Два ларца, бирюзовый и нефритовый

Как то раз правитель княжества должен был посетить крупный пограничный город. Градоначальник, изо всех сил желая доставить господину приятное, повелел, чтобы его собственная кошка была доставлена на встречу в золотой клетке, в специально изготовленном для нее жемчужном ожерелье. Однако ожидания градоначальника заслужить благосклонность господина не оправдались. Напротив, государь был так возмущен, что отправил градоначальника в отставку.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, почему правитель так поступил. Можно ли считать его поступок мудрым и последовательным?

Решение Хэ Цзая

Сын Неба должен быть последовательным и непоследовательным одновременно – в этом и состоит его последовательность. Солнце последовательно в чередовании восхода и заката, и благодаря этому существует порядок на земле. Но случается, что солнечный луч внезапно выглянет из-за тучи, осветит ветви старого дуба, плетеную изгородь, пруд, – и привычное сразу же преобразится, предстанет в новом свете. Наша жизнь зависит от регулярности светила, однако, радуемся мы ей в моменты внезапности – искренне, непосредственно, радует нас не труд солнца, а его причуды.

Прихоть правителя, подражающего Солнцу и сохраняющего благополучие в своем царстве, точно так же способна доставить искреннюю радость подданным. И наоборот, полное отсутствие прихотей в управлении государством делает власть трудновыносимой, в том числе и для самого властвующего

Однако то, что подобает императору, среди титулов которого есть и «Единственный», отнюдь не подобает его подданным. Подданные должны считаться с причудами властелина; как показывает опыт, они могут при этом испытывать умиление, понимание высшего смысла. Напротив, император не должен считаться с прихотью кого-либо из подданных. Чиновники империи могут исправно делать свое дело, принимая во внимание причуды, но только если это причуды Сына Неба, а не их собственные. Таким образом, правитель Хо поступил последовательно и справедливо, отправив в отставку неумного и заносчивого градоначальника. Те м самым император отделил прихоть от произвола. Его поступок можно назвать и мудрым, но точнее будет назвать мудрым сам образ действий, на фоне которого поступок выглядит вполне естественным, вытекающим из принятых установлений [ши жень].

Решение Бао Ба

Чтобы правильно ответить на поставленный вопрос, нужно внимательно ознакомиться с условиями задачи. В них скрыта глубокая ирония, делающая сущность противоположной видимости. Говорится о мудром правителе в духе придворной хроники, о процветающем государстве и счастливых подданных… Эти слова, однако, ничем не подкреплены, ибо единственный приводимый пример свидетельствует как раз об обратном.

Из описания событий явствует, что правитель княжества Хо – обыкновенный самодур;

составитель задачи, хотя и не прямо, но все же весьма недвусмысленно показывает, на каком месте стоят государственные дела у этого князя. Да и высшие сановники княжества далеки от мудрости – чего стоит льстивый и не обремененный умом градоначальник. Его отставку можно считать проявлением справедливости и последовательности, если, конечно, слово «справедливость» [фа чжоу] понимать в том же смысле, в каком понимают его грабители, делящие добычу.

Становится ясным, почему этот пример заимствован из эпохи Борющихся Царств, а не из времен стабильных династий: ведь в ту эпоху существовали десятки княжеств, подобных Хо, и их правители нередко окружали себя почестями, которые с презрением отверг бы истинный Сын Неба. Зато в задаче содержится предельно ясный образ разлада и смуты – разлад, это когда кошку властителя носят в отдельном паланкине.

8. Пределы ответственности

Дэн Четвертый из Фучжоу, преуспевающий базарный торговец, содержал лавку, в которой продавал талисманы. Язык у Дэна был подвешен неплохо, и торговля шла бойко. И вот однажды почтенный У Дэ, уважаемый в городе за свои добродетели, приобрел у Дэна Четвертого талисман, отвращающий болезнь. В тот же день У Дэ умер, хотя прежде не жаловался на недомогание. Его сын У Цяо, преисполненный возмущения, подал в суд на продавца талисманов. А городской судья, после некоторого колебания, принял дело к рассмотрению.

ТРЕБУЕТСЯ привести наиболее весомые аргументы в пользу той или иной стороны, которые помогли бы судье вынести справедливый приговор.

