Сокровище по имени няня

Она засмеялась. Или сделала вид, что засмеялась. Он начал понимать, что притворство такая же часть ее натуры, как газельи глаза и длинные красивые ноги. Если их убрать, останется одна шелуха. Терпимый человек пожалел бы ее. Но после нынешней вечеринки Пирс был неспособен на такую щедрость.

— Глупо! — прощебетала она. — Конечно, не поможет. Но это будет очень милое окончание дня. Согласен? Только ты и я. Одни. — Она вздохнула и оглядела комнату. — Я чувствую себя здесь, Пирс, как дома. Твой дом в моем вкусе.

— Да? — насторожился Пирс, зная, что она считает убранство дома удушающим, а его стол слишком захламленным. — Как же так? Здесь нет ничего похожего на твой дом, который, по-моему, полностью отвечает твоим вкусам.

— Моя обстановка идеальна для одинокой, делающей карьеру женщины, но это… — она восторженно помахала рукой, — это семейный дом, милый. Планировка безукоризненна. Совершенно отдельное крыло для детской половины и кухни. Стильная элегантность комнат для приема. Очень важно, что дети могут не болтаться под ногами у взрослых. Ты так не думаешь?

— Я радуюсь, когда Том болтается под ногами, а ты…

— Я, Пирс, стараюсь изо всех сил! — Она взволнованно вскочила. — Ведь в конце концов это не твой ребенок.

— Я не упрекаю тебя, — спокойно заметил он. — Не каждый готов принять обязанности родителей — Он пожал плечами. — Больше того, если бы ты шесть месяцев назад спросила меня, как я отношусь к этой идее, я бы ответил, что почти никак.

— Ну вот ты и согласился! Давай поговорим о чем-нибудь более приятном. Как ты планируешь провести воскресенье? Завтра обещают роскошный день. Что если утром пораньше, пока не жарко, поиграть в гольф?

— Боюсь, не смогу. У меня уже есть другие планы.

— И они займут весь день?

— Возможно.

— А завтра вечером? Я увижу тебя?

— Нет, — мягко возразил он. — Не думаю, Луиза.

В ответ на это в глазах мелькнуло что-то гадкое. Вдруг ничего не осталось от хваткого агента, торгующего недвижимостью. От пантеры, которая вела переговоры при покупке его дома и наблюдала за ремонтом. Луиза превратилась в обыкновенную женщину, не способную скрыть разочарования и обиду за рухнувшие ожидания.

Пирс понял, что нельзя дольше пускать дело на самотек. Это несправедливо по отношению к ней. И трусливо с его стороны. Пришло время поговорить откровенно.

— Между нами все кончено, Пирс? — удивив его, спросила она. — Это произошло уже довольно давно?

— Да. — Он выдержал ее взгляд.

— Есть кто-то третий?

— Да. — О Боже! Миротворческая миссия в Персидском заливе — кусок торта по сравнению с этим.

— Няня.

Неужели все женщины ясновидящие? Может ли Николь так же легко читать его мысли? Неужто он проведет остаток жизни, выслушивая от жены собственные секреты еще до того, как сам узнает о них?

Удивительно, но эта мысль не вызвала у него возмущения. Фактически он нашел ее даже заманчивой.

— Ну, — к Луизе вернулся ее обычный резкий голос, — по-моему, я получила ответ.

— Я не… — Он почувствовал, что начинает краснеть.

— Ты ничего не должен, Пирс. Выражение лица сказало все. — Сощурившись, она изучала его. — Скажи, много ли ты знаешь о мисс Николь Беннет?

— Достаточно.

— Правда? А знаешь ли ты, что она еще до сегодняшнего вечера была знакома с Элайс Холт?

— Я знал, что у нее в этих краях родственники.

— На это не похоже.

— Николь не имеет отношения к нашему разговору, Луиза, — устало возразил он.

— Имеет, если она причина того, что ты гонишь меня.

Пирс понял, что пора закончить разговор. Ему не хотелось причинять ей лишнюю боль, но последняя фраза не оставляла выбора.

