#9;Их отменить; тебя благословят,#9;#9;каждый усугубит усилия оправдать
#9;Как твоего благославляю дядю,#9;#9;мою и твою доверенность… Сначала,
#9; #9;#9;#9;#9;
#9;#9; #9;#9;#9;#9; #9; #9; #9;
На события, происшедшие в Москве в 1605 г., взглянул Николай сквозь призму пушкинской трагедии”
. Русское прошлое, воскрешенное Пушкиным, привлекло в 1835 году внимание Николая I тем, что оно служило предостерегающим и поучительным примером.
Как позже указал В. О. Ключевский, основной причиной смуты является “неспособность лидеров продолжать игру с толпой”. Он прозорливо отмечал, что “смута — время потрясений, тревог и разрухи. Развал экономики, разрыв общественных связей, включая межнациональные, бегство людей из “горячих” точек, внутренние войны и т. п.”. Пушкин удивительно четко, исторически верно поэтически начертал народные чувства в момент величайшего напряжения сил.
И не случайно трагедия “Борис Годунов” была высоко оценена современниками. (Еще 3 ноября 1826 года А. И. Тургенев, находящийся в это время в Париже, писал брату Николаю: “Пушкин написал прекрасную трагедию “Годунов”. Вяземский называет ее “зрелое и возвышенное произведение”. Ум его развернулся. Душа прояснилась. Он возвысился до высоты, которой еще не достигал”.) В Москве в 1826 году Пушкин читал драму семь раз
О, какое удивительное то было утро, оставившее следы на всю жизнь! Не помню, как мы разошлись, как кончили день, как улеглись спать. Да едва ли кто и спал из нас в эту ночь. Так потрясен был весь наш организм”.
Под аналогичным впечатлением находился и царь, когда прочитал трагедию. Смирнова-Россет не зря останавливается подробно в “Записках” на разговорах царя с ней об этой трагедии, о моментах, запавших в душу. Как писал А. Бен-кендорф, царя “смущали места, которые напоминали или намекали на современность”. Из этой переписки ясно, что Государь читал драму с интересом и не один раз.
Самодержец, главный цензор, через какое-то время “с нужным очищением” (в 1830 г.) разрешил печатать “Бориса Годунова”, сократив отдельные куски, в том числе и нецензурные выражения. (Вымаранное царской рукой осталось лишь в примечаниях: это фривольные строки о монастырской обители, сцены с Мариной Мнишек.) Как Пушкин писал П. Вяземскому 2 января 1831 года из Москвы в Остафьево: “…одного жаль — в “Борисе” моем выпущены народные сцены да матерщина французская и отечественная…”
О том, что Император пропустил трагедию, читаем следующие строки А. С. Пуш-кина А. Х. Бенкендорфу: “С чувством глубочайшей благодарности удостоился я получить благосклонный отзыв Государя Императора о моей исторической драме. Писанный в минувшее царствование, “Борис Годунов” обязан своим появлением не только частному покровительству, которым удостоил меня Государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание” (18 января 1831 г.).
9 февраля об этом же Пушкин пишет Е. М. Хитрово: “Вы говорите об успехе (“Бориса Годунова”): право, я не могу этому поверить… Когда я писал его, я меньше всего думал об успехе. Это было в 1825 году — потребовалась смерть Александра, неожиданная милость нынешнего Императора, его великодушие, его широкий и свободный взгляд на вещи, чтобы моя трагедия могла увидеть свет…” (курсив мой. — И. С.
).
У Смирновой-Россет есть свидетельство о том, что Государь поручил Пушкину “написать Историю Петра Великого, который был идолом Пушкина”. В его библиотеке, по подсчетам Б. Модзалевского, труды по истории составляли значительную часть (здесь находилось 4,5 тыс. книг на 13 европейских и восточных языках), затем только шли труды по иностранной литературе, которая в ней также широко представлена. После смерти поэта все материалы по
Истории Петра Великого, а в их число входило и тридцать (!) тетрадей текстов петровских хроник, по просьбе Государя были переданы ему В. А. Жуковским.