Решение архитектора Тана

Безответственного торговца талисманами следует признать виновным и назначить ему

примерное наказание. Хотя и нельзя сказать, что Дэн Четвертый причинил прямой и преднамеренный вред У Дэ, но торговец во всяком случае обманул доверившегося и тем самым лишил его необходимой осторожности. Конечно, талисманы из базарной лавки – это товар известного сорта, и все же многие люди приобретают их. К чему может привести безнаказанность продавцов-шарлатанов, подобных Дэну Четвертому? К тому, что талисманы, снадобья и другие товары, добротность которых ясна не сразу, станут подделываться беззастенчиво. А если лишенные совести лишатся еще и страха, разве не пострадает от этого порядок в Поднебесной?

И наоборот, примерно наказанный шарлатан заставит задуматься тех, кто вознамерился обогатиться любым способом. Иск У Цяо можно рассматривать как подобающий повод вступиться за чистоту нравов во всей Срединной империи.

Решение неизвестного

Какого рода обвинение можно предъявить Дэну? В государстве, знающем, что такое закон, – никакого. Понятно, что варвары, живущие где-нибудь на берегах Меконга, нашли бы повод для расправы с незадачливым торговцем. Ведь там принято за каждым камнем, сорвавшимся со скалы, видеть происки злого колдуна, за каждым недугом усматривать козни врага, наславшего порчу. Но в нашем цивилизованном мире существуют установленные законы, согласно которым никто не может быть осужден без установления его личной вины.

В действиях Дэна нет ни злого умысла, ни преступной неосторожности: ведь свойства продаваемого им товара не находились во власти человека – думать иначе мог лишь неразумный ребенок. Привлечение к ответственности торговца Дэна, продавшего амулет, ничем не отличалось бы от преследования гадателя, чье предсказание не сбылось. В конце концов можно дойти до того, чтобы предъявить иск поэту, книгу которого мы купили, но стихи не доставили нам удовольствия. Сын несчастного У Дэ был, конечно же, охвачен горем, но все же ему следовало бы помнить, что свиток, на котором записан вердикт правосудия, это не шарфик для утирания слез.

Пожалуй, даже Дэн Четвертый мог бы доказать, что он продал именно тот товар, что и обещал, и амулет подействовал в соответствии с указанным предназначением. Ведь У купил «талисман, отвращающий болезнь», никто и не говорил ему, что купленный талисман предотвращает смерть. В каком-то смысле талисман сделал свое дело – он избавил от недуга и сразу предоставил место смерти, справиться с которой не в силах никто. Понятно, что этот пример торговец вряд ли стал бы использовать в качестве рекламы своего товара, но его аргументы были бы в любом случае лучше обоснованы, чем доводы У Цяо, подавшего иск.

В связи с задачей возникают также два попутных соображения. Во-первых, совершенно непонятны причины уважения горожан к У Дэ. Судя по всему, этот «почтенный человек» был непроходимо глуп – неудивительно, что воспитать своего сына в духе здравого смысла он не смог.

Во-вторых, вызывает сомнение профессиональная пригодность судьи, принявшего иск к рассмотрению. Возможно, что Дэн и был виновен в нарушении каких-то правил торговли, но, увязав продажу талисмана со смертью У Дэ, судья продемонстрировал бы лишь свою неподготовленность к исправлению столь высокой должности.

9. Во сне и наяву

Однажды Фу Цзю из Далянга, ничем особенным ранее не отличавшийся, заснул во время дружеской пирушки. Гости, отпустив в его адрес несколько шуток, продолжали свое веселое времяпрепровождение. Через некоторое время Фу Цзю открыл глаза, поднялся с циновки, подошел к столу и взял в руки цитру. Не обращая внимания на вопросы присутствующих, словно не слыша их, Фу заиграл на цитре. Он играл около часа, продемонстрировав уверенное владение инструментом. Затем Фу Цзю положил цитру, вернулся на ложе и закрыл глаза, так никому и не сказав ни слова, не ответив ни на один вопрос.

Проснувшись утром, Фу Цзю ничего не мог вспомнить. Он решил, что его разыгрывают, поскольку никогда в жизни он не играл на цитре и вообще был равнодушен к музыке. Не прошло и недели, как подобный случай повторился. Вскоре выяснилось, что, вставая во сне и не просыпаясь, Фу способен сносно вышивать бисером, клеить затейливые фонарики из цветной бумаги и выполнять упражнения гун ба не хуже цирковых акробатов. Ничего из этого в состоянии обычного бодрствования он повторить не мог.

