Только без истерик! — испугался Вулф.

Она кивнула.

— Знаю. Не бойтесь, я не стану плакать. Я не пересчитывала деньги, но тут должно быть около пятисот долларов, ведь вы платили ему по три доллара в неделю на протяжении трех с половиной лет.

Она неслышно поднялась с кресла, положила пачку на стол Вулфа и вернулась на место.

— Конечно, для вас это пустяки, ерунда по сравнению с пятьюдесятью тысячами, которые вам платят за ваш труд, так что в действительности я прошу милостыню. Но это не для меня, это для моего отца! И в конце концов получается, что на протяжении трех с половиной лет он даром чистил вам обувь.

Вулф укоризненно посмотрел на меня.

Признаю, что я без разрешения впустил Эльму в дом, но по его взгляду можно было предположить, что я убил и Эшби, и Пита, и ей подсказал план его убийства.

Потом он перевел взгляд на девушку.

— Мисс Вассоз, вы просите меня установить невиновность вашего отца и вашу непорочность, так?

— Моя непорочность не имеет никакого значения.

— Но невиновность вашего отца для вас очень важна?

— Да. Да!

Вулф ткнул пальцем в пачку денег, перетянутую резинкой.

— Это ваши деньги. Заберите их. Как вы справедливо сказали, это пустяк за подобную работу, и если я окажусь таким Дон-Кихотом, что возьмусь за нее, мне оплата не потребуется. Сейчас я ничего не отвечу, ибо если бы мне сейчас требовалось сказать «да» или «нет», я бы сказал «нет». Полночь, я устал, давно пора лечь спать. Я сообщу вам свое решение утром. Вы останетесь здесь. В доме имеется свободная комната со всеми удобствами.

Он отодвинул кресло и поднялся

— Но я не хочу… У меня с собой ничего нет.

— Важно то, что вы сами здесь…

Он хмуро посмотрел на нее:

— Предположим следующее: догадки полиции правильны, мистер Эшби действительно вас соблазнил, ваш отец узнал об этом и убил его, а потом, испугавшись разоблачения, покончил с собой; и допустим, что зная обо всем этом, вы бы уехали к себе домой, чтобы провести там ночь в полном одиночестве. Что бы вы сделали?

— Но это же неправда! Такого не было.

— Я сказал «предположим». Так что предположите, что все это было… что бы вы сделали?

— Ну… в таком случае я, просто убила бы себя, естественно.

Вулф кивнул:

— Полагаю, что убили бы. А если вы умрете сегодня вечером или завтра утром при обстоятельствах, которые допускают возможность самоубийства, другие, включая полицию, утвердятся в своих предположениях. Убийца это понимает, а поскольку его попытка представить вашу смерть как самоубийство могла бы удастся, а попытка представить смерть вашего отца как самоубийство уже удалась, он, пожалуй, может снова пойти на риск, чтобы полностью замести следы. Если он знает вас, ему известно, что вы — девушка с характером, что вы доказали, явившись сюда, и вы превратились для него в смертельную опасность до конца вашей жизни. Вы останетесь на ночь здесь. Я буду недоступен до одиннадцати часов утра, но с вами останется мистер Гудвин, ему вы расскажете все, что вы знаете и что может оказаться полезным. Если я решу вам помочь в качестве услуги вашему отцу, мне потребуется вся информация, которой вы располагаете. Не пытайтесь что-либо утаить от мистера Гудвина, он прекрасно разбирается в психологии молодых привлекательных женщин… Спокойной ночи.

Вулф повернулся ко мне:

— Проверь, в порядке ли южная комната. Спокойной ночи.

И он ушел.

Когда до нас донесся скрип лифта, Эльма повернулась ко мне:

— Возьмите деньги, мистер Гудвин. Я не хочу…

Она задрожала, голова у нее повисла, обеими руками она закрыла лицо. Какое счастье, что она не дала волю своим нервам, пока не удалился Великий Человек!

Глава 3

В среду без четверти одиннадцать я печатал, сидя за своим столом.

