Гений Умирает Дважды

      - Фрэнк, вы должны любым способом воспрепятствовать тому, чтобы изобретение, о котором мы с вами говорим, попало в руки русских медиков, а информация о нем была предана гласности.
      - Однако это лихо, - удивленно, словно впервые об этом слышит, присвистнул Фарренхауз. - И как же я могу это сделать?.. Звучит-то как: мы должны не дать русским изобретателям в России рассказать русским специалистам о собственном изобретении!.. Да они должны сейчас кричать на весь мир, что именно они смогли разрешить проблему диабета... Как это сделали, например, армяне, когда разработали "Арменикум", насколько я знаю, это пока единственное в мире лекарство от СПИДа...
      - Это не совсем так, - перебил его секретарь. - Тут не так все просто...
      Однако Фрэнк в свою очередь перебил его.
      - Подождите, коллега, я еще не все сказал... К тому же учтите, что меня как иностранца, который прибыл вполне официально и легально, будут сейчас очень плотно опекать, и потому мне будет весьма трудно развернуть бурную деятельность. Если же меня возьмут по обвинению в подготовке к экономической диверсии... Управление экономической безопасности ФСБ работает очень неплохо!
      Этот момент в задании и в самом деле беспокоил Фарренхауза больше всего. Словосочетание "любым способом" несколько выбили его из привычной колеи.
      - И тут вы не совсем правы, - в свою очередь перебил его секретарь. - Послушайте меня немного, Фрэнк!.. Вы в России были уже давно и не совсем четко представляете себе нынешнюю ситуацию. Сейчас здесь не те времена, что были раньше. Тут у них столько проблем, что не до какого-то официально прибывшего медицинского клерка... Здесь сейчас столько иностранцев, что на каждого "топтунов" попросту не хватит... Впрочем, это частности, давайте по существу!.. Итак, диабет. Вы не хуже меня знаете, что экономика нашей страны в значительной степени зависит от производства и экспорта средств, которые помогают бороться с сахарным диабетом...
      - С сахарным диабетом бороться невозможно, - рассеянно поправил собеседника Фрэнк, думая о задании, которое он только что от него получил. - Во всяком случае, пока... По прогнозам, победить диабет люди смогут к 2010 году - да и то я, честно говоря, в этом сильно сомневаюсь. А сейчас можно только помочь больным жить и работать...
      - Пусть так, вам виднее, это в данном случае не так важно, - чуть раздраженно согласился секретарь. - Главное - в другом. Наша страна производит инсулины, шприц-ручки, глюкометры и глюкогоны, поляриметры, тестополоски нескольких разновидностей, диабетические продукты питания...
      - Простите, это все я знаю, - делая извиняющийся жест, перебил его Фрэнк. - Не хочу вас обидеть, но знаю даже больше вас... Давайте ближе к делу.
      - Да-да, конечно, - согласился секретарь, признавая, что Фрэнк, столько лет работав под медицинской "крышей", в вопросах здравоохранения разбирается куда лучше него. - Должен сказать, однако, о том, чего вы, быть может, еще не знаете. Я вот тут в газете одной вычитал... - Секретарь взял со столика и показал Фрэнку отмеченную маркером заметку. Приезжий первым делом взглянул на название издания - "Алфавит". Раньше такого не было, во всяком случае Фрэнк такой не помнил. - В ней речь идет о том, что в Омске дети - подчеркиваю, дети какого кружка - изобрели прибор для определения содержания сахара в крови по составу выдыхаемого воздуха. Обещают, что он будет смехотворно дешев. Так что за тем прибором и охотиться нет такой уж необходимости - все равно право первой ночи уже за омичами... Ну а тут, коли изобретение замалчивается, мы еще можем его заполучить. Короче говоря, нам нужно одно из двух: либо завладеть изобретением себе, либо сделать так, чтобы его не было вообще.
