Страны юга не вмешивались в дела северных правителей, лишь несколько пограничных княжеств выставили к своим северным границам усиленные заставы - принимать у себя самих недобитых Темных, их отряды или наемников никто не желал, зная репутацию этих господ. На этих же рубежах были истреблены несколько гоблинских племен, остатки которых хотели затаиться в холмистых степях Иут-Дана. Еще южнее лежали великие пески и каменистые бесплодные равнины, которые южане именовали Великими Пустынями Хараса, бежать в которые кому-либо было бессмысленно.
Через эти гибельные места пролегало несколько караванных путей к городам-государствам, находившимся на плато Уйюлун, что своим южным краем обрывается местами прямо в южные моря, а на юго-востоке и юго-западе переходит в участки пологого песчаного берега. На таких участках кое-где размещались небольшие поселения рыбаков или лагеря контрабандистов. На близлежащих островах, если там было возможно строить, были пиратские притоны, подчас укрепленные не хуже некоторых крепостей этого побережья. Пиратам удавалось жить за счет грабежа торговых судов, идущих вдоль берега с товарами в такие крупные города-порты как Кхад, Ланик, Месдар, Дэхем и другие.
Еще западнее жаркий климат смягчается, и путешественник попадает в Лагоду - край зеленый и цветущий, отделенный от пустыни полосой холмистых долин и скальных возвышенностей, крутых и высоких, как стены древних бастионов. Это край невиданных чудес - странных чудесных созданий, удивительных плодов и не менее удивительных людей. Проживая вдалеке от суеты прочих царств, они создали во многом уникальные ремесла, речь и многое другое. Говорят, что Лагода - край вечного счастья, где все жители живут долго, потому что их правители знают секретные зелья, которые дают каждому в начале жизни, а они продлевают ее почти бесконечно. Все эти высказывания можно считать лишь легендой, поскольку для подтверждения или опровержения ее пришлось бы снаряжать экспедицию весьма серьезную, а потери и лишения на пути к цели такого похода столь велики, что отбивают охоту даже у самых отчаянных авантюристов. Морем добраться туда было бы проще, но тому есть природное препятствие - если вдоль пустынных берегов еще можно хоть как-то идти, используя ветры саммуманан и таннуманан, то вот зайти за мыс Угол Смерти еще никому не удавалось. Саммуманан дует из пустыни в море и, бывая сильным, несет на побережье через плато пыльные и песчаные бури. Таннуманан дует в противоположную сторону - это ветер штормов и ураганов. Как только корабль заходит за Угол Смерти, он попадает либо в штиль, в котором вынужден дрейфовать в открытое море, повинуясь течению Язык Змея, что идет вдоль западного крутого берега, либо ему навстречу дует Шайнат - ветер, несущийся туда же, куда и Язык Змея. Именно поэтому Лагоду во всех наречиях еще именуют Несбыточным краем, прекрасным, манящим, но недоступным, как радуга или линия горизонта. Быть может меня сочтут сумасшедшим, но я, скорее всего, закончу все свои дела здесь, в Ольвионе, и отправлюсь на поиски сухопутной дороги в Лагоду. Как знать, может, если уж я и не найду Край Блаженства, то обрету покой в каком-нибудь тихом уголке, подальше от хлопот и суеты большого мира…
Юго-восточное побережье близ дельты реки Тисс, рыбацкая деревня Лимерия, настоящее время.
… То и дело скрипели ступени, входная дверь хлопала, пропуская внутрь заведения все новых и новых посетителей. Был полдень, время, когда почти все столы в "Хрустальном окуне" заняты. Жафероне Айкан, или попросту - Жаф, хлопотал на кухне, у плиты. Его компаньонка, которой принадлежала половина от стоимости харчевни, Лионда Бру, занималась посетителями, разнося по столам напитки и миски с едой. В кармане ее передника, подшитом изнутри тонкой кожей, уже звенело немало монет. Кстати сказать, хоть она и не была "вывеской предприятия", а в поселении все называли ее "Крысельдой", жителям и гостям этого места не было других развлечений, кроме как попивать её пиво и втихаря посмеиваться над бородавками на её длинном носу, который, впрочем, от этого ни рос, ни укорачивался.