— Не она причина. Ты и я слишком быстро начали нашу связь. Плохо продумав. Она недолго была счастливой. Сейчас я сожалею об этом. Прости, если я тебя обижаю.

— Дорогой, лучше побеспокойся о себе. Ты себя обижаешь. — Она горько улыбнулась, всовывая ноги в элегантные туфли. — В Николь Беннет есть что-то плохо пахнущее. Мне будет неприятно видеть, как она разобьет твои иллюзии о счастье.

— Я могу позаботиться о себе сам.

— Напрасно ты так уверен, Пирс. Любовь делает дураками самых умных из нас.

Она ушла. И если возможно для мужчины чувствовать себя хуже, чем грязь на дороге, то Пирс испытывал именно такое чувство. Но как бы то ни было к нему пришло удивительное ощущение свободы и ожидания нового дня.

Первый раз после того, как он вынужденно ушел в отставку, у него появился ясный взгляд на будущее. Пирс знал, куда хочет идти. И мог только молиться, чтобы Николь согласилась путешествовать по той же дороге.

Он повез ее в старый семейный коттедж на озере Финлей.

— Там мы сможем быть одни. Никто и ничто не будет нас отвлекать, — обещал он, когда они ехали по шоссе, ведущему на восток к гряде низких холмов.

Стояло великолепное летнее утро. Облака омрачали только собственный горизонт Николь. Но до конца дня она все ему расскажет. Должна. Гнет обмана становился невыносимым.

— Я не был там много лет. Наверно, дом сильно обветшал. — Пирс искоса с улыбкой поглядывал на нее. Потом положил руку на спинку ее сиденья. Пальцы почти касались шеи Николь. В шортах цвета хаки и белой рубашке поло Пирс выглядел неприлично красивым.

Закрыв глаза, Николь размышляла, будет ли он по-прежнему улыбаться ей в конце дня. Или ее ждет холодный взгляд и горько сжатые губы?

— Мальчишками Джим и я проводили здесь каждое лето и очень любили это место, — продолжал он.

Ей хотелось крикнуть: «Тогда не вези меня туда. Не хочу портить твои воспоминания безобразным признанием».

По коже на голове бегали мурашки от ощущения близости его руки. Тело ныло от жажды его прикосновений. Как трудно будет раскрыть обман. Ах, если бы она была честной с самого начала!..

— Подождите, Николь, скоро увидите озеро. Вода чистая, как стеклышко, и теплая, как в ванне.

«Подожди, пока услышишь то, что я должна сказать, — билась горькая мысль. — Наверно, тебе захочется, чтобы я утонула в этом озере».

— Вы, очевидно, и теперь любите это место.

— Да. С ним связаны самые лучшие воспоминания.

Пирс, словно слепой, не замечал ее отчаяния. Он продолжал рассказывать истории из своего детства. Спидометр накручивал мили, и скоро они свернули с шоссе на узкую сельскую дорогу. От красоты захватывало дух, но настроение Николь мешало наслаждаться природой.

В какое время лучше приступить к признанию? С чего начать? Надо ли было захватить документы, чтобы подтвердить, что она сестра Арлин? Вопросы беспощадно мучили ее.

— Вы не забыли взять купальник? — Он нажал на акселератор, обгоняя медленно двигавшийся деревенский фургон.

— Вы просили меня, и я взяла.

Мысленно Николь вела долгий и трудный спор, разумно ли брать купальник. Едва ли стоит второй раз искушать судьбу. Потом она решила, что, поскольку до конца дня во всем ему признается, это не имеет значения. Даже если на ней не будет ничего, кроме набедренной повязки, вряд ли ему захочется заняться любовью.

— Нам еще долго ехать? — Николь чувствовала себя заключенным, ждущим прихода палача. Поскорей все рассказать, неважно, к лучшему или к худшему. Быстрая смерть предпочтительнее длительной агонии.

— Миль пятьдесят. Мы приедем как раз к ленчу. Вы, должно быть, заметили корзину, которую собирала Жанет. Там хватит еды, чтобы накормить целый флот.