      Это Фарренхауз уже понял. Если прибор начнут производить в России, экономике его страны будет нанесен довольно ощутимый удар. Но, с другой стороны, он вспомнил последнее заседание Исполнительного комитета Международной федерации диабета, на котором ему довелось недавно побывать. На сегодняшний день сахарный диабет во всем мире прогрессирует немыслимыми темпами. Он омолаживается - зафиксированы случаи, когда у совершенно (или относительно) здоровых родителей рождаются дети с врожденным диабетом. В то же время прибор, который, если это и в самом деле верно, изобрел Арон Штихельмахер, смог бы облегчить страдания ста тридцати миллионам людей...
      - Это безнравственно, - негромко, словно про себя, проговорил Фарренхауз.
      Для профессионального разведчика разговор о нравственности несколько неуместен. Фрэнк это понимал. Но и промолчать он не мог. Он прекрасно знал, что диабетик вынужден ежедневно получать по пять, а то и больше уколов инсулина и, если этого не делать, через считанные дни человек умрет. У детей останавливается рост, нередко затормаживается умственное развитие, садится зрение, нарушается обмен веществ, психика... И он, Фрэнк Фарренхауз, человек, который искренне претендует на право считать себя добропорядочным членом общества, человек, работающий, пусть даже по заданию разведки, в Международной организации здравоохранения, должен сделать так, чтобы изобретение, которое может если не вылечить, то хотя бы избавить человеческого индивидуума, нередко ребенка, от уколов - он должен сделать так, чтобы это изобретение было уничтожено.
      - Я понимаю, - секретарь и в самом деле кивнул просто и по-человечески. - Но только мы не можем допустить такого удара по экономике нашей страны. Мы в первую очередь патриоты своей страны, а потом уже - всего человечества.
      Что ж, против такого аргумента офицеру службы безопасности трудно что-либо возразить.
      - Но вы уверены, что изобретение пока не зарегистрировано? - Фрэнк перевел разговор в более практическую плоскость.
      - Да, конечно, - с облегчением подхватил разговор секретарь. - Я бы об этом уже знал. Тут один деятель сделал сомнительное заявление, что он научился лечить диабет, так в прессе такая шумиха поднялась... Российский Минздрав потом долго разбирался со звонками, которые обрушились на него от больных и родственников больных... Прав это деятель или неправ, мне трудно судить. Но только именно тогда, Фрэнк, я и понял, что многим местным медикам тоже невыгодно, чтобы было изобретено что-то принципиально новое в деле излечения диабета... Простите, не излечения... Ну да в данном случае не в терминологии дело... Поймите, Фрэнк, самое главное: целые школы, направления, кафедры, факультеты, диссертации, профессора, подготовка специалистов, индустрия - все нацелено на лечение болезни традиционными методами. А если пройдет информация об изобретении... Нет, многие местные врачи объективно, хотя и косвенно, оказываются нашими союзниками. В том смысле, что не слишком-то они приветствовали бы появление в этом вопросе чего-то кардинально нового.
      - А клятва Гиппократа? - опять негромко напомнил Фарренхауз.
      Впрочем, эти слова он обронил так, проформы ради.
      Сколько он на своем веку насмотрелся на клятвопреступников...
      Просто поработав с людьми, как они сами о себе говорят, самой гуманной профессии, он чувствовал себя несколько причастным к ним. И теперь вдруг оказалось, что в его душе интересы профессионального разведчика и эмоции обыкновенного человека могут вступить в противоречие между собой. В самом деле, будет ли рад открытию, скажем, профессор и доктор наук, который преподает в мединституте курс о том, как правильно откомпенсировать больного на стационаре или амбулаторно; чиновник, сотрудничающий с фирмами "Джонсон и Джонсон", "Хехст", "Нэшнл диагностик продактс", "Байер" или какой-нибудь другой из поставляющих в Россию препараты, в которых нуждаются больные диабетом, или чиновник, который регулярно выезжает в командировки в Бельгию, Штаты, Австралию или Маркланд для заключения выгодных (персонально - кому?) контрактов; участковый эндокринолог, которому осталось до пенсии лет пять и которому на старости лет придется переучиваться на новые методы лечения?.. Да мало ли какой еще можно привести пример, иллюстрирующий, что не всем выгодно новое изобретение...