Рядом с Жафом на кухне сновал долговязый шарган, которого повар называл Убо. Этот шарган ловко управлялся с тяжелыми котлами и большими кастрюлями, которые надо было ставить или снимать с огня. Он время от времени выбегал на задний двор, а потом возвращался с дровами на руках, перенося за раз такое их количество, что можно было бы расплавить все чугунки Жафа, если запалить все разом. Убо аккуратно складывал поленья в угол, где стены и пол были обиты жестью, брал несколько штук сверху, подходил к топке, и, помогая себе кочергой, добавлял топливо в печь. В какой-то момент, когда он делал это, несколько угольков упало на пол. Жаф, наклонившийся с баночкой приправы и деревянной лопаткой над сковородой с рыбой и тщательно помешивавший блюдо, сделал небольшой шаг в сторону. Его босая пятка наступила на один из углей, еще дымящихся на настиле. Он дернулся, вскрикнул, емкость с приправой не удержалась в его пальцах и упала на раскаленную поверхность плиты. Стекло разлетелось вдребезги, раздался сухой треск, а затем приправа вспыхнула и сгорела. Хотя травы в банке было мало, Жаф завопил с большим надрывом:
- Проклятье, Убо, растяпа!! Три тысячи демонов тебе в печенку!! Ты хочешь меня разорить!! Аккуратнее, чтоб тебя!
- Простите, хозяин! - виновато пробасил Убо, переминаясь на месте и не зная куда деть руки.
- Эти травы, конечно, дрянь контрабандная, но все-таки они куплены за деньги! А еще плотогоны с Тисса дерут три шкуры за доставку стволов в дельту! - продолжал ворчать Жаф, как будто уже и не на своего шаргана, а так, между делом.
Два человека, помощник повара Энемус и его жена, Окка, посудомойка, слушая, как ворчит Жаф, ухмылялись, поглядывая друг на друга. Еще бы! Сколько не ворчи, а без постороннего участия ни Жафу, ни Крысельде харчевню содержать не по силам. С другой стороны, за долгие годы, что Жафероне провел здесь, все привыкли угощаться изысканными, необычными блюдами, которые он приготавливал из, казалось бы, самых простых продуктов. Эти яства не приедались, к тому же повар периодически вносил небольшие изменения в свои рецепты. Старшины рыбацких артелей из этой и других деревень всячески способствовали процветанию "Хрустального окуня", потому что это заведение привлекало под свою крышу путешественников и гурманов, а Жаф исправно платил подати в казну общины. Возможно, харчевня и не подошла бы ийзиру какого-нибудь южного утана, чей корабль мог бросить якорь в судоходной части дельты, но многие богатые купцы и знатные особы считали своим долгом наведываться сюда время от времени. Деловые связи Айкана были весьма широки, снабжение свежими дарами моря и огородов было прекрасно налажено, он был очень доволен своим нынешним положением уважаемого человека, хотя в глубине души и считал Лимерию сущей дырой. С другой стороны, он трезво рассудил, что лучше быть королем рыбного стола в таком месте и жить припеваючи, чем быть придворным поваром у кого-то из прибрежных владык, купаться в золоте, но все время при этом опасаться за свою голову. Что про всё это думала Лионда Бру никому не было известно из-за её молчаливого, строгого нрава.
