Проклятие памяти

Глава 18

Резко хлопнула дверь, и от этого стука Эллен невольно вздрогнула.

– Алекс? – позвала она. – Это ты? Ты знаешь, который... – но когда сын вошел в комнату, она замолчала, в недоумении глядя на проволочную клетку в его руке. – Силы небесные... кто там у тебя?

– Крысы, – ответил Алекс. – Остались, оказывается, от моей прошлогодней курсовой по биологии. Жили все это время у мистера Лэндри.

Эллен с отвращением посмотрела на копошащихся в клетке зверьков.

– Надеюсь, ты не собираешься держать их в доме?

– Я просто задумал эксперимент, – объяснил Алекс. – Через пару дней их здесь уже не будет.

– Вот и прекрасно. А теперь, прошу тебя, поехали, иначе мы опоздаем. Собственно говоря, – она взглянула на часы, – мы уже опаздываем. А ты же знаешь, какой доктор Торрес пунктуальный.

Алекс, поднимаясь по лестнице, обернулся.

– Папа и я не уверены, что мне нужно ездить туда.

Эллен застыла, едва сунув руки в рукава легкого пальто.

– То есть?

Лицо Алекса оставалось, как всегда, бесстрастным.

– Мы с папой говорили об этом... вечером и решили – возможно, что-то со мной не так.

– Н-не понимаю, о чем ты, – выдохнула Эллен, хотя на самом деле сразу все поняла. В это утро они с Маршем почти не разговаривали, с работы он – в первый раз за долгое время – не позвонил ей. Значит, он и Алекса хочет использовать в этой их войне как орудие против нее, но уж с этим она мириться не станет, потому что в конечном итоге все отразится только на Алексе.

– Я прочитал кое-что... – попытался было продолжить Алекс.

– Вот и прекрасно! – отрезала Эллен. – Меня ни в малейшей степени не интересует, что ты там прочитал и до чего вы с отцом умудрились договориться.

Слава Богу, ты все еще пациент доктора Торреса, он ждет тебя на прием, и ты поедешь туда, хочется тебе или нет. Понял?

Алекс кивнул.

– Можно, я только отнесу это к себе наверх? – он слегка приподнял проволочную клетку.

– Нет уж. Оставь ее во дворе.

По дороге в Пало Альто ни Алекс, ни его мать не сказали друг другу ни слова.

* * *

– Я думал, Алекса привезет твой муж, Эллен, – произнес Торрес, когда они вошли. Он не поднялся им навстречу, а лишь указал на два кресла для посетителей.

– Он... не пожелал, – ответила Эллен. – И мне хотелось бы поговорить и об этом. – Она слегка покосилась на Алекса. Торрес сразу понял, что она имеет в виду.

– Лаборатория вот-вот будет готова, – повернулся он к Алексу. – Может быть, минут пять подождешь в кабинете у Питера?

Алекс молча вышел из кабинета. Когда за дверью затихли его шаги, Эллен, глубоко вздохнув, начала рассказывать обо всем, что случилось за последние дни, – о ссоре с мужем, его странной беседе с Алексом, книгах, которые тот читает.

– То есть мне кажется, – закончила она, – Маршу все же удалось убедить Алекса, что с ним что-то не в порядке.

После небольшой паузы Торрес потянулся к трубке. Эллен машинально следила, как его длинные смуглые пальцы уминают табак. Лишь когда под потолок всплыло первое облачко синеватого дыма, Эллен услышала низкий голос Торреса.

– Проблема в том, что муж твой, видимо, прав, – Торрес говорил почти равнодушно. – И я как раз собирался сообщить твоему супругу, что намерен снова положить Алекса в Институт на обследование.

Эллен почувствовала, как немеют руки.

– Как... а зачем? – Слова вырывались словно сами собой, едва слышные и беспомощные. – Я думала... все же шло так хорошо, и...