Таким образом, с воцарением Николая I и до конца жизни положение поэта упрочилось, он занял и свое место при Дворе, как талантливый поэт, которого особо отличал Император. Действительно, вослед Карамзину Император сделал его историографом! Ему были открыты архивы, в том числе личные царские, так как известно, что он мог в подлиннике читать “Записки” Екатерины II, опубликованные почти через полвека и то благодаря усилиям архивистов, прежде всего П. И. Бартенева, увидевшего в них серьезный источник по истории России. В передаче Смирновой-Россет интересно его высказывание о героях и массах: “Во все времена,
говорит Пушкин у Смирновой,- были избранные предводители; это восходит до Ноя и Авраама… Разумная воля единиц или меньшинства управляла человечеством. В массе воли разъединены, и тот, кто овладел ею, сольет их воедино. Роковым образом, при всех видах правления, люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово “демократия”, в известном смысле, представляется мне бессодержательным и лишенным почвы. У греков люди мысли были равны, они были истинными властелинами. В сущности, неравенство есть закон природы”. Эти слова и в наши дни не лишены своего глубокого и правдивого смысла. Глубоко прав Пушкин в философском своем выражении.
Пушкин в передаче Смирновой говорит о царе: “Я предан Государю. Думаю, что я его знаю; я знаю, что он понимает все с полуслова. Меня каждый раз поражает его проницательность, его великодушие и искренность”. Вспомним, умирая, Пушкин, по воспоминаниям ближайших друзей, сказал, поцеловав письмо от царя, присланного с врачом Арендтом: “был бы весь его”
1.
Ясно, что Император не препятствовал занятиям Пушкина историей, а порою и помогал ему в исторических исследованиях. Он послал в подарок Александру Сергеевичу 55 томов только что выпущенного в свет “Полного собрания законов Российской Империи”. Он выделил кредит для издания “Истории Пугачева”, так как считал, что дворянству необходимо серьезно относиться к вопросу подготовки ликвидации крепостного права, гнуснейшего рабского состояния крестьян! (Вспомним, что В. О. Ключевский назвал “Историю Пугачева” комментарием к “Капитанской дочке”! В исследовании много сцен народной борьбы, леденя-щих кровь, заставляющих читающих серьезно задуматься о вопросах крестьян-ства.)
А как отметил историк М. Н. Погодин “В литературном отношении — это самое важное явление в русской словесности последнего времени, и большой шаг вперед в историческом искусстве. Простота слога, безыскусственность, верность и какая-то мягкость выражений, -
вот чем отличается особенно первый опыт Пушкина на новом его поприще… Он поставил свои Геркулесовы столбы и сказал не дальше. Пушкин пролагает теперь новую дорогу”.
За 28 февраля 1834 года Пушкин отмечал в своем Дневнике: “Государь со мной всегда (курсив мой. — И. С.) говорит по-русски… В воскресенье на бале в концертной Государь долго со мной разговаривал, он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения”. В этой записи обращаешь внимание на две вещи: царь часто разговаривал с поэтом, второе — Пушкин ценил хороший русский язык Государя, что было в те времена большой редкостью. Говорили и писали чаще по-французски.
В Дневнике за 1834 год (Дневники дошли неполно до наших дней, но это особый разговор) есть запись: “Государь долго со мной разговаривал….” Пушкин всегда почтителен с царем. У других же он язвительно замечает литератур-ные нелепицы. А здесь отметил — царь хорошо знает и говорит по-русски. В другой раз в Дневнике он замечает, что царь возвратил ему рукопись “Пуга-чева” с дельными поправками и разрешил печатать это историческое произве-дение.
Здесь к месту вспомнить фрагмент “Записок” А. О. Смирновой-Россет: рассуждение Пушкина об Императоре: “Знаете ли, что всего более поразило меня в первый раз за обедней в дворцовой церкви? …Это, что Государь молился за этой официальной обедней, и всякий раз, что я видел его за обедней, он молился; он тогда забывает все, что его окружает. Он так же несет свое иго и свое тяжкое бремя, свою
страшную ответственность и чувствует ее более, чем это думают… Вы знаете все, что я думаю о нем (Государе) и сколько я ему предан…”.