Когда я постучал в дверь южной комнаты, находящейся на третьем этаже прямо над спальней Вулфа, в семь сорок пять, Эльма уже не спала и была полностью одета. Она сказала, что провела ночь спокойно, но по ее воспаленным глазам этого нельзя было сказать. Я всегда завтракаю на кухне, но Фриц, очевидно, посчитал, что кормить гостью тоже там неприлично, и накрыл нам на стол в столовой: апельсиновый сок, горячие лепешки с медом и взбитыми сливками, пара кусочков бекона, пара яиц всмятку с чесноком и две чашки кофе.

После этого мы прошли в кабинет, почти целый час, от 8.40 до 9.30 я задавал Эльме вопросы, на которые она с готовностью отвечала.

С того времени, как она начала работать в «Мерсерз Боббинз» два года назад, размеры офиса фирмы в административном здании на Восьмой авеню выросли вдвое, штат утроился. Она не знала, что произошло с их фабрикой в Нью-Джерси, но она сильно расширилась. Все понимали, что своими успехами фирма обязана способностям и усилиям одного человека, Денниса Эшби, которого три года назад назначили главой отдела продажи и рекламы. Он рекламировал не одни бобины, фирма теперь выпускала более двадцати наименований изделий, используемых в швейной промышленности.

Из десятка членов штата, которых она назвала и описала, я привожу лишь несколько человек:

Джон Мерсер, президент. В сентябре месяце в офисе состоялось празднование с пуншем и кексами его дня рождения. Мерсеру пошел шестьдесят второй год. Он унаследовал дело от отца. Считалось, что ему принадлежит большая часть акций корпорации. Он почти все время находился на фабрике, в Нью-Йоркской же конторе бывал всего два раза в неделю. Фирма чуть было не прекратила существование, когда Мерсер сделал Эшби вице-президентом и поручил ему реализацию в рекламу. Он обращался к своим сотрудникам по именам, они все его любили, за глаза называли «Большим Эм». У него были дети и внуки, но сколько именно Эльма не знала. Ни один из них в фирме не работал.

Эндрю Буш, секретарь корпорации и управляющий конторой, тридцати с небольшим лет, не женат. Еще год назад он был старшим бухгалтером, но когда умер управляющий конторой в весьма почтенном возрасте, Мерсер выдвинул Буша. У него имелся свой собственный кабинет, но три или четыре раза в день он появлялся в рампусе и обходил столы. (Рампус — это просторное помещение, где работало двадцать восемь девушек. Одна из них окрестила его «рампусом», и название прижилось). Он обязал стенографисток заходить к нему и предупреждать, куда она идет, когда за одной из них посылал Эшби. Поэтому за спиной Буша называли «паладином».[1]

Филип Хоран, ответственный за продажу, сорока лет, женат, имеет двоих или троих детей. Я включил его в список потому, что а) он редко появлялся в своем офисе до четырех часов, но одна из девушек видела его утром в понедельник; б) ожидали, что именно он займет пост, на который Мерсер поставил Эшби, он был этим страшно обижен; в) он просил одну из девушек, давно работающую в фирме, выяснить, что произошло и происходит между Эшби и Эльмой Вассоз.

Фрэнсис Кокс, секретарь в приемной. Эльма сказала, что ей лет тридцать, так что, вероятно, ей было лет двадцать семь — двадцать восемь. Кое-что в отношении женщин мне известно. Я включаю ее потому, что если она видела, как Пит входил в кабинет Эшби, она могла видеть и кого-то другого.

Покойный Деннис Эшби. Год назад он сказал Эльме, что ему тридцать восемь лет. Давно начал работать в «Мерсерз Боббинз» складским клерком. Невзрачный и очень некрасивый. Когда я попросил Эльму сказать, на какое животное он больше всего похож, она назвала обезьяну. Почти половину времени он проводил вне стен офиса по вопросам кредитов. У него не было собственного секретаря. Когда же ему требовалась стенографистка, он вызывал одну из рампуса; вопросами его деловых свиданий ведала Френсис Кокс. У него в кабинете хранилась уйма папок с делами. Девушки вполне обоснованно прозвали его «Грозой». О его связях с девушками Эльма в точности не знала, но разговоров по этому поводу было много.