– Разумеется, ты так думала, – глубоко затянувшись, Торрес с шумом выпустил дым. – И, в общем, все так и было. Но постепенно... начало происходить что-то непонятное. – Взгляд его темных горящих глаз встретился с испуганным взглядом Эллен. – Поэтому я и хочу снова положить его к нам, чтобы выяснить, в чем проблема и что могу я предпринять для ее решения.

На секунду Эллен прикрыла глаза – словно надеясь, что вместе с этой комнатой исчезнут и одолевавшие ее тревожные мысли. Что она скажет Маршу, если вернется домой без Алекса? Покается, что он, мол, был прав, что-то не получилось и она оставила сына на попечении доктора, по милости которого, собственно, это и произошло? Хотя ведь Раймонд не говорил этого... Что-то непонятное – так, кажется, он сказал...

– А ты можешь мне объяснить, что именно... тебе непонятно? – попросила она, тщетно стараясь унять дрожь в голосе.

– Да, в общем, похоже, ничего серьезного, – Торрес пожал плечами. – Во всяком случае, ничего, что могло бы дать повод для беспокойства. Но пока я все до конца не выясню, Алексу лучше остаться здесь, поверь мне.

Эллен нервно вертела на пальце обручальное кольцо – жест, появлявшийся у нее лишь в минуты отчаяния.

– Не знаю, согласится ли Алекс... – она говорила едва слышно, почти шепотом.

– Разве нам так необходимо его согласие? – заметил Торрес, глядя по-прежнему ей в глаза. – Как, кстати, и согласие твоего мужа. – Поняв, что Эллен собирается возразить, он быстро добавил: – Эллен, ты же знаешь – я действую только в интересах Алекса.

Перед тем как кивнуть в знак согласия, Эллен колебалась не более секунды.

– Но, может быть, можно подождать до завтра? – голос ее звучал почти умоляюще. – Можешь дать мне один день, чтобы... чтобы убедить его? Если я сегодня приеду домой без Алекса, я... я не знаю, что тогда будет.

С минуту Торрес молчал, словно обдумывая ее просьбу. На самом деле он вспомнил в подробностях то, что услышал несколько часов назад от своего адвоката: "Не забудь, Раймонд, что Маршалл Лонсдейл – не только отец Алекса, но еще и сам врач. Он может все опротестовать в судебном порядке – то есть держать парня у себя до тех пор, пока дело не будет решено через суд. А к тому времени будет уже слишком поздно. Поэтому – хотя и знаю, каково это слышать, – предлагаю тебе: попробуй договориться с ним. И повторяю: велика вероятность того, что если ты не будешь давить на них, они отдадут тебе Алекса сами".

– Хорошо, – кивнул он. – Сегодня я только сниму кое-какие данные, но завтра ты привезешь Алекса и оставишь его у меня. И помни: у тебя есть двадцать четыре часа, чтобы договориться с твоим сумасшедшим мужем.

* * *

Сидя в кабинете Питера Блоха рядом с лабораторией, Алекс равнодушно рассматривал висевший на стене календарь. Неожиданно взгляд его упал на стопку бумаг, лежавших на краю письменного стола. На верхнем листе он узнал подпись доктора Торреса.

Протянув руку, Алекс подвинул стопку к себе – это были распоряжения, касающиеся Алекса Лонсдейла. Он пробежал глазами первую страницу, стараясь расшифровать многочисленные сокращения, которыми пестрел текст.

Взгляд его задержался на строчке в самом низу страницы: "Анестезия – ОЭН".

Несколько секунд Алекс смотрел на таинственные буквы, затем перевел взгляд на пишущую машинку, стоявшую у стены на небольшой тумбочке. Мысль, пришедшая в голову, показалась такой простой, что он удивился, почему она не посетила его раньше. Секунду спустя он уже вставлял лист в старенькую "Ай-Би-Эм", стараясь в точности подогнать буквы строки к красным отметкам на линейке машинки. Полминуты спустя лист снова лежат на столе – ничуть не изменившийся, кроме последней строчки:

"Анестезия – не проводить".