Душе страдать еще меньше часа.., не так долго. Не может же она начать объяснения точно прыгнуть в воду. Лучше подождать, пока они приедут. Ни к чему отвлекать его внимание от узкой извилистой дороги.

— Расскажите о вашем детстве, — попросил он немного спустя.

«Вот! — вскрикнула ее больная совесть. — Ты искала способ, как начать, и он предложил его. Скажи сейчас. Пока есть шанс».

— Что случилось? Я вызвал призрака?

Он улыбался тепло и весело. Голубые глаза так же безоблачны, как и небо. Разве можно разрушить такой момент?

— Нет. — Николь притворно зевнула. — От солнца меня клонит в сон.

— Тогда вздремните. История вашей жизни может подождать.

Лучше бы она ждала вечно! Пирс обнял ее и притянул к себе, чтобы ее голова покоилась на его плече.

Чего бы она не отдала в этот момент, чтобы повернуть время вспять!

Пирс заговорил снова, когда они увидели коттедж. Он поставил машину в конце изрытой колеями земляной подъездной дорожки. Бледно-золотистые солнечные лучи пробивались сквозь ветви вечнозеленых елей. За ними покрытые лишайниками скалы покато спускались к белому дому, расположенному на маленьком мысе. А внизу — живая голубизна озера.

— Вот мы и приехали. — Он обнял ее за плечи и чуть сжал. — Это место связано со многими хорошими воспоминаниями. И если вам интересно, то вы единственная женщина, которую я привез сюда. Надеюсь, вы понимаете, как особенно я отношусь к вам.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Николь пришла в восторг от убранства коттеджа. Мебель — смесь старинной и белой плетеной. Сосновые полы подчеркивали залитую солнцем желтизну стен, на которых висели акварели. В гостиной каменный камин от пола до потолка. Соединенные окна, идущие одно за другим, смотрели на озеро.

Нажав плечом, Пирс с силой открыл двойные французские двери, к которым явно давно не прикасались.

— Вот прекрасная старомодная веранда, где бабушки сидели в креслах-качалках и наслаждались послеполуденным чаем. Мы могли бы здесь позавтракать, но я не против сначала поплавать. А вы?

Вдали от океана жара чувствовалась сильнее.

— Божественное предложение.

— Тогда берите свои вещи. Я покажу, где можно переодеться.

Наверху было две спальни. В каждой двуспальная кровать с железными спинками, выкрашенными в белый цвет. На кроватях грудой высились толстые матрасы, ручной работы пледы и перьевые подушки. В обеих спальнях, как и в гостиной, окна выходили на озеро.

— Мы охотно шли в постель, даже когда были мальчишками. — Пирс подошел сзади и притянул ее к себе. Николь прислонилась к нему. Так они стояли и смотрели на открывавшийся вид. — Мы лежали без сна и прислушивались к вою койотов. А луна покрывала озеро серебристой простыней. Джим и я могли лечь поперек кровати, смотреть на звезды и планировать, что будем делать на следующий день. Больше всего мы мечтали найти тайник с золотом. Легенда говорит, что горцы, которые построили первый дом, где-то поблизости закопали золото, чтобы враждебные индейцы не могли его забрать.

— Придет день, и Томми тоже будет мечтать найти тайник, — проговорила Николь.

— Но рядом не будет отца, который расскажет ему, как здесь было раньше. — Глубокий вздох напомнил о его печали.

— У него будете вы, Пирс. — И, Бог даст, я. — Вы никогда не привозили его сюда?

— Нет. Но Джим и Арлин привозили. Они любили коттедж. И в этом году провели здесь несколько уик-эндов до того.., да, до того. Поэтому здесь все в порядке и всем можно пользоваться после зимы, когда коттедж был закрыт. Я подумал, что в шкафах, наверно, есть их одежда и вещи. Видимо, мне придется освободить их, но не сегодня. — Он потерся подбородком об ее макушку. — Этот день только для нас.

И зачем же раньше времени портить его признанием, подумала Николь, наслаждаясь силой рук, обвивших ее. Она так долго молчала. Что изменят еще несколько часов?