Джоан Эшби, вдова. Ее я включил потому, что жену убитого нужно всегда учитывать… Когда-то она работала в «Мерсерз Боббинз», ушла оттуда, выйдя замуж за Эшби. Это случилось до того, как Эльма получила место в фирме. Девушка ее ни разу не видела и практически ничего о ней не знает. Сидя в ресторане, Эшби сказал Эльме, что его женитьба оказалась ошибкой и что он старается склонить супругу на развод, но ведь эта фраза стала почти классической у женатых повес.

Эльма Вассоз. Когда я ее спросил, почему она согласилась пойти в ресторан с женатым человеком, она ответила: «Я сказала папе, что мистер Эшби пригласил меня, и он велел мне пойти. Он сказал, что каждая девушка испытывает непреодолимое любопытство в отношении женатых мужчин, ей непременно хочется с одним из них где-нибудь побывать, так почему бы мне не сделать это? Разумеется, он меня знал».

Что касается утра понедельника, Эльма стенографировала письма в комнате Буша от 9.40 до 10.15, а потом находилась в рампусе со всеми остальными девушками. Около половины двенадцатого Джон Мерсер появился вместе с неизвестным человеком и созвал их всех, а незнакомец стал расспрашивать, не входил ли кто-то из них этим утром в комнату Эшби и не заметил ли кого-нибудь, кто туда входил; услышал в ответ единодушное «нет», после чего мистер Мерсер сообщил им о случившемся.

Даже при наличии моего «исключительного понимания психологии молодых привлекательных женщин», мне ни разу не показалось, что Эльма что-то от меня утаивает, разве что какие-то мелочи под самый конец, когда я спросил ее, кто мог, по ее мнению, солгать полицейским про нее и Эшби. Эльма не захотелось никого называть без веских на то оснований. Я сказал, что это смешно, что любой мужчина или женщина, узнав, что его или ее оклеветали, непременно заподозрит кого-нибудь из окружающих, но ее нельзя было переубедить. Если кто-то и желал ей зла, она не знала этого человека. Разве что Эшби. Но он умер.

В одиннадцать часов я печатал за своим столом заключительную часть нашей беседы, когда раздался звонок внутреннего телефона, я повернулся и взял трубку. В оранжерее Ниро Вулф редко отвлекался от своих обожаемых растений, чтобы позвонить мне. Поскольку он завтракает у себя в спальне и после этого прямиком поднимается на крышу, я с ним еще не виделся и на всякий случай поздоровался.

— Доброе утро, Арчи. Что ты делаешь?

— Печатаю мое интервью с мисс Вассоз, только суть. Не дословно. Почти закончил.

— Ну и?

— Ничего из ряда вон выходящего. Некоторые факты, возможно, окажутся полезными; что касается доверия к ее словам, теперь уже пятьдесят к одному.

Он хмыкнул.

— Она поела? Гость, званный или незванный, не должен голодать.

И неожиданно добавил:

— Пятьдесят к одному, ты говоришь? Пожалуй, больше. Скажи, что другое, кроме правды, могло привести ее сюда? Черт побери, где она?

— У себя в комнате. Разумеется, на работу она не пойдет. И не беспокойтесь, она не голодает. Поела. Позвонила в прокуратуру узнать, когда сможет получить тело отца… Молчание.

— Отчет в газете подтверждает ее выводы, что полиция решила, будто ее отец убил Эшби, а затем покончил с собой. Не так прямо, конечно. Ты читал?

— Да. Она тоже.

— Но газеты могут ошибаться, а на этот раз наверняка ошибаются. Возможно, что мистер Кремер хитрит. Если это так, тебе придется это выяснить. Досконально.

— Может знать Лон Коэн.

— Этого недостаточно. Тебе надо повидаться с мистером Кремером. Сейчас же.

— Если он и хитрит, то все равно своих карт не раскроет.

— Нет, конечно. Придется проявить ловкость. Призови на помощь собственную сообразительность в сочетании с опытом.

— Да, да, я уж таков… Хорошо, я отправлюсь, как только закончу печатать. Мне требуется еще минут пять. Вы найдете мой отчет в своем ящике.

Я повесил трубку.

