Коп ушел

Он не обратил особого внимания на старика с бумажной сумкой, который топтался среди мусорных баков в конце прохода. Он так и не узнал, что старику потребовалось почти шесть месяцев терпеливого ожидания, тщательной слежки и точного расчета, чтобы добиться этого. Но ведь единственное, чем обладал старик, так это свободным временем и получаемым раз в месяц чеком, что помогал жить на его мизерную пенсию. Старику повезло, он запомнил три последних цифры номера такси, в которое уселся Марк Шелби. И сразу же сообщил об этом, кому следует.

— Это точно? — спросил француз.

Эрик Шмидт погладил усы и утвердительно кивнул.

— Никаких сомнений. Немцы перестали выпускать его в сороковом году, потому что на его изготовление уходило слишком много ручного труда. Все детали из спецсплавов, а они не могли пускать дефицитные материалы на спортивные штуковины. Теперь этот пистолет — мечта коллекционеров.

— А сколько их всего?

— По заводской статистике было выпущено триста штук. Не думаю, чтобы в Соединенных Штатах их оказалось больше шести. В прошлом году журнал оружейников поместил объявление, в котором за него предлагали три косых.

Они не получили ни одного предложения.

— А патроны?

— Только у Крокера. Если бы специалисты по баллистике не проверили мой магазин, я бы никогда не узнал об этом. Но я установил, что все это из спецсплавов. Для уверенности я даже сделал анализ. Полиции я сказал, что сам ничего не знаю, и не знаю, кто мог бы им помочь. Они обошли всех оружейников, и я молился, чтобы Крокер сумел провести их, а сам сразу рванул по этому следу.

— Подробнее, — попросил француз.

— Сейчас. — Он закурил сигарету, которая затряслась в его губах, когда он начал говорить, не выпуская ее изо рта. — У Крокера была пачка патронов еще с конца войны. Этот парень зашел к нему в магазин и купил шесть по доллару за штуку. Крокер пытался разговорить его, но тот лишь сказал, что пистолет у него с давних пор и, учитывая рост преступности, он решил запастись боеприпасами. Он запомнил покупателя — высокий парень с длинными волосами, в старом плаще и в очках. Крокер обратил внимание на то, что парень слишком молод, чтобы иметь оружие времен войны.

— Понятно.

Шмидт усмехнулся и затянулся сигаретой.

«Когда же эти чертовы иностранцы научатся брать сигарету в руки при курении?» — подумал француз.

— И еще одна примета, — продолжал Шмидт. — У него было перебинтовано левое предплечье, а под бинтом скоба, наложенная на свежую традиционную татуировку.

Бердун широко раскрыл глаза.

— Он видел рисунок?

— Нет, но по размерам рисунок с четвертьдолларовую монету. Что-то вроде звезды, но точно он не видел.

— Это превосходно, — заметил француз и добавил: — Деньги вы получите почтой.

Шмидт вышел. Бердун взялся за телефон. Лучше и не придумать. В стране не так много салонов, где делают татуировку. В течение двадцати четырех часов они должны найти его. Он снял трубку и отдал приказ. Механизм гигантской машины заработал.

Было жарко, душно, проклятый кондиционер в машине почти не работал и Папа Менес злился, что пришлось ехать для телефонного разговора с совещанием правления в Хемстеде, что он вынужден слушать и говорить вместо того, чтобы иметь возможность лицом к лицу объясняться с людьми, выявляя их мотивы и цели. Он вошел в телефон-автомат за пять минут до назначенного срока и сделал вид, что куда-то звонит. Разговор длился двадцать пять минут, за которые он успел изучить все подозрительные места, где толпилось теперь новое поколение юнцов.

Чувствуя трудности организации, ему не оказывали должного почтения, забыли о страхе, который им следовало испытывать. Юнцы, видно, попали туда, где им не стоило показываться. Ни одна из групп до сих пор не выдавала себя, но время засучить рукава для более ощутимой работы уже наступает...