Народ в харчевне, действительно, бывал пестрый. Сюда заходили рыбаки, чья артель удачно провернула сделку с рыботорговцем и стремилась побаловать себя чем-то эдаким; здесь бывали фермеры, откармливавшие своих свиней рыбьими потрохами и другими отбросами и пытающиеся выращивать хоть что-нибудь на грядках, удобренных навозом всё тех же свиней. Побережье нуждалось в строительном лесе, и, стало быть, в харчевне бывали плотогоны, ведущие свои "флотилии" с верховьев Тисса, из северных земель, где река брала своё начало. Бывали здесь и торговцы древесиной, ведущие свои дела с монархиями побережья и Пустыни. Если в дельте или у побережья останавливалось судно, то в "Окуне", как правило, гуляла вся команда, включая капитана судна и даже пассажиров.
Прошло около двух часов, когда с каменной наблюдательной вышки, служившей одновременно местным заменителем настоящего маяка, караульный подал сигнал, несколько раз ударив в медный гонг. Прибежавшие на шум люди спросили сторожа в чем дело. Он крикнул сверху, что в дельту намереваются войти четыре гребных судна. Эта новость быстро долетела до харчевни, народ поспешил на берег реки. Там, с глинистого бугра, зеваки стали вглядываться в приближающиеся силуэты. Жаф и Энемус оказались здесь же, среди любопытствующих. Повар прихватил из своей комнаты большую подзорную трубу, установил ее на деревянную рогатину. Он смотрел на корабли, входящие в дельту. Оторвавшись от окуляра, он проворчал себе под нос, однако Энемус все слышал:
- Что ж, как раз вовремя!
- Ты это о чём, Жаф, старина?
- Что? Я? - встрепенулся повар, как будто его разбудили резким толчком в бок. - А ты, Эне, пройдоха, разве забыл, о чем я тебе бубнил уже не один месяц?!
- ?!
- Я уезжаю!!
Энемус стоял как громом пораженный, даже приоткрыл рот от удивления.
- Что ты раззявился, как вяленая лула? Это - лодки-цендалы морских цыган-анугов! Я ведь тебе про них рассказывал. Говорил я тебе и то, что близок день когда их старейшина пришлет лодку за мной. Я тебя учил?! Я тебя натаскивал?! Ты всегда был рядом со мной на кухне и знаешь все мои секреты. Вот, а теперь сам управляйся с хозяйством и собственностью - ты волен поступать, как тебе заблагорассудиться!
- Но, Жаф, как же так, я ведь думал ты это не серьёзно! А потом, что скажет Кры…, то есть, Лионда? Она ведь твой компаньон!
- Нет и нет, и не уговаривай! А госпожа Бру, если заглянет в свой сундучок, найдет там письмо со всеми подробностями и извинениями. Теперь ты - полноправный компаньон! Распоряжения на этот счет я тоже оставил. Всё, иду к себе и собираюсь в путь!
Тем временем, к речному причалу Лимерии, справа и слева, пристали две длинные узкие лодки, с двенадцатью гребцами, сидевшими в один ряд. У каждой лодки нос и корма были высоко задраны вверх. Еще одна, самая большая представляла из себя катамаран из восемнадцативёсельных лодок. На его настиле возвышался шатер, покрытый тростниковыми циновками и плотной тканью. Катамаран бросил якорь рядом с пристанью, люди пересели на другую лодку и потом высадились прямо на берег. Все прибывшие расположились полукругом прямо на песке недалеко от пристани.
Здесь были только ануги-мужчины, стройные, смуглокожие, черноволосые и черноглазые, все примерно одинакового, среднего роста. Они все имели за спинами котомки, которые тут же развязали, а их содержимое предложили на обмен местным жителям. Здесь были коралловые бусы, жемчуг, искусно вставленный в оправы из красивого полированного дерева магр, амулеты и ожерелья из акульих зубов, гребни из панцирей ракохвостов и еще много разнообразных мелких вещей, изготовленных из даров моря с большим старанием и мастерством.
Один из этих людей был с черной бородой, а его одеяние выделялось особым вкусом и изяществом, хотя и не было вызывающе роскошным. У него на поясе висел кривой нож в посеребренных ножнах из того же магра, на костяной рукоятке поблескивал драгоценный камень. Глаза этого человека отличались особой жгучестью, а сам он был смешлив и весел.