      - У вас есть знакомые в медицинских кругах России, которые связаны с диабетом? - проигнорировав реплику Фрэнка, спросил секретарь.
      - Есть, - кивнул Фарренхауз. - С них я и хочу начать... Все же я числюсь официальным работником Всемирной организации здравоохранения, а потому визит к ним будет вполне логичным и оправданным.
      Секретарь согласно кивнул.
      - Какого уровня эти работники? - уточняюще спросил он.
      Как ни говори, а руководителем операции, пусть и формально, оставался он, поэтому имел право задавать такие вопросы.
      - Разного, - не стал напускать туману Фарренхауз. - Правда, так получилось, что в свое время я больше общался со спецами детскими... Я уже вам говорил, что в свое время работал под "крышей" Красного Креста и встречался со многими, тогда советскими, врачами... Например, я с лучшей стороны знаю врача Института эндрокринологии и химии гормонов (правда, сейчас этот институт называется как-то по-другому), тогда кандидата, а сейчас, надеюсь, уже доктора медицинских наук Тамару Кураеву, нынешнюю заведующую эндокринологическим отделением седьмой московской детской больницы Ирину Коломину, участкового детского эндокринолога поликлиники, что на Вешняковской улице, только номер забыл, обаятельнейную женщину Раису Баширову...
      - Отлично, - секретарь и в самом деле был удовлетворен. - Ну и память у вас... Думаю, что если информация уже стала известной специалистам, кто-то из них был бы в курсе происходящего.
      - Надеюсь на то, - с сомнением произнес Фарренхауз. - Вы лучше расскажите мне о самом изобретателе...
      - Тут я мало чем могу вас порадовать, - признался секретарь. - Сам изобретатель умер от инфаркта, его непосредственная помощница исчезла, а коллеги по работе убиты в результате бандитского нападения.
      Последняя информация для Фрэнка оказалась совершенно неожиданной.
      - Значит, мы опоздали. Похоже, за изобретением охотится еще кто-то, - заключил Фрэнк. - Вы знаете, кто именно?
      - Догадываемся, - кивнул секретарь. - Скорее всего, это некая кавказская группировка... Но цели ее... Не могу понять. Вы, Фрэнк, даже не представляете, какую силу в Москве набрали кавказцы...
      Разговор перешел на профессиональные темы. В этом вопросе сомнений этического плана у Фрэнка больше не возникало.
      ПОДМОСКОВЬЕ, ГОРОД РУЗА
      На въезде в городок, у развилки, подъехавший со стороны Севводстроя "КамАЗ" поджидала невзрачная, битая-перебитая, черная 24-я "волга" со старыми, черными же, облупившимися номерами. В свое время ее по дешевке купили у спившегося хозяина, чуть подновили "движок", привели в порядок ходовую часть, зато дополнительно слегка помяли снаружи. "Волжанку" специально берегли для подобного случая - когда нужно будет куда-то выехать на рисковую акцию, то и бросить потом развалюху не жалко. Даже перерегистрировать не стали, чтобы менты, обнаружив ее на месте преступления, первым делом бросились к старому хозяину. Сегодня вообще в районе должно было появиться немало битой техники...
      - Где остальные? - спросил Самурай.
      Лишний раз сотовым телефоном он пользоваться не хотел.
      Да и вообще не любил все эти новшества, предпочитая действовать по старинке.
      - Все на местах, - заверил Костян.
      - Ну тогда давайте, поехали!
      Двое из "волжанки" запрыгнули в кузов, сам же Самурай пересел в легковушку.