Мне хватило трех минут. Я положил первый экземпляр в стол Вулфа, а копию к себе, пошел на кухню предупредить Фрица, что ухожу, взял пальто на вешалке и вышел из дома. До Южного отдела по расследованию убийств от нашего старичка-особняка довольно далеко, но моя голова любит отдыхать, пока я шагаю по дороге, а мне надо было обдумать «возможные подходы» к Кремеру, так что на Девятой авеню я остановил такси.

Дежурный полицейский, который отнюдь не был моим любимым представителем администрации города, сказал, что Кремер занят, но мне может уделить несколько минут. Я ответил:

— Нет, благодарю вас, — и уселся ждать. Лишь около полудня меня проводили через холл в кабинет Кремера.

Инспектор стоял у края стола. Когда я вошел, он усмехнулся.

— Так что ваш клиент приобрел билет в одну сторону? Хотите видеть его?

Предварительное обдумывание «подхода» редко себя оправдывает. Учитывая теперешнее состояние ума Кремера было бы бессмысленно пытаться его умаслить, поэтому я на ходу перестроился.

— Пустяки, — сказал я с вызовом, — если вы имеете в виду Вассоза, то он не был нашим клиентом, а всего лишь чистильщиком сапог. Вы в долгу перед мистером Вулфом, неплохо было бы начать расплачиваться, Эльма Вассоз, дочь Питера, прошлую ночь находилась в нашем доме.

— Вот это да! В вашей комнате?

— Нет, я сильно храплю. Она явилась и расплакалась, что ее жизни грозит опасность. Человек, покончивший с Эшби и ее отцом, теперь намеревается убить и ее. Кто он такой, она не знает. Затем утренние газеты сообщили совсем другое. Не то, чтобы все было сказано своими словами, но достаточно прозрачно. Вассоз убил Эшби, а когда вы стали наступать ему на пятки, он нашел подходящий обрыв и спрыгнул с него вниз. Получается, что вы знали об этом, когда приходили побеседовать с мистером Вулфом в понедельник, знали про Эшби и Эльму Вассоз. Почему же вы об этом не рассказали? Если бы не играли в молчанку, мы бы вчера не впустили ее к себе в дом. Таким образом вы кое-что задолжали Вулфу. Когда он выставит ее из дома, ему хочется ей высказать пару напутственных слов. Поэтому ему надо знать, кто сообщил вам про нее и Эшби. Неофициально, конечно, ваше имя не будет упомянуто.

Кремер откинул назад голову и рассмеялся. Не раскатисто, всего лишь «ха-ха». Протянув руку, он ткнул мне в грудь указательным пальцем.

— Ночевала в доме Вулфа, ха? Поразительно! Мне бы хотелось слышать его речь. Как он ее назовет, интересно знать? Не потаскухой, конечно, у него на это найдется какое-нибудь витиеватое словечко, вроде блудницы. И у него хватило наглости… уходите, Гудвин!

— Он хочет знать…

— Глупости! Отправляйтесь.

— Но, черт побери!

— Уходите.

И поскольку мне теперь не над чем было ломать голову, назад на Тридцать пятую улицу я пошел пешком.

Вулф сидел за своим столом с книгой Ширфа «Расцвет и закат Третьего Рейха». На подносе рядом стояла пивная бутылка и стакан, а возле них лежал мой отчет о разговоре с Эльмой. Я прошел к своему столу и сел, дожидаясь, когда Вулф дочитает до конца абзаца и поднимет глаза.

— Нам придется выставить ее, — начал я, — это сделаете вы. Я бы предпочел на ней жениться и заняться ее перевоспитанием, но тогда Кремер отберет у меня лицензию… Полный отчет?

Вулф ответил «да», и я доложил. Под конец я сказал:

— Как видите, никакой ловкости не потребовалось. Первое, что я услышал, «Ваш клиент приобрел билет в одну сторону», прозвучало вполне убедительно. Он не хитрит, он не сомневается в своей правоте. И за невежливый смех его винить нельзя, он искренне верит, что вы приютили под своей крышей шлюху. Что касается отказа назвать…

— Заткнись!

Я откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. В течение нескольких минут Вулф хмуро смотрел на меня, на минуточку закрыл глаза, пробормотав сквозь зубы «Безнадежно».