Поэт порою критиковал самодержца, но строй самодержавия никогда. (Вспомним, “ и рабство, падшее по манию царя…”). Он призывал молодых дворян “соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений”.
Осуждал он и литературу, содержащую пасквиль на правительство.
В 1831 году писал он графу Бенкендорфу, по сути обращаясь к самодержцу: “Если Государю Императору угодно будет употребить перо мое, то буду с точностью и усердием исполнять волю Его Величества и готов служить ему по мере моих способностей”. В это время он был полон творческих замыслов.
Случалось, Пушкин обращался к Императору почти каждый день. Сохранились его письма к Бенкендорфу от 26 и 27 февраля 1834 года, а затем за 5 марта того же года. Как отмечает А. Мадорский, Пушкин сумел превратить гр. Бенкендорфа в подобие менеджера по изданию “Истории Пугачевского бунта”.
В дневниках поэта, письмах, заметках есть сведения о случайных встречах и разговорах с венценосным, его братом, Императрицей, но о разговоре конфиденциальном с Николаем Павловичем до сих пор не обнаружили исследователи никаких сведений. (Известно, как высоко ценил Пушкин дневники и отдельные записи современников, особенно историко-литературные!). Ведь писал же он о том, что для истории имеют значение даже магазинные счета великого человека. Он высоко ценил мемуары: “Не лгать — можно; быть искренним — невозможно физически. Перо иногда останавливается, как с разбега перед пропастью — на том, что посторонний прочел бы равнодушно”.
Касаясь вопроса Пушкина и России, следует отметить и отношение Пушкина к православию, — вопрос также неоднозначно освещаемый в литературе (впро-чем, это ни в коей мере не относится к Русскому Зарубежью). В “3аписках” А. О. Смирновой-Россет талантливо передаются суждения Пушкина о православной вере, о Библии, о Священном Писании, порою критикуемые нашими литературоведами за якобы пространные рассуждения, не свойственные Пушкину. Пушкиниана не стоит на месте. Удалось выяснить, что не случайно велись горячие споры о православной вере, об истории христианства, о значении Библии в салонах Карамзиных и Смирновой-Россет. Споры эти имели под собой реальную почву: в это время А. Н. Муравьев, посетив Святую Землю, написал книгу “Путешествие по Святым местам в 1830-м году”, вызвавшую бурную полемику, всколыхнувшую общественность. Монография эта получила активную поддержку В. А. Жуковского, но, главное
. Как мы знаем, уже после смерти Пушкина в Палестине побывали его ближайшие друзья Н. В. Гоголь и князь П. А. Вяземский, оставивший записи об этом в своих Дневниках и посвятивший этому Святому краю стихи.
Основная мысль, высказанная Пушкиным в салоне Смирновой и нашедшая свое место в ее “Записках”, состоит в том, что Иерусалим и Стамбул должны быть вольными городами, центрами науки и православия. Земли эти не должны входить в состав ни одного государства, так как из-за этого были и будут бесконечные кровавые конфликты и распри. Пушкин, как всегда, оказался прозорлив, и даже в этом вопросе. Правда, это тема другой статьи о Пушкине и православии.
Сообщаемый факт стал известен совсем недавно, и он еще раз опровер-гает мнение некоторых пушкинистов, что “Записки” Смирновой-Россет были сочинены ее дочерью. (См.: “Пушкин в русской философской критике”. М., 1990. С. 380).
“Пушкин наше все”,- сказал поэт Ап. Григорьев. Трудно, а главное бесполезно этому возражать!
Книжный развал :
ЮДОФОБИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ.