      В город они въезжали разными дорогами: "КамАЗ" поехал прямо, мимо школы, в которой учился сын неведомо куда исчезнувшего Беспросветного 1), "волжана" повернула налево,
      __________________________________
      1) О том, куда исчез Беспросветный, Самурай и не мог знать, потому что тот, вляпавшись в очередную криминальную историю, вынужден был по подложным документам бежать в Югославию... Приключения Константина Коломнина описаны в романе "Я пришел убить хорвата".
      чтобы, обогнув часть города по окружной дороге, подъехать к милиции с другой стороны.
      Все пошло насмарку из-за случайности из разряда тех, которые никогда невозможно предугадать заранее.
      На круглом разъезде, от которого в разные стороны отходят четыре дороги, где когда-то, в незапамятные времена, погиб прапорщик Павленков, отчаянно скучал гаишник Он лениво взмахнул жезлом, показывая "Волге" на обочину.
      - ...твою мать! - проворчал Самурай, мельком взглянув на часы.
      Отсчет времени уже пошел, из-за малейшего промедления все могло пойти кувырком.
      Ладно, все равно уже ничего изменить невозможно! На ходу вносить коррективы в заранее обдуманный план Самурай не умел - это было не для его мозгов.
      - Чуть притормози - а потом сразу по газам! - скомандовал он водителю.
      Тот сразу понял что к чему.
      - Принято, - отозвался он.
      Машина аккуратно подъехала к постовому так, чтобы тот оказался от нее справа. Милиционер уже привычно потянул руку к козырьку, когда над приспущенным стеклом высунулся ствол пистолета. Привыкший к спокойной жизни и службе, пожилой сержант даже не испуганно - удивленно уставился на него. И тот выстрелил. Пуля, выпущенная в упор, попала над бронежилетом, в шею, отшвырнув человека назад. Милиционер, оступившись, упал и покатился по склону вниз, в высокую траву, которой заросла заболоченная низинка.
      - Вперед! - скомандовал Самурай, убирая пистолет. - Время уже...
      В жизни случается как невероятное везение, так и столь же немыслимая невезуха. Впрочем, нередко эти понятия относятся к одним и тем же событиям - дело только в том, с какой стороны на них посмотреть.
      Выпущенная Самураем практически в упор пуля насквозь прошла сквозь шею сержанта, не задев жизненно важных органов. Милиционер, лежа на влажной земле, чувствуя, как из пробитой шеи часто, толчками, вытекает жизнь, потянул к губам прикрепленный к портупее микрофон.
      - Я - "четвертый". Всем тревога. Я ранен у "кольца"... В город ворвалась черная "Волга" с вооруженными бандитами. Номер я не запомнил...
      Эфирный треск заглушил встревоженный голос:
      - Я - дежурный, "четвертый", информацию принял... Ты как, Саня?
      - В шею ранил, гад, - неожиданно даже для себя всхлипнул сержант. - Больно, аж печет...
      - Держись, к тебе сейчас выедут... И "скорую" вызову... Куда они поехали?
      - Не знаю. Куда-то в вашу сторону.
      - А, черт!..
      Разговор занял двадцать пять секунд. А времени у бандитов на то, чтобы, подъехав, рассредоточиться и изготовиться к началу операции было чуть больше минуты. Теперь же оставалось только сорок секунд, эта разница и стала решающей.
      - Тревога! - заорал дежурный по райотделу и вдавил в панель пульта кнопку.
      По извилистым коридорам домика, в котором располагался райотдел, разнесся сигнал тревоги. Те немногие сотрудники, которые были связаны с оперативной работой и которые не выехали с начальником в район, где были обнаружены трупы и сгоревшая "Вольво", хватая пистолеты и автоматы, бросились в дежурку узнать, из-за чего сыр-бор. Остальные, куда более многочисленные, не понимая, что происходит, с любопытством выглядывали из кабинетов, создавая давку и мешая более опытным коллегам.
      - Что случилось?
      - Тревога, наверное.
      - А сегодня разве планировалась?