Когда на берег пришел Жаф с мешком и походной тростью, чернобородый широко ему улыбнулся, и они заключили друг друга в объятия, как давние и хорошие знакомые:
- Клиоу манаа, перван Жаф! Здравствуй, мой дорогой друг! Как давно мы не виделись! - весело приветствовал чернобородый ануг повара.
- Итти аку дэ, венал Мизасу! - ответил повар, улыбаясь и кланяясь. - Я тоже рад встрече, старшина Мизасу!
Далее разговор пошел на языке анугов. Беседуя, приятели пошли в сторону причала. Медленно шагая, они оказались у его противоположного конца. Там оба остановились. Мизасу подал знак рукой. От торжища встали шестеро гребцов и перевезли друзей на катамаран.
Через пару часов "ярмарка" была свернута, а гости пересели на свои суда и отправились в открытое море.
Пока все это происходило, Энемус, Окка и Лионда были заняты тем, что горячо обсуждали решение повара. Они не долго ломали себе голову, хотя как раз вопрос о причинах столь быстрого отъезда, если не сказать - бегства, сильно всех озадачил. Больше всего их занимали распоряжения Жафа о своем имуществе, потому что, не будем скрывать, они были людьми жадноватыми до золота, красивых вещей и всего прочего, достающегося даром. Негласное правило "чистых полов" в "Хрустальном окуне" было известно всем: утерянное "по причине приподнятости духа и кружки" в харчевне искать бесполезно - схватить за руку хозяев за то, что они собирают упавшие на пол ценности, потерянные подвыпившими посетителями, было крайне сложно. Искать же по "остывшим" следам и что-то доказывать никто не хотел в силу бесперспективности этого занятия.
Когда Энемус, наконец, выскочил из харчевни и побежал к берегу, приезжих уже не было, а силуэты лодок почти исчезли за поворотом левого берега дельты. Он был несколько опечален этим обстоятельством и угрюмо побрел обратно.
Войдя в опустевшее заведение, Энемус обнаружил свою болтливую Окку в некоторой растерянности. Она вдруг вспомнила, что при их разговорах не было еще одного участника. Энемус согласился с тем, что Жаф почему-то забыл упомянуть про Убо. Лионда, сколь не была прижимиста и холодна, согласилась с тем, что шаргана можно было бы принять в компаньоны - хотя бы за длительную службу - почти пять лет. Она еще добавила, что при всей своей угрюмости он был справным работником и исполнительным помощником. Все взяли по свече в деревянных подсвечниках с округлыми рукоятями и направились к каморке, где и обитал Убо. На улице уже было темно, а скрип половиц и свист ветра где-то в тростнике на крыше нагоняли на присутствующих мрачноватые мысли и даже некоторую робость. И вот уже дверь, в которую Лионда, как старшая, все-таки решилась постучать. Но с последним ее ударом дверь открылась, хотя в такое время обычно была запираема изнутри. В узком помещении была пустая кровать, стол и табурет. Небольшой морской сундучок, с которым Убо пришел сюда так давно, а также все его вещи исчезли. На середине дощатого стола лишь осталась лежать красная выцветшая косынка, которую шарган повязывал себе на голову и под которую прятал длинные черные волосы, заплетенные в тонкие косички, напоминающие тощих змей. Все трое так и ахнули: "Он тоже ушел! Или убежал?! Куда он мог уйти?!"
Вскоре мелькание свечей в окнах "Хрустального окуня" стало пропадать, пока вся харчевня не погрузилась в сонную тьму…
Двадцать миль от дельты реки Тисс, около пяти миль от побережья, остров Скала Черный полумесяц, раннее утро, примерно через два дня.