— Да, сэр, — согласился я, — полагаю, я мог бы переодеться чистильщиков сапог, взять ящик Пита и попытаться…

— Заткнись, Арчи… Я хочу сказать, что это невыносимо. Нельзя разрешать инспектору Кремеру над собой глумиться.

Он отложил в сторону книгу, не заложив страничку, чего никогда не делал.

— Другого выхода нет. Я мог бы сам чистить свои ботинки, именно об этом я думал, прочитав твой отчет, но теперь понимаю, что придется действовать. Вызови мистера Паркера.

Мне не требовалось искать номер телефона адвоката Натаниэля Паркера в справочнике, я сразу же повернулся к аппарату и набрал его. Паркер оказался дома, и Вулф поднял трубку.

— Доброе утро, сэр. Вернее, уже добрый день. Вы мне очень нужны. Я намерен посоветовать одной молодой женщине, которая консультировалась со мной, возбудить судебное дело против группы из пяти-шести человек и потребовать компенсации в размере, скажем, миллиона долларов с каждого за сделанное ими диффаматорное заявление. Не простая клевета, а злословие, поскольку, как мне известно, заявления были устными и в печати пока еще не были опубликованы. Эта особа здесь, в моем доме. Сможете ли вы приехать ко мне в офис? Нет, после ленча подойдет. В три часа? Очень хорошо, жду вас.

Вулф положил трубку и повернулся ко мне:

— Нам придется ее задержать. Поезжай с ней на ее квартиру, чтобы взять там все необходимое. Не сию минуту, попозже. Мистер Кремер ожидает, что я ее выставлю из дома, так, да? Фу! Ее же не будет в живых уже через двадцать четыре часа, а это избавило бы его от всех прошлых недоделок и ошибок… Вели Фрицу отнести ей ленч в комнату, я не могу быть невежлив с гостем за столом, но усилия сдержаться испортили бы мне удовольствие от еды.

Глава 4

Однажды я спросил Паркера, сколько в его кабинете юридических книг. Он ответил: «Около семисот». Тогда я поинтересовался, сколько же их напечатано на английском языке, и он сказал, что около десяти тысяч.

Поэтому, как я считаю, ты не можешь рассчитывать отдавать «заказ» адвокату на судебную тяжбу точно так же, как на костюм портному. Работа у адвокатов особая, но Паркер на ней собаку съел.

Паркер появился ровно в три, и вопрос был едва решен к тому времени, когда Вулф должен был пойти на свое вечернее свидание с орхидеями. Без трех минут четыре он поднялся с кресла и сказал:

— В таком случае завтра как можно раньше. Вы продолжите, как только Арчи позвонит вам, что он объяснил суть дела мисс Вассоз.

Паркер покачал головой:

— Подумать только, как вы действуете… Неужели до сих пор вы ей ни о чем не упоминали?

— Нет, конечно. Было бы бессмысленно заниматься предварительными разговорами до того, как стало ясно, что план может быть осуществим.

Вулф отправился к лифту, Паркер заторопился домой, и я вышел вместе с ним в холл подать пальто и шляпу. Потом я поднялся на два пролета лестницы в «южную» комнату, постучал в дверь, услышал едва различимое «Войдите!» и вошел. Эльма сидела на краю постели, расчесывая волосы.

— Кажется, я заснула, — смущенно пробормотала она, — который час?

Я бы с радостью помог ей причесаться, любому мужчине это доставило бы удовольствие: волосы у нее были потрясающими.

— Фриц сказал, что вы съели всего одну из его знаменитых креольских оладий. Вам, очевидно, не нравятся низкорослые мужчины?

— Извините, это я ему не нравлюсь. И я его ни капельки не виню за это. От меня одно беспокойство.

Она глубоко вздохнула.

— Это неверно. Просто Фриц подозревает каждую женщину, которая входит в этот дом, в желании забрать его в свои руки.

Я придвинул себе стул и уселся.

— Произошли кое-какие события. Я ходил поговорить с полицейским инспектором Кремером. Вы правы, они считают, что ваш отец убил Эшби, а потом себя. Теперь вы клиентка мистера Вулфа. Пачка долларовых бумажек в сейфе по-прежнему ваша собственность, я взял из них всего одну штуку в качестве ретейнера. Вы одобряете?