Странно. А к нам она попала случайно, обнаружена на книжной ярмарке в Москве в минувшем сентябре, на издательском стенде еврейских общественных организаций. Почему, откуда появилась там столь неожиданная книжка, мы вопросов не задавали, да и вряд ли получили бы ответ. Итак, бесспорное: данная книга попала в поле зрения русского читателя совсем недавно, а потому и достойна внимания.
Да, бесспорно это так. Авторы (нам пока не известно, кто они такие) говорят очень откровенно, прямо, без обычной в таких случаях визгливой риторики. Мол, мы полагаем так, а ваше отношение к этому нас мало интересует. Что ж, спасибо за откровенность.
Действительно, авторы заслуживают благодарности. Они повествуют о таких обстоятельствах, о которых у нас трудно сказать даже при самой сверхгласности. Вот сперва о событиях относительно маловажных: “Почти забытая глава еврейской революционной деятельности — Венгерская революция 1919 года. Бела Кун, еврей, установил недолго просуществовавшую Советскую республику в марте 1919 года. Среди 48 народных комиссаров его правительства 30 были евреями, а среди 202 высших должностных лиц евреев было 161
. Как видим, весьма похоже на Советскую Россию той поры, только у нас задержалась такая власть подольше, лет этак на пятнадцать-двадцать…
Совсем еще недавно у нас и заикнуться о такой цифири было немыслимо! Теперь можно хоть процитировать. Однако перейдем к самому острейшему сюжету
о поведении евреев в Германии в период так называемой Веймарской республики, которая закончилась приходом Гитлера к власти после победы на выборах. Не пожалеем места на цитату, она, право же, того заслуживает:
“До прихода Гитлера к власти в 1933 году преобладание евреев в революционном левом движении Германии было столь же подавляющим, как и в России… Эти еврейские радикалы пользовались непропорционально большим влиянием в культурной и интеллектуальной жизни Германии… Во главе этих радикалов, оказавших громадное влияние на интеллектуальную и культурную жизнь Веймарской Германии, находились те, кто сконцентрировался вокруг берлинского еженедельника “Ди Вельтбюне
Вельбюне”, чье происхождение можно установить, 48 были евреями…
Образец высказываний
германской нации. Следующие строки были написаны самым знаменитым сатириком и критиком, одно время редактором “Ди Вельтбюне” Куртом Тухольским, евреем: ”. , как выражался другой горячий патриот России…
Впрочем, отойдем от “Германии туманной
”. . В этом смысле Кох и Новодворская, Гайдар и Чубайс, Немцов и Кириенко и все прочие и подобные могут не беспокоиться.
А теперь возвратимся к содержательной книге Прейгера и Тешукина.
Авторы, как видим, откровенны и даже не чужды, так сказать,
доходов которой по сравнению с русской интеллигенцией — пропасть.
Да, “жизненный уровень
”?.. города Норильска и Уралмаша за грошовые суммы? Предоставим решать вопрос будущему трибуналу… Есть определенные основания полагать, что вердикт его будет обнародован гораздо скорее, чем иные думают. В особенности предполагаемые фигуранты тех процессов.
Авторы много внимания уделяют излюбленной теме едва ли не всех еврейских публицистов — пресловутому
, то есть возникавшей и возникающей среди многих народов и обществ неприязни к евреям. Мы будем называть это юдофобией, что гораздо точнее. Авторы указывают на четыре главные причины этого явления.
Первую они определяют так: “Еврейский бог как причина антисемитизма
. Вроде бы получается, что всевышний евреев создан исключительно для них, а евреем можно только родиться. Но не станем углубляться в эту животрепещущую сферу, а последуем за прямодушными авторами.
Вторая причина повсеместной юдофобии
”. ”. ”. второстепенны или даже вредны. Видимо, большинство народов мира с этим не согласятся. И мы тоже.
И последнее: юдофобию вызывает
”. ”. , вот, мол, американцы, китайцы…
Ну, о далеких американцах не станем рассуждать, а про китайцев можно вспомнить веселую байку, чтобы на миг отвлечься от очень уж серьезных размышлений. Как-то встретились случайно китаец с евреем, разговорились:
” . А на телеэкране изредка молчаливо мелькнет лишь один, причем обязательно в свите Человека-с-кепкой. Зато уж евреев… Больше только разве в израильском Останкино!