Когда через несколько минут в кабинет вошел Питер, Алекс, сидя на стуле у двери, перелистывал каталог медицинского оборудования. Краем глаза Алекс следил, как техник подошел к письменному столу и просмотрел верхний листок в лежавшей на краю стопке.

– Поздравляю, – хмыкнул Питер. – Как тебе удалось его на это уговорить...

– На что? – спросил Алекс, отложив каталог в сторону.

– Да это я так... – махнув рукой, Питер состроил гримасу. – Только предупреждаю: если то, что с тобой сегодня будут делать, тебе не понравится, я в этом не виноват. Все претензии к тебе самому и твоему доктору. Ну, пошли, у нас уже все готово.

Двадцать минут спустя Алекс уже лежал на лабораторном столе, ремни крепко охватывали его запястья, талию и лодыжки. Паутина проводов протянулась от его головы к стендам с аппаратурой.

– Если решил передумать, то уже поздно, – предупредил Питер. – Понятия не имею, что ты сейчас будешь чувствовать, но уверен, что удовольствия это не доставит тебе никакого. – Отойдя к стендам, Питер принялся возиться с приборами.

Первое, что почувствовал Алекс, был странный запах в лаборатории. Вначале он напомнил ему ваниль – тонкий приятный аромат, но постепенно запах начал меняться – усилился, стал резким, Алекс даже подумал – в лаборатории загорелась проводка или что-то еще. Запах гари сменился кислой вонью – как от гниющего мусора.

Это ведь у меня в мозгу, внезапно сообразил он. Только в моем мозгу – на самом деле никаких запахов я не чувствую.

Потом в его сознание вторглись звуки, за ними пришли ощущения.

В комнате было жарко, Алекс чувствовал, что начинает потеть, и тут слух его резанул резкий протяжный вопль.

Жара усиливалась, и вдруг – в секунду – словно вся собралась у него в паху...

Железо!..

Кто-то прижал раскаленный железный стержень к его гениталиям.

Алекс чувствовал сладковатый запах тлеющей плоти, бился, пытаясь высвободиться, но ремни крепко держали его...

Вопль, звучащий в ушах – его собственный крик, крик боли, адской, нестерпимой боли...

Боль прошла – так же внезапно, как и появилось. Стало холодно, очень холодно. Медленно Алекс открыл глаза. Все вокруг совершенно белое: хлопья падающего снега, и ветер свистит в ушах, словно желая предупредить о чем-то...

Что-то коснулось его ноги.

Несильно – легким скользящим касанием, еще, еще раз – каждые несколько секунд, и...

Скосив глаза, Алекс увидел у левого бедра оскаленную, с горящими глазами волчью морду.

Она тут же исчезла – ветер унес голодное рычание зверя, и тут же Алекс почувствовал, как стальные челюсти сомкнулись на его левой голени.

Плоть сразу повисла рваными клочьями, он слышал, как хрустнула под железной хваткой волчьих челюстей кость. Левой ноги он больше не чувствовал, но ощущал, как льется на правую кровь из разорванных артерий.

Вокруг завывала буря.

Внезапно звуки начали глохнуть, исчезая, с ними уходила и боль. Белая пустыня обретала цвет, превращаясь в бирюзово-синее море. Он чувствовал, как теплые волны ласкают кожу, как обдувает лицо прохладный ветерок.

Он медленно плыл, в мозгу нарастало новое, невиданное ранее ощущение.

Вначале неясное, но он попытался сосредоточиться на нем. Ощущение усиливалось, становилось четче.

Энергия.

Волны бесконечной энергии, текущей, омывающей, наполняющей его мозг.

Внезапно все прекратилось – исчезли море, ветер, ощущение неги и волшебства. Голубое небо превратилось в белый потолок лаборатории. Темное пятно, появившееся в поле зрения, оказалось встревоженным лицом Питера Блоха.

– Я тебя чуть не доконал, – техник тяжело дышал, – ты вроде концы отдавать собрался. Стал кричать, биться... в общем, я взял – и все выключил.