Он чуть расслабил руки только для того, чтобы повернуть ее лицом к себе. Николь знала, что он собирается поцеловать ее. Неужели это эгоизм, если она ему позволит? Так она укрепит связь, возникшую между ними. Может быть, это поможет потом?

Они стали любовниками. А любовники прощают друг друга… Разве нет?

Его жаждущий рот овладел ее губами. Взял в собственность самые охраняемые секреты. Погрузил в глубины желания. Пусть все исчезнет в темноте, лишь бы она могла стать частью его.

Но Пирс не поддался искушению.

— Я обгоняю сам себя, — хрипло пробормотал он, отодвигая ее и направляясь к двери. — Поскорей переоденьтесь, а то весь мой план игры пойдет насмарку.

Когда она спустилась вниз, он уже принес на веранду корзину с едой и раскладывал ее содержимое.

— Как я и подозревал, Жанет уложила столько еды, что можно накормить взвод, — добродушно проворчал он. — Кстати, пока вы переодевались, я позвонил ей, хотел узнать, как она справляется с Томом. Кажется, у них потрясающее приключение: они делают шоколадный торт и печенье и не позволяют Красотке вмешиваться.

— Я рада. — Николь постелила на стол красную льняную скатерть, поставила тарелки и положила вилки и ножи. — Я чувствовала себя виноватой из-за того, что взвалила на нее заботу о Томми.

— Знаете, она очень любит вас. Вчера вечером, когда я сказал, что собираюсь поехать сюда с вами, она мне прочла строгую нотацию.

Пирс с упреком помахал куском французского батона и, неумело подражая Жанет, визгливым сердитым тоном начал:

— «Эта девушка, как начала в мае работать, так ни разу по-настоящему и не передохнула. Пирс Уорнер, вы удивляете меня, вы хоть замечаете, что она закапывает себя в землю без слова благодарности с вашей стороны? Ваша мать, Боже, упокой ее душу, была бы шокирована! Это лучшее время для вас взяться за ум».

— И вы все вытерпели? — Хотя Николь смеялась, но она знала, какой бывает у Жанет острый язык. Особенно, когда она выбирает жертвой Пирса.

— Я здесь и рассказываю об этом. Разве не так?

— Я полагала, что вы здесь потому, что вам захотелось сюда приехать, — отважно возразила Николь. — У меня создалось ошибочное впечатление, что это ваша идея привезти меня сюда, а не Жанет.

— Это моя идея, — заверил ее Пирс. Взглядом собственника он изучал ее фигуру. — Я бы никому, любимая, не позволил остановить меня. Но приятно знать, что у меня есть благословение Жанет. Потому что, когда она против, это сущий дьявол.

Любимая… Он назвал ее ЛЮБИМОЙ! Ее окатило восхитительным жаром. От смущения не осталось и следа. Только кипящая жажда. Она хотела его, и желание беспрестанно наполняло кровь.

— Она также подчеркнула, — Пирс продолжал раскладывать мусс из копченой форели, крекеры, паштет, зеленые оливки, черный виноград без косточек, тоненькие ломтики цыплячьих грудок и тартинки с лимоном, — на случай, если я не заметил, что вы «приз, который стоит того, чтобы хранить».

— И что вы на это ответили? — Она наконец решилась искоса посмотреть на Пирса.

— Что я полностью с ней согласен. Я привез вас сюда, Николь, не для того, чтобы дать вам отдохнуть. Это такое место, с которым связаны особые воспоминания. А мне надо что-то у вас спросить. — Поставив бутылку с вином в глиняный кувшин со льдом, он обошел стол, взял ее за руку и подвел к дивану-качелям. — Мы бесконечно толковали о том, как лучше вырастить Тома. О ценностях и морали. О подготовительной школе и детском саде. О том, надо или не надо ребенку смотреть телевизор. Но мы никогда честно, по-настоящему не говорили о себе. О мужчине и женщине, которых мощно влечет друг к другу. Я целовал вас и любил вас. Вопреки своим лучшим принципам. Наверно, и вашим тоже. Но я никогда не говорил о своих чувствах к вам. Не думаю, что я понимал их сам. Или вернее, я не был готов признать их. До прошлой ночи. Когда у меня вдруг возникла ужасающая мысль, что я могу потерять вас. И в тот момент я понял, что если вас здесь не будет, то не только в жизни Тома появится пробоина. Но и моя жизнь… — он заглянул ей в глаза, — будет такой отвратительно пустой, такой невыносимой, что не знаю, справлюсь ли я с ней. Это самая длинная речь, какую я когда-либо говорил. Так не будете ли вы добры заставить меня замолчать?