Авторов очень раздражают попытки, так сказать, выяснений, кто из приметных деятелей являются евреями, тем паче разные посчеты и обобщения по этому поводу. Вот один лишь подобный пример, наиболее известный:
”. очень сердятся, когда определяют еврейское происхождение кого-либо. Опять же, почему?
Нам, русским, подобное особенно хорошо знакомо. Говорить о еврейском происхождении кремлевских деятелей эпохи “светлого капиталистического сегодня
”… ) и обращение большинства человечества в иудаизм. Все это, по заключению авторов, не принесет искомого результата.
Но есть еще один способ, и авторы четко определяют его:
. Приведем ключевое суждение по этому исключительно важному сюжету: Наиболее распространенная реакция евреев на антисемитизм должна заключаться в том, чтобы давать ему отпор повсюду, где бы он ни проявлялся, а также в том, чтобы выявлять его истоки и подавлять их, не ожидая взрыва насилия…
Во всем, что касается борьбы с антисемитизмом и его антисионистским воплощением, еврейство свободного мира действует, как хорошо отлаженные часы. Евреи научились эффективно использовать средства массовой информации, писать петиции к общественным деятелям, устраивать демонстрации, а также организовывать предвыборные кампании в пользу кандидатов, готовых бороться против местных и международных антисемитов. В мире, который в значительной степени зависит от того, кто стоит у власти, и от насаженных в массовое сознание стереотипов, для выживания евреев очень важно, чтобы к власти приходили такие люди — евреи и неевреи
”. ”.
Из нашей почты :
ОТВЕТ ПОСРЕДНИКУ.
Приведу дополнительные аргументы в подтверждение своей точки зрения — на суд читателя.
Лев Колодный пишет в своем письме: “Идя по следам Михаила Шолохова в Москве, я нашел в 1984 году рукописи “Тихого Дона”.
И это — правда.
Как правда и то, что, пока Институт мировой литературы не нашел в 1999 году эти рукописи вторично, никто их в глаза не видел, потому что все эти пятнадцать лет имя их владельца, равно как и их местонахождение тщательно скрывались Л. Колодным от общественности. Все эти пятнадцать лет в зарубежной и отечественной прессе, на радио, телевидении шел черный накат на доброе имя М. А. Шо-лохова, который был объявлен литературным вором, а главный аргумент в его защиту — черновики “Тихого Дона” — ни сам Шолохов, ни его наследники, ни литературная наука не имели возможности предъявить миру.
В 1995 году Л. Колодный, выступая в качестве посредника от имени анонимного владельца, предложил Институту мировой литературы выкупить рукописи “Тихого Дона” — за полмиллиона долларов. Это предложение поставило нас в тупик.
Во
первых, требуемая сумма была совершенно нереальна. А во-вторых, для приобретения рукописи, даже для ведения переговоров о ее приобретении, необходимо было знать имя владельца — чтобы установить права на владение рукописью, без чего ни о какой покупке ее, тем более за такие деньги, не могло быть и речи. Однако Л. Колодный категорически отказался это имя назвать, предложив вести все дела только через него, как представителя анонимного продавца рукописи, которой может выступить только инкогнито.
Было непонятно: что стояло за столь своеобразным предложением о покупке рукописи, которое на поверку оказывалось чистой фикцией, поскольку никто не выложит полмиллиона долларов анониму за рукопись, неизвестно как оказавшуюся у него.
Между тем в “Известиях” была опубликована статья “Тихий Дон” течет на Запад”, в которой сообщалось, что поскольку в нашей стране не проявлен должный интерес к приобретению рукописи “Тихого Дона”, она — по частям, постранично — уходит на Запад.