Алекс молчал, уставясь на плафон лампы над головой и стараясь удержать в памяти все, что только что чувствовал и видел.

– Ничего ведь не было, – произнес он наконец.

– Не было?! – голос Питера сорвался на фальцет. – Да ты чуть не сошел с ума... или вообще не умер! Какого черта Торрес пытается доказать теперь, интересно мне знать?

– Ничего, – повторил Алекс. – Он ничего не пытается доказать, и со мной не произошло ничего такого.

Глубоко вздохнув, Питер покачал головой.

– Может, и не произошло... но готов спорить, тебе самому казалось, что что-то было. Можешь мне рассказать?

Алекс в упор посмотрел на техника.

– А вы разве не знаете сами?

– Ты думаешь, Торрес мне все-все рассказывает? – ядовито осведомился Питер. – Я знаю только одно – мы стимулируем мозг. Твой мозг. Для чего – Мне, пардон, это не сообщают.

– Именно для того, – ответил Алекс. – Для того, чтобы знать, как мой мозг работает. Только ведь это не мой мозг, правда? – Питер молчал, и Алекс сам ответил на свой вопрос: – Нет, не мой. С тех пор как мне сделали операцию, он перестал быть моим. Это мозг доктора Торреса.

* * *

Раймонд Торрес молча взял из рук Питера распечатку данных последних лабораторных тестов Алекса Лонсдейла. Бегло просмотрев листки, он поморщился, затем лицо его исказила гримаса.

– Вы, похоже, совершили ошибку, – небрежно швырнув листки на стол, он посмотрел на техника. – Эти результаты лишены какого бы то ни было смысла. Такое вы могли бы получить от активного мозга, но не от усыпленного.

– Так, значит, никакой ошибки нет, – Блох отвел взгляд от Торреса. Всегда одно и то же желание – скатать эти чертовы данные в трубу и затолкать ее в глотку этому занудному типу... Но зарплата-то хорошая, и работа непыльная. Терять все это только из-за того, что не слишком нравится начальник... Мысли Питера нарушил резкий голос Торреса:

– Что значит – никакой ошибки? Вы хотите сказать, что Алекс Лонсдейл во время тестов бодрствовал?

Питер Блох почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

– Ну да, – ответил он со всей возможной уверенностью, хотя в ту же секунду понял, что в действительности произошло. – Вы же сами отдавали распоряжение.

– Отдавал, – голос Торреса звенел от гнева. – Более того, у меня даже есть его копия. – Дернув ящик стола, он извлек оттуда листок бумаги и молча протянул его Питеру. В нижней строчке значилось: "Анестезия – ОЭН".

Перед мысленным взором Питера возникла фигура Алекса Лонсдейла, скрючившегося на стуле и листавшего каталог.

Сколько времени он пробыл в лаборатории? Да что там, вполне достаточно, чтобы...

– Мне... тоже показалось это несколько необычным, сэр, – пробормотал он.

– Необычным? – глаза Торреса напоминали горящие угли. – Вам показалась необычным, что пациенту, у которого искусственно вызывают галлюцинации, необходим наркоз?

– Нет, сэр, – Питер совсем растерялся. – Мне как раз показалось необычным, что... его не делают. Я... мне, наверное, нужно было позвонить вам...

От ярости Торреса била мелкая дрожь.

– О чем, дьявол вас возьми, вы говорите?!

Через три минуты и двадцать секунд, когда вернувшийся из своего кабинета Блох молча протянул Торресу листок с распоряжениями, тот в конце концов понял. Горящие, словно угли, глаза несколько секунд изучали нижнюю строчку, затем снова встретились с растерянным взглядом техника.

– И вы решили, что по этому поводу не стоит... гм... меня беспокоить?

– Я... парень еще раньше несколько раз говорил мне, что хотел бы пройти тесты без всякого наркоза. И я подумал, что он в конце концов уговорил вас.