Правлению совершенно не понравились последние события в Нью-Йорке, потеря Леона Брея и сведений, которые нельзя было ничем восполнить. Они могли лишь надеяться, что Марк Шелби вместе с Папой Менесом сможет как-то восстановить утраченное. Но эта надежда была равносильна приказу самодержца-тирана с известной расплатой за неудачу.

Папа Менес заверил их, что Шелби и сам справится. Ведь кроме прочего, он был их собственным протеже, обладал великолепной памятью и, хотя никогда не вел записей, которые ему можно было инкриминировать, у него будет достаточно зашифрованных заметок, над которыми он поработает. Следует ожидать ускорения событий, так как француз лично занялся поисками человека, который укажет им путь. Кончая разговор, он грязно выругался, жалея, что не все мерзавцы, собравшиеся на совещание, слышат его.

"Сукины дети! Грязные выродки! — подумал он. — Нью-йоркская контора стоит всех остальных, вместе взятых. Я успешно управлял ей дольше, чем они живут на свете, а теперь они хотят подложить мне такую свинью. Эти подонки хотят вывести меня из укрытия. Что ж, они получат больше, чем смогут проглотить!”

Еще десять лет назад он видел, как все это начиналось в Чикаго, когда они устроили ему празднование дня рождения, и он подготовился к этому. У него есть свои люди в самых защищенных и хорошо охраняемых местах, о чем они пока еще не догадываются. Когда начнется представление, они узнают, что такое настоящая гангстерская война.

Черт побери! Почему он не приказал Джою Грифу обстрелять из базуки ту комнату, где они собрались, пока он говорил с ними по телефону. Джой в это время находился в доме напротив на верхнем этаже, лишь на два этажа ниже той комнаты, где они считали себя в полной безопасности. Но ангел смерти смотрел на них из дула базуки и Джой, конечно же, мечтал из нее бабахнуть. Папа Менес улыбнулся при этой мысли и почувствовал себя лучше. Он по-прежнему контролирует положение и может доказать это, когда потребуется, позвонив Джою.

— Ты быстро сообразила, Элен, — похвалил ее Джил.

— Пришлось. Я была уверена, что кто-то уже передал ему, и не хотела, чтобы он первым завел об этом разговор. Теперь он полагает, что я девушка, преданная интересам компании.

— Да?

— Все время, как я работаю у них, мне приходилось иметь дело с их секретами. И до сих пор я не получала повесток в суд даже в качестве свидетеля.

— Так и должно быть.

— Мне не нужно было сожительствовать с ними.

— Тебе не нужно было работать у них, — заметил Джил.

— Не пори чушь! Куда бы я еще пошла?

— А теперь твое место там. Что там сейчас происходит?

— Ничего, что ты ожидаешь. Мистер Бердун сегодня решил прийти пораньше. Он взял что-то из сейфа и ушел. Когда вернется, не сказал. Ему никто не звонил и никто не заходил. Все, что нам пришлось делать рассылать накладные и принимать заказы. Об этом и говорить нечего. — Элен замолчала, глаза ее были испуганными. — Джил, что происходит?

— Ты читаешь газеты?

— Это... действительно... правда?

— Люди привыкли говорить, что нет никакой мафии, что нет никакой организованной преступности. — Джил усмехнулся и сделал глубокую затяжку. — Интересно, почему все начальники повывели свои армии, а сами сидят в бункерах? Они пережевывают телефонные разговоры, обдумывая, кого утопить, а с кем укрепить союз. Их курьеры и шпионы разбросаны от океана до океана, и можно положиться, что головы, придумавшие все это, стоят чертовски дорого.

— А что будет дальше?

— Этого никто не может сказать. Они, вероятно, будут вести свои дела на индивидуальной основе, пока не выяснят, что к чему. Или же попрячутся в норы, пока их профессиональные убийцы делают свое кровавое дело. Никакого отличия от тактики всех прочих революционеров и анархистов.