В горле стоял ком, она взглянула на него, на глаза набежали слезы.

— Ох, черт! — пробормотал он, прижимая ее к себе. — Я не хотел заставить вас плакать. Это из-за того, что я сказал? Сказал слишком рано?

— Нет. — Она покачала головой. — Вы все сказали очень правильно. Но только я не уверена, что когда…

— Я пытаюсь объяснить, что люблю вас, — в тревоге перебил он. — Я не предлагаю тайную связь или случайные свидания. Я спрашиваю, выйдете ли вы за меня замуж. И делаю это чертовски глупо.

— Но так же нельзя! — воскликнула Николь. — Вы же не так много знаете обо мне.

— Я знаю все, что мне надо знать. — Он зарылся лицом в ее волосы, осыпал поцелуями веки, щеки. — Я знаю, что вы любите Тома. Я знаю, что вам будет несложно принять Тома как постоянную часть нашей совместной жизни.

— Конечно, — прошептала она, утопая во взгляде Пирса. — Я люблю его, Пирс, по-настоящему люблю. Я бы так хотела не ждать до этого момента, а сказать раньше… Потому что вы имеете право это знать уже давно…

— Для нас обоих пришло правильное время. — Пирс, конечно, не понял, о чем она говорила. — И как вы могли что-то сказать, когда между нами стояла Луиза как нерешенная проблема.

Николь слышала, как бьется под ее ладонью сердце Пирса. Чувствовала, как неистово отвечает ее собственное на страстный голод, отражавшийся в его глазах. Она забыла обо всем.

— Если бы я сейчас умерла, — охрипшим от обуревавших ее чувств голосом проговорила Николь, — то была бы счастлива, зная, что я в ваших объятьях и что с последним дыханьем я снова сказала, как сильно я вас люблю.

В его глазах блеснули слезы.

— Я не заслуживаю тебя, — пробормотал он, потрясен но лаская ее.

— Ты заслуживаешь гораздо, гораздо большего, — шептала она, скользя руками по его атласной, загорелой коже, ощупывая сильные мышцы, ощущая вибрирующую страсть его плоти, прижатой к ее бедрам.

«Позор! — кричал голос совести. — Остановись сейчас же! Или будешь проклята навек!»

— Возьми меня, Пирс, — просила она. — Заставь меня забыть, что мир полон огорчений и безобразий.

Он застонал, выражая боль и радость одновременно. Он чувствовал себя безраздельным собственником этой женщины.

— Я так боялся, что потеряю тебя, — бормотал он. — Прошлой ночью ты ушла, и я не знал, как…

— Не говори о прошлой ночи, — прошептала она, закрывая его рот своими губами и покрывая его быстрыми, жаркими поцелуями. — Ничего не имеет значения, кроме этого дня, этого момента.., кроме тебя и меня…

— Да. — Глаза будто впитывали ее лицо, черту за чертой. — Да!

Он уложил ее на подушки старых качелей, которые раскачивались, как колыбель, убаюкивая их любовно и нежно. Старый коттедж стал свидетелем, как, не ведая стыда, голый под благословенным солнцем, он обхватил ее бедра и поднял навстречу его гордо восставшей плоти.

Она хотела бы удерживать его в себе вечно. Сохранить жар его страсти, ставшей чем-то большим, чем просто физическая близость. Первый раз в жизни она ощущала полноту счастья.

Николь чувствовала, как растворяется в Пирсе, исчезает в вихре сужающейся воронки. Затем на краткий миг словно всплыла, ухватившись за него.