Раймонд Торрес шагнул вперед, оказавшись перед Питером Блохом. Скрывать свою ярость Торрес больше не пытался, и, когда заговорил, голос его немедленно сорвался на крик.

– Уговорил... меня?! – орал он, задыхаясь. – Он ни разу и словом мне об этом не обмолвился! Вы хоть имеете представление о том, что происходит во время этих тестов?

– Да, сэр, – пробормотал Блох.

– Да, сэр! – передразнил Торрес. – Мы намеренно вызываем боль у пациента, мистер Блох. Физическую, психическую – почти у границ болевого порога. И пациенту помогает переносить ее только одно – наркоз. Без него он может сойти с ума – или...

– Но... после тестов он был вроде в порядке, – робко вставил Питер – и тут же сник под гневным взглядом Торреса.

– Возможно, он и сейчас чувствует себя нормально, – произнес Торрес после небольшой паузы. – Но это лишь благодаря тому, что ему неведомы эмоции. Или – пользуясь, кстати, вашим же милым термином – потому что он – "зомби".

Сглотнув, Питер перешел в наступление.

– Я и собирался выключить аппаратуру. Я следил за ним... следил внимательно, и мне показалось, что дело плохо. Вот и собирался все отключить, несмотря на ваши инструкции.

– Я много раз говорил вам, – резко ответил Торрес, – если у вас возникают сомнения относительно моих распоряжений – следует немедленно связаться со мной. Вы не сделали этого. Так что предлагаю вам пройти в лабораторию и собрать все ваши личные вещи. Затем я свяжусь с охраной и вас проводят к выходу. Жалованье за месяц вам вышлют через неделю. Вы поняли все?

– Но, сэр...

– Вы все поняли?! – голос Торреса снова был готов сорваться на крик.

– Разумеется, – прошептал Питер. Спустя секунду он хлопнул дверью, и Раймонд Торрес медленно опустился на стул. Подождав, пока сердце начнет биться в нормальном ритме, он потянулся к рассыпанным по столу листкам с результатами тестов.

Возможно, подумал он, все еще обойдется. К счастью, организм Алекса выдержал. Его мозг был настолько поглощен хаосом образов, вызванным стимуляцией, что попросту не заметил происходящего с остальными частями тела.

А... если нет?

Глава 19

– Но он так и не сказал, в чем именно дело? – снова переспросил Марш.

Аккуратно сложив салфетку – Эллен знала, что означал этот жест: муж принял какое-то решение, – он положил ее рядом со своей чашкой и в упор посмотрел на супругу.

– Нет, только то, что снова хочет обследовать Алекса. – Эллен уже в третий раз отвечала на вопрос мужа. Почему он не может понять, что в намерениях Раймонда нет ничего дурного? – Кроме того, – продолжала она, – если бы он действительно подозревал что-нибудь серьезное, он бы просто не отпустил Алекса сегодня домой. Он вполне мог оставить его в Институте.

– Да, конечно, однако на следующий же день я обратился быв суд, – подытожил Марш. – И он, думаю, понимает это. Несмотря на этот чертов контракт, я все еще остаюсь отцом Алекса, и если он не соблаговолит посвятить нас в детали проделанной им операции и объяснить, какие были допущены нарушения, Алекса он более не увидит. – Отодвинув стул, Марш поднялся из-за стола. И хотя Эллен была полка решимости продолжать давно начавшийся спор, она понимала – это уже бесполезно. Ей придется сделать то, что, она знала, лучше всего для Алекса – а с Маршем она разберется после. Когда Марш вышел из комнаты, она привычно собрала со стола грязные тарелки и сунула их в посудомоечную машину, закрыв дверцу, нажала кнопку.

Алекса Марш нашел в его комнате. Сын сидел за столом, на котором лежал раскрытый учебник – из тех, что остались у Марша еще с университетских времен, весь разворот занимало увеличенное изображение мозга. По письменному столу бродила белая крыса, заинтересованно поводя из стороны в сторону острой мордочкой.