— Но полиция... Она защищает их. Газеты пишут...

— Защитные мероприятия во избежание больших неприятностей. Слишком много посторонних лиц могут попасть под их пули, когда они начнут стрельбу. И поверь мне, ждать этого долго не придется.

— Джил...

— Что?

— Увези меня домой. Пожалуйста.

— Хорошо, я только остановлюсь на минутку.

— Ладно, я подожду.

Он припарковал машину рядом с ломбардом. Элен с любопытством взглянула на него, пряча улыбку.

— Неужели все так плохо?

Он похлопал ее по бедру и рассмеялся.

— Такова работа копов, моя сладкая. Я на минуту.

— Я пошутила.

— Хорошо, если это останется только шуткой.

Продавец показывал длинноволосому парню электрогитару. Джил подождал, пока покупка будет совершена, и лишь потом приблизился к прилавку.

— Добрый вечер, мистер Терлей.

Естественное подозрение промелькнуло в глазах владельца. Он растерялся.

— Офицер... еще раз хотите с самого начала? Я только собрался закрывать.

— Насколько раньше обычного?

— Моя жена хотела...

— Я отниму у вас всего минуту.

— Пожалуйста.

— Я полагаю, вы не забыли подробности инцидента?

— Забыть? На вас когда-нибудь нападали? Забыть, как перед тобой размахивают пистолетом?

— И как он размахивал им?

— Как будто собирался выстрелить, вот как!

— Ну, ладно. А что он говорил при этом?

— Не знаю.

— Разве он просто стоял?

— По-моему, он говорил, чтобы я отдал ему деньги. Он был совсем пьян, и я не понимал, чего он бормочет. Но пистолет говорил достаточно выразительно.

— И вы обычно выкладываете деньги?

— Что же делать, если на тебя наставляют оружие?

— Уже в течение десяти лет у вас зарегистрировано оружие. Где вы его храните?

Хозяин пожал плечами и указал большим пальцем вниз.

— На нижней полке.

— Вы хорошо владеете им? — осведомился Джил.

— Мой сосед, мистер Кох, сказал, что нужно купить его. Я купил, теперь оно там и лежит. Я просто зря потратил деньги. И потом, я ничего не понимаю в оружии.

— Проктор был пьян. Вы могли испугать его, и не только испугать.

— Вы полагаете, что я могу кого-нибудь убить?

— Вы решили, что он собирался в вас выстрелить. Это вполне достаточное основание, чтобы спасать свою жизнь любыми средствами...

— Мистер... вошел тот полицейский и... Мне было незачем... Если бы он не появился... — продавец жестом выразил, что теряется в догадках.

— Ну все, я вас понял, — проронил Джил.

Идя к машине, Джил смотрел на Элен. Стекло несколько искажало ее лицо. Какого черта я вообще дергаюсь? — подумал он.

— Чего-нибудь добился? — поинтересовалась она, когда он включил двигатель.

— Думаю, ничего.

— Думаешь? — настаивала она.

— Похоже на то.

Она положила руку поверх его руки на рулевом колесе.

— Ну, тогда либо так оно и есть, либо так ему и положено, — туманно заметила она.

Несколько секунд Джил сидел молча, после чего расплылся в широкой улыбке и взглянул на Элен.

— За такие слова тебя следует расцеловать, крошка!

— Мы можем подождать до дома?

— Едва ли!

В Хельге нарастало недовольство. Она дала Марку все, что он требовал, и чуть-чуть сверх того. Но вместо того, чтобы уйти, как он обычно делал, он завалился на кровать и проспал шесть часов, разрушив намеченное свидание с Нильсом. И мало того, когда он позвонил и ему передали сообщение, он разозлился и влепил ей две пощечины, чтобы она выходила из спальни во время его разговоров по телефону. Щека с внутренней стороны кровоточила, и она лишь молилась, чтобы не было синяка под глазом. Некоторое время ее разбирало любопытство, из-за чего он так вскипятился, но она знала, что если Шелби придет в голову подозревать ее в таком любопытстве, он жестоко изобьет ее. Или того хуже... Было в Марке Шелби что-то такое, что наводило на нее ужас. Но почему торговец овощами из Трентона, Нью-Джерси, наводит на нее такой ужас, она никак не могла понять.