Она крепко зажмурила глаза, будто таким образом можно уменьшить напряжение, утихомирить дрожь, грозившую разнести ее на части. Судя по мучительному дыханию, Пирс боролся с теми же демонами и у него так же мало надежды одолеть их.

Затуманенным взглядом она посмотрела на него. Он парил над ней, впитывая ее, точно только она могла спасти его от уничтожения. На виске пульсировала жилка. Пот выступил над бровями.

Николь крепко обхватила его ногами за талию, вцепилась руками в плечи, она хотела втянуть его в себя всего, ничего не оставить. И, сделав так, она привела их к разрушению чуда.

Зрачки у него расширились, дыхание переполняло легкие.

— Сейчас, — прошептал он, зарываясь лицом ей в волосы. — Сейчас. Сейчас!

Мука достигла предела. Пламя, сжигавшее их, словно замерло. На несколько сладостных мгновений они остались невесомыми и невидимыми. Потом они вернулись в реальность, где снова стали заложниками личных страхов и секретов.

В тот полдень они еще два раза любили друг друга. Один раз после ленча. Он поймал ее, когда она спускалась по лестнице за полотенцем. Пирс перегородил ей дорогу и потянул назад к спальням. Выбрав одну из них, он положил ее на гору мягких матрасов. В этот раз их поцелуи имели вкус вина и горько-сладкого шоколада.

И любви.

— Люблю тебя, — повторял он снова и снова.

У нее перехватывало дыхание. Какую бы цену ни пришлось заплатить за этот украденный день, думала Николь, он стоит того. Простой коттедж на берегу озера мог бы хранить память об одной честной вещи, которую Николь подарила Пирсу Уорнеру. Свое сердце.

А признание? Его не поздно будет сделать и на пути домой. До конца дня она все расскажет ему.

Они снова поплавали. Вода, теплая и нежная, как сливки, билась возле них.

Потом, когда они лежали на лодочном причале, Пирс взял ее за руку.

— Николь, ты помнишь, что я хочу на тебе жениться?

На секунду сердце остановилось, словно зверек, попавший в ловушку.

— Николь? Солнышко? — Он сильнее сжал ее руку. — Пожалуйста, скажи что-нибудь!

Ему не понравилось внезапное оцепенение, сковавшее ее.

Пирс беззвучно выругался. Он не нашел правильные слова? Или сказал их слишком рано? Черт! И придумать нельзя лучшего времени. Никогда еще они не были так близки и так прочно соединены.

Перевернувшись на живот, Пирс оперся на локоть и смотрел на нее. Она моментально села, будто лезвие ножа, выскочившее от нажатия кнопки, и отвернулась. Он заметил тень, мелькнувшую в красивых темных глазах.

— Ты что, — начал он, подавив отчаяние, от которого внутри все смешалось в кашу, — ты передумала? Или я был слишком самоуверен?

— Нет. Для меня большая честь выйти за тебя замуж, — убитым голосом произнесла она, глядя вдаль.

Он прежде не делал предложений женщинам. Но не требовалось большого опыта, чтобы понять из ее ответа: произошло какое-то отклонение от курса. Безумно счастливой невестой ее не назовешь.

Он упустил какой-то важный шаг? Проглядел какую-то часть ритуала?

Дурак, кольцо!

— Любимая, если это обрушилось на тебя слишком скоро, скажи хоть слово. Я ждал тридцать пять лет, пока нашел женщину, с которой хотел бы провести оставшиеся дни. Я могу подождать еще несколько дней.

Дрожь пробежала по ее спине, и он услышал тихий всхлип. Почти беззвучный и быстро подавленный, но явно проникнутый печалью.

Пирс искал какие-то фразы, которые надо сказать. Что-то нежное, успокаивающее.

Ему казалось, что, если женщина любит мужчину, то она будет счастлива, когда он предложит ей выйти за него замуж. И совершенно ясно, что если она несчастлива, то или не любит его, или уже замужем за другим.

— Николь, есть кто-то третий? — Ему не хотелось услышать «да», но все же это лучше, чем чистилище, в котором он находился.