* * *

Марш тронул Алекса за плечо.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, доктор?

Алекс, оторвавшись на мгновение от учебника, поднял глаза на Марша.

– Я не думаю.

– И все же, – не отставал Марш, видя, что Алекс медлит с ответом, он привычным движением поднял крысу и провел пальцем за розовыми лепестками ушей. Зверек пискнул от удовольствия. – Один только вопрос, профессор: вы, насколько я могу понять, собираетесь производить послойные срезы мозга. Разрешите узнать, каким образом?

Глаза Алекса встретились с глазами отца.

– Как ты догадался?

– Я, конечно, не гений, – заметил Марш, – но вчера ночью ты сам рассказал мне о своем выводе – при тех повреждениях, что твой мозг получил в катастрофе, ты должен был давным-давно умереть. Второй день ты изучаешь анатомию мозга, а про то, что белых крыс используют для подобных опытов, слышал даже я. Так что...

– О'кей, – кивнул Алекс. – Я действительно хочу удостовериться в том, что произойдет с крысой, если я попробую проникнуть в ее мозг так же глубоко, как доктор Торрес смог проникнуть в мой.

– То есть – выживет она или нет, – подытожил Марш. Алекс кивнул в знак согласия. – В таком случае у меня есть одно предложение. Мы воспользуемся лабораторией Медицинского центра, а я тебе проассистирую. Идет?

– Ты серьезно? – спросил Алекс.

– В ином случае твои крысы переживут только первый разрез.

Когда через несколько минут отец с сыном спустились вниз, Эллен, взглянув на них, слегка улыбнулась и удовлетворенно кивнула.

– Слава Богу, вы сами сообразили, что этим тварям не место в комнате Алекса. – Показав на клетку в руках сына, она спросила: – Если не секрет – куда это вы направились?

– Отвезем их в нашу лабораторию, – ответил Марш. – Возможно, мы там задержимся, если удастся кое-что обнаружить.

– Обнаружить? – нахмурила брови Эллен. – Что вы собираетесь там обнаружить, хотела бы я знать? Там же никого сейчас нет, и...

– Вот нам никто и не помешает, – оборвал ее Марш.

Пока Эллен терялась в догадках – что, собственно, эти двое задумали, – Алекс и Марш исчезли за входной дверью. Хлопнули ворота гаража. Взревел мотор. Несколько секунд Эллен вглядывалась во тьму за окном, затем задернула занавеску.

* * *

Лампа бестеневого освещения заливала лабораторный стол ровным слепящим светом, и Алекс с непривычки прикрыл ладонью глаза. Марш пристегивал крысу ремешками к доске – и вдруг на короткий миг мелькнула мысль: не догадывается ли она, что сейчас будет с ней? Агатовые глаза зверька, казалось, были полны тревоги, Марш чувствовал, как мохнатое тельце конвульсивно подергивается в его руке. Он взглянул на Алекса, стоявшего по другую сторону стола.

– Имей в виду – она вряд ли выживет.

– Неважно, – Алекс пожал плечами все с тем же равнодушным выражением, к которому – Марш уже понял – он никогда не сможет привыкнуть. – Приступай.

Марш ввел иглу под кожу зверька и нажал на поршень. Крыса несколько раз дернулась и затихла. Сверившись с иллюстрацией в книге, лежавшей на тумбочке недалеко от стола, Марш одним движением скальпеля обвел череп крысы круговым разрезом – от левого глаза до правого – и легко, как перчатку, снял кожу. Затем при помощи пилки он принялся отделять крышку черепа. Работал он медленно, но через несколько минут мозг крысы предстал перед ними, словно на муляже, однако зверек дышал ровно, сердце его билось по-прежнему.

– Может, наша затея и не удастся, – заметил Марш. – В принципе, для этого нужны инструменты меньших размеров, и кроме того, для поддержания биологических функций организма у крысы задействована гораздо большая, чем у человека, часть мозговой коры.

– Тогда будем срезать ее небольшими частями и посмотрим, как глубоко мы сможем продвинуться.