— Конечно, но возьмите их полностью. Я понимаю, что это мелочь…

— Перестаньте. Для него это не стимул, не приманка. И не вздумайте благодарить его. Он скорее бы пропустил обед, нежели разрешил кому-нибудь поверить, будто он мягкосердечен, может из одного человеколюбия бескорыстно пошевелить пальцем. Даже не намекайте на это. Дело в том, что инспектор Кремер осмелился издеваться над ним, он сам так выразился, и поэтому Вулф приложит все усилия, чтобы посадить Кремера в лужу, и, как это ни потешно, для Вулфа это имеет решающее значение. Он должен доказать, что ваш отец не убивал Эшби, а для этого необходимо обнаружить настоящего убийцу. Вопрос — как это сделать. Он бы послал меня в это здание, чтобы изучать обстановку, посмотреть на людей, кое-кого пригласить сюда, в офис, поскольку он сам никогда не выходит по делам из дома, но он не может ожидать невозможного даже на меня. Они просто выставят меня за дверь и никуда не пойдут. Поэтому он должен…

— Некоторые девушки согласились бы прийти, и мистер Буш тоже.

— Этого мало. В первую очередь нам нужны те, кто не согласился бы прийти. Вулф вынужден бросить бомбу. Вы намерены привлечь к судебной ответственности шестерых людей за злословие, которое нанесло вам моральный ущерб, потребовать с каждого по миллиону долларов компенсации. Вулф планирует подать в суд также и на корпорацию, но адвокат запретил. Сейчас адвокат подготавливает бумаги и примется действовать дальше, как только вы ему позвоните. Его зовут Натаниэл Паркер, превосходный специалист. Не подумайте, что дела дойдут действительно до суда, и что вы получите какую-то компенсацию. Это всего лишь предлог для того, чтобы заставить их зашевелиться. Хотите ли вы с кем-нибудь посоветоваться, прежде чем подадите Паркеру сигнал приступать? Есть ли у вас знакомые адвокаты?

— Нет.

Она стиснула пальцы.

— Разумеется, я сделаю все, что бы ни велел мистер Вулф. Кто эти шестеро?

— Первый — Джон Мерсер, второй — Эндрю Буш, номер три — Филип Хоран, четыре — мисс Кокс, пять — миссис Джоан Эшби, шесть — инспектор Кремер. Все, что Кремер говорит как официальное лицо, считается привилегированным сообщением, но лишь в известных пределах. Он мог кое-что сболтнуть репортерам, да и в разговоре со мной обозвал вас шлюхой. Во всяком случае, у нас будет шанс поднять его на место для дачи свидетельских показаний и спросить под присягой, от кого он получил порочащие вас сведения, не говоря уже о том, что мистер Ниро Вулф с величайшим наслаждением доставит Кремеру подобные неприятности… Но вы меня не слушаете?

— Почему? Слушаю. Не думаю, что бы я… Не могли бы вы исключить из этого списка мистера Буша?

— Чего ради?

— Потому что я уверена, что он не говорил обо мне ничего подобного.

— Возможно, остальные пятеро тоже не говорили. Повторяю: все это предпринимается только для того, чтобы собрать их здесь — добраться до них.

Девушка кивнула:

— Знаю, я это поняла, но мне бы не хотелось, чтобы у мистера Буша сложилось мнение, будто я допускаю возможность того, что он меня может оклеветать. Если вам нужно, если мистеру Вулфу нужно всего лишь с ним поговорить, я убеждена, что мистер Буш сюда приедет, если вы его пригласите.

Я придирчиво разглядывал ее:

— Похоже, что сегодня утром вы кое-что не дорассказали. Характеризуя Буша, вы не упомянули о том, что он прилетит сюда, стоит вам только свистнуть.

— Я и сейчас этого не говорю.

Она возмутилась: — Все, что я имею в виду, это что он милейший человек, в высшей степени порядочный, и не стал бы обливать меня грязью.

— Вы с ним проводили много времени вне конторы?

— Нет. После мистера Эшби я твердо решила не договариваться о свиданиях ни с одним мужчиной из офиса, как с женатым, так и с холостым.