Немудрено, что слава Фу Цзю распространилась далеко за пределы Далянга. Посещавшие город видные сановники и богатые купцы считали своим долгом познакомиться и поговорить с удивительным человеком; многие при этом становились свидетелями его необыкновенного дара. Но и обретя известность, Фу не приобрел никакой заносчивости, соглашаясь встретиться с каждым, кто того пожелает.

Как-то раз в Далянг приехал по своим делам славящийся мудростью Сыма Гун. Фу Цзю был готов с ним побеседовать, но Гун не проявил к встрече никакого интереса и покинул город, так и не повидавшись с обладателем необычайных способностей.

ТРЕБУЕТСЯ ответить на два вопроса. Существуют ли объяснения случая Фу Цзю? И второй вопрос: почему Сыма Гун поступил так, как он поступил?

Решение Бао Ба

Ответ на первый вопрос мог бы получить Сыма Гун, если бы проявил заинтересованность и побеседовал с Фу. На второй вопрос могу ответить и я. Сыма Гу н и поныне славится как великий мудрец и учитель, по свидетельствам современников, не обошла его стороной и прижизненная слава. Однако мы знаем также, что поделиться этим достоянием с кем-то другим потруднее, чем поделиться имуществом. Нелегко допустить, что в мире есть еще кто-то, вызывающий не меньший интерес, чем твоя собственная персона. Вот мудрецы в Поднебесной и ревнуют друг друга куда больше, чем жены в императорском гареме, вот и совершают они по отношению друг к другу не объяснимые ничем, кроме ревности, поступки. А потом их ученики и последователи гадают (гадают и по сей день): какая такая мудрость была проявлена в каждом отдельном случае?

Решение наставника Лю

Необычные дарования господина Фу действительно способны вызвать интерес, но не столько сами по себе, сколько в качестве отражения умонастроений в Поднебесной. Ведь слава лунатика, гуляющего ночью по крышам, выходит за пределы города не во всякие времена, а только в эпоху кризиса и упадка. В лучшие времена такая слава не покидает пределов семьи.

Рациональные причины, объясняющие действия Фу Цзю во сне, несомненно, существуют. Различные авторы в своих сочинениях трактуют их по-разному: недавно любознательный монах из Чженьчжу собрал многочисленные точки зрения в отдельный, чрезвычайно объемистый свиток. Намного меньше известно о том, что вообще происходит с человеком во сне – с обычным человеком, который засыпает и, не играя на цитре, просто погружается в забвение, подобное небытию. А потом, просыпаясь, воссоединяется с самим собой вчерашним как ни в чем не бывало: все умения и знания, все образы души дожидались возвращения знающего и сразу же опознали его после долгих странствий, в которых они не участвовали. Воистину удивительно, что никто этому не удивляется, предпочитая пересказывать истории про лунатиков и соревнуясь в перечислении различных казусов. Между тем, если бы удалось разрешить загадку сна как такового, то и случай Фу Цзю разрешился бы сам собой.

Человек, замечающий отклонения и не обращающий внимание на естественный ход вещей [дао], подобен ребенку, зачарованно трогающему яркие застежки на халате волшебника. Все наперебой восхищаются удивительными способностями йогов, чаньских наставников и монахов-отшельников. Нет недостатка в юношах, желающих им уподобиться и готовых потратить на это свои лучшие годы. Говорят, что отшельники, прошедшие путь ученичества в горах Куньлуня, способны провести ночь на снегу без всякой одежды и не замерзнуть. Могут они и часами сидеть под палящим солнцем, ибо способны усилием воли понижать температуру тела. И они сами, и окружающие считают это величайшим достижением, ради обретения которого не жалко и всей жизни.

Но вот простой смертный сидит на террасе в обычном трактире и пьет чай. Он страдает от духоты и жаждет прохлады. Поскольку бедолага не прошел выучки в горах Куньлуня, ему остается только позвать слугу, чтобы тот принес опахало. Слуга приносит опахало, обмахивает посетителя, и тот забывает о духоте. Посетитель в каком-то смысле добился того же результата, что и аскет, не потратив пяти лет на обучение «искусству прохлады». Кроме того, поскольку он освобожден от напряжения воли, он может в это время размышлять о музыке, наслаждаться вкусом чая, вести содержательную беседу. Разве этот дар, имеющийся в распоряжении каждого человека, не достоин большего удивления? Достаточно всего лишь сказать: «Принеси мне опахало» – и наступит чудо понимания, а вслед за ним отступит духота.