Поколебавшись, Марш кивнул. Самым маленьким из имевшихся под рукой скальпелей он принялся осторожно срезать кору крысиного мозга.

Спустя час все три крысы были мертвы. Ни у одной из них Маршу не удалось достичь глубинных отделов мозга прежде, чем прекратилось сердцебиение.

– Хотя, в принципе, они могли и выжить, – заметил Марш. – Я мог действовать зондом и проникнуть лишь в ту часть мозга, которая отвечает за двигательные функции, не нанося повреждений другим участкам коры.

Алекс покачал головой.

– Это уже неважно. Ясно одно: когда ты начал удалять кору мозга, все три крысы умерли. Точно так же Торрес поступил с моим мозгом. Почему я не умер, по-твоему?

– Понятия не имею, – признался Марш. – Знаю только одно – ты остался в живых, и все.

Алекс долго молчал, глядя на три белых трупика в мусорной корзине.

– Может, и нет, – наконец сказал он. – Может быть, я действительно умер.

* * *

Валери Бенсон отложила вязание и взглянула на Кэйт. Та сидела в углу дивана, уставившись на экран телевизора, но Валери знала почти наверняка, что на самом деле ее мало интересует передача.

– Ну что, поговорим? – тихо спросила она.

– О чем? – Кэйт не отрывала взгляда от экрана.

– О том, что тебя беспокоит.

– Ничего не беспокоит. Со мной все о'кей.

– Да нет, – вздохнула Валери, – я же вижу. – Отложив вязание, она встала, подошла к дивану и присела рядом с Кэйт. – Ты все-таки надумала идти завтра в школу?

– Я... как-то... не знаю еще...

Нужно было и мне в свое время родить ребенка – эта мысль неотвязно преследовала Валери уже несколько месяцев. Если бы у меня были свои дети, я бы знала, как мне сейчас поступить. Да – и как же? Что бы ты сказала шестнадцатилетней девочке, отец которой неделю назад убил ее мать? Попыталась бы ее утешить? Да, но не оставлять же ее сидеть весь вечер одну у телевизора – ведь сразу же видно, о чем она думает, бедная девочка...

– По-моему, лучше тебе все же пойти, – осторожно заметила Валери. Ободренная молчанием девушки, она продолжала: – Я уверена, что в школе никто и словом не обмолвится про то, что случилось, и...

Кэйт резко обернулась к Валери.

– Значит, вы думаете, что я боюсь этого? – Она вспыхнула. – Что кто-то что-то там скажет в школе – этого я боюсь?

– Разве нет?

Краска исчезла со щек Кэйт так же быстро, как и появилась.

– Про отца и так все все знали, – произнесла она тихо. – Я сама все время жаловалась на то, какой он пьяница, чтобы они не шушукались об этом за спиной.

Валери легонько обняла Кэйт за плечи.

– Должно быть, непросто тебе это было, девочка.

– Это все равно лучше, чем сплетни, – их глаза встретились. – Но маму он не мог убить. Мне все равно, какие там есть улики и что он совсем не помнит, что делал, после того как я ушла... Они ругались все время, когда он доходил до кондиции, но он ни разу пальцем ее не тронул. Орал, ругался, даже угрожал иногда, что стукнет... но ни разу на самом деле до нее не дотронулся. А кончалось все всегда тем, что она отвозила его в больницу.

– Тогда тебе лучше и друзьям своим рассказать, что ты об этом думаешь.

Кэйт снова покачала головой, и неожиданно на глазах ее выступили слезы.

– Я... я боюсь.

– Боишься? Чего же?

– Боюсь, что уйду из вашего дома, а потом вернусь и тоже найду вас... как маму... – закрыв лицо руками, Кэйт начала всхлипывать. Валери крепче обняла ее.

– Ну что ты, моя дорогая. Обо мне тебе нечего беспокоиться. Что со мной может случиться?

– Но ведь с мамой случилось, – Кэйт продолжала плакать. – Она тоже осталась одна, а кто-то пришел и...