— О'кей, мы вычеркнем Буша при условии, что вы предоставите его Вулфу, когда это потребуется.

Я поднялся:

— Сейчас мы с вами пройдем вниз в кабинет и позвоним Паркеру, а потом поедем к вам на квартиру и возьмем оттуда все, что вам может понадобиться на неопределенный срок. Возможно, всего лишь на пару дней… или же на пару месяцев. Когда мистер Вулф…

— Оставаться здесь два месяца? Я не могу!

— Можете и останетесь, если будет такая необходимость. Если вас убьют, мистеру Вулфу не удастся насолить Кремеру, он из-за этого страшно расстроится и сделается совершенно невыносимым… Если вам надо причесаться и подмазать губы, только не подумайте, что я считаю это необходимым, я подожду вас внизу в кабинете.

И я ушел.

В ожидании появления Эльмы для того, чтобы позвонить Паркеру, поскольку у него могло возникнуть желание услышать голос своей клиентки в качестве свидетельства ее существования, меня подмывало позвонить в оранжерею Вулфу и спросить, не желает ли он в шесть часов повидаться с Эндрю Бушем, но потом я подумал, что Вулф наверняка станет настаивать, чтобы Буша вызвали вместе со всеми остальными, и передумал. Я человек мягкотелый.

Эльма сошла вниз гораздо быстрее, чем большинство девушек, будь они на ее месте, я дозвонился до Паркера, сообщил ему, что все устроено, но Буша надо вычеркнуть, после чего передал трубку Эльме, Паркер спросит ее, должен ли он в дальнейшем действовать в ее интересах, как его предупредил Вулф, девушка ответила «да». Но этом все было кончено.

Я сказал Эльме, что мне нужно позвонить еще в одно место, набрал номер «Газетт», вызвал Лона Коэна и спросил его, имеет ли силу его недавнее предложение щедро заплатить за статью о Питере Вассозе. Лон ответил, что ему надо сначала посмотреть статью.

— У нас нет времени ее писать, — отпарировал я. — Мы очень заняты. Но если ты хочешь кое-что получить задаром, так вот получай: мисс Вассоз, его дочь, прибегла к услугам Ниро Вулфа, знаменитого частного детектива, и находится в настоящее время в его доме, с ней не связаться. По совету мистера Вулфа мисс Вассоз поручила Натаниэлу Паркеру, знаменитому адвокату, возбудить судебное дело против пяти человек, а именно: Джона Мерсера, Филипа Хорана, мисс Фрэнсис Кокс, миссис Деннис Эшби и инспектора Кремера из криминальной полиции. Она требует от них компенсацию в миллион долларов за диффамацию ее личности. Они получат повестки завтра. Вероятно, к тому времени, когда появится твой первый выпуск. Я сообщаю эту информацию только тебе одному по указанию мистера Вулфа. Паркера предупредили, что ты, возможно, позвонишь, чтобы перепроверить мои слова. Получишь от него подтверждение. Искренне твой… увидимся в суде.

— Одну минуточку, не вешай трубку. Не можешь же ты вот так…

— Извини, Лон, я очень занят. И звонить мне не имеет смысла, потому что меня не будет дома. Напечатай сейчас, расплатишься позднее.

Я повесив трубку и пошел на кухню предупредить Фрица, что мы с Эльмой уходим, а когда вернулся в холл, Эльма была уже в пальто и шляпке. Поскольку она жила на окраине, мы отправились на Восьмую авеню за такси. У Эльмы была легкая походка. Шагая рядом с девушкой, всегда точно знаешь, хочется ли тебе с ней потанцевать. Не то, чтобы Эльма шла со мной в ногу, она была для этого недостаточно высокого роста, но она и не семенила сзади, действуя мне на нервы.

Еще одна характерная особенность: Эльма не стала извиняться за свое соседство, когда такси завернуло на Грахем-стрит и остановилось перед домом номер 314.

Надо сказать, что в декабрьских сумерках здание не выглядело так убого, как при ярком свете. То же самое можно сказать в отношении любой улицы. Даже грязь не кажется такой грязной. Следует упомянуть, что вестибюль, в который она меня провела, давно нуждался в ремонте, да и лестница наверх не выглядела лучше.