Воспользовавшись чудом понимания, уместно вновь обратиться к случаю Фу Цзю. Итак, Фу, не просыпаясь, играет на цитре и играет сносно. Но все же, если мы захотим послушать музыку – именно как музыку, а не как трюк, – мы придем не к Фу Цзю, а дождемся выступления признанного мастера игры. Мастер возьмет инструмент в руки, будучи в здравом уме и в ясном сознании, – что же, разве из-за этого его искусство достойно меньшего восхищения?

В свитках столетней давности можно найти описания разных занятных случаев. Та м упоминается, например, о человеке, который мог рисовать, держа кисточку между пальцами ноги; говорится, что нарисованные им орхидеи были «очень похожи». В том, что цветы этого редкостного умельца были похожи на цветы, сомнений нет, однако любуемся мы не ими, а творениями мастеров, державших кисть в руке и рисовавших сердцем.

Сыма Гун, мудрец и философ, показывает нам, что философия – это, прежде всего, форма правильного удивления. И поступил он как настоящий философ, отказываясь поощрять ложную форму праздного любопытства.

Решение Мо Чи

Вопреки показному равнодушию Сыма Гуна и мнению тех, кто взыскует истинной мудрости, хотелось бы сказать несколько слов в защиту Фу Цзю и его заинтригованных почитателей. По крайней мере, нужно проявить к ним снисходительность. Неплохо бы также задуматься: почему и сто, и триста лет назад, и сегодня мы видим все тот же интерес к гуляющим и пляшущим во сне, к карликам, сросшимся младенцам и прочим подобным диковинкам? Такие случаи становятся предметом разбора, их заинтересованно обсуждают, тратят массу времени на попытки их объяснить. Какой-нибудь философ высокомерно скажет, что речь идет о бесцельно потраченном времени. Возможно это и так, однако следует заметить, что человек, потративший время таким образом, вряд ли употребил бы его на что-нибудь путное (с точки зрения Сыма Гуна) – это раз. А во-вторых, разве не праздное любопытство лежит в основе многообразия знаний?

Если бы каждый думал только о дао, все сидели бы перед одним и тем же препятствием, пережевывая одни и те же мысли. Но вот пролетит стрекоза гигантских размеров или донесутся звуки цитры спящего Фу Цзю – и сидящие выходят из оцепенения. Так рождается множество наук в Поднебесной. Не будь праздного любопытства, не было бы их, ибо древо Единственной мудрости плодоносит редко – не чаще чем раз в столетие.

10. Близкое и далекое

Лин Сю обрел известность своими книгами, описывающими обычаи других народов и стран. Ему случалось бывать в Ямато, в Ассаме, в Сиккиме и Индии. Лин подолгу жил среди варваров Севера и Юга, и никакие различия в нравах и обычаях не смущали его; Лин Сю умел завоевывать доверие варваров. Воистину похвальный образец любознательности и преодоления предрассудков!

Но известно также, что, навещая дом родителей или приезжая в гости к невестке, Лин не в силах был пробыть там и нескольких дней: он непременно впутывался в какую-нибудь ссору и уезжал в сердцах.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, отчего человек, которого не смущали даже нравы дикарей, выходил из себя и не мог примириться с совершенно ничтожными различиями укладов?

Решение Укротившего бурю

Не все жизненные обстоятельства зависят от самого человека – многое даруется судьбой

и случаем, а они не подотчетны законам человеческой справедливости. Лин Сю принимал на себя добровольные лишения, следуя как своему влечению к странствиям, так и задаче ознакомить подданных Срединной Империи с обычаями диких народов. Стоит ли удивляться, что в кругу близких он надеялся найти отдохновение от невзгод: ведь никто не ходит дома, застегнув все застежки и завязав все шнурки. Возможно, что Лин не проявлял всей подобающей церемониальности, гостя у родных. Но его близкие, не испытавшие и десятой доли злоключений почтенного Лин Сю, могли бы сделать над собой усилие и отнестись снисходительно даже к прихотям Лина. Но этого не случилось, что как раз подтверждает неподкупность судьбы. Ибо человеку в высшей степени достойному нередко выпадает удел непонимания в кругу самых близких.