Хельга подошла к бару и приготовила себе выпивку. Все равно она сделает ему какую-нибудь гадость. Пожалуй, когда-нибудь она зажжет эту проклятую свечу над фигуркой святого в глубине бара, которую он велел хранить здесь. Она сожжет ее до конца... Она протянула руку и коснулась свечи, не слыша, как он вошел в комнату.

— Какого черта ты тянешь лапы? — прорычал он.

Радужные мысли мигом покинули ее.

— Она напоминает мне о тебе, — нашлась Хельга.

Ему было приятно слышать эти слова — он был страшным эгоистом. Когда же она протянула ему бокал, он совсем пришел в себя и немного успокоился. — Больно? — спросил он, заметив кровь в уголке ее рта.

Ее рука коснулась его лица.

— Ты же знаешь, я люблю, когда ты шлепаешь меня. Но неужели нет более подходящих мест, чем мое лицо? При этом мне трудно давать тебе то, что больше всего тебе нравится.

Он вытащил из кармана две стодолларовых банкноты и сунул ей в руку единственный ответ, на который он был способен. Марк понимал, что был не прав, ударив ее, но был уверен, что он все-таки чертовски везуч, если у него в любовницах такая женщина. Но и сейчас, как всегда, внешне он оставался холодным, как лед, и никак не выражал своих мыслей.

«Даже неурядицы в Синдикате, — подумал он, — идут мне на пользу. Если так будет продолжаться и дальше, я сумею выбрать удобный момент и достигнуть цели, которую наметил десять лет назад».

Марк Шелби оделся, поцеловал удовлетворенную Хельгу в шею, спустился в лифте и, выйдя на улицу, остановил такси. Усевшись в машину, он назвал адрес француза.

"Пусть Бердун издает приказы, — подумал он. — Если что-нибудь случится, ответственность будет лежать на нем. Фрэнк хочет использовать только своих людей и держит меня в неведении относительно своих планов. Что ж, убрать копа не так-то просто и не каждому под силу. Пусть попробует, может, надорвется.

Глава 8

Она лежала на кровати в приятном томлении.

Джил тоже испытывал эту фантастическую опустошенность. Все заботы таяли, как дым сигареты у него на губах. Он не знал, хорошо это или нет. Впервые в жизни он ощутил угрозу своей независимости. Он всегда был один, сильный своей независимостью, тем, что всегда действовал в одиночку, ни с кем не считаясь. Ему не были знакомы желания, которые он не мог бы подавить в себе. Он никогда не знал ничего, что не мог бы сделать без помощи других.

«Нет, — сказал он себе, — слишком поздно. Кнопка нажата, снаряд пущен. Нечего накрывать на стол после обеда. Если ты сделаешь это, то погибнешь».

Ему совсем не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он потушил окурок и медленно убрал руку.

— Мне пора идти, Элен.

Она обвила его руку своей и крепко прижала. — Уже слишком поздно. — Ее голос навевал сон. — Меня ждет работа.

— Завтра.

Он нежно поцеловал ее.

— И все же мне пора, моя куколка.

Широко раскрыв глаза, Элен в упор смотрела на него. Ей хотелось знать больше, знать о нем все, знать, что творится в нем. Но слишком много лет ушло на создание того внешнего облика, который был и у ее отца, и эта непроницаемая маска скрывала все. А под маской трудно разглядеть истинное лицо человека.

— Повтори, — попросила она.

— Нет, мне пора.

Она смотрела, как он одевается, вешает на пояс кобуру и надевает пиджак. В полутемной комнате он выглядел громадным.