      - Да ну их, начальников наших, вечно что-нибудь придумают...
      - А куда они сами уехали? Где наш Василич?
      - Хрен его знает... Может, специально так сделано, посмотреть, как мы будем без начальства действовать...
      Последняя мысль показалась резонной. Кое-кто на всякий случай потянулся в сторону ружейной комнаты.
      Между тем дежурный рапортовал оставшемуся за начальника молодому оперативнику, вбежавшему в помещение одним из первых:
      - Товарищ старший лейтенант! Неизвестные бандиты совершили нападение на Назарчука. Прорвались в город... - и добавил, не выдержав "рапортного" тона и неловко опуская руку: - Вроде, Коля, я так понял, что куда-то в нашу сторону движутся... И Саня ранен, я уже в "скорую" позвонил, чтобы выехали...
      Что делать? Старший лейтенант растерянно огляделся. Никого из начальников нет, вся ответственность лежит на нем. А что делать?
      - Надо бы для начала на всякий случай круговую оборону организовать, - предложил дежурный. - И позвонить ребят предупредить в сбербанк, в администрацию...
      В этот момент в кабинет заглянул полный усатый прапорщик.
      - Какая программа тревоги? - безмятежно спросил он. - Оружие получать?..
      - А это что?.. - вдруг спросил один из вбежавших по тревоге в "дежурку" сотрудников.
      В окно было видно, что возле калитки палисадника остановилась помятая черная "волга". Из нее едва не на ходу выпрыгнули и торопливо направились к входу в райотдел двое мужчин в длинных, не по погоде, расстегнутых плащах. Под одеждой они явно что-то прятали.
      - К бою! - рявкнул дежурный.
      Он вдруг сразу увидел и "КамАЗ", который неизвестно почему стоит на другой стороне дороги прямо напротив райотдела, и микроавтобус, примостившийся правее на выезде из переулочка, и то, что все три машины стоят, постреливая выхлопами работающих двигателей...
      Дежурный схватил микрофон, утопил клавишу и заорал:
      - Товарищ подполковник, кажется на нас нападение...
      Это все, что он успел сказать.
      Дверь райотдела распахнулась. Ворвавшиеся бандиты, рассчитывая увидеть тут спокойную обстановку, услышали эти слова и увидели, что в дежурке находятся несколько человек...
      Оба одинаковым отработанным движением распахнули плащи, повернули в сторону людей висевшие на плече автоматы и открыли огонь сквозь широкое окно из плексигласа.
      Бандиты первым делом резанули короткими очередями по кричавшему в микрофон дежурному. Десяток пуль в мгновение изрешетили его грудь, отшвырнули человека назад, припечатали к висевшей на стене большой карте района. По ней он и сполз на пол, размазывая собственную кровь по разрисованной фанере.
      Окажись в помещении менее подготовленные к неожиданностям люди, жертв было бы куда больше. Однако тут собрались профессионалы: кто-то успел выскочить сквозь открытую дверь в коридор, кто-то упал за пульт, кто-то прижался к простенку вне видимости нападавших. Они тоже открыли ответный огонь...
      Было очевидно, что неожиданного нападения не получилось.
      - Давай, зови наших! - сквозь грохот стрельбы крикнул один бандит другому. - Я прикрою! - он приподнялся и прошелся длинной очередью по помещению дежурного.
      Напарник, не поднимаясь, на корточках отполз к двери, вывалился наружу. Нарвавшись на отпор, он напрочь забыл о лежавшей в кармане рации. Оказавшись на крыльце, бандит отчаянно махнул рукой в сторону сидевших в машинах братков.
      - Да что ж это за день такой! - с отчаянием воскликнул Самурай.
      Затевать длительную операцию в его планы не входило.