Рукопись Шолохова является национальным достоянием, и тайный вывоз ее за рубеж был бы уголовным преступлением. “Нежелание” нашего государства, и в частности ИМЛИ, приобрести “втемную” рукопись “Тихого Дона” за полмиллиона долларов как бы оправдывало эти противозаконные действия. К счастью, они не увенчались успехом: без подтверждения юридических прав на владение рукописью никто за рубежом связываться с ее покупкой не захотел.
Вопрос о том, имел ли анонимный владелец рукописи “Тихого Дона” юридические права на нее, и был главным вопросом в этой детективной истории. Ответ на него содержится в письме дочери писателя Марии Михайловны Шолоховой, которое мы получили уже после публикации в журнале глав из книги “Шолохов и анти-Шолохов”. Мария Михайловна, которой семья Шолоховых предоставила генеральную доверенность на ведение своих юридических дел, пишет: “После смерти папы (1984 г.) мы с братом Мишей долго думали, с чего нам начать поиски затерявшейся рукописи “Тихого Дона”. Мнение было одно: рукопись не могла бесследно исчезнуть. Хотя бы часть ее должна была где-то находиться…
Незадолго по смерти папы (1984 г.) я познакомилась с Л. Е. Колодным, который параллельно с нашими поисками занимался своими изысканиями. Но хождения наши были почти к одним и тем же людям.
В 1985 году (точную дату я, к сожалению: не помню) мы: я, брат (Михаил Михайлович Шолохов. — Ф. К.) и Юрий Борисович (Лукин — редактор сочинений М. А. Шолохова — Ф. К.) решили съездить к тете Моте (так мы называли с детства жену В. Кудашева Матильду Емельяновну). Они с Наташей жили тогда в Матвеевском.
Как мы ни просили т. Мотю вспомнить годы войны, поискать в д[яди] Васиных книгах, рукописях хоть что-то, от чего мы могли бы “оттолкнуться” (может, письмо мужа или письмо папы), она и слушать не хотела, что отец мог что-то оставить у них на хранение “до лучших времен”. Говорила, что часть рукописей пропала при переезде на новую квартиру. Горевала вместе с нами, но не показала ни одного письма (а муж не мог ей не писать!)…
Отношения у нас с Кудашевыми до последнего были по-родственному доброжелательными. Заподозрить их в чем-то никому не могло прийти в голову. Каждый из нас посчитал бы это кощунством”.
Однако это кощунство состоялось, и совершила его Матильда Емельяновна. Еще за год до встречи с наследником Шолохова в 1984 году, когда был жив М. А. Шо-лохов, она поручила Л. Колодному заняться продажей чужого достояния — рукописей романа “Тихий Дон”. Той самой многострадальной рукописи, которую Шолохов в свое время привез в Москву на писательскую комиссию, разбиравшую несправедливые обвинения Шолохова в плагиате. Рукопись эту Шолохов оставил у своего друга, писателя Василия Кудашева, который
сгинул в войну, задолго до того, как тот женился на Матильде Емельяновне. И вот теперь она решила эту чужую рукопись — инкогнито, через Колодного — продать.
Л. Колодный называет мои слова о его “посредничестве” в этом предприятии, о “комплоте” с Матильдой Емельяновной клеветой. Однако в своем интервью израильской газете “Окна” (Тель-Авив, 06.12.99 г.) сам же Л. Колодный так описал эту ситуацию: “Матильда и дочь решили рукопись продать. Они прочли в какой-то газете, что в Европе на аукционе продали рукопись “Отцов и детей” за 400 000 фунтов. А что — Шолохов хуже Тургенева? Вот и решили продать ее за полмиллиона долларов…”. И далее, в той же тель-авивской газете: “Я говорил с Феликсом Кузнецовым — директором Института мировой литературы… Я не сказал ему, у кого находится рукопись, сказал, что пусть он достанет деньги — всего-то полмиллиона…” .
Матильда Емельянова — как, впрочем, и Колодный, — прекрасно знала, что на рукопись “Тихого Дона” она, как и ее дочь, не имеют никаких юридических прав. Именно поэтому имя владельца столько лет держалось в тайне, а организация ее продажи осуществлялась от имени анонима, инкогнито. Именно поэтому Л. Колодный пришел в Институт мировой литературы в 1995 году, десять лет спустя после обнаружения рукописи, — когда ушла из жизни и Мария Петровна Шолохова.