— Ты вернешься?

— Не могу же я не прийти.

— Можешь, если захочешь.

— Не могу захотеть такого. По правде говоря, следовало бы, но не могу.

— Понимаю, — вздохнула Элен.

— И совсем ты не понимаешь, Однако, теперь она понимала, каково было матери, когда Джо Скенлон должен подниматься среди ночи и делать то, что положено ему по службе.

Никто не сообщил французу всех подробностей. То, чего он не знал, ему уже кратко передали. Когда события, которые должны оставаться погребенными, вновь всплывают и стоят, подобно призракам, угрожая жизненным функциям организации, которой он посвятил свою жизнь, он чувствовал беспокойство, связанное с ошибками дураков, пытавшихся решать вопросы вне своей компетенции. Эти вопросы должны были решаться специалистами.

Полночи он провел, размышляя над всеми деталями, затем успокоился и решил, что все в порядке, но сейчас под давлением выпитого виски его сознание затуманилось и он забылся. Он забыл, что находится в Нью-Йорке для более важных целей. Коп был теперь деталькой официальных властей и носил этот треклятый значок. Его убийство могло привести к началу расследования, в котором они не нуждались.

Коп был бельмом на глазу, когда направил свои усилия на подкоп под верхушку Синдиката. Но те, за кем он охотился, сумели ускользнуть и дважды подставляли вместо себя известных нарушителей законов. Если бы они вовремя остановились и помогли копу получить новый чин столоначальника, на этом беспокойство с его стороны кончилось бы навсегда...

Бумажная рутина сломает какую угодно машину. Но они это не сделали и Берк продолжал подкоп до тех пор, пока не зацепил за очень чувствительный нерв, пытаясь добраться до Марка Шелби. Тут им пришлось выбить у него оружие. К счастью, он сам допустил оплошность. От них только требовалось привлечь внимание к его ошибкам, а бюрократическая система довершила все остальное. Теперь он вернулся и снова подкапывается. А этот сверхобразованный сукин сын Шелби запсиховал, потому что Берк начал там, где его прервали, когда он выслеживал Марка.

Марк опасался, что прикрытие, поставленное им, не сработает. Фрэнк Бердун, в свою очередь, не любил Шелби и все его ухищрения, потому что Марк уложил мало парней. Старикам это может и нравится, но ведь сам он уже бросил считать своих покойников, причем еще в ту пору, когда Шелби был любителем.

«Дурак, — подумал француз. — Прихлопнуть двух евреев лишь из-за дурацкой фантазии, что они сфотографировали его с какой-то шлюхой. Тем более, что Шелби в их объектив не попал. Они работали в соседней с ним комнате отеля, где навалом проституток, а дыра в стене, оказывается, осталась после выстрела напившегося моряка, который нажал на курок за неделю до этого».

Теперь нужно убрать Берка, потому что он стал слишком любопытным. А это всегда чревато. Плохо, что невозможно убить всех причастных к делу. У кого-нибудь что-нибудь да останется, и если кто-то обладает достаточным любопытством и не дурак, то сможет подробно восстановить всю картину. Прошло время скрупулезного выполнения законов, когда были мягкие суды и вездесущие либералы, защищавшие конституционные права. Но этот Берк всегда считал их дерьмом. Если он пронюхает правду, то будет сначала стрелять, а оправдываться уже после.

Но нельзя позволить вычеркнуть Марка Шелби. Власть пока у Донов — они вывели его из щенков в люди. Он показал свою цену, принося им миллионы, он по-прежнему их мальчик, а у мальчика появился шанс вляпаться в дерьмо и считалось, что он сам должен позаботиться об этом.

Ему хотелось бы самому врезать Марку Шелби, этому Первому Гладиатору, поглубже засунуть ему в глотку ствол пистолета. Однако, Папа Менес и правление могут отдать приказ проучить его за самодеятельность, чего он вовсе не хотел с тех пор, как увидел, что сделали с Мелоуни, его предшественником-ирландцем.