Чистилище — это пустяки! Он был в аду.

— Нет, — сдавленным голосом выдохнула она.

— Но есть проблемы? Ї Да.

Ее трясло так сильно, что ему хотелось взять ее на руки. Заверить, что он не позволит ничему на земле встать между ними.

— Ответь мне на один вопрос. Ты любишь меня?

— Да! — закричала она, поворачиваясь и прижимаясь к нему. Слезы катились по щекам. — Всем сердцем, но…

Ноющая боль, сжимавшая сердце, прошла, он снова мог дышать.

— Никакие «но» не имеют значения. — Он прижал ее к себе и покачивал, как ребенка. — Во всяком случае, сегодня. Завтра мы во всем разберемся. Сегодня я хочу услышать только о том, что ты выходишь за меня замуж.

— Пирс… — начала она, вытирая слезы и глядя на него.

— Николь, или ты говоришь, что выходишь за меня замуж, или скажи, чтобы я просто ушел. Потому что молчание убивает меня.

Она обвела пальцем контур его щек, подбородка. Не нужно слов, говорили ее прикосновения, глаза, нежный изгиб губ.

— Я выйду за тебя замуж. — Она поцеловала его. — Я люблю тебя.

Наверно, не стоило делать того, что он сделал. Но волна облегчения довела его до безумия. Подобно человеку, пережившему испытание смертью, он ни о чем не мог думать, кроме одного. Еще раз забыться в ее нежности. Погрузиться в шелковую паутину ее женственности. И никогда не выходить на свободу. Обновиться в ней.

На веранде их толкнула в объятья друг к другу жажда. В спальне он любил ее, как любовник. Не спеша, шепча ласковые слова, спокойно исследуя. Благоговея перед красотой, которую она внесла не только в его чувства, но и в душу.

Теперь не было ничего, кроме обветренных, согретых солнцем досок причала и тонких полотенец. Он ворвался в нее словно одержимый. Быстро и яростно. Он выплеснулся в ней, как мужчина, которому война грозит смертью и который не знает, увидит ли завтрашний рассвет и заход солнца.

Потом ему стало стыдно. Он пришел в ужас, заметив, что слезы все еще бегут у нее по щекам. Что рот вспух от его поцелуев. Когда он пытался глупо и неуклюже, как обычно, подбодрить ее, она прижималась к нему, снова и снова повторяя, что ему не за что просить прощения, это ей надо стыдиться.

Ей стыдиться?

— Любимая, — бормотал он, и голос дрожал, как у подростка. — Любимая, бесценная Николь, для меня великая радость беречь тебя, мое сокровище, все оставшиеся дни. — Больше он не мог выдавить из себя ни одного слова, его душили чувства.

После этого она немного успокоилась. Ему даже удалось уговорить ее немного поплавать. Тихо полежать на неподвижной воде.

На севере постепенно вытягивалась линия облаков, затемняя голубизну неба. Еще до темноты, наверно, начнется гроза.

— Ты счастлива? — спросил он, когда они рядом лежали в воде на спине и смотрели в небо.

— Да. — Она переплела его пальцы со своими. — А ты?

— Больше, чем я даже осмеливался мечтать. — Страх и неопределенность прошли. Он совершил невообразимое. Нашел женщину своей мечты, и она согласилась стать его женой. На земле нет ничего, что могло бы омрачить их счастье. — Начнем собираться и отправимся домой? — спросил он. — А по дороге где-нибудь остановимся и пообедаем?

— Прекрасно, — равнодушно ответила Николь.

Ее разморило на солнце, решил он. На причале, должно быть, около сорока градусов. Ни ветерка, листья на деревьях не шелохнутся. Цветы, которые весной посадила Арлин, сникли от жары. Над землей висело марево.

Когда они взбирались по раскаленным солнцем камням к дому, Пирс посмотрел на небо. На нем появилось металлическое сияние, от которого резало глаза. Один из признаков надвигающейся грозы. Хорошо бы уехать до того, как она начнется.