      Тут всего-то и требовалось, чтобы двое вошли в здание, шлепнули или нейтрализовали дежурного, в камере временно задержанных забрали или в крайнем случае застрелили девчонку и вышли... Они потихоньку уехали бы на микроавтоубсе, который специально остановился в сторонке, чтобы не привлекать внимания, а ребята, сидевшие в "КамАЗе" сделали бы пару-тройку выстрелов из гранатометов по милиции и по зданию районной администрации, подожгли бы машину и, воспользовавшись суматохой, уехали бы на "волге", а потом бросили бы ее за городом... Пока тупорылые менты сообразили бы, что происходит, пока сориентировались бы, пока организовывали бы перехват и погоню... Ищи потом, доказывай что-нибудь!..
      Теперь все летело кувырком. Теперь было не до алиби, не до чего-то другого - нужно было любым способом убить девчонку, потому что иначе лично у него, Самурая, не было бы ни одного шанса остаться в живых. Больше Ваха ему не простит ни одного прокола.
      Самурай включил рацию, которую держал в руках.
      - Всем огонь из всех стволов по милиции! - заорал он.
      - Но Самурай, там же наши... - отозвался кто-то.
      - Им все равно уже хана, им не выпутаться. Самим спасаться надо! - рявкнул главарь. - Огонь, из-под земли достану!..
      Все дальнейшее заняло несколько минут. Из кузова "КамАЗа" выпрыгнули трое, разбежались друг от друга на несколько шагов, встали в ряд, вскинули на плечо зеленые трубы противотанковых гранатометов. Одновременно из "мерседесовского" микроавтобуса двое боевиков выволокли и умело установили треногу с противопехотным гранатометом "Пламя". Остальные боевики были вооружены автоматами, некоторые из которых были снабжены "подствольниками"... От "КамАЗа", с громким хлопком распушив реактивный хвост, полетела первая граната. Она угодила точно в окно ветхого домишки райотдела - изнутри, вышибив раму, с ревом вырвалось тугое облако взрыва. И тут же на здание обрушился шквал огня и металла. Внутри помещений, на стенах, вокруг дома раз за разом рвались гранаты, во все стороны летели щепки, обломки кирпича и штукатурки, сыпалось расколотое и оплавленное стекло... Оттуда неслись взрывы, крики, и - как это ни странно - ответные выстрелы.
      Один из гранатометчиков вдруг раскинул руки и, выронив оружие, упал. К нему бросились сразу двое - оказавшийся поблизости боевик и Самурай.
      - Стреляй! - рявкнул главарь.
      Тот отшвырнул гранатомет в сторону:
      - Все, заряды кончились.
      - Машину поджигай, уходим! - нетерпеливо махнул рукой Самурай.
      А сам склонился над упавшим. Тот был жив, зажимал рукой рану в животе, морщился от боли.
      - Семен, не бросайте меня, - простонал он.
      - Ну что ты, - ненатурально, одними губами улыбнулся главарь. - Конечно, не бросим.
      Он приподнял голову раненого, а сам правой рукой прижал свой пистолет ему к боку и нажал спусковой крючок. В грохоте пальбы приглушенного выстрела никто не услышал. Тело дернулось и тут же безжизненно опало.
      - Уходим! - крикнул в микрофон Самурай, понимая, что информация о происходящем разгроме уже пошла "наверх" и что где-то закрутились или вот-вот закрутятся шестеренки "быстрого реагирования". - Оружие бросайте!
      И сам, швырнув в кузов обреченного "КамАЗа" пистолет и рацию, бросился к "волге". Где-то в душе шевельнулась досада, что он, по сути, сам создал себе дополнительные трудности, выбрав именно этот автомобиль. Однако переигрывать было уже поздно - как говорится, коней на переправе не меняют.
      Через несколько мгновений две машины - "волжанка" и "мерс", в которые торопливо запрыгивали боевики, сорвались с места и устремились в разные стороны. Теперь нужно было успеть уйти как можно дальше, пока в округе не включился "перехват". На пыльном потрескавшемся асфальте остались гранатометы, пулемет, автоматы и... труп. Бандиты бросили все, понимая, насколько трудно им будет вырваться из кольца, которое вот-вот материализуется вокруг этого провинциального городка.