Француз взял трубку и в девятый раз попытался дозвониться до Слика Кевина. Телефон издавал звонки до тех пор, пока он не разразился проклятиями и не швырнул трубку на место. В общем-то, нужды в разговоре не было, но он разозлился, как черт. Чтобы успокоиться, он налил в стакан с двумя кубиками льда виски и уселся перед телевизором, где шел какой-то новый фильм. Он принялся обдумывать план убийства Джила Берка.

Чем больше он думал, тем меньше ему это нравилось. Наконец, он стукнул себя по лбу и улыбнулся. Да, правлению это понравится. Он сможет впихнуть Берка прямо в могилу и тот никогда не узнает, как это случилось. Об этом вообще никто не узнает.

Он поговорит с Элен Скенлон. Лучшей приманки, чем эта баба, не выдумать. Она всем, что у нее имеется, обязана компании и жаждет снова окунуться в шоу-бизнес, чтобы предстать перед публикой. А в должное время она тоже исчезнет где-нибудь в пустыне у Лас-Вегаса, об этом придется позаботиться.

Он взял со стола телефон и снова попытался дозвониться до Слика Кевина. После двух минут гудков француз бросил это занятие. Он мог бы звонить целый час и все равно бы ничего не добился. Слик Кевин валялся на полу в пяти футах от стола с телефоном. Он был мертв. Единственная пуля вошла между глаз. В руке он сжимал «автоматик», из которого так и не успел выстрелить.

Движение исходило от непривычного квартала. Оно было непродуманным, потому что смутьяны не приняли во внимание и не учли время и денежные ресурсы, стараясь утвердить только что появившийся арабский клан. Все, что они видели — это свобода действий и радужное будущее. Когда правление вызвало к себе управляющих территорий Сал Рома, мятежники заполнили якобы открывшиеся вакансии тем, что считали чистой, новой, зрелой силой. Они вытолкнули прибыльное дело из рамок законности в свою собственную сферу занятий. Они были жестокими, не ведающими страха юнцами, с удовольствием приканчивающими других. Таких в начале своей карьеры использовал Капоне. Они были новыми галлами, свергающими установленные троны, с которых ими правили столько лет и которые уже вышли из моды. Они жаждали своей доли, своего куска, жаждали побольше и сейчас, сразу же.

Они восстали и смогли держаться, потому что течение, шедшее от них из Майами, с их же помощью и остановилось. Им было наплевать, что Паси Арандо получил свою территорию лишь потому, что его двоюродный брат Стив управлял северо-западным сектором, а его дядя Витале сам был в правлении.

Герман Шапке, мускулистый, широкоплечий юнец, презирающий себя за то, что его рост пять футов семь дюймов, управлял восстанием с помощью девятимиллиметрового «люгера», ненависти к миру и жгучего желания отомстить за обойщика, который давно был мертв.

Ему нравилась кличка Герман-Германец.

К счастью, зимний наплыв публики кончился и народу на улицах было мало. Дядя Витале был вызван в правление. Он позвонил своему сыну Стиву и велел передать Паси, что если тот не наведет порядок, у него будут неприятности. Под неприятностями подразумевалась его смерть. В таких случаях семейные связи были уже не в счет.

Теперь, когда правление узнало, откуда исходит опасность, можно было наметить план действий. Месяц назад лучший друг Германа-Германца отправился в Нью-Йорк. Этот друг был убийцей, который с помощью кубинских эмигрантов убрал свидетеля по делу компании Линдстром. У него была своя коллекция оружия, природные инстинкты охотника и физические данные хамелеона. Он отлично использовал окружающую обстановку, скрываясь в ней.

Его звали Моу Пил.

Когда различные семьи услышали о смерти Слика Кевина, они использовали нужные каналы и все отделения полиции поднялись по тревоге, начав поиски Моу. Пятьдесят тысяч долларов — столько было предложено Герману-Германцу, который, услышав это, лишь рассмеялся и еще крепче взял бразды правления своей майамской операцией.