… Ночной напор таннуманана почти сошел на нет. На море была легкая рябь. Баца-Бол, в своей всегдашней жилетке на голое тело и в шароварах, подоткнутых в сапоги с загнутыми вверх носками, стоял на краю утеса, круто обрывающегося в море. За его широким поясом-шарфом была кривая короткая сабля южной выделки, а левой рукой он опирался на длинное древко своего океха - рубящего оружия, представлявшего из себя стальную дугу, поставленную вертикально и заточенную как бритва по всей длине, прикованную в середине к стальной трубке, в которую и вставлялась деревянная жердь. На голове Баца-Бола был тюрбан из дорогой когда-то южной ткани, теперь почти совсем утратившей окраску. Он пристально всматривался в пролив между островом и Южным побережьем. Там можно было различить какое-то движение, что-то неясное медленно приближалось к острову сквозь легкий туман. Его чуткий слух уловил скрип уключин - так и есть, кто-то плывет сюда на корабельном боте или на лодке рыбака! Он немного повернулся и крикнул вверх, чтобы его было слышно на площадке возле маяка, стоявшего на самой высокой точке острова:
- Эй, кто-то приближается слева по борту! Вахта - не спать!
В ответ раздался легкий шум беспорядочной возни, а затем один из пиратов громким гортанным голосом спросил:
- Ну, что там видно!
- Вижу ялик, в нем один человек! Нет, постой! Так это же он! Команда, все наверх, приветствуйте капитана! Он вернулся!
В это время внизу, под самой скалой, отвесно уходившей в воду, остановился ялик, в котором сидел и греб высокий субъект с длинными черными волосами, заплетенными во множество тонких косичек. За пару мощных гребков веслами он оказался напротив небольшого карниза, вырубленного в скале. В камень были вделаны два деревянных бруса с блоками. Послышались голоса, из-за выступа скалы на том же карнизе показались четверо молодцов. Вскоре ялик уже висел у края карниза, а гребец стоял рядом, властно и грозно озираясь на своих помощников. Они вытянулись перед ним в струнку, ловя его взгляд.
- Ну, вот я и на борту!! - проревел шарган с косицами, держа в левой руке своё любимое оружие - топор Харжаг, или Кровопийца. На шаргане была легкая, но очень крепкая кожаная броня, простеганная медными заклепками и имевшая на груди несколько фигурных медных пластин. На нем были штаны из грубой ткани и высокие, выше колена, мягкие сапоги без каблуков, также покрытые медяшками.
- Рады приветствовать, рангар! - отвечали все четверо хором.
Рот с торчащими клыками скривился в довольной ухмылке.
Все присутствующие подошли ближе к маяку. Был открыт люк в каменном полу, и когда шарган и его люди собирались спуститься вниз по крутым каменным ступеням, дверь маяка отворилась. На пороге, запыхавшись, стоял Баца-Бол - он успел взбежать наверх и уже спустился обратно.
- При… приветствую… тебя, рангар, уф! Судно… прямо по курсу, идет сюда на веслах!
- О чем это ты?! Я гостей не жду! - рявкнул рангар, однако, улыбаясь старому приятелю.
- Там… у них желтый парус! И вымпел эдива Оминского!
- Кха, посол! С чего это старому пройдохе с юго-востока посылать ко мне гонца?! Ладно, встретим как подобает! Всем быть наготове, но без моего знака не стреляйте в него - чего доброго эдив пришлет сюда весь свой флот - все семь корыт, которые у него есть!
Вскоре к острову, со стороны пролива подошел одномачтовый корабль с церемониальным куском желтой ткани на середине мачты - "желтым парусом" - едва растянутым для лучшей видимости. Это была галера средних размеров, где на веслах сидели прикованные каторжники и гребли изо всех сил.
Посол поднялся на скалу тем же путем, что и шарган. Перед рангаром предстал высокий офицер дворцовой стражи, с длинными черными усами, несколько худощавый, облаченный в легкие доспехи. На его боку висела длинная кривая сабля, перевязанная натуго черным шарфом - символ доброй воли и безоружности посланника. Голову венчал большой лиловый тюрбан.