Решение Хэ Цзая

Умение поладить с чужими, с теми, кто ни в чем тебе не подобен, это одно, а умение ужиться с близкими, почти во всем подобными тебе, – нечто совсем другое. Второе сложнее первого, о чем говорил в свое время мудрый Конфуций: «Человек недостойный постоянно ссорится со своими близкими, но во всем от них зависит. Муж благородный живет с близкими своими в мире, но не зависит от них ни в чем».

В соответствии с этим изречением мы не можем назвать Лин Сю человеком недостойным: ясно, что он не зависим ни от мнения близких, ни от их кошельков. Однако, задав себе вопрос, можно ли назвать его мужем благородным, мы оказываемся в замешательстве. Как же следует расценить двойственность натуры Лин Сю? Почему, оказавшись в родных стенах, он напрочь забывает те навыки, которые спасли ему жизнь и принесли известность?

Поведение Лина можно объяснить усталостью, погруженностью в свои думы и многими другими уважительными причинами. И все же на ум приходит слово «неряшливость» [чу хо] – неряшливость неизбежно вытекает из пренебрежения ритуалом. Часто приходится слышать, как люди задают вопрос: «Хоть дома могу я побыть самим собой?» Отсюда получается, что «быть собой» – значит быть невнимательным, небрежным, получается, что мы хотели бы обрести себя таким, каким никогда не хотим видеть другого. Скорее всего, тут просто неточность выражения, но истинный сюцай избегает неточности, приносящей вред.

Достоинство Поднебесной опирается на воспитываемую с детства привычку блюсти свое подлинное [сохранять свое лицо]. Очень может быть, что Лин Сю не нашел такого обычая в других странах. Вполне возможно, что кочевники северных степей именно так и ведут себя со своими домашними, да и далекие заморские варвары Запада наверняка поддержали бы Лина. Но как раз в Китае ему труднее всего рассчитывать на понимание, ибо в отношении важности мира в собственном доме подданные Сына Неба на редкость единодушны.

Лин Сю нарушил незримую иерархию ценностей: представая лучшей своей стороной перед другими, незнакомыми ему людьми, он оборачивается спиной к тем, кто ему близок и чья жизнь должна быть частью его жизни. Надо ли говорить, что в результате он наказывает и близких, и себя самого?

Дело вовсе не в том, чтобы всегда быть застегнутым на все пуговицы, – этим тоже непременно обидишь тех, кто тебе близок. Дело, как всегда, в мудрости и благородстве, а эти качества проявляются именно там, где различия почти незаметны. Уметь замечать еле заметные различия – и значит быть мудрым. Принимать их во внимание – и значит быть благородным.

11. Сыновья

У Императора Шу Э из династии Чжоу было восемь детей, но из них лишь два сына. У сыновей была значительная разница в возрасте: младший родился, когда старшему исполнилось уже двадцать лет. Воспитанию детей отец уделял огромное внимание. Старший принц ни в чем не знал отказа. С самого детства он утопал в роскоши, любая прихоть принца была во дворце законом. Лучшие учителя Поднебесной обучали старшего сына императора искусствам и наукам, потакая ему во всем. Но наследник вырос безвольным, капризным, неспособным принимать решения. Не было в нем ни доблести, присущей отцу, ни подобающего Сыну Неба великодушия.

Видя это, младшему сыну Шу Э решил дать совсем другое воспитание. С малых лет принц был вынужден беспрекословно подчиняться указаниям воспитателей и учителей. В полной мере довелось испытать ему и тяготы, выпадающие на долю отпрысков чиновников, воинов и даже простолюдинов. Отец относился к нему с преднамеренной строгостью, спрашивал с принца за все провинности и недочеты. Однако по прошествии двадцати лет выяснилось, что и младший сын недалеко ушел от своего брата. Он вырос мелочным, мстительным, неспособным видеть дальше собственного носа.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, в чем причина несчастий Шу Э и отчего столь различные методы воспитания привели к равно плачевным результатам?

Решение Ли Сун По

Все великие учителя в Поднебесной провозглашали важность продуманного воспитания, но ни один не считал это делом легким, сравнимым с выращиванием моркови. Но ведь даже морковь может в один год уродиться, а в другой – нет, несмотря на все ухищрения земледельца.

Чтобы овладеть хотя бы искусством выращивания овощей, нужно заниматься этим многие годы, тогда, по крайней мере, можно будет отделить случайное от закономерного. Несчастье императора в том, что у него было всего лишь два сына, поэтому оснований достаточно только для того, чтобы винить судьбу, но их недостаточно, чтобы отвергнуть тот или иной метод обучения или обвинить кого-либо из воспитателей.