Самое поразительное то, что Л. Колодный предложил ИМЛИ купить рукопись “Тихого Дона” у анонима, которого уже не было в живых! Матильда Емельяновна Чебанова (Кудашева), как позже выяснилось, умерла от рака 10 августа 1995 года. Рукопись перешла в руки ее дочери Натальи. Но и она умерла от рака 25 августа 1997 года. А Л. Колодный продолжал вести с нами переговоры, торгуя от имени двух покойных “анонимов” рукописью “Тихого Дона”! Где же здесь “честь” и “достоинство”?
В публикации в тель-авивских “Окнах”, где, кстати, М. А. Шолохов, устами Матильды Емельяновны, был облит грязью, Л. Колодный заявил, будто Шолохов подарил Матильде рукопись. Но это — неправда. Тому нет ни единого документального подтверждения, кроме голословных утверждений Матильды и Колодного. Зато имеются документы, опровергающие это утверждение.
Прежде всего — письма с фронта В. Кудашева — теперь они хранятся в ИМЛИ PAН, — в которых Кудашев говорит о необходимости срочной встречи с Шолоховым, чтобы вернуть ему рукопись “Тихого Дона”. Но Кудашев не вернулся с войны и рукопись вернуть не смог.
Имеется приведенное выше письмо М. М. Шолоховой, свидетельствующее о том, что семья Шолоховых много лет искала рукопись “Тихого Дона”, — зачем ей это было бы делать, если бы рукопись была “подарена” Шолоховым вдове Кудашева? Если бы рукопись находилась у Кудашевых в качестве “подарка” М. А. Шолохова, не мог произойти в 1985 году тот разговор, который произошел, когда Матильда Емельяновна, уже год назад договорившаяся с Колодным о продаже рукописи, отвечала на вопросы наследников (как, кстати и шолоховедов, посещавших в поисках рукописи ее дом), будто рукопись потеряна во время переезда на новую квартиру и никаких ее следов не было и нет. Видимо, речь шла о той самой квартире, которую “пробил” для Кудашевых Колодный.
Только после смерти Матильды Емельяновны и ее дочери Натальи, когда рукопись перешла к наследнице их имущества, нам удалось наконец, вопреки воле Колодного, раскрыть “анонима”, разорвать тот “сговор”, тот “комплот”, который в течение пятнадцати лет существовал между Кудашевыми и Колодным. Наследница Кудашевых отказалась иметь дело с Колодным и согласилась продать ИМЛИ рукопись “Тихого Дона” не за 500 000, а за 50 000 долларов. Но она смогла получить эти деньги только благодаря тому, что подлинные владельцы рукописи — наследники М. А. Шолохова — официально отказались от имущественных претензий, что и позволило Академии наук выкупить рукопись. Будучи сегодня очень небогатыми людьми, они пошли на этот шаг только ради того, чтобы спасти рукопись “Тихого Дона”, которая могла исчезнуть.
Они же передали ИМЛИ эксклюзивное право на первое факсимильное воспроизведение этой рукописи. Об этом немедленно были проинформированы Л. Колодный и его издатель, директор издательства “Голос” П. Алешкин. Но это не помешало Л. Колодному и П. Алешкину, вопреки воле наследников, игнорируя права ИМЛИ, опубликовать в книге Л. Колодного под претенциозным названием “Как я нашел “Тихий Дон”, примерно треть рукописи “Тихого Дона”. Эту треть рукописи, по рассказам самого же Л. Колодного, он, в тайне от Матильды Емельяновны, воровским образом, сумел ксерокопировать, а теперь, таким же воровским способом, напечатать, нарушив права ИМЛИ и наследников. Так кому же обращаться в суд?..
Мы не делаем этого, только оберегая от судов доброе имя М. А. Шолохова.