Бево Кармоди вошел к нему с деньгами в картонной коробке. Он нес их из гаража, где кубинские эмигранты обсуждали план убийства Кастро. Кармоди получил пять тысяч. Остальные он разослал своим многочисленным помощникам, чтобы они начали разведку района Манхэттена, который был ему отлично знаком. С тех пор, как старый сукин сын Папа Менес в кровь избил его и, практически мертвого, бросил на свалке в Нью-Арке, он постоянно думал о том, как сведет с ним счеты. Теперь он знал: это будет не трудно. Все они думали, что именно он устроил текущие неприятности.

Районный прокурор начал действовать сам. Пресса сбросила покрывало с происходящих событий, и он учел это. Комиссары почувствовали на себе, какой шум поднимают газетчики и телекомментаторы, и были измотаны до крайности. Роберт Ледерер выступал в роли ведущего, так как начальник полиции поставил его в это положение, а сам сидел среди полицейских чинов, среди которых виднелось и сардоническое лицо Джила Берка.

— В течение семи лет у нас имелось два информатора из Чикаго, говорил Ледерер. — Их держали лишь для аналогичных случаев и ни для чего больше. Один из них, сообщивший о восстании в Майами, допустил роковую ошибку, позвонив из застекленной будки, где его увидел глухонемой, читающий по губам, которого мы подозревали в связи с гангстерами. Часом позже информатор был мертв. Пока они еще не знают, что есть второй информатор, но он обладает не столь высоким положением, чтобы знать, что творится внутри организации.

— Кто еще обладает этой информацией? — деловито осведомился высокий инспектор из пригорода.

— В настоящий момент она передана присутствующим здесь.

— А Майами?

— Мы считаем, что они принимают такие же меры предосторожности. В настоящий момент их особые подразделения приступили к работе и прочесывают районы. Они не могут заняться самим Германом Шапке, потому что не знают, где он, и опасаются спровоцировать ненужную перестрелку.

— Никто из восставших пока никуда не двинулся? — поинтересовался другой инспектор.

— Да, эта возможность нас озаботила. Аэропорты и вокзалы под наблюдением, но там пока еще никто не показывался. Если они и передвигаются, то, вероятно, на своих машинах, а это нелегко определить. Сейчас конец сезона и полно едущих, а среди них легко скрыться. Что касается жилых кварталов, то в них чертовски трудно все проверить, особенно учитывая, что у них могут быть свои безопасные пристанища.

— Звонили из Чикаго и Сент-Луиса, — сообщил Билли Лонг. — Упустили несколько главных вояк, которые, считалось, были у них под наблюдением. Очевидно, они заметили, что происходит, и начали действовать.

— Майами не избежать большого взрыва, — безапелляционно заявил прокурор.

— Майами не то место, — голос Джила был невыразителен и тих.

Глаза всех присутствующих устремились на него, ожидая, что он скажет дальше.

— Майами лишь поддразнивает их, — продолжал он. — Хороший стервятник ждет, когда зверь умрет совсем, и лишь тогда спускается к добыче. Недогадливые юнцы сделали преждевременную попытку, когда их родители еще в силе, поэтому они погибнут.

— Тут не вполне подходящее место для подобные аналогий, Берк, — сухо заметил Ледерер.

— Будем рассуждать так, — продолжал Берк. — Главные события происходят там, где деньги. А деньги в Нью-Йорке.

— Факты не...

— Фрэнк Бердун также в Нью-Йорке.

— Берк, я думаю...

— Марк Шелби также в Нью-Йорке.

Краска негодования залила лицо прокурора.

— Это не ваше личное дело, Берк. В конце концов, вы не имеете права...

— А любитель пупков, мистер Ледерер? — не дал ему закончить Джил.