- Приветствует тебя, о грозный рангар, Ханин, верный слуга досточтимого и величайшего эдива Омина, Туккува Третьего! - с легким поклоном произнес посол.
- Эх, не люблю я этих церемоний и протокольных умасливаний! Не тяни, говори что нужно твоему владыке! Да давай побыстрее, у меня было пусто в брюхе двое суток и ждать дольше я не намерен!
Офицер, несколько смущенный столь грубой откровенностью, всё же продолжил:
- Мой властелин, да продлят боги его дни под луной, хочет предложить тебе выгодное соглашение и договор о ненападении. Если ты отнесешься к этому предложению благосклонно, эдив простит тебе урон, нанесенный его торговому флоту и, более того, щедро вознаградит тебя!
Рангар прищурил левый глаз и посмотрел на ближайшего из своих товарищей:
- Похоже, дело затянется! Вот что, ребята, тащите-ка сюда стол, скамьи, закуску и что там есть еще на камбузе - мне придется есть прямо тут, а так же угостить этого щеголя!
И вот уже все сидят за столом, попивая крепкое таквинийское красное и поедая нехитрую закуску. Впрочем, вид шаргана, уплетающего жареного поросенка с хрустом и чавканьем вместе с костями, да еще соседство с девятью громилами в придачу отбили у посла аппетит. Он старался не подавать вида, однако опытному глазу рангара был заметен его страх.
- Ну, вот, хвала богам всех морей за этот обед! - произнес шарган, вытирая рот рукой. - Так о чём, говоришь, там просит твой эдив?
Посол понял, что собеседнику нужны подробности. Он еще раз более тщательно повторил предложение своего владыки. Он так же добавил, что в знак добрых намерений эдив посылает рангару и его воинам ларгвинанского эля. Потом он встал, подошел к краю площадки и сказал своим людям на палубе корабля, чтобы передали груз. Разбойники помогли им в подъеме и подкатили семь бочонков к столу.
- Я доволен таким подарком, посол! - сказал шарган. - Однако, было бы нехорошо отпускать тебя просто так. Давай разопьем один бочонок вместе!
Сказав это, рангар хлопнул в ладоши. На край стола были выставлены кружки и два больших деревянных кубка с серебряными узорами. Первыми были наполнены пенным напитком именно они.
Рангар протянул кубок послу:
- Выпьем за здравие нас и твоего властелина, а так же за мир между нами!
Шарган поднес кубок к лицу, но тут заметил, что рука посла дрожит, а он сам опасливо поглядывает на эль в своём кубке.
- В чем дело? Ты нас не уважаешь? Или ты не хочешь пить за своего государя?
- Я… я… не могу! Я не буду пить! Мне жаль, но… я слаб здоровьем для этого эля и потом… он не для меня! - мямлил посол.
Разбойники и рангар поставили кружки на стол, не притронувшись к содержимому. Они пристально смотрели на посла, а на их лицах играли улыбки. Гонец понял, что эти гримасы не несут ничего хорошего. Он встал из-за стола и попятился.
- Пей!! - проревел шарган. - Пей, ублюдок, или я самолично зарублю тебя прямо здесь! Пей!!
- Пей!! - заорали бандиты.
Промямлив еще что-то невразумительное, посол эдива ещё попятился к обрыву, а потом вдруг резко отшвырнул кубок рангару под ноги.
- Ты за это поплатишься, подлое животное! - прокричал посол фальцетом и прыгнул. Рангар и остальные увидели, как он бултыхнулся под скалами в море.
- Передайте эдиву, что его посол дезертировал со своей службы, а его дары приняло море! - прокричал шарган. Вниз полетели бочонки, которые поразбивались, ударившись о воду. В том месте, где эль оказался в море, всплыло несколько мертвых рыбок.
Посольский корабль развернулся и пошел от острова обратным курсом. Вскоре моряки подняли настоящий парус, и судно исчезло в дали.
- Тьфу! - яростно сплюнул рангар. - Опять он присылает мне отраву! И не надоело, а?!