Классическое решение

Не каждый из рожденных предназначен в императоры. Это значит, что воспитание Сына Неба имеет как общие черты с традиционным каноном воспитания почтительного сына, так и важные различия, связанные с особым предназначением воспитанника.

Потакание и строгость в равной мере необходимы, когда речь идет о столь ответственном деле. Предназначенный повелевать должен иметь яркие, отчетливые желания, чтобы ни он сам, ни окружающие не путались, что именно угодно господину. Эти желания, вещественные как сама вещь, бывают присущи детям, но они свойственны и императору, что идет во благо его подданным и стране в целом. Поэтому очень важно не спугнуть детские желания в период их раскрытия, не навредить им окриком или пренебрежением, ибо вытоптанные ростки потом уже не приживутся. Сломанные в раннем детстве желания так и останутся надломленными, такими желаниями как раз и желают завистники, ревнивцы и вообще люди низкого происхождения, воспитанные в унижении. Но не такими желаниями желает повелитель.

Те м не менее наступает время, когда побеги подрастают, и их следует подрезать, укреплять и закаливать. Это период настоящего понимания слов, время, когда рождается и формируется воля. Теперь тон наставников должен быть уважительным, но твердым, а сами распоряжения – непоколебимы. Лишь в этом случае будущий господин сможет ясно различать повелителя в себе, и его деяния обретут единство желания и воли. Детство императора продолжительнее, нежели детство простолюдина, но ведь и воля его простирается гораздо дальше. Сочетание длинного детства и столь же длинного, выдержанного без всякой спешки периода возмужания отличает и доблестных воинов северо-восточных гор и князей (нойонов) степных кочевников. Ибо есть время потворства капризам и время настоящего понимания слов. Если сюда прибавить еще образованность, чуждую варварам, душа повелителя станет похожей на чистый ограненный кристалл.

Шу Э ошибся в том, что разделил истину на две части, каждая из которых в отдельности была ложной. И каждому из принцев, увы, досталось лишь по половинке.

Решение Мо, Утолившего печали

Если внимательно прочесть условия задачи, можно распознать в ней хорошо скрытую ловушку. Ловушка заключается в поспешности, и торопливый читатель непременно начинает судить о том, чего еще не случилось. Ведь ни старший, ни тем более младший из сыновей Шу Э, еще не обрели сана императора. Между тем только это и можно считать решающим испытанием. Мало ли было примеров, когда воин, успешно пройдя обучение в лагере, терялся в бою? Нередко встречаются и противоположные примеры, когда человек робкий, попадая в действительно трудную ситуацию, связанную с риском для жизни, вел себя подобно герою. Власть, которой обладает Сын Неба, вообще является высшей и исключительной, именно поэтому экзамены на соответствие этой «должности» были бы абсолютно бесполезны. Непреложный ход вещей сам определяет, что потребовать от повелителя, ибо он мудрее всех наставников, вместе взятых. Если же в глубинный порядок сущего вкралась превратность, если сбито дыхание времени, тогда не помогут ни знания, ни человеческие достоинства приступающего к правлению. Самый достойный сможет в этом случае – сохранить только себя, но не Поднебесную.

Следует, пожалуй, еще заметить, что все усилия признанных и опытнейших наставников порой оказываются тщетными – известны ведь случаи, когда и Конфуций был бессилен. С другой стороны, как бы плохо ни было налажено образование, сколько бы нареканий не вызывала школа, нет столь отвратительной школы, которая не позволила бы действительно одаренному человеку проявить свою одаренность.

12. Степени несправедливости

Гости чествовали судью Чяо, попивая вино и отдавая должное прекрасно приготовленному ужину. Поднимая кубок, каждый из них произносил какое-нибудь доброе слово в адрес хозяина: судье никогда прежде не доводилось слышать столько искренних похвал.

Но пир закончился и гости стали расходиться. По пути домой чиновник судебной управы Шан У обратился к своему коллеге Гу Чину;

– Должен сказать вам по секрету, уважаемый Гу, что судья Чяо не столь успешно справляется со своими обязанностями, как его предшественник. По всему видно, что нашему Чяо не достает проницательности, необходимой в таких делах. Надеюсь, что сказанное останется между нами, – добавил Шан У.