      "Мерседес", едва свернув за угол в сторону автовокзала, резко сбросил скорость. Поехал неторопливо, чтобы ничем не привлечь внимания, свернул на Федеративную улицу. Не доехав до бани, вывернул налево, к новостройкам, проследовал мимо единственного в городке кинотеатра, мимо какой-то военно-строительной организации, некогда могучей, работавшей по выполнению заказов ЦК КПСС и Отряда космонавтов, а теперь жалко доживающей свой недолгий век, выехал на неширокую дорогу, ведущую в сторону от трассы. Там, в небольшом дачном поселке на берегу узехонькой речушки, у боевиков уже давно был прикуплен домик с гаражом, в котором они собирались на некоторое время спрятать машину. Да и вообще тут все было схвачено, чтобы обезопасить свое пребывание. Тем более лето на дворе, на дачах много людей, так что ничьего внимания появление в поселке нескольких новых людей привлечь не должно бы...
      "Волге" и ее пассажирам задача предстояла более сложная. На нее ложилась функция отвлечь на себя все внимание "перехвата"... Автомобиль понесся вниз по Красной улице. Самурай и двое его подручных, выставив из окон стволы автоматов, просто садили вокруг длинными очередями, походя расстреливая здание почтамта, ресторан, какие-то магазины, старый универмаг, торговые палатки... Водитель, прекрасно зная свою задачу, вырвавшись на небольшую площадь, резко вывернул руль направо, в сторону Можайской трассы, к мосту через речку Руза. Он только на мгновение притормозил - и все трое его спутников, оставив в салоне автоматы, разом выскочили из автомобиля. Они рванули в разные стороны: Самурай к склону Горки, этой местной достопримечательности, где, по преданию, в стародавние времена стояла мощная крепость, один его подручный - в сторону автобусной остановки, где вполне можно было сделать вид, что ты и сам ошарашен раздававшейся из центра канонадой, второй перебежал дорогу и там остался, изображая праздного зеваку... Водителю теперь предстояла самая сложная задача. Он вдавил до упора педаль газа, проскочил мост и устремился в сторону Бородинского поля, чтобы в условленном месте в лесу бросить машину и пересесть на мотоцикл, с которым его там должен был поджидать Кермач - человек, на которого в таких делах, как спасение сотоварищей, можно было положиться безоговорочно.
      ...Самурай не знал еще об одном "сюрпризе", который в этот день подготовила ему судьба. Все же миром правит случай... Дело в том, что один из работников местной администрации только сегодня утром приобрел видеокамеру. И Фортуне было угодно распорядиться так, чтобы он, этот распираемый от радости работник, решил потренироваться в съемке, запечатлев открывающийся из окна третьего этажа здания вид, именно в то время, когда Самурай скомандовал подручным открыть огонь из всех стволов. Камера дрожала в руках оператора-любителя, однако он продолжал снимать разгром райотдела, стараясь захватить как можно больше деталей. И выключил камеру, только когда нападавшие разъехались и на улице остался полыхающий "КамАЗ" и одинокий труп убитого бандита.
      МОСКВА, ПОЛЯРНАЯ УЛИЦА
      Александр Харченко, некогда офицер КГБ, а ныне рядовой пенсионер, лежал на спине, вытянувшись во весь свой немалый рост, и пусто глядел в потолок.