Щетка в черепаховой оправе лежала на одном из туалетных столиков рядом с кроватью. Николь медленно провела ею по волосам, наблюдая за движением в старом, волнистом зеркале. Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина. Серьезная, отчужденная, сдержанная. Чуть покрасневшая. Наверно, долго была на солнце, хотя и береглась от ожогов. Никто бы не догадался, что душа ее растерзана на части.

Она так погрузилась в собственные беды, что ей и в голову не приходило, что у Пирса могут быть свои сложности, оставшиеся вдали от прекрасного дня на озере.

«Сию же минуту выложи ему всю правду! — требовал беспощадный голос совести. — Ты приехала сюда, подготовившись к любви. Ты надеялась, что он опять будет любить тебя!»

— Но я не ждала, что он сделает предложение, — прохныкала она.

«Конечно, не ждала. Такое порядочное поведение вне твоего понимания».

— Я собираюсь сказать ему.

«Когда?»

— До конца дня.

Николь положила щетку и взяла часы. Двадцать четыре минуты шестого. Она опаздывает.

«Что мешает тебе сказать прямо сейчас?»

Незнакомка в зеркале смотрела на нее. Но уже не сдержанная. Глаза у нее лихорадочно сверкали. Руки так сильно тряслись, что часы выскользнули и упали на пол. Она дошла до последней черты.

— Ничего, — пробормотала Николь. — Совершенно ничего.

Хлопнула дверца машины, и, странно, потом еще раз. Послышались шаги, легкие, взволнованные. Потом размеренные — Пирса. Проскрипела дверь.

— Не представляю, неужели это так важно, что ты приехала сюда сказать мне. — Слова будто плыли над лестницей. Резкие и неприветливые.

— По-моему, это не терпит отлагательства, — ответил голос Луизы Трент. — Если ситуация, упаси Боже, изменится в противоположную сторону, я предпочитаю знать об этом как можно раньше.

Перед Николь вспыхнула картина, как они с Элайс вместе склонились над бумагами в коричневом конверте, разложенными на любимой кушетке. «Нет ли у вас пилочки для ногтей? Я сломала ноготь». При появлении Луизы Николь поспешно спрятала бумаги под подушки и вскочила.

В смятении Николь забыла о конверте.

Она оставила его там, где любой мог взять. И Николь поняла с неотвратимой определенностью, что конверт нашли.

Пирс узнает о ее двуличии. Он услышит злое и совершенно беспощадное сообщение. И Николь некого за это винить, кроме самой себя.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Луиза стояла у стола с конвертом в руке. Его первым увидела Николь, спустившись по лестнице и направляясь в столовую.

— Луиза, — довольно спокойно произнес Пирс, — по-моему, вчера мы сказали все.

— Я приехала сюда, Пирс, не для того, чтобы заставить тебя переменить отношение ко мне. — Она вертела в руках конверт, проводя большими пальцами по краям. — Я пытаюсь спасти тебя от этой женщины. Я слишком уважаю тебя, чтобы позволить ей одурачить тебя.

Конверт притягивал Николь как магнит. Не отдавая себе отчета, она сделала несколько шагов и встала недалеко от Пирса лицом к Луизе.

— Оставь, Луиза. Я попросил Николь выйти за меня замуж, и она согласилась. Ничего из того, что ты можешь сказать, не заставит меня переменить свое решение.

Луиза смерила Николь с ног до головы ненавидящим взглядом и снова — с головы до ног. Мрачный триумф сверкал в ее глазах.

— Ты уверен, что знаешь, кто твоя невеста на самом деле?

— Я знаю все, что мне надо знать. Это женщина, которую я люблю.

— Ах да, няня! Милая, самоотверженная скромная няня. Она оставила престижную больницу и приехала в маленький городок на Западном побережье, чтобы заботиться о ребенке и быть поближе к своим родственникам. — В голосе Луизы звучала явная насмешка, а в глазах сверкало злобное торжество. — Скажи мне, Пирс, тебе понравились ее родственники?

— Я не встречался с ними. — Первый раз в голосе Пирса прозвучали ноты сомнения.