Однако Шан надеялся напрасно: при первом же удобном случае Гу Чин передал его слова судье, взяв предварительно обещание не упоминать своего имени.

На следующий же день Чяо заявил Шан У:

– Я вижу, что тебе в тягость работать под началом никудышного судьи, напрочь лишенного проницательности. Что ж, я не стану тебя удерживать – ты свободен.

Изумленный Шан У посмотрел на покрасневшего Гу Чина и все понял. Гу Чин закрыл лицо руками, и, взглянув на него, судья Чяо в свою очередь смутился.

ТРЕБУЕТСЯ решить, каждый ли из них поступил несправедливо и, если это так, то есть ли различия в степени проявленной несправедливости?

Решение Укротившего бурю

Все трое поступили несправедливо: очевидно, что поступок каждого далек от образа действий благородного мужа. Природа несправедливости, однако, такова, что, будучи однажды проявленной, несправедливость не остается на месте своего проявления, а устремляется дальше, подобно волне накрывая и виновных и невиновных. Гу Чин был введен в соблазн, судья поколеблен в своей невозмутимости, что же касается Шана, то хотя его проступок кажется самым невинным, именно он поднял волну. В этом смысле степень его вины следует признать наибольшей.

С другой стороны, и наказание, постигшее Шан У, оказалось самым суровым. На первый взгляд может даже показаться, что в результате этого справедливость была восстановлена, но всякий, обладающий чувством соразмерности, видит, что это не так. Следовательно, главный урок всей истории гласит: справедливость не восстанавливается тем же путем, которым нарушается. А плоды несправедливости всегда весят намного больше, чем ее семена.

Классическое решение

Если отбросить эмоции, придется признать, что действия участников этой истории далеко не равноценны. Слова Шан У можно назвать опрометчивыми, поступок Гу Чина выглядит неприглядным, и лишь решение судьи является воистину несправедливым. Дело в том, что Чяо выступал как представитель закона, а в этом случае несправедливостью оборачивается любой просчет – даже простая вспыльчивость. Несправедливость судьи подтверждается еще и тем, что в свете его действий слова Шан У оказываются вполне оправданными.

Решение Лю

Если человек лжет, в этом виновен не только он – зачастую в большей степени виновна сама ложь. Ложь способна прокладывать себе пути, даже не проникая в сознание лгущих, и лишь иногда ей требуется помощь. Из всех участников событий добровольную помощь лжи оказал только Гу Чин – такая услуга, добровольно оказанная несправедливости, именуется вероломством. Если бы Гу передал слова, сказанные ему по секрету не судье, а другому лицу, он поступил бы как обыкновенный человек. Такими обыкновенными людьми, в сущности, и населена Поднебесная. Но Гу Чин вышел за пределы простой человеческой слабости, углубив тем самым колею лжи и внеся порчу в естественный ход вещей. Он предал доверившегося ему, и этот поступок, даже не имея последствий сам по себе, способен нарушить равновесие всего царства.

Упадок в Поднебесной начинается не тогда, когда рушатся мосты и ветшают кровли, – это всего лишь следствие. Упадок начинается, когда рушатся моральные устои и ложь обретает добровольных помощников.

13. Вопрос наставника Гуна, оставленный учениками без ответа

Давно известно, что лучшие цирковые фехтовальщики не являются лучшими воинами, а девушки из веселых домов, искушенные в искусстве любви, не являются самыми пылкими возлюбленными.

Требуется ответить, объясняются ли эти случаи одной и той же причиной, и какова причина такого положения вещей?

Классическое решение

Почему искусство циркового фехтовальщика и искусство воина различны, это объяснили Ян Чжу и Чжуан-цзы. Искусный игрок при ставке на черепицу начнет волноваться, если ставкой станет серебряная застежка, и способен потерять рассудок, если на кону вся Поднебесная.

Человеческая деятельность многообразна, простор для различий между мастером и учеником огромен. И все же важнейшее различие вносится не мастерством и не упорством, оно возникает тогда, когда встает вопрос о жизни и смерти. Пока этот вопрос не встал, никто не может предсказать, сохранит ли остроумец свое остроумие перед лицом смертельной угрозы, будет ли грубиян все так же груб, сможет ли цирковой фехтовальщик применить свою виртуозность. Заглянувший в зрачок смерти увидит там свое отражение – вот только сможет ли себя опознать?