Этот "кто-то" был твой отец, подумала Валери, но знала – никогда и ни за что она не скажет этого вслух. Если Кэйт не желает верить в вещи, в общем-то, очевидные, то она не станет ее к этому принуждать. Хотя вроде был суд и Льюису вынесли приговор... Резким движением головы она как бы отогнала эти мысли.

– Успокойся – ничего со мной не случится, – она поцеловала Кэйт в щеку. – Я живу в этом доме одна уже пятый год – и ни разу со мной не было никаких неприятностей. И тебя я тоже не собираюсь держать взаперти. – Встав, Валери сняла трубку телефона, стоявшего рядом на кофейном столике. – Так что позвони Бобу и сходите с ним куда-нибудь – в кино или в вашу пиццерию.

Кэйт замялась.

– Я не могу...

– Разумеется, можешь, – возразила Валери, мягко вкладывая трубку в руку девушки. – Он и так приходит сюда каждый день, чтобы занести тебе домашнее задание. Думаешь, ему не хочется пойти куда-нибудь с тобой? Давай-ка, набирай номер.

Протестующе фыркнув, Кэйт тем не менее не глядя набрала знакомые цифры. Сорок минут спустя у распахнутой входной двери Валери давала Бобу последние инструкции:

– И что бы она там ни говорила – раньше одиннадцати можешь ее не привозить. Она и так уж сидела здесь Бог знает сколько – так что ей не помешает развлечься как следует.

Когда машина Боба исчезла за поворотом улицы, Валери захлопнула дверь, села на диван и снова принялась за вязанье.

* * *

Эллен уже собиралась звонить в Медицинский центр, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Слава Богу, они оба вернулись. Бросив трубку на рычаг, она поднялась с кресла. Раздражения, накопившегося за последний час, она решила не скрывать.

– Вы могли бы хотя бы сказать мне, как долго вы там собираетесь оставаться. Интересно, что вы все это время делали?

– Убивали крыс, – ответил Алекс.

Слегка побледнев, Эллен перевела полный недоумения взгляд на мужа.

– Марш, в чем дело? О чем это он?

– Позже объясню, – отмахнулся было Марш, но по выражению лица Эллен понял, что сделать это ему придется немедленно. Вздохнув, он повесил пиджак на крючок у двери и обернулся к жене. – Да, мы проводили над крысами опыты, чтобы выяснить, какой объем повреждений может вынести мозг...

– То есть вы их убили? – Эллен почувствовала, как к горлу подступает тошнота. – Вы убили этих трех безобидных зверушек?

Нахмурившись, Марш кивнул.

– Дорогая моя, каждый день тысячи крыс умирают в лабораториях всего мира. А мы с Алексом хотели выяснить кое-что важное. – Отстранив Эллен, Марш прошел в гостиную и взглянул на Алекса, расположившегося на диване. – По-моему, тебе самое время пойти поспать. – Он устало улыбнулся. – Во всяком случае, это было бы лучше всего. Потому как мы с мамой, похоже, снова собираемся ссориться.

Кивнув, Алекс направился к лестнице, но Марш остановил его:

– Отдохнешь – можешь повидаться с друзьями, – достав из кармана ключи от машины, он бросил их Алексу.

Эллен, наблюдавшая за этим, почувствовала, как все внутри у нее похолодело. Между ее мужем и сыном, без сомнения, что-то произошло, какой-то сговор. Когда секунду спустя Алекс обратился к Маршу, она поняла, что ее догадка верна.

– То есть – о чем мы с тобой говорили?

Марш утвердительно кивнул в ответ.

И тут... Эллен не поверила своим глазам. Этого она не видела с того самого дня, когда сын собирался на выпускную церемонию.

Алекс улыбнулся.

Улыбка была почти незаметной, но Эллен могла поклясться – она была.

Повернувшись, Алекс зашагал вверх по лестнице. Эллен проводила его взглядом, затем повернулась к мужу.