Капитан Лонг ждал этого и улыбнулся. Он раскрыл у себя на коленях папку и сообщил:

— Денвер прислал данные, подтвержденные ФБР. У них зарегистрировано три убийства, когда у трупов вывернуты пупки. По описанию преступник белокожий мужчина кавказского типа, сорока пяти лет, среднего роста, слегка лысоватый и косоглазый. Единственный, кто может им быть по нашим картотекам — Шатси. Дополнительной особой приметой, по которой его можно сразу же опознать, является большой шрам на месте пупка. Сведения об этой особой примете получены от женщины, с которой он сожительствовал.

— Мне кажется, вы поставите наблюдателей в турецкие бани, чтобы они искали этот шрам, — ядовито проскрипел Ледерер.

— Конечно, — согласился Лонг, — а заодно проверим и всех проституток. — Когда вы его найдете, то заставить его заговорить будет очень просто, — ухмыльнулся Берк.

— Каким образом? — попался на крючок Ледерер.

— Скажите, что иначе пришьете ему его старый пупок.

Смех, прокатившийся по комнате, развеял напряженность, лишь в помощнике прокурора продолжала кипеть злость. Он хмуро улыбался и продолжал совещание. Кончилось оно только через час и у всех осталось впечатление, что они висят между небом и землей.

У всех, за исключением Джила Берка. Сидя в кафе за столиком напротив Лонга, он сказал:

— Во-первых, есть утечка информации из Департамента. Во-вторых, мы получили данные о Шатси. От этого и следует плясать.

— И плевать против ветра? Черт побери, Джил, мы делаем, что можем!

— Лаборатория извлекла что-нибудь из конторы Брея?

— Полным-полно. Два грузовика мусора. Взрыв и пожар уничтожили все следы, если они были. то, что осталось от записей на перфолентах, ничего не дает — все они закодированы. Картина не восстанавливается и ждать тут нечего.

— Есть какие-нибудь идеи?

— Какие идеи?

— Предположим, это дело рук враждебной банды. Они скорее бы захватили информацию с собой, чем стали ее уничтожать. Брей был ключевым человеком в организации, его информация дала бы им доступ к любой области их бизнеса. А Синдикат — предприятие... Теперь они уже не держат все в голове. Все заносится на перфокарты и перфоленты, как и во всяком другом картеле.

— И что из этого следует? Ты что-нибудь предполагаешь?

— Нужно просто хорошенько продумать все это.

Лонг, глядя поверх его головы на затемненную стену, кивнул.

— Я, пожалуй, подумаю.

Другие девушки, работающие в конторе, были отосланы в разные места по служебным делам. Элен Скенлон была одна, когда ее вызвал француз.

— Элен, вы можете писать под диктовку?

— Разумеется, мистер Бердун, могу.

— Хорошо, тогда возьмите пальто и шляпку. Мы сделаем это за обедом в ресторане, если не возражаете.

— С чего бы я стала возражать?

Элен вышла из его кабинета и направилась к вешалке. На минуту она задумалась, но затем отбросила все сомнения. Вполне резонная просьба с его стороны. Если за ней что-то кроется, скоро она это узнает.

Бердун приказал водителю отвезти их в шикарный ресторан на какую-то из Сороковых стрит. Метрдотель раскланялся и проводил их в кабинет, отделанный ореховым деревом, принял заказ и бесшумно удалился по персидскому ковру. Репродукторы доносили приятную музыку. Шум голосов других посетителей сюда не проникал. До того, как были поданы напитки, вошел посыльный и вручил Бердуну конверт. Через каких-то десять секунд официант поставил на стол телефон и сказал, что мистера просят снять трубку.

Француз энергично говорил о делах Бойер-Рестон по производству новых пластиков, отдал приказ добиться полного слияния и положил трубку. Официанту он приказал больше не беспокоить его звонками и, подняв бокал, обратился к Элен:

— Теперь ты видишь, что приходится совмещать обед с делами?