      О смысле жизни рано или поздно задумывается каждый из временно пребывающих на земле. Александр стал размышлять над этой философской проблемой в последнее время много и часто. В молодости все было просто и ясно: он служил отчизне, причем служил в организации, которую знал и перед которой трепетал весь мир. В те давние годы он объехал полмира, в первую очередь Португалию и другие португалоязычные страны - Бразилию, Анголу, Гвинею-Биссау... А потом, в результате всех внутренних политических и экономических катаклизмов, которые мы организовали и провели с чисто российским размахом, он вдруг оказался не у дел. Ну а когда от него ушла жена, Александр надолго и тяжело запил... Потом его бывшую жену вдруг убили, причем убили по приказу его же бывшего сослуживца, который в отличие от Александра сумел сориентироваться в нынешней жизни и стал крутым мафиози. Тогда Харченко вдруг ощутил, что вновь обрел какую-то цель в жизни, что у него появилась некая миссия на земле. Он тогда провернул целую операцию, чтобы вычислить и покарать убийц... Вычислил и покарал... А после этого у него вдруг опять не стало дела, ради которого можно было бы жить. А это очень тяжело, жить без дела и без цели. Человек на старости лет должен знать самое главное: что у него есть дети, что с его старостью и смертью не оборвется ниточка рода, которая обязана бесконечно тянуться из прошлого в будущее... Детей у него не было. Во всяком случае официальных, законных... Ну а незаконных - кто ж его знает, за такие вещи никогда нельзя ручаться, быть может, он просто не знал о таких. Зато в его прошлом были убитые - те самые ниточки, которые он убежденно обрывал, выполняя чужие приказы или повинуясь своей совести... Кроме всего прочего, не было у него за спиной ни построенного дома, ни выращенного сада, ни выкопанного колодца...
      Как-то старинный приятель и сослуживец Харченко, Василий Ставицкий, прочитал ему свое стихотворение, которое неожиданно запало Александру в душу.
      Над долей каждого из нас
      Горит своя звезда.
      Судьбой отмерен день и час
      Мирского бытия.
      Я сам не раз хотел идти Наперекор судьбе,
      Но все усилия мои
      Разбились в суете.
      И из намеченной мечты
      Не вышло ничего.
      Все совершилося иным,
      Произошло само.
      Порой нам кажется, что мы
      Вершим свои дела.
      Но над усилием пустым
      Смеется тишина...
      В том оправданья не ищи
      Жестокости и злу.
      За преступления свои
      Ты сам несешь вину.
      Как же хорошо Василий Алексеевич прочувствовал это: "за преступления свои ты сам несешь вину"! Ведь совершал Александр преступления, искренне веря, что делает это во благо Отечества. А сейчас верил?.. Александр не мог бы ответить на этот вопрос откровенно даже себе самому. Потому что не знал на это ответа.
      ...И вот теперь он лежал в чужой квартире, в чужой постели, с чужой женщиной. И ничего и никого в жизни у него не было. Кроме этой чужой женщины... Впрочем, она чужая не в том смысле, что чужая жена - она просто чужая, не своя, не для твоего тела, не для твоей души... И опять неправильно - для тела, для твоего тела, она вроде бы и ничего. Но не для души...
      Наташка что-то неразборчиво пробормотала, поерзала под одеялом, устраиваясь поудобнее. Не просыпаясь, во сне, она придвинулась поближе к Александру, обняла своей тяжелой, сильной и пухлой, жаркой рукой, прижалась, словно чувствуя, что он мыслями далеко от нее, - и снова умиротворенно засопела. Харченко провел ладонью по ее голому плечу. Что ж с того, что он ее не любит, никогда не любил и никогда, скорее всего, по-настоящему не полюбит? Она-то к нему всей душой прикипела, сама его выделила из множества мужиков, проходивших по утрам через ее "опохмелятор", приютила-приголубила, любое его желание, любую прихоть его выполняет не просто с подчеркнутой готовностью - с откровенным удовольствием. Даже не с удовольствием, а с радостью, как нечто должное, само собой разумеющееся. Такое всегда льстит... Истосковалась баба по мужику... И он ей искренне благодарен уже хотя бы за то, что она привносит в его жизнь ту толику доброты, ласки, заботы о нем и необходимости заботиться о другом, которой ему всю жизнь не хватало.
      Ну а любовь... Да черт бы с ней, с этой любовью! Уж как он любил свою покойницу-жену, а что толку?