- Он тебя любит, рангар! - ухмыляясь щербатым ртом, сказал Баца-Бол.
Плато Уйюлун, берег соленого озера Варракат-Луов, город Иемион.
Иемион и его окрестности были странным местом. Каменистые холмы, берега озера, больше напоминающего море, пристань, причалы, многочисленные рыбацкие лодки, и вместе с тем - стены, сложенные из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, которые отгораживали казармы и двор правителя от прочих построек, две башни из такого же кирпича с полотняными навесами на вершинах. Однообразный серо-коричневый вид города пытались скрасить несколько деревьев, изо всех сил старающихся расти на солоноватой почве. Дом правителя тоже размещался посреди небольшого сада. Вообще, при всем недостатке чистой пресной воды жители города тщательно ухаживали за каждым пучком зелени, который сумел пробиться вверх под палящим солнцем, выстоять во время песчаных и пылевых бурь, выдержать зимние ночные холода.
На северо-западной окраине города находились древние сооружения - Черные Руины, - которые были чем-то вроде опреснительной установки давно исчезнувшего народа, когда-то жившего неподалеку, как говорили. И действительно, под двумя прямоугольными монолитами и пирамидой находились разветвленные подземелья. Они были облицованы изнутри гладким черным камнем, без видимых швов, без следов какой-либо обработки. По этим ходам протекала вода из озера. Здесь, в прохладе и кромешной темноте, на сводах подземелий собирались капли пресных испарений. Они стекали в карнизы и желоба, идущие вдоль потолков. Дальше пресная вода попадала в один из трех глубоких колодцев, непонятно как устроенных в сплошном граните, с гладкими, как полированные, стенками. Густой рассол, как говорили старики, возвращался в озеро по особым трубам. Впрочем, никаких точных свидетельств об устройстве этих сооружений не существовало, а местным жителям было недосуг заниматься этим.
О названии озера ходили разные домыслы, но власти придерживались того, что оно носит имя какого-то легендарного чудища, жившего здесь давным-давно. Происхождение водоёма тоже было не ясно окончательно, однако наблюдения за течениями, колебаниями уровня говорили в пользу того, что вода моря просочилась по подземным ходам под плато и заполнила собой щель в скальном теле Уйюлун. Возвышенности, слитые в один массив, отгораживали озеро от влияния южного моря, опоясывая водоем, как три четверти кольца, от юго-запада до севера - северо-запада.
И вот, в один из дней месяца холу (по местному календарю) по юго-западной дороге к Иемиону приблизился караван из десяти всадников и еще пятнадцати вьючных лошадей. Как было видно, путешественники давно скитались по пустыне, потому что их одежды выцвели и выгорели от жаркого солнца. Их южные наряды поистрепались и поистерлись, как случается у тех, кто много месяцев проводит под открытым небом. Лицо каждого закрывала от пыли и песка ткань чалмы, что была у каждого на голове. Передовой всадник сошел с лошади первым, приблизился к третьему из следовавших за ним и помог тому слезть на землю. Они вместе открыли лица. Первый, мужчина старше сорока лет, с сединой в коротких бороде и усах, со смуглым лицом, изрезанным глубокими морщинами, почтительно обратился ко второму, молодому человеку примерно двадцати пяти лет, с живыми карими глазами:
- Как Вы, месаиб?
- Спасибо, Асуф, хвала богам и благодаря твоему искусству следопыта и проводника я до сих пор цел и невредим! Конечно, этот переход не назовешь легкой прогулкой, но я смог бы пройти еще половину такой же дороги!
- Благодарю, месаиб, но нам всем - людям и животным - нужен отдых! И славный Иемион может его предоставить, если мы будем относиться уважительно к его жителям и к его правителю. Месаиб, прикажите людям становиться здесь, а нам с Вами надлежит нанести визит местному утану. Его дворец в трех минутах ходьбы отсюда!
- Да, конечно, Асуф! Что бы я делал без твоей мудрости!
Поскольку окраины города были буквально в двух шагах от места стоянки, вскоре любопытствующие подошли к путешественникам, стали разговаривать с ними. Появились мальчишки-разносчики, торговавшие на улицах всякой всячиной со своих лотков. Как всякий город в сердце пустыни, Иемион живо интересовался всеми прибывшими, и здесь, безусловно, соблюдался негласный закон гостеприимства - каждый нуждающийся путник и его скакун получали воду и кров, если желали. Разумеется, прибытие каравана - это повод для начала торгового обмена. Увы, как не старались иемионские купцы разузнать о целях визита гостей, у них ничего не вышло. Караван не вез никаких товаров, и кроме закупки небольшого количества провианта, торг дальше не пошел. Купцы удивлялись, теряясь в догадках. Но они предоставили все времени, потому что знали, что проводник и начальствующий человек направились к утану, а во дворце ничто интересное нельзя было бы удерживать долго, как воду в решете…
… Капитан дворцовой стражи встретил путников в воротах и знаком повелел им остановиться:
- Кто вы и зачем пожаловали?
- Я Асуф из Тибина, следопыт и проводник караванов, ваш господин меня хорошо знает вот уже больше двадцати лет!
- А кто с тобой?
- Это верный слуга утана Месдарского, Ишига Второго, сын ийзира Ахтема, мой господин Милиик! Он имеет письмо к вашему утану, а так же личное поручение от утана Месдарского!
- О, господин! - поклонился капитан молодому страннику. - У меня приказ немедленно сопроводить Вас в покои нашего утана. Он давно Вас ждет! Вашему слуге придется подождать в саду!
- Нет, капитан, Асуф пойдет со мной или мы оба так тут и останемся! - возразил сын ийзира. - Он - свободный человек, за время странствий мы стали дружны, так что я доверяю ему, как самому себе. Кроме того, он мудрый человек и опытный караванщик, его присутствие при моем разговоре с вашим утаном весьма необходимо!
- Что ж, если Вы поручились за этого человека, не вижу оснований держать вас здесь дольше. Прошу следовать за мной!
Утан принял путешественником в малом зале, у которого вместо одной из стен была колоннада. За ней открывался вид на часть придворного сада. Утан знаком пригласил гостей присесть на полукруглую скамью возле небольшого фонтана в виде чаши. Милиик передал ему письмо своего правителя. Утан быстро пробежал его глазами, отдал слуге, стоявшему рядом, а когда тот удалился, повел речь о дальнейшем пути своих собеседников. Милиик сказал, что теперь им надлежит отправиться через оазис Урам в поселение Хабад.
- Очевидно, ваш путь будет лежать вдоль западного берега нашего озера, а там - по караванной тропе, уклоняющейся к востоку! - заботливо заметил утан.
- Вы правы, повелитель, нам нужно оказаться в Хабаде в конце концов! - сказал Милиик.
- О да, мехалле-саиб! - добавил Асуф. - Нам бы хотелось сократить путь по восточному берегу, но я точно знаю, что там солончаки, под коркой которых скрывается топкая грязь. Такая дорога была бы слишком опасна!
- Вижу, что ты всё так же мудр, следопыт! - улыбнулся правитель.
- Благодарю, мехалле-саиб!
- У меня особый интерес к здешним местам, господин! - сказал Милиик. - Везде можно сыскать что-то достойное внимания! У Вас в городе, как говорят, есть необыкновенные руины. Они из черного камня.
- А, слава о наших достопримечательностях дошла и до побережья! Ну что же, это действительно очень древние сооружения, точное время создания которых неизвестно. Они находятся к северо-западу от города - это два монолита и пирамида, наполовину ушедшая в землю. Как говорили, в одном из монолитов обнаружилась трещина, через которую любопытствующим удалось проникнуть внутрь подземных ходов. Оказалось, что эти сооружения служат для собирания пресных испарений, которые перетекают в три колодца, питающих наш город!
